Сэм удивляло, что котята стали неотъемлемой частью ее жиз­ни всего за несколько дней. По утрам они прыгали на ее кровать, требуя любви и завтрака, а когда Сэм возвращалась с работы, ко­тята радовались, начинали тереться о ее лодыжки и громко мяу­кать. Табита больше всего любила сидеть на подоконнике, следить за прохожими и во все огромные удивленные глаза смотреть на двух малиновок, живших на буке напротив окна. А Спайк лю­била находиться там, где она могла нанести больше всего вреда. Ни одна штора не избежала ее острых когтей. Спайк ничего не стоило прыгнуть на кофейный столик, сунуть любопытную лапу в еду Сэм и попробовать ее на вкус.

– Прекрати! – кричала Сэм, отчего Табита в ужасе забивалась под диван. Тем временем Спайк весело вылизывала лапу, словно это не имело к ней ни малейшего отношения и у нее было полное право сидеть на столе.

Сэм собиралась на первый урок йоги, когда раздался телефон­ный звонок. Это была Хоуп.

– Ох, сейчас не могу говорить, – извинилась Сэм. – Опазды­ваю на курсы йоги, а эта чертова Спайк порвала мои леггинсы!

К ее удивлению, Хоуп рассмеялась.

– Извини, но это ирония судьбы, – сказала она куда веселее, чем прежде. – Я ругаю Милли за то, что она портит мои вещи, а у тебя то же самое делает Спайк!

– Им следовало бы жить вместе, – заметила Сэм. – Можно позвонить тебе позже?

– Конечно.

– Ну как прошел урок? – спросила Хоуп, когда Сэм перезво­нила ей вечером.

– Чудесно! – Сэм навзничь лежала на диване, ощущая полное спокойствие и безмятежность, как после бокала вина, но только без всякого опьянения. – Просто невероятно… Хоуп, ты тоже должна попробовать. Это пойдет тебе на пользу. Сегодня, напри­мер, нас учили правильно дышать.

– Как во время родов? – спросила Хоуп.

– Понятия не имею. Но мне приходилось принимать такие странные позы, как будто я действительно рожала. Так что, может быть, ты и права. Ладно, неважно… Как твои дела?

– Наверно, нормально, – задумчиво сказала сестра. – Я пока не принимала никаких жизненно важных решений. Может быть, потому, что все советуют мне «сидеть тихо». Хотела бы я знать, что это значит.

– Люди дают такие советы, когда не знают, что сказать, – рассудительно ответила Сэм. – Никто не хочет высказывать свое мнение, потому что прошло только две недели и есть надежда, что все утрясется.

– Две недели и пять дней, – поправила ее Хоуп.

– Не имеет значения. Все боятся торопить тебя. Допустим, они посоветуют тебе разойтись с Мэттом, а вы возьмете и поми­ритесь. Тогда они до конца жизни не смогут смотреть тебе в гла­за. Если же они скажут, чтобы ты отдалась на милость Мэтта, а ты этого не сделаешь, они почувствуют себя полными идиотами, по­тому что неправильно оценили ситуацию.

– А что мне посоветуешь ты?

Сэм помолчала. Сразу после отъезда Мэтта она прекрасно знала, что следует делать сестре. Но ее представление о том, как бу­дет реагировать Хоуп на уход мужа, оказалось ошибочным. Она считала, что Хоуп будет беспомощно рыдать и всеми силами пы­таться вернуть мужа. Однако все вышло не так. Хоуп расправила плечи и приняла на себя всю тяжесть жизни. Во время уик-энда, проведенного в Редлайоне, Сэм удивилась тому, как легко Хоуп справляется с невзгодами. Может быть, сестра считала, что они разъехались лишь на время? Но что будет, если Мэтт подаст на развод?

– Хоуп, я не знаю, что тебе посоветовать, – наконец просто­душно призналась она. – Я плохо разбираюсь в таких вещах. А чего хочешь ты сама?

– Ты знаешь, чего я хочу. Хочу, чтобы Мэтт вернулся домой. Но он даже не разговаривает со мной по телефону. Только просит позвать детей, и все.

Сэм решила, что это плохой признак.

– Думаю, вы с ним должны о чем-то договориться, – сказала она.

– Знаю, – вздохнула Хоуп. – Но он не позволит мне ничего объяснить. Он выслушал меня только раз – в тот вечер, когда ушел, – но это было очень бессвязное и сбивчивое объяснение. Я была бы рада сказать ему, что была не права, что обожаю его, что это была глупая ошибка и ничего больше. Если бы я подума­ла, то никогда бы не посмотрела на Кристи. Но, увы, – с горечью прибавила Хоуп, – я никогда не умела мыслить здраво.

– Может быть, мне поговорить с Мэттом? – осторожно пред­ложила Сэм.

– Нет, – твердо ответила Хоуп. – Я хочу, чтобы он вернулся по собственному желанию, а не потому, что кто-то заставил его сделать это. Может быть, это и значит «сидеть тихо»? Люди иног­да говорят поразительные глупости.

Сэм попыталась развеселить сестру:

– Подожди еще месяц. Я знаю, что именно станут тебе гово­рить. Они забудут про совет «сидеть тихо», начнут приглашать тебя на обеды и знакомить с одинокими мужчинами. Погоди, увидишь!

– Надеюсь, этого не случится. Я сыта мужчинами по горло! – сердито сказала Хоуп.

– Откуда ты знаешь? Может быть, тебе кто-нибудь понравится.

– Я уже пробовала, – сухо ответила Хоуп. – А чем это кончи­лось? Ладно, хватит о грустном. Как твои дела?

– Не так уж плохо, – вздохнула Сэм. – Я пытаюсь понять, какого черта мужчины, которые мне нравятся, отказываются де­лать первый шаг, а те, на кого я не стала бы смотреть даже в том случае, если бы они были последними мужчинами на Земле, счи­тают, что я – благословение господне. – Последняя фраза отно­силась к Стиву, который на протяжении двух последних дней то и дело глупо улыбался ей. С другой стороны, Морган явно решил поддерживать с ней сугубо платонические отношения.

– Наверное, это связано с антимагнетизмом, – предположи­ла Хоуп.

– С анти – чем?

– С антимагнетизмом. Некоторые женщины обладают таким магнетизмом, что мужчины слетаются к ним, как мухи на мед. А некоторые его лишены. Мы с тобой явно из второй категории.

– Очень утешительная мысль, – пробормотала Сэм.

– Ничего страшного. Хотя, конечно, мы можем свихнуться, стать чудаковатыми и перестанем бояться, что кто-то посреди ночи снова стащит с нас одеяло, – сказала Хоуп.

– У меня никогда не было такой проблемы, – напомнила Сэм. – Чем ты занимаешься?

Хоуп задумалась. Сказать правду? Нет, невозможно.

– Да так… Присматриваю за детьми, чищу курятник… Мэри-Кейт придумала мне работу: попытаться воссоздать в Редлайоне экскурсионное бюро.

– Стало быть, дел по горло? – спросила Сэм.

– Да, – вздохнула Хоуп.

Положив трубку, Хоуп поднялась по лестнице, проверила, спят ли дети, потом снова спустилась и заварила ромашку. Мэри-Кейт, которая была убежденной сторонницей антидепрессантов, хотела, чтобы ее осмотрел доктор Маккевитт. Но Хоуп, знавшая, что беременным принимать такие лекарства нельзя, сказала, что будет пить на ночь настой ромашки, чтобы лучше спать.

Да, теперь она уже не сомневалась, что беременна. Первые по­дозрения возникли после того, как Хоуп, убираясь в ванной, на­шла пакет с тампонами, которыми она не пользовалась уже два месяца. Только паника, владевшая ею последние недели, поме­шала ей заметить неизбежные признаки беременности: тошноту и странный металлический вкус во рту. То же самое она испыты­вала, когда была беременна Милли и Тоби.

По иронии судьбы, Хоуп забеременела в ту самую роковую ночь в Кинсэйле – в ночь, когда ее мучила совесть из-за флирта с Кристи.

Хоуп была в шоке, но одно знала наверняка: она хочет этого нового малыша и не желает думать о том, как трудно будет рас­тить его без отца. Мысль о том, что ее семейная жизнь, может быть, закончилась навсегда, причиняла Хоуп непереносимую боль, но впадать в отчаяние было нельзя. Она должна была заботиться о детях. Из-за собственной глупости она уже оставила их без отца. Теперь нужно было перестать жалеть себя и начать думать о ма­лышах. Всех троих.

– Хоуп, мне необходимо повидаться с детьми. Я прилечу в Ирландию на уик-энд и остановлюсь в Килларни.

Голос Мэтта был чужим, холодным, и ей пришлось закусить губу, чтобы не разрыдаться.

– Хорошо, – храбро сказала Хоуп.

Когда зазвонил телефон, она переодевала Милли на ночь и была готова передать трубку дочери, но тут Мэтт сказал, что хо­чет поговорить с ней.

– Да? – радостно воскликнула она в безумной надежде, что те­перь все будет хорошо. Но этой надежде не суждено было сбыться.

– Я позвоню тебе, когда закажу номер в гостинице, и ты при­везешь туда детей утром в субботу. Думаю, ты не станешь возра­жать, если они проведут ночь у меня. А у тебя появится возмож­ность развлечься, – с горечью добавил он. Видимо, Мэтт считал, что она все еще встречается с Кристи.

– Хорошо, я оставлю детей, – сказала Хоуп. – Но мы должны обсудить, что им говорить. Конечно, дети еще маленькие, но они чувствуют, что что-то не так, а я не знаю, что им сказать.

– Может быть, сказать, что ты нашла им нового папу? – желчно спросил Мэтт.

Хоуп снова закусила губу. Такой стресс мог повредить младенцу.

– Это не поможет, – пытаясь сохранить спокойствие, ответи­ла она. – Наверно, мне следует обратиться к своему адвокату, чтобы тот подготовил договор о твоих встречах с детьми.

Мэтт был ошеломлен.

– У тебя есть адвокат?

– Если ты не можешь разговаривать со мной по-человечески, то он мне понадобится! – выпалила Хоуп. – Позвонишь, когда закажешь номер! – Она бросила трубку и заплакала.

– Я не поговорила с папой! – заныла Милли. – Ты плачешь из-за него?

– Нет, – сквозь слезы ответила Хоуп. – Ваш папа – самый лучший папа на свете. Он никогда не обидит маму.

Тоби тоже разревелся. Дети прижались к матери, все трое за­лились слезами.

– Хочу папу! – плакала Милли.

– Хочу пи-пи! – плакал Тоби.

– Хочу, чтобы все стало по-прежнему! – плакала Хоуп. Когда Мэтт позвонил в следующий раз, он был любезен так, словно впервые говорил с новым клиентом.

– Как поживаешь? – церемонно спросил он.

– Прекрасно, – пришлось ответить Хоуп, которая чувствова­ла себя героиней одного из романов Джейн Остин, присутствую­щей на балу в дворянском собрании.

Они договорились о том, что Хоуп привезет детей в одиннад­цать. Мэтт должен был остановиться в отеле «Европа» на проти­воположной стороне Килларни – уютной семейной гостинице с огромным внутренним бассейном и конюшней, где держали чу­десных золотистых пони для развлечения детей.

– Надеюсь, ты привезешь одежду на все случаи жизни? – спросил он, на мгновение став прежним Мэттом, который ни­когда не отличал старого комбинезона для игр от выходных брюк, не предназначенных для копания в грязи.

– Конечно, – покорно сказала Хоуп. Мэтт не был виноват в случившемся. Ну, разве что чуть-чуть.

В субботу дети сходили с ума от возбуждения. Всю дорогу до отеля «Европа» Милли твердила: – «Папа! Папа! Папа!» Напряже­ние, владевшее Хоуп, усиливалось с каждой секундой. Появилась возможность все наладить. Может быть, и Мэтт чувствует то же самое. Может быть, Мэтт ждет, что Хоуп попросит прощения и он сможет вернуться домой, чтобы зажить по-прежнему?..

Сидя в машине, Хоуп мысленно репетировала свою речь.

– Мэтт, прости меня. Ничего не было. Я сама во всем виновата. Я не должна была соглашаться на его предложение подвезти ме­ня до дома. Я прекрасно понимаю, почему ты мне не поверил…

Однако именно в этом и заключалась трудность: она знала, по­чему Мэтт вышел из себя, но не могла смириться с тем, что их любовь оказалась слишком хрупкой. Будь по-иному, Мэтт не по­верил бы так легко в ее измену. Но старые привычки взяли свое: он даже не дал ей возможности оправдаться. Нет, она больше не поползет к нему на коленях, умоляя о прощении. Это время про­шло. Если они снова будут вместе, то лишь потому, что оба захо­тят этого и оба скажут, что жалеют о случившемся. Правила игры следовало изменить.

Мэтт ждал их у отеля. Он стоял, поставив длинную ногу на жердь ограждения паддока для пони. На нем были джинсы и бе­лая майка, отчего его волосы казались темнее обычного. При ви­де его у Хоуп замерло сердце.

– Папа! – хором завопили дети, и Хоуп заставила себя улыб­нуться.

Она остановила машину и вышла, продолжая застенчиво улыбаться. Но Мэтт даже не посмотрел на нее. Он рывком открыл дверь, наклонился и обнял детей. Начались возня, писк и доволь­ное хихиканье. Хоуп пришлось отойти в сторону. Когда детей и багаж извлекли наружу, она немного подождала, отчаянно же­лая, чтобы Мэтт сделал первый шаг. Ей было бы достаточно слов: «Пойдем, выпьем кофе», и все встало бы на свои места. Она об­няла бы его и сказала: «Да!»

– Во сколько тебя ждать завтра?

Прошло какое-то время, прежде чем Хоуп очнулась от грез об их радостном воссоединении и вернулась к суровой действитель­ности.

– В пять? – прошептала она. Мэтт кивнул и вежливо сказал:

– Тогда до завтра. – Потом он посадил Тоби на плечи, под­хватил сумку, взял Милли за руку и пошел к отелю.

Опустошенная и раздавленная, Хоуп села в машину и поехала домой. До сегодняшнего дни у нее еще была надежда. Теперь ее не осталось. Разве можно было сказать Мэтту о ребенке? В лучшем случае он подумал бы, что это ловушка. В худшем – что это ребе­нок Кристи.