В этот же день, после обеда, в приемной хирурга медицинского центра Данмора Лиззи Шанахан просматривала стопку бумаг в поисках направления к специалисту. Перед ее столом стояла миссис Пендер, выглядевшая лишь чуть менее испуганной, чем вчера, когда она и мистер Пендер вышли из кабинета хирурга, где им тактично сообщили ошеломляющую новость, состоявшую в том, что мистеру Пендеру по результатам его анализа крови требуется консультация специалиста на предмет наличия рака предстательной железы.

Наконец Лиззи нашла направление. Она тепло улыбнулась миссис Пендер, стараясь выглядеть совершенно спокойной. Лиззи точно знала, что написано в направлении, поскольку сама печатала его, и, кроме того, медсестры, работавшие с врачами, знали почти столько же секретов, сколько и сами врачи. А вот пациентам было лучше ничего не знать.

Тем более что эта пациентка была очень встревожена и неестественно бледна.

– После того, как я это услышала, я ни минуты не спала, – слабым голосом промолвила миссис Пендер. – Как вы считаете, его дела очень плохи, если его так срочно направляют к специалисту?

Лиззи, которая сама звонила в кабинет онколога и просила срочно принять пациента, поскольку результаты анализа крови мистера Пендера показали наличие рака предстательной железы, почувствовала бесконечную жалость к этой женщине, но сделала вид, что ее удивил ее вопрос.

– Ну что вы, не стоит беспокоиться раньше времени, миссис Пендер, – сказала Лиззи, решив, что бедная женщина успеет наслушаться завтра плохих новостей от онколога и впереди у нее еще много бессонных ночей.

Лиззи хорошо знала, что такое бессонница. И еще она знала, что женщины в сто раз больше беспокоятся о здоровье своих мужей, чем о своем собственном. Правда, для Лиззи такой проблемы уже не существовало.

– Да, может, вы и правы, – сказала миссис Пендер, выходя из приемной с направлением.

Лиззи оглядела приемную. Часы показывали без четверти пять, а приема ожидали еще двое пациентов. Пожилой джентльмен, почувствовавший себя неуютно, когда ему сказали, что принимает женщина, доктор Морган. И болезненного вида молодая женщина с маленьким краснолицым ребенком, которого она держала на коленях. Ребенок плакал, не унимаясь, иногда его плач переходил в душераздирающие вопли. Женщина с виноватым видом посмотрела на Лиззи, и Лиззи, прекрасно понимавшая, какую боль испытывают малыши, когда у них режутся зубки, с сочувствующим видом покачала головой.

Было без десяти минут пять, когда доктор Морган распахнула дверь кабинета и пригласила пожилого джентльмена. Рабочий день Лиззи заканчивался в пять часов, и Клэр Морган, самая тактичная из всех врачей, с которыми Лиззи приходилось работать, сказала:

– Лиззи, заприте дверь, когда уйдете. Когда мы закончим, я сама выпущу пациентов.

Лиззи благодарно улыбнулась ей и начала собираться, оставив на столе список вечерних пациентов для доктора Джонса, который должен был прийти в семь и провести двухчасовой прием. Вечером в приемной не было медсестры, и хотя Лиззи располагала временем и за дополнительную плату могла бы работать вечерами, сама она никогда не предлагала своих услуг. Доктор Морган, которая после развода стала еще более доброжелательной, очень бы удивилась, обнаружив, что Лиззи все свое время проводит на работе. Доктор Морган, оставшаяся после развода со взрослыми детьми, была твердо убеждена в том, что одинокие женщины должны заново устраивать свою жизнь. Лиззи делала вид, что соглашается с ней, думая при этом, что Клэр Морган, наверное, не смотрит в субботние вечера телевизор и не обводит кружком в программе телепередачи, которые ее интересуют.

Лиззи заперла дверь приемной и через двадцать минут уже расхаживала по супермаркету на Корк-роуд, держа в руке корзину и размышляя, что бы купить на ужин. Чтобы подбодрить себя, Лиззи стала думать, что жить одной не так уж плохо, были в этом и определенные преимущества. Например, можно есть то, что хочешь. Вот, скажем, Майлс терпеть не мог консервы из тунца, а Лиззи была готова есть их хоть каждый вечер. Он любил обстоятельно поужинать, а не перехватить что-нибудь вроде фасоли с тостами. А теперь Лиззи могла, если хотела, есть и консервы из тунца, и тосты с фасолью. Обогнув прилавок с замороженной пиццей, Лиззи столкнулась с Джозефиной, которая жила по соседству. Джозефина, которая, можно сказать, была профессиональной сплетницей, катила перед собой загруженную продуктами тележку, будто демонстрируя всему миру, что ей нужно кормить мужа и четверых взрослых сыновей. Огромная семья потребляла много мяса и хлеба, и если бы тележка могла говорить, она бы пожаловалась, как ей тяжело.

– Привет, Лиззи, – поздоровалась Джозефина. – Очень рада тебя видеть.

Лиззи сразу решила для себя, что не станет задерживаться с Джозефиной. Ее небольшая корзинка явно свидетельствовала о том, что она по-прежнему одинока, а большая бутылка вина, которую Лиззи взяла из-за скидки, могла навести Джозефину на мысль, что при отсутствии всякой личной жизни она начала злоупотреблять спиртным.

– Я тоже рада тебя видеть, – ответила Лиззи, продолжая двигаться вдоль прилавка. – Но, извини, я спешу. Ко мне должны прийти, и я уже опаздываю. – Лиззи радушно улыбнулась, старательно изображая занятость, при которой нет времени на болтовню.

Краешком глаза Лиззи заметила, что к Джозефине подошел ее словоохотливый муж. Слава Богу, что ей удалось смыться.

Лиззи быстро завернула за другой прилавок, догадываясь, что сейчас Джозефина говорит мужу: «Бедняжка Лиззи, а ведь она такая хорошенькая».

Лиззи знала, что ее называют «хорошенькой». Однако люди вкладывали в это слово определенный смысл: «Молодец, что не обезумела от горя и не подсела на наркотики после того, как Майлс бросил ее». Природная интуиция подсказывала Лиззи, о чем в действительности думают люди, и ей не нравились их мысли. Она знала, что друзья и знакомые с тревогой ожидали, что она покатится по наклонной, когда пять лет назад они с Майлсом расстались. Но Лиззи доказала всем, что они ошибались. Она не стала прятать голову в песок и говорить людям, будто они с Майлсом «решили пожить отдельно», как это делала одна соседка, которая упрямо настаивала на том, что ее муж-дантист просто нашел работу далеко от дома, хотя все вокруг, в том числе и ее адвокат, прекрасно знали, что он живет с красивой женщиной, тоже дантистом.

Лиззи не любила врать. Когда Майлс ушел от нее, она всем говорила правду. Ну, скажем, почти всю правду. «Мы разводимся. Боюсь, между нами все кончено». Умалчивала Лиззи только о том, как ее шокировало это событие, какой опустошенной и униженной она почувствовала себя, когда их брак внезапно распался.

Как ни странно, но это, похоже, никого не удивило. Ни друзей, ни родных. Как будто все они даже ожидали этого. Не ожидала только Лиззи.

– Я всегда знала, что у вас что-то не так, – сказала ее старшая сестра Гвен, пытаясь успокоить Лиззи. – Так что, может, оно и к лучшему.

Лиззи, обычно за словом в карман не лезшая, не нашлась что ответить сестре. Гвен всегда была защитницей браков, она считала одиноких женщин несчастными, заслуживающими жалости. Так неужели отсутствие гармонии в браке Майлса и Лиззи было столь очевидным, что даже Гвен посчитала, что им лучше расстаться?

К несчастью, после ухода Майлса у Лиззи было очень много времени, чтобы подумать об этом.

Когда их младшему ребенку, Дебре, исполнилось восемнадцать, она уехала в Дублин, и это послужило первым толчком к распаду их брака. До этого казалось, что в семействе Шанахан все хорошо. Хороший дом, стоявший на одной из старых улиц Данмора, – из красного кирпича, с четырьмя спальнями, столовой, которой, честно говоря, семья пользовалась все меньше и меньше, и небольшим садом, где Лиззи проводила много времени. У нее были работа, друзья, ее сад, а Майлс работал в плановом отделе муниципалитета и проводил время с приятелями в сквош-клубе.

Их жизнь не была слишком радостной, но Лиззи убеждала себя, что все изменится, когда дети станут жить самостоятельно.

Они с Майлсом слишком рано завели детей. Да, очень рано. Лиззи иногда со смехом вспоминала, что во время свадьбы ее беременность была уже очевидна. Однако были в этом и свои преимущества. Джо шел двадцать второй год, он учился в художественном колледже в Лондоне, Дебра ступала на медицинскую стезю в Дублине. Лиззи и Майлс остались одни. А Лиззи уже и не помнила, какой может быть жизнь без детей.

Казалось, в доме должна была бы воцариться атмосфера опустевшего гнездышка. Но ничего подобного не произошло. Лиззи не оглядывала растерянным взглядом пустые места за круглым столом. Она обожала своих детей, действительно обожала, но они, покидая дом, даже не поблагодарили ее за то, что она превратилась в усталую, стареющую женщину, воспитывая их. И вот Лиззи и Майлс Шанахан остались одни, теперь они могли жить полноценной жизнью, жизнью для себя.

Охваченная новыми идеями, Лиззи подумала, что теперь, наверное, они смогут построить оранжерею в саду или провести вместе чудесный отпуск, о котором всегда мечтали, но не могли позволить себе, поскольку почти все деньги уходили на детей. А может быть, даже съездить на сафари. Лиззи представила себе джип, мчащийся по саванне, как это изображали в рекламных проспектах.

Да и собой не мешало бы заняться. Конечно же, Лиззи не превратилась в неряху. Когда в ее светло-каштановых вьющихся волосах появлялась седина, она тут же бежала в парикмахерскую. И Майлсу, похоже, нравилось, что она следит за собой.

Лиззи с удовлетворением думала, что Майлс тоже не позволяет себе стариться раньше времени. Ведь им обоим исполнилось только по сорок четыре. Некоторые в их возрасте только женились и заводили детей, а у них все это было уже позади.

В один из дней Лиззи принесла домой рекламные проспекты оранжерей, ну и ради развлечения прихватила еще проспекты, рекламировавшие сафари.

Вечером Майлс, сидя в своем кресле перед камином, молча разглядывал проспекты, которые Лиззи нарочно положила на кофейный столик. А затем совершенно спокойно Майлс сообщил, что хочет развестись с ней. Ему очень жаль, но разве она не понимает, что так будет лучше?

Лиззи, уже успевшая заглянуть в ежедневник мужа, чтобы узнать, смог ли бы он взять отпуск в лучший для поездки на сафари сезон, буквально оцепенела, стоя у каминной полки.

– Я думаю, ты согласишься со мной, – так же спокойно продолжал Майлс. – У нас давно уже у каждого своя жизнь. Мы жили вместе только ради детей, но теперь, когда они разъехались… – Он замолчал, не закончив фразы.

По мере того как до Лиззи доходил смысл его слов, ее все больше охватывал ужас.

– Лиззи, мы слишком рано поженились, – снова заговорил Майлс. – У нас не было времени подумать о будущем или о том, действительно ли мы подходим друг другу. Ведь если бы ты не забеременела, мы бы не поженились, не так ли?

Лиззи уставилась на мужа. Поразивший ее шок заставил вспомнить тот, другой шок – от осознания того, что она беременна. Она стояла в туалете ресторана, в котором работала, и с надеждой думала, что в результаты теста вкралась ошибка. Ведь она спала только с Майлсом, а другие девушки часто меняли партнеров, так почему же залетела именно она? Господи, что же теперь будет? Ее родители были хорошими и добрыми людьми, но они строго придерживались старых моральных правил. Их любимая дочь забеременела… не будучи замужем. Это станет для них трагедией.

Лиззи никогда не забывала того облегчения, которое она испытала, когда Майлс, с трудом сглотнув слюну, сказал, что они поженятся и он на свою зарплату муниципального служащего сможет содержать ее и ребенка.

И вот теперь Майлс снова говорил с ней так же решительно, пытаясь убедить силой своих доводов.

– Лиззи, пойми, я вовсе не жалею, что мы поженились. В то время это был единственный выход. Мы поженились и жили вместе, но оба понимали, что это не совсем то, чего нам хотелось. Разве ты никогда не мечтала о лучшей жизни?

Нет, Лиззи никогда не мечтала о лучшей жизни. Честно говоря, ее не охватил радостный трепет, когда Майлс заявил о предстоящей свадьбе и поцеловал ее, но разве не радовались от души их свадьбе родители? Вот и получается, что брак – это одно дело, а любовь и страсть – совсем другое, предназначенное для «мыльных опер», а не для реальной жизни.

– Мы еще достаточно молоды, чтобы наслаждаться жизнью, – сказал Майлс, отчаянно стараясь, чтобы жена поняла его. – И сможем возместить потерянное время.

– Как ее зовут? – требовательным тоном спросила Лиззи, у которой неожиданно прорезался голос. – Кто она такая?

– Лиззи… – Во взгляде Майлса была жалость. – Да нет у меня никого. Данмор слишком маленький городок, в нем невозможно ничего утаить. Я просто хочу уйти, пока совсем не состарился, пока не потерял уверенности в себе.

И вот эти слова оказались самыми болезненными. Значит, у него никого нет. Нет женщины, которая заставила бы Майлса уйти от жены. Значит, во всем виновата она, Лиззи, да еще то, что они слишком рано поженились.

В течение нескольких месяцев после ухода мужа Лиззи постоянно спрашивала себя: как же она, считавшая себя реалисткой, не осознала того, что было очевидно всем, – в браке должна присутствовать особая магия, которой их браку как раз и не хватало?

Она неоднократно повторяла про себя слова Майлса: «Ты этого хочешь, Лиззи? Чтобы мы сосуществовали вместе ради приличия и детей? Чтобы никогда не смогли жить полноценной жизнью, не найдя в себе мужества расстаться?»

Дебру ошеломило известие о разводе родителей, она приехала домой из медицинского колледжа, не в силах сдержать слезы и дрожь.

– Как вы могли так поступить с нами? – набросилась она на мать. – Как вы могли?

И Лиззи, которая очень бы хотела, чтобы Майлс остался, но не могла удерживать мужа против его воли, стала объяснять дочери, что супружеские пары иногда расходятся, и не лучше ли признать это, чем жить во лжи?

– Жизнь продолжается, – пояснила Лиззи со спокойствием, которого вовсе не ощущала. – Это по-прежнему твой дом, только отец больше не будет жить здесь. А его новый дом будет для тебя вторым домом. – Лиззи и сама не понимала, как ей удавалось говорить с дочерью тоном, подразумевающим, что все будет хорошо, однако у нее это получилось. Рыдания Дебры постепенно стихли, как бывало в детстве, когда кто-то обижал маленькую Дебру и только Лиззи могла успокоить ее. «Что ж, мать всегда остается матерью», – думала Лиззи, гладя дочь по голове.

Джо отреагировал совсем иначе. Ему шел двадцать второй год, он счастливо жил в Лондоне, а когда приехал на несколько дней домой и Лиззи поведала ему о случившемся, Джо на некоторое время лишился дара речи, что, вероятно, произошло с ним впервые в жизни.

– Ох, мама, – сочувственно промолвил он, когда пришел в себя, – даже когда я был моложе, я понимал, что вы с отцом живете вместе только ради меня и Дебры. Думаю, вы поступили правильно.

Лиззи пристально смотрела на сына. Он так был похож на своего отца: худощавый, непослушные вихры, которые надо было все время расчесывать, и те же ласковые карие глаза.

Лиззи никому не говорила о том, что сказал ей Джо. Но слова сына придали ей новые силы.

– Люди меняются, а жизнь продолжается, – обычно отвечала она, когда кто-то пытался выразить ей сочувствие.

– Мы с Майлсом жили хорошо, но ты же знаешь, что мы поженились слишком молодыми и в силу определенных обстоятельств, – сказала Лиззи своей сестре Гвен. – Что мы тогда могли знать о любви? И вообще, надо издать закон, запрещающий людям жениться раньше тридцати лет!

– Нам следовало разойтись еще несколько лет назад. – Эти слова Лиззи сказала доктору Морган. Она тщательно скрывала ото всех, что глубоко несчастна.

Майлс перенес расставание значительно легче. Он переехал из Данмора в город, и, похоже, у него действительно никого не было, хотя поначалу никто в это не верил.

– Должна быть другая женщина, – говорили люди, подозревая всех одиноких женщин, посещавших вместе с Майлсом Шанаханом сквош-клуб.

Но женщины из клуба, если им задавали вопросы, отвечали практически одинаково:

– Он никогда не был общительным человеком, всегда держался особняком.

Время шло, и когда стало ясно, что Майлс действительно счастлив, хотя и одинок, всякие сплетни в Данморе прекратились.

Майлс и Лиззи стали как бы символом современного мира: они нашли в себе мужество сделать свой выбор, и теперь каждый из них жил своей жизнью.

Майлс увлекся парусным спортом, стал членом экипажа большой яхты, принимавшей участие в соревнованиях. Кто бы мог подумать? Неприметный Майлс Шанахан храбро пересекает Атлантику и возвращается домой полным энергии, с загорелым и обветренным лицом, помолодевший лет на десять.

Не было необходимости рассказывать об этом Лиззи, она и так все прекрасно знала. Она, Майлс и дети по-прежнему вместе ужинали на Рождество в Данморе. Они вчетвером шли в ресторан отеля, и в первый год люди с удивлением смотрели на семью, с улыбками, как будто ничего и не случилось, поглощающую праздничную индейку. Люди называли это цивилизованными отношениями, однако, восхищаясь ими, никто в Данморе и понятия не имел, чего им это стоило.

Когда Лиззи открыла дверь, ее встретила тишина, напоминавшая могильную. «Ищи в этом свои преимущества, – решительно приказала себе Лиззи. – Тишина в доме означает, что ты не спугнула шайку наркоманов-грабителей, которые залезли в твой дом в поисках денег».

Заметив, что лампочка автоответчика мигает, Лиззи почувствовала, как дрогнуло сердце. Возможно, это звонила Дебра. Бывало, что она не звонила пару дней, но еще никогда не случалось, чтобы Дебра не звонила целую неделю.

Даже не сняв пальто, Лиззи нажала кнопку и улыбнулась при звуке голоса дочери, заполнившего комнату.

– Привет, мама. Ох, ты не поверишь, просто не поверишь! Сестра Барри невыносима. Ей не нравится фасон платья, который я выбрала для подружки невесты. Покрой «колокол» идет всем, и я не понимаю, в чем здесь проблема. С ней трудно общаться. Говорит, что сама купит платье. Так бы и врезала ей. Можно, я приеду и поговорю с тобой?

Милая Дебра.

По иронии судьбы, Дебра, которая не была беременна и принадлежала к поколению, которое запросто могло рожать детей, не выходя при этом замуж и даже не знакомя отца детей с членами своей семьи, решила выйти замуж за свою первую любовь. Именно слова «первая любовь» и пугали Лиззи.

И она, и Майлс по отдельности тактично посоветовали Дебре, что, возможно, будет лучше сначала пожить пару лет с Барри. Ведь то, что они вместе учились в школе и в течение пяти лет вместе проводили праздники, еще не означало, что из них получится хорошая супружеская пара.

Но Дебра и слышать об этом не хотела.

– Сегодня замужество в моде, – объяснила она матери, как будто говорила с очень старым и недалеким человеком. – Обязательства очень важны, но, боюсь, старшее поколение этого не понимает. Мы с Барри дали друг другу слово, и это имеет большое значение. И еще мы хотим, чтобы на нашей свадьбе выпустили голубей, поскольку они символизируют мир. И то, мамочка, что ты разочаровалась в браке, – с издевкой в голосе добавила Дебра, – еще не основание, чтобы отговаривать меня от замужества.

Лиззи, хотя и была обижена словами Дебры, оставила все свои возражения и стала помогать дочери готовиться к свадьбе.

– Ишь ты, обязательства, – угрюмо буркнул Майлс, когда Лиззи позвонила ему. – Я бы хотел напомнить ей, что у нее были определенные обязательства перед больницей, в которой она начинала работать. – Дебра перешла на работу в офис фирмы, занимавшейся заменой стекол, и снимала квартиру с подругами.

– Не надо говорить ей об этом, – попросила Лиззи. – Она расстроится.

Но они оба понимали, что Майлс не станет говорить дочери ничего подобного, ведь она всегда была его любимицей.

Лиззи набрала номер мобильного телефона дочери.

– Привет, дорогая, можешь приезжать. Я дома.

– Вообще-то я уже еду, – ответила Дебра. – Буду минут через пять.

– Отлично, я пока приготовлю чай.

Лиззи торопливо поправила диванные подушки, ей хотелось, чтобы дом по-прежнему выглядел уютным и опрятным, как тот, в котором выросла Дебра. Затем тронула губы помадой и уже была готова заняться чаем и песочным печеньем (любимым печеньем Дебры), когда на подъездной дорожке остановилась малолитражка ее дочери. Машина броского темно-красного цвета была предметом гордости и радости Дебры, и каждый раз, глядя на машину, Лиззи испытывала чувство удовлетворения от того, что они с Майлсом внесли свой вклад в ее приобретение. Лиззи пришлось отдать на машину деньги, которые она собрала на ремонт крыши в кухне, но кухня могла и подождать. Счастье Дебры гораздо важнее, чем небольшая протечка.

Дебра открыла дверь своим ключом и сразу прошла на кухню.

– Ой, мне нельзя печенье, – вместо приветствия заявила Дебра. Она уселась за стол, положила в чашку с чаем два кусочка сахара, добавила туда много молока и все же взяла печенье.

– Как дела, дорогая? – небрежно поинтересовалась Лиззи. Ей не хотелось выглядеть чересчур заботливой мамой, Дебре это не нравилось.

– Все в порядке, – ответила Дебра с набитым ртом. – Но что же мне делать с Сандрой? Она ведь будет подружкой невесты на свадьбе. Другая на ее месте радовалась бы, что ей купили платье. Дурочка, мне ведь пришлось еще поискать это платье, у нее размер, как у слонихи.

– Не все же такие худенькие, как ты. – Лиззи в душе даже пожалела Сандру, славную девушку, которая, к сожалению, не была похожа на своего брата ни внешне, ни телосложением.

– Ну в этом я не виновата, – ответила Дебра с пренебрежением человека, всегда довольного своим отражением в зеркале. Дожевав первое печенье, она потянулась за вторым. – Я просто не хочу, чтобы она из-за этого испортила мне свадьбу. Осталось всего несколько месяцев… а вдруг она что-то выкинет прямо перед свадьбой? Это в духе Сандры, от нее сплошные неприятности.

Дебра разошлась настолько, что у нее раскраснелось лицо, и тогда Лиззи сделала то, что делала всегда, когда ее ребенок был чем-то расстроен: она обняла дочь и стала успокаивать ее:

– Все будет хорошо, дорогая. Барри поговорит с Сандрой. Он объяснит ей, что это для тебя особый день и поэтому ты вправе сама выбирать платья и для себя, и для подружек невесты.

В памяти Лиззи всплыли воспоминания о собственной, торопливо организованной свадьбе. На невесте было платье на размер больше, чтобы скрыть уже заметный живот, а родители невесты и жениха смущенно улыбались. Да, тогда были другие времена. Ни у кого не было больших денег, чтобы устраивать свадьбы с огромным тортом, с тремя подружками невесты и приглашать ансамбль «Абба», хотя таких денег не было и сегодня. Дебра настроилась, что свадьба состоится в середине июля, и ни Лиззи, ни ее бывший муж не осмелились ей возражать.

И тут в голову Лиззи пришла хорошая идея.

– А помнишь те красивые платья для подружек невесты в магазине для новобрачных на Патрик-стрит? Мы можем поехать туда и еще раз как следует посмотреть их, – предложила она.

– Боюсь, мы не сможем позволить себе купить те платья, которые мне понравились. – Дебра подумала о том, что расходы не должны выходить за пределы суммы, предназначенной для свадьбы. Чем-то приходилось жертвовать, и она считала, что не будет ничего страшного, если заказать платья для подружек невесты у портнихи. Да кто будет смотреть на них? Героиней дня будет она. Вот ее дорогое свадебное платье стоит потраченных на него денег, а тратить слишком много на наряды подружек невесты – это просто расточительство. – Портниха прекрасно бы справилась, но вся проблема в Сандре.

– Ну, возможно, мы сможем купить в магазине для новобрачных платье Сандре. Все равно у трех подружек невесты платья должны быть разного цвета…

– Даже не знаю. – Дебра снова с возмущением вспомнила об упрямстве будущей золовки. – Честно говоря, терпеть не могу свадьбы, от них сплошная головная боль. Я даже подумываю о том, чтобы предложить Барри все отменить.

Лиззи вздохнула. Когда Дебра волновалась, то уже не хотела никого слушать. В отличие от своей матери, которая всегда прислушивалась к чужому мнению. Они были похожи внешне – большие глаза и круглые, открытые лица, – но очень отличались по характеру. До недавнего времени Лиззи хотела, чтобы ее дочь не была столь бескомпромиссной, но в последнее время она изменила свое мнение. Если будешь мягким и покладистым, то ничего не добьешься в жизни.

В среду на прием к врачу собралось много пациентов. Первыми в очереди из девяти человек стояли миссис Дональдсон, крупная женщина с красным лицом, и ее дочь, Анита, застенчивая беременная женщина лет тридцати, которая вполне нормально переносила бы свою беременность, если бы не ее беспокойная мамаша. Миссис Дональдсон, родившая пятерых детей и обладавшая начальственным характером, настояла, чтобы ее дочь постоянно посещала доктора Морган, так как, по ее мнению, доктора-мужчины ничего не понимали в женских делах. Себя же она считала чуть ли не экспертом в области гинекологии.

Когда миссис Дональдсон вместе с дочерью впервые пришла на прием к врачу, она сказала Лиззи, что сама в молодости не отличалась крепким здоровьем, во что верилось с трудом.

– В нашей семье все были худенькими, поэтому все мои беременности проходили болезненно, – со вздохом рассказывала миссис Дональдсон, сложив крупные, сильные руки на большом животе, обтянутом шелковой блузкой. – Доктор Морган сказала, что Аните не стоит беспокоиться, у нее все нормально. Но я-то знаю, что бедняжке Аните надо как можно чаще посещать врача.

Слушая все эти разговоры, Анита застенчиво улыбалась и каждый раз покорно следовала за матерью в кабинет врача, хотя в этом визите и не было необходимости.

Клэр Морган, обычно относившаяся к своим пациентам с большим вниманием, признавалась, что уже не может видеть миссис Дональдсон.

– У Аниты все в полном порядке, а каждый раз, когда я пытаюсь убедить в этом ее упрямую мать, это вызывает у дочери больший стресс, чем сама беременность, – говорила Клэр.

Сегодня миссис Дональдсон была особенно встревожена, поскольку рядом с бельевой веревкой, где сушилось белье Аниты, она заметила соседскую кошку.

– Девочке грозит токсоплазмоз, – с мрачным видом поведала она Лиззи. – Всех кошек надо извести.

Лиззи машинально бросила взгляд на подоконник, где любил сидеть рыжий кот Клэр Морган по прозвищу Тигр. Обычно он жалобно мяукал, просясь, чтобы его пустили в кабинет, хотя прекрасно знал, что вход туда ему запрещен. К счастью, сейчас кота не было на его любимом месте, иначе миссис Дональдсон вполне могла бы огреть его сумкой.

– Сегодня доктор очень занята, но я уверена, что она примет вас, – сказала Лиззи, чувствуя, что нет смысла говорить что-то другое. Миссис Дональдсон просто не понимала людей, говоривших ей «нет».

К половине первого, после суматошного приема чихающих и кашляющих пациентов, включая бледного мужчину, которого срочно потребовалось отправлять в больницу, Лиззи почувствовала, что нервы у нее на пределе. Каждый прием длился долго, и всегда находилось несколько нетерпеливых пациентов, которые враждебно поглядывали на Лиззи, считая ее виноватой в том, что им приходится ждать. Наконец очередь рассосалась, и в кабинет вошел последний пациент. Достав из маленького холодильника клюквенный сок, Лиззи налила себе стакан, села в кресло и откинулась на его спинку, наслаждаясь тишиной.

Но в это время над дверью звякнул колокольчик. Лиззи снова напряглась, но, увидев, кто вошел, тут же расслабилась.

– Привет, Салли! – воскликнула она. Салли Ричардсон была не только пациенткой, но и подругой Лиззи. Она, Стив и двое их маленьких сыновей уже четыре года жили по соседству с Лиззи. Лиззи сначала познакомилась с Салли, когда та была с детьми на приеме у врача, а потом они часто встречались в небольшом магазинчике на углу улицы, где покупали газеты и молоко. Несколько раз Салли и Стив приглашали ее к себе на вечеринки, но, к сожалению, Лиззи пропустила ставшее уже легендарным торжество по поводу дня рождения Стива, состоявшееся полгода назад. Когда же Лиззи позволяли средства, она с удовольствием посещала роскошный салон красоты, которым руководила Салли.

– Привет, Лиззи, – поздоровалась Салли. За рукав куртки она тащила упиравшегося старшего сына, а его младший брат сам держался за руку матери, с испугом глядя на Лиззи. – Опять воспаление миндалин, – пожаловалась Салли. – Они уже с утра чувствовали себя неважно, а потом Дэниела стало тошнить.

– Бедняжка Дэниел, – посочувствовала Лиззи. – Горлышко болит?

Мальчик с печальным видом кивнул.

– Джек, ты тоже заболел? – спросила Лиззи у его брата.

– Да, – прохрипел Джек.

Лиззи достала из своего стола детские игрушки, которые держала там на всякий случай. Джек, видимо, не так уж плохо себя чувствовал, поскольку сразу заинтересовался разноцветным поездом и стал играть с ним, имитируя гудки и шум поезда. А вот Дэниел прижимался к матери, его игрушки не заинтересовали.

– Салли, вас скоро примут, – заверила ее Лиззи.

– Ох, надо было сразу вести их к врачу, – виновато промолвила Салли. – А я решила не ходить на работу и посмотреть, как они будут себя чувствовать. Но потом Дэниелу стало хуже, я собралась пойти к врачу, но пришлось переодевать его несколько раз, и мы в общей сложности провозились часа полтора. У Стива запарка на работе, его начальник уехал на целый месяц, и теперь буквально все на Стиве. – Салли выглядела такой несчастной, обычно эффектно уложенные темные волосы сейчас были просто собраны в «хвост», а рукав серой кофты был чем-то испачкан. Лиззи решила, что пора принимать экстренные меры.

– Тебе надо выпить чашку чая, – сказала она и поспешила включить электрический чайник. Затем достала из стола шоколадный батончик, разломила его пополам и протянула детям. – Он мягкий и не повредит вашим горлышкам. – Затем Лиззи налила Салли большую чашку чая и положила рядом овсяное печенье. – Попробуй мое лекарство, – с улыбкой сказала она, садясь рядом с Салли.

– Ох, Лиззи, ты так добра! Наверное, поэтому люди и делятся с тобой своими радостями и горестями.

– Но они и с тобой делятся, – напомнила Лиззи. – Салон красоты – это то место, где люди исповедуются, рассказывая о себе все, пока им наводят красоту.

Салли усмехнулась:

– Знаешь, похоже, на этой неделе мне не до чужих секретов. Мальчики заболели, да и за Стива я волнуюсь. Мне и самой надо бы показаться врачу, я чувствую, что очень устала. Хотя все ведь устают, правда?

– Это хорошо, что ты и о себе беспокоишься, – похвалила подругу Лиззи, открывая книгу записи на прием к врачу. – Ты слишком много работаешь, Салли, – руководишь салоном, ухаживаешь за мальчиками и Стивом… Салли рассмеялась:

– Да я так запустила домашние дела! Ты бы видела, сколько у меня неглаженого белья…

– Все домашние дела никогда не переделаешь.

– Подожди, Лиззи, пока не записывай меня на прием. Я тебе позвоню, когда у меня будет время. Руби ушла, поэтому в салоне сейчас полно работы, а Делия, мать Стива, уезжает отдыхать, поэтому не сможет присматривать за мальчиками. Так что в ближайшие несколько недель мне предстоит крутиться как белка в колесе. Ну а после этого я приду к врачу.

– Обязательно надо следить за своим здоровьем, – сказала Лиззи и притворно погрозила пальцем в знак неодобрения.

– Обещаю, что позвоню тебе, когда буду посвободнее.

Дверь кабинета распахнулась, и на пороге появился последний пациент, которого провожала доктор Морган.

Лиззи сделала ей знак, что сама проводит пациента, а Клэр Морган повела в свой кабинет Джека.

– Спасибо, Лиззи, ты замечательный человек, – поблагодарила Салли. Она взяла за руку Дэниела и вместе с ним проследовала в кабинет врача.

В четверг у Лиззи был выходной, и Гвен приехала к ней, чтобы вместе отправиться за покупками. Предстояло купить одежду, но не для Лиззи, которая уже купила наряд к свадьбе дочери – лимонного цвета костюм, который стал предметом ее сильного беспокойства. В течение нескольких последних недель Лиззи периодически вытаскивала костюм из шкафа и внимательно разглядывала его, надеясь убедиться, что желтый цвет не такой кричащий, каким он запомнился ей с предыдущего раза. Во время августовской распродажи костюм показался ей прекрасным, к тому же экономия денег победила все другие соображения. Но вот сейчас Лиззи сомневалась, правильно ли она поступила, купив его.

– Может, дать объявление и продать его? – спросила Лиззи у Гвен. – Так и напишу: «Костюм для матери невесты, абсолютно новый».

– Нормальную цену ты за него не получишь, – высказала свое мнение Гвен. – Ничего, немного побольше макияжа, и на свадьбе ты будешь выглядеть отлично.

Сегодня предстояло покупать одежду для Гвен и Шея, которые отправлялись в круиз. Десятидневное путешествие в апреле на «Звезде Средиземноморья» требовало множества нарядов, и Гвен, которая обычно не проявляла особого интереса к одежде, с необычайной энергией взялась за подготовку к круизу. Она обошла все местные магазины и, что самое главное, составила список уже имеющихся в ее гардеробе вечерних туалетов, чтобы не покупать то, что уже есть.

Поведение сестры удивило Лиззи. Вообще-то Гвен не посещала вечеринки, так что у нее не было особой необходимости в платьях для коктейлей. Гвен очень любила вязать, и обычно ее можно было видеть в серо-желтых свитерах, в которых не страшен даже арктический холод. В отличие от Лиззи, любившей яркие топы и развевающиеся цыганские юбки, Гвен предпочитала скромные наряды. У нее и прическа была скромной: короткая стрижка без всяких ухищрений, скрывающих седину.

– Шей клянчит купить ему смокинг, – сообщила Гвен, когда они с Лиззи уселись в ее машину, отправляясь за покупками. – Но я велела ему заткнуться и прекратить скулить. Пригрозила, что возьму с собой тебя, а не его. И это подействовало.

Лиззи усмехнулась. Гвен и Шей действительно приглашали ее поехать вместе с ними, поскольку она уже несколько лет не была в отпуске.

– Да не нужна я тебе в круизе, – в очередной раз отказалась Лиззи. – Вы оба столько лет копили деньги на эту поездку, и для вас это знаменательное событие. – Она не стала добавлять, что у нее паршивое настроение и ей не хочется чувствовать себя третьей лишней. Гвен и Шей, которые осуществили свою мечту молодости и которые дружески переругивались практически круглосуточно, вовсе не нуждались в ком-то еще. А Лиззи хватало и того, что она и в обычной-то жизни часто чувствовала себя третьей лишней.

– Я говорила тебе, какой джемпер купила в магазине «Маркс»? – вспомнила Гвен. – Светло-голубой, в рубчик. Я похвасталась продавщице, что собираюсь в круиз. Должна тебе сказать, что она мне позавидовала. Все завидуют.

В торговом центре Гвен прямиком направилась в отдел роскошной одежды, где до этого не бывала ни разу в жизни. На внешне скромные пальто и твидовые юбки она внимания не обращала, искала броские вечерние наряды. Через несколько минут она уже примеряла ярко-голубое, длинное платье из джерси, облегавшее все выпуклости ее фигуры. Окружившие ее три продавщицы обсуждали, на сколько надо подкоротить платье.

– Понимаете, я еду в круиз, – с гордостью объявила им Гвен. – Так что платье должно выглядеть безупречно.

Еще несколько минут прошли в бурном обсуждении проблемы.

– Оно не должно быть слишком длинным, иначе ты не сможешь танцевать танго, – с серьезным видом высказала свое мнение Лиззи.

Продавщицы вытаращили глаза от удивления.

– Она прекрасно танцует, – пояснила Лиззи. – Как и ее муж…

Фигуру в голубом платье начало сотрясать от смеха. Шей последний раз танцевал на собственной свадьбе и с тех пор отказывался даже ступить на танцплощадку.

– Не обращайте внимания на мою сестру, – предупредила Гвен. – Она ужасный человек. А танго я действительно танцую. Помните кинофильм «Последнее танго в Париже»? Там, по-моему, играет Берт Рейнолдс, да? И еще там произвела фурор сцена с маргарином, помните? Непонятно, как мог кусочек маргарина вызвать такой ажиотаж! Не знаю. Да и потом, жирные пятна на одежде…

Лиззи от смущения опустила голову.

К тому времени когда уже пора было уходить из магазина, продавщицы и Гвен пришли к общему мнению, что голубое платье прекрасно подойдет для обеда у капитана корабля, а серебристо-серый шарф будет прекрасно смотреться с длинной черной юбкой и светлой креповой блузкой.

– Можешь представить меня на обеде у капитана корабля? – вздохнула Гвен. – Кто вообще бы мог подумать, что мы с Шеем когда-нибудь отправимся в круиз?

– Ты будешь звездой этого корабля, – с улыбкой заверила сестру Лиззи, взяв ее под руку. – Тем более в этом новом платье. – И вдруг замолчала. Они с Майлсом никогда не бывали в круизе. А теперь и вообще никогда не будут вместе… Только Гвен увидит чужие моря, только она будет знать, что такое ночные бары круизного лайнера. – Потом мне все подробно расскажешь, какие там каюты, какие развлечения.

– Но ты и сама могла бы поехать, – напомнила Гвен.

– Не говори глупости, – отрезала Лиззи. – У меня что, мало дел здесь? На носу свадьба Дебры, и подготовка к ней потребует очень много времени.

Гвен, которая воспитала двух сыновей, удалось женить их без излишней помпы. И она прекрасно понимала, что на самом деле Лиззи просто не может позволить себе поехать в круиз из-за непомерных финансовых требований Дебры.

Сестры зашли в кафе, и за чашечкой кофе Лиззи поделилась с Гвен последними новостями, касавшимися свадьбы.

– Я еще не говорила с Майлсом относительно дополнительных расходов, но уверена, что он не станет возражать. Мы оба хотим, чтобы свадьба Дебры прошла безупречно, и если для этого требуются разные платья для трех подружек невесты, значит, так тому и быть.

Гвен внимательно посмотрела на сестру. Лиззи с большой теплотой относилась к другим людям, обладала хорошей интуицией, однако все это странным образом куда-то девалось, когда дело касалось самой Лиззи.

Обычно Гвен старалась, чтобы ее слова не обижали никого, но сейчас, видя, что Лиззи идет на поводу у своей капризной дочери, Гвен решилась высказаться со всей откровенностью.

– Я просто не могу видеть, какие большие деньги вы с Майлсом тратите на эту свадьбу.

– Но если не тратить их на свадьбу родной дочери, то для чего они вообще нужны? – весело возразила Лиззи.

– Послушай, Лиззи… – начала Гвен, но осеклась. Если бы Дебра была другой, она сама бы поняла, что у ее родителей не так уж много денег, и поумерила бы свои аппетиты. Она хоть представляет себе, сколько денег надо на такую пышную свадьбу? – Мне бы тоже хотелось, чтобы Дебре запомнился этот день, – продолжила Гвен, стараясь не быть уж слишком резкой. – Но не следует ли тебе сказать Дебре, что вы не можете позволить себе тратить столько…

– Не беспокойся, – оборвала сестру Лиззи. – Мы можем себе это позволить. Дебра заслуживает роскошную свадьбу.

«Вот в этом вся моя сестра, – с грустью подумала Гвен. – Масса внимания к другим людям и наплевательское отношение к самой себе. Даже не заметила, как распался ее собственный брак. И вот теперь всю себя отдает детям, точнее, Дебре, поскольку Джо живет далеко от дома и его не требуется опекать. И больше ничего другого в жизни Лиззи не было».

– Почему бы тебе все же не поехать с нами в круиз? – еще раз попыталась убедить сестру Гвен. – Думаю, билеты еще есть, к тому же бывают случаи, когда люди отказываются…

– Нет, Гвен, – твердо ответила Лиззи. – Это ваш праздник. И потом, – она сняла свое пальто со спинки стула, – я не могу себе этого позволить. В следующем году у меня будет отпуск, и я вас всех удивлю… например, займусь экзотическими танцами!

– Шей отложил немного на черный день, – продолжала настаивать Гвен. – Возьми эти деньги, потом отдашь. Мне так хочется, чтобы ты отдохнула.

– Спасибо, Гвен, но нет. Я же сказала тебе: в следующем году. Следующий год будет моим годом. – Лиззи бодро улыбнулась сестре, хотя для этого ей потребовались определенные усилия. В глубине души она понимала, что следующий год не будет ее годом. Она настолько застряла в рутинной колее, что вытащить ее оттуда можно было только трактором. Лиззи понятия не имела, как решить эту проблему, но твердо знала, что никакие деньги здесь не помогут.