Эмма открыла входную дверь, втащила за собой чемодан и глубоко вдохнула запах дома, в котором окна не открыва­лись со дня ее отъезда. Лилия в вазе на столе в холле печаль­но поникла, листики свернулись от недостатка влаги, а на перилах лестницы грудой висела одежда Пита – полный комплект плащей и свитеров.

Не обращая внимания на беспорядок, Эмма направилась в кухню. На столе лежала записка, едва видная среди груды старых газет и журналов, приложений и рекламных брошюр. Эмма поставила сумку, поежившись от августовского холо­да – после египетской жары Ирландия казалась просто ледя­ной, – включила чайник. Только тогда она взяла записку.

Не терпится тебя поскорее увидеть, радость моя! Я на матче. Вернусь в семь. И уже подумал об ужине. Ничего не делай.

Твой Пит.

Она усмехнулась. «Подумал об ужине» означало, что он остановится по дороге в пиццерии и купит огромную пиццу и картошку с чесноком.

Эмма принесла свой багаж и чай наверх и принялась рас­паковывать вещи. Из груды белья и футболок она достала не­сколько алебастровых фигурок, которые купила в Луксоре. Особенно ей нравилась резная фигурка Бога-сокола. Флора предупреждала, что она рассыплется в пыль, если по ней как следует стукнуть. Настоящие алебастровые статуэтки долго­вечны, объясняла она, не то, что их уличные собратья. Но Эмме было все равно. Ей хотелось купить дешевые сувениры для коллег в офисе, и такие статуэтки, по три египетских фунта каждая, прекрасно подходили для этой цели. Доволь­ная, она достала остальные и, выстроив все шесть перед собой, принялась решать, кому какую подарить.

Впрочем, на самом деле разборка вещей ее не слишком занимала. Она думала о Пите, ей хотелось поскорее его уви­деть и все ему рассказать – о своих новых подругах, о местах, где они побывали. Но тут ее рука коснулась упаковки египет­ских прокладок с голубком на этикетке, и Эмму снова охва­тило отчаяние. Нет никакого ребенка! Не будет ребенка, ко­торый мог бы положить головку ей на грудь, инстинктивно разыскивая сосок, не будет детского плача, не будет малень­кого существа, полностью зависящего от нее.

Не в силах сдерживаться, Эмма упала на пол у кровати и зарыдала. Ханна и Лиони пытались ее утешать, но они ниче­го не понимали! У Лиони были дети, а Ханна, похоже, вовсе не хотела детей. Эмма же жаждала ребенка со страстью, кото­рая убивала ее. Такие переживания не могли пройти бесслед­но, они, подобно раку, разъедали ей душу. Все так легко за­водили детей! Некоторые даже делали аборты – и ничего, очень скоро нормально рожали. А у скольких женщин появ­лялись нежеланные дети!

Работая в организации по делам несовершеннолетних, Эмма постоянно сталкивалась со случаями плохого обраще­ния с детьми, с брошенными детьми, которых предали люди, обязанные любить их и защищать. Еще хорошо, что Эмма выполняла административную работу, потому что если бы ей лично пришлось выслушивать детей, звонивших по горячим линиям, она вряд ли выдержала бы. Она знала, что консуль­тантам приходится трудно – иногда они уходили сразу же после окончания смены, с белыми лицами, не в состоянии ни с кем разговаривать. Эмма не была уверена, что нашла бы, что сказать мальчику, расскажи он ей об отце, который при­жигает ему руки сигаретой, или девочке, рассказывающей, что папа забирается к ней ночью в постель и велит никому не говорить. Эти люди не были родителями, они были исчадия­ми ада! Чего она не могла взять в толк, так это зачем господь подарил им ребенка.

Эмма ненавидела таких людей – почти так же она нена­видела Веронику из их офиса, которая гордилась своим мате­ринством, как почетным орденом. Она постоянно рассказы­вала о маленьком Филе, о том, какой он забавный, и никогда не забывала спросить, почему Эмма не хочет завести ребен­ка. Эмма не сомневалась, что Вероника все прекрасно знает, но, поскольку была начальницей, не решалась поставить ее на место. Вдруг подумают, что она пользуется своим служеб­ным положением?

– Фил ползает по всему дому со скоростью ракеты, – обычно говорила Вероника, когда они все сидели в задней комнате за ленчем. И тут же переключалась на Эмму, кото­рая вообще не участвовала в разговоре: – Поверить невоз­можно, что вы с Питом до сих пор не завели детей. Знаешь, не стоит затягивать. Вдруг потом выяснится, что у тебя вооб­ще не может быть детей!

Эмме хотелось тут же на месте придушить Веронику. Но вместо этого она вымученно улыбалась и говорила что-то вроде:

– Времени еще с избытком. Мы не торопимся.

Она сидела в спальне и думала о Веронике. Как она за­втра встретится с ней? Фил за эту неделю наверняка сделал что-то такое необыкновенное для малыша его возраста, что это достойно занесения в Книгу рекордов Гиннесса. Все будут вынуждены высказать свое мнение по этому поводу, и Вероника уделит этому вопросу значительно больше време­ни, чем она уделяет работе. Она была плохой помощницей. Возможно, поэтому она ненавидела Эмму и никогда не упу­скала шанса сказать ей гадость.

Эмма поежилась. В доме было холодно – Пит, уходя, не сообразил включить отопление. Кроме того, у нее затекли спина и ноги. Наконец она заставила себя подняться, пошла в ванную и умылась.

Из зеркала на нее смотрела женщина с красными пятна­ми на лице. Женщина, которая выглядела совсем молодой, если судить по бледной коже, слегка тронутой загаром, и от­сутствию морщин, но которой можно было дать тысячу лет, если заглянуть в ее заплаканные, тоскующие глаза.

Эмма заставила себя немного подкраситься – ей не хоте­лось выглядеть плохо, когда придет Пит. Нельзя заставлять его страдать и переживать только потому, что она в очеред­ной раз не сумела забеременеть. Впрочем, иногда она сомне­валась, правильно ли делает, что скрывает все от него.

На всякий случай Эмма выпила таблетку забытого мате­рью валиума. Немного погодя она почувствовала себя лучше и даже сунула груду грязной одежды в стиральную машину.

Когда послышался звук открываемой двери, Эмма сидела в кресле, свернувшись калачиком.

– Я пришел, радость моя! Где ты?

– В гостиной.

Через секунду он уже стоял в дверях. Короткие темные волосы, открытое лицо с широко расставленными смеющи­мися глазами. Его честная улыбка была так привлекательна, что многие женщины, менеджеры офисов, заказывали куда больше канцелярских товаров, чем собирались, только пото­му, что Пит им так посоветовал. Надо сказать, он всегда давал дельные советы. Пит Шеридан был врожденным джен­тльменом – добрым, отзывчивым, любящим детей и живот­ных. Он никогда не жульничал в расходах и ни за что не ушел бы из магазина со сдачей с двадцатки, если дал кассиру толь­ко десять долларов.

Теперь он набросился на Эмму, целуя ее лицо и шею, а она отталкивала его, смеясь и уверяя, что он ее щекочет.

– Очень скучал, – сказал он.

– Я тоже.

Она прижалась к нему, успокаиваясь от его близости. Она так его любила, просто обожала! И хотела только одно­го – иметь от него ребенка… Эмма снова почувствовала на глазах слезы, но сдержалась. Она не позволит себе распус­титься при Пите.

– Слезь с меня, медведь! – шутя сказала она. – Ты меня раздавишь.

– Прости.

Пит уселся в другое кресло, стоящее достаточно близко, чтобы можно было дотянуться до ее руки.

– Теперь рассказывай. Как прошел круиз, как папочка? Его не арестовали и не бросили в египетскую тюрьму за хам­ство?

Эмма невольно усмехнулась.

– Нет, хотя я удивляюсь, как наш гид об этом не подума­ла. Ты бы только слышал, как он ее отчитывал, когда узнал* что надо дополнительно платить за право фотографировать в Долине царей. – Она поежилась при воспоминании.

– Господи, гид – женщина! – простонал Пит. – Тут уж он наверняка оттянулся.

Ни для кого не было секретом, что Джимми О'Брайен считал женщин значительно глупее мужчин. Знала об этом и Эмма, которой в детстве постоянно приходилось слышать: «Пусти, я лучше сам сделаю. Женщинам ничего нельзя дове­рить». А вот Кирстен, кстати, это никогда не беспокоило – она предпочитала, чтобы за нее все делали другие, и даже не пыталась чему-нибудь научиться.

– Еще как! – вздохнула Эмма. – В Долине царей он окончательно вышел из себя и принялся орать, что мы запла­тили за тур и не обязаны ничего платить дополнительно. Потом добавил, что кассиры наверняка пользуются тем, что Флора – женщина, и обманывают ее, требуя дополнитель­ные деньги. Он даже предложил ей свои услуги и пообещал, что разберется с ними.

– Да, твой отец – это нечто, – заметил Пит. «Нечто – слишком мягко сказано», – подумала Эмма.

– Египет мне безумно понравился, – с воодушевлением сказала она, сжимая его руку. – Но если бы не две женщи­ны, с которыми я познакомилась в поездке, папа с мамой до­вели бы меня до ручки. – Она вдруг стала серьезной. – Кстати, у мамы, похоже, что-то не в порядке с головой.

– Это все твой отец, – сказал Пит. – Он так на всех дей­ствует.

– Нет, – возразила Эмма. – На этот раз он тут ни при чем. Она все время что-то бормотала насчет иностранной ва­люты и пыталась перевести египетские фунты в ирландские. Обычно она доверяла подобные заботы отцу, но на сей раз ей, во что бы то ни стало надо было сделать это самой. Времена­ми она вроде как отсутствовала, как будто не представляла себе, где находится. Не знаю, в чем дело, но что-то здорово не так.

– Пошли! – Пит потянул ее за руку. – Сунем пиццу в печку, и ты расскажешь мне о женщинах, с которыми подру­жилась. Если они смогли совершить такой фантастический подвиг, как оттащить тебя от родителей, они достойны при­глашения к нам на Рождество.

– Хорошая мысль, – пробормотала Эмма, вспомнив, что они уже три года не проводили эти вечера дома. – Они тебе наверняка понравятся, Пит. Ханна очень веселая и уве­ренная в себе. Естественно, папа ее не выносил. А Лиони такая милая. У нее трое детей, она разведена и, мне кажется, очень одинока. Ханна считает, что мы обязательно должны найти для Лиони хорошего мужа.

– Ник как раз присматривает себе хорошую разведенную женщину, – сказал Пит, имея в виду своего старого школь­ного приятеля. – Мы могли бы их познакомить.

– Нику нужна экономка, которой можно не платить, так что бедняжке Лиони он никак не подойдет, – решительно заявила Эмма.

– Все ему расскажу! – пригрозил Пит, умело разрезая пластиковый пакет, в который была упакована пицца, и за­совывая ее в микроволновку, всю покрытую почерневшими помидорами и горелым сыром. Из чего можно было заклю­чить, что в ее отсутствие Пит питался исключительно пиц­цей. – Кстати, мы с тобой сегодня с ним увидимся. Догово­рились встретиться вечером в баре.

Она огорчилась:

– А это обязательно, милый? Мне так хотелось провести тихий вечер дома…

Пит включил печку и обнял Эмму.

– Я знаю, но уж так вышло. Сегодня день рождения Джанни, и Майк хочет, чтобы мы эту дату отпраздновали.

Майк работал вместе с Питом, и две пары много времени проводили вместе. Хотя Эмма их очень любила, сегодня у нее не было подходящего настроения. Ей хотелось просто си­деть, прижавшись к Питу, и, возможно, обсудить с ним ее страхи насчет ребенка.

– А почему Ник будет? – спросила она.

– Он сегодня играл с нами в футбол, и Майк его пригла­сил. Похоже, придут несколько одиноких подруг Джанни. Ни, к услышал об одиноких женщинах, и у него сразу слюни потекли.

– У него потекут слюни при упоминании об одиноких шимпанзе, – заметила Эмма. – И ты хочешь познакомить его с Лиони?

– Я же не знаю, какая она, – возразил Пит. – Вдруг они идеально подойдут друг другу?

Эмма, пожалев, что разворчалась насчет вечеринки, ласково погладила мужа по руке:

– Идеально – это у нас с тобой. Теперь признавайся, ты съел хоть один из тех великолепных домашних ужинов, что я оставила тебе в морозильнике, или истратил все наши деньги на замороженную пиццу?

Ресторанчик «У конюха» в эту субботу гудел от избытка посетителей. Пит и Эмма с трудом пробрались в угол, где си­дели Майк и Джанни с друзьями.

– Привет! – завопил Майк, слезая со стула и уступая его Эмме. – Садись рядом с Джанни. Это ее день рождения, и она меня совсем достала.

Джанин была полной противоположностью Эмме. Эда­кая современная Джина Лоллобриджида, с выпуклостями в нужных местах, подведенными глазами и цикламеновыми губками, одетая в платье от Моргана, которое, похоже, прямо на ней шили. Они с Эммой прекрасно ладили, поскольку об­ладали похожим чувством юмора и одинаковыми проблема­ми с родителями. Только у Джанин главенствовала мамаша, управляя семьей железной рукой в цветастой кухонной ва­режке.

– С возвращением, – сказала она, целуя Эмму в щеку. – Расскажи, как отдохнула. Хорошо?

Когда они уходили, бар уже закрывался, причем Джанин шла впереди, заявив, что иначе мальчики не тронутся с места. Хотя Пит весь вечер шептал Эмме на ухо, как он со­скучился и что он сделает с ней, как только они попадут домой, ей едва удалось выволочь его из бара.

– Я свалюсь, если не доберусь до койки, – призналась Джанин, стоя в вестибюле и дожидаясь, когда мужчины про­берутся через толпу. – Вчера был такой сумасшедший день, Эм! Сестра Майка крестила своего ребенка, и мероприятие переросло в настоящую вечеринку.

Эмма замерла. Еще один ребенок! Господи, никуда от них не деться…

– Меня совершенно замучила мамаша Майка. Она в полном восторге от того, что впервые стала бабушкой, и те­перь постоянно намекает о ребенке нам с Майком. – Джа­нин хмыкнула, не замечая, как притихла Эмма. Она поры­лась в сумке и вытащила фотографию улыбающегося младен­ца с огромными глазами, но совершенно лысого.

Эмма взяла фото и сказала все, что говорят в подобных случаях. «Какой прелестный ребенок, – подумала она, едва сдерживая слезы. – Господи, ну почему это не мой ребе­нок?!»

– Детеныш очаровательный, не пойми меня неправиль­но, но, боже, сколько же с ним хлопот! – продолжала Джа­нин. – Ему всего два месяца, и, чтобы взять его куда-нибудь с собой, приходится тащить груду всяких бутылок, пампер­сов, колясок… Убирайся! – неожиданно крикнула она, пото­му что Майк добрался до них и обхватил ее сзади. – Я-то ду­мала, что ты после сегодняшней игры не будешь годиться ни на какие шалости, – засмеялась она.

– Почему бы ему не годиться? – возразил Пит, усмеха­ясь. – Он плохо подавал, дважды пропустил мяч, а в конце вообще едва не заснул. Он сберег кучу энергии!

Они взяли такси и разъехались в разные стороны, догово­рившись созвониться на неделе. Эмма понимала, что была слишком молчаливой по дороге домой, но ничего не могла с этим поделать. Рассказ Джанин испортил ей весь вечер. Еще у кого-то ребенок! Сестра Майка была лет на пять моло­же Эммы. Наверное, такое же чувство испытывают женщи­ны, чьи младшие сестры выходят замуж раньше их. Вот она бездетна, а женщины моложе ее рожают детей, как кролики!

Дома Эмма медленно поднялась в спальню и очень уди­вилась, когда Пит не отправился в ванную комнату чистить зубы, а повалил ее на кровать и начал страстно целовать.

«Нет, он тут ни при чем», – печально подумала она, позво­ляя ему расстегнуть ее блузку. Он говорил ей, что обожает ее, но слова отскакивали от нее.

А ведь как у них все было замечательно вначале! Особого опыта не было ни у того, ни у другого, и все равно они чувст­вовали себя как рыбы в воде. Ее сестра Кирстен тайком пода­рила им на помолвку книжку «Радости секса», и они прошту­дировали ее от корки до корки, хотя некоторые особо слож­ные позиции им так и не дались.

Но теперь все изменилось. Эмма уже больше не покупа­ла клубнику или шоколадные батончики для сексуальных игр, давно не доставала массажное масло. Все в постели те­перь было подчинено одной цели – зачать ребенка. Каза­лось, Пит не замечал перемены. Он по-прежнему получал удовольствие и старался доставить удовольствие Эмме. Но он не догадывался, что моменты страсти, которые раньше до­ставляли ей такое наслаждение, уже не уносили ее в мир блаженства…

В воскресенье утром Эмма позвонила Лиони. Она не по­нимала, почему ей вдруг захотелось поговорить с Лиони, но вот захотелось, и все. Было в Лиони что-то успокаивающее, к тому же она знала о страстном желании Эммы завести ре­бенка. С ней можно было говорить откровенно.

– Эмма! – радостно воскликнула Лиони. – Как ты там, дорогая?

Эмма вздохнула и всхлипнула:

– Ужасно, Лиони! Я из-за этого и звоню. Я совсем рас­клеилась, ты уж извини. Ладно, не хочу тебя напрягать…

Лиони перебила ее:

– Не смей вешать трубку! Совсем с ума соскочила? Всег­да печально возвращаться домой и обнаруживать, что там все, как было. Почему-то надеешься, что за время отсутствия все изменилось. Ты все про ребенка?

– Да.

– Что ты сегодня делаешь?

Эмма покачала головой, но потом сообразила, что Лиони не может ее видеть, и сказала:

– Не знаю. Вроде ничего. Конечно, надо бы заняться уборкой и стиркой…

– Так вы с Питом ничего не планировали? Ладно. Как ты думаешь, он станет возражать, если я тебя на часок украду?

– Нет.

– Тогда договорились! – твердо заявила Лиони. – По­звоню Ханне и узнаю, свободна ли она. Потом сяду в машину и через час буду у тебя. О'кей?

– О'кей, – согласилась Эмма дрожащим голосом.

– Подожди минуту, я тебе перезвоню. Ханна сняла трубку только на пятый звонок.

– Пылесосила, – объяснила она. – Я с восьми утра за­нимаюсь уборкой. Убрала кухню, везде вычистила и перести­рала кучу тряпок.

Лиони ухмыльнулась.

– Может, теперь приедешь ко мне и займешься моим домом? – пошутила она. – Я всего-навсего погуляла с Пенни и поразмышляла, не распаковать ли чемодан. Эмма звонила, она в жутком настроении. Предлагаю встретиться через час и выпить кофе. Ты как?

– Вы можете приехать сюда, – предложила Ханна. – У меня уже чисто. Привезите какое-нибудь печенье, а я включу кофеварку.

Лиони записала, как ехать, затем позвонила Эмме и дого­ворилась встретиться у Ханны через час.

– Пит, милый, я уйду на пару часов! – крикнула Эмма мужу, который на кухне читал воскресные газеты. – Я долж­на вернуть Лиони книгу, так что мы встретимся и выпьем кофе.

Ей не хотелось говорить, что она встречается с подруга­ми, потому что ей нужна моральная поддержка. Казалось предательством искать поддержки у подруг, а не у Пита, но она не решалась рассказать ему, что чувствует. Пока не решалась.

Квартира Ханны в точности напоминала хозяйку. Эле­гантная, все на своем месте. Радостно обнявшись, Эмма и Лиони занялись осмотром квартиры, придя в восторг от со­временного камина, на котором стояли толстые кремовые свечи в железных кованых подсвечниках, и от коллекции кактусов в большом горшке на стеклянном кофейном столи­ке. Стены были увешаны прекрасными черно-белыми фото­графиями городских улиц, но среди них, как заметила Лиони, не нашлось места ни для одной семейной фотогра­фии. Как будто Ханна развелась со своим прошлым.

– Вы уж простите меня насчет кофе, – в пятый раз изви­нилась Ханна, входя в комнату с тремя большими желтыми керамическими чашками и блюдцами.

Она пришла в ужас, когда обнаружила, что у нее есть только растворимый кофе. Сама она его предпочитала, но знала, что невежливо предлагать гостям растворимый кофе, так в приличном обществе не делают. Ханна всегда ощущала недостаток воспитания, когда принимала гостей, – не знала, как правильно держать вилку или как представлять людей друг другу. Ей хотелось делать все это правильно и автомати­чески, а не бояться постоянно попасть впросак.

– Перестань суетиться, – отмахнулась от нее Лиони. – Мы все выросли далеко не на кофе в зернах. Я никогда его дома не покупаю, иначе давно бы разорилась.

– Растворимый вполне годится, – поддержала ее Эмма. – У тебя такая прелестная квартира! Я бы никогда не сумела сшить такие занавески.

– А мне нет смысла и пытаться, – засмеялась Лиони, – Пении стащила бы их на пол в первую же неделю, потому что любит прятаться за занавесками и дуться. Наверное, она и сейчас там на меня сердится. Она была в восторге, когда я вчера приехала, и ни на минуту не выпускала меня из виду все утро – боялась, что я снова ее брошу. А когда я надела пальто, она завыла.

– А как бедняжка Клевер? – спросила Ханна. – Трав­мирована всем этим кошачьим царством?

Лиони виновато кивнула:

– Как только я привезла ее домой, она рванула в комнату Дэнни и до сих пор оттуда не выходила. Наверное, сидит под одеялом, дрожит и боится высунуть нос. А вот Герман в по­рядке. Маминым кошкам не удалось его терроризировать. Он даже потолстел.

Эмма засмеялась.

– Думаю, Пит питался так же, как Герман, – сказала она. – Всю неделю ел чипсы и пиццу и прибавил несколько фунтов. Вчера вечером в пабе его все дразнили. – Она по­мрачнела и повернулась к Лиони: – Вот почему я вела себя как последняя идиотка, когда говорила с тобой по телефону. Не из-за Пита, конечно… – Она вздохнула. – Мы там были с друзьями, и Джанни начала рассказывать о сестре Майка, у которой маленький ребенок. Вот я и рассыпалась на части. Глупо, правда?

Она отпила глоток горячего кофе и в который раз удиви­лась, что так спокойно говорит с ними об этом. Ханна и Лиони понимали ее и умели как-то приободрить.

– Ничего тут нет глупого, – мягко сказала Ханна. – Я так же себя вела, когда Гарри сбежал. То все вроде ничего, я веду себя нормально, но вдруг замечу кого-нибудь в та­кой же куртке, как у Гарри, – и все, пошла вразнос. Даже стала придумывать, что скажу ему, когда снова увижу, и где найти бейсбольную биту, чтобы поприветствовать его как следует.

Эмма улыбнулась.

– Я тоже фантазирую по поводу детей, – призналась она. – Например, представляю себе, что еду в машине, а на заднем сиденье сидит моя дочка. Я оборачиваюсь и говорю ей, что мы будем делать. Ну, например: «Мама поведет тебя в магазин и купит красивое платье, а потом мы пойдем к пруду и посмотрим на уток». – Она никому раньше об этом не рас­сказывала.

Лиони ласково коснулась ее руки.

– Ты можешь рассказывать нам все, Эм, – сказала она, будто догадалась, о чем думала Эмма. – Друзья для этого и существуют.

Эмма кивнула.

– Я знаю. Замечательно, верно?

Час превратился в полтора, потребовался еще кофе, и Эмма сказала, что заварит его сама.

– Если мы станем настоящими друзьями, то неправиль­но будет разрешать тебе за нами ухаживать, как за гостями – заявила она Ханне. – Господи, – воскликнула она через минуту, – у тебя идеальная чистота на кухне! Ты увере­на, что не родственница моей матушки? Она бы тебя обожала.

Ханна поставила диск Гарри Конника-младшего, и они с удовольствием слушали его мягкий голос, доедая круасса­ны, принесенные Лиони.

– Он просто прелесть, – заметила Эмма.

– Да, вот только имя все портит, – засмеялась Ханна. – Впрочем, я теперь даже темноволосых мужчин обхожу сторо­ной. Мой Гарри был брюнетом, так что я, пожалуй, переклю­чусь на блондинов.

– И каким же должен быть этот блондин? – заинтересо­валась Лиони. – Опиши нам мужчину твоей мечты.

Ханна поджала ноги и поудобнее устроилась в кресле.

– Высокий, потому что я люблю носить высокие каблуки и ненавижу мужчин ниже меня ростом. Разумеется, накачан­ный, с голубыми глазами – вроде твоих, Лиони. Пусть смот­рит пронзительными голубыми глазами прямо мне в душу! Крепкий, с красивыми руками, которые бы ласкали меня всюду. Золотистая кожа и такие же волосы…

– Ты говоришь о Роберте Редфорде, – предупредила Лиони, – а он принадлежит мне. Если появится на твоем по­роге, даже не думай к нему прикасаться. Иначе нашей друж­бе конец.

– Ты должна придумать своего мужчину, нечего копиро­вать моего, – возразила Ханна.

– Ладно, ладно. – Лиони понравилась игра. Она сама давно в нее играла, представляя себе мужчину, который спа­сет ее от одиночества. – Извини, Ханна, что повторяю твои слова, но мой тоже должен быть высоким и сильным. Иначе он не сможет перенести меня через порог, не повредив чего-нибудь важного. – Она хихикнула. – А все его важные части должны быть в идеальном рабочем состоянии! Что еще? Ему должно быть больше сорока, и, для разнообразия, пусть будет брюнетом. Только виски седые – это очень сексуаль­но. Так и представляю, как запускаю пальцы в эти седые во­лосы…

– Ну а глаза? – поинтересовалась Ханна.

– Темные. И подбородок, как у Кирка Дугласа.

– Это какой же? – удивилась Эмма.

– С ямочкой, – ответила Лиони. – Я в детстве смотрела все эти старые фильмы и была просто без ума от Кирка. В одной картине он играл пирата, так я несколько месяцев во­ображала себя его подружкой. Да, еще денег у него должно быть, как грязи, и он должен любить детей, животных и жен­щин, которые не способны соблюдать диету. Твоя очередь, Эмма.

Эмма робко улыбнулась:

– Я знаю, вы считаете меня дурочкой, но Пит – мужчи­на моей мечты. Он не слишком высок и мускулист, но в хо­рошей форме. И он лысеет, но я его обожаю. Он то, что мне надо.

Ханна и Лиони тепло улыбнулись.

– Это замечательно, – сказала Ханна.

– Настоящая любовь, – добавила Лиони. – Знаешь, тебе крупно повезло.