Все еще находясь во власти воспоминаний, Кристи отперла входную дверь.

Было очень тихо, но она знала, что Джеймс дома. Она знала это, потому что собаки не выскочили торпедами в прихожую, чтобы покрутиться под ногами, как случалось, если они скучали в одиночестве.

Ботинки Джеймса стояли в углу, на столике лежал портфель, пиджак висел на вешалке.

Все выглядело вполне нормальным, но все было не так. Прошли всего сутки со встречи Кристи и Кэри, и жизнь страшно, бесповоротно изменилась.

Она прошла в кухню, и собаки поприветствовали ее, поднявшись с пола и завиляв хвостами.

Джеймс не встал из-за стола, чтобы обнять жену. Он сидел и слепо смотрел на небольшую картину, принадлежавшую кисти Воленского. Старый альбом лежал чуть в стороне, раскрытый на одном из портретов серии «Темная леди».

— Я и не знал, — сказал он, не поднимая головы.

Кристи увидела картину его глазами: в ней не было ничего романтичного и прекрасного для любящего мужчины, только грязный пол и неопрятная тахта у грубо сколоченной ширмы. Серость и пыль контрастируют с прекрасным отрезом бархата и изящной женской фигурой, раскинувшейся поверх него. Только настоящий мастер способен передать богатые отливы бархата. И только настоящий мастер способен изобразить женское тело и женское лицо так живо, словно это вовсе и не картина.

— Ты спала с ним? — спросил Джеймс, неотрывно глядя на картину. — Я должен знать, Кристи. Ты с ним спала?

Кристи поколебалась. Она много лет размышляла над тем, что сделала. Что было большим предательством по отношению к Джеймсу — секс, физическое действие, или измена духовная, единение сознаний? А может, сама тайна, которую она хранила столько лет?

Если бы Кристи поменялась с мужем местами, что именно она сочла бы самой страшной изменой? Секс с другой женщиной — например, робкой и скромной секретаршей Вероникой из его офиса, которая давно и тайно была влюблена в шефа, но никогда не осмелилась бы на первый шаг? Или же сильные эмоции по отношению к этой другой, душевная нежность, желание делиться самым сокровенным, всегда быть рядом, словно тень?

Для нее, Кристи, ответ был очевиден: ее ранила бы куда больше измена души, нежели измена тела. С высоты прожитых лет и Джеймс должен был увидеть ситуацию теми же глазами.

— Не это важно, пойми, — начала она. — Не секс…

— Неужели? — ядовито спросил Джеймс. — Ты спала с ним или нет?

— Да, — тихо ответила Кристи. — Я говорю тебе об этом, потому что не желаю, чтобы между нами оставались какие-то секреты. — Она села за стол напротив мужа.

Он выглядел осунувшимся, резко постаревшим. Как он был не похож на того жизнерадостного человека, что уходил из дома утром!

— Прости меня, — сказала Кристи, чувствуя бессмысленность этих избитых слов. Они были слишком ничтожными по сравнению с ее проступком. — Следовало рассказать тебе обо всем давно. — Она горько усмехнулась. — Но ты сам знаешь: только тот рассказывает об измене, кто хочет очистить свою совесть.

— Тогда зачем ты оставила картину и альбом на столе? — хрипло спросил Джеймс. — Ты дала мне понять, что спала с другим, потому что тебя совесть замучила, да? Или ты нарочно хотела причинить мне боль?

Кристи содрогнулась. Три часа, которые она бродила по улицам, ожидая, когда Джеймс вернется домой и обнаружит неопровержимые доказательства ее измены, были похожи на мучительную пытку. Она выложила картину и альбом на самом видном месте, на кухне, и сама ушла в парк, где бродила по аллеям слово лунатик.

Сознаться в давнем преступлении, найти в себе смелость поставить на кон собственный брак… пожалуй, это было самое трудное решение в жизни Кристи.

— Я не собиралась прятать картину. Я всю жизнь боялась, что ты узнаешь правду и она разрушит нашу семью. Я жила в постоянном страхе.

— Ты неплохо скрывала свою грязную тайну, — почти прошипел Джеймс. Его пальцы сжали рамку картины с такой ненавистью и силой, что побелели ногти. — А что скажешь про Эйну? Она знает, как поступила ее дорогая сестра? И зачем ты рассказываешь мне теперь?

Кристи и сама не могла объяснить, почему раскрыла свой секрет. Она знала лишь то, что желание распроститься с недомолвками и ложью оказалось непреодолимо сильным. Это не было рациональным желанием.

— С Эйной… проще. Она никогда его особо не любила. Это было просто увлечение. Ей хотелось найти себе мужчину, и в тот период она цеплялась за любого, а потом разочаровывалась и пускалась на новые поиски.

— Я помню это, — мрачно сказал Джеймс. — Именно ты подталкивала ее к новым знакомствам, водила по выставкам и музеям. Именно так она встретилась с ним! — Он не смог пересилить себя и произнести имя Воленского. Пожалуй, войди Кэри в комнату, Джеймс в ту же секунду порвал бы его на части. — Ты еще сказала, что он Эйне не подходит. Сказала, что он жесткий, властный безумец!

— Я помню, — прошептала Кристи. — Мое мнение о нем не переменилось. И он действительно не подходил Эйне.

— А тебе, значит, подходил? — скривился Джеймс.

— Нет… — вздохнула она.

Раньше Кристи никогда не видела мужа в таком состоянии, его лицо казалось незнакомым; боль, презрение, ужас и гнев смешались на нем воедино.

— Эйна не любила его, — твердо сказала она. Уж в этом можно было не сомневаться: когда Кэри уехал из Ирландии, сестра Кристи грустила не больше трех дней, быстро встрепенулась, стала знакомиться с парнями, а затем встретила Рика, величайшую любовь своей жизни.

— Так ты ей расскажешь?

— Нет. Думаю, ей не обязательно знать.

— А мне было обязательно? — В голосе Джеймса звучало такое бешенство, что Кристи инстинктивно подалась назад.

— Да. Тебе следовало знать. Когда стало ясно, что Кэри возвращается в Ирландию, я пришла в ужас и решила, что ты должен узнать правду.

— Какую правду? — горько спросил Джеймс. — Что твой любовник приехал забрать тебя в свою исключительную, яркую жизнь?

Его лицо было перекошено гневом, Кристи никогда прежде не видела мужа в таком состоянии. Сила его эмоций потрясала. Джеймс чувствовал себя раздавленным, преданным любимой женщиной, и Кристи беспомощно искала слова, которые были способны смягчить удар.

— Вчера я была у него, — сказала она полушепотом. — Он отдал мне картину и альбом. Пойми, я не собираюсь сбегать от тебя. Об этом никогда не было даже речи!

— О, как радостно слышать! — ядовито прошипел Джеймс.

Все шло совсем не так, как представляла себе Кристи.

— Джеймс, я хотела, чтобы ты узнал о моей давней ошибке, но она никак не связана с настоящим. Пойми, все в прошлом, возврата к которому нет. Много лет я жила под постоянным страхом, что мое прегрешение откроется, что наша жизнь страшным образом изменится.

— Правда? И теперь ты поняла, что больше нет сил заниматься самобичеванием? Ты решила облегчить свою совесть, втоптав меня в грязь? И теперь я знаю, что мой счастливый брак был фальшивкой. Тридцать лет я жил во лжи!

— Это не так. Наш брак и был счастливым, в нем не было фальши, пойми, — взмолилась Кристи. — Роман с Кэри Воленским был ошибкой. — Она видела, как дернулся муж при этом имени. — Это было какое-то наваждение, момент слабости, которую я не смогла преодолеть. Я… это невозможно объяснить.

Действительно, как можно было объяснить Джеймсу, что Кэри принадлежал к одному с ней миру — миру искусства, ярких эмоций, животной страсти. Что порой Кристи приходилось подавлять в себе свою истинную сущность, прятать второе лицо, чтобы сохранить брак. Что если бы Кристи не встретила Джеймса и не родила от него двоих детей, то ее встреча с Воленским могла закончиться длительной связью, которая, возможно, сделала бы ее самой счастливой женщиной на свете. Но Джеймс, Итон и Шейн стали частью ее судьбы гораздо раньше, чем Воленский, а потому только с ними она могла идти дальше.

— Я люблю тебя, Джеймс. И всегда любила, — сказала Кристи устало. — Я с самого начала знала, что роман с Воленским — ошибка, но…

— Но ты согласилась ему позировать голой, — почти выплюнул Джеймс. — Он и позже рисовал тебя, я видел всю серию «Темная леди» в Интернете. Он думал, что, скрыв лицо, сможет всех обмануть. Особенно меня, ведь я не интересуюсь живописью. И твой любовник был прав: твой постыдный секрет был в безопасности. Если бы я раньше увидел эти наброски, я бы узнал свою жену, даже не видя лица.

Кристи шмыгнула носом.

— Да, тебя было несложно обмануть. Ты отнесешься к моим словам с сарказмом, но я молчала, потому что боялась потерять твою любовь, твое доверие…

— Доверие? О каком доверии может идти речь! — воскликнул Джеймс. — Я думал, что наш брак идеален! Все эти годы я боялся потерять тебя, а оказывается, я потерял тебя давно! Скажи, чем я хуже его? Слишком уравновешенный, слишком скучный? У меня слишком предсказуемая жизнь и нудная работа? Ты хотела жить иначе, да? Все эти годы ты ждала, когда же вернется твой удивительный Воленский и позовет с собой, в свой удивительный богемный мир? Он звонил тебе раньше? Звонил, да? Отвечай!

— Нет! — выкрикнула Кристи. — Я не слышала о нем тридцать лет! И я не ждала его, не искала встреч. Если бы я хотела прожить жизнь с другим мужчиной, я бы ушла к нему сразу, как только он это предложил.

— Так ты отвергла предложение великого художника ради меня и моей скучной жизни? Я польщен! — Теперь тон Джеймса был ледяным. Он встал, глядя на жену так, словно перед ним сидел чужой человек. — Я не знаю, что тебе сказать, Кристи. Я пару часов разглядывал эти наброски, изучал их под всеми возможными углами. Их рисовал человек, который видел то, что имею право видеть только я. Может, в нашем возрасте нельзя принимать измену так близко к сердцу, может, следует быть выше подобной суеты. Только знаешь что, Кристи? Мне, черт возьми, не все равно! И мне очень, очень больно. — Джеймс с силой стукнул кулаком по своей груди. — Не уверен, что смогу простить тебя или его. Где он сейчас?

— Не надо, не преследуй его. Он отдал мне альбом и картину потому, что умирает. Это был способ сказать «прощай», — торопливо произнесла Кристи, опасаясь, что Джеймс в гневе бросится искать своего соперника. — Кэри смертельно болен. Я боялась, что он появится и разрушит мою жизнь, но у него была другая цель — попрощаться. Я боялась, ужасно боялась, Джеймс, что мое признание навсегда оттолкнет тебя и я тебя потеряю.

— Я полон сочувствия, — скривившись, произнес Джеймс. — Жаль, но ты все-таки потеряла меня. Я ухожу и не собираюсь возвращаться в этот дом. Твой любовник, этот Воленский, может приходить к тебе когда пожелает, помех больше нет. Ты ведь этого хотела? Кстати, с детьми придется говорить тебе, мне слишком больно обсуждать эту тему.

— Не надо ничего говорить Итону и Шейну, — взмолилась Кристи. — Это их не касается. Это только между тобой и мной. Давай не будем их втягивать!

Разве можно пережить позор, если его свидетелями становятся также и твои дети? Они станут смотреть на Кристи с укором и презрением, осуждая за то, что она много лет обманывала их отца.

Она подумала о Фей, о том страхе, который испытывала соседка при одной мысли, что должна рассказать дочери секрет своего прошлого. Что может быть ужаснее отвращения в глазах любимого ребенка, который еще недавно смотрел на тебя с нескрываемой гордостью?

— Прошу, не рассказывай детям!

— Я не собираюсь никому ничего рассказывать. Мне нужно время, чтобы прийти в себя. Возможно, поеду на рыбалку.

Джеймс уже много лет не рыбачил. Кристи даже представления не имела, где теперь искать снасти и резиновые сапоги. Впрочем, едва ли подобные детали имели значение: скорее всего муж и вовсе не собирался ловить рыбу.

— Понимаю. И мне очень жаль, Джеймс. Даже словами не выразить, насколько жаль, — прошептала Кристи. — Я совершила ошибку, чудовищную ошибку. Но я люблю тебя, и только это должно иметь значение. Он звал меня, но я осталась с тобой. Для меня это был даже не выбор, я с самого начала знала, что останусь с тобой.

— По-твоему, я должен чувствовать себя благодарным за подобную супружескую лояльность? Прости, но ничего подобного я не чувствую. Я в бешенстве, в отчаянии, у меня едет крыша, но я точно не чувствую благодарности.

— Ты позвонишь сообщить, что добрался до места? — спросила она жалобно, страшась мысли, что Джеймс может вести машину на огромной скорости, играя со смертью.

— Нет. Для меня невыносимо с тобой разговаривать, Кристи. Я должен побыть один.

— Я не хочу, чтобы наш брак распался!

— Не могу сказать то же самое про себя.

Он стремительно вышел из кухни, и собаки не бросились за ним, как бы бессознательно выбирая из двух разбитых половинок ту, что когда-то была их жизнерадостной хозяйкой. Они лежали на полу, уткнув морды в лапы, и тоскливо глядели на Кристи, словно улавливая часть ее боли.

— Знаю, малыши, знаю, — пробормотала она. — Хозяин расстроен, но ему просто нужно время. — Она говорила с ними как с детьми, утешала их, хотя утешать требовалось на самом деле ее саму.

Кристи не знала, куда приведет их с Джеймсом выбранная дорога. Она пыталась заглянуть в будущее, но ощущала только пустоту. Как ей хотелось взять в руки какой-нибудь магический шар, сосредоточить взгляд и увидеть добрый знак. Например, увидеть, как муж возвращается домой, протягивает к ней руки и говорит, что прошлое — всего лишь прошлое, которое нужно отпустить.

Она сделала то, что, как ей казалось, было самым правильным шагом. Жить в страхе дальше казалось немыслимо, однако откровенность могла обойтись слишком дорого.

Но чего она добилась? Страх, что однажды Джеймс узнает об измене, сменился страхом, что он больше никогда не вернется домой. Неужели она все-таки совершила ошибку?