Аннелизе постелила для Бет и Маркуса свежее постельное белье в свободной спальне. Дом сиял чистотой, в холодильнике гостей из Дублина дожидался холодный цыпленок с салатом, и повсюду в комнатах стояли вазы с букетами: к приезду дочери с зятем Аннелизе накупила целое море цветов. Она предусмотрела все мелочи, лишь одно невозможно было изменить: отец Бет навсегда оставил дом.

Аннелизе так и не нашла в себе сил сообщить дочери новости. Сколько раз она мысленно готовилась к этому разговору. «Милая Бет, мы с твоим папой решили…» Это никуда не годилось, потому что было неправдой. Аннелизе ничего не решала, все решили за нее. Как ни старалась она найти нужные слова, чтобы смягчить удар, у нее ничего не получалось.

«Твой отец выбросил меня из своей жизни, закрутив роман с моей так называемой лучшей подругой» звучало слишком мелодраматично, в духе телевизионных ток-шоу. Не хватало только студийной публики и назойливого ведущего с микрофоном и фальшиво-сочувственной миной на лице, чтобы шокирующее признание Аннелизе произвело должный эффект. Нет, этот вариант она отмела сразу.

Оставалось лишь сказать сухую правду. Приехав и не обнаружив отца дома, Бет, естественно, спросит о нем. Аннелизе удрученно покачала головой. Будь Эдвард решительнее, он сам рассказал бы обо всем дочери, но глупо было на это рассчитывать. Эдвард всегда избегал трудных разговоров, предпочитая перекладывать неприятную обязанность на жену.

Бет с Маркусом должны были добраться до Тамарина в середине дня, Аннелизе уже приготовила обед и мысленно настраивалась на встречу с дочерью и все, что за этим последует, — вспышку злости и неизбежные слезы. Но в начале второго, услышав, как Бет открывает ключом дверь, она испытала малодушное желание сбежать.

Ну почему Эдвард, черт бы его побрал, не может набраться мужества позвонить дочери и сказать правду?!

— Мама! — Бет остановилась в дверях кухни, и, увидев ее взволнованное лицо в обрамлении темных кудрей, Аннелизе мгновенно поняла, что дочери все уже известно. — Папа сказал мне сегодня утром.

— А-а… — безжизненным тоном протянула Аннелизе. — Прости, дорогая. Я хотела сообщить тебе, но не знала как.

— Мама, это случилось десять дней назад, а ты даже словом не обмолвилась! Почему бы тебе не рассказать мне все, когда ты звонила предупредить нас, что Лили попала в больницу?

Аннелизе не нашлась, что ответить. Всему виной был страх. Она боялась, что не выдержит и сорвется, что нервы окончательно сдадут. Для женщины, всегда встречавшей трудности с высоко поднятой головой, она повела себя на удивление трусливо, но другого выхода у нее не было. Аннелизе не могла себя заставить заговорить с дочерью.

— Если бы сегодня утром я не позвонила папе на мобильный, чтобы спросить, не нужно ли привезти ему что-нибудь из Дублина, я бы так ничего и не узнала! — продолжала бушевать Бет. — Все решила случайность! Папа думал, что мне все известно, и я нарочно ему не звоню. Вы вообще собирались посвятить меня в это дело? Вы мои родители, и я люблю вас. Я могла бы приехать раньше и быть рядом с вами. Я нужна вам обоим, особенно сейчас, когда с бедняжкой Лили случилось несчастье и вообще.

Аннелизе не смогла сдержать улыбки. Бет всегда отличалась прямотой. Даже сейчас, в пылу гнева, она мягко давала понять матери, что любит обоих родителей, но не собирается становиться разменной пешкой в их игре.

— Не волнуйся, — Аннелизе ласково коснулась руки дочери, — тебе вовсе не нужно принимать чью-то сторону, Бет. Мы с твоим отцом не собираемся затевать баталию и сражаться друг с другом за твои чувства. Но о таких вещах не станешь говорить по телефону, верно?

— Ничего подобного, — возмутилась Бет. — Ты могла бы мне сказать, когда звонила сообщить о несчастье с бабулей. Я бы сразу приехала. — Аннелизе собиралась объяснить, что не хотела волновать Бет, но та была слишком сердита и нетерпеливо перебила мать. — Не могу поверить, что вы промолчали о своем разрыве. Ведь вы мои родители, я имею право знать. Вы всегда думали, что я слишком слабенькая и глупая, что я не в силах справиться с трудностями. Вы никогда не доверяли мне.

В голосе Бет звучала такая ярость, что Аннелизе испуганно отшатнулась.

— Я просто не хотела причинять тебе боль. — «Мне было слишком больно самой», — мысленно добавила она.

— Жизнь заставляет нас страдать, мама, — крикнула Бет. — Она не жалеет никого. Ты думаешь, что отвечаешь за все на свете и можешь держать весь мир под контролем, но это не так. Меня ранит множество вещей, мне приходится самой с этим справляться, и ты не в силах меня защитить. Ты хоть представляешь, каково это — узнать, что вы с папой расстались, и никто не потрудился мне об этом сообщить? Готова поклясться, ты не понимаешь. Я знаю, почему ты ждала моего приезда, чтобы выложить ваши новости. Потому что все это время ты пыталась придумать, как лучше мне их преподать. Скажешь, нет?

— Бет. — В дверях кухни появился Маркус и застыл в нерешительности. Видимо, он собрался ждать, пока уляжется скандал.

— Извини, Маркус, но я должна высказаться! — взревела Бет. — На этот раз вы слишком далеко зашли. Хватит меня от всего ограждать, мама. Я давно не ребенок.

— Прости. — Аннелизе показалось, что земля ускользает у нее из-под ног. Бет не понимала, что она задыхается от боли и отчаяния. Дочь привыкла видеть ее собранной, сдержанной и спокойной, значит, такой она и должна оставаться в ее глазах.

Как ни странно, в этой пьесе ей, матери, была отведена роль злодейки. Но ведь не она разрушила семью, это сделал Эдвард! Хотя именно ей приходилось теперь выслушивать гневную отповедь дочери. А она так рассчитывала вымолить у Бет хотя» бы крохи сочувствия. — Прости, мне пришлось нелегко.

— Но я могла бы тебе помочь, — рявкнула Бет.

«Ты только кричишь на меня, это не помощь», — хотела крикнуть в ответ Аннелизе, но промолчала. Она никогда не повышала голос на дочь.

— Ты даже не дала мне возможности быть рядом с тобой. Ты стараешься все и всех держать под контролем, мама, это невыносимо!

— Вовсе нет, — вполне искренне возразила Аннелизе. Если она и пыталась кем-то управлять, то только собой: ее преследовал страх надвигающегося безумия.

— Нет, стараешься, — резко перебила ее Бет. — Потому ты ничего и не сказала мне. Пожалуйста, поверь, что я способна тебя выслушать и понять. Я больше не ребенок и не нуждаюсь в опеке, ясно? Лучше бы ты сказала мне все раньше, потому что тогда мне не пришлось бы выслушать ужасную новость о вашем разрыве с отцом именно в тот день, когда я собиралась сообщить тебе что-то очень важное. А теперь ты все испортила.

— Что? — взволнованно выдохнула Аннелизе.

— Я беременна, — буркнула Бет. — Уже три месяца. У нас с Маркусом будет ребенок. — Она рассмеялась, но смех вышел невеселым. — Я не говорила тебе, потому что не хотела волновать раньше времени, ждала, когда пройдет три месяца. Видишь, как здорово ты меня воспитала, мама! Ты ничего мне не рассказываешь, потому что боишься меня встревожить, и я молчу, чтобы не заставлять тебя нервничать. Чудная семейка, неудивительно, что папа ушел.

Это было похоже на выстрел. Дыхание Аннелизе перехватило, будто ее тело прошила насквозь пуля. В нее никогда никто не стрелял, но именно так она представляла себе пулевое ранение: внезапная боль и слабость, из раны хлещет кровь, пространство вокруг сужается, и ты проваливаешься в звенящую черноту. Как Бет могла сказать такое? Так дочь считает, что это Аннелизе, она одна во всем виновата. Эдвард ушел, бросил ее, неужели Бет этого не понимает? А может, отец сказал Бет, что она сама его оттолкнула? При мысли о том, что мог наговорить Эдвард, желая обелить себя в глазах дочери, Аннелизе почувствовала, как к горлу подступает тошнота. Ей пришлось призвать на помощь всю свою волю, чтобы не зарыдать. Нет, взмолилась она, только не сейчас, когда Бет поделилась с ней своей изумительной новостью.

— Я так рада за вас обоих, — сказала Аннелизе. — Это потрясающе. Я люблю тебя, дорогая, ты будешь чудесной матерью.

— Спасибо. — И словно по волшебству сердитое выражение исчезло с лица Бет. Теперь она улыбалась безмятежной, счастливой улыбкой.

Бет и в детстве была точно такой же: настроение у нее менялось молниеносно. Этим она разительно отличалась от матери. Аннелизе всегда завидовала способности дочери мгновенно забывать об огорчениях. Казалось, Бет говорит себе: «Раз это так ужасно, не буду об этом думать, лучше подумаю о чем-нибудь приятном».

— Маркус, я очень рада за вас. — Аннелизе растроганно обняла дочь, стараясь изо всех сил не упасть в обморок: ноги у нее подгибались.

Бет ждет ребенка, какая замечательная новость. Но к радостному волнению перемешивалась боль. Бет поспешила обвинить во всем мать, она сердито набросилась на нее и даже не додумала, как страдает Аннелизе. Ничего, любовь будущего внука или внучки сумеет ее исцелить.

— Спасибо, Аннелизе, — с гордостью проговорил Маркус. — Это здорово, хоть и немного страшно.

— Мне не сразу удалось забеременеть, мы ждали этого погод, совсем было отчаялись, решили обратиться к врачам, и тут-то это и случилось! Мне сделали УЗИ, снимки у меня с собой, — возбужденной скороговоркой выпалила Бет.

Будущие родители с волнением принялись рассматривать снимки. Аннелизе обняла дочь за талию и нежно погладила ее по животу. Как давно мечтала она услышать эту новость, и надо было этому случиться именно сегодня.

«Скоро и Бет узнает, что такое материнская любовь. Это и великое счастье, и горькая мука, — думала Аннелизе. — Правда, когда твой ребенок еще крошка, такое трудно себе представить».

— Мне очень жаль, дорогая, — мягко сказала она, уступая многолетней привычке заботиться прежде всего о дочери. — Жаль, что тебе пришлось узнать о нас с твоим отцом именно сегодня, но постарайся об этом забыть. Все это уже не имеет значения, важно теперь другое. — Она ласково коснулась живота Бет. — В тебе зреет новая жизнь, и я безумно рада за вас с Маркусом, давай думать только о малыше. Знаешь, может, это даже к лучшему, что мыс твоим папой расстались. — Аннелизе осталась верна себе. Она всегда старалась избегать острых углов ради Бет. Вот и теперь попыталась представить свой разрыв с Эдвардом как нечто несущественное, и, похоже, Бет это понравилось.

— Надеюсь, ты права, мама, — живо откликнулась она. — Не понимаю, что творится у папы в голове. — Бет нерешительно замолчала. — Мы можем об этом не говорить, если ты не хочешь. Прости, что накричала на тебя. Но сначала история с Лили, а потом еще и это… Мне не терпелось выложить вам новости, я хотела вас обрадовать, торжественно объявить, что у вас будет внук или внучка.

— Вот и забудь обо всем остальном, — торопливо проговорила Аннелизе, — со временем все уладится. Сейчас главное — ребенок.

Бет мечтательно улыбнулась:

— Мы так волнуемся. Ты сможешь приехать и пожить с нами, когда родится малыш? Боюсь, мне придется нелегко, я ведь совсем не умею обращаться с младенцами. Некоторым из моих подруг повезло: у них есть старшие братья и сестры. А я единственный ребенок, откуда мне знать, как это делается? Надеюсь, я все же научусь, — рассмеялась она. — И еще не знаю, как лучше сказать Иззи. Я ведь понятия не имею, хочет она детей или нет и есть ли в ее жизни мужчина. — Бет вздохнула и покачала головой. — Думаю, у нее все же кто-то есть. В письмах она упоминала о каком-то парне, но слишком неопределенно, расплывчато, и я не стала допытываться.

— Она мне ничего такого не говорила, — удивленно заметила Аннелизе и тут же поймала себя на мысли, что и сама не бросилась немедленно к телефону делиться с племянницей новостями об Эдварде, хотя в последние дни часто разговаривала с Иззи.

— Возможно, она боялась говорить тебе или бабуле, потому что вы тут же завели бы разговор о свадьбе, а в наши дни это не принято, — криво усмехнулась Бет.

«Да, — угрюмо подумала про себя Аннелизе, — это на меня похоже. Я просто живая реклама счастливого брака».

Она заговорила о беременности, и Бет тут же оживленно подхватила беседу. Маркус успел отнести вещи наверх, в спальню, потом спустился и налил жене воды, а Бет тем временем рассказывала матери о своих новых ощущениях. В последнее время она стала сильно уставать к вечеру, по утрам ее слегка подташнивает, хотя и вполне терпимо, не так как раньше. Вот уже несколько дней она чувствует настоящий прилив сил, у некоторых женщин он наступает после первой трети беременности, объяснила Бет.

— Кажется, ты хорошо подготовилась, — улыбнулась Аннелизе. — Должно быть, много всего прочитала.

— Целые горы литературы. Знаешь, вчера в журнале для будущих мам мне встретилась статья о новой книжке, где подробно описан первый год жизни младенца. Страшно хочу ее купить. Может, зайдем в местный книжный магазин?

— Конечно, — кивнула Аннелизе. — Я только схожу наверх, приведу в порядок волосы.

В спальне она нашла пузырек с лекарством и выпила еще таблетку. Сейчас она отчаянно нуждалась в помощи, и да на Господа надежды больше не было, оставалось лишь считывать на волшебную силу транквилизаторов.

Купив в магазинчике пару книг — Аннелизе сама расплатилась за них, — все трое дошли до кафе «Доротас» и уселись за столик, чтобы выпить по чашке травяного чая и полюбоваться видом на бухту. Аннелизе больше не боялась столкнуться с мужем или бывшей подругой. Нелл скорее всего постарается не попадаться им на глаза, а встречу с Эдвардом Аннелизе как-нибудь сумеет пережить. Ей помогут маленькая таблетка и присутствие Бет с Маркусом.

Спустя какое-то время Маркус направился к стойке заказать еще чая.

— Как ты? — спросила Бет, погладив мать по руке.

Аннелизе улыбнулась.

— Прекрасно, — солгала она.

— Папа говорит, в бухту заплыл кит, — рассеянно заметила Бет, когда Маркус вернулся к столику. — Вот бедняга, как же это случилось? Наверное, заблудился? С китами такое бывает?

— Никто точно не знает, — ответила мать, глядя на море. День был ясным и солнечным, но справа на горизонте громоздились темные, косматые тучи, приближалась летняя гроза. — Местный специалист по морским животным говорит, что у этого кита нарушена система эхолокации. Он больше не может ориентироваться в пространстве, вот и попал в ловушку. Чаще всего в таких случаях киты погибают.

— И давно он в бухте?

— Почти две недели. Думаю, ему недолго осталось. Говорят, он совсем ослабел.

— Бедный, — вздохнула Бет. — Почему бы им просто не усыпить его?

— Мне кажется, так поступают, когда кит выбрасывается на берег, но пока он в воде, подобраться к нему невозможно, это причинило бы бедняге еще больше страданий.

— О-о… — огорченно протянула Бет.

— Его пытались выманить в более глубокое место, задействовали целую команду водолазов. План был довольно смелый, но из него ничего не вышло.

Аннелизе следила за водолазами с высокого холма между двумя бухтами. В гавани собралась целая толпа: все молча наблюдали за действиями спасателей, надеясь, что кита удастся вызволить из западни.

Аннелизе достала бинокль и разглядела в людской толчее мужчину из службы охраны морских животных, Мака Петерсена. Теперь, зная, кто он такой, Аннелизе поняла, что видела его и раньше на берегу неподалеку от Долфин-Коттеджа. Этот Петерсен иногда выходил в море на небольшой рыбачьей лодке, сплетенной из ивняка и обтянутой брезентом. Большинство рыбаков на островах плавали в таких же посудинах. Еще у него была собака, лохматая и грязная, настоящее чучело. Аннелизе видела пса на берегу вместе с хозяином и решила, что эти двое стоят друг друга. Заметив Петерсена, она резко свернула в сторону. К чему соблюдать видимость вежливости с этим чужаком?

Позднее, наблюдая в бинокль за безуспешными попытками спасателей помочь несчастному киту, она увидела, как искренне огорчился Петерсен неудаче, и пожалела, что была с ним так груба. В конце концов, он действительно сделал все что мог.

— Знаешь, я, пожалуй, съем еще кекс, — решила Бет. — Я тут прочла одну книжку про питание беременных, там говорится, что кексы отлично восстанавливают силы. Молоко тоже идет нам на пользу, я пью его целыми литрами. А потом давайте пойдем к бабушке в больницу. Я не хотела бы задерживаться там надолго, — призналась Бет. — Не знаю, выдержу ли. Мне нельзя расстраиваться из-за ребеночка, но я должна попрощаться с бабушкой.

— Ладно, — согласилась Аннелизе, борясь с подступающим отчаянием. Мысль, что Лили не станет, казалась невыносимой. Жизнь превратилась в сплошной кошмар, и Аннелизе вдруг почувствовала в себе холодную решимость этому помешать.

Она подумала о полумертвом ките, запертом в тесной бухте. С каждым днем жизнь утекала из него капля за каплей. Аннелизе устало закрыла глаза. Ей хотелось нырнуть в темную толщу воды и медленно опуститься на дно вместе с китом.

— Миссис Кеннеди? — Доктор Уилан поднял голову от своих записей и взглянул на Аннелизе, входящую в кабинет. — Чем могу служить?

— Сделайте мне лоботомию, — не задумываясь ответила Аннелизе. — Немного подровняйте мои мозги. Совсем чуть-чуть.

Вот бы действительно взять и выстричь все эти запутанные, мрачные мысли, как подстригают секущиеся концы волос. Как было бы славно.

Доктор отложил ручку. Он был моложе Аннелизе, и ей это нравилось. Молодые врачи всегда стремятся следовать последним веяниям науки. Старушка доктор Мастерсон превращалась в ходячий кошмар, когда заходила речь о депрессии. Несмотря на кучу ученых степеней и почетных званий, она была ревностной сторонницей строгого самоконтроля и настойчиво твердила одну-единственную рекомендацию: «Возьмите себя в руки, дружочек». Эта дама свято верила, что депрессию можно легко побороть, практикуя так называемое позитивное мышление. В конечном счете Аннелизе пришлось отказаться от визитов к ней и найти себе другого врача, в центре города, а вскоре после этого появился доктор Уилан. Он переехал в Тамарин десять лет назад, и за это время Аннелизе дважды обращалась к нему. Уилан оказался дружелюбным, добрым и знающим, он искренне желал помочь пациентке, и все же Аннелизе было нелегко обсуждать с ним свои проблемы.

Страдая от тяжелых приступов депрессии, она особенно остро ощущала свою никчемность, и тогда ей было чертовски трудно убедить себя, что и доктор не считает ее жалкой неудачницей.

— В последнее время спрос на лоботомию резко упал, — шутливо откликнулся доктор. — Тем более в амбулаторных условиях, — добавил он с улыбкой. — Что случилось, миссис Кеннеди?

Аннелизе закрыла глаза. Ей хотелось провалиться сквозь землю от стыда и унижения. Стоять в приемной врача и умолять о помощи — что может быть ужаснее?

— У меня депрессия, — тихо сказала она. Еще одна крошечная белая таблетка, проглоченная всего полчаса назад, сделала ее безразличной ко всему и приглушила на время желание разрыдаться. Это была последняя таблетка. — Пожалуй, мне следует вернуться к антидепрессантам.

Будь проклят Эдвард и его чертова стерва, это из-за них она сейчас здесь!

— У вас есть на то особые причины? — поинтересовался доктор Уилан, принимая серьезный тон.

В ответ Аннелизе ударилась в слезы, невзирая на таблетку.

Полчаса спустя она получила рецепт на уже знакомый ей мощный антидепрессант и еще один краткосрочный рецепт на лекарство, которое должно было помочь ей продержаться, пока не подействует более сильное средство.

— Приходите ко мне в любое время, — предложил доктор Уилан, когда Аннелизе собралась уходить и остановилась в дверях кабинета, вытирая покрасневшие от слез глаза.

— Спасибо, — пробормотала она, зная, что не придет. К чему? Разве существует лекарство от ее болезни? Все эти бесчисленные таблетки, прописанные доктором Уиланом, способны лишь на время приглушить боль. Аннелизе хотелось вновь почувствовать себя счастливой, хотелось ощутить уверенность в завтрашнем дне. Возможно ли это? Кто знает…

Дома она заварила себе чай, выпила лекарство и легла в постель. После истерики в кабинете врача голова у нее раскалывалась, и Аннелизе решила немного отдохнуть, прежде чем начать готовить обед. Бет с Маркусом собирались уехать на следующее утро, а пока отправились в больницу к Лили, что дало Аннелизе возможность незаметно нанести визит доктору Уилану. Она не рассказывала Бет о своих переживаниях, а та не спрашивала, как чувствует себя мать.

Это вполне объяснимо, уговаривала себя Аннелизе. Бет хочет защитить от стресса своего еще не родившегося ребенка. Любая мать поступила бы точно так же на ее месте. И все же Способность дочери равнодушно отвернуться от чужой боли больно задевала Аннелизе.

Бет не хотелось видеть мать плачущей и одинокой, поэтому она просто делала вид, что все в полном порядке.

Аннелизе обложилась подушками и укрылась пуховым одеялом. «Может, стоит продать дом?» — спросила она себя, уныла обводя глазами комнату. С этим милым, уютным коттеджем связано слишком много воспоминаний. Даже если попытаться перекрасить стены и полностью обновить обстановку, это ничего не изменит. Да и что тут можно придумать? Домик на берегу и должен быть именно таким, легким, бело-голубым. Нет, она не станет ничего переделывать. Продать дом — единенный выход. Придется поговорить об этом с Эдвардом, вернее, с его адвокатом. Аннелизе вообразила себе эту сцену: ее адвокат договаривается с адвокатом Эдварда. Впрочем, ни какого адвоката у нее не было. До сих пор она не особенно нуждалась в услугах юристов. Что ж, значит, надо будет нанять адвоката. Но только не в Тамарине. Нет, даже если этот законник окажется образцом осмотрительности. При мысли о том, что кто-то местный узнает все подробности их с Эдвардом разрыва, Аннелизе испуганно съежилась.

Она представила себе Нелл в кабинете юриста, ее скрюченную, как у ведьмы, спину и вкрадчивый голос: «Нет, Эдвард, удостоверься, что ты получишь половину всего, нет, больше чем половину».

Аннелизе передернуло от отвращения. Она решила пригласить адвоката из Уотерфорда и поручить ему все переговоры. Все должно быть сделано предельно просто и чисто, как при ампутации. Отсечь конечность, прижечь рану и уйти. Но куда ей идти? Остаться в Тамарине? Если Лили не станет, ей, Аннелизе, будет нечего делать здесь, а Лили вряд ли выживет.

После инсульта прошло уже две недели, и пора было взглянуть в лицо реальности. Возможно, Лили так никогда и не поправится. Навещая тетю в больнице, Аннелизе с грустью замечала, как стареет Лили, как заостряются ее черты, а лицо приобретает все более отстраненное выражение.

Аннелизе могла бы переехать в Дублин, поближе к дочери и зятю с их будущим ребенком, но ей не хотелось стеснять Бет. Это было бы нечестно.

Дом ее родителей располагался в противоположном от Тамарина конце Уотерфорда, но родители давно умерли, а братья и сестры оказались разбросаны по разным городам, в Ирландии и за ее пределами. Во всем мире не осталось другого места, кроме Тамарина, которое она могла бы назвать своим домом. Выйдя замуж за Эдварда, Аннелизе навсегда связала свою жизнь с этим городком.

«Господи, таблетки, кажется, действуют», — подумала она, медленно проваливаясь в сон. Подумать только, она спокойно размышляет о вещах, которые еще недавно заставляли ее цепенеть от ужаса. Интересно, хорошо это или плохо? Аннелизе закрыла глаза, сказав себе, что потом обдумает, как ей лучше поступить, и заснула.

Ее разбудил хруст гравия под колесами автомобиля. Это вернулась Бет. Она собиралась приготовить обед и заснула, вот черт!

Аннелизе поспешно сбросила с себя одеяло и выглянула в окно. Во дворе рядом с автомобилем Бет и Маркуса стояла машина Эдварда.

Аннелизе оцепенело смотрела вниз. У нее не было сил говорить с мужем. Должно быть, это придумала Бет, притащить сюда Эдварда, устроить их встречу. Они расстались две недели назад, и за это время ни один из них не потрудился снять трубку и позвонить другому. Им не о чем было говорить, и даже разговор ни о чем таил в себе слишком много боли.

Аннелизе поспешно натянула на себя футболку и джинсы. Руки ее тряслись.

— Мама, — позвала ее Бет, появившись в дверях ванной. — Мама, я знаю, тебе это не понравится, но…

— Я видела машину твоего отца. Это неудачная мысль, Бет.

— Пожалуйста, мама. — Бет вошла в комнату и опустилась на постель. — Пожалуйста.

— Я не в состоянии разговаривать с ним.

— Но вам нужно поговорить. Папа сказал, вы не обменялись и парой слов с того дня, как он ушел.

— И что с того? — огрызнулась Аннелизе, ее вдруг охватила злость. — О чем тут говорить? Что он сожалеет, и что мы можем остаться друзьями и уладить все полюбовно? Я легко могу представить, что он хочет мне сказать, и не желаю этого слушать. Когда-то твой отец говорил, что любит меня, и все время путался с Нелл. Так что, откровенно говоря, я не испытываю ни малейшего интереса к беседе с ним.

Бет растерянно уставилась на мать, и Аннелизе кольнуло чувство вины. В конце концов, дочь ни в чем не виновата. Возможно, она была слишком резка с Бет, но всему есть предел. Почему она вечно должна считаться с чувствами других, не заботясь о своих собственных? На мгновение она вновь стала прежней Аннелизе, уравновешенной, уверенной в себе женщиной.

— Бет, — твердо сказала она, — я не хочу говорить с твоим отцом. Попроси его покинуть этот дом.

— Пожалуйста, мама! — Глаза Бет наполнились слезами, и, увидев вытянувшееся, несчастное лицо дочери, Аннелизе тотчас поняла, что ей придется спуститься и поговорить с Эдвардом.

— Как ты его сюда затащила? — спросила она.

— Я попросила его сделать это для меня. Он не хотел ехать, но я уверена: вам с ним обязательно нужно поговорить, так будет лучше для вас обоих.

Аннелизе выразительно закатила глаза. Она знала, что Эдвард, как и она сама, не в силах ни в чем отказать дочери. Даже теперь, когда одна только мысль о том, чтобы остаться с Эдвардом в одной комнате, вызывала у нее отвращение, Аннелизе понимала, что пойдет на это ради Бет.

Никто другой не смог бы заставить ее сделать это. Едва ли их с Эдвардом отношения достигли стадии примирения, и вряд ли примирение подразумевает желание швыряться кухонной утварью и орать, срываясь на визг. Ладно, она поговорит с ним пять минут, не больше.

Аннелизе бросила взгляд в зеркало и увидела немолодую женщину с усталым лицом и всклокоченными волосами. Такой она могла бы вернуться домой после прогулки по взморью в ветреный день, только сейчас на ее запавших щеках не было румянца. Она безразлично пожала плечами. Что толку прихорашиваться и наводить красоту? Эдвард ушел. Вряд ли пара мазков губной помады заставит его вернуться.

— Я согласна, — буркнула Аннелизе.

— Но твои волосы… — начала было Бет.

— Волосы в порядке, — угрюмо отрезала мать.

Внизу Эдвард неловко переминался у входной двери. Вид у него был встревоженный. Маркус, примостившийся рядом в кресле, казалось, нервничал еще больше и сидел как на иголках. Аннелизе любила зятя. Добрый, умный, тонко чувствующий, он отличался чуткостью и тактом. Должно быть, Маркус боялся оказаться свидетелем безобразной сцены между родителями жены, но не нашел в себе сил отказать Бет. Похоже, она и ему выкрутила руки, желая во что бы то ни стало осуществить свой идиотский план.

— Хочешь войти? — обратилась Аннелизе к мужу.

— Я предпочел подождать, пока ты сама не пригласишь меня войти. — Эдвард держался церемонно и скованно.

— Думаю, пора отбросить формальности, — сухо заметила Аннелизе.

Эдвард уселся напротив Маркуса и напряженно застыл на краешке кресла.

— Пойдем, дорогой, прогуляемся по берегу, — проворковала Бет, потянув за собой мужа.

— Да-да, конечно. Если что, мы будем неподалеку. — Маркус обвел страдальческим взглядом тестя с тещей, и Аннелизе весело усмехнулась одними кончиками губ.

— Я не собираюсь его убивать, — заверила она зятя. — Разве что задам легкую взбучку, идет?

Бет вытолкнула Маркуса из дома, прежде чем он успел ответить.

— Мне действительно крайне неловко, извини за этот нежданный визит, — произнес Эдвард все тем же официальны тоном. — Это Бет настояла.

— Знаю, — покачала Аннелизе. — Я понимаю, тут нет твоей вины.

— Ты очень великодушна.

— Отнюдь, — качнула головой Аннелизе. — Просто я устала и у меня нет сил разводить всю эту канитель. Мы здесь, потому что оба любим Бет, она беременна, и мы не хотим ее огорчать.

— Какая чудесная новость, правда? — оживился Эдвард и тут же осекся, словно внезапно вспомнил, что они уже не счастливая почтенная пара, обсуждающая будущих внуков. Эта же мысль пришла в голову и Аннелизе.

В прошлом она не раз представляла себе, как они с Эдвардом обрадуются, узнав, что Бет ждет ребенка, но реальность не имела ничего общего с теми радостными сценами, которые она себе когда-то воображала.

— Как замечательно, — добавил Эдвард, — чудесный конец всей этой печальной истории.

— Ты говоришь так, словно речь идет о стихийном бедствии, в котором некого винить, — возмутилась Аннелизе. — Разве это не дело твоих рук? Ты обманывал меня и бросил ради Нелл. Нелл! Господи, Эдвард, как ты мог так со мной поступить? Ведь Нелл была нашей подругой. И я еще чувствовала себя виноватой, оттого что постоянно приглашала ее к нам в дом, боялась, что ты заскучаешь с нами, посчитаешь себя лишней спицей в колесе. Как глупо, тебе ведь только этого и нужно было. Ты был рад Нелл, а если и хотел от кого-то избавиться, так это от меня.

— Нет, все было не так, — возразил Эдвард.

— А как? Знаешь, раз уж ты здесь, тебе придется ответить на кое-какие вопросы. — Неподвижно глядя на мужа, она устроилась на краешке стула напротив него. — Когда ты начал трахать мою подругу? Скажи, пожалуйста. Я, конечно, не особенно рассчитываю, что ты выложишь мне всю правду, — добавила она, — ты ведь солжешь, верно? Кажется, это одно из правил супружеской неверности.

— Нет, — покачал головой Эдвард.

— Да! — гневно воскликнула Аннелизе. — Ты говоришь об этом так, словно ваша интрижка длилась всего пять минут, а ведь вы были вместе долгие месяцы и даже годы, и все, что я принимала за реальность, все, что казалось мне подлинным, обернулось трухой, хламом. Такое кого хочешь сведет с ума. Я все думаю и думаю о прошлом, Эдвард, перебираю в памяти разрозненные обрывки воспоминаний и пытаюсь отделить правду от притворства, когда ты изображал счастливого супруга, чтобы проводить больше времени с Нелл. — Аннелизе выпрямилась и откинулась на спинку стула. Вначале она присела на самый край, готовясь вскочить и выбежать из комнаты, когда станет совсем невмоготу смотреть на Эдварда, но после на нее навалилась усталость. — Вы уже были любовниками, когда выходила замуж Бет, например?

— Нет, — выкрикнул Эдвард.

— А в Рождество?

Эдвард не ответил.

— Ладно, — заключила Аннелизе, — значит, в Рождество вы уже были вместе. Так когда же это началось? Просто скажи мне, чтобы я Могла провести черту между тем, что было до и после вашего романа, и вспоминать только события реальной жизни, не вымышленной. Надеюсь, так можно назвать нашу жизнь до того, как ты начал лгать мне.

Аннелизе внезапно замолчала и нахмурилась. А что, если у Эдварда и раньше были женщины? Предавший однажды, мог предать и прежде.

— У тебя был кто-то еще до Нелл?

— Нет. У меня никого не было. Я бы не хотел, чтобы ты думала обо мне так…

— Ты хочешь сказать, что я не должна думать о тебе плохо, — перебила мужа Аннелизе. — А как еще я могу думать о тебе, Эдвард? Ты изменял мне. Если наш брак был так ужасен, ты мог бы сказать мне об этом. По крайней мере ты мог бы дать мне возможность сделать выбор. Но ты поступил иначе. Ты оставался со мной и ждал, когда подвернется кто-то другой. — Аннелизе вдруг с необычайной ясностью поняла, что именно это ранило ее больше всего. Вместо того чтобы покончить с неудачным браком, Эдвард выжидал и осматривался. — Так ведь вес и было, верно? — устало заметила она. — Ты подыскивал мне замену и остановил свой выбор на Нелл?

— Вовсе нет, — запротестовал Эдвард. Он ссутулился и спрятал лицо в ладонях. — Все было не так. Ты была…

— Ну да, снова я во всем виновата, — с горечью вздохнула Аннелизе. — Я вела себя не так, как тебе хотелось, разочаровала тебя, и тебе пришлось искать кого-то на стороне.

— Нет, — неожиданно резко возразил Эдвард. — Я не говорил, что это твоя вина, просто мы отдалились друг от друга, перестали быть единым целым, вот и все. И я не устоял.

— Не устоял перед чарами Нелл? А она, должно быть, тешила твое самолюбие и восхищалась твоими достоинствами? Твердила, какой ты неотразимый? — Эдвард покраснел, и Аннелизе почувствовала, что ее выстрел попал в цель. — Это несерьезно, Эдвард. На этом не построишь искренних отношений. Так обычно ведут себя школьницы. «Ты такой замечательный мужчина, Эдвард, почему бы тебе не бросить свою зануду жену и не переехать жить ко мне?» Ладно, ты и сам знаешь не хуже моего, чего все это стоит. Я желаю тебе счастья.

Аннелизе вскочила со стула. Ей не хотелось больше видеть Эдварда. К чему? По сути, он так и не ответил ни на один ее вопрос, да и разговор вышел слишком трудным. Аннелизе согласилась на эту встречу только ради дочери, но если бы Бет лучше знала своих родителей, она ни за что не стала бы сталкивать их лицом к лицу.

— Почему бы тебе не уйти, Эдвард? Нам нечего сказать друг другу.

Он послушно поднялся, пряча глаза.

— Мне очень жаль, что с Лили случился удар. Представляю, как ты переживаешь. Я знаю, как сильно ты была к ней привязана.

— Не говори о ней так, словно она уже мертва, — сурово бросила Аннелизе, — твоя тетя еще жива.

Поймав сочувственный взгляд Эдварда, Аннелизе резко повернулась и направилась к лестнице. Уже наверху она услышала, как хлопнула дверца автомобиля и взвизгнули шины. Эдвард уехал.

Две недели назад этот мужчина был для нее всем. Они проводили вместе массу времени, счастливые, безмятежные, довольные друг другом. По крайней мере так ей казалось. Но, как выяснилось, Аннелизе обманывалась. Они с мужем вовсе не были счастливы. Если бы внезапный приступ мигрени не заставил ее неожиданно вернуться домой, она, возможно, так никогда и не узнала бы об этом. Как много в нашей жизни зависит от нелепых случайностей. Глупо думать, что человек способен управлять судьбой.