Ни Бэннинг, ни сидевшая напротив Эвис за всю дорогу не проронили ни слова – внутри экипажа царило молчание, и грозовая атмосфера с каждой милей, которую они оставляли позади, сгущалась все больше. Поджав губы, Эвис не спеша натягивала на руки шелковые перчатки, старательно расправляя их палец за пальцем, и не поднимала на Бэннинга глаз. Еще до того, как уехать с ним, она уже догадывалась – точнее, знала, – каким нелегким окажется их расставание, однако утешала себя мыслью, что даже после столь интимных отношений они все же смогут вести себя как цивилизованные люди. Но, учитывая его упорное молчание, видимо, она поспешила принять желаемое за действительное.
Им ведь, так или иначе, придется постоянно сталкиваться, поскольку они оба принадлежат к одному кругу. К счастью, сейчас лето, с облегчением подумала Эвис, значит, ей пока еще рано переживать по поводу всех этих балов, раутов и званых обедов, которыми обычно так насыщена жизнь лондонского света.
До приема в загородном поместье Кесгрейвов остается еще пара недель – и это было единственное приглашение, которое она согласилась принять до конца лета. Она дала слово Дженетт, что на этот раз постарается не обращать внимания на то, что ее укачивает в экипаже, и приедет. Кстати, Бэннинг тоже обязательно будет там. Возможно, им даже придется переброситься парой слов – во всяком случае, в присутствии посторонних. Больше уже не будет долгих разговоров наедине… она не услышит, как он музицирует… они не будут, обнаженные, валяться в постели, обсуждая ее роман, конечно, это было слегка безнравственно, зато как упоительно прекрасно. Не будет ничего… только эта проклятая неловкость, вставшая между ними стеной.
Внезапно ее замутило. Содержимое желудка рванулось к горлу, во рту стало горько. Ей придется срочно выйти из кареты, в панике подумала Эвис.
– Бэннинг, пожалуйста, останови экипаж, – прошептала она.
Окинув ее внимательным взглядом, Бэннинг с силой громыхнул кулаком по крыше кареты. Экипаж остановился, и Эвис даже не стала ждать, пока спрыгнувший с козел кучер откроет дверцу. Протиснувшись мимо Бэннинга, она выпрыгнула из кареты и бегом бросилась к ближайшим кустам. Наконец ее желудок опустел. Чувствуя, что ноги у нее подгибаются, Эвис в изнеможении прислонилась к дереву. Свежий прохладный ветерок заставил ее бунтующий желудок понемногу успокоиться.
– Эвис, – послышался у нее за спиной озабоченный голос Бэннинга, и Эвис почувствовала, как он сунул ей в руку носовой платок. – Может, побудем здесь какое-то время?
– Нет. – Она покачала головой. – Мы можем ехать дальше.
– Это все из-за того, что тебя укачивает в дороге? Или нам нужно искать ближайшую церковь и срочно обвенчаться? – поинтересовался Бэннинг, с иронией подняв бровь.
Эвис, фыркнув, попыталась обойти его.
– Я не беременна! – отрезала она.
– Или просто еще не знаешь об этом, – очень тихо проговорил он.
Ноги ее подогнулись, решительно отказываясь ей повиноваться. Эвис, повернувшись, смерила Бэннинга испепеляющим взглядом.
– Меня тошнит всякий раз, когда я куда-то еду! – отрезала она.
– Но когда мы ехали сюда, тебя не тошнило, – поправил Бэннинг.
– Просто я проспала большую часть пути, – буркнула она.
– Хм… – протянул Бэннинг. Судя по выражению его лица, он не верил ни единому ее слову. – Помни, мое предложение по-прежнему в силе. И если обнаружится, что ты понесла от меня ребенка… в общем, ты знаешь, где меня найти.
В глубине души Эвис давно уже поняла, что из Бэннинга получился бы замечательный отец – для ребенка, которого родит ему любая другая женщина. Только не она. Она не может доверять себе настолько, чтобы позволить себе стать матерью. Достаточно вспомнить, как этим утром она ударила его по лицу, не сумев удержать бешеный гнев.
Не может быть, чтобы она забеременела, машинально потирая рукой старый шрам, твердила про себя Эвис. Хотя отметины на ее теле давно уже исчезли, боль от воспоминаний не утихнет никогда. Если она когда-нибудь забудется настолько, что в приступе гнева ударит беззащитного ребенка, она никогда себе этого не простит. И единственный способ не допустить этого – оставаться одинокой. Не выходить замуж, не иметь детей. И никогда больше не отдаваться мужчине.
И не важно, насколько нелегкой станет ее жизнь без Бэннинга, выбора у нее нет. Впрочем, «нелегкая» – явно не то слово, которое способно выразить то, в какой ад отныне превратится ее жизнь, тоскливо подумала она, чувствуя, что ее сердце разбито навсегда – и ни один мужчина на свете уже не сможет заставить его забиться снова.
Спотыкаясь, она побрела к ожидавшему их экипажу, двигаясь словно во сне, и забралась внутрь. Ей придется трястись в нем еще четыре часа, прежде чем они доберутся до гостиницы. Еще четыре часа наедине с ним. Мысленно Эвис взмолилась о том, чтобы Бэннингу удалось заполучить для них две отдельные комнаты.
Усевшись в карету, Бэннинг нагнулся и вытащил из-под сиденья подушку. Эвис молча смотрела на него. Положив подушку себе на колени, он похлопал по ней и вдруг невозмутимо предложил:
– Ложись и постарайся уснуть. А когда проснешься, все твои неприятности будут уже позади.
Эвис послушно сделала, как он сказал, хотя внутренний голос предупреждал ее, насколько опасно следовать его указаниям.
И стоило ей только опустить голову ему на колени, стоило только вдохнуть исходивший от него такой знакомый ей, такой родной запах, как мысли Эвис против ее воли устремились к тому, о чем она запрещала себе думать. К ее жизни без Бэннинга. Ее ночи больше уже никогда не будут такими, как раньше. Она не будет просыпаться, чтобы со счастливой улыбкой слушать, как он тихонько посапывает возле ее плеча… не почувствует тяжесть его руки, которой он обычно обнимал ее, прижимая к себе. Вместо этого ее будут ждать долгие ночи без сна в холодной, одинокой постели. Она закусила губу, чтобы не разрыдаться.
Чувствуя, как его теплая рука ласково гладит ее по волосам, Эвис незаметно для себя погрузилась в сон, успев подумать о тех неприятных сюрпризах, какие готовит ей жизнь.
А Бэннинг, не отрываясь, смотрел на красивую женщину, которая спала, уронив голову ему на колени.
Будь все проклято!
У него есть несколько вероятных способов достичь цели, рассуждал Бэннинг. Боязнь публичного скандала могла бы заставить ее согласиться отдать ему свою руку. Бэннинг хорошо знал, что она ценит светский образ жизни, любит бывать в обществе, встречаться с друзьями. Она согласится стать его женой, чтобы сохранить свою репутацию.
Хотя, конечно, это отнюдь не лучший выход из положения, вынужден был признать Бэннинг.
Оставалась еще одна вероятность. Если Эвис все-таки беременна, она согласится стать его женой – ради того, чтобы дать ребенку его имя и все, что за этим стоит.
Но, зная Эвис, нельзя исключить и того, что она предпочтет попросту сбежать. Она может даже уехать в другую страну, только ради того, чтобы не выходить за него замуж. Учитывая, до какой степени она ценит свою независимость, можно допустить и такое.
Будь все трижды проклято!
Так прошло несколько часов. Погрузившись в свои невеселые думы, Бэннинг очнулся только в тот момент, когда экипаж остановился у дверей гостиницы.
– Добро пожаловать, милорд, – жизнерадостно приветствовал его мистер Оуэне.
Бэннинг облокотился о стойку.
– Нам нужны две отдельные комнаты, – невозмутимо заявил он.
Мистер Оуэне сокрушенно покачал головой:
– Простите, милорд, только не сегодня. – Он пожал плечами. – Все спешат вернуться в Лондон из-за кончины герцога! Так что сегодня у меня осталась только одна свободная комната – все остальные заняты.
– У вас есть тут черная лестница? – осведомился он у хозяина.
– Разумеется, милорд, – с понимающей улыбкой закивал мистер Оуэне. Хозяин был сама любезность и предупредительность. – Как не быть? Проводите девушку к задней части дома, а уж там мы живенько доставим ее наверх.
Лицо Эвис стало бледным до синевы, когда Бэннинг сообщил ей об этом.
– Стало быть, я теперь ничем не лучше простой служанки или судомойки, – с горечью прошептала она. – Ожидаете ли вы, что я буду прислуживать вам, милорд?
– Эвис, не говори чушь! – нахмурился он. – К чему это? Впрочем, может, ты предпочитаешь рискнуть своей репутацией и войти через парадную дверь? Если так, давай. Меня лично это больше не волнует.
– Конечно, нет. Прости… – Эвис тяжело вздохнула. – Просто дурное настроение.
Они выбрались из кареты, свернули за угол гостиницы, прокрались мимо грядок с ароматными травами, распугав цыплят, которые копались в земле в поисках червяков. Кухня напоминала кипящий котел: повара и кухарки сбивались с ног, чтобы накормить проголодавшихся постояльцев ужином. Громыхали и булькали котлы, глухо позвякивали тарелки, мелодично звенело серебро, в зал один за другим проплывали тяжело нагруженные подносы. Никто и внимания не обратил на двух незнакомых людей, которые, прикрывая лица, проскользнули через кухню.
– Сюда, милорд, – послышался с лестницы приглушенный голос мистера Оуэнса.
Хозяин проводил их обоих на второй этаж, огляделся по сторонам – в коридоре не было ни души – и только после этого махнул им рукой. Комната оказалась в двух шагах от лестницы. Бэннинг плотно прикрыл за собой дверь, и из груди его вырвался облегченный вздох.
– Могу я предположить, что нам снова придется ночевать в одной комнате? – поинтересовалась Эвис, снимая с головы шляпку. Выбившиеся из прически кудрявые прядки запрыгали у нее по щекам.
Желание, мучительное и жгучее, вдруг шевельнулось где-то в глубине его тела, жидким огнем растекаясь по жилам. По голосу что-то не похоже, что она так уж расстроена перспективой провести с ним еще одну ночь. Возбуждение, охватившее Бэннинга, было столь велико, что он едва удержался от соблазна схватить ее в объятия.
– Да, – кивнул он, облизнув разом пересохшие губы. – Гостиница полна. Нам еще очень повезло, что у мистера Оуэнса отыскалась хоть одна свободная комната.
Эвис кивнула.
– Надеюсь, ты сказал ему, чтобы он принес нам что-нибудь поесть?
– Ну конечно.
– А ты уверена, что твой желудок успокоился и не намерен больше бунтовать? Мне доводилось слышать, что некоторые женщины мучаются тошнотой на протяжении всей беременности, – проговорил Бэннинг, просто чтобы еще раз полюбоваться, как ее лицо заливается краской.
Однако, вместо того чтобы ответить ему какой-нибудь резкостью, Эвис молча уселась в потертое кресло у камина и невозмутимо сложила руки на груди. Окончательно убедившись, что Эвис не намерена с ним препираться, Бэннинг снял сюртук и немного ослабил пышный узел шейного платка. Не поворачивая головы, Эвис краем глаза смотрела, как он расстегивает верхние пуговки рубашки.
– Устала? – заботливо спросил он.
– Ничуть! – резко бросила она. – Вдобавок если я просплю до утра, то завтра буду просто не в состоянии ехать в карете. Думаю, вместо того чтобы спать, мне лучше поработать над рукописью. Надеюсь, свечи не будут тебе мешать?
– Нисколько, – учтиво ответил Бэннинг.
Потом они тихо поужинали у себя в комнате. Как этот ужин отличался от того, какой был две недели назад, с горечью думал Бэннинг. Все, что он теперь ел, казалось ему безвкусным, как будто он жевал сено. А сидевшая напротив Эвис глотала с такой скоростью, словно каждая минута, которую она вынуждена провести в его обществе, доставляет ей невыносимые мучения.
Торопливо покончив с едой, она пересела за маленький столик в углу и принялась раскладывать на нем бумагу, перо и маленькую дорожную чернильницу. Искоса поглядывая на нее, Бэннинг стащил с себя оставшуюся одежду, не преминув отметить при этом, что Эвис изо всех сил старается не смотреть в его сторону – с каждой деталью его гардероба, которая оказывалась на полу, она как будто каменела. Он едва сдерживался, чтобы не улыбнуться. К счастью, ему это удалось, и Бэннинг вытянулся на постели с твердым намерением уснуть.
А Эвис провела ночь, уставившись невидящим взором в чистый лист бумаги, лежавший перед ней на столе. Она собиралась писать. Она хотела писать. Но увы, ни одна мысль, как назло, не приходила на ум. Ее персонажи сыграли с ней злую шутку, покинув ее в тот момент, когда она так рассчитывала на их содействие.
Окончательно убедившись в том, что не в силах сосредоточиться, она украдкой покосилась на спящего Бэннинга, успев заметить, что подбородок и щеки его уже успели покрыться щетиной. Эвис даже зажмурилась, так ей хотелось протянуть руку, провести ладонью по его лицу, снова почувствовать, как щетина щекотно покалывает ее пальцы. Но она так и не решилась это сделать. В конце концов она сама, своими руками, возвела ту стену, что сейчас разделяет их, напомнила себе Эвис. Так зачем сейчас ломать ее?
Бэннингу не нужна женщина, которая может ударить его, если он вдруг будет иметь несчастье ее рассердить. И уж конечно, он ни за что не женится на женщине, способной поднять руку на невинного ребенка!
За окном понемногу стало светать. А лежавший перед ней лист был по-прежнему девственно чист – за всю долгую ночь на нем не появилось ни строчки. Вместо того чтобы писать, Эвис всю ночь молча любовалась спящим Бэннингом, словно прощаясь с ним навсегда. Проклиная себя за слабость, она почти не замечала, как по лицу ее струятся слезы. Да, она не заслуживает его, повторяла она. Пусть его женой станет другая женщина… пусть она растит его детей… в то время как она будет потихоньку наблюдать за их счастьем… в одиночестве.
Близился рассвет. Эвис, смахнув с ресниц слезы, умылась, чтобы он не догадался, что она плакала.
– Просыпайся, – тихонько окликнула она Бэннинга. – Уже утро. Нужно позавтракать и снова отправляться в дорогу.
Он торопливо натянул на себя одежду, однако не настолько быстро, чтобы не заметить, как разочарованно вытянулось ее лицо, когда брюки скрыли его возбужденную плоть. Вот и хорошо, с удовлетворением отметил про себя Бэннинг. Видит Бог, ему в эту ночь пришлось помучиться изрядно.
– Я спущусь вниз и прикажу, чтобы завтрак принесли к нам в комнату, – объявил он, направившись к выходу.
Плотно прикрыв за собой дверь, Бэннинг спустился вниз – на этот раз по главной, а не по черной лестнице, как накануне. Заказав плотный завтрак, он решил подождать, пока он будет готов, чтобы прихватить наверх поднос. Окинув скучающим взглядом комнату, Бэннинг заметил пару знакомых лиц. Кое-кто кивнул ему в знак приветствия. Бэннинг нахмурился, мысленно чертыхнувшись про себя. Придется опять выбираться из гостиницы по черной лестнице, иначе кто-нибудь из присутствующих непременно узнает Эвис.
– Лорд Селби!
Проклятие, только этого ему не хватало! Мисс Оливия Роубак, самая большая его головная боль в этом сезоне… Увидев Бэннинга, она с сияющим лицом устремилась к нему. Следом за ней торопливо ковыляла ее матушка.
– Лорд Селби, какая приятная неожиданность! – восторженно защебетала Оливия. – Кто бы мог подумать, что мы можем встретиться здесь, да еще в такой ранний час? А что вы тут делаете?
– Возвращаюсь из своего поместья в Саутуолде. Мне только что сообщили о кончине герцога Кендала – пришлось все бросить и мчаться в Лондон.
Мисс Роубак кокетливо заправила за ухо локон, еще теплый после щипцов для завивки волос.
– Да, да, именно поэтому мы тоже возвращаемся в город. Как это замечательно, правда? Я так рада, что смогу снова увидеть всех своих друзей!
Прежде чем она успела ляпнуть очередную глупость, возле Бэннинга появилась одна из служанок с тяжело нагруженным подносом в руках.
– Желаете, чтобы я отнесла все это наверх, милорд, к вашей же… – почтительно осведомился она.
– Нет, – резко перебил он прежде, чем глупая девчонка успела брякнуть «жена».
Девушка, почтительно присев, вручила ему поднос и убежала на кухню.
– Боже, какой плотный завтрак! Не многовато ли для одного человека? – воскликнула несносная мисс Роубак.
Ее матушка, бросив взгляд на поднос в руках Селби, нахмурилась и закивала – было ясно, что она совершенно согласна с дочерью.
– А ваша сестра с вами? – поинтересовалась мисс Роубак.
– Нет, – неохотно буркнул он. – А сейчас прошу меня извинить. Хочу позавтракать прежде, чем все остынет.
– Вы можете присоединиться к нам, – с сияющим лицом объявила мисс Роубак, хлопая своими золотыми ресницами.
– Увы, вынужден отказаться. Мне необходимо срочно просмотреть кое-какие бумаги. Желаю вам приятного дня.
Обе дамы, сверля взглядом спину удаляющегося Бэннинга, что-то вежливо пробормотали в ответ.
Он бесшумно проскользнул в комнату. За то время, что его не было, Эвис успела переодеться в синее дорожное платье и уложить волосы в тугой пучок и сейчас сидела в том же самом кресле у окна, напряженно выпрямившись с таким видом, точно палку проглотила. Услышав, как скрипнула дверь, она вскинула глаза и выжидательно посмотрела на Бэннинга.
– Внизу, в столовой, полно людей, – проговорил он, без слов поняв ее взгляд. – К несчастью, я успел заметить кое-кого из знакомых.
– Я так полагаю, из этого следует, что мне опять придется выбираться из дома по черной лестнице? – с кислым видом осведомилась она.
– Если тебя это не устраивает, можем вместе спуститься по лестнице и выйти через парадный, – с ухмылкой предложил Бэннинг.
Она смерила его таким взглядом, что он предпочел прикусить язык.
– Нет. Не думаю, что нам стоит это делать! – ледяным тоном отрезала она.
Бэннинг пожал плечами:
– Как пожелаешь.
Оливия Роубак, извинившись, поднялась из-за обеденного стола.
– Простите, мне еще нужно поговорить с хозяином гостиницы по поводу моей перчатки. Ужасно! Просто поверить не могу, что потеряла тут одну из моих лучших перчаток!
– Подожди, я пойду с тобой, – пробормотала ее матушка, запихивая в рот очередное яйцо.
– Нет, мама, не стоит. Тебе нужно как следует позавтракать, – хихикнула Оливия, ее мать обожала поесть. Точнее, «обожала» не то слово. – Не волнуйся. Стойка хозяина вон там, видишь? – Она кивнула в сторону холла. – Так что я все время буду у тебя на глазах.
– Хорошо, – кивнул ее отец. Судя по облегчению, отразившемуся на его физиономии, ему тоже не улыбалась мысль отвлекаться от завтрака.
Оливия, подобрав юбки, вышла из-за стола и направилась к стойке, мимоходом отметив, что этот противный мистер Оуэне, как обычно, сидит за своей конторкой, уткнувшись в какие-то бумаги. Та, которая интересовала Оливию и куда она собиралась сунуть свой любопытный нос, лежала как раз на самом верху. Увидев девушку, хозяин встал.
– Мисс Роубак, могу ли я вам чем-то помочь? – с учтивым поклоном осведомился он.
– О, мистер Оуэне, какой ужас! – тоненьким, жалобным голоском прощебетала Оливия и по своей привычке жеманно захлопала ресницами. – Представляете, я потеряла свою шелковую перчатку! Может быть, вы мне поможете? Возможно, ее взяла одна из ваших служанок? Естественно, по ошибке. Поверьте, я вовсе не имела в виду, что…
– Боже мой… – Он поперхнулся. – Простите, мисс, мне ничего об этом не известно. Но если одна из моих девушек осмелилась… Впрочем, я сейчас все выясню.
– Прошу вас, – кокетливо взмолилась она. Взгляд мистера Оуэне точно приклеился к ее декольте. Признаться, там было на что посмотреть, привстав на цыпочки, мисс Роубак привалилась грудью к его конторке и шумно задышала. Прием сработал безотказно.
– Конечно, конечно, мисс, – засуетился хозяин. – Извольте подождать. Я мигом.
Он засеменил на кухню… у мисс Роубак в запасе было всего несколько минут. Но этого времени ей вполне хватило, чтобы повернуть к себе книгу записи постояльцев и пробежать глазами лист. Ничего. Нахмурившись, она прочитала его уже более внимательно – но так и не смогла обнаружить записи «лорд Селби». Перелистнув страницу, она просмотрела записи за несколько предыдущих дней, и палец ее замер на фамилии Толбот. Толбот… Толбот… она наморщила лоб. Так ведь это же фамилия их семьи, спохватилась Оливия Роубак. Но с чего это ему вздумалось подписываться ею, вместо того чтобы, как водится, воспользоваться собственным титулом, недоумевала она. И вдруг глаза у нее вспыхнули. В мозгу мисс Роубак молнией сверкнула догадка.
«Мистер и миссис Толбот».
Все ясно, мысленно ахнула она! Получается, лорд Селби остановился в гостинице с какой-то женщиной! Мысли, точно вспугнутые куры, закружились у нее в голове. Мисс Роубак лихорадочно обдумывала, что это ей дает. И тут коварная кошачья усмешка искривила ее губы. В хорошенькой головке мисс Роубак стал понемногу складываться хитроумный план. И, надо сказать, великолепный план. Однако чтобы он сработал, ей понадобится помощник… вернее, помощница. Поразмыслив немного, она усмехнулась – была одна женщина, которая идеально подходила на эту роль. Та единственная из всех, которая открыто презирала Селби, – самая добродетельная, самая целомудренная из всех старых дев, образовавших свой тесный маленький клуб. Мисс Эвис Коупли.
С помощью мисс Коупли, которую та, сама того не зная, окажет ей, подумала мисс Роубак, ее безупречный план непременно сработает. С губ Оливии сорвался злорадный смешок. Все складывалось просто великолепно. И если ей ничто не помешает, то еще до конца лета она станет леди Селби.