Бэннинг вышел из кабинета Эвис, чувствуя, что находится в смятении. Этих нескольких минут наедине с Эвис оказалось достаточно, чтобы все в душе его перевернулось. Больше всего на свете ему хотелось схватить ее в объятия и целовать, целовать без конца. Стоило ей только войти в комнату, стоило ему почувствовать знакомый аромат ее духов, как его желание становилось нестерпимым, разливаясь мучительной болью во всем теле. Но Бэннинг знал, что обязан держать себя в руках. Он больше не имеет права целовать ее. Он должен сделать все, чтобы она сама, по доброй воле пришла к нему… хотя при одной только мысли, что ему придется держаться в стороне, ему казалось, что он вот-вот сойдет с ума.

Он уныло брел по коридору, направляясь к себе в комнату, когда вдруг раздавшийся из-за двери голос матери заставил его остановиться.

– Бэннинг, это ты?

– Да, мама, – со вздохом ответил он.

– Пожалуйста, зайди ко мне.

Его матушка сидела в своей маленькой гостиной, вышивая цветочный узор на куске какой-то ткани. Увидев на пороге сына, она оторвалась от пяльцев и окинула его внимательным взглядом.

– Хорошо провел вечер?

– Ужасно! – бросил Бэннинг.

– Вот как? Ну, тогда ничего удивительного, если он закончится еще хуже, – невозмутимо заметила она. Потом, отложив вышивание, выпрямилась и смерила Бэннинга недовольным взглядом. – По-моему, сынок, у тебя возникла небольшая проблема.

– Даже так? – поднял брови Бэннинг.

– Представь себе. Тебя видели, когда ты выходил из гостиницы «Холстед инн».

– Что в этом такого странного?

– С какой-то женщиной, – добавила мать.

Господи, спаси и помилуй… ей все известно!

– Мама, мне казалось, я уже достаточно взрослый, чтобы иметь право самому решать, как проводить время и с кем, – сказал он.

– Совершенно верно, – кивнула его мать. – Скажи спасибо, что ты узнал об этом от меня… а не услышал, как об этом перешептываются старые сплетницы, прикрывая рот веером. Пока никому не известно, кто была эта, женщина, однако общее мнение таково, что она леди, а не какая-то вертихвостка. И не дама полусвета.

– Выходит, лица ее никто не видел? – уточнил Бэннинг.

Его мать сгребла в охапку пяльцы с неоконченной вышивкой, игольницу, нитки и сунула все это в руки опешившему Бэннингу.

– Нет. Но я не позволю, чтобы из-за твоих развлечений с женщинами доброе имя нашей семьи оказалось замаранным. Так что постарайся, чтобы никто не пронюхал, кто эта девушка.

Поднявшись со стула, леди Селби царственно выпрямилась и смерила его надменным взглядом своих холодных голубых глаз. В такие минуты она всегда напоминала ему Дженетт – именно так выглядела его младшая сестренка, когда он, взявшись дразнить ее, своими шуточками выводил ее из себя. Правда, с Дженетт было куда проще – он обычно принимался тормошить ее, и очень скоро она вновь приходила в хорошее настроение. С его драгоценной матушкой такой номер не пройдет, уныло подумал Бэннинг.

– А еще лучше – постарайся, чтобы мне не стало известно, кто она такая. Иначе ты и глазом не успеешь моргнуть, как будешь стоять с ней перед алтарем! – грозно объявила она.

– Да, мама, – кротко кивнул Бэннинг. Величественным жестом она указала ему на дверь.

– А теперь иди. И помни, что я сказала.

– Эвис, вы меня слушаете?

Эвис, растерянно моргнув от неожиданности, очнулась и попыталась сосредоточиться на том, что говорит Эмори. Писатель развалился на сиденье экипажа напротив Эвис, ее горничная Бриджет скромно устроилась рядом со своей госпожой. Конечно, взять с собой горничную вместо компаньонки было не самым лучшим вариантом, вздохнула Эвис, но ничего другого она придумать не смогла. Все ее подруги, которых она просила составить ей компанию, решительно отказались – даже Софи.

– Простите, Эмори, – с покаянным видом пробормотала она. – Сегодня я какая-то рассеянная.

В ответ Эмори улыбнулся. Но – странное дело – глаза его при этом по-прежнему оставались холодными.

– Я рассказывал вам, что говорил принц по поводу моей новой книги.

Ну конечно, как же она забыла? Мыслями она витала далеко – замечтавшись, пыталась представить себе, насколько интереснее стала бы эта поездка, если бы ее сегодняшним спутником был не Эмори, а Бэннинг. Руки Эвис сами собой сжались в кулаки. Нет, это невыносимо, подумала она. Лучше всего просто запретить себе думать о нем. В конце концов, этот эпизод ее жизни уже отошел в прошлое.

– …а потом принц сказал, что находит мою книгу премилой, – продолжал между тем Эмори.

«Да, Эмори – просто идеал джентльмена, этого у него не отнимешь».

– Эвис, – с досадой воскликнул Эмори, – готов поклясться, вы не слышали ни единого слова из того, что я вам рассказывал!

– Простите, Эмори. Мне ужасно жаль, но я ничего не могу поделать. Вы прекрасный рассказчик. Но сегодня я какая-то рассеянная, – с извиняющейся улыбкой пробормотала Эвис.

Эмори склонился к ней и, улыбнувшись, покровительственно похлопал ее по руке.

– Что с вами такое?

Эвис, зажмурившись, сжала его руку.

– Я никак не могу заставить себя не думать об Элизабет. Бедняжка!

– Да, конечно, ей сейчас тяжело. Смерть отца – ужасный удар для нее, но со временем это пройдет. И потом – у нее ведь остались сестры.

– Да, конечно, Эмори. Вы, как всегда, правы.

Какой он все-таки чудесный человек, этот Эмори, растрогалась Эвис. Как она могла поверить Бэннингу, когда тот пытался очернить его, рассказывая, как Эмори когда-то избил проститутку? За все годы, что она знала его, он ни разу не совершил ничего постыдного… никогда не сказал ни единого грубого слова. Возможно, ей следовало бы сначала выслушать эту историю в его изложении… Но конечно, если он захочет ей рассказать…

– Эмори… – пробормотала она. И замолчала, чтобы собраться с духом.

– Да?

Нет, это слишком личное. Она не имеет права спрашивать его о таких делах.

– Эвис, о чем вы все время думаете? Вы ведь знаете, мы друзья. Вы можете спросить меня о чем угодно. У меня нет от вас секретов.

– Видите ли, – решилась она наконец, – о вас ходят кое-какие слухи.

Отпустив ее руку, Эмори откинулся на спинку сиденья. Глубокая морщина прорезала его лоб, лицо потемнело.

– Что за слухи? – резко спросил он.

– Речь идет о том, что случилось много лет назад.

– Все было совсем не так, – поспешно проговорил он. Руки Эмори сами собой сжались в кулаки, лоб сразу заблестел от пота, на скулах вздулись желваки. Глаза его расширились, но он упорно отводил их в сторону, стараясь не встречаться взглядом с Эвис. – Я… я никогда и пальцем не тронул ту девушку. У меня есть свидетели.

Эвис, заметив его волнение, сочувственно улыбнулась:

– Я была уверена в этом. Учитывая, сколько юношей учатся в Итоне, это мог быть любой из них.

– В Итоне?.. – Эмори поперхнулся. Разжав кулаки, он бессильно откинулся на спинку обитого бархатом сиденья, и на лице его отразилось безмерное облегчение. – Эвис, послушайте, это было всего лишь маленькое недоразумение – не более того. Уверяю вас.

– Может, вы расскажете мне об этом?

Он вдруг смешался. После неловкой паузы, немного затянувшейся, как машинально отметила про себя удивленная Эвис, Эмори покорно кивнул:

– Дело было так. Один молодой человек, с которым мы тогда жили в одной комнате, привел туда шлюху. Потом между ними вышла ссора, он жутко разозлился, поскольку она попыталась стянуть у него деньги, крупную сумму, намного больше той, о которой они условились. Он вышел из себя и ударил ее. А недоразумение случилось, поскольку Джеймс тут же сбежал. Видите ли, он выбежал из комнаты, едва она упала, а на ее крик вошел я. Вот все и решили, что это я избил ее до полусмерти. Мне так никогда и не удалось заставить злые языки замолчать. В Лондоне немало людей, которые до сих пор считают меня чудовищем, способным поднять руку на беззащитную женщину, – с грустной улыбкой добавил Эмори, разглядывая свои руки.

Он по-прежнему старался не встречаться с ней глазами.

– Эмори, мне очень жаль, – сочувственно пробормотала Эвис.

– Спасибо, дорогая. Мне до сих пор неприятно говорить о том, что произошло тем вечером. Стоит мне только вспомнить об этом, как я мысленно переношусь в прошлое. Мне кажется, что я вновь стою в той комнате… вижу эту сцену… ощущаю на себе все эти взгляды, а потом начинаю оправдываться, пытаясь доказать, что не виноват, но никто мне не верит…

Эвис почувствовала острый укол вины – и в очередной раз попеняла себе за доверчивость.

– Спасибо, Эмори, – мягко проговорила она. – Представляю, как вам нелегко вспоминать этот ужасный случай.

Данное Эмори объяснение показалось Эвис на редкость логичным. На душе у нее сразу полегчало – тем более что Эмори во время прогулки держался безупречно, ни разу не дав ей повода усомниться, что его чувства к ней не выходят за рамки дружбы. Выходит, Бэннинг ошибался на его счет, подумала она. И точно камень разом свалился с ее плеч.

А в это время Бэннинг, решивший прогуляться верхом в Гайд-парке, угрюмо трусил рысцой, занимаясь уже привычным для себя делом, а именно – перебирая в уме способы убедить Эвис выйти за него замуж. В конце концов, он пришел к выводу, что ему необходимо поговорить на эту тему с Дженетт, но только так, чтобы его младшая сестренка ничего не заподозрила. Потому что если Дженетт узнает, что он говорит о ее лучшей подруге, она устроит ему такую жизнь, что он своими руками затянет у себя на шее петлю.

– Вы сегодня в одиночестве, Селби?

Моргнув от неожиданности, Бэннинг обернулся, и первое, что бросилось ему в глаза, была сардоническая усмешка на лице Сомертона. Он настолько погрузился в свои невеселые мысли, что даже не слышал, как тот подъехал почти вплотную.

– А что случилось с вашей приятельницей?

Бэннинг вдруг почувствовал, что начинает потихоньку закипать.

– Это вас не касается! – резко бросил он.

В ответ Сомертон невозмутимо пожал плечами:

– Возможно, вы правы. Но я подумал… как странно, что вы едете верхом в гордом одиночестве, в то время как ваша леди катается с Биллингсуортом вдоль Серпентайна.

– Что?! – рявкнул Бэннинг, напрочь забыв о том, что дал себе слово в разговорах с Сомертоном не выходить за рамки светской любезности.

– Они сейчас там катаются – Биллингсуорт и мисс Коупли, – терпеливо, как глухому, объяснил Сомертон. – Вдвоем. В качестве компаньонки мисс Коупли взяла с собой горничную.

С этими словами Сомертон, повернув коня, поскакал в сторону.

Бэннинг, решив, что времени терять нельзя, дат шпоры коню и галопом погнал его к берегу. Спустившись к воде, он натянул поводья и, привстав в стременах, окинул берег внимательным взглядом. День выдался чудесный. Погода стояла на редкость теплая, по дорожкам катились экипажи, немало было и таких, кто, подобно Бэннингу, предпочел проехаться верхом. Он мрачно подумал, что никогда не видел в парке такого количества любителей прогуляться на свежем воздухе. Поскольку ему никогда и в голову не приходило рассматривать, в каком экипаже разъезжает Биллингсуорт, Бэннинг слегка растерялся – он понятия не имел, как узнать его среди десятков других, которыми сейчас кишел Гайд-парк.

Внезапно один открытый экипаж чем-то привлек его внимание. А может, он просто заметил дамскую шляпку, запомнившуюся ему еще со времени их поездки в Саутуолд. Как бы там ни было, руки Бэннинга сжались в кулаки. Больше всего на свете он сейчас жалел, что не может пристрелить Биллингсуорта. Жаль, что это невозможно. Подумав об этом, он свирепо выругался и, повернув лошадь, поскакал домой. Если ему не под силу научить уму-разуму эту упрямицу, мрачно подумал Бэннинг, то высказать ей, что он думает по поводу ее прогулок с Биллингсуортом, ему никто не запретит!

Грантем распахнул дверь и, увидев на пороге лорда Селби, тут же открыл рот, собираясь что-то сказать.

Но Бэннинг не дал ему это сделать. Отстранив пожилого дворецкого, он с мрачным видом прошел мимо него в холл.

– Не трудитесь, милейший! – рявкнул он. – Я знаю, что вашей хозяйки нет дома. Так что когда она появится, передайте ей, что я жду в ее кабинете.

– Милорд… – неуверенно начал было Грантем, но Бэннинга уже и след простыл. Обернувшись, дворецкий с ужасом заметил, что граф уже поставил ногу на ступеньку лестницы. – Милорд! – в полном отчаянии завопил он вдогонку. – Милорд, вы должны понимать, как это… как это неприлично с вашей стороны! Мисс Коупли – незамужняя девица! Вы не должны врываться в ее дом столь неподобающим образом!

– Грантем, – обернувшись, бросил через плечо Бэннинг, – если вы намерены выставить меня за дверь, тогда позовите себе на подмогу кого-нибудь из лакеев покрепче, потому что мне необходимо срочно поговорить с вашей хозяйкой. И чтобы помешать мне, вам придется силой вышвырнуть меня из дома!

От этого заявления старик дворецкий даже опешил. Но потом лицо его вдруг просветлело и на губах мелькнуло нечто вроде улыбки.

– Эээ… думаю, я вас понял, милорд. Может быть, желаете освежиться, пока вы… эээ… ждете?

Бэннинг вытащил из кармана фляжку с бренди и помахал ею в воздухе.

– Благодарю вас, Грантем, у меня все с собой.

Опустившись в кожаное кресло у камина, где в это время года не разводили огонь, Бэннинг принялся ждать. Время тянулось бесконечно. Чуть слышно тикали каминные часы, томительно долго отсчитывая минуты. Прошел час, фляжка с бренди уже опустела наполовину, а Эвис и не думала возвращаться. Бэннинг почувствовал, что теряет терпение. Упрямство Эвис сводило его с ума. Как она может разъезжать в экипаже с этим ублюдком – после того, что он рассказал ей о нем? Что, если он нравится ей куда больше, чем она говорит? В конце концов, подыскивая мужчину на роль своего первого возлюбленного, она остановила свой выбор именно на Биллингсуорте, напомнил он себе. И хотя Эвис всегда утверждала, что Биллингсуорт никогда не вызывал у нее никаких чувственных желаний, возможно, теперь, после разрыва с ним, Бэннингом, она сочла его достаточно привлекательным… Будь все трижды проклято!

– Мне передали, что у меня гость, – раздался с порога нежный голос Эвис. На измученного ожиданием Бэннинга он подействовал как глоток чистого морского воздуха в жаркий день.

Обернувшись, он посмотрел на нее – и продолжал смотреть, пока у нее не вырвался досадливый вздох.

– Зачем ты приехал, Селби? – устало поинтересовалась она.

– Закрой поплотнее дверь, Эвис.

Она с тревогой измерила взглядом расстояние между ним и дверью.

– Не думаю, что это хорошая мысль, – в растерянности пролепетала Эвис.

Бэннинг, одним махом опрокинув в горло все, что еще оставалось во фляге, встал.

– Не слишком хорошая идея? Вот как? – Он рассмеялся. – А разъезжать с этим ублюдком в экипаже е одной только горничной в качестве компаньонки – это, по-твоему, хорошая идея, так?

– Ты шпионил за мной?! – вскрикнула Эвис, осторожно, мелкими шажками отодвигаясь назад, к двери.

– Шпионил?! Я?! – прогремел Бэннинг. – Интересно, сколько народу сегодня стали свидетелями, как ты каталась с ним по парку? Ты хоть понимаешь, о чем все они думали, увидев вас вместе? – С каждым словом голос Бэннинга становился все громче. В три прыжка он пересек комнату и навис над ней как скала. Эвис жалобно пискнула, когда пальцы Бэннинга стальным кольцом сомкнулись у нее на запястье. Схватив ее за руку, он рывком втащил ее в комнату и с грохотом захлопнул за ней дверь. – Ты не догадываешься, о чем они будут говорить? – прорычал он, прижав Эвис спиной к двери.

– А тебе-то не все равно? – прошептала она.

Он вдохнул хорошо знакомый запах ее духов с ароматом жасмина и насупился. Потом тяжело вздохнул:

– Нет. Мне не все равно.

Эвис искоса посмотрела на него.

– Я сегодня разговаривала с Эмори, попросила его рассказать о том, что произошло тогда в Итоне.

– Вот даже как? – поднял брови Бэннинг. – И что же этот мерзавец сказал тебе?

– Не смей называть его так! – вспыхнув от возмущения, резко бросила Эвис. – К твоему сведению, он все рассказал мне об этом недоразумении, – с вызовом добавила она.

– О недоразумении?! Вот, значит, как он это назвал? – присвистнул Бэннинг. Отвернувшись, он молча слушал весь тот вздор, который Биллингсуорт наговорил ей, пытаясь оправдаться в ее глазах. Но потом, заглянув в ее карие, с золотистыми искорками глаза, вдруг с ужасом понял, что Эвис полностью и безоговорочно верит Биллингсуорту.

– Все, о чем он рассказал тебе сегодня, ложь от первого до последнего слова, – глухо проговорил он. – Я сам был там, Эвис. У него не было никакого соседа по комнате по имени Джеймс. Клянусь тебе!

Эвис даже руками всплеснула от раздражения. А потом, поикав плечами, попыталась отодвинуться. Почему в его глазах все это имеет такое значение, с досадой подумала она.

– Разве это так важно? – бросила она.

Вместо ответа Бэннинг уперся руками в дверь и угрожающе навис над ней, так что Эвис, зажатая между ним и дверью, оказалась в ловушке.

– Важно – потому что в следующий раз он может ударить тебя.

– Послушай, Бэннинг, он никогда этого не сделает. Эмори – мой друг!

– Друг никогда бы не стал вытягивать у тебя деньги, зная, что не сможет их вернуть.

– А настоящий друг никогда и не требует, чтобы ему вернули долг, – парировала Эвис.

Схватив Эвис за запястья, Бэннинг завел руки ей за голову и грудью прижал ее к двери.

– Держись подальше от него, слышишь? – прошептал он, склонив голову. Губы Бэннинга приблизились к ее губам.

Эвис поспешно отвернулась в сторону, чтобы избежать его поцелуя. В результате губы Бэннинга, не встретив ее губ, обожгли ей шею, и все ее тело пронизала судорога желания. Близость Бэннинга сводила ее с ума.

– Эвис!.. – прошептал он. Горячее дыхание Бэннинга опалило ее кожу. – Выходи за меня замуж.

Даже чувствовать его так близко от себя было для Эвис пыткой. Она попыталась вырваться из его рук… отодвинуться в сторону, чтобы вновь вернуть себе то хладнокровие и здравый смысл, которыми всегда так гордилась. Тщетно – вместо этого Бэннинг только крепче прижал ее к себе.

– Будь моей женой, – прошептал он ей на ухо. – Мы с тобой будем заниматься любовью каждую ночь… прямо с сегодняшнего дня… или даже сейчас, здесь, в кабинете, если хочешь…

– О Господи… – пробормотала она, закрыв глаза и чувствуя, как горячий кончик языка Бэннинга ласкает ей ухо. При одной только мысли о том, чтобы заняться с ним любовью, все ее тело плавилось, точно воск под жаркими лучами солнца. Если он сейчас разожмет руки, промелькнуло у нее в голове, то она попросту рухнет на пол. Нет! Она не может этого позволить… они не могут снова заниматься любовью – как бы сильно она ни хотела этого. Она обязана оттолкнуть его – пусть даже ее тело изнывает от желания.

– Нет.

Бэннинг, тяжело дыша, прижался лбом к ее лбу.

– Эвис… – задыхаясь, прошептал он, – Эвис… это безумие! Мы ведь оба хотим друг друга! И мы любим друг друга. Мы должны пожениться!

Эвис закрыла глаза, чтобы не расплакаться. Бэннинг не должен видеть ее слабости, в отчаянии подумала она.

– Бэннинг, ты не понимаешь… Я просто не могу стать твоей женой.

– Но почему? – едва слышно произнес он.

– Я не могу выйти замуж – ни за тебя, ни за кого-то другого, – упрямо повторила она.

– Да почему, черт возьми?! Может, ты уже успела тайно с кем-то обвенчаться?! – Эта мысль заставила Бэннинга похолодеть.

– Конечно, нет! – возмутилась Эвис.

– Тогда назови мне хотя бы одну мало-мальски вескую причину, почему ты не можешь стать моей женой, – решительно потребовал он, прижавшись губами к ее лбу.

Хотя бы одну вескую причину?

Она всегда помнит о том, что в ее жилах струится кровь ее отца. Помнит затравленный взгляд матери, боль и ужас, застывшие в ее глазах, когда отец избивал ее. Помнит о сломанных руках матери, о синяках и ссадинах, сплошь покрывавших ее тело, о своих собственных синяках…

Все это вечно будет преследовать ее.

Эвис была уверена в одном – она скорее умрет, чем позволит своему ребенку пройти через весь тот ад, в котором когда-то жила она сама. И она скорее наложит на себя руки, чтобы не видеть, как любовь, светившаяся сейчас в глазах Бэннинга, превратится в презрение – а это неминуемо произойдет, как только он узнает ту страшную и постыдную правду о ней, которую она скрывает.

– Назови мне причину, Эвис! Всего одну! – повторил он.

– Просто я не могу выйти за тебя замуж. Не могу – и все. Извини.

– Едва ли это можно назвать веской причиной.

Пора положить этому конец, устало подумал Бэннинг. Он ведь еще раз сказал, что любит ее. И постарался, чтобы сегодняшнее предложение прозвучало более весомо, чем предыдущее, – чтобы она поняла, наконец, что он и не думает шутить. Похоже, Эвис понемногу начинает сдаваться. Очень может быть, что ему все-таки удастся раз и навсегда покончить с этим безумием.

– Я не хотела, чтобы ты приходил, поверь мне, Бэннинг! Оставь меня! Это… это просто глупо! По-моему, пора положить этому конец. – Эвис изо всех сил рванулась, высвободилась из его рук и, тяжело дыша, отодвинулась в сторону. Теперь, оказавшись на свободе, она наконец сможет снова соображать как нормальный человек.

– Конец этому будет, когда ты станешь моей женой, – скрестив руки на груди, проговорил Бэннинг. – А до тех пор я буду по-прежнему приходить к тебе.

Эвис, задохнувшись от возмущения, потрясла у него перед носом кулаком. Нет, она не заплачет. Она не позволит себе заплакать. Но как она ни старалась избежать этого унижения, слезы, которые она так долго сдерживала, вдруг хлынули у нее по щекам. Господи, в полном отчаянии подумала она, разве она имеет право так рисковать – зная, какое чудовище скрывается в ее душе?!

– Я никогда не буду твоей женой!..

– Будешь!..