Немного успокоившись, я решила, что не позволю реакции моих родных ввергнуть меня в отчаяние. Они просто ещё не осознали всё до конца. Я сначала договорюсь обо всём с Энди, а потом снова попытаюсь убедить маму с папой. Когда они увидят доказательства того, что настоящий учёный высоко оценил мою идею и хотел бы, чтобы я сама помогла сотрудникам заповедника, они не смогут мне отказать. Они поймут, как это важно.
Когда поздним вечером этого дня пришло письмо от Энди, я уже почти начала собирать вещи для путешествия на Аляску. И тут я прочитала письмо.
Дорогая Айрис!Энди
Мне ужасно жаль, если невольно внушила тебе мысль, что тебе нужно всё бросить и лететь сюда первым же рейсом. Для твоей семьи это действительно будет серьёзный шаг. Такие дела не решаются с наскоку. (Плюс большая вероятность того, что твоё появление здесь не оправдается, если Синий-55 не приплывёт. Очень часто занятия наукой оказываются такими вот скучными – ты усердно трудишься и строишь планы только для того, чтобы лишний раз убедиться: природа далеко не всегда готова с нами сотрудничать.) Если когда-нибудь родители привезут тебя к нам – будет чудесно, но даже в этом случае им потребуется время на организацию поездки.
Но ты, пожалуйста, поверь, что на твой компьютер будет транслироваться в точности такое же изображение, какое получат остальные члены команды, если не лучше! Прикрепить к киту электронный чип – безусловно, важная работа, но она опасна. Чтобы это сделать, нам нужно подобраться к киту вплотную. Одного удара хвостом достаточно, чтобы вышвырнуть нас с палубы. В этот момент со мной там останется только один член команды – и это рулевой. Все остальные участники экспедиции останутся в океанариуме и будут следить за нами на экране. Или же они смогут остаться на берегу, на причале, но оттуда вообще ничего не разглядишь. Ты получишь полный видеоотчёт с наших надводных и подводных камер. И потом я с радостью поделюсь с тобой информацией, полученной с чипа Синего-55. Так ты одновременно со мной будешь узнавать о его перемещениях и пении.
Ещё раз благодарю тебя за всю проделанную работу и за присланную песню. Буду рада в будущем поговорить с тобой на эту тему и надеюсь, мы продолжим переписку. Не сомневаюсь, что ты способна на большие открытия, и с нетерпением жду твоих новых работ, посвящённых животным.
Я с такой силой дёрнула со стены ноты песни Синего-55, что уголки оторвались, а кнопки разлетелись по комнате. Но кому до этого дело? Это же просто бессмысленный шум, который никто не услышит!
Я уже собралась разодрать бумагу на клочки, но остановилась. Это не его вина. Это песня Синего-55. И что бы он ни говорил, на каком бы то ни было языке – она была его.
Но смотреть на неё снова у меня не было сил. Я сложила ноты вместе с фотографией и спрятала в самый нижний ящик стола.
У Венделла пока ещё не было своего мобильного, и вместо эсэмэсок нам приходилось переписываться в онлайн-чате. Окошко с извещениями мигало красным – его не было в сети. Но я всё же решила отправить сообщение – прочтёт, когда сможет.
«Пришёл ответ из заповедника», – после этой фразы я не знала, что сказать. Красная точка всё так же мигала в окошке, пока я неподвижно сидела в кресле. Наконец я сдалась и просто плюхнулась на кровать.
Через какое-то время ко мне поднялась мама и сказала, что Венделл посылает видеовызов. Я лишь качнула головой: потом поговорю. Даже поднять руки, чтобы разговаривать, было не под силу.
* * *
На следующее утро меня ожидала целая пачка электронных писем от Венделла.
«Что они сказали?»
«Им понравилась твоя песня? Они её используют?»
«Эй, ты здесь?!»
«Ты вообще живая???»
Я напечатала в окошке:
«Привет! Извини. Вчера не хотела говорить. Но да, они используют мою песню. Им понравилась идея».
Я подождала ответа.
«Так это же прекрасно? И что вчера пошло не так?»
«Они пригласили меня побывать там когда-нибудь, и я захотела попасть туда, чтобы увидеть кита. Родители сказали, что это слишком далеко и с меня будет довольно футболки с их символикой. О, и репортажа в прямом эфире с катера. Пока они будут общаться с китом. С помощью той песни, которую я им отдала».
Венделл ответил не сразу:
«Мне жаль, Айрис. Так нечестно. Ведь это была твоя идея, верно? Значит, ты имеешь право там быть».
Хотя в тот вечер я отправлялась спать с ощущением безвозвратной потери, всё же смогла удержаться от грустной улыбки. Даже если Венделлу не удалось изменить то, что случилось, было немного легче знать, что кто-то, кроме меня, понимает, как это несправедливо.
«Спасибо, Венделл. Наверное, я справлюсь. Но какое-то время это будет здорово меня бесить. Они обещают транслировать для меня экспедицию онлайн, но не думаю, что захочу смотреть».
«Да, я бы на твоём месте, наверное, тоже не захотел. Ну что ж, заходи, когда сможешь. Скоро будет хорошо виден Юпитер со всеми его лунами».
«Спасибо. До скорого».
Пока я печатала для Венделла, пришёл папа и сел на край кровати. Он держал в руках комплект колонок для компьютера.
Когда я вместе с креслом повернулась к нему, он показал на компьютер. Я махнула рукой и встала, уступая ему место.
Он подключил динамики, а потом вывел на You Tube видео катушечного магнитофона. Не такого древнего, как тот, что стоял в моём «Адмирале», но довольно старого. Вместо привычной мне округлой головки у этого была квадратная. На декоративной панели был изображён горбатый кит.
Когда магнитофон начал воспроизводить звук, я положила руку на динамик. Вибрации напомнили мне некоторые из песен китов, найденных мною на днях.
Папа открыл текстовой редактор. Печатал он быстрее и понятнее, чем когда разговаривал жестами.
«Родители вычитали это в журнале, когда я был маленьким». Он запустил видео и ткнул пальцем в название: «Пение горбатых китов, National Geographic, 1979». Затем показал на себя и сделал вид, будто надевает наушники.
– Каждый день, – показал он.
Мы посидели так какое-то время: он слушал, как поют киты, а я ощущала эти звуки через мембрану динамика, и оба мы следили за колебаниями кривых на экране. Папа поднимал и опускал руку, показывая мне, как волнами взлетает и опадает частота звука. Я вспомнила, как разглядывала записи нот, на которых горбачи представлялись симфоническим оркестром. В описании говорилось, что они используют диапазон частот от самых высоких до самых низких. Неужели они никогда не доходят до 55 Гц? Уж если они освоили промежуток от двадцати до ста и далее – то тысячи герц, хотя бы самые короткие части их пения, должны совпадать с голосом Синего-55. Я задумалась: он ведь тоже мог бы распознать эти отрывки, когда был близко. По крайней мере, отдельные ноты, если не всю песню.
«До того момента никто не подозревал, какие сложные у них песни, – напечатал папа. – Тогда ещё широко практиковалась охота на китов. Но когда их услышали, люди стали протестовать против их добычи. Оказалось, что мы многого о них не знаем».
Так, значит, их спасли песни. Такая в них заключена сила.
«Я тоже хотел их найти», – напечатал он.
– Китов? – показала я.
Он кивнул.
– Это ты сам придумал для них жест в виде буквы «Y»?
– Ага, видишь, она похожа на китовый хвост?
Он поднял руку с открытым большим пальцем и мизинцем. Я показала, как волнообразно поднимать и опускать руку, чтобы походило на хвост плывущего кита, и добавила знак горизонта другой рукой.
Наверное, так папа просил у меня прощения за то, что случилось за обедом. Я всё ещё злилась, что не смогу поехать на Аляску на встречу с китом, но, по крайней мере, у нас теперь есть о чём поговорить. До сих пор мы не находили каких-то общих интересов. Я не надеялась, что попытки достучаться до Синего-55 помогут мне заодно достучаться и до папы. Но это было до того, как я узнала, что папа тоже увлекался пением китов. А значит, он мог бы понять, насколько они стали важными для меня, раз поднялся ко мне и рассказал, как когда-то их слушал.
Я уже собиралась расспросить его про старые записи, когда он напечатал:
«Хотел бы я, чтобы ты тоже могла их услышать».
Я была готова сказать папе, что могу слышать китов, просто не так, как он. Но не знала, как ему объяснить, чтобы он понял.
* * *
Каждый день я старалась забыть о Синем-55. Не читала ни про экспедицию, ни про китов вообще. На какое-то время в моих бусах оставались лишь кнопки от «Зенита», но потом я всё же вернула компас: мне не хватало его надёжной тяжести. Мне по-прежнему нравилось думать о людях, когда-то давно прокладывавших курс с его помощью.
Мистер Гуннар снабдил меня очередным безнадёжным пациентом: старинное радио, умолкнувшее давным-давно. Однако я не сомневалась, что во всём разберусь. С приёмниками всегда можно понять, как взаимодействуют их части. И заранее понять, удастся их починить или нет. Так устроена вся электроника: она или работает, или нет. И не остаётся места для сомнений.
Учёным потребовалось немало времени на то, чтобы понять, как китам вообще удаётся испускать звуки. Ведь они не могут открыть рот и петь, как люди. Их песни зарождаются в пустотах внутри тела, как если прогонять воздух из глотки в нос.
Стоило мне прикоснуться к внутренностям старого приёмника, и изоляция на проводах рассыпалась в труху. Даже если я заставлю его работать, оголённые провода замкнёт, и весь мой труд сгорит синим пламенем. Я полезла в клубок запасных проводов в поисках замены.
Поёт ли сейчас Синий-55? Слышит ли его кто-нибудь?
Я отставила радио и села за стол. Приближалась годовая контрольная у мисс Конн, но я за неё даже не бралась. Темой своего исследования я выбрала радиосвязь, но недавно спросила, нельзя ли поменять её на китов. Не то чтобы я охладела к радио, но для работы на тему китов я могла бы использовать то, что уже успела прочитать.
Если я снова попрошу изменить тему, у мисс Конн сделается такая физиономия, будто она подавилась собственной желчью. Но я просто не могла заставить себя что-то написать про китов. Скажу ей, когда буду сдавать работу.
Чтобы сделать выписки, я открыла несколько самых любимых страничек в сети.
«Радиоволны можно услышать на расстоянии шестьдесят три мили».
Но это уже не казалось таким выдающимся фактом теперь, когда я знала, как далеко распространяются песни китов. Даже дальше, чем за сотни миль, о которых я читала прежде. Песня может лететь по волнам океана, биться, как одинокое сердце, и снова возвращаться в волны.
Люди, которые ждут кита в заповеднике, не должны быть такими. Там должен быть кто-то, кто сможет его услышать и понять.
Я тряхнула головой, чтобы избавиться от непрошеных мыслей. Я даже потрясла руками, чтобы освободиться от хватки, которой держал меня Синий-55. Мне больше не было никакого смысла о нём думать. Довольно и того, что я сумела ему помочь. Пора вернуться к тому, в чём я действительно хороша – починке вещей, – и забыть навсегда об этом ките.
Открытый мною вебсайт был посвящён тревожным сообщениям, передаваемым с помощью радио и телеграфа. Я добавила в своё исследование новые выписки.
Фермер сумел подключить рацию к аккумулятору трактора, когда родной аккумулятор разрядился. И как раз успел вовремя получить штормовое предупреждение, чтобы увести семью в безопасное укрытие.
Галантерейщик отослал свою дочь в деревню подальше от города и от газетного репортёра, в которого она влюбилась. Когда девушка получила от него телеграмму «Матильда, я тебя люблю и прошу твоей руки», каждый из них привёл на телеграфную станцию по чиновнику, чтобы оформить законный брак с помощью азбуки Морзе, после чего Матильда вернулась домой.
Солдат в лагере для военнопленных собрал радио из дощечек, бритвенного лезвия, карандаша, английской булавки и куска проволоки от лагерной ограды. По ночам он слушал новости с линии фронта и пересказывал их своим товарищам.
Я вытащила из нижнего ящика фотографию Синего-55 и запись его песни, где недавно их спрятала, и вернула на стену.
Люди всегда находили способ сказать что-то друг другу, когда очень хотели.
И я найду способ.