Было бы проще забыть о других, для которых он пытался петь. Но память у китов стойкая и долгая. И даже исполин, в течение века бороздивший океан, крепко помнит первых китов, которых он узнал. И так же крепко помнит тех, кого он не узнал, когда проплывал мимо.

Он ушёл под воду. Чем больше была глубина, тем жёстче сопротивление воды, выталкивавшей его на поверхность, куда ему не хотелось. Ведь на поверхности океана солнечный свет сверкал на телах китов, среди которых ему не было места.

И он напрягался, уходя всё глубже и глубже, пока тьма не поглотила его. Здесь, в бездне, было темнее, пустыннее и тише. И в то же время не так одиноко: ведь не было никого, чтобы отвечать молчанием на его зов.

Что он за кит без стада? Что он за кит без песни?

Он не осмеливался петь, пропуская воздух через тело. Он старался дышать совершенно бесшумно.

Воздух и пустота сами по себе не создадут музыку.

Воздух – всего лишь воздух.

И пустота – лишь пустота, ничего более.