Я проснулась очень рано, но заснуть больше не смогла и решила пойти в интернет-кафе посмотреть, где находится Синий-55. В каюте я не смогла поймать вай-фай с телефона.

Было так рано, что за стойкой ещё никого не было, и пришлось обойтись без мороженого. На сайте заповедника тоже не было обновлений, так что я зашла на карту движения Синего-55. Он заметно продвинулся. Слишком заметно. На экране над головой я могла увидеть курс нашего лайнера. Со всеми стоянками по расписанию кит доберётся до Орегона задолго до нас, если не сбавит скорость.

До сих пор я только и делала, что спешила, чтобы не упустить его, и теперь хотела лишь, чтобы он меня дождался.

– Пожалуйста, не спеши. – Я прижала палец к мерцавшей на экране голубой точке, как будто это удержало бы кита на месте. Я представила, как без конца мечусь по океанам в погоне за ним, ни разу не приблизившись настолько, чтобы увидеть хотя бы его фонтан.

Я так старалась сделать всё правильно, чтобы было лучше для Синего-55. Ему обязательно нужно было услышать эту песню – я была совершенно уверена. Однако с каждым днём росла вероятность того, что мне не суждено дать киту послушать мою песню или вообще его увидеть. И чем отчаяннее я пыталась его догнать, тем дальше он уплывал от меня.

Я собралась уходить, но сперва заглянула в почту, хотя и открывала её с недовольной гримасой. Хочешь не хочешь – придётся успокоить родных, пока они не успели запаниковать.

Первое письмо было от Тристана.

Айрис!

Тристан.

Поверить не могу, что ты это сделала. Я знаю, что вы обе сообщили маме, что у вас всё в порядке, но мне ты можешь сказать всё как есть. У вас действительно всё хорошо? Я не представляю, чем смог бы помочь отсюда в случае чего, но ты скажи, где вы, и если нужно, мы всё сделаем для вас.

И напиши, пожалуйста, папе. Мама говорит, он лишился сна с тех пор, как ты уехала.

Люблю тебя, несмотря на все твои выходки,

Я не очень-то поверила в то, что папа лишился сна.

Айрис!

Люблю тебя, папа.

Помнишь ту песню кита, которую я тебе показал? Я и сам не знал о том, что она оказалась в космосе. Она была запаяна в капсулу на корабле «Вояджер». Это правда! Корабль несёт много вещей с Земли, и в их числе – песню кита. Если где-то в космосе есть разумные существа, эта капсула расскажет им о том, что на Земле есть разумная жизнь. Может, когда-нибудь кто-то сумеет разгадать тайну этих песен.

Я помню, что признался тебе, как хотел найти этих китов, когда услышал их пение. Но даже если бы мне это удалось, даже если бы я оказался перед ними, я бы не знал, что сказать.

Пожалуйста, напиши мне о себе. А ещё лучше – скажи, где ты сейчас. Я ужасно беспокоюсь. Ты не представляешь, как я по тебе скучаю.

* * *

Позднее я села завтракать у маленького столика у окна. Никогда не думала, что буду скучать по школьной столовой, но почему-то мне стало интересно, чем заняты сейчас мои одноклассники и о чём они болтают, пока меня нет. Правда, обычно на меня не обращали внимания, но ведь они должны были заметить, что меня нет уже несколько дней? Может, Нина уже нашла себе новый объект для приставаний. Я усмехнулась и положила в рот кусочек омлета с сыром. И как там мистер Чарльз? Мне стало по-настоящему неловко: я ведь совсем про него забыла! А он говорил, что, когда я не прихожу на уроки, он помогает сурдопереводчикам в другой школе, где много глухих детей: подменяет тех, кто заболел.

Тут я заметила, что окружающие позабыли о завтраке и к чему-то прислушиваются. Кое-кто даже выскочил из ресторана, на ходу дожёвывая последние куски. Я допила свой сок манго и присоединилась к толпе на палубе.

В блокноте я написала: «Что происходит?» – и показала его пожилой женщине, стоявшей рядом. Она прочитала и выкрикнула что было мочи прямо мне в лицо:

– КИТЫ!!!

В расписании на этот день не было предусмотрено наблюдение за китами, но киты явно не собирались придерживаться наших правил. А может, это Сура заметила их и поднялась на мостик, чтобы объявить об этом пассажирам.

Все пассажиры, собиравшиеся в группы и оживлённо обсуждавшие что-то в океане, топтались у противоположного борта. То и дело они смеялись и хлопали в ладоши. Похоже, сегодня киты превзошли сами себя, устроив бесплатное шоу для всех желающих. Но стоило мне перейти на ту сторону, где их было лучше видно, как начали смеяться и аплодировать зеваки у того борта, который я только что покинула. Киты кружили возле корабля, а я прозевала их всех! При мысли о служащих заповедника, пренебрёгших моей идеей, я даже топнула ногой по палубе. Синий-55 мог в любой момент оказаться прямо у нас под носом, а они и пальцем не пошевелили, чтобы дать ему прослушать песню, написанную мной с таким трудом.

Примерно через час толпа поредела, поскольку китов больше не было видно. Пассажиры вернулись к привычным развлечениям у бассейнов, в барах и ресторанах.

Я оперлась на поручни и подставила лицо прохладному бризу. Тёплый шарф я надёжно заправила под воротник. Прижав ладонь к груди и чувствуя, как ровно бьётся сердце, я вспоминала, как ощущалась моя песня для Синего-55.

Да, мой план пошёл вразнос, но тем не менее вот она я: на лайнере, бороздившем океан. Не самое плохое место для грандиозного провала. Я сумела зайти очень далеко и приложила все силы, чтобы помочь одному необычному киту. Я задумчиво смотрела на воду, такую спокойную для других и полную движения – для меня.

И тут в небо взлетел фонтан в форме капли. И ещё один, поменьше.

Под поверхностью волн скользили тёмные силуэты двух китов. Горбачи, если я правильно запомнила то, чему научили меня Сура и Бенни. Один взрослый и один детёныш. Самка и телёнок. Я оглянулась на других пассажиров. Кажется, никто больше их не заметил. Как будто ничего не случилось. Может, мне это показалось?

Но стоило мне посмотреть за борт, и над волнами взметнулись две гигантских Y и с плеском опустились в воду.

– Спасибо! – показала я китам. И рассмеялась. Они появились как раз в тот момент, когда я больше всего в них нуждалась. И я больше не обижалась на горбачей, устроивших представление всем пассажирам, кроме меня.

Самка с телёнком остались только моими.

– По мороженому? – предложила позднее Бенни. Это было хорошей идеей – после завтрака прошло больше двух часов.

Лайнер шёл полным ходом к очередной стоянке в Ледяной Гавани. Правда, мы решили оставаться на борту – по словам Бенни, смотреть там было не на что.

– Ты какое будешь? – спросила я, когда мы вошли в кафе.

– Церковь, – ответила она.

Я ответила, с трудом сохраняя серьёзный вид:

– Это не для меня! Не люблю кирпичи!

Бенни нахмурилась, но подумала и ткнула пальцем в этикетку «Шоколадное» на витрине. Я показала ей, как правильно показывать «шоколад», действительно похожий на «церковь». Теперь и она рассмеялась над своей ошибкой. Жаль, этого не видел мистер Чарльз.

Наконец отсмеявшись, мы взяли по порции шоколадного и фисташкового мороженого, а потом тщательно их перемешали и поделили пополам. Теперь у каждой из нас в вазочке была вкуснейшая шоколадно-фисташковая смесь.

Мы устроились у окна и открыли карту с движением Синего-55. Голубая точка стремительно приближалась к Орегону. Как ему удалось пройти такое расстояние с того момента, когда я в последний раз смотрела на карту?

Бенни встревожилась, как и я, и тоже принялась разглядывать экран с трассой движения нашего судна.

– Может, он притормозит.

– Да, надеюсь, – ответила я. – Всё равно ничего не поделаешь. – Я вздохнула и открыла почтовый ящик: не пришло ли новых писем из дома?

После очередной просьбы написать подробнее, чем просто «у нас всё хорошо», мама продолжала:

Я зашла в школу и взяла для тебя задание, чтобы ты догнала класс, когда вернёшься. Нехорошо, что ты так много пропустила. К тому же пришлось придумывать объяснение, чтобы не говорить там такие глупости, что вы с бабушкой отправились искать приключения неизвестно куда. Я сказала, что ты не можешь ходить на уроки по семейным обстоятельствам и появишься на той неделе. По крайней мере, так я предполагаю из того, что вы сочли нужным сообщить. Ах, да, и ещё я там познакомилась с твоей одноклассницей Ниной. Это ведь её ты толкнула? Она показалась мне очень милой. Она сказала, что надеется, что у тебя всё хорошо и что ради тебя она выучила язык жестов.

Обычно, когда люди говорят «упаду от смеха», это всего лишь образный оборот речи. И на самом деле он значит «мне было чрезвычайно смешно». Но из-за маминого письма я реально упала от смеха. Я сидела на полу под компьютерным столом и утирала слёзы. И каждый раз, пытаясь объяснить Бенни, в чём дело, я снова корчилась от смеха.

Наконец я успокоилась настолько, что смогла встать и показать экран компьютера Бенни, чтобы она прочла мамино письмо, а потом напечатала:

«Она ужасная. Она машет и машет руками, хотя я не могу ничего понять из её жестов. И лучше у неё не получается – только хуже с каждым днём. Не иначе как та книга про сурдоперевод, которую она нашла в библиотеке, описывает какой-то неизвестный мне иностранный язык».

Бенни пожала плечами и написала:

«Все равно она молодец, что захотела научиться».

«Какая же она молодец, если даже не обращает внимания, когда я говорю ей, что ничего не понимаю? Какой смысл учиться, если у неё получается так плохо?»

Бенни прочла мой ответ и написала:

«Наверное, не намного хуже, чем если бы ты говорила с китом?»