Когда Стивен увидел в дверном проеме разваливающегося дома девчонку, он принял ее за свою дочь. Каким образом она здесь очутилась?

Бессмыслица какая-то! Ребекка находилась дома, в безопасности, на другом конце света, далеко от этой раздираемой войной пустыни. Она не летела за тридевять земель на военном транспортном лайнере, который, казалось, никогда не приземлится, не моталась по отелям Зеленой зоны, не тряслась в белых вертолетах ООН, не охотилась за сюжетами, годными для новостных репортажей.

Мысль была странная, от нее хотелось отмахнуться, как от бреда. Даже то, что кто-то способен за ними следить, противоречило здравому смыслу.

В этом брошенном городишке никому не полагалось находиться. Группа репортеров, фотографов и телеоператоров с охраной, все в бумажных масках, розданных сотрудниками по связи с прессой миссии ООН, скоро должна была отсюда убраться. Когда вертолеты совершали предварительный облет зоны, здесь не было никаких гражданских лиц, так откуда они могли взяться теперь? Жить здесь могли бы разве что сумасшедшие или больные. Редкие местные жители, забредавшие в долину, назвали это место «ладонями дьявола». Любому, кто здесь задержится, несдобровать, твердили они.

Стивен держал камеру наготове, чтобы успеть сделать выигрышный кадр, на который у него могли быть считаные секунды. Рядом находился Рик Макдафф, репортер, отправленный на это задание вместе с ним. Вдвоем они, отстав от группы, тихо переговаривались, обсуждая любопытные моменты и ракурсы, которые могут проглядеть остальные.

Рик обладал экстраординарным мастерством завладевать вниманием читателя. Его карьера началась еще во Вьетнаме, и с тех пор ему все было нипочем. Стивен мечтал стать таким же, но он был всего лишь фотографом-самоучкой, впервые отлучившимся из родного города. Где ему выносить ужасные сцены с хладнокровием Рика!

Увидев девчонку, Стивен застыл. Она возникла в дверном проеме полуразвалившегося дома после того, как остальные репортеры прошли мимо, и ее неуверенные движения привлекли внимание Стивена. Худенькая, в рваном грязном платьице, бледная, синеглазая.

– Смотри, Рик! – сказал Стивен, указывая на дверной проем. Девчонка попятилась и исчезла среди развалин того, что раньше было домом.

– Дом?

– Нет, девочка.

– Никого не вижу, – ответил Рик и покосился на Стивена, потом на пустой выпотрошенный дом. – Ты же знаешь, здесь все тщательно обыскали.

Стивен не ответил, но, проходя мимо дома, оглядывался, чуть ли не вывернув себе шею. Никаких других признаков жизни, ни малейшего шевеления.

Когда-то здесь жила и процветала тысячная община. Рядом, на реке, располагалась заброшенная атомная электростанция – она и привлекла внимание прессы. Летнее солнце отражалось от воды, над тем, что осталось от мощеных дорог, дрожал раскаленный воздух. На месте гари понемногу снова отрастал лес, природа оживала, но ковровые бомбардировки, которым власти подвергали повстанческую армию, оставили неизгладимые следы.

ООН предоставила четыре тяжелых вертолета, чтобы транспортировать репортеров для серии съемок, и городок стал последним пунктом перед их возвращением. Ему предшествовали перенаселенный лагерь беженцев, мотоциклетный завод, превращенный в военное время в штаб, и опреснительная станция, вбомбленная одной из враждующих фракций в Каменный век.

Стивен чувствовал, как сильна в его профессии конкуренция: удачный кадр – редкое везение во времена, когда каждый день делаются тысячи цифровых снимков. Но он ненавидел своих коллег за то, что в таких поездках они прикидывались безразличными праздными туристами. Самому Стивену вся эта выжженная земля сильно действовала на нервы.

Стоило ему зажмуриться, как перед мысленным взором появлялись последствия бомбежек: обугленные детские тела, безутешные вдовы, не подлежащие восстановлению жилища, мужчины, женщины и дети с оторванными конечностями…

Его голову населяли призраки, чужие жизни. Каждая сгоревшая машина посреди мостовой таила собственную историю, не говоря уже о рухнувших домах, о разлагающихся трупах на обочинах дорог, об устроенных на скорую руку кладбищах.

Стивен знал, что сильные эмоции в таких случаях противопоказаны: это было его работой, его делом. Но ночами его уже мучили кошмары. Доходило до того, что он переставал различать, во сне он видел эти ужасы или наяву.

Подростком Стивен слышал от отца, что смерть – это мгновение вечности, и в это мгновение человеку ничего не остается, кроме как принять свою участь. Если пришло его время, то ничего не поделаешь. Тогда Стивен счел слова отца мелодрамой, но теперь думал иначе.

Его постоянно окружали ужас и смерть, неважно, открыты или закрыты были его глаза. Ему хотелось домой, к семье, хотелось навсегда покинуть и напрочь забыть эти погубленные места.

Почти каждый вечер он мог поговорить с Трейси и с Ребеккой по скайпу, но это было совсем не то, этого было совершенно недостаточно. Ему хотелось участвовать во всех важных моментах их жизни, а он их пропускал. Хотелось снова их обнимать. Обнял бы – и никогда больше не отпускал.

Но скоро Стивен отправится домой. Повстанцы и правительство подписали перемирие, а значит, его работа здесь вот-вот закончится. Читатели уже теряли интерес к этой теме. Репортажи о последствиях войны и о восстановительных усилиях набирали в разы меньше посещений на вебсайте его газеты.

Правда, пока боссы газеты не скажут, что все, ему пора домой, Стивен продолжит работу. А свою работу он всегда выполнял добросовестно.

Стадо репортеров запрудило старую городскую площадь, заросшую высокой травой и даже кое-где кустами. Посередине площади высилась статуя солдата, на которую почти никто из группы не обратил внимания. С площади уже можно было разглядеть все четыре бетонные блока электростанции, и от этого зрелища всех охватило нетерпение.

Всех, кроме Стивена: он разглядывал развалины вокруг площади в надежде найти прячущихся, подглядывающих за ними из укрытий людей. Вокруг его головы вились насекомые, солнце жгло лицо. У него было ощущение, что он оторвался от остального мира. Все вокруг сместилось, отошло от реальности. Чтобы вернуться в настоящее, требовалось совершить усилие над собой.

«Надо отсюда убираться, – подумал он. – Скорее подать заявление о переводе, иначе будет поздно: как бы мне не застрять здесь навсегда».

Он закрыл глаза, а когда снова открыл, то почувствовал некоторое облегчение. Только бы закончился сегодняшний тур ужасов – а дальше его ждали Зеленая зона и отель.

На счастье, посещение города не предполагалось долгим. Их настойчиво предупреждали об опасности радиации. Страх – лучшая гарантия, что они здесь не задержатся.

Сопровождающие раз за разом повторяли пугающий рассказ о том, как сотрудники ООН хлынули в опасную зону после аварии на АЭС и в процессе эвакуации ее персонала и местных жителей потеряли два вертолета. Один взорвался на земле, другой был сбит повстанцами, выпустившими украденную со старого военного склада ракету «земля-воздух». В конце концов удалось спасти сотни людей.

Теперешний наплыв журналистов был связан с годовщиной этого подвига. У большинства, впрочем, материал был готов заранее: это проще, чем до чего-то докапываться, платят-то все равно одинаково!

Репортеры топтались в высокой траве, выискивая выигрышные ракурсы для фотографирования АЭС. Дальше все равно никого не пустят: заминировано.

Побывавший здесь авангард выставил красные конусы с предупредительной символикой, значившей для носителя любого языка одно и то же: «Заходить за эту линию смертельно опасно!» За линией для большей наглядности были расставлены красные флажки, обозначавшие мины. Авангард, правда, отметил только ближайшие из них. Вне городской площади могло (и должно) было остаться много ненайденных взрывных устройств.

Всего в двадцати ярдах от опасной черты чернели обломки вертолета ООН, взорвавшегося при эвакуации горожан. Обгорелый, искореженный металл уже успел заржаветь.

Рядом с вертолетом остался брошенный пикап со спущенными шинами, с продырявленными кузовом и кабиной. Это были следы от осколков самодельного взрывного устройства, уничтожившего машину. Все окрестные окна остались без стекол, стены были густо покрыты следами шрапнели.

Вытирая заливающий глаза пот, Стивен разглядывал группу, с которой его свела судьба. Все бойко делали снимки и записи, шутили на разных языках, стоя рядом с памятником жителям города, погибшим в прошлых войнах. Стивен не сразу вспомнил, как их всех сюда занесло.

– Ты бы еще пощелкал, мистер фотограф, – окликнул его Рик, записывая в блокнот фамилии с монумента.

Стивен одобрил подсказанную Риком перспективу и принялся снимать: высокий памятник с корточек, остатки деревянного забора, когда-то окружавшего площадь, обугленные развалины сгоревших домов. Он старался, чтобы в кадр одновременно попадали все четыре бетонные блока АЭС.

Мощный объектив позволял ему хорошо разглядеть саму атомную станцию. Островная растительность уже заслонила ее постройки; скоро зеленый камуфляж скроет и сами блоки.

Стивен отвернулся и «открыл огонь» по ржавому автомобилю с распахнутыми дверцами посреди улицы. Сиденья внутри почти сгнили от влаги, в заднем окне вырос цветок. Неплохой кадр, но ничего особенного. Он видел такое уже тысячу раз.

– Что ж, пора сматываться, – объявил старший группы с сильным акцентом. – При взлете представьте, что чувствовали местные жители, вырванные из лап смерти и улетавшие отсюда на уцелевших вертолетах…

– Снял все, что хотел? – спросил Стивена Рик, убирая в рюкзак свой блокнот.

– Хватит, – отозвался Стивен, задержавшийся у памятника. Остальные послушной цепочкой покидали площадь, чтобы по той же улице вернуться на площадку, где их ждали вертолеты, не выключавшие могучих пропеллеров.

Он остался один на площади, заросшей высокой травой. Сфотографировав напоследок обломки спасательного вертолета, он стал догонять группу.

На углу улицы он увидел какой-то блеск в траве, нагнулся и подобрал серебряное ожерелье. Цепочка с распятием была, похоже, старой-престарой реликвией, передававшейся в семье от поколения к поколению, от матери к дочери.

Стивен спрятал свою находку в карман и огляделся. Он думал, что Рик дождется его, но группа уже поднялась на холм, удалившись от площади на целых два квартала. Никто не заметил, что один человек отстал.

Его охватила паника, ноги отнялись, превратившись в мраморные столбы. Что это с ним?

Легкий ветерок принес голос. Его зовет кто-то из группы? Нет, голос прозвучал из-за спины.

Он снова посмотрел в сторону атомной станции и увидел ее.

Девчонку.

Она стояла посреди улицы, неподалеку от взорванного пикапа, с расширенными от страха глазами. Их взгляды встретились.

Девчонка была живой, существом из плоти и крови. Стивен оглянулся на репортеров и на ооновцев, быстро поднимавшихся на холм.

– Подождите! – крикнул он, подпрыгнул, замахал руками. – Эй, ребята!

Никто не ответил. Из-за шума вертолетных винтов его голос невозможно было услышать.

– Помоги мне, пожалуйста, – сказала девочка.

Стивен подбежал к краю площади, к предостерегающим красным конусам и флажкам, оглядел улицу и тротуары.

Воронки, оставленные взрывами, успели заполниться землей. Одни были малы, другие побольше, некоторые расползлись на всю ширину улицы. Судя по расположению флажков, именно в них были потом заложены мины.

Стивен опять отыскал глазами людей.

– Эй! – Он еще попрыгал, помахал руками. Группа поспешно уходила, словно забыла о существовании города.

– Пожалуйста!.. – пролепетала девочка.

Стивен знал, что времени у него в обрез. Он набрал в легкие побольше воздуху и шагнул за предупреждающие знаки, двигаясь медленно и ступая всей подошвой только на твердый асфальт. Добравшись до девочки, он опустился на одно колено, и их лица оказались рядом. Ее лицо было в копоти и в грязи, глаза широко распахнуты.

– Мне нужна помощь, – проговорила она тихо, как будто боялась повысить голос.

– Идем. – Стивен сжал ее ладошку. Ее ярко-голубые глаза были полны слез, а ручка худенькая, костлявая. – Я отведу тебя к вертолету, тебя спасут.

– Нет! – Девочка вырвала руку, но убежать не попыталась.

– Мы должны поторопиться.

– Я не могу.

– Почему?

Она указала дрожащим пальчиком на свои драные тапочки, все в запекшейся крови. Она стояла на земляном бугорке, примявшемся под ее весом.

– Я слышала щелчок, – прошептала она.

– Черт!..

Стивен выпрямился и посмотрел на холм. Теперь там не было ни души. Он услышал нарастающий гул: вертолеты уже готовились к взлету.

Он запаниковал, бездумно сделал шаг, чуть не бросился наутек, но, вспомнив, где находится, замер. Между ним и спасением находились воронки с землей, красные флажки, конусы с повернутыми в другую сторону предупредительными надписями. Он забрел в опасную зону.

– Пожалуйста, не бросайте меня! – взмолилась девочка.

– Я должен привести подмогу. Не двигайся, хорошо? Ни на дюйм! Я вернусь. Обещаю, я тебя здесь не оставлю.

Стивен быстро зашагал прочь, осторожно обходя заминированные, по его разумению, места. Неотрывно глядя себе под ноги, он обливался потом.

Когда он добрался до площади, над деревьями уже взмыл первый вертолет. Если ему повезет, вертолеты пролетят над ним и пилоты обязательно его заметят. Но даже если они полетят в противоположную сторону, он не обречен: ооновцы непременно пересчитают всех прибывших, поймут, что одного не хватает, посчитают еще раз…

Стивен знал, что на Рика надежды мало: они с ним минимум дважды в день летали на разных вертолетах, и места в вертолетах не были закреплены за пассажирами. Но ооновцы не подкачают. В конце концов, они отвечают за журналистов.

Пока Стивен бежал через площадь, в небо поднялись еще два вертолета и взяли курс на юг, отвернув от города.

– Проклятье! – прошептал Стивен и поднажал, отчаянно перебирая ногами. Камера болталась у него на шее и больно била в грудь. В школе он не раз побеждал в забегах, выиграл несколько окружных призов, однажды даже попал в тройку победителей в прыжках в высоту, но после женитьбы утратил спортивную форму.

Он взбежал на холм, где главная городская улица превращалась в извилистую дорогу, пересекала ручей, достигала импровизированной взлетно-посадочной площадки для вертолетов миссии ООН, затем терялась в лесу, а за ним, на расстоянии пяти миль, становилась старым шоссе. С площадки только что поднялся последний вертолет.

– Эй, вы, болваны! Забыли посчитать? – кричал он на бегу, приближаясь к заросшему полю с брошенными сельскохозяйственными машинами. Вертолет продолжил подъем, потом повернул на юг, следуя за первыми тремя. Стивен прыгал и махал руками, как безумный, но его никто не заметил.

– Не может быть! Сюда!

Последний вертолет исчез за холмами. Стук его винта быстро стих. Стивен остался стоять в поле, среди засохших в грязи следов от сапог, разросшихся сорняков и брошенных тракторов. Летний ветерок пронес мимо него конфетную обертку.

Дьявол, дьявол, дьявол! С этой монотонной мыслью Стивен торопился обратно в город. Когда он снова увидел девочку и убедился, что она не сдвинулась с места, у него отлегло от сердца. У него уже болели ноги, но он добежал до самого военного памятника посреди площади.

Там он остановился, поднял свою камеру, прицелился в девочку и сделал несколько снимков. Если он почему-то не сможет вернуться, пусть выживут хотя бы его фотографии, пусть расскажут обо всем происшедшем. Он положил камеру на деревянную скамейку под памятником.

– С тобой все будет в порядке, – сказал он девочке, осторожно подбираясь к ней. – Стой, не двигайся. Сейчас я тебя заберу.

– Пожалуйста, не бросайте меня больше! – взмолилась девочка жалобным шепотом.

– Не брошу. – Стивен опустился перед ней на колени и вытер ей слезы. – Как тебя зовут?

– Лилли. – Ее голосок дрожал, ноги тряслись.

– Красивое имя! Значит, так, Лилли… Ты не должна двигаться, поняла?

Она кивнула.

– Говоришь, когда ты встала на землю, раздался щелчок?

– Да. Плохой щелчок, такой же убил мою маму. Папа говорил мне про них.

– Как ты здесь оказалась? Где сейчас твой отец?

– Папа – солдат.

– Он носит форму?

– Носил до смерти мамы.

– А после смерти твоей мамы?

– Папа увел меня и братьев в хижины в лесу. Там были еще солдаты.

Черт, подумал Стивен, ее отец присоединился к отряду повстанцев!

– Потом они пошли воевать с плохими людьми и не вернулись.

– Давно это было?

– Зимой. Я искала их и пришла сюда.

Стивен вспомнил последнее крупное наступление на повстанцев пять месяцев назад, до перемирия. Бой вспыхнул неподалеку от этого городка, милях в десяти, на окраине столицы. Это была окончательная схватка на залитых кровью речных берегах и на мелких островах, ночь пальбы, взрывов и обильного кровопролития. Потом он сделал много красочных фотографий – слишком красочных и откровенных, чтобы опубликовать их в законопослушной прессе, но готовность их приобрести изъявило множество интернет-сайтов. На всякий случай он той же ночью, сидя в гостиничном номере, удалил большинство фотографий из фотокамеры.

Глядя на девочку, Стивен вспоминал трупы, кровь, разрушения на берегах реки. Для этого ему даже не приходилось закрывать глаза. Кто знает, вдруг он тогда наводил объектив на ее братьев, на ее отца?

– Мама умерла вон там, – показала Лилли пальчиком. – Мы пошли на рынок, бомба в земле щелкнула, и она велела мне бежать.

– Прости, – выдавил Стивен и уперся руками в колени, чтобы справиться с головокружением и тошнотой. Здесь было удушливо жарко, на прямых солнечных лучах плавился асфальт, воздух над улицами дрожал, превращаясь в пляшущих призраков. У Стивена взмокли подмышки, участился пульс, в ушах раздавались удары – это ухало сердце, появилась дрожь в пальцах.

– Пожалуйста, помогите… – прошептала Лилли. Стивена пугало ее сходство с Ребеккой, ему приходилось следить за собой, чтобы не назвать девочку именем своей дочери. – Папа говорил мне не шевелиться, если я услышу щелчок, когда иду. Он говорил, что это поможет.

– Вот и хорошо, что ты не двигалась. Ты уверена, что был щелчок?

– Да. Как у мамы.

– Ничего, Лилли, все будет хорошо, доверься мне.

Она кивнула, веря ему, ведь детей всегда учат верить взрослым. А потом она покачнулась, веки затрепетали, глаза закатились, она раскинула руки, у нее подогнулись колени, и она стала падать.

Стивен успел ее поддержать, да так, чтобы она не перестала опираться на ноги.

Никогда еще в жизни Стивен не бывал так твердо уверен, что сейчас умрет. Если бы она перестала опираться на ноги, мина взорвалась бы и убила их обоих. Но он не позволил этому произойти. Вскоре она заморгала, открыла глаза, вздрогнула, скорчила недоуменную рожицу.

– Что случилось?.. – смущенно пролепетала она, словно очнулась после долгого сна.

– Как ты себя чувствуешь?

– Простите, – прошептала она, – мне стало нехорошо. Я очень хочу пить.

– Не беда, – ответил Стивен, – я тебя напою.

Но какое там! Здесь это было немыслимо. Все вокруг отравлено: чистой воды не было нигде, а даже если бы была, он не смог бы оставить девочку одну в таком состоянии. Пришлось держать ее, чтобы не упала, и судорожно размышлять, что делать дальше. Он долго молчал. Тишину нарушила она:

– Я устала.

– Стой и не шевелись. Не волнуйся, все будет в порядке.

Стивен взмок он напряжения, пытаясь вспомнить аналогичные ситуации, свидетелем которых он был на этой войне, бесчисленные рассказы Рика в барах бесчисленных отелей. Стивен много раз видел в этой стране людей, подорвавшихся на минах. Все они ступали не туда не в том месте, ехали не по той дороге. Однажды он наблюдал издали, как команда саперов ООН пыталась разрядить мину, найденную в школьном дворе. Несколько человек разорвало в клочья. Они были профессионалами, но все равно не уцелели.

Стивен снова вытер пот и слезы с лица девочки. Учитывая ее изможденное состояние, она держалась отлично, лучше многих взрослых. Возможно, потому, что искренне верила, что положение не безвыходное, что есть способ решить проблему. В отличие от него, она не знала всей правды.

– Ты знаешь, что это за мина? Слышала, чтобы твой отец об этом говорил?

Ее глаза опять начали мутнеть, но вопрос Стивена ее как будто оживил.

– Прыгающая, – пробормотала она.

Прыгающая мина! Он знал, что это такое. Рик прозвал их «Танцующими Бетти». На этой войне они пользовались популярностью у повстанцев, которые в самом начале противостояния с правительством добыли множество подобного добра на армейских складах. Теперь местность была засорена миллионами смертоносных «лягушек», прятавшихся под тонким слоем грязи и ждавших возможности высвободить свою убийственную мощь.

Стивен вспомнил, как Рик объяснял в баре очередного отеля: «Танцующая Бетти» подскакивает в воздух после того, как солдат на нее наступит, и взрывается спустя три секунды, чтобы взрыв погубил сразу несколько солдат, а не искалечил всего одного.

Эти три секунды навели Стивена на некую мысль.

Мысль оформлялась, но при этом голос, очень похожий на его собственный, бубнил у него в голове: «Не обольщайся, Стивен! Ты даже не знаешь, правильно ли малышка определила тип мины! А если Рик просто болтал языком?»

С другой стороны, разве у него есть выбор?

Можно было бы убежать из города, добраться до старой дороги в надежде найти помощь. До этой дороги он будет тащиться не меньше часа, а что там? Откуда там возьмется квалифицированный сапер?

Лилли так долго не продержится. Она и половины этого времени не протянет. Бедняжка уже едва держалась на ногах. Разве можно надеяться, что она простоит без движения несколько часов, тем более дней?

Или другой вариант: надеяться и уповать на то, что кто-нибудь окажется поблизости, кто-нибудь с необходимыми им навыками. Или что ооновцы, хватившись его, быстро примчатся назад…

Стивен знал истинную цену всем надеждам и мольбам в этом гиблом краю. Надеяться и молиться можно было до скончания века – и торчать на этом нашпигованном минами пятачке, пока вся вселенная не разлетится на куски!

Чиновники ООН по связи с прессой не удосужились даже сосчитать своих подопечных по головам перед вылетом, как диктовала инструкция, так что его отсутствие будет выявлено разве что вечером. Но даже тогда вряд ли кто-нибудь догадается, что его забыли в зачумленном городишке. Скорее, решат, что он дал слабину и сбежал, подобно многим журналистам до него, увидевшим истинное лицо этой войны. Кто-то из его коллег, возможно, справится о нем в баре отеля – это максимум, чего можно было ожидать.

Пройдет не один день, прежде чем они сообразят, что случилось что-то ужасное, но и в этом случае никто не додумается до истины. Похищения и убийства людей случались в этой стране с такой регулярностью, что Стивена, скорее, представят валяющимся мертвым в придорожной канаве и станут ждать, пока в морг доставят его обезглавленное тело.

Стивен стал думать о жене, о дочери, о своей жизни дома. Ребекка и Трейси ждут, надеясь, что он вернется живым и невредимым. Потом ему вспомнились один за другим все люди, которых он может лишиться, если сейчас примет неверное решение.

Что, если Рик ошибся насчет того, как срабатывают эти проклятые «танцующие Бетти», что, если трехсекундное промедление существует только у него в голове? Эти три секунды решат все. Что, если отец девочки ошибался относительно типа мин? Что, если она сама что-то перепутала? Или если права, но вдруг замешкается? Да и вообще, что он, Стивен, здесь забыл?

– Я падаю… – раздался голос девочки.

– Лилли, тебе надо еще постоять, хорошо? Продержишься еще хоть минутку?

Она вытерла глаза и кивнула. Стивен выпустил ее руки, выпрямился и размял затекшие от долгого стояния на коленях ноги.

– Пожалуйста, не бросайте меня.

– Мне надо кое-что проверить вон там, – сказал Стивен, указывая на развалины парикмахерской на другой стороне улицы. Сама парикмахерская была ему ни к чему, но нужно было проверить, хватит ли пространства для осуществления одной безумной идеи.

– А я?

– А ты пока стой смирно. Все будет хорошо. – Он выдавил вялую улыбку. – Не двигайся. Я сейчас.

Она кивнула, но он видел, до чего она слаба. Вряд ли девочка сможет простоять вот так, огородным пугалом, еще хотя бы десять минут. Наверное, несколько месяцев прожила впроголодь, утоляя жажду отравленной водой…

Стивен осторожно добрался до бывшей парикмахерской, огибая земляные участки и подозрительные кучки на мостовой. Там он снова размял ноги, сделал несколько приседаний, не сводя при этом глаз с девочки.

Ему помогло спортивное прошлое: не зря он привык разминаться перед забегами. Правда, раньше он не мог представить, что ноги могут настолько отяжелеть, а сам он может почувствовать себя таким стариком.

Стивен знал, что на счету будет каждая доля секунды, что его безумная идея сработает только в том маловероятном случае, если его расчет будет безупречным. Но и времени оставалось в обрез. Наблюдая за девочкой, он боролся с доводами в пользу того, чтобы ринуться в противоположную сторону вместо того, чтобы рисковать жизнью.

Лилли сковывал страх, она приросла к нему взглядом, издали было видно, как у нее дрожат руки и ноги. Казалось, она вот-вот снова потеряет равновесие, лишится чувств от жары и обезвоживания, и мина убьет ее там, где она рухнет.

Лилли разинула рот, но не могла издать ни звука. Уставившись на Стивена, она взглядом молила его помочь ей, сделать хоть что-нибудь, иначе она упадет – а она знала, что это значит, и не хотела погибнуть так же, как ее мать. У нее уже начали закатываться глаза.

У Стивена не осталось времени на размышление. Не успев помолиться, вспомнить Ребекку и Трейси, собраться с духом, он почувствовал, как пришли в движение его ноги. На бегу он смело перепрыгивал через полосы земли, касаясь асфальта в точности там же, куда ступал по пути к парикмахерской.

Лилли раскачивалась все сильнее и уже готова была сдвинуться с места, когда Стивен подхватил ее под мышки и приподнял.

В то же мгновение он согнул ноги в коленях, спружинил и отпрыгнул к подорванному пикапу, на лету прижимая Лилли к своей груди.

Ударившись о боковую стойку пикапа, он рухнул в его полусгнивший кузов, накрыв Лилли собой.

Перед его глазами успела промелькнуть вся прожитая жизнь. Ожидание взрыва превратилось в вечность. Снова и снова в голове всплывали слова его отца о смерти. Теперь, на улице брошенного жителями городка, он осознал правоту отца: смерть принимает решение за нас, и никому из смертных не дано повлиять на исход. Смерть может прибрать любого, кого пожелает. Исключений не бывает.

Потом течение времени вернулось в нормальное русло. Три секунды давно истекли, а взрыва все не было. Растрепанный фотограф и девочка были еще живы.

Стивен немного отодвинулся и проверил, не зашиб ли он Лилли при падении. Она лежала, оглушенная, часто моргая. Грязные ноги и руки были расцарапаны до крови, но она была жива.

Стивен с кряхтением встал на колени и вывалился из пикапа.

Немного полежав, он поднялся, снова залез в кузов и взял Лилли на руки. Со всей доступной ему скоростью он понес ее на площадь, даже не смея оглядываться. Только оставив за спиной военный памятник, он остановился.

К этому моменту он уже трясся всем телом, был готов упасть от прилива адреналина. Он усадил Лилли на скамейку, на которой раньше оставил свою фотокамеру. Привалившись к железному постаменту, на котором был водружен солдат, он уставился на улицу, на металлическую вилку, торчавшую из земли в том месте, где только что стояла Лилли.

Подделка! Эта штуковина оказалась фальшивкой!

Стоило Стивену так подумать, как мина подпрыгнула в воздух и взорвалась.

От взрыва загромыхал пикап, шрапнель просвистела по площади, пронесшись внезапным ветром так близко от головы Стивена, что он почувствовал жар раскаленного металла. Грохот взрыва эхом отдался в долине.

– Господи!.. – прошептал он. У него подкосились ноги, и он шлепнулся в высокую траву. Острые травинки оцарапали ему лицо и руки, но стоило ли обращать на это внимание? Он не мог поверить, что остался цел.

– Мы живы? – спросила девочка, одной рукой прикрывая глаза от солнца. Другая ее рука безжизненно свисала со скамейки.

– Мы выжили, Ребекка, выжили! – Перевернувшись на спину, Стивен разглядывал памятник солдату, частично загораживавший его от немилосердного летнего солнца. Даже кусочек тени был сейчас счастьем. Стивен дотянулся до ладошки девочки и снова ее сжал.

– Кто такая Ребекка?

Стивен сообразил, что только что произнес.

– Моя дочка.

Он с трудом поднялся, ощущая боль во всем теле. Ему казалось, что он состарился на миллион лет. Он взял камеру и повесил ее себе на шею. Немного помедлив, он оглянулся на горящий пикап, а потом вынул из кармана недавно найденную серебряную цепочку.

Если бы он не остановился, чтобы ее подобрать, то Лилли так и осталась бы стоять на мине, пока у нее не подкосились бы ноги. Ее ждала бы верная гибель. Она чудом осталась в живых. Боже, а то, что выжил он, разве не чудо?

В этот момент вечности смерть отступилась от них, по неведомой причине отказалась их прибрать.

– Что это? – спросила Лилли.

– Талисман. Он будет тебя оберегать. – С этими словами он надел цепочку ей на шею.

– Спасибо… – успела пролепетать она, закрывая глаза. В следующую секунду она уже спала.

Стивен не удивился. Он сам был совершенно обессилен, жара норовила снова повалить его на землю. Но нельзя было терять ни минуты.

Он взял девочку на руки и понес ее прочь от смерти, от погибели и разрушения, прочь из ее родного города.

Он уже решил, что дойдет до старой дороги, а там станет искать человека с рацией. Это был единственный выход, и решение не требовало долгих размышлений.

По пути Стивен думал о жене и дочери, ждавших его в родном городе по другую сторону океана. От пекла у него гудели все мускулы и кружилась голова. Мысли метались и путались.

Не хотелось думать о предстоявшем девочке дальнем пути. Этот путь только начинался, у нее не было ни семьи, ни близких. Ее родину раздирала война.

Но сейчас все это не имело значения. Девочке требовались врачи, медицинская помощь, чистая вода, безопасное место, где можно будет отоспаться. Если поскорее не передать ее в руки врачей, то отсутствие у нее семьи и крыши над головой перестанут составлять проблему.

Стивен проследит, чтобы угроза ее жизни была устранена, а потом добудет место на первый же самолет и улетит домой, к семье, даже если это будет означать потерю работы. Чтобы не сойти с ума, он должен расстаться с этим проклятым местом. Он отчаянно надеялся, что его отпустят воспоминания о заброшенных полях, сожженных городах и реках, полных кровавых останков.

Смерть предоставила ему второй шанс, и он не собирался им пренебрегать.

Но до конца своей жизни, закрывая глаза, Стивен будет видеть маленькую девочку, стоящую под палящим солнцем посреди улицы, одну-одинешеньку в обезлюдевшем городке на холме, под боком у мертвой атомной станции. Он никогда не забудет Лилли в рваном белом платьице, замершую на месте, с широко распахнутыми глазами, молящими о помощи.

Этот образ будет преследовать Стивена до последнего дня его жизни, до того мгновения, когда вечность потребует вернуть ей долг.

пер. А. Кабалкин