Пришлось напомнить себе, что надо идти, но когда я перешла через улицу, Питер уже скрылся из вида. Должно быть, ошиблась, сказала я себе и поплелась дальше, в библиотеку. Его куртка просто похожа на ту, что я видела в доме Агаты, совсем не та самая. Питер не стал бы брать ничего чужого. В конце концов, он адвокат и, как я слышала, очень порядочный человек.

В конце дня я была рада оказаться дома. Подогрев остатки рагу, я съела его в компании Оуэна. Геркулес появился, позволил мне почесать у себя за ушами, а потом ушёл. Я вспомнила о маленьких набегах Геркулеса в квартиру Руби и кабинет Эрика.

— Знаешь, в чём проблема? — спросила я Оуэна. Кот подался вперёд, как будто в самом деле хотел услышать ответ.

— Слишком много секретов. Я начинаю видеть связи там, где их нет. Я заметила Питера Лундгрена на улице и решила, что на нём куртка, которую я видела в доме Агаты, принадлежавшая её брату.

В моей тарелке ещё оставалась пара кусочков мяса и кружок морковки. Я положила их на пол для Оуэна.

— Только не говори Роме.

Ну вот, я попросила его хранить тайну, а сама жалуюсь, что другие так делают. Я посмотрела на часы. До приезда Гарри оставалось около получаса. Что старик мне расскажет? Ничего?

Чем больше я наталкивалась на препятствия, тем дело становилось интереснее и тем больше я убеждалась, что содержимое конверта — ключ к смерти Агаты.

— Руби знает, что носила с собой Агата.

Оуэн покончил с едой и приступил к умыванию.

— И Эрик тоже как–то замешан. Почему никто не хочет мне говорить, что было в том чёртовом конверте? Что за секрет такой?

Это просто бессмысленно. Чего ради Гаррисон Тейлор, Эрик и Руби готовы оказаться замешанными в преступлении? Агата сделала что–то незаконное? Или кто–то другой? Это не деньги. В этом я была совершенно уверена. Гарри ни за что не стал бы держать рот на замке только из–за денег. Для него это что–то очень личное. Возможно, и для Эрика и Руби. Их всех объединяет только одно — они любили Агату.

Нужно ещё раз поговорить с Эриком. Я старалась отогнать мысли о его запое, но они никак не уходили. Джастин говорил, что в таком состоянии Эрик становился буйным и временами отключался.

Я поглядела на Оуэна и произнесла то, что крутилось в голове с тех пор, как я ушла из студии Мэгги.

— Что, если Эрик напился, потерял контроль и сбил Агату?

Высказанная вслух, эта идея показалась мне абсурдной. И Оуэн не удостоил мой вопрос хотя бы подёргиванием хвоста. У меня даже нет никаких подтверждений, что Эрик вообще что–то пил, не говоря уж о том, что был пьян. Но даже если он вернулся к старому и сорвался, я ни за что не поверю, что от этого он стал другим человеком. Даже если произошёл какой–то несчастный случай, невозможно поверить, что из–за пьянства он стал способен просто так бросить кого–то умирать на дороге.

— Я опять поговорю с Эриком, после Гарри, — сказала я Оуэну, наклоняясь за его миской.

— Если Гарри расскажет мне, что это за такие секреты, может я смогу выяснить, что произошло с Эриком.

Я пустила воду в раковину.

— И может быть, где–нибудь среди всего этого отыщется способ помочь Руби.

Оуэн закончил намывать хвост и пошёл попить.

— Забыла тебе сказать — я скоро пойду к Тейлорам, поговорить с Гарри.

Оуэн резко поднял голову.

Я поняла хитрый кошачий план.

— Забудь.

Не обращая на меня внимания, он пошёл к двери, где у радиатора стояла моя сумка, и похлопал по ней лапой.

— Нет, — сказала я. — Тебе со мной нельзя.

После всего, что произошло утром, я не могла рисковать и тащить кота с собой к Гарри.

Кот сунул голову через край сумки и заглянул внутрь.

— Оуэн, ты не забыл про Бориса?

Лапа отдёрнулась куда быстрее, чем залезала внутрь. Борисом звали немецкую овчарку Гарри–младшего. Борис был милым, можно сказать, просто котик, только убедить в этом Оуэна мне не удавалось. Борис беспокоил разве что лаем, но кот рисковать не желал.

Ровно в семь Гарри подъехал к дому.

— А ваш отец знает, что я приду? — спросила я, забираясь в пикап.

Он кивнул.

— Я не стал бы устраивать старику сюрприз.

— Я так и не думала.

— Он знает, что Руби под арестом, и хочет поговорить, — Гарри выехал задним ходом на дорогу и направил машину вверх по холму.

— Я думаю, кое о чём ему давно хочется излить душу, — Гарри бросил взгляд на меня. — И вы ему нравитесь.

— Как я уже говорила, он мне тоже.

— А со мной у него по душам говорить не получается. Я для него до сих пор ребёнок. Отец свои карты никому не показывает, но вот вам отчего–то доверяет. — Он выдохнул, сообразив, как это звучит. — Прошу прощения, — начал он. — Я не имел в виду…

— Всё в порядке, — я подняла руку в варежке, останавливая его. — Я поняла, о чём вы.

— Думаю, всё дело в том, что вы выросли не здесь, — продолжал Гарри. — Вы никого не судите, и у вас нет своих идей насчёт того, кому и чем заниматься или как жить.

С тех пор как я здесь, это впервые рассматривалось как преимущество. Мне понравилась точка зрения Гарри.

Тейлоры жили недалеко от Орена, двумя кварталами выше усадьбы Кеньонов. Гарри–младший и его дети — мальчик и девочка, оба подростки — обитали в главном доме. Я знала, что с женой Гарри развёлся, и она живёт в другом штате, но в городе на эту тему не говорили. Старик жил в маленьком доме, больше напоминавшем коттедж или гостевой домик, расположенном позади и левее главного дома, на поляне в окружении деревьев, рядом с магазином Гарри Тейлора.

— Ваш отец всё так же живёт один? — спросила я, когда пикап выехал на старательно вычищенную подъездную дорожку.

— О да, — ответил Гарри. — По будням приходит одна женщина, прибраться и что–нибудь приготовить. Паула Стивенс, какая–то дальняя родственница Литы. Ну, знаете, секретарши Эверетта.

Я кивнула. Похоже, половина Мейвилла приходилась Лите какой–то роднёй.

— Старику это не нравится, — продолжал Гарри, — но иногда он позволяет мне себя убедить.

Пикап свернул в широкий просвет между маленьким домом и магазином, мы с Гарри вышли. Ночь была ужасно холодная.

Домик выглядел уютным и гостеприимным. Сквозь окна лился янтарный свет, над трубой вилась спираль дыма. Мы вошли через заднюю дверь.

— В последние дни отец стал очень тихим и задумчивым, — сказал Гарри. — Что бы всё это ни значило, уверен, он хочет с этим разобраться.

Он постучал в дверь, повернул ручку и отступил, давая мне дорогу.

Гарри–старший сидел в кресле возле дровяной печи на кухне. Он улыбнулся.

— Не вставайте, — сказала я, но он уже поднялся на ноги.

— Какой же я джентльмен, если не встану и не приму у тебя куртку.

Я выскользнула из куртки и отдала её Гарри. Его сын быстро улыбнулся мне, что не осталось незамеченным отцом. Он кивнул в сторону младшего.

— Ты видела, Кэтлин? Мой сын уже научился смеяться над стариком.

К нам приплёлся Борис, попросил почесать за ухом. Когда я нагнулась, чтобы расстегнуть сапоги, он боднул головой мою руку — почти так же, как и коты, когда им не хватает внимания.

— Собака избалована, — Гарри протянул руку и потрепал Бориса по голове.

— Хочешь кофе? — предложил мне его отец. — Или ты от него не заснёшь?

— Я, пожалуй, рискну. Спасибо.

— Я принесу, пап, — сказал Гарри–младший, разуваясь.

Старик пригвоздил его взглядом.

— Или нет, — сдался Гарри, подняв обе руки.

— Кекс к кофе, — я протянула завёрнутый в фольгу свёрток.

Гаррисон улыбнулся.

— Я надеялся попробовать вашу стряпню, — он указал на шкаф, — тарелки там. Ножи в верхнем ящике.

Гарри–младший опять натянул ботинки, не завязывая шнурков.

— Я буду снаружи, дорожку почищу.

— Тебе незачем уходить, — сказал старший Гарри, не отрываясь от разливания кофе.

— Всё нормально, отец.

Я отрезала несколько ломтиков кекса и положила их на синее блюдо. Гаррисон налил три чашки кофе. Он поставил их на деревянный поднос, вместе с ложками, салфетками, сливками и сахаром. Я добавила тарелку с кексом.

— Ты не поставишь его вон на тот столик, Кэтлин? — он указал на низенький деревянный сундук у печи.

— Конечно. — Я подхватила поднос, а старик направился к сыну, который так и стоял у двери. Гаррисон похлопал его по плечу.

— Садись и возьми кусок кекса.

Место старика, конечно, было ближайшим к огню. На спинке кушетки лежала бархатная подушка сливового цвета, рядом пара книг, а на полу — газета. Я знала, что он интересуетсяся историей Шотландии и биографиями политиков.

Я села в кресло рядом. Борис подошёл и положил голову у моих ног.

— Сюда, мальчик, — Гаррисон похлопал по своему креслу. — Не мешай Кэтлин.

Пёс поднял голову, спокойно посмотрел на старика, и лёг обратно.

— Упрямый, — покачал головой Гаррисон.

— Интересно, у кого это он научился, — пробормотал его сын.

— Я всё слышу, — сказал Гаррисон и потянулся за кофе.

Младший чуть улыбнулся.

Борис опять поднял голову, подёргал носом. Я взяла себе ломтик кекса, отломила кусочек и протянула собаке. Если двое мужчин и заметили, то ничего не сказали.

Старик добавил в свою чашку сливки и сахар и опустился в кресло. Я потянулась за своей чашкой, а другой рукой погладила Бориса.

Старый Гарри улыбнулся мне.

— У тебя много вопросов насчёт Агаты.

— Простите моё любопытство, — сказала я. — Но я люблю Руби. Я искренне верю, что она не имеет никакого отношения к смерти Агаты.

— В полиции одни идиоты. Ты думаешь, они перестанут копать дальше, раз уже якобы поймали убийцу.

— Ну, да.

— Как бы то ни было, я согласен с тобой относительно Руби. — Он смотрел на огонь сквозь стеклянное окошко в дверце печи. — Ты хочешь знать, из–за чего мы ссорились с Агатой, — продолжил он, не сводя глаз с огня.

— Простите, что вторгаюсь в ваши с ней отношения. Но что бы ни было в том конверте, который так крепко держала Агата, я уверена, что это связано с её смертью.

Старик тихонько вздохнул. Его сын слева от меня не шевельнулся.

— Ты не считаешь смерть Агаты несчастным случаем?

— Да, не считаю, — согласилась я. — Даже если кто–то случайно сбил её и испугался, он сбежал и позволил обвинить Руби. Смерть Агаты, в любом случае, преступление. — Я поставила чашку на поднос и обернулась к старику. — Я видела, что из–за этого старого коричневого конверта с Агатой спорили три совершенно разных человека. А теперь он исчез.

Он на мгновение прикрыл глаза, лицо побледнело.

— Достаточно ли тебе, если я скажу, что содержимое конверта не имело отношения к её смерти?

Я подняла руку.

— Простите, я должна убедиться, — я старалась говорить мягко. — Хотелось бы знать, почему вы так уверены.

Он вздохнул. Борис посмотрел на него, я почесала пса за ушами. Борис поднялся и пошёл к креслу старика. Тот положил руку на густую шерсть на загривке.

— Здесь слишком много секретов, — сказал он, рассеянно поглаживая собаку. — И я виноват, что хранил их. — Он посмотрел на сына. — Ты знаешь, как я любил твою мать. — Это было утверждение, а не вопрос.

Гарри кивнул.

— Я не оправдываюсь, — продолжил старик. Он на минуту умолк и потеребил бороду. — Но может быть, стоило бы?

— Всё в порядке, папа, — мягко сказал Гарри.

Они переглянулись, и между ними словно протянулась нить. На мгновение я ощутила то, что чувствовала, когда Геркулес проходил сквозь дверь или стену. Казалось, энергия в комнате каким–то образом изменилась.

Наконец, старик снова откинулся на спинку кресла и невесело усмехнулся.

— Ты ведь знал, да?

Я молча переводила взгляд с одного на другого. Было ясно, что мне предстоит узнать что–то важное.

— У тебя был с ней роман.

Гаррисон посмотрел на меня.

— Мальчик прав, — сказал он. — Я нарушил свои обеты.

Такого я не ожидала.

— У моей матери было несколько инсультов, из–за которых она в конце концов скончалась в частной лечебнице, — продолжил молодой Гарри, словно отец ничего и не говорил. — Там она провела последние два года. — Он указал на старика. — И за это время он не пропустил ни дня, посещая её. Она не могла разговаривать. Не могла двигаться. — Он опустил взгляд на свою руку, всё ещё сжимающую чашку с кофе, к которому так и не прикоснулся.

Потом его глаза встретились с твёрдым взглядом отца.

— Никто не станет винить тебя за это маленькое утешение.

— Я виню сам себя, — хрипло сказал старик. — Я не имел права так поступать. Как я мог предлагать своё сердце, когда не был свободен?

Его сын поставил на поднос свою чашку и встал.

— Не суди себя так сурово. И я не буду. — Он развернулся и вышел за дверь.

Борис подвинулся чуточку ближе к ногам старика и положил голову на лапы.

— Он хороший человек, — сказал Гаррисон, глядя на дверь, за которой только что скрылся сын.

— Да, хороший.

Несколько минут мы сидели в молчании, но не чувствовали неловкости. Теперь я знала — он собирается рассказать мне всю эту историю. Просто не надо ему мешать.

— Значит, конверт? — наконец сказал он.

Я кивнула.

— Насколько мне известно, в нём было одно — информация о моей дочери.

Теперь все кусочки мозаики сложились.

— У Агаты был ребёнок.

Я вспомнила, как Рома говорила, что Агата уезжала учить на несколько месяцев. Должно быть, тогда.

— Да, — сказал он. — Я очень долго не знал. Она уехала, родила ребёнка и отдала на усыновление.

Голова Бориса опять ткнулась в его руку, и он начал почёсывать пса за ушами.

— Как ты знаешь, Кэтлин, я болен.

Я кивнула, внезапно лишившись голоса.

— Перед смертью мне хотелось бы встретиться с дочерью. Я хочу дать ей шанс получить ответы на любые вопросы. — Голос стал ещё тише. — Я надеялся… может, она захочет познакомиться с братьями. Но это её выбор. Я просто хочу дать ей такую возможность.

Я оперлась локтями в колени, наклоняясь к нему.

— В том конверте у Агаты были какие–то документы об усыновлении вашей дочери.

Он кивнул.

— Думаю, да. Вот из–за чего мы спорили. Она считала, что не стоит знакомиться с нашим ребёнком. Сказала, что я не имею права лезть в её жизнь. — Он покачал головой, воспоминание явно было не из приятных. — А я рассердился из–за того, что она всё хранила в секрете.

Он посмотрел мне в глаза.

— Кэтлин, я единственный, кого интересовало содержимое того конверта. И Агату я не убивал.

— Знаю. — Я коснулась его руки. — Вы уверены, что в конверте была только информация о вашей дочери?

— Да, насколько я знаю. А что?

— Я совершенно уверена, что и Руби спорила с ней из–за того конверта.

Он на минуту опустил голову.

— Это из–за меня, Кэтлин. Я знал деда Руби. И её мать. Руби с Агатой были близки. Думаю, возможно, в каком–то смысле Руби заменила ей нашу дочь.

Он посмотрел на собаку, устроившуюся у ног, и улыбнулся, когда та подняла голову.

— Я не горжусь этим, — признался он, — но я пошёл к Руби и попросил поговорить с Агатой. И моя вина, что она оказалась во всё это втянутой. Недавно я наконец смог до неё дозвониться. Я сказал, пусть откроет всю правду. Агата… она не хотела бы, чтобы до такого дошло.

— Это не ваша вина. У Руби есть хороший адвокат и много друзей. Она не должна… — я медленно выдохнула. — Правда выйдет наружу.

Гарри рассматривал свои скрюченные пальцы.

— Я даже нанял частного детектива. А теперь конверт пропал, и я не знаю, где мне её искать.

Я поняла, он говорил о дочери, не о Руби. Я вспомнила кусочек бумаги, найденный Геркулесом в офисе Эрика. Наверное, придется придумать, как поговорить с ним, не выдавая, откуда мне известно, что конверт был у него.

— Мне очень жаль.

Не хотелось ничего говорить Гарри, пока я не узнаю, не уничтожил ли Эрик конверт, например, из–за какой–то странной преданности Агате.

— Я это ценю.

Я попыталась представить, каково это, иметь ребёнка, которого никогда не видел, и не смогла. Моя семья — мать, отец, Итан и Сара — всегда присутствовали в моей жизни, даже если сводили меня с ума.

— Гарри, вы не просили Эрика поговорить с Агатой?

Он покачал головой.

— Нет. А что?

— Я видела их той же ночью. Они пререкались из–за этого конверта.

— Нет, — сказал он. — Руби — единственный человек, которого я в это втянул. О чём бы Эрик ни спорил с Агатой, это не из–за моей дочери.

Я видела, что старик устал — морщины на его лице стали глубже.

— Спасибо, что поговорили со мной, — сказала я. — Я понимаю, как это непросто.

— Всех этих секретов не должно было быть, — сказал он. — Я был женат.

— Вы человек. И вы любили двух женщин.

Он только кивнул в ответ.

Я поднялась и подошла ближе, чтобы обнять старика. От мысли, что ему, наверное, недолго быть рядом, сжимало горло.

— Я должна продолжать разнюхивать, чтобы помочь Руби, — сказала я. — Если отыщу что–нибудь, что поможет найти вашу дочь, обещаю вам, я отдам это вам.

Я высвободилась из объятий, и старик на мгновение дотронулся до моей щеки.

— Спасибо, Кэтлин.

Позади меня, у двери, кашлянул его сын.

— Я провожу Кэтлин домой и сейчас же вернусь.

Гаррисон поднял руку в знак согласия.

Во дворе я глубоко вдохнула морозный ночной воздух. Звёзды будто сияли ярче. Мы остановились у машины Гарри.

— Как давно вы знаете? — спросила я.

— Я догадался обо всем с год назад. О ребёнке я тоже знаю. Вам, наверное, кажется странным, что я не злюсь.

— Это не моё дело. Хотя, наверное, кажется, что я уже сунула в него нос.

Он улыбнулся, затем снова посерьёзнел:

— Кэтлин, моя мать умирала очень долго. Красивая, деятельная женщина медленно превратилась в ничто. И она отчаянно любила отца. — Он засмеялся. — Странное слово, но точно отражает суть. Если бы она оставалась собой… Ну, он никого не замечал, если она была рядом.

Гарри снова посмотрел на далекие холодные звёзды.

— Мама ушла задолго до того, как умерла, и уж поверьте, она никогда бы не упрекнула старика в желании получить каплю любви. — На последнем слове он запнулся.

— Насколько мне известно, все, что касается ребенка Агаты — что бы это ни было — исчезло, — сказала я. — Но если что–то найду, обещаю, я расскажу вам.

— Спасибо. Мне жаль, что Руби оказалась втянутой во всё это. Если я смогу чем–то помочь, позвоните мне?

— Конечно.

Мы сели в пикап и, повернувшись пристегнуть ремень, я заметила кое–что знакомое:

— Гарри, откуда тут машина Руби? Я думала, её забрала полиция.

— Машина Руби?

— Вон там, у мастерской.

— Это не её машина, — ответил он, пристегиваясь. — Это мой старый пикап.

— Очень похож, — сказала я. Когда он поворачивал, я разглядела получше. Старый форд был прямо–таки братом–близнецом пикапа Руби.

— Ну, в общем и целом это один и тот же пикап, — сказал он, двигаясь по длинной подъездной дорожке.

— Чего я не знаю?

Улыбнувшись, Гарри включил печку.

— Много лет назад один из автодилеров в Ред–Винг заполучил полдюжины одинаковых пикапов из какого–то флотского заказа. Хорошие пикапы по очень хорошей цене. Я купил этот. Он прошёл сто пятьдесят три тысячи миль, и всё ещё на ходу.

— Сто пятьдесят три тысячи?

— За эти годы я скормил ему парочку старых пикапов с разборки и купил несколько оригинальных запчастей, но в целом он был чертовски хорош.

Мой мозг бешено заработал. Может, то стёклышко вовсе и не от машины Руби.

— А остальные пять пикапов ещё ездят?

— Ну, пикап Руби точно, — ответил Гарри. — Его первой владелицей была Рома. Сэм свой разбил пару лет назад. Ещё три неизвестно где.

— Они все выглядят одинаково?

— Та же модель и цвет. Хотя не могу гарантировать, что цвет остался прежним.

У пикапа Руби разбита фара. Такое же стёклышко оказалось у меня за отворотом брюк. И как там сказала Мэри? Что–то насчет фрагментов краски, соответствующих краске на машине Руби? У всех пяти пикапов краска должна быть одинаковая.

Гарри свернул ко мне во двор, включился свет.

— Спасибо за всё, — сказала я.

— Руби не могла никому навредить, — сказал он. — Надеюсь, вы что–нибудь найдёте.

— Думаю, вы только что мне помогли, — улыбнулась я.