Тело валялось посреди только что вымытого кухонного пола. Весёлый Цыплёнок Фред, без головы.

— Оуэн, — сердито позвала я.

Ничего.

— Оуэн, мелкий клубок шерсти, я знаю, что это ты. Ну, где ты?

От задней двери послышалось приглушённое «мяу». Я заглянула за шкаф с посудой. Оуэн растянулся на спине перед сетчатой дверью, изо рта у него торчали неоново-желтые перья. Кот перекатился на бок и посмотрел на меня одуревшим взглядом, какой мне случалось видеть у обкуренных студентов в университетской библиотеке. Я присела рядом с серо-белым полосатиком.

— Оуэн, ты убил Фреда, — сказала я. — Это третий цыплёнок за неделю.

Кот неторопливо сел, потянулся, не спеша подошёл, положил лапу мне на колено и, наклонив голову, посмотрел золотистыми глазами. Я села рядом с посудным шкафом, Оуэн влез ко мне на колени, положил передние лапы на грудь. Изо рта у него по-прежнему торчали перья. Я протянула к ним руку.

— Давай сюда голову Фреда. — Кот не моргая смотрел на меня. — Ну, Оуэн, выплюнь её.

Он повернул голову и уронил в мою руку то, что осталось от головы Весёлого Цыплёнка Фреда — мокрый комок ваты с одиноким жёлтым пёрышком.

— У тебя проблема, Оуэн, — я бросила остатки цыплячьей головы на пол и вытерла руку о штаны. Кот ткнулся носом в мой подбородок, прижался головой к моей майке, прикрыл глаза и заурчал. Я погладила его по голове.

— У тебя зависимость, меховой шарик, а Ребекка — твой дилер.

Оуэн продолжал урчать, не обращая внимания. Из-за угла появился Геркулес.

— Твой братик — мятный наркоман, — сказала я маленькому чёрно-белому коту.

Геркулес подошёл к моим ногам, понюхал остатки головы Весёлого Цыплёнка Фреда. Потом посмотрел на Оуэна, урчащего, как работающий дизель, пока я чесала ему голову. На лохматой морде Геркулеса явно читалось презрение. Кошачья мята заставляла Оуэна впадать в экстаз. А вот Геркулес оставался к ней равнодушен.

Толстенький чёрно-белый кот тоже залез ко мне на колени, положил лапу на плечо и шлёпнул по волосам.

— За ухо? — спросила я.

— Мяв, — ответил кот.

Посчитав это «да», я заправила прядь за ухо. Я всегда носила длинные волосы, а несколько месяцев назад постриглась и ещё не привыкла к новому стилю. Но, по крайней мере, не поддалась порыву сменить тёмно-каштановый цвет на блонд.

— Может, я спрошу Ребекку насчёт своих волос, — сказала я. — Она должна вернуться сегодня вечером.

Услышав имя, Оуэн поднял голову. Он привязался к ней с первой встречи, недели через две после того, как я принесла этих котов домой.

Геркулес и Оуэн были дикими котятами. Я нашла их, или, вернее, они нашли меня, примерно через месяц после того, как я приехала в этот город. Понятия не имею, сколько им было. Они ласкались ко мне, но не позволяли никому к ним приближаться, не говоря уж о том, чтобы погладить. Но это не остановило Ребекку, мою соседку по заднему дворику. Она уже много недель покупала обоим котам игрушки с кошачьей мятой и в результате превратила Оуэна в мятного наркомана, отрывающего головы игрушечным цыплятам. Сейчас она была в отпуске, но Оуэн, похоже, приспособился добывать цыплят из каких-то её тайников. Я опять погладила его по голове.

— Спи дальше, — сказала я. — Пора тебе завязывать... с цыплятами, то есть. Скажу Ребекке не давать тебе больше игрушек с мятой. Ты становишься ленивым.

Оуэн опустил голову, а Геркулес боднул мою свободную руку.

— Тоже хочешь внимания?

Я почесала пятно на макушке Геркулеса — белый мех вокруг рта и на носу сменялся чёрным выше переносицы — и он тоже замурлыкал. Теперь я как будто сидела на станции техобслуживания автоцентра «Фольксваген». Я посмотрела на часы.

— Ладно, отпустите меня. Мне почти пора идти, а надо ещё позаботиться о безвременно усопшем.

Переезжая в Миннесоту из Бостона, я продала машину и до сих пор не купила новую: в Мейвилл-Хайтс куда угодно можно дойти пешком. Поскольку у меня не было машины, первые несколько недель я много бродила по окрестностям. Тогда-то я наткнулась на Вистерия-Хилл, заброшенное имение Хендерсонов. Эверетт Хендерсон нанимал меня на работу в библиотеку.

Оуэн и Геркулес вылезли из кучи засохших веток малины и следовали за мной по заросшему английскому саду. Я видела ещё несколько взрослых кошек, но все они исчезали при попытке к ним приблизиться. Когда я уходила, Оуэн и Геркулес пошли за мной по разбитой дорожке, посыпанной гравием. Я относила котят назад, к пустому дому, но это их не останавливало. Я осмотрелась вокруг, но не смогла найти их мать. Они были такие маленькие и так решительно шли вслед за мной, что я в конце концов забрала их.

В городке шептались насчёт Вистерия-Хилл и этих бродячих котов. Но в моих котах не было ничего необычного, совсем ничего. Слухи о странном свете и призраках меня не интересовали. В доме уже довольно долго никто не жил, но Эверетт запретил продавать или делать что-либо ещё с этой собственностью. Я слышала, что он вырос в Вистерия-Хилл. Может, поэтому он не хотел ничего менять.

Кстати, о нежелании перемен — Геркулес, устроившийся у меня на коленях, совсем не желал оставлять своё уютное место, но после нескольких мягких толчков встряхнулся и спрыгнул. Оуэн пару раз зевнул, а чтобы спихнуть его, потребовалось вдвое больше времени.

Я взяла у порога веник и совок и вымела останки Весёлого Цыплёнка Фреда. Оуэн и Геркулес уселись у холодильника и наблюдали. Оуэн потянулся к совку, похоже, его посетила идея схватить тушку и удрать. Я оглянулась на него.

— Даже не думай.

Он вернулся назад, сел и недовольно заворчал. Я открыла крышку мусорного ведра и вытряхнула совок.

— Фред был хорошим цыплёнком, — торжественно произнесла я. — Он был весёлым цыплёнком, нам будет его не хватать.

— Мяяв, — взвыл Оуэн.

Я смахнула в мусор остатки игрушки с кошачьей мятой.

— Покойся с миром, Фред, — и захлопнула крышку.

Убрав веник, я стряхнула с майки кошачью шерсть и вымыла руки. Глянув на себя в зеркало над раковиной, я поняла, что Геркулес прав — зачёсанные за уши волосы выглядели получше. Моя спортивная сумка с полотенцем и парусиновыми туфлями для занятий тай чи лежала в шкафу. Я поставила её у двери и вернулась проверить, есть ли у котов свежая вода.

— Я ухожу, — сказала я.

Но оба кота исчезли, и никто мне не ответил. Остановившись взять ключи и сумку, я закрыла за собой дверь и направилась вниз по Маунтин-роуд.

Желто-оранжевое солнце низко висело над озером Пепин. Был типичный для Миннесоты теплый вечер, без бостонской липкой влажности конца июля. Я перевесила сумку на другое плечо. Не собираюсь думать о Бостоне. Теперь мой дом — Миннесота, по крайней мере на ближайшие восемнадцать месяцев.

Извилистая улица вела к центру города. Я спускалась с холма, и скоро внизу показалась крыша библиотеки. Это кирпичное здание, защищённое от воды каменной стеной, располагалось как раз посреди береговой линии. С одной стороны было большое витражное окно, а купол медной крыши украшал оригинальный железный флюгер.

Бесплатную публичную библиотеку в Мейвилл-Хайтс — библиотеку Карнеги — построили в 1912 году на деньги, пожертвованные промышленником и филантропом Эндрю Карнеги. Теперь её восстанавливали и модернизировали к празднованию столетней годовщины. Поэтому я и находилась в этом городе уже несколько месяцев.

Мне предстояло работать здесь ещё полтора года — руководить реконструкцией, которая уже почти завершилась, обновлять собрания книг, заниматься компьютеризацией картотеки и настройкой бесплатного доступа в интернет для клиентов. Я постепенно узнавала, что читают жители города, как будто понемногу знакомилась с каждым из них.

Остановившись у подножия холма, я огляделась и перешла через дорогу к библиотеке.

Олд-Мэйн-стрит тянулась вдоль берега, от театра «Стрэттон», мимо отеля «Джеймс» к пристани. Мэйн-стрит продолжалась от пристани до окраины города, где сливалась с трассой. Из-за наличия двух Мэйн-стрит иногда бывало нелегко понять, куда идти, если только вы не жили в Мейвилл-Хайтс очень долго. Все улицы, ведущие с одного конца города на другой, повторяли изгибы береговой линии. Поперечные — в основном, вверх и вниз по холму, к Шиповниковому Утёсу. Как я узнала, из камней утёса построена большая часть фундаментов великолепных старых зданий в центре города. Мне в Мейвилл-Хайтс больше всего нравилась набережная с огромными вязами и каштанами, обрамлявшими берег. Она тянулась от старых складов на окраине, минуя центр города с его магазинами, лавками и офисами. Мейвилл ещё оставался одним из деловых центров на Миссисипи, но сейчас его посещало всё больше туристов. От подъезда отеля «Джеймс» можно было увидеть баржи и лодки, снующие по реке так же, как и сто лет назад.

Я остановилась у подножия лестницы библиотеки. Орен Кеньон установил новую ограду. Кованые железные прутья напоминали толстые скрученные лакричные леденцы. Центральные стойки перил по обеим сторонам расходились, образуя правильный овал размером в две моих ладони, а потом снова соединялись. В овалы вплетались буквы Б, П, Б, М, Х — Бесплатная Публичная Библиотека Мейвилл-Хайтс.

Я поднялась по лестнице, вошла и посмотрела вверх. Над широкой кленовой балкой висело резное деревянное солнце размером примерно в три фута. А над ним — надпись: «Да будет свет». Это было красиво.

Солнце в библиотеку на прошлой неделе принёс Орен. Высокий, худой, лет сорока пяти на вид, с выгоревшими соломенными волосами, похожий на фермера в исполнении Клинта Иствуда, он молча стоял у временной стойки, пока я его не заметила — кто знает, сколько это длилось.

— Можете взглянуть кое на что? Если у вас есть время. Пожалуйста, — попросил он.

После того, как я попросила называть меня Кэтлин, он перестал говорить «мисс Поулсон», но так и не начал звать по имени. Я последовала за ним к его дряхлому пикапу. Солнце, укреплённое каркасом и обёрнутое в старое одеяло, лежало в крытом брезентом кузове. Орен развернул его — и у меня перехватило дыхание. Я протянула руку потрогать его, и отдёрнула, поняв ценность этой работы. Я взглянула на Орена.

— Это чтобы повесить над входом?

Я знала — резное солнце со словами «Да будет свет» висело над входом в первую библиотеку Карнеги в Шотландии, но меня удивило, что это знал и Орен. Я осторожно тронула пальцем один из лучей. Дерево было гладкое и твёрдое.

Он кивнул.

— Спасибо, — прошептала я, голос внезапно охрип от подступивших слёз. Мне хотелось обнять Орена, но отчего-то я знала, что делать этого не следует.

Глядя поверх дверного проёма, я снова почувствовала слёзы. Тихий и вежливый Орен был восхитительно талантлив. Всё необходимое для библиотеки, что не смог сделать главный подрядчик, выполнял Орен. Он сделал новые перила. Он позаботился о том, чтобы отделка стала похожа на оригинальную. Он занимался покраской, старательно подбирая цвета, соответствующие краскам 1912 года. Он не особенно много разговаривал, и, наблюдая за ним в прошедшие несколько месяцев, я чувствовала в Орене какой-то надлом. Он напоминал разбитую вазу. Или чашку. Ты старательно собираешь обломки, склеиваешь так, что ни одной трещинки не видно. Она снова прекрасна, и в неё наливают горячий чай или воду и ставят розы из сада, но в чём-то она уже не та. Что-то неуловимо иначе.

Потом я услышала голоса из глубины библиотеки, оттуда, где должны располагаться новый цифровой каталог и компьютеры. Слишком громкие голоса для библиотеки. Основные работы в здании закончились, и мы уже открылись для читателей, но после обеда обычно бывало тихо.

Я прошла мимо новых стеллажей, готовых принять книги. Сьюзен, одна из штатных сотрудниц, стояла спиной ко мне рядом с коробками компьютеров, ждущих, когда установят новые электрические розетки для подключения.

— ... Понимаю, это сбивает с толку, — услышала я слова Сьюзен, сказанные её обычным тоном терпеливой мамаши. У Сьюзен двое детей-дошкольников, так что её ничем не испугать.

— Моя дорогая, вы даже представить себе не можете всю глубину моего разочарования, — сказал человек, стоявший напротив неё.

Он взмахнул обеими руками, и поскольку в нём было намного больше шести футов роста, жест выглядел очень наигранно. Но, может, он так и хотел.

— Как, по-вашему, я должен работать в таких невыносимых условиях?

Я вышла из-за ряда книжных полок и встала рядом со Сьюзен. Из хвостика на её голове, как у Пебблс Флинстоун, торчали два карандаша. Она незаметно вздохнула и улыбнулась — ещё более незаметно.

— В чём дело, Сьюзен? — спросила я.

— Мистер Истон надеялся воспользоваться одним из наших компьютеров, чтобы отправить почту, — ответила она. — Его «Блэкберри» не работает.

Истон. Ну, конечно, Грегор Истон. Известный композитор и дирижёр, приглашённый на музыкальный фестиваль «Летний шиповник» в театре «Стрэттон». Истон репетировал в городе уже почти неделю.

— Мистер Истон, простите, но, как видите, наша компьютерная система еще не готова.

— Да, я вижу, — он сделал ещё один эксцентричный жест. — А вы кто будете?

Он оглядел меня — простая футболка, короткие брюки для занятий йогой и большая сумка на длинном ремне.

Я стащила с плеча сумку и поставила ее на металлический шкаф, в котором мы хранили большую часть старых карточек.

— Кэтлин Поулсон, — я протянула руку, — главный библиотекарь.

Наверное, я не была похожа на начальницу. Я всегда выглядела моложе своих лет, и мама обещала, что после тридцати я буду этому рада. Иногда так и было. В этот раз я предпочла бы выглядеть старше и внушительнее — непростая задача, когда в тебе всего пять с половиной футов роста, а на голове полуотросшая стрижка, торчащая во все стороны.

Истону должно было быть слегка за шестьдесят, но его пожатие было сильным, а рука гладкой. Намного более гладкой, чем моя.

— Мне жаль говорить об этом, мисс Поулсон, но ваша библиотека в хаосе.

Я непроизвольно огляделась. Дальнюю стену с витражным окном укрепили, а само окно отреставрировали и почистили. Большинство новых полок заполняли книги. Стены заново оштукатурили и покрасили. Стойка была почти закончена, и надо всем сияло солнце Орена. Так много людей провели здесь за работой столько часов. Здание выглядело чудесно. Я сглотнула, чтобы скрыть раздражение.

Он продолжил.

— В путеводителе в моем номере отеля написано, что библиотека предоставляет услуги доступа в интернет.

— Приношу свои извинения, — ответила я, — путеводитель доставили раньше, чем наши компьютеры.

— Но теперь они здесь. Почему нельзя подключить хотя бы один?

Подключить? К чему? Он что, ждал, что мы распакуем компьютер и каким-то чудом заставим его работать, чтобы он мог проверить свое расписание? Мы со Сьюзен переглянулись. Рот ее был серьезной прямой линией, но глаза за очками смеялись.

Истон одарил меня отработанной улыбкой звезды. «Распаковать компьютер специально для него? Как только рак на горе свистнет», — подумала я.

К несчастью, внезапно на голову дирижеру прыгнул не рак, а кот.

Мой кот. Оуэн.