Выбора не было. Мисс Харботтл ратовала за то, чтобы все девочки в школе выставили свои работы на ярмарке, и мама горячо одобрила это предложение. Мама с Виолой поднялись ко мне и стали перебирать шедевры, которые я разложила на кровати. Три пары коричневых шерстяных носков для братьев, вязаная кофточка для младенца – отдать бедным, несимметричный кружевной воротничок, с одной стороны – там, где я начинала, – кривоватый, зато с другой – довольно-таки аккуратный. Ещё я начала шить лоскутное одеяло. Жалкое зрелище; Тодди Гейтс, слабоумный брат Лулы, и то справился бы лучше. Одеяло мама сразу отвергла, и теперь они с Виолой перебирали остальную продукцию. Вздыхали, прищёлкивали языками и наконец сошлись на кружевном воротничке.
Заворачивая воротничок в тонкую бумагу, мама о чём-то мучительно размышляла.
– Придётся подписывать фамилию, – на наших лицах отразился ужас. – Конечно, придётся.
– Может, выступить анонимно? – анонимность меня вполне устраивала. – По мне, так даже лучше.
– Об этом надо было беспокоиться заранее, когда ты плела кружева, дорогая моя, – мама даже покраснела. – Конечно, тут будет твоя фамилия – наша фамилия. Не говори глупостей.
Но она явно задумалась. Может, узнает у мисс Харботтл? Хотя какая разница: что бы там ни сказала учительница, мне не отвертеться, моя фамилия будет пришпилена к экспонату. Ну что же, послужит мне уроком.
Мальчишек никто не заставлял участвовать в выставке, Тревис вызвался сам. Он решил выставить Банни, крупного белого ангорского кролика, смышлёного и ужасно пушистого. Тревис регулярно вычёсывал ему шелковистую шёрстку и пух отдавал местной прядильщице, а та пряла для мамы невероятно мягкую шерсть. Тревис подумывал о том, чтобы отправить на выставку годовалого бычка, но, к счастью, Гарри вовремя сообразил ему напомнить, какая участь ждёт призовых телят. В результате Тревис сводил с ума всю семью и устроителей выставки, ежеминутно проверяя, что Банни проходит по категории «Кролики (шерсть)», а не по категории «Кролики (мясо)».
Сэм Хьюстон вырезал из твёрдого пеканового дерева довольно-таки узнаваемый профиль президента Мак-Кинли и собирался выставляться в категории «Детская резьба по дереву».
Если не считать моего жалкого воротничка, день начался многообещающе. Все мы сэкономили немного денег, заработанных во время сбора урожая. Даже после дележки с Салом Россом у меня ещё оставалось двадцать центов, полученных за детей. Я планировала потратить часть денег на новомодный напиток «Кока-Кола» – надо же его попробовать.
День обещал быть ясным, и, хотя до ярмарки было не больше мили, вся семья, включая деда, устроилась в фургоне. Тревис держал на коленях клетку для кур. Банни клетка была маловата. Кроличья шерсть торчала во все стороны, и белые клочки пуха уплывали в небо маленькими облачками. Мы поставили фургон на травянистом поле, рядом с многочисленными ярмарочными шатрами. Там в полнейшем беспорядке теснилось огромное скопление разномастных телег, двуколок и повозок.
Мама дала нам последние наставления. Теперь можно идти. Тревис понёс Банни на выставку мелких животных, а я поплелась к палатке «Домоводство» – воротничок плотно завернут в обёрточную бумагу, чтобы никто его не увидел.
Я прошла мимо выставки тортов. От мух торты защищали гирлянды липкой бумаги. Ещё там присутствовали юные особы с корзинками для пикника. Кто даст больше всех, сможет позавтракать с избранной леди и насладиться как её обществом, так и изысканным угощением. Все деньги – в пользу добровольной пожарной дружины. Что-то вроде деревенского варианта выхода в свет, как я понимаю.
Я поспешно отдала свой горе-экспонат и отправилась бродить между палатками. Наяривал оркестр, непрерывные вальсы и марши разносились по всей ярмарке. Я то и дело натыкалась на братьев и друзей из школы. Сэм Хьюстон бросал кольца и выиграл жестяную свистульку, потом я заметила у Лулы точно такую же. Не похоже, чтобы Лула была от неё в восторге.
Я добралась до шатра с вывеской «Замечательные фотографии знаменательных событий». Мистер Хофер был тут как тут, зазывал посетителей ярмарки во временную мастерскую. В самый раз – кругом полно разряженного народу с денежками в карманах. Мистер Хофер был ужасно занят, фотографируя какую-то молодую пару, и меня не заметил. Вот повезло! Я недавно – ещё не успев ответить на предыдущее – получила от него очередное письмо с вопросами о судьбе Растения. Мне всё это порядком поднадоело, романтические представления об учёной переписке исчезли довольно быстро.
Я вернулась к «Домоводству». Там пахло всякими вкусностями. С помоста мэр Аксельрод объявлял в мегафон победителей. Начал он с младших. Сначала простой хлеб, потом выпечка, потом фруктовые пироги, потом остальные пироги. Настал черёд рукоделия.
Мэр посмотрел в список и громко объявил:
– Плетение кружев. Начинающие. Третье место – мисс Кэлпурния Вирджиния Тейт!
Что? Что?
– Кэлпурния Тейт, где ты? Поднимись сюда, – позвал он.
Ничего себе! Я пробралась сквозь толпу и влезла на помост. Жиденькие аплодисменты и неожиданно громкие вопли восторга откуда-то из-за палатки – там явно куча моих братьев. Мистер Аксельрод приколол мне к платью белую розетку. Мамы нигде не было видно.
– Второе место – мисс Дови Медлин!
Дови, улыбаясь, поднялась на помост и стала рядом со мной. Мэр приколол ей красную розетку. Дови хихикала и в восторге не сводила глаз с приза. Хорошо ещё не первое место – и так её вынести почти невозможно. Казалось, она вот-вот повернётся и покажет мне язык. Она может, она такая.
– Леди и джентльмены, мальчики и девочки! Первое место за плетение кружев получает… мисс Лула Гейтс! Дружное «ура» в честь мисс Лулы Гейтс!
Лула поднялась на помост. Мне хотелось, чтобы она стала рядом со мной, но она остановилась рядом с Дови, и мэр приколол ей голубую розетку. Я никак не могла прийти в себя и всё глядела вниз, выискивая родных. Как это меня угораздило получить приз? Мои кружева того не стоили. Ещё один взрыв аплодисментов, и я сошла с помоста. Меня то и дело похлопывали по спине, со всех сторон звучали поздравления.
– Ты молодец, Лула, – я не завистливая, особенно когда точно знаю, что шансов на победу никаких. – Ты заслужила награду, твои кружева – лучше не бывает.
– С чего ты взяла? – сердито бросила Дови. Я бы её ущипнула, но вокруг слишком много народа.
– Спасибо, Кэлли, – ласково ответила Лула. – Ты, я уверена, тоже заслужила награду.
– Боюсь, что нет.
Я уж точно ничего такого не заслужила. Мама, когда узнает, наверно, в обморок упадёт от счастья.
К нам подошла миссис Гейтс.
– Молодцы, девочки, хорошо постарались.
– Здравствуйте, миссис Гейтс. Это Лула молодец. Она заслужила награду.
– Спасибо, Кэлпурния, я уверена, ты тоже.
– Даже и не знаю. А вы видели мою работу? Хотите пойти посмотреть?
– С удовольствием, но не могу. У Лулы ещё конкурс вязания и вышивки.
Я пожелала им удачи и отправилась смотреть на работы. Пробилась сквозь толпу к столу с кружевами. Каждая вещь приколота к чёрному бархату, так легче разглядеть сложный узор. Кружева взрослых – чудо красоты, воротнички и салфеточки, тоненькие как паутинка. Рядом детские работы – совсем мало. Я пробралась поближе и посмотрела на свой перекошенный воротничок, чёрный фон прекрасно подчёркивал каждую пропущенную петлю. И моё имя полностью написано красивым почерком на карточке – пусть весь мир знает, кто сделал этот кошмар.
Я подозрительно оглядывала работы. Ага, их только три. Да, я, конечно, знаю, как ужасно моё рукоделие, но весьма неприятно осознавать, что другие тоже в курсе. Ну всё, прощай, карьера кружевницы. Я, правда, и не собиралась посвящать себя именно этому занятию, но когда стало понятно, что мне в нём нет успеха, почему-то взгрустнулось. Если мне не дано заниматься наукой и в домоводстве тоже удачи нет, чему тогда себя посвятить? Где моё место в этом мире? Вопрос важный, только думать об этом страшно. Чтобы утешиться, вспомнила дедушкины слова о динозаврах и Книге Бытия: важнее понимать, чем любить. В науке необязательно любить предмет изучения, любовь к делу не относится.
Я отошла от палатки. Снять, что ли, розетку? Если меня не волнует работа, значит, не должна волновать и награда. Я взялась за ленточку, да так и застыла. Умом понимаю: надо снять, – а руки не двигаются. Так и шла, не в силах разрешить это противоречие, пока не добралась до палатки с прохладительными напитками. Хорошо, порадую себя стаканчиком кока-колы, а потом решу, что делать. Самое время для «необычайно вкусного и освежающего напитка». От моральных вопросов так устаёшь.
Длинная очередь желающих отведать новинку. У меня окончательно испортилось настроение – прямо передо мной в очереди оказался мистер Грассел.
– Привет, Кэлли, – весело начал он. – Получила приз, я вижу.
И чуть не ткнул пальцем в розетку, я едва успела отпрянуть.
– Это за кружева, – мне хотелось поскорее от него отделаться. – Сэр.
– А как поживает твоя семья?
– Спасибо, хорошо.
К нам подбежал сияющий Тревис – давно его таким довольным не видела. На груди – огромная голубая розетка. Он пришёл похвастаться, и я втянула его в очередь перед собой.
– О, какая лента, парень, – тут же завёлся мистер Грассел. – За что? «Лучший ангорский кролик». Выгодное дельце – ангорская шерсть. Молодец, рано начинаешь, сынок.
– Спасибо, сэр. – Тревис не ожидал таких бурных похвал. – Банни – мой любимчик, я не собираюсь его продавать. Он самый большой и самый пушистый кролик на свете.
– Зачем продавать? – согласился мистер Грассел. – Владелец кролика-производителя тоже может неплохо заработать.
На лице Тревиса отразился живой интерес. Он больше имел дело с кошками и не подозревал, что Джесси Джеймс или Бэт Мастерсон могут чего-то стоить.
– И продавать не придётся?
– Конечно нет. Люди будут брать Банни напрокат, ну, скажем, на час, чтобы у их крольчих родились от него детки.
– А потом вернут?
– Конечно вернут.
– И заплатят?
– Наличными, даже не сомневайся.
– Надо же! А как вам кажется, Банни возражать не будет?
– Уверяю тебя, Банни будет в восторге, – мистер Грассел подмигнул с противной усмешечкой. – Поскачет на работу, только пятки засверкают.
Тревис глубоко задумался – перед ним явно открывался новый мир. Мы медленно продвигались к прилавку.
Я повернулась к мистеру Грасселу спиной, сделала вид, что рассматриваю красно-белую рекламу над киоском. Наконец-то он отстал от нас и углубился в разговор со стоящими позади. Подошла наша очередь, мы протянули по пять центов и осторожно вынесли шипучие напитки наружу. Тревис глотнул.
– Ой! Щекотно!
Я подняла стакан, пузырьки пощекотали губы. Отпила. В гортани – обжигающая сладость. Потрясающе! Как теперь пить молоко или воду? Невозможно. Мы жадно выдули полные стаканы и тут же помчались становиться в хвост очереди. На это раз мы купили сразу по два стакана, сколько денег хватило. Теперь мы пили медленно, разглядывали пузырьки, растягивали удовольствие. Весело было необычайно, не говоря уже о невероятном чувстве свежести. Под конец Тревис громко рыгнул, и мы оба страшно расхихикались.
– Только при маме так не делай, – посоветовала я.
– Нет, нет! – и снова рыгнул. – Никогда.
Мимо прошли Лула и миссис Гейтс; на Луле столько розеток, словно она ходячая ёлка. Они с Тревисом помахали друг другу, и он помчался её догонять.
Плевать, что у меня третье место из трёх, думать об этом не хочу. Интересно, где дедушка, чем он занимается, пока я переживаю по поводу кружев? Тут показался Ламар, он явно выискивал Лулу.
– Ламар, дедушку не видел?
– Он был в шатре со всякими машинами. По-моему, он там весь день торчит. Это рядом с коровами. Слушай, Кэлли, не одолжишь пять центов?
– У самой ни цента не осталось.
– А приз тебе не дали? – удивился Ламар.
– Приз? Ну насмешил. Это просто ленточки, и всё.
– Что проку в ленточках? И чего ты смеёшься? Лучше бы дали денег. Хочется пострелять в тире, а денег нет.
– Но ты же заработал кучу денег, куда ты их дел?
– Никуда, – надулся Ламар.
– Всё потратил? На леденцы?
Он не удостоил меня ответом. Ну что же, пусть горюет, мне нет дела до его финансовых проблем. Я отправилась к машинам. Конечно, дедушка там. Как я сама не догадалась? Скот и хлопок его больше не волнуют. Чем ближе я подходила к палатке, тем сильнее ощущался запах табака. Отовсюду, даже сквозь швы, вырывались клубы табачного дыма – все мужчины курили, и казалось, что палатка горит.
Я закашлялась, но всё-таки вошла, пробилась сквозь густую толпу мужчин и парней – они с восторгом разглядывали новые модели плугов и молотилок. Но больше всего народу оказалось в самом дальнем углу. Пробираясь туда, бросая «простите» налево и направо, я наткнулась на Гарри, который помогал Ферн Спитти выбраться из палатки.
– Гарри! Дедушку не видел?
– Там он, целый день стоит как приклеенный.
– А что там?
– Авто-мобиль!
Ферн и я помахали друг другу – привет, пока. Надо же, Гарри взял её под ручку.
Яблоку негде упасть. У меня ушло пять минут, чтобы протолкаться в дальний угол, и я чуть не задохнулась от дыма – столько тут было сигар и трубок. Хорошо, что я ниже их, на моём уровне воздух почище. Над головами плавают клубы дыма, так что верха палатки не видно. Наконец мне удалось подобраться поближе, и вот у меня перед глазами предстало сияющее, невиданное чудо – повозка без лошади.
Как его описать? Воплощённая скорость, каждая поверхность будто овеяна ветром. Сверкающие медные части, грациозно изогнутое крыло, чёрное сидение из плетёной кожи. А на нём – мой собственный дедушка, пялится на руль как загипнотизированный. Рядом высокий мужчина, он что-то кричит дедушке в ухо и показывает на разные рычажки. Оказалось, это владелец машины. Дедушка уже успел предложить за автомобиль кучу наличных – в два раза больше его стоимости, в три раза, в пять. Владелец отказался наотрез. Вылез из машины и заявил:
– Прошу прощения! Она не продаётся.
Я подобралась поближе, потянула дедушку за рукав пальто.
Дед заметил меня, сказал что-то владельцу, уж не знаю что. Наверно, что я с ним. Владелец поднял меня в воздух и усадил рядом с дедушкой. Всем понравилось, толпа разразилась довольными криками, шум стоял уже совершенно невыносимый. Оглушённая и парализованная, я думала только о том, что ноги сразу прилипли к кожаному сидению и надо одёрнуть платье. Но тут меня выдернули из машины, и я снова оказалась на земле. Дедушка выбрался с другой стороны, и по кивку владельца ещё два счастливчика залезли в машину. Понятно, что никто не надеялся проехаться в этой штуке. Посидеть в автомобиле, поглядеть на него, потрогать своими руками – уже счастье.
Дедушка взял меня за руку, и мы стали пробираться к выходу. От шума, дыма и обилия людей я чуть не потеряла сознание. Отлично, наконец узнаю, как это – упасть в обморок. Но падать было некуда, так плотно стояли люди. Упасть в обморок стоя! И когда уже больше не было сил терпеть, мы пробились наружу, на свежий воздух.
– Дедушка, вы хотели купить машину?
– Он наотрез отказался продавать, и я его не виню. Надо вернуться домой поскорее, я должен написать…нет, позвонить на фабрику Дьюри в Массачусетсе и заказать такую же. Двигатель внутреннего сгорания! Ты только представь себе! Четыре лошадиные силы.
– Мне что-то нехорошо. Вы идите. А я отдохну.
– Ты вся красная. Что с тобой?
– Это от дыма. Сейчас пройдёт, – еле слышно пробормотала я, и тут всё вокруг почернело, и я рухнула на землю.
Ну вот, потеряла сознание. Мне всегда было интересно, как это бывает. В книгах героини теряют сознание, оседая на удачно подвернувшуюся мягкую кушетку или на заботливо подставленные руки возлюбленного. В книгах героини всегда такие субтильные и лежат на кушетке в изящной позе. Им суют под нос красивый флакон с нюхательными солями, и они тут же приходят в сознание.
Я же свалилась как подрубленная; мне ещё повезло, что приземлилась на траву и не разбила голову. И в чувство меня привели не нюхательные соли, а полведра холодной воды. Я открыла глаза и взглянула на небо. Вокруг кольцо лиц. Небо такое голубое. И маленькое облачко, словно клочок кроличьего пуха. И вся моя семья глядит на меня. Интересно, который из идиотов-братьев вылил на меня воду?
– Малыш, малыш, ты меня слышишь? – голос Гарри будто издалека.
Я узнала его лицо, оно почему-то качалось.
– Конечно, слышу, Гарри, – просипела я.
Рядом с братом стоит Ферн. Она тоже качается из стороны в сторону, и её огромная шляпа загораживает полгоризонта. Я её раз десять видела, но почему-то пробормотала:
– Очень рада с вами познакомиться.
И тут кто-то обрушил на меня оставшуюся воду.
Довольно уже! Я привстала, отряхнулась как собака. Оглядела собравшихся. Дедушка держит меня за руку, проверяет пульс.
– Кэлпурния, к какому отряду относятся пауки, обычно называемые сенокосцами?
– Opiliones.
Что они ко мне пристают?
– Отлично, она уже пришла в себя.
– Перестаньте меня поливать! – потребовала я.
Рядом с дедушкой стоят Тревис и Сэм Хьюстон. Ведра не видно. Наверно, у одного из братцев за спиной. Тут поднялась буча – все бросились поднимать меня с земли, поить лимонадом, усаживать в одолженную у кого-то двуколку. До дома совсем близко, но вдруг я не дойду.
Маму с папой так и не нашли, и домой меня повёз Гарри. Ферн увязалась за нами.
Свежий ветер быстренько привёл меня в чувство. Сначала было приятно, что все мною занимаются, но стоило прийти в себя, как мне это надоело.
Дома нас встретила Виола, глянула на меня и сразу завопила:
– Боже ты мой, мистер Гарри, что случилось?
Всё уже в порядке, не надо так, мы же с гостьей.
– Всё нормально, Виола, – я была полна собственного достоинства. – Сомлела, вот и всё. Ты не волнуйся, пожалуйста.
– Всё уже прошло, – объяснил Гарри. – В палатке было жарко и накурено. Пожалуйста, присядьте, мисс Спитти. Чашечку чая? Холодного лимонада?
Мисс Спитти с восторгом согласилась выпить чаю, и Виола отправилась на кухню. Мы с Ферн уселись в гостиной. Я оглядела её с ног до головы. Не похожа на хищницу, не то что Минерва Гудекер. Рыжеватая блондинка, цвет немодный, но мне нравится. Личико бледно-розовое, глазки голубые, бледненькая и субтильная, но черты лица подвижные и взгляд оживлённый, так что скучной преснятиной её не назовёшь. Куда лучше мерзкой мисс Гудекер. Может быть, придётся всё-таки одобрить выбор брата. То-то все обрадуются.
Она улыбнулась. Я улыбнулась в ответ. На камине тикали часы.
Вошла Виола. На подносе – парадный сервиз. Глянула на меня.
– Мисс Кэлли.
– Что?
– Может, тебе лучше прилечь? После обморока-то.
– Всё давно прошло.
– Сдаётся мне, что лучше прилечь.
– Я чаю хочу.
– Лучше. Прилечь. Прямо сейчас.
– А‑а-а‑а.
– А чай я принесу тебе в комнату.
Снова я никому не нужна. Но, с другой стороны, полежать с «Островом сокровищ» и холодным компрессом не так уж плохо. Я вышла из гостиной под звон посуды и стук чайных ложечек. Сан-Хуана принесла кувшин холодной воды и полотенце. Виола пришла попозже. На подносе – чашка из сервиза попроще, но всё равно из парадного – словно прощения попросила за то, что выставила меня из гостиной.
– Ты поосторожнее. Если разобьёшь…
– Знаю, знаю.
Виола поставила поднос, поглядела на розетку на комоде.
– Ты получила приз? Как это так?
– Сама догадайся, – угрюмо пробормотала я.
– Судьи все были слепые?
– Очень смешно.
– Понятно, всего три и было, да?
– Угу.
– Ну, об этом никому не обязательно докладывать. И смотри у меня, разобьёшь чего…
Она закрыла за собой дверь. Я любовалась на розовые с золотом узоры полупрозрачного фарфора и наслаждалась прелестями цивилизации. Потягивала чай и прекрасно проводила время в компании пиратов, попугаев и солёного моря.