Я не шевелилась, пока не услышала, как закрылась дверь в дальнем конце коридора. И только потом промчалась через частично убранную комнату к маленькой двери на площадке потайной лестницы. Я слишком долго отсутствовала — целых девять минут, — и это пугало. Что, если Оуэн уже ищет меня? Что, если встреча закончилась и он ждет в машине?

Я вынула из кармана телефон, включила — звонков не было — и, сбросив туфли, бесшумно слетела вниз по ступеням и выглянула в коридор. Кажется, пронесло.

За третьей дверью, как я и ожидала, оказался туалет. Я закрылась, прислонилась к стене, чтобы отдышаться, и оказалась в удивительно жизнерадостном, уютном и нарядном помещении для столь сурового окружения. Желтые с зеленым обои, покрытые синими птичками, радовали глаз, а вместо типичной раковины и длинной тумбы в белоснежный блок мрамора на белых мраморных дельфинах-ножках был вмонтирован неглубокий тазик. Жирные золотые дельфины обрамляли и антикварное зеркало. Вода лилась из клювов позолоченных лебедей. На стенах висели восхитительные гравюры восемнадцатого века, изображавшие дамские шляпы. Жаль, что у меня не было времени их рассмотреть! Зато я решила повесить нечто подобное в своей гардеробной. Откровенно говоря, очень жаль, что у меня не хватает времени их украсть.

Я выглянула в крошечное окно в освинцованном переплете. На аллее стояла брошенная всеми машина.

Я сняла черный жакет, повесила на ручку двери, расстегнула и сбросила белую блузку. И погляделась в зеркало. Как и ожидалось, смотрелась я прекрасно. Розовые щеки, цветущий вид, сияющие счастьем глаза.

Я вынула украшения из лифчика и осторожно положила на тумбу. Добыча казалась на редкость удачной.

Сняв лифчик, я вывернула его наизнанку. В каждой чашечке был маленький карманчик, вшитый по контуру косточек. Карманчики застегивались на липучку. Я расстегнула кармашки, сунула браслет в один, кольцо в другой, застегнула и снова оделась. Смочила запястья холодной водой, попудрила нос и накрасила губы помадой. Выходя в коридор, я уже выглядела и была совершенно спокойной.

* * *

Минуты через две из-за дома, застегивая брюки, появился Майкл и зашагал гордой походкой малыша, только что облегчившегося на гортензии леди Мелоди.

— Где ты был? — осведомилась я.

— Нигде.

— Иди на кухню и скажи там, что хочешь вымыть руки.

— Я не на вас работаю.

— Может, рассказать мистеру Брейсу, как ты поливал цветы леди Карстерз?

Майкл немного подумал, виновато опустил голову и направился к дому.

— Вот так-то лучше, — назидательно заметила я вслух.

Вскоре появился Бертрам с непроницаемой физиономией. Я сидела сзади, приоткрыв дверцу, читала журнал и жевала свой ленч.

— Ну, как все прошло?

— Лично я считаю, что шансов у нас меньше, чем у снежка в аду. Аппетитно выглядит. — Он жадно уставился на мой сандвич. — У вас нет еще одного? Умираю с голоду.

Я отломила ему половину.

— И все же что там творится?

Бертрам набил рот и прислонился к машине, подставив лицо зимнему солнцу.

— Он сам не понимает, что делает и чего стоит заполучить такой заказ!

— По-моему, это не совсем справедливо, — бросилась я на защиту шефа. — Понимаете, наша фирма существует в аукционном бизнесе свыше трехсот лет и не раз выполняла крупные заказы, просто в последнее время нам не везло.

Бертрам добродушно усмехнулся:

— К сожалению, золотые дни сэра Крамнера давно прошли. Все в нашем бизнесе скучают по нему. Не только вы.

Я открыла было рот, но слова не шли с языка.

— Не понимаю, о чем вы, — наконец выпалила я.

— Не смущайтесь, Кик. Общеизвестно, что именно вы были его музой и возлюбленной. Но времена меняются, а компания не изменилась вместе с ними. Вы знаете, что я имею в виду: аукционный бизнес заключается не только в том, чтобы заставить людей прийти и слушать стук молотка. У нас нет истинной глубины, умения, таланта. Знаете ли вы, сколько экспертов придется нанять, чтобы оценить и каталогизировать все имущество? Десятки. И то, что у него есть я, еще не означает, что он может за один день превратить фирму в конкурентоспособное предприятие. — Он снова откусил от сандвича. — Зато все это ужасно волнующе, верно?

— Если хотите знать…

Бертрам прищурился.

— …работа на него — самая волнующая вещь, случившаяся со мной в этой жизни, даже если в конце концов окажется, что мы просто переставляем стулья на палубе «Титаника». Я чувствую себя двадцатипятилетним!

— Знаю, — рассмеялась я. — Кстати, вы не предвидите каких-то светлых перспектив?

— Кроме этой? — Он покачал головой. — Только не на ближайшем горизонте. Знаю, что коллекция Фицджеральда по договору уходит к «Сотбиз» следующей весной — если спрос на импрессионистов будет держаться на нынешнем уровне, это несколько миллионов. Есть еще и старые мастера фон Бергера, но владелец вряд ли обратится к пошатнувшейся фирме. Ему это ни к чему, когда есть «Кристиз». В жизни не ел сандвича вкуснее. Что это?

— Сливочный сыр, яблоки, изюм. Хлеб с орехами. Очень просто.

— Попрошу жену сделать такие. Где покупаете хлеб?

— Пеку сама.

— О, в нашем доме это не пройдет.

— Слышали что-нибудь новенькое насчет наследства принцессы Арианны?

Меня совершенно не интересовали ни жена Бертрама, ни ее кулинарные способности.

— Как вам известно, этим занимается ее сестра Одесса, а она не торопится. Одесса — гениальный стратег и хитра как лиса. Думаю, скоро она примет окончательное решение. Но вряд ли выберет нас. Господи, если бы мы могли добраться хотя бы до одной части наследства. Драгоценностей вполне достаточно для того, чтобы мы составили серьезную конкуренцию. Но пока что наша единственная надежда — леди Мелоди. Конечно, я не знаю, что делать, если мы ее заполучим. Впрочем, это приятные хлопоты.

— Что это? — встрепенулась я.

— Вы о чем?

В холле раздались громкие крики.

— Боже, это Брейс! — охнул Бертрам и пустился бежать.

— Эй, кто-нибудь! Помогите! — вопил во все горло Оуэн, стоя в дверях библиотеки. — Леди Мелоди упала!

Я увидела, как древний на вид дворецкий ринулся через весь холл со скоростью олимпийского спринтера.

Как выяснилось, Мелоди Карстерз вовсе не упала. Наоборот, удобно расположилась в углу дивана. Только глаза и рот были широко раскрыты, как у фарфоровой куклы. Мне показалось, что она не дышит. К своему огорчению, я обнаружила, что с близкого расстояния ее косметика выглядела почти как у Бетт Дэвис в «Что случилось с бэби Джейн?». Вероятно она чересчур переборщила с подтяжками: кожа была тугой и полупрозрачной, как на барабане.

— Леди Мелоди! Леди Мелоди! — повторял дворецкий, прикладывая ладонь то к щеке, то к шее. Очевидно, пульса он не нашел, потому что скорбно покачал головой.

— Кажется, она умерла, — сообщил он и очень осторожно закрыл незрячие глаза.

— О Господи. Поверить невозможно, — пробормотал Оуэн.

— Что случилось? — спросил Бертрам.

Оуэн немного помолчал, прежде чем повторить:

— Поверить невозможно. Мы прекрасно поговорили, она едва успела подписать контракт и говорит: «Давайте выпьем по бокалу шампанского, чтобы отметить сделку». Я на секунду повернулся к ней спиной, чтобы открыть бутылку, а когда снова обернулся, она уже была такой, Застывшей.

Он сказал что-то о контракте?

Мы прикусили языки.

Я снова присмотрелась к леди Мелоди. Неприятно говорить такое о мертвых, но ее блузка и юбка были в пятнах и слегка подванивали спальней. Руки с ногтями, выкрашенными в ярко-вишневый цвет, были сложены на коленях. На безымянном пальце одной руки было кольцо с бриллиантами и изумрудами, на другой — перстень с громадной жемчужиной. К вырезу была пришпилена бриллиантовая брошь в виде банта, такая же, как у королевы Виктории: четыре петли бриллиантовой ленты, усыпанные большими и маленькими камнями, собраны в центральный бриллиантовый пучок двумя скрепами, изящно изгибавшимися внизу. В восемьсот пятьдесят восьмом году Гаррард сделал для королевы Виктории три банта, один маленький и два больших. Большие остались в коллекции королевы-матери среди ее любимых украшений. Ее дочь, наша королева Елизавета II, надевала один на похороны матери вместе с жемчужными серьгами-подвесками. Это было так трогательно, что хотелось плакать.

Вариант леди Мелоди был довольно большим, дюйма три с половиной в ширину.

Она продолжала сидеть, удивленно открыв рот. Щеки туго обтянуты кожей, в волосах чернеет лента, еще несколько бриллиантовых лент сверкают на груди. Кажется, сейчас встанет и отправится на вечеринку. Мы все ждали, что она что-то скажет.

Дворецкий первым прервал молчание:

— Могу я предложить оставить миледи в покое до прибытия официальных лиц? На подобный случай мне даны инструкции вызвать доктора и представителя похоронного бюро. Мне запрещено просить помощи у кого бы то ни было. Пожалуйста.

Он протянул руку к двери, словно собирался проводить экскурсию по дому. Показ в этом доме определенно закончен, и мы убрались, вне всякого сомнения, с таким же потрясенным видом, как у леди Мелоди.

Первые десять минут обратного пути никто не произнес ни слова. Потом Оуэн извлек из портфеля подписанный документ, и все словно по команде стали хохотать. Боюсь, что любой, кто услышал бы нас (если не считать нашей домашней гориллы — я имею в виду Майкла), наверняка посчитал бы, что в Англии появились гиены.