Пятница.

«Баллантайн и К°» утопает в цветах. Новые полы и окна поблескивают в предощущении сегодняшнего торжественного дня. Весь день в выставочных залах курсируют посетители, привлеченные известием об аукционе драгоценностей принцессы Арианны.

Я захватила пару папок, постучала в дверь офиса Бертрама и, войдя, закрыла за собой дверь. Он поднял глаза.

— Простите, Бертрам, найдется у вас минутка?

— Конечно. Садитесь.

— Я хотела кое о чем поговорить с вами и кое-что вам оставить, — нервно пробормотала я. — Но это строго между нами. Даете слово, что будете молчать?

— Разумеется.

— Давным-давно, когда я была совсем молода, сэр Крамнер пообещал, что мне никогда больше не придется волноваться о будущем. Он знал, как я любила «Баллантайн». И поэтому переписал на меня пятнадцать процентов акций.

Рот Бертрама приоткрылся.

— Вы?

Я кивнула и улыбнулась:

— Я. Я и есть «КДК траст».

Бертрам расхохотался:

— А он…

— Он знает. Но не знает, что я знаю. Поэтому и притворялся, что влюблен в меня, и просил выйти за него замуж.

— Ничего себе! Вот это да!

— И не говорите.

Я опустила глаза. Руки слегка дрожали.

— Что за ублюдок!

— Редкостный. Но я говорю вам все это, Бертрам, только потому, что вы любите этот бизнес и эту фирму не меньше меня. Вы вложили в нее сердце и душу и возродили из мертвых. Но вы не знаете, что империя Оуэна рушится и он не сможет долго сохранять видимость благополучия. Вскоре его объявят банкротом.

Бертрам ошеломленно уставился на меня.

— И это еще не все.

Я коротко рассказала об афере с имуществом леди Мелоди: подделках, копиях, репродукциях.

— Не может быть!

— Может. Все это, к несчастью, чистая правда. Вы представить не можете, сколько кроется грязи за благопристойным фасадом. Эти люди готовы на все. Но по крайней мере «Баллантайн и Кº» пока еще не замешана ни в какой незаконной деятельности, так что непосредственная опасность вам не грозит. Хотя, как видите сами, все это вопрос времени, которого остается все меньше.

— Это многое объясняет, — кивнул Бертрам.

— Не правда ли? Но так или иначе, благодаря сэру Крамнеру и его добрым советам финансово я вполне обеспечена и совершенно не завишу от «КДК траст».

Я открыла папку и вынула стопку документов.

— Простите, что отняла у вас столько времени. Знаю, как вы заняты, поэтому не стану тянуть. Я отдаю вам свои акции. Вы их заслужили, и я знаю, что могу вам довериться. Вы сделаете все, как нужно. И «Баллантайн» обретет новую жизнь. Как только все будет подписано и заверено, вы станете единственным владельцем и попечителем «КДК траст».

— Не знаю, что и сказать.

— Ничего не говорите. И решайте сами: сказать ему обо всем или нет.

— Почему вы это делаете?

— Я уже сказала вам почему, и, поскольку торжественное открытие всего через несколько часов, настало время передать бразды правления и отойти в сторону. С сегодняшнего вечера вы оставите на «Баллантайн» свой личный отпечаток: теперь это нечто совершенно новое, буквально и в переносном смысле.

Наконец-то я избавилась от тяжкого бремени! Как же легко мне стало!

— Сэр Крамнер умер, да здравствует сэр Бертрам! Я хочу, чтобы вы вошли в аукционный зал с новым ощущением силы. И права собственности.

— Вы абсолютно уверены, что хотите сделать это?

— Куда больше, чем вы думаете. Я счастлива за вас.

— Восхищаюсь тонкостью вашего ума, Кик. И мудростью. Вряд ли я когда-нибудь смогу вас отблагодарить.

— И не надо. Лучше позовите вашего клерка, и давайте заканчивать. У нас много дел.

Как только мы с Бертрамом поставили подписи, а клерк заверил бумаги и получил указания немедленно отправить их мистеру Бошаму в банк, я встала и протянула руку:

— Поздравляю.

Бертрам был слишком потрясен, чтобы ответить. А я? Я чувствовала себя великолепно. Потому что поступила правильно. Сделала то, что должна была сделать. Теперь «Баллантайн» в надежных руках, и, хотя пословица говорит, что жизнь — это лучшая месть, лично я считаю, что месть сама по себе может быть лучшей местью.

* * *

В три часа двери для посетителей закрылись, чтобы дать время служащим подготовиться к вечернему VIP-приему с коктейлями и первой ночи двухдневного аукциона. Все мы переоделись в привезенные из дома вечерние костюмы. Я надела то же черное платье, которое носила на всех приемах в продолжение последних десяти лет, — строгое, классического покроя. Ничем не примечательное. Я была служащей. Предметом обстановки.

— Выглядишь потрясающе, — объявил Оуэн, целуя меня. Ничего не скажешь, он почти такой же ловкий лгун, как я. Хотя, можно сказать, действительно прекрасно смотрелся в смокинге.

Одесса вплыла в комнату, как богиня. Жесткие синие глаза смотрели из рамки черной туши. Белоснежное платье от Эрве Леже льнуло к ней, как бинты к мумии. Мы приветствовали друг друга с великодушным снисхождением: она жалела меня, потому что украла моего бой-френда. Я жалела ее, потому что она его получила.

Ровно в пять сорок пять Бертрам появился в вестибюле и хлопнул в ладоши. Весь штат: эксперты, помощники аукционистов, младшие клерки, повара и официанты выстроились в ряд — армия, готовая к генеральской проверке.

Появилась ли в его походке некая упругость? О да.

В шесть двери распахнулись, и в восемь раздался первый удар молотка, возвещающий о начале аукциона.

Я вернулась в выставочный зал помочь ювелирным леди убрать выставку. Все сейфы были открыты, и мы дружно работали, смеясь и болтая, перенося драгоценности из" стеклянных витрин в выложенные бархатом ящики передвижных сейфов. Я бродила по залу, переходя от одного сейфа к другому. Помогая. И незаметно подменяя драгоценности сделанными мной копиями. Из одного кармана платья в другой. Миг — и подделка заняла свое место в сейфе.

Примерно четверть аукциона была уже позади, и Бертрам успел утроить цену каждого лота. Я попросила швейцара вызвать такси.

— Куда это ты? — спросил возникший ниоткуда Оуэн.

— По-моему, я чем-то отравилась.

— Хочешь, попрошу Майкла отвезти тебя?

Я покачала головой и поцеловала его в щеку.

— Не стоит. Тут полно такси. Иди в зал. И позвони мне утром.

— А что будет с приемом?

— Иди и повеселись за меня. Ты это заслужил.

— Мне будет недоставать тебя.

— Мне тоже. Веди себя прилично, — пошутила я.

Оуэн захлопнул дверцу такси и дал водителю мой адрес. Заурчал мотор.

— Перемена планов, — сказала я.

— Вот как? Куда вам, мисс?

— Вокзал Ливерпуль-Стрит, пожалуйста.

Я ни разу не оглянулась.

Полчаса спустя мы оказались у людного железнодорожного терминала, служащего связующим пунктом для поездов северного направления на Норидж и Гатуик.

— Носильщик понадобится, мисс?

— Нет. Справлюсь сама.

Я вошла в здание вокзала, отыскала туалет, переоделась в деловой костюм и оставила новенький чемодан без монограмм и внешних примет в камере хранения. Потом спустилась на эскалаторе в метро и вернулась в город.

Прием в «Савое» только начинался.