Шел отсчет дней. Пять дней. Потом четыре. Три. Пятница 15 июня. Старт назначен на понедельник. Джилл не могла понять, почему так быстро бежит время. Но в каждые двадцать четыре часа вмещалось так много, что удивляться не приходилось. Она успешно прошла психологические и психиатрические испытания, а также усложненное медицинское обследование, полагающееся перед стартом. В субботу ее и Джейка изолируют, чтобы предотвратить всякую возможность какого-либо нежелательного контакта. Еще одно обследование состоится в середине дня в воскресенье, перед тем, как они займут свои места в корабле «Венера». С этого момента они не будут покидать корабль, кроме как для еды и сна, пока их не поместят в герметически закрытой капсуле корабля «Венера».

В три часа дня в пятницу началась церковная служба в церкви военно-воздушной базы. Стоял замечательный теплый день, и настроение у Джилл было такое же сверкающее, как и небо над ними. В церкви царила темнота, и все держались настороженно и сдержанно, но Джилл не разделяла этого настроения.

Она, как и Джейк, была в ярко-синем тренировочном костюме. Весь его туалет теперь ограничивался этим официальным костюмом и комбинезоном для полета. Она с подозрением осмотрела других астронавтов, чьи жены были в платьях, в шляпках, но уже через мгновение успокоилась.

Ее место оказалось между Джейком и Джеральдом Медоузом; рядом с Джеральдом сидела его жена Марша. Уголком глаза Джилл наблюдала за Джейком, любовалась его великолепной аристократической головой, его бронзовым телом, коротко подстриженными, чтобы они не мешали в полете, волосами.

С того вечера в ее комнате после вечерней рюмки в клубе он вел себя безукоризненно, ими не было сказано друг другу ни одного резкого слова.

Перед тем как началась церковная служба, Марша наклонилась вперед, какая-то вымученная улыбка искривила ее губы.

— Джилл, — прошептала она, — ты действительно собираешься лететь?

Этот вопрос несколько изумил Джилл.

— Конечно, — ответила она. — А почему ты спрашиваешь, Марша?

Марша покачала головой:

— Мне все казалось, что в последнюю минуту ты скажешь: «Эй, парни, подождите, я просто пошутила». Не могу себе представить, чтобы женщина решилась на такое.

У Джилл на кончике языка вертелся резкий ответ, но она сдержалась и ровным голосом спросила:

— Марша, ты летела сюда из Хьюстона?

— Да. Мы все вчера прилетели. Я думала, тебе это известно.

Джилл кивнула:

— А ты знаешь, на какой высоте проходил полет?

— Большую часть времени на высоте тридцать шесть тысяч футов. А что?

— Опасность полета остается опасностью полета. Высота не делает разницы. То, что я буду на высоте пятьсот миль, мало чем отличается от вашего вчерашнего полета на высоте семь миль. Дело только в восприятии.

— Понимаю, — проговорила Марша с глуповатым выражением лица и замолчала.

Джейк коснулся руки Джилл, и она посмотрела на него.

— В моем распоряжении на сегодняшний вечер будет Машина, — сказал он. — Не хочешь прокатиться по берегу?

— Мы не можем! — тихо воскликнула Джилл. — Ты же знаешь, что нам запрещено отлучаться с базы.

Он озорно улыбнулся:

— А если я скажу тебе, что мы получили разрешение от самого главного на два часа полной свободы?

— От Гаррисона Тейлора?

Джейк кивнул:

— Совершенно верно. Если мы вернемся на базу к десяти, никто не скажет ни слова.

Джилл молчала, потеряв дар речи.

— А ты не дразнишь меня, Джейк? спросила она после некоторого раздумья.

— Никак нет, мэм. Я не могу разыгрывать женщину, к которой буду пришпилен на целые две недели. Я не настолько храбр или глуп! — Ослепительная улыбка мелькнула на его лице. — Да или нет? Дай мне ответ сейчас же. А то начинается служба.

— Да.

— Отлично. — Он вздохнул, аккуратно положил руки на колени и обратил все свое внимание на кафедру.

Все сидели молча, пока протестантский священник военной базы произносил короткую молитву о страхе. И это было единственное слово, которое астронавты давно исключили из своего словаря. Дурное предчувствие могло быть, но не страх. Вслед за протестантским священником на кафедру поднялся католический капеллан и вознес молитву о благополучии двух астронавтов, которые взлетят с Земли в понедельник. Потом короткую речь произнес генерал Доббс Мейсон, начальник базы, а за ним поднялся Гаррисон Тейлор. Подходя к кафедре, он вынул из кармана листки бумаги, улыбнулся всем собравшимся, потом посмотрел на двоих астронавтов.

— Доктор Данбери, командир Уитни, я держу поэму, с которой, я уверен, вы знакомы, как и большинство летчиков. Ее сочинил молодой американец, который вступил в канадские королевские военно-воздушные силы. Он погиб в декабре 1941 года. Его звали Джон Гиллеспи Мейджи. Написанное им относится ко всем летчикам, которые когда-либо летали или будут летать. В поэме этого девятнадцатилетнего юноши заключено величие человека, оторвавшегося от Земли. С вашего разрешения я прочту ее вам и всем собравшимся здесь.

Гаррисон начал читать поэму, и она действительно была прекрасна.

Закончив чтение, он долго не мог ничего сказать, потом обратился к Джилл и Джейку:

— Я завидую вам. Я завидую вам обоим, вашей молодости, вашему мужеству. Вы совершите то, на что способны немногие. Благодаря вашей личной силе и призванию, вы взлетите туда, куда не может подняться ни жаворонок, ни орел. Успеха вам, и пусть Господь Бог благословит вас и вернет благополучно на Землю.

На этих словах формальная церемония закончилась. Гаррисон Тейлор направился к тому месту, где сидели Джилл и Джейк, и протянул им странички с рукописью поэмы.

— Я хочу отдать это вам.

Джилл со слезами на глазах взяла листки.

— Спасибо, Гаррисон, — сказала она. — Я всегда буду беречь это сокровище.

Джейк взял свои листочки, молча склонив голову, и пожал руку Гаррисону.

— А теперь, — продолжал Гаррисон, — вы оба можете несколько часов отдохнуть. Завтра вы будете изолированы и каждое ваше движение будет видно на мониторах и тщательно просматриваться. Сейчас вы можете расслабиться, выпить рюмку-другую, но только не простудитесь и не подхватите какую-нибудь заразу. Вы знаете, что со мной сделает главный врач, отвечающий за полет, так что будьте осторожны. Это приказ.

— Слушаюсь, сэр, — ответили Джилл и Джейк одновременно.

Попрощавшись со священниками и генералом, они вышли через боковую дверь церкви.

Когда они торопливо шли к общежитию, чтобы переодеться во что-нибудь более подходящее, у Джилл было так легко на сердце. Но тут она вспомнила, что у нее нет ничего подходящего из одежды, потому что все ее туалеты упакованы и отправлены в Хьюстон.

— Я вдруг вспомнила, — весело сказала она, — что все, что у меня есть, это только летная форма. У меня нет даже шорт.

— А почему ты позволила им забрать всю твою одежду? — удивленно спросил он.

— Я ничего не позволяла. Они просто забрали, и все. А у тебя не забрали?

Он кивнул:

— Да. Но не все еще потеряно. — Он достал из заднего кармана брюк бумажник и вынул оттуда карточку. — С этой маленькой карточкой я могу пройти в военную лавку и купить там все, что душа пожелает.

— Конечно, — улыбнулась она, — у меня тоже есть такая. Мне надо только зайти и взять сумку.

— Ладно. Я подожду тебя здесь на солнышке. Пока придет машина, у нас еще будет время.

— Я вернусь через минуту, — сказала она и побежала в комнату.

Когда она открыла дверь, звонил телефон. Джилл, не подумав, сняла трубку и сказала:

— Хэлло.

— Джилл, это Пол. А где Джейк?

— Во дворе. В чем дело?

— Вы оба должны встретиться со мной через пятнадцать минут в помещении штаба. Мы договорились о последней пресс-конференции перед тем, как вы окажетесь в изоляции. Будут представители главных телекомпаний. Мне нужно заранее проинструктировать вас.

— Когда?

— Разве я не сказал? Через пятнадцать минут.

— Сказал, но я имею в виду время пресс-конференции.

— Восемь вечера. Она продлится не более часа.

Она какое-то мгновение колебалась, потом сказала:

— В восемь мы не сможем. Конференция должна состояться сейчас или никогда.

— Джилл, у меня есть ваше расписание. У вас ничего не назначено на вечер.

— Пол, сейчас или никогда. — Она посмотрела на часы. Было без четверти пять.

— Ладно. Репортеры здесь, на базе. Дайте мне несколько минут, чтобы собрать их.

— Мы будем в штабе через пятнадцать минут. Мы даем тебе время до шести, чтобы начать и кончить.

— Я… я не понимаю. Что происходит?

— Ничего. Просто у Гаррисона на сегодняшний вечер для нас другие планы.

— Я ничего не знал об этом. В расписании ничего подобного нет.

— Увидимся через пятнадцать минут, Пол. — С этими словами она положила трубку.

Когда она сообщила Джейку об изменении планов, он присвистнул:

— Ох, этот Типтон! Я буду чертовски рад, когда у него будет что-нибудь или кто-нибудь, чтобы занять его время.

— Я думаю, Джейк, что он просто выполняет свою работу.

Пол не тратил времени зря. Когда Джилл и Джейк прибыли в штаб, репортеры и операторы уже входили. Хотя Пол старался выглядеть веселым, похоже, настроение у него было мрачное. Он оглядел Джилл и Джейка с некоторым подозрением. Прежде чем выпустить астронавтов перед камерами, он вкратце ознакомил их с возможными вопросами. Некоторые вопросы будут весьма личными. Он инструктировал Джилл и Джейка отвечать откровенно, но без высокомерия и грубости. Он посмотрел прямо в лицо Джейку и сказал:

— Особенно это относится к тебе, Джейк. У тебя есть манера укладывать людей на обе лопатки без особого труда. Веди себя наилучшим образом.

Джейк перекосился, но ничего не сказал.

Ровно в пять они сидели за столом, уставленным микрофонами. Пол дал знак репортерам, и посыпались вопросы. Первый был обращен к Джейку:

— Полковник Уитни, не дадите ли вы нам краткие сведения о вашем окружении, семье, любимых девушках и о том, как они отреагировали на предстоящий полет.

Джейк заерзал в кресле, облизал губы и снисходительно посмотрел на репортера, задавшего этот вопрос.

— Я родился и вырос в Лос-Анджелесе. Родители мои умерли. У меня есть брат и сестра, они живут в Калифорнии. Я не знаю, как они на это реагируют. Мы эту проблему не обсуждали.

— А как насчет конкретной девушки? Нам известно, что актриса телевидения Гелена Андерсон прилетает сюда в понедельник утром, чтобы увидеть старт. Это правда?

Джейк покраснел и уставился в стол.

— Э… я слышал, что она может приехать сюда, но ничего определенного сказать не могу.

Он поднял глаза, и они с Джилл обменялись взглядами. Джилл откинулась на спинку кресла, сложила руки, и лицо ее стало каменеть.

— Правда ли, что вы и мисс Андерсон обручены? Она заявила сегодня утром, что объявление о браке будет опубликовано после завершения полета.

Джейк преувеличенно громко вздохнул и смущенно засмеялся.

— Я не рассматриваю себя как обрученного. И я не думаю, что сейчас подходящее время для обсуждения подобных планов. Все мое внимание сейчас сосредоточено на управлении кораблем «Венера».

Джилл покраснела и почувствовала себя неловко. Джейк увиливал от прямого ответа журналистам. В комнате воцарилась напряженная атмосфера, и когда репортеры начали задавать вопросы Джилл, она старалась, чтобы ее ответы звучали легко и были краткими, но ощущала, как сгущается напряженность. Она была до глубины души шокирована вопросами, заданными Джейку.

Когда пресс-конференция закончилась, Джилл схватила свою сумку и выскочила из-за стола раньше, чем ей могли задать еще какие-нибудь вопросы.

В коридоре Пол Типтон поймал ее за руку.

— Ты держалась великолепно, Джилл, — объявил он с широкой улыбкой.

У Джилл возникло ощущение, что с ответственным за связи с прессой что-то случилось, сейчас он вел себя не так, как прежде. Пола, кажется, радовали вопросы журналистов, он наслаждался каждой минутой стычки. Джилл коротко улыбнулась ему и вышла.

Джейк перехватил ее на полпути к общежитию.

— Джилл! — крикнул он. — Подожди!

Она замедлила шаги и дала ему возможность пойти рядом.

— Я не знаю, к чему все это было, — сказал он, — но мне не понравилось. Ничуть не понравилось.

Она нахмурилась.

— Не думаю, что это имеет какое-то значение. Я считаю, что публика имеет право заглянуть в нашу личную жизнь, — отозвалась она подчеркнуто безразлично.

— Они слишком уж выпятили мои отношения с Геленой Андерсон. Я не настолько хорошо ее знаю. Во всяком случае, не так близко, как хотели бы считать эти репортеры.

Она остановилась и посмотрела ему прямо в лицо.

— Я уже говорила, Джейк, это действительно не имеет значения. Если она летит сюда, чтобы в понедельник присутствовать на старте, значит, она считает, что у вас есть какие-то особые отношения. Ты так не думаешь?

Он пожал плечами.

— Я не знаю, что она считает. Это может быть рекламным трюком для нее и ее телевизионных передач. Я так понимаю, что ее рейтинг падает.

Джилл выдала ему лукавую улыбку:

— Кто знает? И кому какое дело?

— Не будь такой легкомысленной, Джилл. Я был с тобой честен. В конце концов дай мне возможность сомневаться. — Он взял ее руку в обе свои руки и посмотрел ей в глаза. — Поедем в военный магазин, а потом проведем последние часы нашей свободы так, как мы собирались.

Они отодвинулась и, отняв свою руку, вздохнула:

— Ладно, Джейк.

Они сели в арендованный «ягуар» — Джейк за рулем, Джилл рядом с ним. Лицо ее было очень серьезным. Они выехали с базы и направились к берегу. Джилл хотелось чувствовать себя легко с ним, радоваться этим часам, но оказалось, что ей трудно расслабиться, особенно теперь, после пресс-конференции.

Джейк надел белые шорты и пуловер. Джилл остановилась на легких брюках и блузке. Она сидела натянутая как струна, сложив руки на коленях, с выражением настороженности и сомнения на лице. Ее чувства пребывали в смятении, и ей было трудно в них разобраться.

Он неопределенно улыбнулся, прочистил горло и спросил:

— Ты хочешь чего-нибудь конкретно?

Она поспешно затрясла головой:

— Нет. Просто покататься было бы чудесно.

— Как ты настроена в отношении обеда?

— Было бы неплохо. Ты голоден?

— Умираю с голоду. Могу съесть осьминога и все восемь его щупальцев.

— Похоже, нужно найти ресторан, где дают двойные порции. — Наконец-то она улыбнулась.

На пляже они нашли ларек с гамбургерами, и Джейк спросил, сбавив скорость:

— Гамбургер подойдет?

Она кивнула:

— Не осьминог, но вполне устроит.

Они нашли столик на открытом воздухе, и разговор пошел свободнее. Напряженность начала отступать. Она взяла кусочек жареного картофеля и медленно поднесла ко рту, не сводя глаз с лица Джейка.

— Ты была счастливой маленькой девочкой? — неожиданно спросил он.

— Да, очень счастливой, — отозвалась она. — Я выросла на скотоводческом ранчо недалеко от Денвера. Мой брат Бад и я — мы никогда не едим мяса. Странно, не правда ли?

Она уловила его взгляд, странный блеск в его глазах.

Он хмыкнул.

— Держу пари, что животным хотелось, чтобы было побольше таких, как ты и Бад.

Она рассмеялась.

— Надо думать!

— Ты вернешься в Денвер, когда все это закончится?

— Не знаю. Может быть, ненадолго. А вот куда я действительно хочу съездить, так это в Вайоминг.

— Почему в Вайоминг?

— У меня там есть родственники, которые живут совершенно оторванными от современного мира. Это замечательное место, где можно хорошо все обдумать и привести в порядок свои чувства.

— Звучит так, словно нам обоим понадобится поехать туда, когда все кончится. Ты возьмешь меня с собой, Джилл?

Она залилась румянцем:

— Если ты захочешь, Я уверена, мои родственники будут рады познакомиться с тобой.

— А ты? Ты хотела бы, чтобы я был с тобой в Вайоминге?

Она улыбнулась, и щеки ее еще больше порозовели.

— Да. Я думаю, что мы прекрасно провели бы время.

— Тогда будем считать, что договорились. Когда вернемся, вместе поедем в Вайоминг.

Она засмеялась, и глаза ее засияли.

— Договорились!

Она внезапно оборвала разговор, и ее брови сошлись, словно она испытывала боль.

— Ты что?

— Мы все говорим о том, что будем делать, когда вернемся. Мы так уверены, что вернемся. Ты заметил, что мы не употребляем слово «если». Всегда говорим только «когда».

Джейк доел третий гамбургер, смял бумагу, в которую тот был завернут, и бросил ее в открытую урну в нескольких футах от столика.

— Я никогда не говорю «если». Это не мой стиль. Я даже не думаю так.

Тень неуверенности скользнула по ее лицу.

— А я иногда думаю. Случается, что я думаю: а что, если мы не вернемся? Я не сосредоточиваюсь на этом, но иногда эта мысль приходит мне в голову.

Он слегка улыбнулся, подмигнул ей и сказал:

— Мы все прошли через это. Нынешний полет отличается от моего первого полета. Тогда у меня было ощущение рока, судьбы гораздо более отчетливое, чем сейчас. Тогда я составил завещание и сказал своим брату и сестре, что им надлежит сделать… — Он усмехнулся. — Я заставил их так нервничать, что они с трудом пережили мой полет. На этот раз не тронул их. Не в моем характере думать: «если». Я кое-чему научился за первый полет.

— Чему же? — спросила она, когда он замолк.

— Я понял, что это стоит того. Как бы полет ни кончился, это того стоит. Ты сама поймешь это через несколько дней.

Она задумчиво подняла брови:

— Думаю, что я уже начинаю понимать. Я думала об этом годами.

Он поднялся со скамьи:

— Давай переменим тему. Нам предстоят эти разговоры в ближайшие дни, так что забудем о них сейчас. Ты не хочешь пройти куда-нибудь и выпить?

Он протянул ей руку и посмотрел на нее со странным выражением нежности. Она встала:

— А может, нам просто пройти по берегу? Мы ведь можем выпить, когда вернемся на базу.

Сжав ее пальцы, он кивнул и пошел вместе с ней к машине. Проехав несколько миль по главной дороге, он свернул в сторону и остановил машину.

Они пошли босиком: по белому песку, и у Джилл перехватило дыхание — невиданная красота окружала их. Воздух вокруг них, напоенный запахом соленой воды и летних цветов, казался недвижимым, а совсем неподалеку от них волны с шумом разбивались о берег.

Джейк наклонился и поднял кусок плавника.

— Хочешь, я разожгу костер?

— Это было бы очень хорошо, — сказала она.

Несколько минут спустя под треск огня они опустились на песок. Ее взор блуждал по звездному небосводу, потом вернулся к пламени костра. В этот момент она могла забыть обо всем, что ожидало ее в мире за пределами этого светлого круга огня.

Ее волосы рассыпались и упали на плечи. Она почувствовала, как пальцы Джейка стали перебирать ее волосы. Она ощутила, как он коснулся ее кожи на голове, а потом стал гладить ее плечи. Она обернулась и посмотрела на него, испытывая ужасное стеснение в груди.

Он коснулся ее лица, нежно улыбнулся и сказал хрипловатым шепотом:

— Я просто пытался привести твою прическу в порядок.

Она уклонилась от его прикосновения, и губы ее задрожали.

— И тебе это удалось?

Слабая улыбка играла на ее губах.

— Думаю, что да.

Его глаза были так полны чувством, что казалось, он испытывает муку. Она не могла больше смотреть на него без того, чтобы не ощущать такую же муку, поэтому снова повернулась к огню и попробовала сжечь на нем свои мысли.

Джейк придвинулся к ней, и его губы коснулись ее волос.

— Джилл, ты боишься меня?

Она слабо улыбнулась, не отводя глаз от огня, и сказала:

— Да. Боюсь.

Он повернул ее лицо к себе и стал смотреть на него.

— Почему? Разве ты не знаешь, что я не причиню тебе вреда?

Она глубоко вздохнула и наконец обрела способность говорить.

— Я не знаю этого, Джейк. Похоже, что я страдаю.

Он смотрел на нее и видел, как появляются в ее глазах слезы, как повисают они на ее длинных ресницах. Он смотрел на нее не отрываясь, с тревогой, с переполняющими его чувствами.

— Джилл, сегодняшняя ночь наша. Я не должен заниматься с тобой любовью, но я должен держать тебя в своих руках. Я должен. Честно.

Они смотрели друг на друга как загипнотизированные, охваченные таким всепоглощающим желанием, что в эту секунду почувствовали себя отделенными от всего мира. Море исчезло вместе с его звуками. Огонь догорал, но редкие языки пламени еще взвивались в воздух. Все вокруг исчезло, хотя каждая деталь, каждый поворот, каждый контур лица западали в память.

Губы Джилл слегка раздвинулись.

Джейк наклонился вперед и, не притрагиваясь к ней, прикоснулся губами к ее губам. Его нежный поцелуй вызвал в ней горячую волну крови, пробежавшую по всему телу. Он отпустил ее, и она встретилась с ним глазами; в ее глазах были смятение и страсть, в них был очевидный для него вопрос.

Она хотела заговорить, но не смогла, так остра была мука от ощущения его рук, обнимающих ее тело, от того, что она чувствовала его тело так близко, от того, что она понимала, что принадлежит ему. Она любила его. Она хотела его. И в его глазах она видела нескрываемое желание, она слышала его взволнованное, затрудненное дыхание. И его желание было ничуть не меньше, чем ее. Его глаза оказались так близко к ее глазам, что ресницы их почти соприкоснулись. Она ощутила, как его пальцы сжались на ее руке. Трепещущие пальцы на трепещущей руке.

Его глаза не отрывались от ее лица ни на одно мгновение. Он вновь поцеловал ее, на этот раз с такой силой, что ее зубы коснулись его зубов, ее язык дотронулся до его языка. Он целовал ее еще и еще — ее волосы, шею и все бормотал:

— Джилл, я люблю тебя… я люблю тебя… я так люблю тебя.

Она обняла его за шею, дотронулась до его затылка, ласкала его черные, коротко остриженные волосы, касалась его ушей, его плеч. Она услышала сдавленный плач и не сразу поняла, что этот плач вырывается из ее горла.

Они прижимались друг к другу, безнадежно, бессильно, принадлежащие друг другу и затерянные друг в друге. Он крепче прижал ее к себе и вдруг резко отодвинулся. Еще через секунду он встал и пошел к кромке воды.

Она смотрела на него, ее сердце бешено стучало в груди, глаза расширились от нахлынувших переживаний.

Не доходя до воды, он обернулся и посмотрел на нее.

— Я… я не должен заниматься с тобой любовью, — с горечью произнес он. — Не должен. — Он вскинул обе руки и пошел к ней обратно. — Никто не получает в наследство такую твердость, ее надо воспитывать в себе. — Он показал на свою грудь. — Но я человек дисциплинированный. — Он отвернулся от нее. — И я знаю, — сказал он через плечо, — ты думаешь, я привез тебя сюда, чтобы заняться здесь с тобой любовью. А я не собирался. И не буду.

В глазах Джилл отсвечивали последние огоньки костра, когда она смотрела, как Джейк ходит по песку у края воды.

Он протянул руку и ткнул пальцем в ее сторону.

— Ты видишь, что здесь нет одеяла? Если бы я хотел использовать эту ситуацию, я бы захватил одеяло. Так ведь? — Он нервно взмахнул руками. — Заниматься любовью на песке все равно что заниматься любовью под душем. Кажется очень романтичным, пока не попробуешь, и только тогда понимаешь, почему Господь Бог придумал постели.

Она рассмеялась:

— Что с тобой происходит, Джейк?

Он вновь приблизился к ней, упал на колени и обхватил ее лицо ладонями.

— Я умираю, умираю от тебя, Джилл. — Он смотрел на нее в отчаянии. — Я так хочу тебя, что мне действительно кажется, что я умираю.

Улыбаясь, она обняла его.

— Не умирай, — сказала она, теребя его волосы. — Если ты умрешь, кто доставит меня в космос?

— Джилл, я так хочу тебя, что не могу думать ни о чем другом.

Она легла на спину и притянула его, чтобы он лег рядом.

— Скажи мне, — пробормотала она, — это правда насчет душа… и песка?

— Только насчет душа. — Он посмотрел ей в глаза. — Я лгал насчет песка. Я не знаю. Я никогда не занимался любовью в моей песочнице, а когда я вырос из нее, у меня не было возможности узнать это.

— И сейчас ты не хотел бы испытать этого, старый летчик-испытатель?

Ее рука лежала на его груди, и она могла ощущать сладость биения его сердца. Она притянула его лицо к своему и поцеловала его в губы, потом ее губы отправились в путешествие к его подбородку, перекочевали к уху.

Его слова стучались в ее грудь.

— Ты действительно думаешь, что я привез тебя сюда для этого? — спросил он, и голос его сел от желания.

— Я не знаю, — ответила она, почти теряя сознание от его близости. — А разве это так важно? Разве не важнее то, что мы сейчас здесь, под этим великолепным небом, рядом с потрясающим океаном, на этой песчаной постели, которую Господь Бог изготовил для тех, кто забыл одеяло? — Она смотрела на него с удивлением. — И совсем рядом с автомобильной дорогой, по которой кто угодно, хотя бы дорожный патруль, может проехать и увидеть нас.

Он встал на колени и огляделся вокруг. Его глаза сузились, когда он увидел возвышавшуюся неподалеку от дороги дюну, которая могла служить некоторым убежищем. Он встал и, глядя Джилл в глаза, протянул руку.

Джилл медленно приняла его руку, села, потом встала на ноги. Так, рука об руку, они пошли к дюне. Джейк снял с себя рубашку и расстелил на песке. На его лице появилось странное выражение, когда он сказал:

— Нельзя любить один раз и не любить этого человека во второй раз, как ты считаешь, Джилл?

Она опустилась на песок, не выпуская его руку.

— Я не знаю. А почему ты спрашиваешь?

Она смотрела на его длинную, сильную, хорошо вылепленную руку.

— Потому что я подозреваю, что два воспоминания лучше, чем одно, — прошептал он, садясь рядом с ней.

Она полузакрыла глаза и позволила окружающему миру вторгнуться в ее ощущения — шум моря, звучащий в ее сознании, яркие отблески огня, пляшущего перед глазами. Все было необыкновенным. Она вдруг широко открыла глаза и посмотрела в его глаза, которые были более темными и более голубыми, чем когда-либо, и не мигая смотрели в ее лицо. Потом он наклонился и нежно поцеловал мочку ее уха, и в этот момент она поняла, что будет желать его всю свою жизнь не больше и не меньше, чем в эту минуту. От него исходили колдовские чары, от которых ей никогда не избавиться. Она неожиданно испугалась и стала бороться с собой, чтобы не потерять свой разум.

— Ты такая желанная, Джилл, — сказал он и поцеловал ее. — Я так хочу тебя.

Борьба за разум была проиграна. Она смотрела, как он сбросил с себя одежду, как обнажилось его загорелое тело, поблескивающее в лунном свете.

Потом так же поспешно, как он раздевался, он схватил свою одежду, застегнул пуговицы рубашки, вздернул «молнию» своих брюк. Она не сомневалась, что произошло что-то ужасное, но еще не знала, что именно.

— Джейк… — Она огляделась вокруг. — Что там?

— Я не могу пойти на это, Джилл. И даже не могу объяснить почему. Я думаю, что это давление обстоятельств. — Его губы шевелились, но дальнейших слов не было слышно. Он ударил носком туфли по песку, повернулся и пошел к кромке воды.

Всякое разумное начало растаяло, когда томление и страсть стали разрывать ее, но потом, когда острота этих чувств начала ослабевать, она поняла, в чем дело, или подумала, что поняла. Она была так взволнована, так разгорячена его прикосновениями, что не могла и думать о последствиях — о полете. Джейк оказался достаточно сильным, чтобы уйти от нее. Он оказался способен остановиться, задуматься и подумать о последствиях. Он достаточно силен для этого. Она любила в нем эту силу и в то же время ненавидела.

Он вновь подошел к ней и тем самым вызвал у нее новую волну смятения. Он медленно качал головой из стороны в сторону и взял ее голову обеими руками. Чуть улыбаясь, сказал:

— Ты знаешь, мы с тобой не прошли через этап ухаживания, дорогая. — Он отпустил ее голову и взял руки Джилл в свои. — Я ждал целый год, чтобы поближе узнать Джилл Данбери, и теперь собираюсь сделать это. Я хочу узнать тебя поближе, Джилл. Когда мы вернемся на Землю, то будем знать друг о друге все самое важное. Я тебе это твердо обещаю.

Он прижал ее к себе и поцеловал, но не страстно, а скорее дружески. Потом он отпустил ее и, взяв за руку, повел к машине.

— Ты знаешь, я сам не подозревал, что обладаю такой степенью самодисциплины, — произнес он голосом, в котором прозвучала странная застенчивость. — Сегодня я сам себе удивился. Честное слово.

Джилл была не в состоянии отвечать, хотя слабая улыбка играла на ее устах. Она любила его и знала, что всегда будет любить его. И, честно говоря, он тоже удивил ее.

Он вздохнул и сказал:

— Я забыл про угли. Мне надо вернуться и погасить костер. Сейчас вернусь.

Наконец-то стук в ее груди стих, но она знала, что костер на берегу не потушить. Он не потухнет никогда в жизни.