Мулы натянули постромки, и одно за другим колеса груженых фургонов начали вращаться. Сопровождаемый звоном цепей и щелканьем кнутов, обоз медленно проехал через ворота. За воротами фургоны повернули направо, и дышла их устремились на юг в сторону Техаса.

Тем временем Оверстрит согнал всех оставшихся солдат-северян и гражданских в небольшой сарай и поставил Васкеса охранять их.

— Оставайся здесь три часа, — сказал он темнокожему солдату. — К этому времени мы должны уйти достаточно далеко, чтобы они не смогли навредить нам, имея возможность передвигаться только пешком.

Затем лейтенант повернулся и пошел вслед за висевшей в воздухе тонкой пылью, поднятой обозом. Лучи солнца только начали пробиваться сквозь дымку над горами, и вершины отбрасывали на долину длинные зазубренные тени, далеко убегающие по изборожденной трещинами земле. В холодном утреннем воздухе стоял пар, поднимавшийся от тяжело идущих мулов и раздувающих ноздри лошадей.

Оверстрит скорее почувствовал, чем увидел лошадь Уиллера рядом с собой.

— Что ж, сэр, — сказал капрал, — кажется мы на пути… в ад или в форт Блисс, смотря что встретится нам первым.

С того времени, когда свет утренней зари веером залил бесконечную, изрезанную даль, Оверстрит то и дело оборачивался в седле, с тревогой всматриваясь через плечо в поисках столба пыли, всадника или пешего человека. Каждый раз, когда его взгляд возвращался к мерно движущимся фургонам, легкая улыбка трогала его губы. Но вскоре беспокойство снова овладевало им, и он снова вынужден был оборачиваться.

Незадолго до полудня их нагнал Васкес, благоразумно пустивший свою лошадь сберегающей силы рысью.

— Были какие-нибудь проблемы? — осведомился лейтенант.

Васкес улыбнулся, показав широкий ряд сверкающих зубов под коротко остриженными черными усами.

— Только с толстяком команчеро, Боуденом. Он попытался выпрыгнуть в окно. Я пустил ему пулю вслед, она прошла аккурат в миллиметре от его головы. Ай, какими проклятьями он осыпал мою бедную голову! — Солдат хохотнул, затем вмиг посерьезнел. — Думаю, этого человека стоит бояться, лейтенант. Он еще опаснее, чем янки.

В полдень Оверстрит остановил обоз у небольшого водопоя, чтобы животные могли отдохнуть и напиться, а солдаты — перекусить наскоро приготовленными галетами и холодным беконом. Он отправил Уиллера проверить груз в каждом фургоне, чтобы убедиться, что его везут достаточно осторожно.

Через несколько минут у последних фургонов послышались резкие голоса. Оверстрит увидел, как Чейни Хатчет, прижавшись спиной к задней двери фургона, потрясает кулаком над Уиллером.

— Что здесь происходит? — рявкнул лейтенант, подбегая к мужчинам.

Хатчет развернулся к нему. В его водянистых голубых глазах зажегся дерзкий огонек, и он со злостью схватил свою правую руку левой.

— Я просто сказал Уиллеру, что уже проверил фургон и он может уходить.

Оверстрит мгновенно догадался, в чем дело.

— Что ты прячешь в этом фургоне, Хатчет?

Пятна краски проступили на впалых щеках Хатчета сквозь слой пыли.

— Ничего, лейтенант. Я просто сказал, что здесь все в порядке, и я не люблю, когда меня считают лжецом.

Оверстрит, облизнув внезапно пересохшие губы, шагнул вперед.

— Отойди в сторону, Хатчет. Я сам проверю этот фургон.

Хатчет схватил его за плечо и дернул назад, но лейтенант успел увидеть маленькую черную шкатулку, втиснутую между двумя ящиками с винтовками. Его окатила жаркая волна гнева.

— Значит, ты снова прокрался в комнату девушки и украл ее шкатулку с драгоценностями!

Хатчет молниеносно, словно заяц, юркнул в фургон и схватил шкатулку. Когда он выпрыгнул обратно, правая рука его лежала на рукоятке пристегнутого к поясу пистолета.

— Это мое, Оверстрит! Я оставлю шкатулку себе, даже если придется взорвать эти фургоны и отправить тебя в Царствие Небесное.

Оверстрит ощутил прилив страха, но он не мог позволить себе показать это. Шагнув вперед, лейтенант сказал нарочито ровным голосом:

— Ты знаешь, что не сможешь выстрелить в меня, Хатчет. Тебя поставят к стенке или повесят. Оставь в покое пистолет и отдай мне шкатулку.

В водянистых глазах солдата отразилась неуверенность. Оверстрит попытался использовать это преимущество и прыгнул к Хатчету. Воришка метнулся в сторону, на ходу доставая пистолет из кобуры и направляя его на Оверстрита. Лейтенант мгновенно остановился, сердце его бешено колотилось. Но Хатчет колебался, и Оверстрит понял, что этот человек не собирается стрелять.

Он схватился за дуло, грубо вырвал пистолет из пальцев Хатчета и швырнул в сторону. В глазах воришки полыхнула внезапная ярость, смешанная с отчаянием. Взревев, словно дикий зверь, Хатчет бросился к Оверстриту. Споткнувшись, он уронил шкатулку. Белые жемчужины засверкали на каменистой земле, кольцо, блеснув на солнце, укатилось под камень.

Бросок Хатчета вывел лейтенанта из равновесия. Он упал на спину, от удара перехватило дыхание. В мгновение ока Хатчет оказался сверху, и обрушил кулак в лицо лейтенанта. Оверстрит сбросил его, перекатился в сторону и потянулся к ногам противника. Он едва успел увернуться, когда Хатчет швырнул в него увесистый камень.

Лейтенант попытался напасть снова — повернувшись так резко, что, казалось, захрустели кости, он ударил Хатчета под дых. Тот согнулся пополам и взвыл от боли, но тут же выпрямился и неожиданно резким движением ударил Оверстрита в висок. Лейтенант споткнулся, заморгал, пытаясь избавиться от вспышек, взрывающихся у него перед глазами. Хатчет снова ударил его, и он отлетел назад к колесу фургона.

В следующее мгновение Оверстрит собрался с силами и бросился вперед. На полному ходу он врезался в Хатчета, тот споткнулся, закачался, и лейтенант, воспользовавшись растерянностью противника, начал наносить ему сильные удары в лицо и живот. Ярость двигала его кулаками, он колотил, крушил, дробил, пока Хатчет не согнулся пополам и не рухнул ничком на землю.

Оверстрит стоял, тяжело дыша, сжимая кулаки так крепко, что ногти вонзились в кожу. Он вытер пот с лица и увидел, как на серой ткани рукава расплывается красное пятно.

— Унеси этот пистолет, Уиллер, — сказал он наконец. — И проследи, чтобы больше он его не получил.

Лейтенант секунду помедлил, глядя, как Линда Шафтер бережно собирает драгоценности и складывает их в шкатулку. Их глаза встретились, затем девушка отвела взгляд, и на щеках ее заиграл румянец. Оверстрит сплюнул, шатаясь, подошел к лошади и нащупал свисавшую с седла фляжку. Смочив горло, он прислонился к лошади и огляделся, чувствуя на себе множество взглядов.

— Уведи их всех, — резко сказал лейтенант Уиллеру. — Они и так уже видели слишком много.

Он налил воду в ладонь и попытался умыть лицо, но вода просочилась сквозь разбитые пальцы. В голову словно забивали молотом гвозди. Оверстрит сел на землю и, закрыв глаза, приложил мокрую руку ко лбу.

Секундой позже он услышал звяканье крышки фляжки и почувствовал успокаивающее прикосновение влажной ткани к горящему лицу. Подняв глаза, лейтенант увидел Линду Шафтер — склонившись над ним, она бережно обтирала лицо смоченным водой носовым платком. Прикосновение ее пальцев к щекам вызвало у Оверстрита внезапное чувство спокойствия. Он смотрел на девушку, почти забыв про боль, дав волю своим мыслям.

— Я ведь ваша должница, — сказала она, отвечая на немой вопрос в его глазах. — После того, что вы так дрались за меня…

Лейтенант покачал головой.

— Этот бой начался задолго до того, как мы встретили вас. — Он дернулся, когда ткань коснулась раны на щеке.

— Я не хотела сделать вам больно, — извиняющимся тоном сказала девушка. Ее темные глаза встретились с глазами Оверстрита.

— Не хотели? — тихо спросил он. — А следовало бы, после всех неприятностей, которые я вам доставил.

Она не ответила. Закончив умывать его лицо, Линда повернулась и пошла обратно к своему фургону. Оверстрит наблюдал за ней, полностью отдавшись охватившей его теплой волне возбуждения.

Обоз продолжал двигаться, пока не опустилась темнота, и снова тронулся в путь, когда восход окрасил в красноватые тона небо на востоке. Часы медленно тянулись один за другим, лейтенант по-прежнему то и дело останавливался и вглядывался назад через плечо. Однако он уже не столько обшаривал взглядом тянувшийся за обозом извилистый черный след, сколько наблюдал за стройной гибкой фигурой Линды Шафтер, сидевшей на своем месте рядом с одетым в голубую форму погонщиком или стоявшей на коленях в задней части фургона у лежанки Сэмми Мак-Гаффина.

Позже, около полудня, далекая вспышка света на одной из горных вершин слева внезапно привлекла его внимание. Оверстрит резко натянул вожжи и стал всматриваться. Вспышка повторилась. Он обернулся и увидел ответную вспышку позади. Лейтенанта охватил ужас.

Уиллер, пришпоривая лошадь, подскочил к нему, указывая пальцем на горы.

— Да, капрал, — кивнул Оверстрит, справившись с потрясением. — Я видел.

— Как вы думаете, что они означают?

Оверстрит прикусил губу.

— Они могут не означать ничего, а могут означать все. Боюсь, все это значит, что теперь нам придется опасаться не только янки. — Он помолчал, угрюмо глядя вперед. — И только Господь знает, как далеко еще до форта Блисс.

Усталость тяжелым грузом легла ему на плечи. Глаза жгло от недосыпания. Все кости ныли после вчерашней драки. Лейтенант наблюдал за медленным вращением колес фургонов — Господи Иисусе, как медленно! — металлические ободья оставляли глубокие борозды там, где земля была достаточно мягкой. Затем он окинул мрачным взглядом цепь холмов на востоке, выискивая зеркальные вспышки, дымовой сигнал, любой признак индейцев. Проблеск надежды вспыхивал в нем каждый раз, когда он смотрел и ничего не видел. Но надежду эта гасило воспоминание о совете, который много лет назад дал ему старый капитан рейнджеров: «Нужно тревожиться, когда ты видишь индейцев, и тревожиться вдвойне, когда не видишь».

Когда наконец солнце скрылось за изломанной линией гор, протянувшейся на западе, Оверстрит подумал — интересно, какое расстояние обоз прошел за два дня? Сколько бы ни было, понял он, этого мало. Лейтенант оглянулся назад, зная, что слой пыли на этой каменистой земле слишком мал, чтобы предупредить их о приближении отряда янки. Он снова попытался найти признаки пребывания индейцев в горах, но ничего не увидел. «Может быть, — Оверстрит схватился за надежду, как тонущий хватается за первый попавшийся предмет, — может быть, те зеркальные вспышки вовсе ничего не означали? Может быть, это была всего лишь группа охотников, заблудившаяся в горах недалеко отсюда?»

В наступающих сумерках он выбрал участок для лагеря возле маленького ручья, протекавшего в неглубоком овраге.

— Мы не можем рисковать, — сказал он Уиллеру. — На ночь мы выстроим фургоны в кольцо, повернув их открытыми сторонами вовнутрь. Иначе достаточно будет индейцам метнуть острый нож — и нам придется продолжать путь пешком.

Он осадил лошадь и остановился в стороне, наблюдая, как Уиллер устанавливает фургоны в круг и распрягает животных.

Но едва последний фургон с оружием встал на место, холодный вечерний воздух прорезал крик:

— Пожар!

Погонщик-янки спрыгнул с горящего фургона и бросился прочь. Паника охватила лагерь со скоростью молнии, люди метались, как птицы, во всех направлениях. Ужасная картина нарисовалась в мозгу Оверстрита — весь обоз взлетает на воздух в громадном оглушительном взрыве.

— Откатите этот фургон отсюда! — прокричал он в отчаянии, понимая, что никто и не попытается это сделать. Даже Уиллер в страхе бросился прочь. Оверстрит, пришпорив лошадь, рванулся вперед, невзирая на страх, стиснувший ему горло.

Из-под почерневшего полотнища, покрывавшего фургон, валил дым, охваченные ужасом мулы бились в постромках.

Поравнявшись с фургоном, Оверстрит собрался с духом и прыгнул. Он едва не промахнулся. Доска, за которую он схватился, сломалась у него в руках. Борясь за глоток воздуха, чувствуя, как страх жгучей волной спускается в желудок, он каким-то чудом оказался на вздыбившемся сиденье фургона. Тогда он схватил поводья и погнал охваченную паникой упряжку в овраг, подальше от обоза.

Лейтенант чувствовал, как сам начинает паниковать. Он ощущал жар, исходивший от полыхающего пламенем остова. Дым душил ему горло, жег глаза, так что он почти ничего не видел. В любую секунду пламя могло прожечь какой-нибудь бочонок и воспламенить порох. Оверстрит дернул поводья и дико закричал, пытаясь направить упряжку к оврагу. Он понимал, что у него нет ни малейшего шанса успеть распрячь животных и спасти их. Но был призрачный шанс, что ему удастся разбить фургон о камни.

Оказавшись почти на краю неглубокого оврага, лейтенант изо всех сил натянул поводья, стараясь резко повернуть упряжку влево и зная, что фургон ни за что не выдержит такой резкий поворот. Мулы подались назад. Железные колеса пронзительно заскрипели, вдавливаясь в остов фургона, и перестали вращаться. Оверстрит услышал, как со звуком, похожим на ружейный выстрел, сломалось дышло, и почувствовал, как фургон под ним вздыбился.

На долю секунды его подняло в воздух. Затем он ударился о землю и закувыркался по острым камням прочь от перевернувшегося, полыхающего пламенем фургона. Лейтенант слышал грохот продолжавшей бежать упряжки, тащившей теперь только дышло и передние колеса разбитого фургона. Одним невероятным усилием Оверстрит перевалился через край оврага, оказавшийся в дюйме от него.

В следующую секунду земля содрогнулась от гигантского взрыва. Оверстрит закрыл голову руками и уткнулся лицом в камни, когда булыжники размером с его кулак взметнулись над краем оврага и посыпались на него. Затем из всех звуков остался лишь стук катившихся камней, негромкое потрескивание пламени, пожирающего то немногое, что осталось от фургона, и заглушавший все остальное ужасный звон в ушах.

Из окружавшей его полутьмы донесся голос. Оверстриту показалось, что он узнал Уиллера. Он попытался ответить, но губы не слушались, а горло саднило от дыма и пыли. Где-то рядом по камням зацокали лошадиные копыта, затем прямо над головой послышался скрип кавалерийских сапог. Сильная рука обхватила лейтенанта, и голос Уиллера покричал почти над самым ухом:

— Помогите мне унести его отсюда!

Вскоре Оверстрит обессилено лежал на одеяле, и Линда Шафтер снова обтирала его лицо влажным полотенцем. Он попытался встать, но девушка положила руку ему на грудь и мягко толкнула назад.

— Тише, тише, — сказала она негромко. — Не думаю, что у вас сломаны кости, но надо будет посмотреть. А пока полежите немного.

Оверстриту казалось, что у него болит все тело. Но, глядя на Линду снизу вверх, чувствуя прикосновение ее теплых рук, он забыл обо всем.

— Видимо, я не так патриотична, как мне казалось, — сказала девушка немного погодя. — Мне следовало пожелать, чтобы весь обоз взорвался… вместе с вами. Но я испугалась за вас. И сама завопила, когда произошел взрыв. Я думала, вы застряли в фургоне.

Лейтенант улыбнулся.

— Не знаю, почему вы переживали обо мне, — с трудом выговорил он, — но я рад этому.

Пальцы девушки быстро коснулись его руки. Он приподнялся на локте и поймал ее ладонь. Она не сделала попытки отнять руку.

Через несколько секунд в фургон взобрался капрал Уиллер и опустился перед Оверстритом на колени. Стыд омрачил его лицо.

— Вам лучше найти другого капрала, сэр. Это слишком большая честь для меня. — Уиллер перевел взгляд на свои руки. — Я находился так же близко к этому фургону, как и вы. И мог увести его в сторону так же просто, как это сделали вы. Но я испугался. Я трус, сэр, и больше не заслуживаю быть в вашем подчинении.

Оверстрит положил руку на большое колено кающегося солдата.

— Вы не трус, Уиллер. Иногда человек так пугается, что не может двинуться с места, и это не его вина. Я был так же испуган, как и вы. Если бы у меня было время подумать, я бы, наверное, тоже убежал, куда глаза глядят. Так что забудьте об этом… капрал.

Линда Шафтер смотрела, как капрал уходит, приободрившись и распрямив свои широкие плечи.

— Вы очень добры, лейтенант. Думаю, на вашем месте другой разозлился бы, если бы его бросили в беде, как вас.

Оверстрит покачал головой.

— Только порядочный человек, убежав, может потом прийти и посмотреть в глаза, как это сделал Уиллер. В следующий раз он не побежит.

С трудом поднявшись на ноги, лейтенант велел привести к нему янки, который управлял фургоном. Но вместе с погонщиком по ступенькам поднялся вермонтский офицер и встал рядом.

— Не наказывайте его, лейтенант, — заговорил он, не дожидаясь вопроса. — Он поджег это фургон по моему приказу. Я надеялся вывести обоз из строя. Если вы считаете наказание уместным, накажите меня.

Оверстрит махнул рукой. Затем он дал знак Уиллеру и Васкесу отпустить погонщика к остальным янки, жавшимся друг к другу в окружении охранников.

— Наказание не поможет вернуть фургон, — сказал он. — На вашем месте, думаю, я поступил бы также.

Тонкая улыбка появилась на лице офицера.

— И держу пари, что вы довели бы дело до конца, Оверстрит.