То, что доктор Сайкс рассказал о миссис Хирш, никак не подготовило рабби к встрече с ней. Эта высокая тридцатилетняя женщина оказалась неожиданно молодой для пятидесятилетнего мужа. На рабби произвели впечатление ее красивые, хоть и опухшие от слез, голубые глаза и поразительные рыжие волосы. Ее одежда сначала показалась ему кричащей: хотя на ней было черное шелковое платье, его воланы и полупрозрачные рукава не слишком подходили для траурного наряда. Но потом он сообразил, что вряд ли оно куплено специально к этому случаю и надето просто за неимением чего-либо более подходящего: если от природы у нее веселый, счастливый нрав, то, видимо, соответствующий и гардероб.

Рабби представился.

— О, входите, рабби! Доктор Сайкс предупредил меня по телефону, что вы заедете. Перед этим здесь был Питер Додж — он сказал, что знает вас. А еще лютеранский священник — пастор Каль… Кальт…

— Пастор Кальтфюсс.

— Да, а потом еще методист и унитарий, кажется. Сегодня у меня не было недостатка в поддержке со стороны духовных лиц.

— Они приходят, чтобы вас утешить.

— Да, я знаю. А вы тоже собираетесь рассказывать мне, что душа Айка на небесах, в лучшем мире?

Зная, как по-разному может проявляться горе, рабби не обиделся на ее приправленную горечью дерзость.

— Боюсь, что таким товаром мы не торгуем, — сказал он.

— Вы хотите сказать, что не верите в загробную жизнь?

— Мы верим, что душа вашего мужа продолжает жить в вашей памяти и в воспоминаниях его друзей, в его влиянии на их жизнь. Конечно, если бы у него были дети, он бы продолжал жить и в них.

— Ну, это достаточно очевидная истина.

— Что отнюдь не делает ее менее верной. — Рабби сделал паузу, не зная, как перейти к настоящей причине своего визита. Как бы часто ему ни приходилось иметь дело со смертью, это еще не стало для него профессиональной привычкой. Но миссис Хирш сама помогла ему.

— Доктор Сайкс сказал, что вы хотели о чем-то спросить меня по поводу мужа?

Он признательно кивнул.

— Похороны — это ритуал, миссис Хирш, и я должен быть уверен, что ваш муж был иудеем в соответствии с нашим Законом. А поскольку он женился на женщине иной веры…

— То стал меньше иудеем?

— Это зависит от обстоятельств. Скажите, кто совершал обряд бракосочетания?

— Нас поженил мировой судья. Показать вам свидетельство о браке?

Рабби улыбнулся.

— Я верю вам на слово.

Она вдруг порывисто сказала:

— Простите меня, рабби, я вела себя, как стерва, да?

— Немножко, а теперь пытаетесь шокировать меня.

Она улыбнулась.

— Ладно, давайте сначала. Задавайте мне любые вопросы.

Рабби откинулся на спинку стула.

— Хорошо. Почему вы хотите похоронить его по иудейскому обычаю?

— Потому что он был евреем. Он никогда не считал себя кем-то другим.

— И все же, как я понимаю, он никогда не жил в соответствии с нашей религией?

— Ну, он всегда говорил, что есть два способа быть евреем: либо исповедовать иудейскую религию, либо просто родиться и считать себя евреем. Он был неправ?

— Прав, — осторожно сказал рабби, — но иудейский погребальный обряд — это религиозная церемония. Хотел бы он этого, как вы думаете?

— Я знаю, это может сделать и похоронное бюро, но какое оно имеет отношение к Айку? Нет, именно этого он бы и хотел. Мы никогда это, конечно, не обсуждали. Ради себя самого он, может быть, и не позаботился бы об этом. Но из уважения к моим чувствам, думаю, он хотел бы какую-то церемонию. А что, кроме иудейской церемонии, могло бы иметь для него значение?

— Понятно. Хорошо, я проведу эту службу. По традиции над могилой произносят несколько слов об умершем. Но я не знал вашего мужа, так что вам придется рассказать мне о нем. Он был несколько старше вас, так ведь? Вы были счастливы с ним?

— Он был старше на двадцать лет, но мы были счастливы. — Она немного подумала. — Он хорошо ко мне относился. А я хорошо относилась к нему. А то, что он был намного старше, — ну что ж, до встречи с ним у меня было достаточно других. Он нуждался во мне, а я нуждалась в нем. Да, я думаю, у нас был удачный брак.

Немного поколебавшись, рабби решился.

— Как я понял, косвенной причиной смерти было… был алкоголь? Это не мешало вам — я имею в виду, то, что он пил?

— Для еврея это непростительно, да? В общем-то, это очень мешало и самому Айку. И кое-что усложняло, конечно. Из-за этого он терял работу, и нам то и дело приходилось переезжать, а это не так просто — заново устраиваться, искать новое жилье. Но меня его пьянство так не пугало, как, может быть, некоторых. Он никогда не был агрессивным, когда напивался, наоборот — становился как будто слабее и беспомощнее, мог плакать, как ребенок. Особых хлопот мне это не доставляло. Мой отец сильно пил, да и мать не была трезвенницей. Так что я как бы привыкла. Позже, когда он стал напиваться до бесчувствия, я испугалась, но испугалась за него, потому что с ним могло случиться все что угодно.

— И это бывало часто?

Она отрицательно покачала головой.

— Последние два-три года он не прикасался к бутылке, за исключением одного-двух раз, когда начинал и не мог потом остановиться. То есть он не пил регулярно. Он дал зарок не пить, но если срывался, то уж до конца. Последний раз это было много месяцев тому назад.

— Если не считать вечера пятницы.

— Да, об этом я забыла. — Миссис Хирш закрыла глаза, и рабби испугался, что она расплачется. Но она снова открыла их и даже заставила себя улыбнуться.

Он поднялся, давая понять, что закончил, но вдруг задумался.

— Скажите, вы замечали приближение этих приступов?

Она покачала головой.

— Чем можно объяснить, что он вдруг начинал пить? Что-то его беспокоило?

Она снова покачала головой.

— Я думаю, его всегда что-то беспокоило. Потому люди и пьют, наверное. Я старалась его поддерживать — ну, понимаете, чтобы он чувствовал, что я всегда рядом и всегда пойму.

— Возможно, вы относились к нему лучше, чем он к вам, — осторожно предположил рабби.

— Мы хорошо относились друг к другу, — настойчиво повторила она. — Я же вам сказала — он всегда был добр ко мне. Послушайте, рабби, я не была невинной девочкой, когда встретила Айка, я повидала достаточно. Он был первым мужчиной, который хорошо ко мне отнесся, не ставя никаких условий. И я тоже была добра к нему — я заботилась о нем, как мать.

— И все же он пил.

— Это началось еще до нашей встречи. И я не жалею, — добавила она вызывающе, — потому что благодаря этому я и познакомилась с ним.

— Как это?

— Он спрятался от всех в той маленькой гостинице, где я продавала сигареты в вестибюле. Если бы он не был под градусом, то как такая, как я, могла бы познакомиться с таким мужчиной, как он?

— И вы считаете, что в результате этого соглашения вы выиграли?

— Это было наилучшее соглашение из всех возможных, рабби: когда обе стороны считают себя выигравшими.