— Супруга уже дома? — спросил Лэниган.

— Завтра, — радостно ответил рабби. — Завтра я их забираю!

— А я-то надеялся взглянуть на мальчонку.

— Он выглядит, как старичок, — весь морщинистый.

— Первые несколько дней они все такие. Потом начинают округляться, нагуливать жирок.

— Да, наверное. Доктор сказал — прекрасный здоровый ребенок, но глядя на него, этого не скажешь. Похож на ощипанного цыпленка.

— Они точно как щенята: поначалу сморщенные комочки, а потом шкурка натягивается.

— Что ж, вы меня утешили, — сказал рабби. — Может, вы с Глэдис заедете завтра к нам? Как раз и увидите его.

— Да, мы так и собирались. Я просто проезжал мимо и решил тихонько разведать. Я сейчас как раз от окружного прокурора. Он договорился с адвокатом Сайкса насчет убийства второй степени.

— Второй степени? Но это же непреднамеренное…

— Знаю, знаю. Но прокурор считает, что так лучше.

— Но у вас же есть признание!

— Признание есть, но не в преднамеренном убийстве. Во время встречи прокурора с Сайксом мы тщательно избегали упоминания о вытертых отпечатках пальцев. Мы сказали: нам известно, что в течение всего уикэнда у него не было машины. Сказали, что мы все выяснили о работе в его отделе в лаборатории. И вроде как намекнули, что смерть Хирша была, видимо, случайной, и если Сайкс будет с нами откровенен, то это будет гораздо лучше для него же самого. — Лэниган слегка покраснел и уклонился от прямого взгляда рабби. — Это обычная процедура. Адвокаты, как правило, делают это прямо в зале суда. Если можно хитростью заставить подозреваемого признать свою вину — что в этом плохого? Простачком-то он явно не выглядел.

— Я с вами не спорю.

— Так вот, он признал, что наткнулся, как вы и предполагали, на Хирша и отвез его домой. И что Хирш отключился почти сразу после того, как они тронулись с места. Сайкс уверяет, что пытался его разбудить, когда они доехали до дома, но не смог сдвинуть Хирша с места. Тогда он решил оставить его там проспаться. И только дома ему пришло в голову, что он мог забыть выключить мотор, но он побоялся вернуться и посмотреть.

— А как насчет того, что он использовал Хирша для прикрытия собственных ошибок?

— Он признал и это. Фактически обрисовал нам всю картину — все, что произошло в лаборатории. Думаю, ему хватило ума сообразить, что мы в конце концов выясним это и что полная откровенность будет ему же на пользу. Только дурак стал бы что-то скрывать, а потом идти на попятный по мере того, как мы будем добывать все больше информации. Так вот, выяснилось, что сама идея принадлежала Хиршу. Он написал предварительный отчет от имени их обоих, но потом Сайкс поручил ему другую работу, а этой занялся сам. Он утверждает, что не пытался присвоить себе чужую заслугу — просто Хирш, мол, отнесся к собственной идее не с таким энтузиазмом, как он. Но время от времени он обсуждал ее с Хиршем, и иногда Хирш проверял его цифры.

А потом Хирш обнаружил ошибку. Сайкс попросил его пока ничего не говорить — он вроде бы решил признавать ее постепенно, в ходе докладов о проделанной работе, чтобы это выглядело, как следствие неожиданно возникших трудностей. Он составил бы еще один отчет — что, мол, эта работа потребует гораздо больших затрат времени и труда. И, наконец, в последнем отчете признал бы факт, что все оказалось липой. Думаю, Хирш согласился бы промолчать, если бы его имя не стояло в первом отчете и если бы исследование проводилось не для «Горалтроникс».

— Гм, это интересно. Это вы так решили или Сайкс сказал, что Хирш беспокоился о «Горалтроникс»?

— Это я узнал от Сайкса. Видимо, Хирш чувствовал себя все же обязанным Горальскому за то, что тот устроил его на работу. Он даже намекал, что если Сайкс не скажет правду, то он сам поговорит с Горальским. Может, он просто блефовал, но Сайкс-то этого не знал. Горальский устроил Хирша на работу, так что Сайкс вполне мог поверить в это. В пятницу вечером он пошел к Квинту и рассказал ему все как есть. Он уверяет, что собирался признать свою вину, но Квинт был так разъярен, что ему не хватило духу, и когда Квинт предположил, что это ошибка Хирша, Сайкс не стал ему возражать. Можно себе представить, каково было Квинту, который знал о слиянии, о подъеме акций и всяком таком! Он хотел сразу же вызвать Хирша и уволить его, но Сайкс соврал, что Хирш ушел домой раньше из-за праздника. В этом есть какая-то ирония судьбы, правда?

— И даже больше, чем вы думаете, — сказал рабби. — Когда Сайкс заходил ко мне в прошлое воскресенье, он заметил, что Хирш был бы жив, если бы соблюдал еврейские обычаи.

— Что ж, доля правды в этом есть. В общем, мы отпечатали его признание, и он его подписал, — продолжал Лэниган. — И тут мы ему — раз! — вопрос о вытертых отпечатках пальцев. Думали, это поможет его расколоть. Дело в том, что если бы мы упомянули об этом в начале, он мог сообразить, что дело тянет на убийство первой степени и вообще отказаться говорить. А так мы по крайней мере получили признание по большинству фактов, и если бы он дрогнул, получили бы все. Но он замолчал. Отказался что-либо говорить, пока не посоветуется с адвокатом.

— Но у вас же все равно есть доказательства.

Лэниган хмуро покачал головой.

— После разговора его адвоката с окружным прокурором оказалось, что у нас почти ничего нет. За отпечатки пальцев — или, вернее, за их отсутствие — ухватится защитник. Он докажет, что наши люди лазили по всей машине, и наверняка заявит, что один из них случайно смазал их рукавом. А что касается признания, то они могут сказать, что оно было получено под давлением.

— А насчет того, как он добрался домой из лаборатории, — как бы он это объяснил?

— Легко. Пошел, мол, пешком к мастерской, а потом кто-то его подвез. Модели машины не помнит, водитель своего имени не назвал. В конце концов, никто же не видел его возле дома Хирша.

— Питер Додж видел.

— Питер? Священник? Когда вы его видели?

— Он заходил ко мне сегодня утром. Вчера вернулся из Алабамы.

— И он видел Сайкса?

Рабби кивнул.

— Он каждый вечер гуляет пешком, и его маршрут проходит мимо Брэдфорд-лейн. Он собирался заскочить к Хиршу поговорить, но еще от угла увидел, что в доме темно, и просто прошел мимо. Но он видел Сайкса — он уверен, что это был Сайкс, — который шел по Брэдфорд-лейн в другую сторону. Они еще не были знакомы, и Додж подумал, что кто-то просто прогуливается, как и он сам.

— Почему же он не сообщил об этом нам?

— А зачем? Он же не знал, что там убийство.

Лэниган рассмеялся.

— Вы только подумайте, рабби! Мы с самого начала взялись за это дело не с того конца, да еще нам всю дорогу не везло! Когда мы не смогли связаться с Доджем в Алабаме, то попросили полицию разыскать его для нас, чтобы мы могли его допросить. А негры, как только узнали, что его ищет полиция, стали его, конечно, прятать — то в одном месте, то в другом, причем он, наверное, даже не знал, зачем. А потом, когда он наконец вернулся в свою гостиницу, полиция Бирмингема его засекла. Они позвонили нам и спросили, надо ли его задерживать, и мы сказали: нет, отпускайте его. У нас ведь к этому времени уже был подозреваемый. Ну, в общем-то все это, наверное, не имеет значения. Просто это доказывает, как важно в расследовании везение. Нам все время не везло, и когда мы наконец напали на верный след, это опять-таки было делом случая. Я имею в виду, что Сайкс чисто случайно остановился и предложил вам свою машину, и вы увидели эту наклейку… Это было чертовское везение!

— Ну, мы-то верим в судьбу.

— Наверное, все в нее верят в какой-то степени.

— Нет, я имею в виду, что мы верим в нее не так, как вы, христиане. Все ваши догматы — что Бог все видит, что можно отвратить несчастье молитвой, — все это подразумевает, что если человек неудачник, то он это заслужил. А мы верим в судьбу. То есть верим в то, что неудачником может быть несомненно хороший человек и наоборот. Это один из уроков, который мы вынесли из Книги Иова. Так вот, я не совсем уверен, что это было чистое везение. Весь этот случай нес на себе отпечаток нашего праздника. Наверное, сам того не сознавая, я много думал об отношениях между Хиршем и Сайксом, о том, зачем бы Сайксу его покрывать. И именно поэтому мне так мгновенно пришло в голову объяснение, когда я увидел дату на наклейке из мастерской. Видите ли, передо мной была полная картина этого злодеяния во время нашей службы в Йом-Кипур.

— Каким это образом?

— Дело в том, что в древнем Израиле первосвященник в этот день отбирал и приносил в жертву козла отпущения. Часть службы была посвящена этой церемонии. И это было темой моей проповеди. В ней я упомянул о жертвоприношении Авраама — это отрывок из Торы, который читают в день Нового года, в начале Десяти дней искупления, кульминацией которых является Йом-Кипур. И именно в этом была суть ситуации, которая сложилась в Годдардовской лаборатории. Несмотря на свою оторванность от еврейской общины, Хирш все же сыграл роль, которая в прошлом слишком часто выпадала на долю евреев.

— Вы имеете в виду…

— Я имею в виду роль козла отпущения. Должно быть, само его имя навело меня на эту мысль.

Лэниган был озадачен.

— Хирш?

Рабби грустно улыбнулся.

— Нет, Айзек.