Рабби нужно было время, чтобы собраться с мыслями и решить, что он скажет Мириам или, скорее, как он ей это скажет, когда вернется домой. Дождь начался почти сразу же, как только он сел в машину, и сейчас, когда рабби бесцельно ехал по улицам города, уже лил как из ведра, заливая ветровое стекло быстрее, чем справлялись дворники. Время от времени небо внезапно становилось ярким, как днем, от слепящих вспышек молнии, почти немедленно сопровождаемых раскатами грома. И страшно, и взбадривает — как раз в соответствии с состоянием.

Он хотел обсудить вопрос с кем-нибудь до встречи с Мириам, но в городе не было никого, с кем, по его мнению, он мог говорить свободно и открыто, если не считать — он не сдержал улыбки — начальника полиции Хью Лэнигана, симпатичного краснолицего ирландца. У них были давнишние искренние отношения, возможно, — с иронией подумал он, — потому что им ничего не нужно было друг от друга. В этой ситуации, когда каждый член конгрегации был на одной или другой стороне, рабби вдруг осознал, насколько он одинок. Был, конечно, Джейкоб Вассерман, который по праву старейшего деятеля конгрегации старался стоять выше фракций. Они всегда нравились друг другу, он уважал старика за трезвость ума и проницательность. Импульсивно он направился к его дому.

Заботливая миссис Вассерман, увидев его, убеждала — даже схватив за руку — входить, входить.

— Все в порядке, рабби, ну так коврики станут немного влажными, — говорила она, пока он тер ботинки о циновку.

— Кто это? — крикнул из комнаты Вассерман. — Рабби? Входите, рабби, входите. Что-то серьезное выгнало вас из дому в такой вечер? Но я рад, что вы пришли. В последнее время мы не слишком часто видимся, мне теперь не так-то просто попасть в миньян. Если погода не очень хорошая, я остаюсь в постели немного дольше. Здесь у меня Беккер. Он сегодня ужинал у нас. Если вы хотите поговорить о чем-то личном, он может составить компанию моей жене на кухне. Я не ревнивый. Но если это касается храма, тогда, возможно, вы не против, чтобы он тоже послушал.

— Я согласен.

Старик провел его в гостиную, жена последовала за ними.

— Смотри, Беккер, у меня еще один гость, — сказал он. И обратился к жене: — А почему ты не нальешь рабби чашку чая?

— Я только что видел мистера Горфинкля, — сказал рабби и рассказал им, что произошло. Откровенно говоря, он ожидал, что новость поразит их как громом. Вместо этого его собеседники были удивительно равнодушны.

— Вы хотите сказать, что он угрожал не возобновить ваш контракт осенью? — спросил Беккер, как бы желая удостовериться, что он все правильно понял.

— Нет, что он собирается расторгнуть его сейчас.

— Он не может этого сделать: у вас контракт. Кроме того, по этому вопросу должен голосовать весь состав правления.

— А они выплатят ему остающиеся деньги, — сказал Вассерман, пожав плечами, — и если у Горфинкля большинство, то какая разница, поставит он вопрос перед всем правлением или нет?

Рабби ожидал, что Беккер отреагирует воинственно. Вместо этого тот посмотрел на Вассермана.

— Я расскажу ему?

Старик опять пожал плечами.

— Может ли момент быть более подходящим?

— Между прочим, рабби, — начал Беккер, — это забавно, что вы приехали именно сегодня вечером. Понимаете, сегодня ко мне приходил Мейер Пафф. Похоже, что в храме намечается раскол. И Пафф хочет, чтобы мы с Вассерманом присоединились к нему.

— И вы согласились?

— Для нас это просто, рабби. Как бывшие президенты мы оба постоянные члены правления. Для нас присоединиться к другому храму — просто вопрос еще одних членских взносов. Что-то вроде пожертвования. Даже когда я был президентом, я был членом синагоги в Линне, а Джейкоб и в Линне, и в Салеме. Так вот, пока Пафф излагал свою точку зрения, возник вопрос о вас. Он попросил меня поговорить с вами о переходе на условиях долгосрочного контракта и повышения жалованья. Это мы с Джейкобом и обсуждали прямо перед вашим приходом.

Рабби просмотрел на Вассермана, но лицо старика было бесстрастно.

— Вот уж не думал, что я такой большой любимец мистера Паффа, — сказал он Беккеру.

— Послушайте, рабби, я не собираюсь дурачить вас. Пафф по достоинству ценит вашу работу здесь, уверен в этом, но главная цель его предложения — привлечь людей на свою сторону. Но вам-то что до этого, если свое положение вы улучшите?

— А я улучшу свое положение, мистер Беккер?

— На три тысячи долларов в год больше и долгосрочный контракт! Даже если бы не эта ссора с Горфинклем, у вас не было уверенности, что ваш контракт будет возобновлен. Я думаю, что улучшите. Если вы не уверены, спросите миссис Смолл, которая покупает продукты.

— На сегодня, мистер Беккер, я раввин евреев Барнардс-Кроссинга. Я раввин общины, а не просто отдельного храма. Именно так я думаю о своем назначении. Раввин — не часть храмовой мебели.

— Но кантор…

— С кантором другое. Ему нужен храм или, по крайней мере, конгрегация, чтобы выполнять свои функции. Он не может петь для себя. Но это не относится к раввину. Без сомнения, если община будет увеличиваться, рано или поздно появится храм реформистов, и часть наших членов отколется от нас, чтобы присоединиться к нему. И без сомнения, у них будет раввин. Но это будет разрыв по идеологическим причинам и, следовательно, он оправдан. Их раввин будет раввином евреев-реформистов Барнардс-Кроссинга, в то время как я остаюсь раввином его консервативных евреев.

— Но конгрегации разделяются, — настаивал Беккер.

— Даже слишком часто, пожалуй. Когда раскол происходит не по идеологическим причинам, могут быть территориальные. Евреи могут переехать в другой район и основать другой храм, чтобы из нового района до места молитвы можно было добраться пешком, не нарушая шабата поездкой на машине. Это тоже было бы разумно.

Но разделение, которое вы планируете, не является ни идеологическим, ни территориальным. В новом храме у вас будут такие же евреи, как в старом, и службы будут фактически одинаковыми. На самом деле вы создаете конкурирующий храм и хотите, чтобы я стал его раввином. Нет, спасибо. При этих условиях я не остался бы и на моей нынешней работе. Храм не деловое предприятие, в котором конкуренция полезна для дела. Но в вашем храме вы будете действовать именно так и принудите Горфинкля и его группу к тому же. «Присоединяйтесь к нашему храму — у нас есть кондиционер, и стулья мягче. У нашего кантора лучше голос, а наш рабби произносит более короткие и остроумные проповеди. Проведите вашу бар-мицву или вашу свадьбу в нашем зале! Мы даем премиальные марки».

— Но послушайте, рабби…

— Мистер Пафф не нуждается во мне. Храм не нуждается в раввине, а раввин не нуждается в храме. Функции раввина в храме — вести молитву и читать проповеди — наименьшая часть его обязанностей. Первое может выполнять любой тринадцатилетний мальчик, а второе — разве это главным образом не средство, чтобы разрядить однообразие и скуку службы? Нет, мистер Беккер, я вовсе не намерен служить дополнительной приманкой для нового храма.

— Но если Горфинкль сумеет добиться вашего увольнения…

Рабби с немым вопросом посмотрел на Вассермана.

Старик развел руками.

— В этом мире, рабби, в первую очередь вы должны зарабатывать на жизнь. И Пафф предлагает вам работу, притом за большие деньги. Хорошо, возможно, условия несовершенны. А где они совершенны? Но это средства к существованию; это парносса.

Рабби с досадой прикусил губу. Он надеялся, что хотя бы Вассерман поймет его.

— Барнардс-Кроссинг — не единственное место, где я могу зарабатывать на жизнь. Нет, мистер Вассерман, если это разделение произойдет, я не стану заключать контракт ни с группой мистера Паффа, ни с группой мистера Горфинкля. Я уеду из Барнардс-Кроссинга.