Молодой человек был возмущен.
— Я вижу, как они вводят задержанного и хочу сделать снимок, а этот лейтенант Дженнингс не разрешает. Тогда я прошу шефа сделать заявление, а он говорит: «Пока никаких заявлений». Ладно, думаю, покручусь здесь немного и поговорю с ним, когда все поутихнет, может, что и получится. И получаю: входит какой-то парень — раввин местной синагоги, как сказал один из копов, — и топает прямиком в кабинет Лэнигана. Тут же Лэниган выходит с ним, и вдвоем они идут в камеру, чтобы допросить задержанного. Я было сунулся туда же, а Лэниган захлопывает дверь у меня перед носом. Если раввин может присутствовать при допросе задержанного, — а тот цветной уж точно не еврей, и он не может быть его духовником, — так почему не может репортер?
— Хорошо, разберемся. — Харви Кантер отпустил его и поднял трубку.
— Привет, это ты, Хью? Харви Кантер. Как дела?
— Хорошо, а у вас?
— Как нельзя лучше. А как супруга?
— Нормально.
— Что слышно от мальчика?
— Переворачивает вверх тормашками Западное побережье, судя по его последнему письму.
— Прекрасно. Слушай, что у вас в воскресенье вечером?
— Насколько я знаю, ничего.
— А Эдит затевает обычный обед из даров моря — суп из моллюсков, омары и прочее. Может, вы с Глэдис зайдете?
— Неплохо бы, но разве у тебя не праздник?
Харви усмехнулся.
— Подумать только, мой свояк — президент синагоги, а мне приходится звонить католику, чтобы он напомнил мне про Седер. Я так давно его не проводил, что и не вспомню, с чего начинать. Но я покопаюсь и найду для тебя кипу, если тебе от этого будет легче. Так договорились?
— Да, конечно, я только уточню у Глэдис…
— Эдит позвонит ей. О, кстати, что там у тебя произошло с моим парнем? Он говорит, что ты его просто игнорировал.
— Он назойлив, Харви. Поучил бы ты его правилам приличия, что ли.
— Мы их нынче ничему не учим — усмехнулся Кантер. — Они приходят из школы журналистики и уже все знают. Он хороший мальчик, но он смотрит «Первую полосу» по вечерам и воображает себя Хилди Джонсоном. Он сказал, что вы задержали Дженкинса. Он заговорил?
— Да, и хорошо заговорил…
Кантер взял карандаш и блокнот.