1

Год девятнадцатый

Волчица и ее спутник устроили логовище в небольшой пещере у ручья. Они покинули стаю, чтобы произвести на свет потомство. Волчице было не впервой искать уединения и вместе со своим спутником заботиться о выводке. Позже, когда волчата подрастут и окрепнут, они приведут их в стаю. Волчицей двигали память и инстинкт.

Ее спутник отправился на поиски пищи. Весна стояла холодная, промозглая, в воздухе носились снежинки, стояли ароматы распускающихся почек, прошлогодней травы и свежей зеленой поросли. Волчица принюхалась и уловила запах своего спутника – вероятно, он охотился где-то неподалеку.

Внутри волчицы что-то толкнулось: пришло время рожать. Внезапно ее охватила невыносимая жажда; покинув пещеру, она спустилась к ручью и принялась жадно лакать воду. В течение ближайших дней она не сможет выйти из логова. Пищу ей станет приносить самец, а сама она будет кормить выводок молоком. Но сейчас она пила и не могла напиться, интуитивно утоляя жажду на много дней вперед.

В воздухе произошла какая-то перемена. Волчица уловила за деревьями легкое движение и почуяла опасность. Шерсть на ее загривке встала дыбом, зрачки расширились. Волчица дернула носом и обернулась.

Лев.

Ветер поменялся и теперь дул по направлению от логовища, неся с собой запах свирепого хищника. Лев приближался, то ли завидев волчицу случайно, то ли привлеченный дразнящим запахом ее предродовых выделений.

Волчица побежала обратно к ручью. Даже теперь, раздавшийся от талых вод, он оставался достаточно мелким. Отяжелевшая самка пустилась вброд и, с трудом выбравшись на противоположный берег, услышала за спиной громкий всплеск. Она обернулась, и в этот миг лев прыгнул.

Атака была молниеносной. Волчица, забыв о боли, вывернулась из львиных когтей, расцарапавших ей бока, и, щелкая зубами, силилась добраться до глотки врага.

Сокрушительный удар повалил их обоих на землю. Это подоспел спутник волчицы и ринулся в схватку, вонзив зубы льву в загривок. С визгом, воем и рычанием волк и лев сцепились в клубок.

Волчица поспешила назад в логовище. Она ничем не могла помочь спутнику. Сейчас ее волновало одно – судьба потомства.

В двадцати метрах от входа в пещеру у волчицы отнялись задние ноги. Тяжело дыша, она поползла вперед. Позади нее раздался предсмертный визг волка. Лев был в два раза крупнее его, и исход побоища был предречен с самого начала.

Волчица подползала к входу в пещеру, когда внезапно наступившая тишина возвестила печальный итог сражения. Самка не спускала глаз со спасительного прохода, тяжело волоча безжизненные задние ноги и не оглядываясь, хотя чувствовала, что вот-вот ее настигнет лев.

* * *

Человек никогда не знал одиночества. Настоящего одиночества, без надежды встретить других людей на своем пути. Он шел по каменистому берегу ручья, погруженный в тягостные раздумья. Больше никогда не жить среди людей… Сама мысль казалась невозможной, даже смехотворной. Конечно, он вернется к своему племени. И его примут.

Но сегодня, когда почки на деревьях наконец-то начали набухать, хотя под рыхлыми сугробами, лежащими в густой тени, притаилась зима, он отвернулся от сородичей, в прямом и переносном смысле.

А они отвернулись от него.

Весь день он шел вдоль берега и очутился в незнакомых краях. Вокруг лежала ничейная земля.

Из котомки, сработанной из оленьей шкуры, человек достал кусок вяленого мяса и принялся жевать на ходу. Он рассчитывал растянуть съестные припасы надолго, однако не смог устоять перед голодом. В качестве компромисса он не стал разводить огонь, чтобы поджарить мясо, а лишь подкинул сухих листьев в свисавший с шеи полый рог, набитый угольями и сухим мхом. Придет время располагаться на ночлег, тогда и разожжет костер.

Вдруг где-то впереди раздалось хриплое шипение. Человек замер и насторожился. Неужели гиены? У него отчаянно заколотилось сердце: ему никогда не приходилось встречаться с гиенами, но он знал, что удрать или отбиться от них не сумеет.

Легкая тень скользнула по тропе – с неба слетела огромная птица и опустилась на землю, шумно хлопая крыльями. Приободрившись – он никогда не слыхал, чтобы птицы кого-нибудь растерзали, – человек продолжил путь.

И вскоре наткнулся на кровавый след. Здесь, на берегу ручья, произошло что-то страшное. Земля была истоптана, повсюду путались следы, львиные и волчьи.

Человек сжал в руке дубину и спустился к воде. Стая огромных мерзких птиц с крючковатыми клювами и голыми, словно ощипанными головами расправлялась с тушей мертвого волка на противоположном берегу. Гнусный вид кровавого пиршества вызывал омерзение.

– Кыш! – вскричал человек. – Пошли прочь!

Птицы даже не глянули в его сторону. Наклонившись, он подобрал с земли камень. Ему удалось подбить одного из стервятников, и стая, тяжело хлопая крыльями, взлетела в воздух.

Волк был разодран на клочки. Судя по глубоким следам, оставшимся на мокром песке, он пал жертвой пещерного льва, а стервятники обглодали его кости.

Человек склонился над запутанными следами. Похоже, на противоположном берегу ручья на волка напал пещерный лев. Распотрошенный труп волка остался лежать на месте побоища. Откуда же взялся кровавый след на этом берегу?

Может, волков было двое? Оба вступили в схватку со львом. Растерзанный волк остался лежать на месте гибели, а другой попытался спастись, перебравшись на этот берег.

Однако лев не стал бы нападать на пару волков, разве что на молодняк, а, судя по следам, уцелевший волк был даже крупнее своего погибшего сородича. Куда же он делся? Отполз подальше и издох?

От волчьего трупа, истерзанного в клочья львом и стервятниками, проку мало, а вот если найти уцелевший труп второго волка, с него можно снять шкуру. Носить волчий мех очень почетно.

Держа наготове дубину, человек осторожно пошел по следу и вскоре достиг небольшого отверстия в скале, напоминавшего приоткрытый рот. Земля перед входом в пещеру была залита кровью.

Волк укрылся внутри.

Человек размышлял, затаив дыхание. Если в пещере волк на него набросится, можно садануть зверюгу по морде факелом. По крайней мере, будет время оценить обстановку и убежать, если грозит опасность.

Но волк мог вырвать факел из рук, тогда смерть…

Человек сурово напомнил себе, что он мужчина, а не мальчик. Мужчине не к лицу бояться. Многие в племени говорили, что он не проживет и до конца года. Нельзя погибнуть в первый же день – нельзя доставить им такое удовольствие.

Дрожащими руками человек соорудил факел из пучка жухлой травы и палки и зажег его при помощи угольев. Сунул горящий факел в черный зев и прислушался. Тишина. Находясь снаружи, он не мог рассмотреть пещеру как следует и, в конце концов, протиснулся внутрь, остро ощущая свою незащищенность.

По узкому проходу человек мог пробраться только на четвереньках. Рука его опустилась во что-то липкое – в лужицу крови.

Проход круто уходил вбок и заканчивался рядом невысоких камней, на которые откуда-то сверху и сбоку падал сноп света. На высоте, в несколько раз превышающей человеческий рост, зияла достаточно широкая расселина. Оттуда можно было без труда влезть в пещеру, вместо того чтобы ползти по тесному проходу.

Пещера раздалась в стороны и вверх. Дневной свет, проникавший через расселину, затмевал пламя факела, однако стоило человеку пройти чуть дальше, как отблески огня уверенно рассеяли темноту.

Впереди лежал волк, точнее волчица. Она лежала на боку, закрыв глаза; на ее морде выделялось белое пятно, по форме напоминавшее человеческую ладонь. Возле волчицы темнели три крошечных комочка: новорожденные волчата. Ее бок, разодранный львиными когтями, влажно блестел от крови.

Теперь все ясно. Волк, защищая волчицу, вступил в схватку не на жизнь, а на смерть, и погиб. Если умрет волчица, умрут и волчата.

Человеку требовалось мясо. Он никогда не слыхал, чтобы мясо волков употребляли в пищу, однако плоть молодых животных съедобна почти всегда. Он решил убить волчат и содрать шкуру с волчицы. Вокруг достаточно камней, чтобы ее прикончить; впрочем, она, похоже, и так на последнем издыхании.

Подождать?

Устав сутулиться, человек неловко присел, но, не удержавшись, тяжело упал на колени.

Волчица открыла глаза.

 

2

Она зарычала и попыталась встать. В логовище проник человек и принес с собой огонь. Древний инстинкт велел ей защищать выводок от неожиданной опасности.

Не в силах пошевелить задними ногами, волчица, яростно оскалив пасть, рванулась вперед, оттолкнувшись передними лапами.

В воздухе запахло страхом. Человек с шумом отпрянул, отбросив в сторону ненавистный огонь, и очутился рядом с расселиной, из которой в пещеру проникали свет и воздух. Волчица едва не впилась зубами в его ногу. В последний момент он вскарабкался на высокий выступ в скале, разбрасывая тучи песка и мелкого щебня.

Волчица, глухо рыча, смотрела на него снизу вверх. Человек повис на выступе, как леопард на ветке дерева, и с трудом переводил дыхание.

Из глубины пещеры донесся жалобный писк. Соски волчицы набухли молоком и заныли. Она хотела поскорей откликнуться на зов и уставилась на человека, взглядом прогоняя его прочь.

– Эй, – негромко произнес человек. – Хочешь мяса?

Услыхав его слова, волчица вспомнила о других людях, которые порой ее кормили. Она зарычала. Отброшенный факел догорал, и запах горящего дерева беспокоил волчицу. От человека тоже несло дымом.

Что-то выпало из его руки на пол. Волчица отпрянула, затем чуть-чуть подалась вперед и недоверчиво принюхалась.

– Оленина. Ешь.

Мясо. Сухое и пропахшее дымом мясо, вполне съедобное. Волчица проглотила угощение.

– Видишь? Вкусно.

Понятно. Этот человек из тех, что когда-то ее подкармливал. Волчица вгляделась в его лицо: тот же изгиб бровей, который, как ей было давно известно, не предвещал ничего дурного.

Инстинкт запрещал пускать в свое логовище других живых существ, даже тех, что настроены дружелюбно. Однако схватка со львом многое изменила. Волчица чуяла запах крови своего спутника и понимала, что тот не вернется. Нужно думать о выводке, остальное не имело значения.

На пол шлепнулся еще один кусок странного мяса. Волчица поспешно подхватила его, – нечто большее, чем голод, велело ей как можно плотнее набить брюхо. Поев, она поползла обратно к волчатам.

Немного погодя послышалось кряхтенье и звук осыпающихся камней. Волчица слышала, как человек карабкался наверх и едва не сорвался на пол, вовремя ухватившись за выступ. Внезапно его запах исчез – человек выбрался из расселины наружу, – хотя в воздухе еще долго пахло костром и дымом.

Волчица прикрыла веки и, перетерпев боль, подставила соски слепым волчатам.

Через какое-то время она проснулась от громкого шороха: вернулся человек, протиснувшись внутрь через расселину. Волчица насторожилась и ощетинилась, однако подавила рычание. Поведение, приобретенное с опытом, взяло верх над инстинктами. Ее терзал голод, и человек утолял его. Волчица унюхала запах мокрого дерева и свежей воды.

Пламя факела, почти погасшее, взметнулось выше, и по стенам заплясали длинные тени. Волчице это не понравилось, но она лежала, не шевелясь, глядя, как подползает человек. В руке он держал выдолбленное полено.

– Тебе нужно попить. Я налью воды вот сюда.

Изо рта человека вылетели непонятные звуки, он наклонил полено, и послышался плеск. Рядом с волчицей образовалась лужица чистой воды. Волчата жалобно запищали, почуяв, что мать оставила их и поползла напиться.

* * *

Человек поспешил отойти подальше, затем робко приблизился, увидев, что волчица лакает воду.

– Я принесу еще, – промолвил он.

Волчица с глухим стоном повалилась на пол рядом с волчатами. Когда она лежала, не шевелясь, острая боль в ребрах утихала.

Волчица тщательно вылизала своих щенят и погрузилась в сон.

* * *

Шли дни. Ход времени отмечали крепнущий и меркнущий свет, проникавший в пещеру через расселину, и запахи, долетавшие снаружи. Днем человек надолго уходил, но с наступлением ночи возвращался, разводил костер подальше от волчицы и оставался до восхода солнца. Волчица его почти не видела – невысокая гряда камней отделяла логовище от остальной пещеры, – однако ощущала его присутствие по запаху. По утрам он перелезал через камни и, приблизившись, бросал ей куски сухого мяса, так что волчице не приходилось подниматься, чтобы поесть.

Однажды утром он ушел и не вернулся. Волчица успела привыкнуть к тому, что человек регулярно ее кормит; хотя с каждым днем ее желудок требовал все больше и больше, маленькие порции мяса помогали заглушить самый острый голод. В день, когда человек не вернулся, волчицу охватила тревога. Без пищи детеныши погибнут. Если бы их отец остался жив, он смог бы кормить ее и – чуть позже – волчат, отрыгивая съеденную пищу. Так случилось, что роль кормильца взял на себя человек.

А теперь и его не стало.

Страх за жизнь потомства был сильнее голода. Волчица заскулила. Видимо, придется оставить выводок и самой отправиться на поиски пищи. Она поднялась, стряхнув волчат на пол, и с усилием поволокла за собой безжизненные задние лапы. Ею двигал материнский инстинкт.

Волчица добралась до потухшего костра у основания расселины, когда дуновение ветра, проникшее в пещеру, окатило ее волной запахов, среди которых был запах человека, а еще – сырого мяса.

Протиснувшись через расселину, человек заметил волчицу, опирающуюся на передние ноги, и испуганно вскрикнул. Волчица встрепенулась и зарычала, осознав собственную беспомощность. Человек и зверь смотрели друг на друга, не смея пошевелиться.

– Я принес мяса. Оленину.

Голос человека дрожал. От него исходил сильный запах страха, однако волчица внезапно успокоилась. Ситуация была знакомой: испуганный, но решительный человек предлагает ей пищу.

Кормежка ассоциировалась у волчицы с логовищем, поэтому она как можно проворней перебралась обратно через камни. Почуяв мать, волчата оживленно запищали, а она с облегчением улеглась и принялась ждать.

Человек разжег костер, затем перебрался через камни и протянул волчице кость с аппетитным куском мяса. Волчица осторожно взяла кость из его руки.

– Жаль, что не я убил этого оленя, – проговорил человек. – Я не могу охотиться в одиночку.

Волчица жадно хрустела костью.

– А где твоя стая? Почему ты здесь совсем одна? Впрочем, я не знаю, как волки выхаживают потомство. Никогда не видел новорожденных волчат. Может, у вас так принято – уходить от всех. Мне пришлось бы худо, если бы сюда вдруг явились твои собратья.

И это было ей знакомо. Люди, которые иногда ее кормили, тоже издавали негромкие монотонные звуки.

– Странно. Ты так спокойно принимаешь пищу из моих рук… – Человеческий голос стал мягче. – Никогда не слыхал, чтобы волк так себя вел. Наверное, это все твое увечье. А что ты думаешь про меня? Кто я такой и почему живу в пещере вместе с волком, а не с себе подобными? Как так вышло?

Человек горестно вздохнул.

– Хотя мы с тобой пока еще живы, никто не в силах пережить зиму в одиночку. Зимой меня ждут одиночество и голодная смерть.

И он снова вздохнул.

– Что делать с тобой, я тоже не знаю. Может, ты скоро умрешь. Раны у тебя чистые, но внутри тебя что-то сломалось, да и задние лапы тебя не держат. Никогда не ел волчьего мяса. А твои щенки? Что будет, если я оставлю им жизнь?

Волчица расправилась с костью и, насытившись, уложила морду на лапы.

– Говорят, стая волков может разорвать живого человека. Они впиваются в него зубами, а он вопит во всю мочь, не в силах вырваться.

Наступило молчание. Волчица облизнулась, смакуя вкус оленины.

– Я не хочу такого конца. Если я сейчас попытаюсь забрать у тебя волчат, ты из последних сил на меня кинешься… Не понимаю, почему ты здесь. Почему я здесь. И не знаю, что делать дальше.

 

3

Год первый

Его звали Сайлекс, Сайлекс из племени Волколюдей, и сегодня ему выпала честь идти к волкам с подношением. Он искал стаю, которой с давних пор поклонялся его народ. Однако стая как сквозь землю провалилась, и теперь Сайлекс шел по следу трех молодых, незнакомых ему волков. Он следовал за ними, потому что они были молоды и, может, не столь опасны, как матерые волки. Члены знакомой ему стаи безбоязненно подпускали к себе людей и принимали от них мясо, хотя запросто могли разодрать человека.

Сайлексу шел шестнадцатый год, и он впервые отправился к волкам с подношением. Обычно волков кормил отец Сайлекса, вожак Волколюдей, однако несколько дней назад он сломал ногу, оступившись на камнях, да так неудачно, что кость вышла наружу. Рана загноилась, кожа вокруг нее раскраснелась и горела. Обязанность кормить волков перешла к Сайлексу.

Хотя идти по следу молодых волков было несложно, юноше никак не удавалось их нагнать. На влажной земле виднелись следы когтистых волчьих лап и парные оттиски копыт. К югу, ниже по течению ручья, среди неглубоких пещер, лежало летнее поселение людей, называвших себя Сородичами. Волколюди жили на другом берегу ручья. На севере простиралась ничейная земля, дикая глушь.

В одной руке Сайлекс держал копье, а другой придерживал подношение: оленью лопатку, висевшую на перевязи из оленьей шкуры. Кусок был тяжелым, и радостное волнение, охватившее юношу, когда члены племени торжественно проводили его в путь, померкло: как и прочие соплеменники, Сайлекс предпочитал ходьбе бег, а тяжелый кусок стеснял движения.

Ручей уходил вправо, огибая груду валунов, а слева раскинулась зеленая лужайка, освещенная ярким летним солнцем, – уютное, безопасное место, где Сайлекс, будь он сейчас на охоте, расположился бы на ночлег. Юноше стало не по себе. Куда-то заведут его волки?

Три молодых волка впервые оставили стаю и отправились на охоту. Почуяв в отдалении запах пасущегося стада, волки бежали легко и свободно, как будто ноги сами несли их вперед.

Запах добычи не усиливался, и молодая волчица внезапно перешла на шаг, почувствовав, что из-за своей самонадеянности они выбились из сил.

До сих пор жизнь была к ним благосклонна. Они знали бескормицу, но никогда не стояли перед лицом голодной смерти и потому были достаточно сильны, чтобы преследовать добычу, не сбавляя хода. Матерые волки не пошли бы по такому слабому следу – они были куда благоразумней.

Когда волчица остановилась, ее спутники тоже замедлили бег. Волчица была на целую голову выше обоих своих собратьев, крупнее в груди и массивней в бедрах. Она верховодила в их детских играх, и теперь волки отважились покинуть стаю только потому, что волчица повела их за собой. Высунув языки, они подбежали к ней и принюхались.

Волчица повела носом по ветру. Теперь, прервав утомительный бег сквозь пахучие травы, она унюхала в воздухе что-то новое, холодное и беспощадное. Волчице еще только предстояло пережить все, что обещал этот запах, предстояло пережить зиму; сейчас, среди покачивающихся на ветру летних трав, запах ни о чем ей не говорил.

Крепкая и сильная волчица, не знавшая страха, направилась в ту сторону, откуда веяло прохладой, обещавшей что-то новое и неизведанное. Спутники последовали за ней, выстроившись в том порядке, который они определили для себя на время охоты.

Вскоре ландшафт изменился. Редкие деревья совсем исчезли, мягкий травяной покров поредел. Мощные лапы с хлюпаньем ступали по мокрой земле. В низинах стояла темная вода, над которой вились черные тучи насекомых. На пути попался прозрачный холодный ручей, затем еще один и еще. Волки с наслаждением припадали к воде, восполняя силы.

Внезапно в воздухе прокатилась теплая волна знакомых запахов, и волки дружно замерли. Где-то там, впереди, паслись лоси.

Переполняемая ликованием, волчица ринулась вперед. Ее порыв передался остальным. Следуя друг за другом, они преодолели подъем и наткнулись на стадо лосей, но смешались, не зная, как быть дальше. Животных было слишком много, и неопытные волки не могли определить границы стада. Встревоженные лоси шарахнулись в стороны, и волки, озадаченные их беспорядочным движением и внушительными рогами, никак не могли выбрать жертву. Раздосадованные, они принялись ходить кругами, щелкая зубами и отскакивая от наставленных на них грозных рогов.

И вдруг волчица расслышала жалобный плач лосенка, отбившегося от стада, и побежала туда, откуда доносилось блеянье. Лосенок метнулся в сторону, и началась погоня. Однако волки выбились из сил и совершили ошибку, пустившись вслед за лосенком вместо того, чтобы отрезать его от стада.

Ничто в их короткой жизни не подготовило волков к дальнейшему повороту событий. Они выбежали на что-то белое и скользкое. Хотя стояло лето, землю покрывал толстый ледовый щит, и волки пришли в замешательство.

Лосенок в панике не обратил внимания на странную перемену под копытами. Он чуял близость воды и инстинктивно бежал к ней, намереваясь спастись вплавь. Сломя голову он кинулся вперед, не видя, что оледенелая земля уходит под уклон и резко обрывается на горизонте. Когда он осознал свою ошибку и разглядел, что ледник заканчивается обрывом, было уже поздно. Не в силах остановиться на скользком скате, он сорвался вниз, беспомощно растопырив ноги.

Волки в изумлении смотрели, как добыча пропала из виду за краем ледника. Ни один из них не пожелал спуститься вниз и поглядеть, что же произошло. Тяжело дыша, они остановились, тычась носами, словно ища друг у друга поддержки.

А потом вновь принялись нюхать воздух, ловя запахи. Наконец, они учуяли свежее мясо и отправились на разведку.

Лосенок рухнул вниз, на скалы, сломав себе позвоночник. От мелких брызг ледяной воды, летящих вниз, он окоченел и почти не чувствовал боли. Наоборот, его охватило облегчение – ведь ему удалось оторваться от волков. Вокруг простирался странный, невиданный прежде пейзаж. Обездвиженный лосенок безразлично взирал на ледяной покров и с удивлением обнаружил рядом с собой тело молодой лосихи, наполовину вмерзшее в лед. Значит, и другие животные попали сюда тем же путем.

Лосенок, будучи стадным животным, почувствовал умиротворение в присутствии другого лося. Боль утихла, волки пропали из виду; стало тепло, клонило в сон. Никогда прежде ему не было так спокойно.

* * *

Сайлекс ахнул. После трех дней поисков троица волков сама вышла ему навстречу. Их разделяли всего каких-то пятьдесят шагов.

У Сайлекса пересохло во рту. Прерывисто дыша, он потянулся к перевязи на плече, высвобождая оленью лопатку. Волки, как ни в чем не бывало, подошли ближе, плутовато на него посматривая. Этот зверь не представлял опасности. К тому же он один. Неопытность, а также дразнящий запах крови и мяса, исходивший от зверя, заставил волков забыть об осторожности.

Они не умели окружать и оттеснять жертву. Вместо этого они сбились в кучу на тропе, словно встретили соплеменников, а не добычу. До человека оставалось не более десяти шагов, когда их самоуверенность вдруг испарилась: они заметили нацеленное на них острие копья.

– Это был удачный год. Вы привели нас к местам хорошей охоты, – дрогнувшим голосом приветствовал зверей Сайлекс. – Вскоре лето отойдет, и мы последуем за вами через снега, туда, где зимуют стада. Благодарим вас.

Волки и ухом не повели. Они принюхивались и переступали с лапы на лапу, собираясь с духом, чтобы напасть, напряженно выжидали, влекомые запахом крови, текущей в жилах человека. Сайлекс хотел бросить им мясо и бежать без оглядки, но отступать не годилось. Если он сбежит, подношение не состоится.

Громадных размеров волчица смотрела ему прямо в глаза. Это было не в манере волков: как правило, взгляд у них беглый и расчетливый, без малейших признаков заинтересованности. На темно-серой шерсти, покрывавшей лоб, выделялось белое пятно в виде человеческой ладони.

Не сводя глаз с человека, волчица шагнула вперед. Сайлекс понял, что должен предложить подношение именно ей. Может, встав на колени, смиренно молить о принятии дара?.. Не решившись, юноша просто опустил оленью лопатку на землю.

Волки шарахнулись назад, но волчица, не сходя с места, спокойно потянулась к куску мяса, перед этим в последний раз смерив Сайлекса взглядом.

Волки, не обращая на него внимания, жадно накинулись на оленину. Не сводя с них глаз, Сайлекс отошел назад, затем повернулся и, опьяненный удачей, побежал.

Он расскажет отцу об огромной волчице, о том, как она приняла подношение. Разумеется, это знак! Теперь волки и впредь будут покровительствовать его племени! Ходили легенды, что те, кто идут по волчьему следу, сами становятся волками, тогда как трусов ждет участь добычи. Сайлекс не был трусом.

Нутром почувствовав опасность, юноша обернулся, и колени у него подкосились.

Позади, шагах в пятидесяти, бежали волки. Они трусили легкой рысцой и могли без устали преследовать его еще очень, очень долго. Волколюди бегали куда быстрее людей из других племен, но все-таки до волков им было далеко. Хищники настигнут его и разорвут в клочья.

Впереди показалась приветливая зеленая лужайка, по одну сторону которой бежала речушка, а по другую беспорядочно громоздились тяжелые валуны, вросшие в землю. От ужаса Сайлекс едва не падал с ног и так ослабел, что готов был по-детски расплакаться.

На что он надеялся? Ему не уйти. Броситься в речку? На мелководье не спастись.

Хорошо. Он встретит их здесь.

Протиснувшись между двумя округлыми валунами, Сайлекс вышел к отвесному каменному склону. Теперь волкам его не окружить – им придется по одному миновать узкий проход. Вот только использовать копье против священных животных нельзя – запрещено. Если волки решат напасть, смерти не миновать.

Может, давным-давно он и сам был волком, но воспоминание об этом стерлось из памяти. Сайлекс плохо представлял себе, что с ним произойдет после смерти; он только надеялся, что расправа будет быстрой, и если он и вернется в этот мир, то в облике благородного зверя, а не в лосиной шкуре.

Волки кружили у валунов, принюхиваясь и поскуливая от нетерпения. Самцы, осмелев от удачного преследования, подошли вплотную к проходу.

Сайлекс бросил копье на землю.

– Предаю себя вашей воле, – дрожащим голосом произнес он. – Я готов к смерти.

 

4

Волки видели добычу, жмущуюся к камням, и жаждали вонзить в нее зубы. Запах оленьей крови, исходящий от человека, распалял их все сильнее, однако инстинкт подсказывал: загнанный зверь может быть смертельно опасен. Впрочем, странный зверь, несмотря на размеры, покорно ожидал своей участи. Почему он не бежит, не кричит, не защищается? Волки фыркали от досады.

В отличие от своих спутников, волчица сомневалась, что укрывшееся за камнями существо – подходящая добыча. Что-то отличало его от других. Да и мясо оленя досталось волкам именно из его рук.

Донесся звук. Волчица резко обернулась и прислушалась, дергая ушами. Выкрик – там, ниже по течению.

– Идем же, Урс, – раздался звонкий девичий голос.

На миг волки застыли в нерешительности, но, когда из-за пригорка показались молодой мужчина и девушка, они неслышно скрылись из виду.

– Вот мы и здесь! – воскликнула девушка.

Из своего укрытия Сайлекс хорошо видел ее большие выразительные глаза. На вид ей было около шестнадцати. Больше всего Сайлекса поразили волосы девушки, переплетенные хитрым образом. Женщины его народа не носили таких причесок.

Мужчина выглядел на несколько лет старше девушки и был выше ее. Более того, он был выше всех людей, которых знал Сайлекс. У него была черная густая борода, в отличие от Сайлекса, щеки которого покрывала редкая поросль.

Короткая набедренная повязка Сайлекса не стесняла движений и была сработана из лисьих шкур: Волколюди, как и волки, охотились на лис, однако, в отличие от своих покровителей, не разрывали зверьков на мелкие кусочки, а аккуратно снимали с них шкуру. Незнакомцы же носили одеяния из выделанной кожи длиной чуть ли не до колен и с разрезами по бокам.

Сайлекс поспешил броситься на землю и притаиться за камнями. Сородичи не отваживались заходить так далеко вверх по течению. Из какого же племени незнакомцы? Орда? Если они из Орды, ему грозит опасность. Впрочем, хотя дикари из Орды и разгуливают, где им вздумается, они не ходят по двое, а их женщины всегда остаются в долине у реки.

Сайлекс потянулся к копью. Если они из Орды, придется их убить.

– И как тебе удалось найти такое место? – притворно-суровым тоном поинтересовался мужчина, которого звали Урс.

– Я его не искала: оно ведь не терялось, – пошутила Калли, подставив лицо солнцу.

– Калли Умбра! – с укоризной покачал головой мужчина, назвав девушку ее полным именем. Сородичи считали, что стоят выше других людей, и не в последнюю очередь потому, что их традиции наречения имен были весьма незаурядными. Когда ребенку исполнялось три года, самая старая женщина в роду складывала о нем легенду, с которой ребенок вступал во взрослую жизнь. Легенда заканчивалась пространным наречением, после чего ребенку давали имя, отражающее суть легенды. Полное имя Калли – Калли Умбра – означало «та, чьи мысли окутаны мглой и туманом». Так нарекла Калли ее бабушка, с намеком на известную всему племени прихотливость суждений девочки.

– Тебе нельзя сюда заходить. То есть нам нельзя сюда заходить, – выговаривал девушке Урс. – Это дикие земли.

Легенда об Урсе гласила, что мальчик развивался быстрее своих ровесников, в росте не уступая мальчикам постарше, и однажды станет таким же крупным и сильным, как пещерный медведь. Урс действительно был долговязый, но ему не помешало бы нарастить немного мяса. Хотя его полное имя было Урсус Колоссус, все звали парня просто Урс.

– Я ослушалась запрета, – добродушно согласилась Калли. – Теперь твоя очередь.

– Я нарушил запрет уже тем, что пришел сюда, – огрызнулся Урс, но игривая улыбка, свойственная каждому мужчине, когда он любезничает с женщиной, не сходила с его лица.

– Я про другой запрет. – Лукаво поигрывая глазами, Калли шагнула к Урсу.

– Какой? – хрипло переспросил Урс. В его голосе не осталось и следа от прежней игривости.

Сайлекс напряженно думал. Выпрыгнув из укрытия, он, пожалуй, застигнет незнакомцев врасплох и успеет добраться до ручья. Однако мужчина, судя по всему, охотник… Лучше подождать, покуда они сами не уйдут отсюда.

Если, конечно, его не обнаружат. Тогда укрытие, надежно защищавшее от волков, окажется ловушкой. Значит, выпрыгнуть из укрытия и вонзить копье охотнику в спину? Женщина наверняка сразу же убежит, и преследовать ее Сайлекс не собирался. Он прицелился в точку между лопатками охотника – нанесенная туда рана будет смертельной.

– Не хочешь сказать мне то, чего не следует говорить? – вкрадчивым шепотом спросила Калли.

Урс смотрел на нее во все глаза. Его руки шевельнулись, словно готовились обвить стан девушки.

– Нет? – шаловливо спросила Калли. – Значит, я ошиблась.

Танцующей походкой она отошла в сторону, но Урс пошел за ней следом.

– Ты преследуешь меня, большой медведь? – шутливо возмутилась Калли.

– Калли, я…

Должно быть, Урс не раз проговаривал про себя слова, что готовы были сорваться с его губ, однако не осмеливался произнести их вслух.

– Хочу. Я хочу сказать, что люблю тебя.

Калли в восторге всплеснула руками.

– Урс! И я люблю тебя. Почему ты раньше молчал?

Урс не ответил. Калли протянула к нему руки, и они поцеловались, стоя под яркими лучами солнца.

Вряд ли они из Орды, решил Сайлекс. Те ведут себя совсем иначе. Должно быть, это Сородичи. А нарушенный запрет, о котором шла речь, – это запрет покидать территорию племени.

Волколюди избегали Сородичей, опасаясь, как бы встреча не переросла в стычку. Может, напасть на мужчину, пока он, ничего не подозревая, обнимает девушку?

Волк сидел бы и выжидал, решил Сайлекс. И он стал выжидать.

– Что с нами будет, Урс? – спросила Калли.

– Не знаю, – ответил Урс, покачав головой.

– Это не ответ! – возразила Калли.

– Совет женщин…

– Нет! – перебила его Калли.

Урс раздраженно вздохнул.

– Совет женщин решает, кому и на ком жениться, – обреченно вымолвил он.

– Да, конечно, – нетерпеливо согласилась Калли. – Но родители могут договориться между собой и вынести свое решение на суд женщин. Моя мать замолвит за меня слово. Что ей сказать?

– Моя мать давно умерла, и за меня решит совет женщин, – ответил Урс. – Женщины выберут мне жену.

Калли окинула его оценивающим взглядом.

– Ты смелый. Ты не боишься женщин, – помолчав, сказала она.

– Конечно, не боюсь, – огрызнулся Урс.

Его реакция позабавила Калли.

– Тогда скажи, что мы всегда будем вместе. Всегда.

Урс слегка расслабил плечи, словно после мощного броска, когда копье уже в полете и остается лишь следить за его траекторией.

– Мы всегда будем вместе, – послушно повторил он.

– Мы поженимся, – сказала Калли.

– Ох, Калли…

– Урс, я ждала этого всю жизнь! Пообещай мне.

– Если Альби узнает, что мы связали себя обещанием, она ни перед чем не остановится, чтобы разлучить нас.

Калли задумалась.

– Хоть Альби и Старейшина, не ей решать за всех. Это она должна исполнять волю совета, а не наоборот.

– Я заметил обратное, – сухо бросил Урс.

Калли сжала кулаки.

– И вообще, при чем тут совет? Если мужчина и женщина хотят стать мужем и женой, это их личное дело!

– Глупости говоришь.

– Почему совет женщин вмешивается в нашу жизнь? Когда я стану Старейшиной, каждая сможет сама выбирать себе мужа.

– Когда ты станешь Старейшиной? – со смехом повторил Урс.

– Я не шучу, – взвилась Калли.

– Не сомневаюсь.

– Тогда скажи. Скажи, что мы поженимся, – потребовала Калли.

– Ох, Калли…

– Пожалуйста, Урс!

Урс с любовью посмотрел на девушку и нежно улыбнулся.

– Хорошо. Мы поженимся, Калли. Я люблю тебя.

Звук поцелуя. Сайлексу уже надоело прятаться.

– Урс?

– Что?

– Ты знаешь, что делают мужчина и женщина, когда остаются наедине?

Урс оторопел, затем отстранился и заглянул Калли в глаза. Та лукаво сощурилась.

– Конечно, знаю, – ответил он.

– Неужели? Ты, наверное, бывал у вдов? – нараспев спросила Калли.

– Что? Нет, не бывал.

– Ну, тогда ладно. Просто ты ответил с таким знанием дела…

– Я не ребенок, Калли. Я охотник. Я ношу копье.

– И умеешь обращаться со своим копьем? – шепнула Калли.

Сайлекс поморщился: просто поразительно, что два человека могут так долго толковать ни о чем. Уж лучше погибнуть в стычке, чем сидеть здесь и выслушивать их болтовню.

– Умею, – ответил Урс.

– Еще бы. – Рука Калли скользнула под набедренную повязку Урса.

– Калли, – простонал он.

– Так чем, говоришь, они занимаются, охотник? И разве для этого не подходит мягкая, согретая солнцем трава?

Скуку Сайлекса как рукой сняло. Урс и Калли, тяжело дыша, сбросили одежды. Вскоре, к большому удивлению Сайлекса, они улеглись на траве лицом к лицу, и их тела сплелись воедино. Волколюди подражали любовным повадкам волков, и то, что сейчас происходило перед глазами у Сайлекса, казалось ему противоестественным.

Через некоторое время он решил, что пора бежать: незнакомцам не до него.

Сайлекс выскочил из-за валунов и бросился бежать. Урс закричал и кинулся в погоню. Проворный быстроногий Сайлекс пустился во всю прыть, петляя из стороны в сторону.

 

5

Раздосадованная Калли подобрала одежду и принялась дожидаться, когда вернется Урс. Все шло так, как она себе и представляла, и тут нежданно-негаданно из-под земли вынырнул какой-то человек, и Урс в одно мгновение преобразился. Только что он был ее любовником – и вот уже несется за кем-то с копьем…

Вскоре Урс вернулся, и Калли вздохнула с облегчением – цел и невредим. Увидав, что Калли сидит на земле и спокойно его поджидает, вместо того чтобы, распростершись на мягкой траве, изнемогать от желания, Урс состроил разочарованную гримасу.

– Это был один из Робких? – спросила Калли. – Никогда их не видела.

Урс покачал головой и подошел к девушке. Калли с удовольствием обласкала взглядом его обнаженное стройное тело.

– Нет, человек. Робкие крупнее и выглядят иначе. Мне не хватает слов, чтобы описать.

– Он, наверно, страшно перепугался, когда увидел, что ты бросился за ним во всеоружии, – сказала Калли, многозначительно опустив взгляд.

Урс покраснел и поднял с земли свою набедренную повязку.

– Хотя, как погляжу, ты спешишь спрятать свое копье, – продолжила Калли.

– Он бежал очень быстро. Быстрее, чем любой из Сородичей. Я почти попал в него. Промахнулся на самую малость.

– Значит, сегодня твое оружие настигло только одну жертву, – заключила Калли.

– Ты слишком умная для меня, Калли Умбра, – смеясь, ответил Урс.

Мужчина считает меня умной, изумилась про себя Калли.

Одевшись, Урс и Калли вышли на тропу, ведущую к летнему поселению. Урс молчал. Не оттого ли, думала с надеждой Калли, от чего ей самой было не до разговоров: воспоминание о том, что произошло на поляне, не оставляло места для пустой болтовни.

Они шли медленно, сплетя пальцы. На усеянном камнями участке тропы они разжали руки, чтобы лучше удерживать равновесие. По счастью, они держались в стороне друг от друга, словно чужие, когда за поворотом им повстречался Пэллок. Пэллок, невысокий и коренастый, был на год старше Урса.

– Нашли что-нибудь? – Держа копье наготове, он застыл у кроличьей норы, однако всех кроликов, обитавших там, перебили еще прошлым летом, и, сколько Сородичи ни дежурили, кролики не показывались.

– Еще бы! – весело откликнулась Калли. – Нам здорово повезло!

Урс обернулся и оторопело взглянул на девушку, дивясь ее дерзкой выходке.

– И что нашли? – спросил Пэллок, подозрительно переводя взгляд с Калли на Урса.

– Ничего мы не нашли, – сознался Урс, зыркнув на Калли.

Пэллок фыркнул.

– Ведете себя как дети.

Его слова пришлись Урсу не по нраву.

– Я не ребенок. Я охотник. Копейщик, – негромко возразил он.

Пэллок разительно отличался от остальных Сородичей. Почти все его соплеменники были смуглые и кареглазые, тогда как он был светловолос, а глаза цвета янтаря становились почти прозрачными в ярком свете солнца. Калли поняла, что он злится, еще до того, как он заговорил.

– А я старший копейщик, – мрачно ответствовал Пэллок. Он взглянул на Калли и покраснел: она с любопытством разглядывала его руки, казавшиеся летом почти безволосыми. – Однажды я стану старшим ловчим и тогда все припомню тем, кто оскорблял меня.

Калли не желала больше находиться рядом с Пэллоком.

– Пойду, помогу женщинам готовить ужин, – заявила она.

– Ступай, – небрежно бросил Пэллок. – Старший ловчий велел мужчинам охотиться рядом с лагерем. Урс останется и поможет мне.

– Мне не следует идти одной, да еще так далеко, – с укоризной сказала Калли.

Бледное лицо Пэллока скривилось от раздражения.

– Она права, – заметил Урс.

– Тогда ступайте оба. От вас толку все равно не будет.

На скулах Урса вздулись желваки, однако, когда Калли легонько коснулась его, проходя мимо, он, ни слова не говоря, последовал за ней. Вскоре они отошли на достаточное расстояние, и Пэллок уже не мог их слышать.

– Спасибо, – тихо произнесла Калли.

– Ты права. Женщине не следует ходить одной, особенно так далеко.

– Нет, спасибо за то, что ты ушел. Что не стал продолжать разговор.

– Тоже мне, разговор, – буркнул Урс. – Пэллок никогда никого не слушает, только говорит. Какой с ним может быть разговор.

– Ты считаешь, это правда? Что он однажды станет старшим ловчим? – спросила Калли.

– Нам не нужен старший ловчий. Харди – лучший ловчий из всех.

– Не сейчас. Когда-нибудь потом. Ведь старший копейщик рано или поздно становится старшим ловчим?

– Наверное, да.

– Ты должен стать ловчим, – торжественно заявила Калли.

Урс улыбнулся краешком губ, и Калли почувствовала прилив нежности. Его улыбка означала, что Урс и сам втайне мечтал об этом.

– Что бы ты сделал, будь ты ловчим? – не унималась Калли.

Урс впился в девушку взглядом.

– Я бы снова выслал следопытов. Чтобы разыскивали зверей и вели к ним охотников.

– Не понимаю. Почему ты говоришь «снова»?

Урс помрачнел.

– Помнишь следопытов, что пропали два лета назад? Их схватила Орда. Теперь Харди боится высылать следопытов. Мы охотимся гурьбой, держась вместе. Только когда нам удается ранить зверя, Харди отправляет людей вперед, чтобы те настигли и добили подранка. Но и им запрещено разбредаться.

– Разумно, – одобрительно кивнула Калли. – Если где-то рядом бродит Орда, нельзя рисковать.

– Ты указываешь мне, как надо вести охоту? – нахмурил брови Урс.

– Конечно, нет, Урс, – примирительно сказала Калли. Она видела Урса насквозь и, разумеется, заметила его возмущение. – Тебе виднее. Просто я боюсь Орды.

– Охота нынче не ладится. Надо высылать следопытов.

– А другие охотники с тобой согласны?

– Некоторые. Но Харди считает, что рисковать нельзя.

– Совет женщин тоже терзают разногласия, – немного помолчав, сказала Калли. – Все презирают Альби. Мы только и ждем повода, чтобы избрать новую Старейшину.

– Правда? – Урс остановился и уставился на Калли. – Тогда это меняет дело.

– Не понимаю, что ты имеешь в виду, – медленно проговорила Калли.

– Придумай, как заставить совет избавиться от Альби и выбрать на ее место кого-то другого, кто одобрит наш брак.

Урс сказал это с таким воодушевлением, что Калли захотелось его обнять.

– Мужчинам легко говорить, каждый из вас вправе выносить предложения на совет охотников.

– Решает все равно старший ловчий, – напомнил Урс.

– И все-таки каждый может высказать свое мнение, не опасаясь наказания. На совете женщин открыто не говорят. Задача Альби – приводить нас к согласию, однако чаще всего она никому не дает и слова сказать. Женщины устали от Альби и хотят избавиться от нее, но это еще не значит, что ее вытурят. У нас, женщин, все не так, как у вас, охотников. Ты не знаешь Альби, – грустно закончила Калли.

– Чего он не знает? – раздался позади громкий голос.

Вздрогнув, они обернулись: перед ними, уперев руки в бедра, стояла Альби.

Год девятнадцатый

Волчица открыла глаза и подозрительно покосилась на человека. Он медленно подбирался ближе, опасливо на нее поглядывая. Насыщенный земляной запах его ладоней смешивался с дразнящим ароматом свежего мяса, лежавшего в котомке. Человек остановился в одном шаге от волчицы. Она могла бы прыгнуть и перегрызть ему глотку. Инстинкт повелевал ей расправиться с чужаком и защитить волчат. Волчица оскалила зубы, и человек, шумно вдохнув, застыл на месте.

Однако вскоре тревога волчицы улетучилась. Когда человек придвинулся еще ближе, она не шелохнулась и лишь сонно наблюдала, как он открывает и закрывает рот, издавая непонятные звуки.

– Грязь целебная. Мы мажем ею раны, чтобы не гноились. Мне надо к тебе прикоснуться. Больно не будет. Это для твоего блага и для блага твоих щенков.

Волчица со вздохом опустила морду на лапы, утомленная борьбой с инстинктом, восстававшим против желания довериться человеку, который ее кормил.

Он раскрыл котомку, и в воздухе запахло мясом.

– Попробую…

На пол сбоку от волчицы шлепнулся кусок мяса, и она жадно слизнула его языком.

Когда ее шкуры коснулась рука человека, волчица глухо зарычала. Щенки забеспокоились. На разодранный бок легло что-то влажное и прохладное, и рядом упал еще один кусок мяса.

Волчица обернулась и опять зарычала, на этот раз предостерегающе.

– Еще немного.

Она ощерилась и, изогнув шею, щелкнула зубами. Человек отпрянул.

– Ладно, ладно, – промямлил он.

Волчица подобралась, готовясь броситься на человека и разорвать его. Но когда на пол шлепнулся еще один кусок мяса, она осознала четкую связь между едой и присутствием человека. Она отвернулась, подхватила зубами угощение и проглотила его.

* * *

Волколюди вели кочевой образ жизни; волки приводили их в места, богатые дичью. Однако, как у волков было место сбора и совместных игр, так и Волколюди возвращались в одни и те же края вдоль берегов реки, где их дети были в безопасности.

Сайлекс бежал почти всю дорогу, не останавливаясь и не расслабляя мышц спины, словно ожидал, что копье Сородича вот-вот вонзится ему меж лопаток. И только почуяв дым костров своего племени, юноша вздохнул свободнее.

В лагере царила гнетущая атмосфера. Вместо приветствия люди мрачно кивали друг другу.

– Твой отец хочет тебя видеть, – шепнул Сайлексу друг детства Бракх.

– Ему лучше?

Бракх отрицательно мотнул головой. Как и прочие северные племена, Волколюди были смуглы, а их черные волосы лоснились на солнце благодаря соку растений, который использовался для укладки. Что отличало Волколюдей от других племен, так это их гибкое телосложение и жилистые ноги, поскольку даже во время прогулок Волколюди бегали, а не ходили.

Отец Сайлекса лежал у костра; по его лбу градом катился пот. Почти полностью обнаженный, за исключением лисьей шкуры, наброшенной на бедра, он задыхался. Сломанная лодыжка правой ноги почернела, к паху от нее тянулись черно-красные полосы.

– Отец?

Отсутствующий взгляд старика сфокусировался на сыне.

– Сайлекс. Ты вернулся…

– Я совершил подношение. Волчица глядела на меня в упор. Огромная. У нее на лбу отметина в виде ладони.

Старик закряхтел.

– Наверное, это знак. Боюсь, я не оправлюсь от болезни. Меня бросает то в жар, то в холод.

– Ты лежишь слишком близко к огню. Поэтому тебе жарко.

Отец метнул на него свирепый взгляд, и Сайлекс отвел глаза.

– Не надо врать. Мне от этого не легче. Мы оба знаем, что со мной.

– Да, отец.

– Я рад, что ты вернулся. Дуро соберет племя у главного костра. Я оглашу свою волю, и племя должно повиноваться.

– Конечно, отец, – пробормотал Сайлекс, страшась того, что грядет.

– Слушай. Когда я умру, ты станешь вожаком и возьмешь в жены Ови. У вас будут крепкие дети. Так заведено у наших покровителей: пара вожаков производит на свет самое сильное потомство. Значит, один из ваших сыновей, мой внук, однажды станет во главе племени.

Сайлекс глубоко вдохнул.

– Отец. Я не люблю Ови. Я люблю Фиа и хочу взять ее в жены.

Из последних сил старик приподнялся.

– Нет. Ты сделаешь, как я сказал, – властно проговорил он. – Скажи спасибо, что тебе вообще достанется жена. Одно время в племени рождались только мальчики. Правда, теперь начали появляться и девочки, но у нас все равно слишком много мужчин и слишком мало женщин. – Старик задумчиво посмотрел на сына. – А я-то радовался, что у нас много охотников… Тебе предстоит исправить положение. Может быть, придется захватить женщин из другого племени.

Сайлекс был потрясен его словами.

– Мы ведь не Орда, отец! Мы не похищаем людей.

– Что ж, привыкай к обязанностям вожака. – Старик жестом велел Сайлексу помочь ему встать и, опираясь на плечо сына, проковылял к главному костру. Сайлекс огляделся, ища глазами Фиа, однако его взгляд наткнулся на Ови. Она стояла у костра, уныло глядя на танцующие языки пламени.

– Мы – Волколюди, – начал отец Сайлекса, когда собравшиеся обратили на него почтительные взоры. – Мы живем по законам волчьей стаи. Мы не ходим, как прочие племена, – мы бегаем. В легкости ног нам нет равных. И мы следуем за вожаком. Так правильно. Так должно быть. – Он закашлялся. – Рана на ноге отравляет меня. Долго я не протяну. Когда я умру, вас поведет мой сын, Сайлекс. – Старик с вызовом посмотрел вокруг, но не встретил возражений. – Он возьмет в жены Ови.

Сайлекс поднял глаза и встретился взглядом с Ови. Полнотелая, с миловидным лицом, на котором застыло мрачное выражение, она была на три года старше Сайлекса.

– У них родятся крепкие дети. – С этими словами старик, утратив последние силы, тяжело привалился к сыну.

Все молчали. Никто не посмел бросить вызов вожаку, даже те из мужчин, кому не понравилось, что их поставили под начало шестнадцатилетнего юнца. Даже Ови, которая, очевидно, не догадывалась о планах отца выдать ее замуж. Даже Сайлекс, который любил другую девушку, Фиа, но которому теперь придется брать в жены Ови.

Свою сестру.

 

6

Дети Сородичей боялись Альби. Для женщины она была слишком крепкого сложения, с такими же водянисто-голубыми глазами, что и у своего сына, Пэллока. Альби прожила больше трех десятков лет, о чем свидетельствовало ее обветренное, покрытое пятнами лицо. Когда ее муж погиб на охоте, она перестала завязывать волосы в узел; длинные слипшиеся космы подернулись сединой, что придавало Старейшине еще более дикий вид.

Альби повсюду ходила с увесистой палкой и в разговоре ударяла ею об землю для придания большего веса своим словам. Вот и сейчас Альби опиралась на палку и, подозрительно щуря водянистые глаза, гневно взирала на Калли и Урса.

– Ты сказала «не знаешь Альби». Чего это он обо мне не знает? – допытывалась Альби.

Калли ничем не выдала своих истинных чувств, в отличие от Урса, у которого все отразилось на лице: и тайное свидание, и запретные клятвы, и дерзкие мнения насчет брачных обычаев.

– Урс считает, что твой сын, старший копейщик, слишком суров с ним, – выпалила Калли, не зная, чем еще объяснить виноватое выражение лица Урса. – Он просил меня поговорить с тобой, чтобы ты повлияла на сына. А я ответила, что ты не вмешиваешься в вопросы охоты.

– Это верно, – усмехнулась Альби. – При чем тут я? Должно быть, Пэллок суров с тобой потому, что ты – трусливый мальчонка, хоть и долговяз.

От ярости у Урса дрогнули губы. Калли обернулась к нему, встав спиной к Альби, и умоляюще промолвила:

– Вот тебе ответ. Лучше поговори с Харди.

Девушка закусила губу, наблюдая, как Урс молча сносит оскорбление. Их глаза встретились, и на сердце у Калли потеплело. Урс все понял.

– Мне пора. Скоро нам на охоту, – сухо проронил он.

– Да уж, поторопись, – с издевкой улыбнулась Альби.

Когда Урс ушел, Калли с облегчением вздохнула.

– Калли Умбра, – обратилась к девушке Альби. – Вы говорили о другом. Меня не обманешь.

– Не понимаю, о чем ты толкуешь, Старейшина, – пожала плечами Калли.

– Не дерзи мне, девчонка из мглы и сумрака!

– Прости, женщина, бледней которой не сыскать, – с деланой серьезностью ответила Калли, назвав Альби ее полным именем. Они посмотрели друг другу в глаза, и Альби первой отвела взгляд.

* * *

В то лето Сородичи жили впроголодь. Харди, старший ловчий, собирал мужчин на охоту чаще обычного. С того дня, как Урс и Калли спугнули человека, прятавшегося за камнями в их укромном месте, им не удавалось побыть вдвоем. У девушки буквально ломило руки от желания обнять любимого.

Вернувшись с охоты, мужчины остались на мужской стороне стойбища. Урс в кругу других охотников сидел на корточках у костра, повернувшись спиной к Калли. Девушка не сводила с него глаз в надежде снова испытать сладостный трепет, охватывавший ее всякий раз, когда их взгляды пересекались. Однако Урс не оборачивался.

В стойбище один за другим зажигались костры, но готовить было нечего. В голодное время Сородичи объединяли свои скудные запасы, и перед Калли и ее матерью, Коко, вставала нелегкая задача накормить все племя.

Коко отправилась на поиски съедобных кореньев. Тем временем Калли взяла бревно с выдолбленным в нем углублением, налила туда воды, добавила трав и принялась тщательно обирать мясо с небольшой птицы, зажаренной на углях. Эта птичка да еще парочка освежеванных кроликов – вот и весь ужин. А ведь его еще предстояло разделить между членами племени, которое насчитывало более сорока человек. Среди всех северных племен Сородичи были самыми многочисленными.

Калли предстояло обобрать с костей кроличье мясо, а затем растолочь косточки и добавить в похлебку. Разумеется, первыми за еду примутся охотники, значит, женщины и дети сегодня уснут голодными.

К костру, возле которого хлопотала Калли, подошла Рене, ведя за собой четырех трехлетних малышей. С недавних пор Рене, подражая Калли, стала дерзко заплетать волосы в косу. Рене было девятнадцать лет, на целых три года больше, чем Калли, но ростом она ей значительно уступала. Рене осталась сиротой и подчинялась совету женщин, многие из которых не одобряли ее замысловатую прическу.

– Чем занимается Калли? – спросила Рене.

– Готовит кушать! – хором закричали дети.

Рене и Калли улыбнулись друг другу. Все женщины их племени любили возиться с малышами, однако Рене занималась детьми с особенным удовольствием.

– Хорошо. А теперь покажите мне, где у вас мужская рука, правая? – обратилась к детям Рене.

Произошло легкое замешательство, потом Калли, стоявшая позади Рене, подняла правую руку, и малыши один за другим последовали ее примеру.

– Правильно, – похвалила Рене. Она указала на правую сторону лагеря, где под навесами из шкур спали холостые мужчины, а вокруг костра собирались охотники и обсуждали свои дела. – Вот это мужская половина. Детям можно туда заходить?

– Нет! – хором закричали малыши. Они знали, что им запрещается ходить на мужскую сторону, но все равно бегали туда к своим отцам и будут продолжать бегать, пока не подрастут.

– А теперь покажите, где у вас женская рука, левая, – велела Рене. Калли в шутку снова подняла правую руку. Малыши рассмеялись и подняли левую ручку. – Верно, молодцы, – снова похвалила их Рене.

На женской стороне лагеря дети могли разгуливать свободно. Вход туда был заказан только мужчинам.

Рене повела руками вокруг себя. За ее спиной возвышался скалистый холм, в котором темнели неглубокие пещеры, а перед ней простиралась общая территория, занятая жилищами, – шалашами из костей мамонтов, покрытых звериными шкурами. В отличие от женской и мужской сторон лагеря, занимавших небольшую площадь, общая земля тянулась от холмов до самого ручья. Здесь свободно расхаживали все члены племени, стараясь держаться подальше от чужих жилищ.

– А здесь общая земля для всех Сородичей, – провозгласила Рене. – Отсюда и до ручья. Можно детям переходить ручей? А уходить вверх или вниз по течению?

– Нет, – в один голос безрадостно воскликнули дети. Они хорошо знали, что покидать территорию лагеря запрещено: где-то там рыскала Орда.

К костру подошла Белла, а Рене и дети отправились дальше обходить лагерь.

– И все? Только два кролика? – спросила Белла, скептически взглянув на освежеванные тушки.

В обязанности Беллы входило добывать и поддерживать огонь – не самая трудная задача, если учесть, что общинный костер никогда не гас, а хворост для него собирали подростки; от Беллы требовалось добывать огонь только лишь тогда, когда племя переходило с места на место.

В свои шестнадцать лет Белла была редкой красавицей. В ее легенде говорилось о невиданной красоте, а полное имя – «та, чей прекрасный облик дарует счастье» – как нельзя лучше подходило девушке с чистой гладкой кожей, сверкающими темными глазами и правильными чертами лица. Густые черные волосы Беллы свободно рассыпались по плечам. Летом Белла, как и ее подруга Калли, стала девушкой на выданье, и подруги не могли об этом наговориться.

– Надеюсь, охота будет успешной, – сказала Калли. – Кого взял с собой Харди?

Считалось, что Белла лучше других женщин разбирается в охотничьих делах, поскольку у нее было пятеро братьев. Но Калли очень хотелось услышать имя Урса.

Белла, сведя брови и высунув от усердия кончик языка, пыталась двумя палочками достать из костра раскаленный камень.

– Альби идет, – прошипела она.

Калли, напустив на себя сосредоточенный вид, тут же склонилась над разложенными перед нею припасами.

– Это что такое? – грозно вопросила Альби. Она сунула грязный палец в суп и, облизав его, поморщилась. – И вы собрались кормить этим мужчин!.. Нужно больше трав. Ступайте, принесите еще.

Калли с Беллой переглянулись.

– Но моя мать уже пошла за…

– Какое мне дело до твоей матери! Я говорю, ступайте за травой. – Альби тяжело стукнула палкой о землю. – Или вы вздумали мне перечить? Нет? Тогда вперед.

Калли отошла от костра и оглянулась: Альби, скрестив руки на груди, сурово следила за девушками.

– Меня уже тошнит от травы, – буркнула Белла. – Куда подевались все олени? Почему в этом году так плохо с охотой?

– И почему Альби прогнала нас от костра? – вслух удивилась Калли.

* * *

На следующий день после встречи с человеком волчица и два ее поджарых спутника вернулись в стаю. Навстречу им, неуклюже переваливаясь и натыкаясь друг на друга, выбежали четверо волчат, родившихся весной. Они окружили волчицу и принялись требовательно лизать ее морду. Волчица срыгнула съеденное мясо, полученное от человека, и с одобрением глядела, как едят щенки. Ее влажный нос ткнулся в одного из них, и в ответ на ласку малыш игриво вцепился в ее ухо остренькими зубками.

Чувство, которое овладело волчицей при виде чужих щенков, нельзя было назвать любовью, – скорее, гордостью за возложенный на нее долг. Стая росла и крепла. Здоровые, упитанные волчата были залогом долгой жизни стаи.

Волчица вспомнила о человеке, бросившем ей мясо. Кроме страха она уловила в его лице что-то еще, странным образом притягательное. Волки делили всех живых существ на охотников и жертв. Последние дрались за свою жизнь с тупой суровостью – даже разъяренный лось, готовясь к схватке, смотрел холодно и упрямо из-под наставленных рогов. Волкам были неведомы другие эмоции, кроме враждебности или страха. Но в лице того человека читались такие сильные чувства, что волчица без труда ощутила их, хотя распознать не могла. Когда человек бросил ей шмат оленины, волчица испытала примерно то же, что и сейчас, когда она сама предлагала еду волчатам.

Человек проявлял заботу.

Невдалеке показалась мать щенков – главная самка стаи. Про себя волчица называла доминантную самку Гарь – называла, конечно, не словом: то было смутное представление, сложившееся из вкусов и запахов. В прошлом году, когда главная самка срыгивала частично переваренное мясо для недавно родившихся волчицы и ее братьев, от него исходил тот же запах дыма, что и от людей. Должно быть, мясо, которое съела Гарь и потом срыгнула для волчат, было жареным – запах от него не выветривался еще очень долго.

Гарь шла прямо на волчицу, не спуская с нее глаз, и это настораживало стаю. Волчица понимала, что ей положено склонить голову перед главной самкой, но что-то ее удерживало. Она стояла, не шевелясь, слегка вздернув хвост. Гарь подошла к ней и обнюхала. Волчице грозило суровое наказание за дерзость, однако она не поддавалась страху. Гарь с вызовом ткнулась мордой в ее плечо.

Волчица, будто только сейчас вспомнив о своей молодости и неопытности, съежилась и поджала хвост, коснувшись его кончиком брюха. Быстро заморгав, она лизнула Гарь в нос.

Суровый пристальный взгляд и глухое рычание – вот чем отделалась волчица на этот раз. Однако вся стая наблюдала за ее дерзкой выходкой. Да, волчица была молода и неопытна, но еще она была здорова, полна сил и крупна – даже крупнее вожака стаи.

Стая чувствовала – назревает схватка.

 

7

Коко, скрестив руки на груди, вышла навстречу девушкам, несущим полные охапки свежей травы.

– Где вас носило? – напустилась она на них.

Во многих отношениях Коко и Калли – мать и дочь – были похожи. Обе высокие, с крепкими ногами и ягодицами, которые притягивали взгляды мужчин, особенно летом, когда женщины надевали короткие одежды. И хотя ни мать, ни дочь не могли сравниться по красоте с Беллой, они считались весьма привлекательными среди Сородичей. Глаза их обычно смотрели приветливо и с усмешкой, но сейчас Белла даже сделала шаг назад, съежившись под суровым взглядом Коко.

– Мы…

– Смотрите!

Коко вскинула палец в сторону камней, на которых лежали тушки кроликов. Калли и Белла в испуге переглянулись. Из двух тушек осталась только одна.

Белла посмотрела на небо, надеясь разглядеть птицу, похитившую часть их припасов, но Калли знала: ни одна птица не подлетит так близко к костру. Это дело рук человека. Одного из Сородичей.

– Сейчас голод. Нельзя оставлять припасы без присмотра! – выбранила девушек Коко.

Белла тихонько всхлипнула. Коко не обратила на нее внимания – она не сводила глаз с Калли, ожидая объяснений.

Калли же глядела прямо поверх плеча матери. К ним, опираясь на палку, приближалась Альби.

– Что тут такое? – требовательно спросила она.

Коко нехотя объяснила, что пропала одна из двух тушек кролика.

– Надо было спрятать их под камнями! – напустилась Альби на девушек, грозя им пальцем. – Теперь нам вовсе нечего есть!

Белла чуть не расплакалась, но Калли молчала. Она не сводила глаз с Альби – губы и подбородок старухи жирно блестели.

* * *

Сайлекс бежал впереди группы из пятерых охотников. Они трусили вслед за волчьей стаей, держась справа от нее. Охотники не знали, куда направляется стая, они видели только, что животные бежали один за другим, как обычно, когда выслеживали дичь.

Люди тоже бежали гуськом, подражая своим покровителям. Дуро, высокий мощный мужчина на несколько лет старше Сайлекса, вырвался вперед и поравнялся с предводителем.

– Так, значит, берешь в жены Ови, – тяжело дыша, бросил Дуро.

Сайлекс бросил на него косой взгляд. Вечно хмурый Дуро и теперь глядел на него исподлобья. Мощные надбровные дуги, нависшие над темными глазами, придавали ему сходство с Робкими – крупными, но пугливыми человекоподобными существами, которые пускались наутек при виде Волколюдей. Взгляды двух мужчин встретились, и Сайлекс понял, что Дуро в еще более дурном настроении, чем обычно.

– Так пожелал мой отец перед смертью, – ровным тоном ответил Сайлекс. Несколько дней назад Волколюди похоронили старого вождя, уложив рядом с телом наконечники копий и медвежий зуб. После этого Дуро стал вести себя вызывающе, и Сайлекс догадывался, почему.

– Твой отец умер.

Сайлекс прибавил ходу, однако Дуро не отставал. Сайлекс гордился своим умением бежать, чуть касаясь земли, подобно волку. Дуро ступал куда тяжелей.

– Ови – пышная женщина. Широкие бедра. Большие груди. У нее будет много детей, – пропыхтел на бегу Дуро.

Внезапно Сайлекс подал знак остановиться. Охотники встали как вкопанные, и только Дуро, застигнутый врасплох, пробежал еще несколько шагов и сконфуженно вернулся к остальным.

– Мы упустили стаю из виду, – пояснил Сайлекс окружившим его охотникам, велел им разбиться на пары и отправиться на поиски стаи. Он остался наедине с Дуро. – Так о чем ты говорил?

– У Ови широкая кость. Как у меня. И она выше других женщин. – Дуро уперся руками в бедра. Он запыхался, тщетно пытаясь не подавать виду.

– Это так.

– У нее большие груди.

– Кажется, для тебя это очень важно, – мягко заметил Сайлекс.

Дуро оскалился.

– Я выше тебя и сильнее.

– Отец сделал вожаком меня, и я совершаю подношения нашим покровителям.

– Твой отец умер.

– Ты уже это говорил.

– Ты мальчишка, вот что. Волки дерутся за самую крупную самку, – не унимался Дуро.

Сайлекс вздохнул.

– Помнишь слова моего отца? Мы не всегда и не во всем должны походить на волков. Разве ты стал бы срыгивать еду для своих детей?

– Твой отец… – презрительно начал Дуро.

– Мертв, – прервал его Сайлекс. – Я помню.

Охотники, посланные на розыски, вернулись. Им не удалось найти след волчьей стаи – Сайлекс понял это по выражению их лиц, зато двое юношей видели кое-что другое.

– Сородичи. – Один из юношей махнул рукой в сторону некрутого взгорья. – Охотники.

Сайлекс задумался. Как правило, Сородичи охотились большими группами, численность которых превосходила отряд Волколюдей в несколько раз.

– Ну что? – насмешливо бросил Дуро. – Бросимся наутек? Или покажем Сородичам, как мы расправляемся с теми, кто без спросу заходит на наш берег?

Охотники, ошеломленные такой наглостью, в изумлении уставились на Дуро, однако Сайлекс, пропустив оскорбление мимо ушей, придал лицу задумчивое выражение.

– Нет, мы поступим иначе, – наконец промолвил он. – Мы поступим, как волки: проследим за ними, пока охотимся.

И, не дожидаясь одобрения остальных, Сайлекс направился в ту сторону, куда, по его мнению, ушла волчья стая.

– Когда я стану вождем племени, – прошипел Дуро, – я убью всякого, кто осмелится зайти на нашу землю!

* * *

Охота была удачной, и в воздухе разлился сладкий, дурманящий аромат крови. На земле валялись изглоданные останки двух молодых лосей. Вокруг резвились и играли с волчатами сытые волки, время от времени соприкасаясь друг с другом носами.

Гарь, главная самка, куда-то подевалась: из-за густого духа свежей крови ее запах был едва уловим. Возможно, именно этим объяснялось веселое оживление, охватившее стаю: в отсутствие Гари, чья враждебность росла с каждым днем, волки чувствовали себя непринужденнее.

Гарь уже не раз ни с того ни с сего набрасывалась на волчицу, но та безропотно сносила обиды. Ради порядка в стае. Смирение, которое она выказывала, действовало на других волков успокаивающе.

Волки один за другим свернулись клубочком, чтобы вздремнуть на сытый желудок, и волчица отправилась на поиски своих товарищей, с которыми теперь была неразлучна. Она бежала по густолесью, перебираясь через мокрые от дождя буреломы. И как раз изящно перемахнула через ствол поваленного дерева, когда на нее набросилась Гарь, полоснув клыками по груди.

Главная самка ударила подло, исподтишка, укрывшись с подветренной стороны поваленного дерева и зорко следя за приближением молодой соперницы. Волчица взметнулась на задние лапы, и самки с устрашающим рычанием сцепились в клубок. В давно назревавшей краткой, но ожесточенной схватке за превосходство решалась их дальнейшая судьба.

Внезапно молодая волчица опустилась на все четыре лапы и бросилась наутек. Эту схватку она проиграла. Волчица была крупней и сильнее, чем Гарь, но ей недоставало опыта, и, кроме того, она была слишком юна, чтобы возглавить стаю в паре с вожаком.

Она знала, что в будущем ей суждено дать потомство, что ее сильные, крупные щенки будут нужны стае. Поэтому Гарь и накинулась на нее – она защищала себя, свое потомство и свое доминирующее положение. Несмотря на горячее желание вернуться в стаю, волчица удалялась все дальше и дальше. Она чувствовала, что должна оставить тот уклад жизни, который взрастил ее – ради блага остальных. Так распорядилась судьба.

Не в состоянии предусматривать трудности, волчица, тем не менее, чувствовала сильное беспокойство, словно над ней нависла опасность. Требовалось как можно скорее раздобыть пищу, – не потому, что ей грозил голод – она только что поела, – а потому, что была малоопытна и одинока.

Волчица подбежала напиться к ручью. Запахи стаи, оставшейся далеко позади, унесло ветром, а скорой добычей в воздухе не пахло. Безотчетно желая сохранить силы, волчица шагнула в прохладную тень и, примяв вокруг себя траву, улеглась на послеполуденный отдых.

Однако долго спать ей не пришлось: почуяв знакомый запах, она вскинула голову и выжидающе вгляделась вперед.

Из-за деревьев вышли оба ее собрата, решившие разделить с ней свою судьбу.

 

8

Пустой суп, съеденный Сородичами два дня назад, не мог утолить голода, и охотничий отряд, все двадцать мужчин, спешно отправился на равнину в поисках добычи. Охотники надсадно дышали, особенно те, кто останавливались и разминали сведенные судорогой ноги, а потом нагоняли товарищей.

Харди, старший ловчий, охотился в этих местах уже много лет и не помнил такого голода. Несколько лет назад они вернулись бы с охоты в тот же день, волоча туши убитых оленей или лосей. Теперь же им придется перейти на другой берег реки, где жили Волколюди. Впрочем, Харди не опасался возможной стычки: копья Сородичей наверняка отпугнут противников, которые, как и Робкие, не отличались отвагой.

Харди бежал, слегка покачиваясь из стороны в сторону и прихрамывая на левую ногу. Нога беспокоила его всю жизнь, но Харди никому и словом не обмолвился. От быстрого бега колено болело так, будто в сустав с каждым шагом вонзался наконечник копья, однако Харди не сбавлял ходу. Племя голодает, и старший ловчий обязан добыть еду. Его легенда рассказывала о крепком, сильном мужчине, неутомимом охотнике, и он скорее умрет, чем ее опровергнет.

Справа от Харди легким пружинящим шагом бежал Урс, Вент – Авентус, или «тот, кто быстрей и крепче ветра», – держался с левого боку. Выносливость Урса поражала: он мог бежать часами и после этого уверенной рукой метнуть копье, попав точно в цель. Немного позади тяжело бежал Пэллок, изо всех сил стараясь не отставать.

Громкое пыхтение Пэллока раздражало Харди. Неужели этот дурак не понимает, что всем тяжело и все устали?

Харди сделал знак, что хочет остаться с Урсом один на один.

– В чем дело? – негромко спросил Харди. – Ты сегодня целый день вздыхаешь, как женщина.

Урс виновато развел руками.

– Мы могли бы выслать вперед следопытов, чтобы скорей найти добычу, – ответил он, стараясь говорить как можно почтительней.

– Нет, – отрезал Харди.

– Они могли бы исследовать…

– Нет, я сказал, – повторил ловчий.

Урс разочарованно промолчал.

После полудня охотники едва не падали с ног от усталости. Старший ловчий, часто устраивая привалы, вывел отряд назад к реке, чтобы люди напились и отдохнули. Стоило Урсу остановиться, как у него начиналось головокружение, а ноги дрожали и подкашивались. Охотники перешли на шаг: Харди вывел их на открытое пространство, где они разбрелись веером и теперь ступали осторожнее, прислушиваясь к шорохам, – на равнине они были куда более уязвимы для хищников, чем в лесу. Охотники то отдалялись от реки, то возвращались к ней, прочесывая высокие травы на земле Волколюдей.

Сородичи спугнули стадо оленей, и животные заметались в панике, подняв облака пыли. Охотники, ломая строй, с криками ринулись вперед.

Урс не отставал от других, краем глаза наблюдая за Харди. Старший ловчий, дожидаясь, когда суматоха уляжется, не отводил взгляда от здорового самца, бегущего по правому краю. Беспорядочное бегство спасало оленей от четвероногих хищников: уходя от нападения в одном направлении, молодые и слабые животные непременно отбились бы от стада, но при хаотичном метании из стороны в сторону отрезать от стада больных и слабых было сложней, и хищники зачастую налетали на смертоносные рога взрослых оленей.

Другое дело люди. Их не удавалось сбить с толку, и самец, бежавший по правому краю, представлял собой отличную цель для старшего ловчего. Урс метнул копье вслед за Харди. Ему повезло больше: копье глубоко вонзилось в переднюю ногу животного, тогда как копье ловчего всего лишь оцарапало круп.

Охотники ранили еще одного оленя и бросились за ним, чтобы добить. Урс кинулся следом за остальными, но Харди жестом остановил его.

– Жди здесь, – велел он.

Урс подчинился, хотя ему не терпелось присоединиться к погоне за подранком. Харди, замерев, пристально всматривался в простирающуюся перед ним равнину.

Пэллок, в числе прочих помчавшийся за раненым оленем, обернулся. С удивлением обнаружив, что Урс и старший ловчий неподвижно стоят на прежнем месте, он растерялся и замедлил бег. Затем, решив, что старший копейщик обязан быть рядом с ловчим, повернул назад, с трудом переводя дыхание.

– Почему ты… – начал он, обращаясь к Харди, однако тот резким жестом оборвал его на полуслове.

Они собрали копья, второпях брошенные охотниками, и двинулись в путь.

Идти пришлось добрых полдня. Пэллок, встретившись глазами с Урсом, с облегчением заметил, что тот, как и сам Пэллок, теряется в догадках. Кустарники поредели, и Харди подал знак двигаться медленно и бесшумно.

Добыча Сородичей попала в лапы молодого льва, который, урча, лакомился ею, не замечая приближения людей. Еще полуживой олень лежал на боку, закатив глаза, подернутые предсмертной поволокой.

Харди велел охотникам пригнуться к земле.

– Лев не даст себя окружить, – зашептал он. – Я нападу спереди. Ты, Урс, ударишь справа. Ты, копейщик, – слева. Ни звука, пока не услышите мой крик. Копья не бросать! Надо пронзить его, если спугнуть не удастся. Если сбежит, то становимся плечом к плечу, держим копья наготове и ждем остальных. – Харди, сощурившись, глянул на солнце. – Ждать нельзя, иначе эта тварь сожрет нашу добычу.

Мужчины кивнули друг другу. Пэллок с удовлетворением отметил перепуганный взгляд Урса; впрочем, старший копейщик и сам был в ужасе. Слыханное ли дело – напасть на льва! Страшные окровавленные челюсти с силой разрывали оленьи кишки. Молодой лев был крупней и длиннее взрослого мужчины. Вздумай он отстоять добычу, один взмах его когтистой лапы распорет смельчаку живот.

Зря они это затеяли!.. Пэллок раскрыл рот, повернувшись к Харди. Надо еще раз все обсудить!

– Ладно, – бросил Харди. – Вперед.

Мужчины выпрямились во весь рост, и лев повернул к ним огромную косматую голову.

* * *

Среди Сородичей ходила поговорка, что лицо Харди вытесано из камня. Глубокий шрам под левым глазом действительно походил на след от резца, а невозмутимый нрав ловчего в тяжелые дни сдерживал распри между обозленными охотниками. Однако это не означало, что старший ловчий не знал страха.

Харди с ужасом следил, как чудовищные клыки кромсают подбитого Сородичами оленя. Он может умереть сегодня, сейчас – ведь рядом с ним только Урс и Пэллок. Тем не менее страх как никогда обострил все чувства: ноги надежно стояли на земле, рука крепко сжимала древко, словно собиралась его переломить. Сородичам нужна еда. Это наш олень!

Харди помчался прямо на льва.

Урс замешкался. Если им и впрямь предстоит схватиться со львом, нельзя действовать с наскока. Он чуть не вскричал: «Подождите!», но спохватился: старший ловчий со всех ног понесся на хищника, а он, Урс, отстал. Урс пробежал шагов двадцать вперед и взял вправо, прикидывая, с какого расстояния напасть на льва, который даже не глядел в его сторону: злобный взгляд его глаз был прикован к Харди.

До льва оставалось каких-нибудь сто шагов. Урс быстро поравнялся с ловчим и, взглянув влево, туда, где должен был находиться Пэллок, опешил: старший копейщик сильно отстал.

Лев припал передними лапами к земле и оскалил зубы. Его зрачки почернели. Он не собирался отступать перед людьми. Харди понял: схватка неизбежна.

Он вскинул копье и закричал, всем сердцем ненавидя эту лютую тварь.

Хищник понесся на ловчего, вскочил на задние лапы и оцарапал ему грудь в тот самый момент, когда копье Харди, пролетев мимо, уткнулось в оленью тушу. Харди пошатнулся. Урс, бежавший в двадцати шагах позади него, припустил быстрей. Его глаза округлились, когда лев сомкнул челюсти вокруг головы Харди. Раздался треск разрываемой кожи.

Урс заорал не своим голосом, опустил копье и с разбегу вогнал его льву в шею, всем весом налегая на древко. От столкновения Урса бросило на землю. Из раны на шее животного фонтаном захлестала кровь. Взревев от боли, лев отпустил Харди и дернулся в сторону, вырвав древко из рук Урса. Хищник с воем изгибался, пытаясь зубами дотянуться до древка и выдернуть его из шеи. Урс наклонился за копьем Харди, воткнувшимся в оленью тушу, и, когда лев прыгнул в его сторону, метнул копье. Оно вошло прямо между ребер, каменный наконечник проткнул сердце, и мертвый лев рухнул у ног охотника.

На миг воцарилась полная тишина, только кровь бешено стучала в висках Урса. Вдруг раздался неясный шум. Урс вскинул голову: вдали на пригорке сгрудились охотники, Сородичи, размахивали руками и что-то ликующе ему кричали. Не умолкая, они сбежали вниз. Урс опустился на колени, чувствуя, как к горлу подступает тошнота.

Пэллок добрался до места сражения одновременно с остальными. Все хотели обнять Урса, похлопать его по спине; никто и не посмотрел в сторону Пэллока, старшего копейщика. Пэллок, тяжело дыша, стоял посреди шумной толпы, словно невидимка, и раздосадованно кривил рот.

Два брата Беллы склонились над Харди, который громко стонал, не разлепляя глаз. Страшная рана на его голове сочилась ярко-красной кровью.

* * *

Волчица и ее спутники голодали седьмой день. В поисках пищи они забрели далеко в глубь равнины, куда никогда еще не отваживались заходить, и чувствовали себя незащищенными на открытом пространстве. Охота по-прежнему не складывалась.

Ища друг у друга поддержки, они соприкасались носами, измазанными в грязи: весь день напролет волки безрезультатно разрывали кроличьи норы, привлеченные запахом зверьков. Добыча, в жилах которой текла горячая кровь, затаилась глубоко под землей и не показывалась. Волки без устали работали лапами, но все напрасно. Волчица чувствовала, как ослабели ее спутники. Даже в том, как они дышали, сквозило изнеможение.

Солнце высоко стояло в небе, воздух был сух и неподвижен. Внезапно волчица замерла и дернула ноздрями. Ее спутники завиляли хвостами и подбежали ближе, обнюхивая друг друга. Лось. Где-то там, впереди.

Подхлестываемые голодом, волки стремглав бросились вверх по склону холма. С той стороны у подножия мирно паслось целое стадо лосей.

Волки просчитались: взрослые лоси, разомлевшие от жары, мигом очнулись, как только заметили приближение хищников. Пока самки и детеныши в панике метались по кругу, самцы сомкнули ряды, выставив смертоносные рога.

Волчица заскулила от досады. Стена оленьих рогов выглядела неприступной. Напрасно волки, оскалившись и припадая к земле, пытались найти брешь в их рядах: лоси держались бок о бок и, не поддаваясь панике, разом бросались на непрошеных гостей. Волки отпрянули и отбежали подальше. Стадо, укрывшееся за спинами грозных самцов, вновь принялось невозмутимо щипать траву, позабыв о нависшей опасности.

Молодым волкам доводилось охотиться вместе со стаей, однако им недоставало опыта, чтобы отогнать телка от матери или проскользнуть мимо ветвистых рогов взрослых самцов.

Будущим отцом своих щенков волчица считала более крупного из сопровождавших ее собратьев, хотя даже он уступал ей в размерах. Другой волк приходился волчице братом. Волки из одного помета нередко образовывали пары, просто Брат был слишком мал для нее. Волчица понимала, что придет время и она родит щенков от Спутника. Брат это чувствовал, однако не спешил отправляться на поиски другой самки – все они были еще слишком молоды.

Соблазнительный запах лосенка, укрывшегося за спинами грозных самцов, щекотал волкам ноздри. Охотничий инстинкт подсказывал им разделиться: волчица метнулась вправо, Спутник остался на месте, вертясь и щелкая зубами перед мордами взрослых лосей, отвлекая их внимание, а Брат ушел влево и скрылся в зарослях.

Огромный старый лось, мудрый и опытный, пристально следил за волчицей. Ее маневр не удался, и мощные рога едва не вскинули волчицу в воздух. Она увернулась и с негодующим рычанием отбежала в сторону.

Внезапно раздался надсадный скулеж. Брат попал в беду: огромный лось боднул неопытного волка в бок, и Брат, подволакивая лапу, ринулся наутек, не глядя на своих товарищей.

Поравнявшись с Братом, волчица увидела его истекающие кровью бока и переломанные ребра. Ослепленный болью, он бессознательно отправился на поиски стаи, под защиту соплеменников.

Спутник нагнал Волчицу; они остановились и соприкоснулись носами. Брат уходил все дальше и дальше, ни разу не обернувшись.

Лосиное стадо как ни в чем не бывало продолжало мирно пастись на склоне.

Изнуренная неудачной охотой, волчица растянулась в пыли. Спутник, ища у нее поддержки, свернулся рядом.

Они уснули с пониманием того, что им грозит голодная смерть.

 

9

Дрои, жена Харди, стояла на коленях перед распростертым на земле мужем. Она не отходила от него ни на шаг, смазывая целебной смесью его раны, как велела ей знахарка Софо.

Особенно тщательно Дрои ухаживала за ранами на голове, однако ей было ясно, что с мужем произошло непоправимое: стоило ему разлепить веки, как глаза начинали слезиться, и он почти всегда держал их закрытыми. Из уголка губ тонкой струей текла слюна, а когда Харди пытался что-то сказать, у него выходило какое-то невнятное бормотание, словно он держал себя пальцами за язык. Старая рана, рубец под левым глазом, давно беспокоившая Дрои, казалась сущим пустяком в сравнении со страшными царапинами по всему лицу.

– Муж, ты не спишь? – спросила Дрои. В ее легенде говорилось о густых и красивых длинных волосах, которые Дрои собирала в хвост на затылке и перехватывала кожаным шнурком, как остальные женщины ее возраста.

– Сплю, – прохрипел Харди, задвигав под веком левым глазом.

– Тебе больно?

Старший ловчий вздохнул. Каждый день один и тот же вопрос. Дрои задает его столько раз, сколько пальцев у нее на руках. Что ей сказать? Конечно, больно. Лев чуть не откусил ему голову.

– Все будет хорошо, – сказал он. – Оставь меня.

На Дрои упала тень. Она обернулась, и заботливое выражение слетело с ее лица.

– Отойди, – велела Альби.

Дрои со свистом набрала воздуха, однако встала, гордо вскинула голову и удалилась, не удостоив Старейшину взглядом.

Альби посмотрела ей вслед, затем присела на корточки возле Харди.

– Ты больше не сможешь охотиться, – сухо сказала Альби. – Ты почти ничего не видишь и не можешь бросить копье.

– Я уже лучше вижу, – прошамкал Харди.

– Что ты говоришь?

– Я стал лучше видеть.

– Ты говоришь так, будто отморозил себе язык и губы. Ничего не понятно.

Харди молчал.

– Значит, ты стал лучше видеть? Так, по-твоему? – Альби замахнулась, как для пощечины, и старший ловчий дернулся, когда увидел ее ладонь прямо перед глазами. – Врешь, ты ничего не видишь. Скоро придут холода. Мы умрем с голоду, если отправимся на зимнюю стоянку без ловчего.

Харди закряхтел.

– Ловчим должен стать мой сын, – продолжала Альби. – Он повел охотников на поиски добычи, и они вернулись с оленем.

– Пэллок…

– Да. Ты должен сделать его старшим ловчим. Ради меня.

Харди не отвечал. Его лицо окаменело от ярости.

– К кому ты идешь, когда ночь холодна, а постель твоей жены еще холодней? Кому ты нужен теперь, когда ты изувечен, когда твое лицо – кровавое месиво, а глаза слепы? Вы, мужчины, считаете, что вольны ходить по вдовам, когда вам вздумается, но теперь тебя никто не примет. Кроме меня.

Харди глубоко вздохнул.

– Значит, решено. – Альби протянула руку и отбросила волчьи шкуры, прикрывавшие старшего ловчего.

Харди обратил к ней свое страшное лицо. Его уродство не смущало Альби. Так даже лучше: теперь ему не к кому идти. Грубо схватив мужчину за бедро, она со смехом бросила:

– Я вижу, ниже пояса ты цел и невредим.

Год девятнадцатый

Мать-волчица открыла глаза. Щенки, плотно сбившись в кучу, лежали рядом: они насытились и уснули, пока мать нежно вылизывала их языком.

В пещеру вернулся человек: покряхтел, пролезая в расселину, и тяжело спрыгнул на землю.

Волчица вздохнула. Боль в боку утихла, однако любое движение причиняло жестокие страдания.

Человек принес пищи и воды. Теперь всякий раз, когда он появлялся в логове, волчицу охватывало теплое чувство. Щенки тоже ощущали присутствие человека, но их мать не выказывала беспокойства, а значит, и им нечего было волноваться. И хотя огонь, вспыхивающий поблизости, по-прежнему пугал, волчица научилась мириться и с этим. Сама она прокормиться не могла, а человек ее кормил.

Любовь, переполнявшая мать при виде сосущих молоко волчат, распространилась и на человека, который приносил ей мясо. Благодаря ему волчата были живы.

Желтые отблески пламени скользнули по стенам, и из-за выступа показалась голова человека. Волчица в нетерпении забила хвостом об землю, предвкушая, как вонзит зубы в мясо, запах которого щекотал ей ноздри.

– Что, проголодалась? – негромко спросил человек.

Волчица не чувствовала угрозы в бессмысленных звуках и, когда человек приблизился, еще пуще замахала хвостом и приподняла голову.

– Вот, держи. – С этими словами он протянул ей сочный шмат мяса. Волчица слизала его языком и проглотила почти не жуя, неотрывно следя, как человек вытаскивал все новые куски из кожаной котомки, лежащей у его ног. Некоторое время тишину пещеры нарушало лишь жадное чавканье волчицы и попискивание щенков. Наконец, когда ладонь человека опустела, волчица облизала его вымазанные в крови пальцы, а он ласково коснулся ее лба. В ответ волчица замахала хвостом и снова лизнула его ладонь, очень бережно, словно одного из своих щенков.

С того дня человек стал ее гладить, а она в ответ облизывала его ладони. Когда он впервые взял на руки одного из щенков, она настороженно следила за ним, однако руки человека хранили ее запах, и щенки не боялись, даже когда он подносил их к лицу и касался губами их шерстки.

– Славные малыши… Как же мне быть с вами, когда вы подрастете? – Его лишенный враждебности взгляд упал на волчицу. – Ты не умрешь, покуда не выкормишь волчат. Ты самоотверженная мать. Я не стану убивать их, пока ты не умрешь.

Теперь от волчат пахло человеком. Мать не стала их умывать. Запах человека действовал на нее умиротворяюще и оттого был приятен и волчатам.

Ее волчата живы. Они вырастут сильными и здоровыми и укрепят стаю.

И все это благодаря человеку.

Год первый

Калли сидела на берегу ручья, опустив ноги в воду. Дни стояли засушливые, и ручей обмелел, зато вода в нем прогрелась, чего не случалось раньше. Белла присела рядом с подругой и с плеском окунула ноги в ручей.

– Скоро мы отправимся на зимнюю стоянку, – сказала она, с удовольствием болтая ногами в воде.

Калли промолчала, глядя в безоблачное небо. В воздухе пахло летними травами и цветами, согретыми солнцем.

– Еще не скоро, – наконец ответила она, – хотя времени осталось не так уж и много.

– На зимней стоянке празднуют свадьбы, – продолжала Белла. Пожалуй, это было самое долгожданное событие, связанное с холодным временем года.

Калли зарделась. Она до сих пор не рассказала подруге про Урса.

– Как ты думаешь, почему Альби уже несколько зим подряд не назначала свадеб? Она нам завидует, потому что мы молоды? – Белла рассеянно провела рукой по своим блестящим волосам.

– Нет. Альби откладывает свадебный обряд для того же, для чего моя мать снимает жир с похлебки, – чтобы использовать его, когда потребуется.

Прекрасное лицо Беллы выражало полное непонимание. Калли вздохнула.

– Все девушки старше пятнадцати лет мечтают о муже. Альби это знает и нарочно откладывает свадебный обряд – чтобы прибрать нас к рукам. Никто из женщин не осмелится ей перечить.

– Значит, я и этой зимой не выйду замуж? – огорченно протянула Белла.

– Думаю, что для тебя, меня и Рене совет женщин точно выберет мужа. Поглядывай, приходит ли Альби пошушукаться с твоей матерью. Что до меня, то мне ни один из Сородичей не по сердцу, – соврала Калли.

Белла рассмеялась. Она видела подругу насквозь: во всем племени не нашлось бы девушки, которая не хотела бы вырваться из-под материнской опеки и завести семью.

– Белла! – раздался голос неподалеку.

Девушки, вздрогнув, обернулись. Адор, мать Беллы, чья легенда гласила о горячем любящем сердце, стремительным шагом приближалась к ручью. Лицо ее было непроницаемо.

– Белла. Немедленно иди сюда. У меня срочное дело.

* * *

Сайлекс оглядел сопровождавших его охотников и, повернувшись к своему лучшему другу Бракху, торжествующе улыбнулся. Олени, пасущиеся в двадцати шагах, насторожились, почуяв опасность, и сгрудились в кучу, гребя копытами о землю.

Сайлекс выпрямился. Пора.

Зажав в каждой руке по копью, охотники бросились наперерез оленям, прицеливаясь на бегу. Копья взлетели в воздух. Один олень упал как подкошенный, еще двоих ранило в бок, и они в смятении ускакали прочь.

Сайлекс кивнул, и охотники разделились на две группы по двое: один что было духу бежал за подранком, другой издалека следил за ним и берег силы, чтобы, когда животное повернет назад, прикончить его одним точным броском копья.

Сайлекс остался наедине с Дуро, который вот уже несколько дней хранил молчание, только бросал на него хмурые взгляды, как обиженный ребенок.

Вблизи Дуро казался еще крупнее и угрожающе нависал над Сайлексом, угрюмо сдвинув косматые брови, которые придавали лицу звериное выражение. Сайлекс копьем добил оленя и подавил вздох, чувствуя, как Дуро буравит его взглядом.

– Ты хочешь мне что-то сказать? – тихо проговорил Сайлекс.

– Покончим с этим раз и навсегда, – прохрипел Дуро. – Ови будет моей, а я стану вожаком. Твой отец потерял власть, еще когда заболел и впал в детство.

Сайлекс обернулся и поднял глаза на противника. Дуро перекосило от кипевшей в нем ярости. Он намеренно оскорбил память старого вождя, рассчитывая разозлить Сайлекса.

– Ты бросаешь мне вызов, друг мой Дуро? – спросил Сайлекс.

– Да!

В руке у Сайлекса, как и у Дуро, лежало копье. Встав лицом к лицу с противником, Сайлекс медленно приподнял древко, так что острый каменный наконечник коснулся живота Дуро. Тот мигом побледнел и застыл, боясь пошевельнуться.

– Ты, я уверен, знаешь, что тому, кто бросит вызов вожаку, грозит беспощадная расправа.

Дуро судорожно глотнул воздуха, уставившись на копье.

– Отец всегда говорил, что во главе стаи стоит не самый сильный, а самый умный волк, – продолжал Сайлекс. – Ты все равно хочешь почувствовать острие моего копья и узнать, кто из нас возглавит племя?

Нет, Дуро этого не хотелось.

– Я не подумал, что… – хрипло зашептал он и запнулся: наконечник прижался к его животу еще тесней.

– Верно, не подумал. Но разве мы хотим, чтобы Волколюди шли за тем, кто не думает?

Дуро облизал губы. Сайлекс опустил копье и развел руками.

– Если хочешь сместить меня, давай спросим мнения племени. Я не буду стоять у тебя на пути.

– А Ови? – спросил Дуро, к которому вернулся голос. – Я хочу быть вожаком, раз. И я хочу взять твою сестру в жены, два. И мне все равно, что говорил твой отец.

– Я должен чтить его волю.

– Но я хочу забрать твою сестру себе, – запротестовал Дуро.

Сайлекс окинул его долгим взглядом.

– Что ж, – произнес он, – это осложняет дело.

 

10

Озадаченная странным поведением Адор, Калли отправилась на поиски собственной матери и отыскала ее в зарослях тростника на заболоченном берегу выше по течению ручья. Волосы Коко были собраны на затылке и перехвачены безыскусным шнурком, как и у всех женщин ее поколения, тогда как ровесницы Калли предпочитали заплетать волосы в косу. Сгорбленная над тростником Коко то и дело смахивала с лица падающие на лоб пряди, выбившиеся из-под ослабшего узла, и выглядела постаревшей и изможденной.

Калли стояла на пороге больших перемен – она знала, что свадьба с Урсом перевернет всю ее жизнь, однако сейчас, увидев мать, ей захотелось снова быть маленькой и играть у ног Коко, пока та выкапывает съедобные коренья.

Коко ничего не знала о том, что происходит в лагере. Хуже того – она велела дочери помочь ей собирать коренья, и они целый день провели в трудах, тогда как в лагере разворачивались судьбоносные события. Калли чуть не плакала от досады.

Перед самым заходом солнца Калли и Коко, нагруженные кореньями, тщательно отмытыми в ручье, вернулись в лагерь. Белла, которая в беспокойстве расхаживала взад-вперед, наконец завидев подругу, метнулась к ней навстречу.

Как и следовало ожидать, Коко велела дочери отнести коренья к главному костру и засыпать их угольями и только потом позволила дочери отдохнуть. Белла тут же схватила подругу за руку и потащила за собой.

Они ушли на женскую сторону лагеря и укрылись в густой тени, куда не дотягивались отсветы костров.

– Что стряслось? Что-то с Альби? – зашептала Калли.

Белла чуть не прыгала от волнения.

– Альби? Да нет, что ей сделается-то, но она страшно злится.

– Злится?

– Ох, даже не знаю, с чего начать… Где ты была целый день?

Оттуда, где стояли они с Беллой, поселение было как на ладони. Охотники собрались на мужской стороне и, усевшись в круг, держали совет. Калли разглядела несколько лиц, однако большинство мужчин сидели спиной к ней. Солнце скрылось, и по лагерю пролегли длинные тени. Женщины, которые в этот час обычно помогали Коко хлопотать у главного костра, куда-то подевались, наверное, тоже уединились с подругами. Интересно, что все обсуждают?

– Маме помогала, – ответила Калли, не в силах скрыть досаду.

– Столько всего случилось!

– Не томи!

Белла хлопнула в ладоши.

– Харди созвал совет охотников.

Калли поняла, что ее ждет долгий рассказ: Белле нравилось находиться в центре внимания.

– Он сказал, что не может быть старшим ловчим. Плохо видит. Об этом все знали, – продолжила Белла. – Угадай, кто займет его место?

Калли наморщила лоб. Почему Белла так радуется? Ловчим стал один из ее братьев? Все они были крепкие, ловкие парни, но ни один из них, даже Марс, старший следопыт, не мог бы повести людей за собой, а ведь это качество, совершенно необходимое ловчему. Другой ее брат, Лукс, боялся темноты, хотя при свете дня был неутомимым охотником, как утверждала его легенда. Пятеро братьев Беллы всегда голосовали согласованно, но Калли не верилось, что они могли предложить на место ловчего кого-то из своих.

– Ну же, угадай, – настаивала Белла.

Калли взглянула на подругу, которую распирало от самодовольства, и с трудом сдержала приступ раздражения.

– Ну и кто же?

– Урс.

У Калли перехватило дыхание.

– Братья сказали, что он лучший из охотников. И отец так сказал. И Харди.

У Калли заколотилось сердце. Что это значит? Со старшим ловчим все считаются, даже если он молод, как Урс. Если Урс объявит, что намерен взять Калли в жены, разве Альби осмелится ему перечить? Конечно, подобные вопросы решал женский совет, однако вряд ли кто-нибудь станет возражать против брака Урса и Калли, уж точно не теперь, когда Урс сделался старшим ловчим.

– Чудесная новость, – выдохнула Калли.

– Еще бы! – выкрикнула Белла и закружилась на одном месте. Калли с теплотой смотрела на подругу. Ей всегда казалось, что Белла не слишком наблюдательна, однако не исключено, что они с Урсом вели себя не очень осторожно. Должно быть, Белла подумала о том же: теперь Альби не сможет разлучить Калли с Урсом.

И они поженятся.

– А сейчас самое главное! – нараспев произнесла Белла.

– Что? – Калли сморгнула, очнувшись от грез наяву.

– Самое главное, Калли, самая расчудесная, счастливая новость – для всех на свете: для неба, для реки, для всех Сородичей…

– Да не томи же, – взмолилась Калли, сбитая с толку.

Глаза Беллы ярко сверкали в спустившихся сумерках.

– Моя семья поддержала Урса, и теперь все решено!

– Что решено? – спросила Калли, и сердце у нее тревожно сжалось.

– Урс берет меня в жены!

* * *

В воздухе маняще запахло кровью, и волки застыли как завороженные. Долгое время они перебивались мышами-полевками и насекомыми, но теперь где-то там их ждала крупная добыча. Ослабевшие и мучимые голодом, они побежали на запах, не остановившись даже тогда, когда в воздухе повеяло опасностью, а ноздрей коснулся запах человека.

Вскоре потянуло дымом. Безрассудная погоня за добычей грозила обернуться несчастьем. Решимость Спутника пошла на убыль, он замедлил бег и теперь ступал мягче и осторожней. Запах добычи крепчал, но вместе с ним усиливались и запахи костра. Спутник обеспокоенно заскулил.

Когда запахи крови, костра и человека смешались и заполонили все вокруг, волки, наконец, остановились. Подобраться ближе и тем самым выдать себя людям волки не решались и держались на расстоянии, за деревьями. Острый нюх подсказывал, что впереди у костра сидят несколько человек. Спутник ткнулся носом в скулу волчицы. Они обнюхали друг друга и, покружившись, улеглись спать. Сосущая боль в желудке не позволяла волкам оставить мысли о добыче, однако сил для нападения у них не осталось.

Засыпая, волчица вспомнила о человеке, бросившем ей когда-то кусок мяса; она явственно различила его запах среди десятков других.

* * *

Калли поджидала Урса в их тайном месте, за каменными глыбами, где прежде так маняще колыхались мягкие густые травы. Теперь, в преддверье осени, они иссохли, пожелтели и больше не напоминали мягкий пышный покров, и все-таки, глядя на поляну, Калли не могла не думать об Урсе. Ей живо вспомнилось, как она ласкала его нагретую солнцем спину и как его борода приятно щекотала ей лицо.

Наконец появился Урс – высокий, статный, красивый. Калли показалось, что он ступает с невиданной прежде уверенностью. Как старший ловчий.

– Урс, – вполголоса позвала Калли, нехотя выдав всю глубину охватившей ее тоски.

Урс удивленно взглянул на нее, как будто они не перешептывались украдкой у главного костра, условливаясь о встрече. Впрочем, нет, решила Калли, вид у него, скорее, виноватый.

Больше всего Калли сейчас хотелось, чтобы Урс обнял ее. Она бросилась к нему и уткнулась лицом в его плечо.

– Урс, – чуть слышно проговорила она. – Что же нам делать?

Урс глубоко вздохнул и, обняв Калли за плечи, заглянул ей в глаза. Она плакала. Урс закусил губу.

– Не плачь. Прошу тебя.

– Что же произошло?

Урс покачал головой.

– Я всегда хотел стать старшим ловчим, но даже не мечтал, что это случится так скоро, – промямлил он, глядя вдаль.

– Урс!

Он вздрогнул и перевел взгляд на девушку.

– Для тебя это большая удача, – сказала Калли. – Правда. Когда я узнала, то решила, что теперь мы точно будем вместе, потому что совет женщин ловчему не указ. Ловчий сам волен выбрать себе жену.

Урс не отрывал от нее глаз.

– Поверь, Урс, это правда, – умоляюще повторила Калли. – Мы опасались, что Альби настроит совет женщин против нас. Но теперь ты – старший ловчий. Зимой мы сможем пожениться. Как мы и обещали друг другу.

– Но, – медленно начал Урс, – что скажут братья Беллы?

– Послушай меня, – спешно заговорила Калли. – Все считают, что старшим ловчим должен был стать ты. Все. Не только братья Беллы. Ты убил льва, который напал на Харди. На тебя надеется племя. Кто еще достоин этой чести? Не Пэллок же! Если ты объявишь, что любишь меня, никто слова поперек не скажет. Даже братья Беллы.

Лицо Калли осветилось надеждой.

– А что скажут женщины? – спросил Урс после минутного колебания.

– Если ты объявишь о своем выборе сегодня, сейчас, я поговорю с Альби. Я объясню ей, как навести порядок среди женщин, которые готовы взбунтоваться. Они поднимут крик и шум на совете, но при поддержке Альби мы с матерью их образумим. Поверь, они обожают вмешиваться в чужие дела, теперь всю зиму смогут сплетничать. У нас получится, Урс! Мы будем вместе!

Урс обалдело уставился на Калли.

– Похоже, ты все продумала, – произнес он не самым одобрительным тоном.

– Урс, ты любишь меня? – дрожащим голосом спросила Калли, страшась услышать ответ.

– Да, – твердо сказал Урс. – Я люблю тебя, Калли. Я никогда не смогу полюбить другую.

Калли облегченно выдохнула, уткнувшись ему в грудь, и с трепетом потянулась к нему губами. Вскоре их дыхание участилось, руки переплелись, и страсть захлестнула молодых людей с головой. Они уже много, много дней не встречались в своем укромном месте.

Руки Урса скользнули под тунику девушки и коснулись тугой груди. Калли застонала и подалась навстречу Урсу, желая отдаться ему прямо сейчас, без оглядки. Дрожащими пальцами она стягивала с него набедренную повязку. Когда ей, наконец, это удалось, у нее перехватило дыхание: Урс был готов овладеть ею. Сгорая от желания и не в силах ни о чем думать, Калли опустилась на траву, увлекая за собой Урса. Все произошло стремительно. Калли вся отдалась удовольствию, охватившему ее изнутри, и, когда Урс вскрикнул и задрожал, крепко обхватила его руками. Так и должно быть, подумала Калли. Она любила Урса и хотела быть с ним, как жена хочет быть с мужем.

Калли поглаживала его крепкие мускулы, его стройную спину. Их страсть, подумала Калли, похожа на молнию, а их наслаждение друг другом – на гром: чем ярче вспышка молнии, тем короче и оглушительней раскаты грома, от которых по коже бегут мурашки.

Они распростерлись на траве, едва переводя дыхание. Калли склонилась над Урсом и поцеловала его. Урс смотрел в никуда, как одурманенный.

– Невероятно, – вымолвила Калли. – Я хочу, чтобы это повторялось снова и снова.

– Да, – выдохнул Урс.

– Со мной никогда не было ничего подобного, Урс.

– Я чувствую себя слабым и сильным одновременно.

– Я тоже. Я люблю тебя, Урс. Мне больше никто не нужен. Я люблю тебя и хочу только одного – стать твоей женой.

– Я тоже люблю тебя.

– Тогда мы сделаем все, как я предложила.

– Ладно. Я скажу, что передумал и хочу жениться на тебе.

– Для Сородичей ты теперь старший ловчий, но для меня ты навсегда останешься просто мужчиной, который хорошо владеет копьем, – пошутила Калли.

Они весело рассмеялись и набросили на себя одежды, продрогнув от ветра, который холодил потные тела.

 

11

С последней удачной охоты прошло уже много дней, но у Пэллока оставалось немного мяса, и он жарил его над своим костром, наколов на ветку. Над поселением разносился аппетитный аромат. Когда запасы еды у Сородичей шли на убыль и племя перебивалось тощими супами Коко, жарить мясо, не поделившись с остальными, считалось зазорным, однако Пэллок был в дурном настроении и плевать хотел на то, что подумают о нем другие. Он, не отрываясь, смотрел на пламя, свободной рукой оглаживая бороду, такую же черную, что и у остальных мужчин племени.

– Пэллок? – позвал его женский голос.

Пэллок сощурился, пытаясь разглядеть, кто там прячется в тени. В круг света от костра вошла Рене, и Пэллок что-то буркнул в знак приветствия.

– Как ты? Сердишься? – прошептала она. Тонкая фигура Рене казалась еще более хрупкой, неотличимой от ее собственной тени. Рене осторожно уселась у костра рядом с Пэллоком.

– Ничего подобного, – холодно бросил Пэллок.

– Совет принял неверное решение. Ты старший копейщик. Ты знаешь все про охоту. Это тебя должны были избрать старшим ловчим.

Пэллок не ответил на комплимент, считая, что женщины ничего не смыслят в охоте.

– Урс помолвлен с Беллой, – продолжала Рене. – Значит, ты и Белла не… То есть ходили слухи, будто вы обещаны друг другу. – Рука Рене вскользь коснулась руки Пэллока. – Теперь Белла отдана Урсу, и совет должен подыскать тебе другую жену, – застенчиво шепнула она.

Пэллок хладнокровно взвесил ее слова. Неужели Рене всерьез думала, что Белла станет его женой? Потом он стал размышлять о Рене. Она говорила с ним прямо, не виляя, но ее родители умерли, а значит, ее судьба зависит от совета женщин. А совет женщин славился своей несговорчивостью, когда дело касалось замужества осиротевших девушек. Мужчина, оставшийся без родителей, мог проявить себя на охоте, тогда как осиротевшая девушка была невыгодной партией.

Темные глаза Рене ярко сверкали. Она была очень красива в свете крепнущего пламени. Шею девушки украшала веточка вьюнка, привлекающая взгляд к ложбинке между грудями, что скрывались под туникой из оленьей шкуры. Рене, единственная из всех Сородичей, признавала, как несправедливо обошлись с Пэллоком. Калли и Белла всегда насмехались над ним и вели себя вызывающе, но Рене относилась к нему с большой теплотой.

Ни слова не говоря, Пэллок вытащил из огня обугленную ветку с насаженными на нее жирными кусками мяса и протянул девушке.

Рене затаила дыхание: он ухаживал за ней! На глазах выступили слезы – должно быть, от тонкой струйки дыма, поднимавшейся от горелой ветки. Рене осторожно стащила кусочек мяса, принялась дуть на него, перебрасывая из руки в руку, и наконец осмелилась откусить.

Пэллок смотрел, как она ест, и вдруг, глядя на влажные губы Рене, почувствовал необъяснимую тяжесть в чреслах. Он поднес ветку к зубам, но Рене жестом остановила его, потом наклонилась и протянула ему свой недоеденный кусок мяса.

Пэллок взял его губами, смакуя жирную поджаристую корочку. Они с Рене неотрывно смотрели друг другу в глаза, не отваживаясь заговорить.

– Что тут происходит? – загремел голос Альби, которая ворвалась в круг света словно разъяренный медведь. – Что тебе здесь надо? – напустилась она на Рене.

Девушка вскочила на ноги.

– Я только…

– Я не приглашала тебя к своему костру, – рявкнула Альби. – Больше сюда не приходи.

Пэллок, даже не подумав заступиться за Рене, лежал на земле, словно придавленный каменной глыбой, и молчал. Рене умоляюще взглянула на него.

– Извини, – промямлила она.

– Вон! – завопила Альби.

Кивнув, Рене попятилась, затем повернулась спиной к Альби и убежала. Альби обернулась к сыну.

– Ах ты ж… – прошипела она.

– Мы только… – успел сказать Пэллок, когда мать пнула его ногой в живот.

– Ты дурак! Урса выбрали старшим ловчим! Почему, я тебя спрашиваю?

Пэллок беззвучно шевельнул губами.

– Ну… – наконец выдавил он, потирая ушибленное место.

– Ты должен был выводить охотников на охоту, давать им указания, словно ты уже ловчий, а ты расхаживал дурак дураком, да еще приговаривал, как ты «доволен» Урсом! «Когда-нибудь ты станешь главным, Урс»! Смотри, до чего ты договорился!

– Это все из-за его женитьбы на Белле, – ответил Пэллок, не скрывая своего возмущения. Так решил совет женщин, а мать никак этому не помешала.

– Думаешь, я сама не знаю?

– Ну, так сделай что-нибудь, – сказал Пэллок. – Скажи им, что Белла может выйти только за меня. Тогда ее братья встанут на мою сторону, и меня изберут старшим ловчим.

– «Ее братья встанут на мою сторону», – передразнила сына Альби. – Думаешь, теперь я могу помешать ловчему? Сделанного не воротишь.

– Почему Харди не сделал ловчим меня? – заныл Пэллок, не в силах поверить, что желанная цель уплыла из-под носа.

Альби едва удержалась, чтобы не пнуть сына еще раз.

– Ты глуп, как пень, – заявила она.

Пэллок с мрачным видом откусил кусок остывшей оленины. Альби выхватила ветку из его рук и, презрительно зыркнув, сама вонзила зубы в мясо.

– Ладно, – наконец пробубнила она с набитым ртом, – я кое-что придумала.

– Правда? – вскинулся Пэллок.

– Кажется, я знаю, как исправить то, что ты натворил, – сказала Альби, поедая последний кусок мяса.

* * *

Сайлекс заметил, что в последнее время некоторые племена перестали кочевать с места на место. Речной клан поселился в пещерах к северу от реки и зимовал там. Сородичи, хотя и продолжали вести кочевой образ жизни, но проводили все лето в поселении на каменистом берегу ручья, а с наступлением холодов отбывали на зимнюю стоянку, расположенную где-то к югу. Человекообразные существа, прозванные Робкими, кочевали небольшими группами, избегая контактов с другими племенами. Вся речная долина считалась землей Орды; возможно, и Орда, если зима выдавалась особенно суровой, уходила на юг, вниз по течению реки. Как и другие племена, Волколюди всеми силами избегали встречаться с Ордой, поэтому никто не знал наверняка, когда и где они зимуют.

Сайлекс не задумывался о том, как живут другие. Его люди без устали следовали за волчьей стаей, которая приводила в места, богатые дичью. Основная группа охотников во главе с Сайлексом бежала по пятам стаи, а женщины и дети в сопровождении нескольких вооруженных мужчин брели позади.

Охота была удачной. Мужчины, взвалив на себя туши убитых оленей, возвращались на стоянку, до которой оставалось день-два пути. Вечером они сделали привал, развели костер, зажарили часть добычи и устроили пиршество. Ночь обещала быть необычайно теплой. Сайлекс поднял глаза и в сгустившихся сумерках разглядел Дуро, сидящего по ту сторону костра. На лице здоровяка читались все терзавшие его чувства.

Сейчас Дуро огласит свои притязания.

Дуро откашлялся, и остальные охотники вопросительно повернулись к нему.

– Послушайте, что я скажу, – натянутым голосом объявил Дуро.

Мужчины переглянулись.

– Говори, – осторожно сказал Бракх, лучший друг Сайлекса.

Дуро поджал толстые губы.

– Самый крупный волк берет себе самую крупную волчицу. Таков закон стаи, – напыщенно заявил он.

Мужчины опешили. Дуро сердито оглядел сидящих вокруг костра, ожидая, когда до них дойдет смысл его слов.

– Вообще-то, бывают исключения, – заметил Бракх. – Порой ни вожак, ни его волчица не отличаются крупными размерами.

– Чаще все так, как я сказал, – настаивал Дуро.

– Может быть, – согласился Бракх. – Но я твердо уверен, что иногда волки следуют за самым умным. Помнишь, Сайлекс, как мы видели ту волчицу с белой отметиной на лице?

– Я говорю о законе стаи! – гаркнул Дуро.

В наступившей тишине мужчины молча уставились на языки пламени, безразличные к тому, что, казалось, так сильно тревожит Дуро.

– Наверное, чаще всего действительно бывает так, как сказал Дуро, – негромко произнес Сайлекс.

Все закивали, обрадованные тем, что спор, видимо, разрешился.

– Я сильнее всех вас. Я старше Сайлекса. Ови – крепкая, здоровая женщина, которая родит много детей, – заявил Дуро.

Охотники смотрели на него в полном недоумении.

– Дуро считает, – откашлявшись, начал Сайлекс, – что после смерти моего отца нам не обязательно исполнять его волю. Возможно, отчасти Дуро прав.

Его слова встревожили всех, кроме Дуро.

– Я самый сильный. Я должен быть вожаком, – провозгласил Дуро и вызывающе ухмыльнулся, готовый сразиться с любым, кто осмелится оспорить его слова.

Мужчина, сидевший слева от Бракха, обернулся и шепнул:

– Волк.

Охотники, все как один, повернули головы. Там, где круг света, отбрасываемый пламенем костра, переходил в ночную тень, застыла огромная волчица, неотрывно глядя на охотников блестящими желтыми глазами.

Сайлекс вскочил на ноги, дав знак остальным не сходить с места.

– Сидите тихо, – велел он и отошел от костра.

– Ты умираешь с голоду, – сказал он, обращаясь к волчице. Она страшно отощала, сквозь обвисшую кожу на боках просвечивали ребра. Очевидно, ей пришлось нелегко. Сайлекс присмотрелся: меж глаз зверя виднелась белая отметина в виде ладони. Ошибки быть не могло: это та самая волчица, которая приняла его подношение в начале лета.

– Где твоя стая? Тебе слишком рано охотиться одной, – продолжал Сайлекс.

Он взглянул через плечо на соплеменников, оцепеневших от священного ужаса.

– Она голодает. Она слишком молода и неопытна, чтобы охотиться, – объяснил он и решительно поднял с земли оленью ногу. Дуро в замешательстве следил за его действиями. Остальные охотники смотрели во все глаза, затаив дыхание.

– На, возьми, – сказал Сайлекс, подходя ближе. Волчица насторожилась, навострив уши. – Все хорошо. Это тебе.

Волчица обнажила клыки. Сайлекс замер на месте, не отводя взгляда от следящих за ним желтых глаз. Он размахнулся, и оковалок полетел прямо на волчицу, которая сжалась и испуганно отпрыгнула в сторону.

Мужчины у костра, очнувшись, разом заговорили, но Сайлекс, не оборачиваясь, резко рубанул ладонью воздух, велев им замолчать.

Волчица замерла в двадцати шагах от него, предостерегающе раскрыв пасть.

Когда она неуверенно сделала шаг вперед, Сайлекс ободряюще закивал.

– Да, это тебе, – повторил он.

Глядя человеку в глаза, волчица нерешительно сомкнула челюсти вокруг оленьей кости, готовая в любой момент броситься наутек. Но потом, когда ее зубы впились в мясо, она бросила на Сайлекса открытый, можно сказать, оценивающий взгляд и скрылась между деревьев, волоча за собой добычу.

Сайлекс очнулся и несколько раз глубоко вдохнул, пытаясь унять дрожь в руках. С напускным безразличием он направился обратно к костру, усиленно не замечая обращенных на него восторженных взглядов. Сегодняшняя ночь войдет в предания.

– Дуро, так о чем мы говорили? – беззаботно спросил Сайлекс.

Одного взгляда на оскал Дуро было достаточно, чтобы Сайлекс понял: в следующий раз его противник воспользуется другими методами убеждения.

 

12

Год девятнадцатый

Волчица слышала, как человек выбрался из пещеры через расщелину, которая вела наверх, к небу. От него пахло сурком, съеденным на днях. Ей в нос ударил крепкий запах дыма, и без того всегда витавший в воздухе: это человек, вскарабкиваясь, неосторожно ступил ногой в остывший костер, подняв тучу пепла.

Волчица настолько свыклась с его запахами, что легко заснула вновь, однако, заслышав оглушительный крик, распахнула глаза.

– Беги! Там волк! Спасайся! – послышалось снаружи.

Волчица оцепенела и ощетинилась.

– Нет! – раздался отчаянный вопль.

Волчица лежала, не шевелясь, и настороженно прислушивалась к долетавшим до нее звукам, не понимая, что происходит.

Год первый

Альби решительным шагом подошла к Урсу, тяжело стуча посохом о землю. При виде старухи у Урса свело живот, как будто он наелся тухлятины. Чего ей надо? Он с трудом подавил желание сбежать на мужскую сторону лагеря.

– Приветствую тебя, старший ловчий, – сказала Альби.

Урс сдержанно кивнул.

– Воздух стал суше. Наступают холода. Нужно отправляться на зимнюю стоянку, пока не пошел снег. В этом году он не заставит себя долго ждать. У нас осталось столько дней, сколько пальцев на одной руке.

Урс пришел в недоумение. Он-то считал, что решение о переходе на зимнюю стоянку целиком и полностью зависит от женщин; мужчины безотчетно понимали, что если женщины не готовы сняться с места, то никакая сила не сможет их расшевелить. Женщины сами начинали готовиться к кочевью, они же тащили на себе детей, звериные шкуры, а также сушеные ягоды и коренья. Мужчины несли оружие. Однако такое важное решение, как переход на зимнюю стоянку, очевидно, следует принимать сообща. Урс еще не освоился в роли ловчего, и ему предстояло многому научиться.

– Ты права, – нехотя признал он.

– Так что ты решил, ловчий? – спросила Альби, искоса глядя на него.

На другом конце лагеря появились Калли и Белла. Они шли рука об руку, не отрывая глаз от Урса. Внезапно вопрос Альби приобрел двусмысленный характер. От того, что ответит Урс, зависела его судьба. Не в силах бороться с собой, Урс отвернулся от девушек как раз в тот момент, когда ему с улыбкой помахала Белла.

– Пора отправляться на охоту, – решительно сказал Урс. – Выходим завтра.

Скорее в лес, прочь из лагеря, прочь от Сородичей, чтобы спокойно обо всем подумать.

«Что ты решил?»

Год девятнадцатый

Жена Гуа должна была вот-вот разродиться, а дети были слишком малы, чтобы охотиться. Гуа пошел на поиски добычи один, без жены и ее братьев, и сейчас пробирался по роще вдоль ручья, готовясь метнуть копье в цель: крупного олененка, отбившегося от матери, который, ничего не подозревая, мирно щипал свежую весеннюю поросль.

Внезапно Гуа ощутил на себе чей-то взгляд и поднял глаза. Вдалеке, на вершине невысокого утеса, стоял человек, – один из тех, кого Гуа и его соплеменники называли Рать. Странный то был народ: сплошь невысокие, ни на кого не похожие существа, жившие большими группами. Сам Гуа жил обособленно со своей семьей и родичами и редко общался с себе подобными. Гуа никогда раньше не видел, чтобы человек из Рати был совсем один. Некоторое время они просто смотрели друг на друга.

Одинокий человек вдалеке не представлял опасности, и Гуа продолжил охоту. Прячась в высокой траве, он подкрался к олененку и что было силы метнул копье, умудрившись одновременно подхватить с земли камень. Олененок не успел сдвинуться с места, как каменный наконечник вонзился ему в шею. Животное отскочило в сторону, но убежать не успело: Гуа накинулся на него, изо всех сил колотя камнем по голове. Олененок метался из стороны в сторону, пытаясь сбросить охотника, однако Гуа вцепился в него мертвой хваткой. Рана на шее обильно кровоточила, и наконец тяжелые удары камня оглушили животное. Олененок проволочил Гуа еще шагов двадцать, затем ноги его подкосились, и он вместе с человеком повалился на землю.

Когда животное выдохлось, Гуа вскочил, выдернул копье и прикончил добычу.

Гуа стоял над убитым олененком, потирая плечо. Упав на землю под его тяжестью, он ощутил острую боль, и теперь правая рука двигалась тяжело и неуклюже, как будто внутри что-то мешало. И все-таки сегодня его семья не будет голодать.

Отдышавшись, Гуа схватил тушу за задние ноги и потащил ее к своей стоянке. Он отошел всего на несколько шагов, когда услышал какой-то шум.

Гуа совсем забыл про человека на вершине утеса. Он поднял взгляд. Тот человек стоял на прежнем месте, но теперь он лихорадочно размахивал руками и что-то неразборчиво кричал.

– Беги! Там волк! Спасайся! – еле слышно долетело до Гуа.

Рать не знала языка Гуа, и он не понял ничего из того, что кричал ему этот странный человек. И все-таки он встревожился. Мало того, что незнакомец был совсем один, – он еще и пытался что-то сказать Гуа, а это и вовсе было неслыханным делом. Может, он злился на Гуа за то, что тот охотился вблизи его земли? Наверное, этот человек живет среди тех камней. Надо быть осторожней – от Рати всего можно ожидать.

Гуа в нерешительности застыл на месте, человек на утесе продолжал вопить. Вдруг Гуа заметил уголком глаза какое-то движение. Он обернулся и обмер.

На него надвигались шестеро волков, бегущих рысцой. Обезумев от страха и ярости, Гуа сжал древко копья и заревел во все горло, обнажив зубы. Он был в замешательстве, не решаясь бросить добычу, от которой зависела жизнь его семьи. Волки тем временем подобрались ближе, и когда Гуа решил спасаться бегством, окружили его плотным кольцом.

Из-за больного плеча копье Гуа ушло в сторону, и ему не удалось поразить ни одного хищника. Волки накинулись на него со всех сторон. Он отбивался как лев, но врагов было больше. Мощные челюсти рвали кожу и перекусывали кости, и вскоре вопли Гуа стихли.

Перед тем как потерять сознание, он подумал: может, одинокий человек на краю утеса пытался предупредить о приближении волков?

Год первый

Уходя на юг, Сородичи держались берегов знакомого ручья, который считали «своим», однако редко шли одним и тем же путем, поскольку во время кочевья выслеживали стада оленей, тоже перемещавшихся к югу. Примерно на середине пути ручей Сородичей впадал в полноводную реку, и это был поворотный пункт в их путешествии: здесь заканчивалась их земля.

Река делала крутую излучину и текла по широкой плодородной долине. Туда часто уходили стада лосей и оленей, но Сородичи не могли следовать за ними – там, в долине, начинались земли Орды. Сородичи неслышно двигались по самому краю долины, стараясь не разбредаться. Матери прижимали младенцев к груди, прикрывая рты детям постарше. Охотники шли кучно, держа копья наготове. Стоило кому-нибудь издать малейший шум, как на него грозно зыркали все члены племени.

Никто не знал, что будет, если их обнаружит Орда. Калли безропотно несла свою ношу, не спуская глаз со спины Урса, который шел во главе племени. Ее переполняла гордость за любимого. И хотя он избегал ее на протяжении всего пути, с Беллой он тоже не разговаривал, о чем Белла в голос сокрушалась.

– По-моему, – сказала Калли подруге несколько дней назад, – Урс готовится принять какое-то важное решение, потому и не желает ни с кем разговаривать.

– Самое важное решение уже принято, – важно ответила Белла.

Ее братья замыкали шествие, что среди Сородичей считалось почетным, хотя и чрезвычайно трудным делом, поскольку замыкающим приходилось идти спиной вперед, и некоторые, особенно Вент, то и дело спотыкались. На третий день после того, как они миновали излом реки, Вент оступился и рухнул навзничь. Глядя на него, Никс, старший брат Беллы, затрясся от смеха, заткнув себе рот кулаком. Вскоре прыснули и остальные братья, с трудом сдерживаясь, чтобы не рассмеяться во все горло, и, наконец, хохот поднялся со всех сторон. Всем было известно, что Орда никогда не заходит так далеко на юг.

Сородичи миновали опасный участок пути, и напряжение рассеялось.

Белла влетела в объятия Урса, и он обвил ее руками. Калли, раскинув руки, подошла к ним и обнялась сначала с Беллой, затем с Урсом, а затем чуть ли не с каждым из Сородичей, но руки ее хранили воспоминание о стройном и крепком теле Урса.

В ту ночь Пекс, отец Беллы, пригласил Урса к своему костру. Благодаря удачной охоте у Сородичей было вдоволь свежей оленины, и племя радовалось, что счастливо удалось избежать встречи с Ордой.

Калли с матерью готовили еду для вдов и сирот, которых больше некому было кормить. За спиной Калли поднялся одобрительный хохот. Девушка обернулась: Урс целовался с Беллой. По крайней мере, Белла целовала его, встав на четвереньки и подавшись далеко вперед. Калли показалось, что Урсу просто некуда было деваться. Однако поцелуй затянулся, братья Беллы шумно ликовали, а сам Урс не спешил отрываться от запрокинутого к нему лица Беллы.

Калли судорожно вздохнула, не осознавая, что плачет.

– Забудь о нем, – пробормотала Коко, подойдя к дочери.

Калли обернулась: мать смотрела на нее с такой жалостью и сочувствием, что Калли заплакала еще безутешней.

– Он обещан Белле. Все решено, – сказала Коко.

– Он был обещан мне, – запальчиво поправила ее Калли.

В этот момент Урс оторвался от губ Беллы и посмотрел своей невесте в лицо. Его глаза сияли. Сколько раз Калли ловила на себе этот взгляд!.. Урс потянулся к Белле и снова поцеловал ее под раскатистый хохот и улюлюканье братьев. Наконец Адор, мать Беллы, доброжелательно отстранила Урса от дочери, шутливо грозя ему пальцем – мол, подожди до свадьбы.

Коко обняла дочь за плечи.

– Неужели ты думала, что вам никто не указ? Так нельзя.

– Почему нельзя? – сквозь зубы процедила Калли. – Что в этом плохого?

– Просто нельзя – и все.

Калли обернулась: Урс и Белла вновь слились в поцелуе.

Год девятнадцатый

Волчица не видела щенков, но ощущала их присутствие. Еще слепые волчата уже достаточно окрепли, чтобы исследовать пещеру, чем они и занимались с большой охотой, изредка попискивая, когда наталкивались друг на друга.

Заслышав громкий звук – это человек, вернувшись в пещеру, спрыгнул на каменный пол, – волчата отпрянули, однако, почуяв знакомый запах, успокоились. Человек по очереди обласкал их, и волчица ощутила, как радуются щенки. В человеке чувствовалось какое-то напряжение, и пахло от него по-другому. Волчица завиляла хвостом в знак приветствия, прижав уши к голове.

– Я только что видел Робкого. Это такие странные люди, которые похожи на людей, но не совсем люди. Они умеют говорить, но лепечут что-то неразборчивое. – Человек шумно вздохнул. – Робкий охотился в одиночку, выследил стадо оленей, ранил одного, потом запрыгнул ему на спину и добил камнем. Один, сам, безо всякой помощи.

Волчица моргнула. Теперь она видела человека яснее: он взял на руки одного из волчат – самочку, самую крупную в помете. Щенку было так уютно в его ладонях, что он задремал.

– Я бы никогда так не смог. Я гораздо слабее и плохо бегаю. А потом… потом его окружили волки. Я видел, как они приближались, и пытался его предупредить. Он меня не понял и погиб как герой – так отважно сражался. Но это было чудовищно.

Человек содрогнулся.

– Нельзя забывать, кем вы станете. Надо смотреть правде в глаза. Люди убивают зверей, а волки – людей. Так было, и так будет. Я не хочу погибнуть, как этот Робкий.

 

13

Год первый

Следующим важным этапом во время кочевья Сородичей было их прибытие в стойбище Бледноликих. Племя Бледноликих, расположившееся на берегу огромного озера, вело оседлый образ жизни. Как и Речной клан, Бледноликие ловили рыбу сетями, а также охотились на дичь, которая в изобилии водилась в близлежащих долинах.

Внешне Бледноликие сильно отличались от Сородичей. У них были светлые глаза, а кожа и волосы отливали желтым. Всякий раз, когда их спрашивали, почему они так не похожи на другие племена, Бледноликие только пожимали плечами. Сородичи отмечали большое сходство Бледноликих с Альби и Пэллоком, но и этого никто не мог объяснить. Кроме того, у некоторых детей Бледноликих были обычные темные глаза и смуглая кожа, что тоже оставалось для всех загадкой.

Урс, по праву старшего ловчего, преподнес Бледноликим оленину, а они, в свою очередь, одарили Сородичей рыбой, к которой те были непривычны, поскольку питались ею только во время кочевья, на стоянке Бледноликих. Откровенно говоря, Сородичи рыбу не любили, хотя находились и те, кому она пришлась по вкусу. Кроме того, Бледноликие питались зеленой травой из озера – Сородичи находили ее слишком горькой – и охотились на водоплавающих птиц.

Давным-давно, еще до рождения Альби, ее мать сломала ногу во время перехода на южную стоянку и осталась у Бледноликих, которые ухаживали за ней всю зиму. Муж матери Альби ушел с остальными Сородичами. Весной, когда нога срослась, женщина пустилась в обратный путь вместе со своим племенем. Вскоре после возвращения Сородичей на летнее становище родилась Альби. Поговаривали, что девочка родилась светловолосой и белокожей оттого, что ее мать всю зиму питалась одной рыбой. Когда пришло время давать ребенку имя, самая старая женщина в роду назвала ее Альбина Паллус, что значит «белее белого». Такого имени среди Сородичей не было ни у кого.

Никто не знал, почему Сородичи всегда останавливались в лагере Бледноликих, тем более что для этого приходилось делать приличный крюк. Никто не знал, почему Сородичи и Бледноликие приветствовали друг друга, как добрые друзья, и одаряли друг друга пищей. Племена, обитавшие на равнинах, избегали контактов между собой, но с Бледноликими все было иначе: их дети и дети Сородичей весело играли друг с другом, мужчины соревновались в метании копья, а женщины нахваливали младенцев. Сородичам особенно нравились перламутровые ракушки, которые Бледноликие предлагали им в обмен на мясо, медвежьи зубы и прочий скарб. Хрупкие изящные ракушки высоко ценились среди членов обоих племен. Бледноликие, как женщины, так и мужчины, вплетали их в волосы, что еще больше отличало этих странных людей от остальных.

После разговора с матерью Калли замкнулась в себе и, сидя в отдалении, мрачно наблюдала за тем, как члены обоих племен шумно общаются друг с другом.

Она пришла к выводу, что Бледноликие не догадываются, как странно они выглядят по сравнению с остальными, потому что никогда не задумывались об этом, живя в окружении себе подобных да изредка глядя на свое отражение в стоячей воде. Из всех Сородичей лишь Белла часами могла любоваться своим отражением. В свою очередь, Бледноликие, хотя среди них почти не было кареглазых, считали себя совершенно нормальными людьми и дивились на смуглую кожу и темные волосы Сородичей.

Калли подумала, что ей хорошо удается подмечать необычные детали. Ее наблюдения могли бы пригодиться ловчему, стань она его женой.

Увы, теперь этому не бывать.

* * *

Волколюди радостно приветствовали охотников, вернувшихся в лагерь, разбитый на восточном берегу реки. Здесь они были в безопасности: Речной клан остался далеко на севере, а Сородичи не осмеливались заходить дальше западного берега. Тем не менее Сайлекс отправил в долину сторожевых, чтобы вовремя узнать о приближении Орды.

Женатые мужчины поспешили к семьям, остальные пустились расписывать небывалую встречу Сайлекса с волчицей. По рассказам охотников выходило, что волчица была ничуть не меньше медведя и внимала каждому слову Сайлекса.

Фиа, красивая девушка годом младше Сайлекса, внимательно слушала, как Бракх излагает свою версию событий. Все члены племени восторженно глядели на вожака, а тот не спускал глаз с Фиа, которая, заметив это, приняла серьезный, почти надменный вид и нарочно отвела взгляд.

– С волчицей был спутник, но они слишком молоды и не умеют охотиться. Боюсь, зиму им не пережить, – сказал Сайлекс, всем сердцем желая, чтобы Фиа подняла на него глаза.

Кроме оленины, добытой охотниками, у племени были обильные запасы ягод и кедровых орехов, собранных женщинами. В подражание своим покровителям Волколюди торжественно преподнесли первый кусок оленины вожакам – Сайлексу и его невесте, Ови.

Вскоре Сайлекс остался с ней один на один. Дуро прав, размышлял он, глядя на невесту: у Ови высокая грудь и широкие бедра, что было несвойственно женщинам их племени. Возможно, пышные формы Ови частично объяснялись тем, что ей не приходилось голодать, как другим женщинам, стоящим ниже ее. Она была недурна собой, но горестно опущенные уголки рта, на взгляд Сайлекса, сводили на нет всю ее привлекательность.

На губах Фиа обычно играла легкая полуулыбка, а летом ее кожа как будто светилась изнутри, словно вбирая солнечное тепло и потом отдавая его, как камень у костра. Гибкая и стройная, она совсем не походила на будущую жену Сайлекса.

– Ови, как хорошо, что я увиделся с тобой. Завтра или через день я снова выведу мужчин на охоту, – сказал Сайлекс.

– Зима близко, – вздохнула Ови. – Грядут холода.

– Да, это так, – согласился Сайлекс. Он пытался словить ее взгляд, но Ови не смотрела на него. – Ови…

– Что?

– Во время охоты Дуро бросил мне вызов. Он считает, что должен стать вожаком, потому что сильнее меня.

– Он не прав, – просто ответила Ови.

– Согласен. Дуро полагает, что меня можно сместить, потому что наш отец мертв.

– Он ошибается.

– Еще Дуро хочет взять тебя в жены.

Сайлекс и сам не знал, какого ответа ждал от сестры. Ови молча повела плечами.

– Что ты об этом думаешь?

– Что я думаю? – Ови отвела глаза, словно ответ скрывался где-то на горизонте. – Я должна стать твоей женой, – с отсутствующим видом произнесла она.

– Кажется, эта мысль тебя не радует, – язвительно заметил Сайлекс, хотя догадывался, что Ови совершенно все равно.

– Чему быть, того не миновать, – ответила она.

– Ови, а если я погибну на охоте? – продолжал Сайлекс, с усилием подавив желание наорать на сестру. – За кого ты пойдешь?

Сайлексу показалось, что в глазах Ови что-то мелькнуло, какая-то живая искра, но ее ответ был предсказуем:

– Наверное, за того, кто станет вожаком после тебя. Какая разница.

– Значит, ты просто перейдешь к другому мужчине?

– Чему быть, того не миновать, – вздохнула Ови. – Самая крупная самка в стае уходит к вожаку.

Сайлекс выпрямился.

– Мы не волки, Ови. Мы люди, которые подражают им, но мы – не волки. Если ты не хочешь быть моей женой, не нужно себя насиловать.

Ови бросила на него остекленевший взгляд.

– Я никогда не говорила, что не хочу быть твоей женой. Мы оба слышали, что сказал отец перед смертью. Я покорна его воле.

* * *

Зима наступила необычайно рано, и первые морозы застали Сородичей в пути. Кутаясь в шкуры и дрожа от ледяного ветра, племя брело на юг. Люди повязали на ноги лосиные шкуры, чтобы ступать по снегу, а по ночам подкладывали под стопы заячьи шкурки мехом внутрь, чтоб не отморозить пальцы.

На пятый день после похолодания пригрело солнце, и Сородичи воспрянули духом, особенно после того, как мужчины вернулись в стойбище с двумя тушами, управившись с охотой всего за полдня.

Все наперебой твердили, каким талантливым ловчим оказался Урс. Тот с благодарностью принимал поздравления, но втайне чувствовал, что недостоин громких похвал. Он сам не ожидал повстречать оленье стадо – охотники наткнулись на него по чистой случайности. Вообще-то Урс собирался повести мужчин совсем в другом направлении – просто чтобы не молчать в ответ на обращенные к нему вопросительные взгляды. И тогда всем Сородичам пришлось бы голодать, доедая скромные остатки мяса, добытого восемь дней назад.

Урс подозревал, что не годится быть ловчим. Он вспоминал, как хвастался перед Калли, что, стань он во главе охотников, он выслал бы вперед следопытов, хоть это и грозило неожиданной встречей с Ордой. Ведь Сородичи всегда охотились именно так до того, как Харди изменил тактику. И вот теперь, когда Урс был волен поступать по своему усмотрению, он не мог решиться, сомневаясь во всем и во всем подражая Харди. Но Харди знал, как выслеживать дичь, а Урс не знал.

О том, чтобы попросить совета, не могло быть и речи: Урс не разбирал ни единого слова из того, что пытался сказать ему Харди.

Урс задумчиво окинул взглядом расстилающуюся перед ним равнину.

– Марс, – наконец позвал он, махнув рукой.

К нему подбежал старший следопыт (чье полное имя было Марсус – «тот, кто дерется с другими детьми»). Марс, как и все следопыты, носил дубинку вместо копья и бегал едва ли не быстрее остальных охотников. С тех пор как Харди запретил следопытам высматривать дичь, уходя далеко вперед от главного отряда, Марс и его подопечные занимались только тем, что догоняли и добивали подранка. Впрочем, в погоню бросались и остальные, стремясь держаться вместе. Следопыты перестали выделяться среди других охотников, утратив прежний статус. И все-таки Марс ни разу не пожаловался, в отличие от Пэллока, который был недоволен решительно всем.

– Мы ушли далеко от земель Орды. Здесь они до нас не доберутся, – сказал Урс, обращаясь к старшему следопыту.

Марс согласно кивнул, в рассеянности почесывая окладистую черную бороду. У него, как и у Беллы, его сестры, были на удивление густые волосы, правда, такие же перепутанные и нечесаные, как у всех мужчин.

– Отныне следопыты будут идти впереди охотников, высматривая стада, – продолжал Урс.

Марс удовлетворенно ухмыльнулся.

– Тебе хотелось, чтобы все было как прежде, но ты не решался ко мне обратиться, – догадался Урс.

Марс обрадованно закивал.

Крик Пэллока прервал их разговор.

– Вперед! – завопил старший копейщик.

Урс обернулся: едва ли не все охотники с копьями наперевес бросились бежать туда, куда указывал Пэллок. На месте остался только Валид, старый друг Урса.

– Что происходит? – ошарашенно спросил его Урс.

– Волки, – ответил Валид.

– Что? – не понял Урс. – Что значит «волки»?

Валид развел руками.

– Пара молодых волков, там, впереди. Пэллок собрал охотников и повел их на волков. Сказал, что намерен содрать с них шкуры, и пообещал поделиться с тем, кто метнет копье точнее всех.

– Нам не нужны шкуры, – гневно засопел Урс. – У нас нет на это времени. – Он повернулся к Марсу: – Возьми двух самых быстрых мужчин и догони Пэллока. Вели ему повернуть обратно.

Марс кивнул и скрылся с глаз.

– Нам нужна еда. Шкур у нас хоть отбавляй, – горячился Урс.

Валид пожал плечами.

– Скорее всего, они уже прикончили тех волков и скоро вернутся.

– Тогда пусть сами их и едят! – вскипел старший ловчий. – Будет им урок.

Он отвернулся и оглядел холмистую равнину, дожидаясь возвращения охотников с добычей.

 

14

Волчица и Спутник следовали за стадом оленей, когда до них долетел запах человека, а потом – свежей крови. Это напомнило волчице о ее предыдущих встречах с людьми, и она отправилась на поиски. Спутник бежал позади, неуверенно поглядывая на подругу.

На этот раз от людей пахло по-другому. Волчица видела их впервые. Она с опаской подошла ближе и выжидающе замерла.

Люди сбились в кучу, совсем как олени, а потом с оглушительными криками понеслись прямо на нее. Волчица окаменела от неожиданности, вглядываясь в лица бегущих впереди людей, затем опрометью метнулась к роще, где поджидал ее Спутник.

Им вслед полетели копья. Волчица слышала, как позади нее что-то свистит и с глухим стуком вонзается в землю. Звуки погони гнали волков вперед, и вскоре они с легкостью оторвались от преследователей.

Позже волчица вспоминала лица этих людей. Она чувствовала их ярость, как стая чувствует бессилие старого, немощного лося или вялость истощенного голодом олененка. Перед тем как люди бросились им вслед, волчица поняла, что они совсем не похожи на тех людей, которых знала раньше. Перед ее мысленным взором возникло лицо человека, который предлагал ей пищу: в прищуре его глаз, изгибе губ и бровей было что-то такое, что выделяло его среди других.

Не все люди относились к волкам одинаково. Одни их кормили, другие на них охотились.

* * *

Хотя Сородичи называли свое зимнее стойбище «поселением», в действительности они всю зиму продолжали кочевать с одного знакомого места на другое в поисках пищи. Ни одно из зимних становищ не могло сравниться с летним лагерем, где родовые кострища были обложены черными от сажи камнями, где стояли землянки, защищенные от солнца и дождя навесами из костей мамонта и наброшенных на них звериных шкур. Где бы ни останавливались Сородичи, они продолжали делить становища на две части, мужскую и женскую, между которыми оставляли место для общих сходок.

По традиции в зимнем лагере справляли свадьбы, а в летнем – давали детям имена, а также проводили инициации мальчиков, достигших четырнадцати лет, и девочек, у которых начинался месячный цикл.

– Интересно, кто еще будет праздновать свадьбу этой зимой? – допытывалась Белла у Калли.

Калли уклонялась от этих недвусмысленных расспросов, отвечая, что совет женщин еще не собирался. Одобрит ли Альби помолвку Урса и Беллы? Старейшина могла воспротивиться, заявив, что давняя традиция договорных браков превратилась в самый обычный передел власти и что совет обязан положить этому конец. Для Калли это была последняя надежда.

– Урс рассказал мне, как выбранил Пэллока за то, что тот погнался за волками, – доверительно, словно по секрету, шепнула Белла подруге.

– Это и так все знают, – резковато ответила Калли, но Белла пропустила грубость мимо ушей.

– Ну и что, – весело согласилась она. – Зато мне сам Урс рассказал.

Со словами, что ей нужно насобирать мха, Калли встала, и Белла приветливо кивнула ей на прощание. Женщина собиралась «собирать мох», когда у нее начинался регулярный месячный цикл. Комки мха отлично впитывали кровь; впрочем, катышки из заячьего меха использовались с тем же успехом. Женщине, сообщавшей, что ей нужно «собирать мох», позволяли уединиться. Юношей, не достигших совершеннолетия, это выражение сбивало с толку.

Калли миновала костер, возле которого что-то оживленно обсуждали Альби и Коко. Девушка насторожилась: вид у обеих женщин был крайне озабоченный.

* * *

Тем вечером на ужин у Сородичей было варево из обглоданных костей и горсти кореньев, которые Коко принесла с собой из летнего лагеря. До сих пор не выпало ни капли дождя: зима стояла необычайно сухая.

Подойдя к своему костру, Пэллок увидел мать, сидящую на корточках у огня. Ей где-то удалось раздобыть оленьего жира, и она растапливала его на горячем камне.

Пэллок шумно вздохнул.

– Мать, я хочу с тобой поговорить.

Альби мрачно подняла голову.

– Чего тебе?

Пэллок отвел взгляд, досадуя, что мать всегда видела его насквозь.

– Я о Рене.

– Об этой девке? Я не стану тратить на нее слов.

Пэллок сел рядом с матерью и потянулся к камню, на котором плавился олений жир, но Альби грубо шлепнула его по руке.

– Ты Старейшина и могла бы помочь мне с выбором жены, – осторожно начал Пэллок.

– Могла бы, – ответила Альби.

Пэллок колебался. Он надеялся услышать другой ответ.

– Ведь я твой сын. Если бы я сказал, кто из женщин мне по сердцу, ты могла бы устроить мой брак. Тем более что у этой женщины нет родных, и ее судьбу решает совет.

Альби уставилась в огонь, притворившись, что не слышала. Пэллок тревожно заерзал.

– Послушай…

– Знаю я, чем ты с ней занимался, – прошипела Альби. – Думаешь, ты такой умный, да? Думаешь, я не вижу, как вы прячетесь по углам? Развратник! Вот об этом я и скажу на совете, будь уверен!

Пэллок сглотнул.

– Я не развратник. Я хочу взять ее в жены.

– Твоей женой станет Калли Умбра.

– Что?

– Все уже решено. Я говорила тебе – у меня есть план. Она умна. Женщины прочат ее в Старейшины. Через пять лет я уступлю ей свое место, так я договорилась с ее матерью. Поэтому пока что Калли не представляет для меня опасности. Если она будет твоей женой, власть останется в семье.

– Никакой это не план! План был сделать меня ловчим! – фыркнул Пэллок.

– Ты дурак, что спутался с девкой, у которой ни роду, ни племени. А мог бы взять в жены Беллу. Мне о себе подумать надо. А если ты не видишь, что с этого и тебе будет прок, тогда ты слеп, как Харди.

– Мне не нужна Калли, – огрызнулся Пэллок. – Она меня презирает. Я ее ненавижу.

– Хватит чушь молоть, уши вянут от твоей болтовни! Когда она станет твоей женой, ты научишь ее уважению. Уж с этим-то ты можешь справиться? Если нет, тогда вмешается твоя мать, научит за тебя.

– Я люблю Рене.

– Ну, так и путайся с ней дальше, мне-то что! – проревела в ответ Альби. – Ты ведь и сейчас от нее пришел?

Пэллок потупил взгляд.

– Кому она нужна, сирота? Поступай с ней, как знаешь. А в жены возьмешь Калли. Только так я смогу остаться Старейшиной.

– Всего на пять лет, – насмешливо проронил Пэллок. – А потом мне придется тебя кормить, и вот тогда ты пожалеешь, что не сумела поставить меня на место старшего ловчего.

– Я не собираюсь уходить на покой через пять лет, безмозглая ты гиена! – окрысилась Альби. – Но, выдав за тебя Калли, я пять лет смогу жить спокойно. Теперь понял?

– А я что буду с этого иметь? Ты женишь меня на Калли ради собственной выгоды, – презрительно бросил Пэллок и вскочил на ноги. – Я был на шаг позади Урса, когда он схватился со львом. Если бы я успел добежать, не бывать ему старшим ловчим. Да он и не годится на эту роль – вечно медлит и сомневается, все видят.

– Еще не время идти против него в открытую, – заявила Альби. – Охотники не любят перемен, а у братьев Беллы слишком много влияния. Не понимаю, как этой дуре Адор удалось выходить своих детей, не потеряв ни одного.

Той ночью, дрожа под лосиной шкурой и прислушиваясь к завываниям ветра, который силился погасить пламя костра, Пэллок размышлял над словами матери. Черная ярость переполняла его сердце. А если он сам все устроит? Обойдется и без матери. Старший копейщик без труда улучит минутку наедине с ловчим. Пэллок выждет время, и когда подвернется подходящий момент, нанесет решающий удар.

Он убьет Урса.

 

15

Рене сидела, наклонившись над полосками кожи, когда перед ее глазами возник посох. Со стороны казалось, будто девушка сосредоточенно сплетает обрывки кожи в веревку, с головой уйдя в работу, чтобы закончить до наступления темноты. Но при ближайшем рассмотрении любой бы заметил, что Рене не столько склонилась над работой, сколько просто поникла головой: глаза ее были закрыты, а пальцы беспорядочно перебирали кожаные обрезки.

Недавно в ее постели лежал Пэллок – а потом встал и грубо заявил, что приходил в последний раз. Когда Рене, оправившись от потрясения, попросила у него объяснений, он поджал губы и ушел прочь, не проронив ни слова.

Девушка сидела, скрестив ноги, мокрые от капающих на них слез. Сквозь пелену на глазах она увидела толстый посох, с глухим стуком уткнувшийся в землю.

Рене, моргнув, подняла голову. Над ней нависла Альби.

– Пойдем со мной, дитя, – сочувственно сказала Старейшина.

Рене кивнула и с трудом поднялась, украдкой вытирая глаза. Посох Альби, толщиной с руку взрослого мужчины, гулко стучал по земле. Женщины вышли из лагеря и направились к пригорку, поросшему высоким густым кустарником.

Альби хранила молчание, никак не объясняя, зачем они покидают лагерь и куда идут. Был ранний вечер, не самое безопасное время для прогулок. Рене не на шутку встревожилась.

Они шли между пологими холмами, оставив лагерь далеко позади.

На укромной полянке, покрытой пожухлой прошлогодней травой, Альби огляделась и удовлетворенно кивнула.

– Я вижу, – начала она, – ты и другие недовольны тем, что совет разрешил матерям выбирать мужа для своих дочерей. Я даже позволила Адор напрямую предложить Урсу взять Беллу в жены, не прося на то благословения совета. Но тебе и этого мало. Ты хочешь, чтобы мужчины и женщины решали каждый сам за себя, да?

– Старейшина… – беспомощно пролепетала Рене, обливаясь слезами.

– Вы с моим сыном хотите пожениться, – бесстрастным тоном продолжала Альби.

Рене с надеждой закивала.

– Значит, ты любишь его.

– Да.

Альби с рассеянным видом теребила седой волос на подбородке. Рене задержала дыхание. Старейшина перевела взгляд на посох и перехватила его посредине, как копье.

– Значит, так, – наконец сказала она и с этими словами двинула Рене в живот посохом. Девушка с криком сложилась пополам. Альби подошла ближе. Посох опустился на голову Рене, и девушка рухнула наземь, упав лицом в грязь.

Рене закричала не своим голосом, перекатилась на бок, втянув голову и поджав колени к подбородку.

– Посмотри на меня, – с ледяным спокойствием промолвила Альби. Рене всхлипывала, зажмурившись и закрыв лицо руками. – Рене, – повторила Альби, – посмотри на меня, прошу.

Рене в замешательстве подняла голову. Посох просвистел в воздухе и влетел в ее окровавленное лицо, выбив передний зуб. Рене истошно завизжала.

Отлежавшись, она встала на четвереньки, вжав голову в плечи. Изо рта тянулась густая струя крови.

Некоторое время она так и стояла, пошатываясь и подвывая. Вскоре ей удалось подавить рыдания, хотя ее не переставало трясти. Она дотронулась до разбитой челюсти, затем приложила руку к ссадине на щеке. Альби, подойдя вплотную к Рене, опустилась на колени. Девушка шарахнулась в сторону.

– Рене, – тихо позвала Альби. – Посмотри на меня.

Рене молчала, отводя глаза.

– Бить тебя я больше не буду. Теперь посмотри на меня.

Рене, прикрывая рукой лицо, осмелилась одним глазом взглянуть на Старейшину. Посох лежал на земле.

– Не смей путаться с моим сыном. Не смей идти против решений совета. Что сделано, того не воротишь. Пэллок не женится на такой, как ты, и даже не думай блудить с ним. Вместо того чтобы бегать за моим сыном, постарайся завлечь других, доступных тебе мужчин. В этом я, как Старейшина, могу тебе помочь.

– Но я люблю Пэллока, – просипела Рене.

Альби рассмеялась скрипучим презрительным смехом.

– Глупое дитя. Любовь! Смотри, к чему она тебя привела. – С этими словами Альби ткнула пальцем в рану на голове Рене, и девушка завопила от боли. – Нет, подлинная любовь – дело совета женщин, то есть мое. Я рада, что мы с тобой договорились, – сказала Альби, вставая с колен. – На твоем месте я бы как можно скорее вернулась в лагерь, пока сюда не прибежали волки.

* * *

Немногие женщины отваживались пересекать незримую границу мужской части лагеря. Только разъяренная жена, заждавшаяся мужа, могла вторгнуться на мужскую территорию, и тогда ее крики доносились до костра, вокруг которого, по обыкновению, собирались охотники.

После скудного ужина Калли направилась к условной линии, отделявшей мужские владения от остальной земли Сородичей.

– Урс! – нетерпеливо позвала она. – Надо поговорить!

Мужчины, гомонившие у костра, притихли. Ловчий поднялся и на негнущихся ногах пошел туда, где ждала его Калли.

– Калли, – шепнул он, подойдя ближе, – пожалуйста, не приходи сюда и не зови меня. Что обо мне подумают?

– Нам надо поговорить, немедленно!

– Ступай за мной, – мрачно велел Урс и зашагал так быстро, что Калли едва поспевала.

Когда лагерные огни остались позади, Урс остановился.

– Ах, Урс, – всхлипнула Калли, бросившись ему на грудь, и зарыдала так громко и безутешно, что Урс преодолел свою скованность и неуклюже обнял девушку.

– Калли, не знаю, почему ты плачешь, но, пожалуйста, перестань. В чем дело?

– Урс, меня выдают за Пэллока!

Урс оторопел и округлившимися глазами посмотрел на Калли.

– Не может быть! – наконец выдохнул он.

Калли кивнула.

– Мать сказала. Они с Альби решили выдать меня за Пэллока, а потом, через пять лет, Альби сделает меня Старейшиной.

– Старейшиной, – повторил Урс и задумчиво покивал головой. – Тебя ждет неплохое будущее.

– Урс! – вскричала Калли. – Меня выдают замуж! За Пэллока!

Урс посерьезнел. Он положил руки на плечи Калли и сказал, глядя ей в глаза:

– Послушай, что я скажу. Мы не можем противиться тому, что с нами случилось.

– Что? Ты разве не слышал меня? Ты этого хочешь – чтобы из всех мужчин племени именно Пэллок взял меня в жены? Чтобы я рожала ему детей? Ему, а не тебе?

– Конечно, нет, – огрызнулся Урс. – Все давно уже не так, как я хочу. Однако нельзя поступать, как нам вздумается. Ради блага всего племени.

Калли гневно сверкнула глазами.

– Это потому, что она красивая…

Урс дернулся, как от пощечины.

– Вот, значит, в чем дело, да? Белла на редкость красива. Ты клялся мне в любви – до того, как понял, что будешь спать с ней в одной постели, – желчно бросила Калли.

– Что ты такое говоришь? Разве ты не понимаешь? Я теперь ловчий. Харди не может дать мне совет, я не разбираю его слов и вынужден сам принимать решения. Мне надо думать об охоте, о том, где найти дичь. О браках всегда договаривались женщины. Я не могу вмешиваться в ваши дела!

Калли судорожно вздохнула, чувствуя глухую тоску. Как ни странно, слова Урса не стали для нее неожиданностью.

– Забавно получается, – пробормотала она. – Ты – старший ловчий, я – Старейшина. Кто бы стал перечить, если бы мы объявили о том, что хотим быть вместе? Достаточно одного нашего слова, и зимой моя мать подвела бы меня к твоему костру на радость всем Сородичам.

Урс наморщил лоб.

– Ты же говорила, что станешь Старейшиной через пять лет, – нерешительно протянул он.

– Урс, конечно, мы не можем поступить так прямо сейчас. Я просто… – Он не понимает, внезапно осознала Калли. И никогда не поймет. – Ты любишь меня? – вдруг спросила она.

Урс смутился.

– Да, – ответил он, – конечно. Но…

– Нет-нет, Урс, пожалуйста, помолчи. – Калли прижалась губами к его губам, продолжая горячо шептать: – Больше ничего не говори. Ты любишь меня.

– Да, но теперь все…

– Молчи, – попросила она и развязала узелок на набедренной повязке.

Урс смотрел на нее во все глаза.

На этот раз все было по-другому. Лежа на редкой жухлой траве, Калли крепко прижимала к себе Урса, задрожав, когда его губы коснулись ее груди. Потом она вспомнила, что через несколько недель его место займет Пэллок, который будет пялиться на нее своими рыбьими глазами. Она отогнала от себя эти мысли и со слезами на глазах глядела на Урса, всецело отдавшегося страсти.

И все-таки сейчас он мой, подумала Калли. Только мой.

Год девятнадцатый

Самым крупным и сильным щенком из помета была маленькая волчица, Волчишка. Ее братья уже успели почувствовать это, возясь и играя с ней на полу пещеры. Чаще всего они неуклюже наваливались на сестру, оскалив крохотные зубки, но тут же отпрыгивали, а потом все набрасывались на того, кто первым валился на спину. Щенки играли днями напролет, прерываясь только на сон и еду.

Человек был для них партнером по игре. Они не боялись его и даже не понимали, что он не член их стаи. Он жил в их логове и играл с ними – остальное волчат не интересовало.

Когда человек уходил, они продолжали резвиться друг с другом, кусаясь и царапаясь, но мать не трогали – при малейшей попытке волчат поиграть с нею, волчица угрожающе рычала и щелкала зубами, и щенки оставили ее в покое.

В той части пещеры, где тлели уголья костра, разведенного человеком, витали незнакомые запахи, проникавшие внутрь через расселину в стене. Щенки с любопытством посматривали на кусочек синего неба и дергали носами в ответ на дразнящие ароматы, доносившиеся снаружи.

Запахи внешнего мира проникали в логово и с другой стороны, просачиваясь между грудами камней. Щенки росли, и их манило все новое и неизвестное.

Однажды, когда человека не было в логове, а волчица задремала, щенки бросились к груде камней, закрывавшей выход наружу, и принялись ожесточенно рыть мягкую, податливую землю, отбрасывая носами мелкие камешки. Когда Волчишка начала работать лапками, братья впервые не стали ей мешать. Она трудилась, покуда не потеряла интерес к этому занятию, и тогда братья сменили ее. Поглядев, как под их лапками разлетаются в разные стороны комья земли, Волчишка ринулась помогать братьям.

Незнакомые запахи усиливались. Вскоре Волчишка просунула наружу носик и восхищенно зафыркала. Остальные волчата нетерпеливо заскулили. Наконец она отпрыгнула в сторону, и братья принялись рыть с двойной силой.

В тот день Волчишка поняла: братья будут во всем ей подчиняться.

И все-таки братья первыми протиснулись наружу, один за другим вылезая из темной пещеры под яркое солнце. Их сестра встревоженно попятилась от вырытого прохода. Ей хотелось последовать за братьями, однако что-то ее удерживало. Она нутром чувствовала, что исследовать мир за пределами логова нужно в сопровождении матери.

Она вспомнила о человеке, жалея, что его нет сейчас с ними, и заскулила, предчувствуя опасность. Нельзя выходить из логова.

В конце концов она протиснулась через вырытый проход и последовала за братьями.

 

16

Год первый

Когда Калли вернулась в лагерь Сородичей, день уже угасал, на землю ложились последние длинные тени. У Калли все горело внутри, но если раньше она втайне упивалась этим, то сегодня воспоминания о времени, проведенном с Урсом, не приносили никакой радости. Она смертельно устала и хотела поскорей уснуть.

Навстречу ей вышла Альби. Завидев ее, девушка выпрямилась и подобралась: Старейшина явно намеревалась поговорить с нею. Подойдя ближе, Альби раскинула пухлые руки, чего Калли совершенно не ожидала.

– Дочь моя, – промолвила Альби.

Калли одеревенело позволила себя обнять.

– Как я рада! – горячо заговорила Альби. – Я всегда считала тебя самой умной женщиной в племени, несмотря на твой юный возраст. С моей помощью через пять лет ты станешь такой Старейшиной, какой у Сородичей еще не бывало.

– Кроме того, – не удержалась Калли, – я буду твоей невесткой.

– Разумеется, – ответила Альби, словно продолжая свою мысль. – Потому-то я и радуюсь.

– Зачем ты это подстроила? – напрямик спросила Калли. – Да, они пищат, как несмышленые птенцы, но ни одна не станет клевать тебя. Да и я не хотела идти против тебя. Ты могла добиться своего и без этого брака.

Альби хитро прищурилась.

– Что я говорила? Умнее всех! «Пищат, как птенцы», надо же.

– Так зачем? – не отступалась Калли.

– Видишь ли, – со вздохом ответила Альби, – ты сама поймешь, когда займешь мое место. Сначала тебя все поддерживают, а потом ополчаются против. Поначалу им все нравится, а потом они недовольны. Что бы ты ни сделала, все не так. Женщины не могут без Старейшины – и сами возмущаются. Хочешь остаться у власти – умей использовать обстоятельства. Ты, чьи мысли приходят из мглы и сумрака, должна хорошо это понимать.

– Но если тебя ненавидят, почему бы просто не уйти? – дерзко спросила Калли.

Альби с жалостью посмотрела на нее.

– По сути, ты еще дитя… Ничего, однажды поймешь. Хорошо, что у нас есть в запасе пять лет – я успею тебя обучить.

И тут по лагерю пронеслись вздохи ужаса. Женщины обернулись: из ночной тьмы к огням лагеря ковыляла Рене.

* * *

Сайлекс наблюдал за незамужними девушками, которые расхаживали взад-вперед перед рассевшимися на земле мужчинами. Каждый мужчина держал в руке расщепленную кость, из которой, поблескивая, сочился аппетитный костный мозг. Во время этого ритуала девушки символически подражали поведению самок в волчьей стае во время спаривания, хотя, в отличие от волков, сложившихся пар среди девушек и глазевших на них мужчин не было.

Хотя мужчины и напускали на себя скучающий вид, добродушно пихая друг друга в бок, на самом деле они с жадностью следили за девушками. В свою очередь, девушки хихикали, прикрывая рот ладонью, и бросали на мужчин томные взгляды.

Хорошо знакомый ритуал отвлекал Сайлекса от грустных мыслей: в племени мало незамужних женщин, а холостых мужчин хоть отбавляй. Возникающее напряжение грозило нарушить привычный уклад.

Среди девушек была и его сестра Ови: Волколюди не признавали пар, сложившихся вне брака. Однако Ови была обещана Сайлексу, и потому никто из мужчин не глядел в ее сторону, за исключением Дуро, который пялился на нее с нескрываемым вожделением.

Ови шла, как в тумане, мыслями далеко-далеко, ступая так, словно каждый шаг приносил ей боль. А Сайлекс не отводил глаз от загорелых ног, кудрявых волос и соблазнительных изгибов, угадывающихся под туникой. Фиа. Наверное, ни один мужчина не хотел обладать женщиной так, как он жаждал обладать Фиа.

Девушка поймала взгляд Сайлекса и игриво улыбнулась в ответ. У Сайлекса пересохло во рту. Как завороженный, смотрел он на ее вьющиеся волосы. Большинство людей находили внешность девушки странной – среди Волколюдей вьющиеся волосы встречались крайне редко, – но Сайлекса дерзкие завитки восхищали.

Несколько мужчин встали и подошли к женщинам, протягивая им свою кость в знак приглашения уединиться, однако были отвергнуты: танец продолжался.

Сайлекс больше не мог ждать. Когда он встал, все взгляды обратились на него. Если вожак сейчас отведет Ови в сторону, значит, настала пора выбирать себе пару. Через несколько дней после ритуальных танцев пройдут свадебные церемонии, а меньше чем через год родятся дети.

Не глядя на Ови, не видя никого и ничего вокруг, Сайлекс подошел к Фиа. Она ошеломленно застыла, широко распахнув глаза.

– Скажи, пожалуйста, – обратился к девушке Сайлекс, – не разделишь ли ты со мной эту кость?

* * *

На Рене живого места не было: разбитые нос и рот кровоточили, под глазами синели кровоподтеки, щека рассечена… Подбежавшие женщины обступили Рене и стали ее ощупывать.

– Что с тобой? Это Орда? Орда? – в ужасе кричала Белла, забывая, что, если бы Рене повстречалась с Ордой, она бы вовсе не вернулась в лагерь.

– Медведь? – спросил кто-то.

День быстро угасал, и женщины отвели Рене к огню, чтобы как следует ее осмотреть. Девушка покорно пошла за ними, и женщины ахнули, когда пламя осветило изувеченное лицо и тело.

– Что с тобой случилось, Рене? – вкрадчиво спросила Коко.

Рене молчала, вперившись немигающим взглядом в Альби, которая подошла к сборищу.

Калли перевела взгляд с Рене на Альби и все поняла. Это дело рук Альби. Калли стало дурно.

– Все мы хорошо знаем, как опасно идти против воли совета женщин, – тихо заметила Альби. – Мы – те руки, которые не дают Сородичам распасться. Мужчины заняты охотой, тогда как все самые важные решения принимаем мы. И наши решения надо уважать.

Белла в замешательстве посмотрела на Калли. Та закусила губу.

– Это ты избила ее, Альби?

– Вечереет. Пора созывать детей и мужчин, – заявила Альби, словно не слышала вопроса.

Женщины стояли как вкопанные, в ужасе переглядываясь, по сборищу прокатился тихий, неуверенный ропот.

– Вечереет, – с нажимом повторила Альби. – Ступайте.

Рене смотрела куда-то вправо. Калли взглянула в том же направлении.

На общую территорию лагеря вышел Пэллок. Привлеченный криками женщин, он решил разузнать, отчего они так расшумелись. Когда языки костра выхватили из темноты силуэт Рене, ее окровавленный подбородок, заплывший глаз, разбитый рот, у Пэллока перехватило дыхание.

Рене протянула к нему руки, умоляя пройти еще несколько шагов и обнять ее.

– Пэллок, – взмолилась она, рыдая в голос.

Пэллок повернулся и, не удостоив Рене взглядом, зашагал прочь, обратно на мужскую сторону.

И тут ударил ливень.

За первой каплей с ревом сорвались остальные, мигом набрав силу и потушив костры. Налетевшая буря заставила Сородичей позабыть о трагедии Рене.

Люди ликовали: дождь наполнит ямы водой, к ним потянутся мамонты, и племя не умрет с голоду. Но Пэллок думал о другом: он думал, что само небо, глядя на него, не стерпело и прорвалось, обливаясь от стыда небесными слезами. Он представлял, как подойдет к Рене и во всеуслышание объявит о своей любви к ней. Он хотел этого больше всего на свете… Но не осмелился.

* * *

Вой стаи не просто завораживает волка – он манит его с той же силой, как теплая кровь в жилах оленя. Поэтому, когда волчица и Спутник услыхали знакомый протяжный вой, они бросились на зов стаи, хотя до нее было много часов пути, лежавшего через покрытые неглубоким снегом равнины. Вой рассказывал об удачной охоте, но не это привлекало Волчицу и Спутника – им хотелось поскорей влиться в хор голосов.

Однако вскоре волчица забеспокоилась. Гарь, спутница вожака, не примет их обратно. Впервые с тех пор, как они отбились от стаи, волчице стало не по себе при мысли о том, чтобы зайти на территорию, занятую большой стаей. Она и Спутник не просто отлучились на один день – они самовольно покинули стаю. Дома их ждет холодный прием. Возможно, даже смерть.

Волчица замедлила бег, но Спутник по-прежнему несся вперед, опьяненный воем собратьев.

Волчица остановилась, глядя ему вслед, дожидаясь, когда он почувствует, что бежит один, и повернет назад. Инстинкт подсказывал ей, что они со Спутником должны остаться вместе и вместе охотиться.

Но Спутник ни разу не обернулся.

 

17

Фиа не ответила на предложение Сайлекса. Она вышла из круга танцующих и пошла прочь. Сайлекс был в растерянности. Что делать? Догнать ее? Или вернуться к мужчинам под добродушные шуточки?

В конце концов он потрусил за ней, как ребенок за матерью. Когда они поравнялись, девушка метнула на него суровый взгляд.

– Фиа, – ровно и заученно начал Сайлекс, повторяя слова, которые не раз говорил про себя, – я знаю тебя с детства. Ты всегда нравилась мне, то, как ты…

Фиа резко обернулась. Ее лицо раскраснелось и стало еще красивее.

Сайлекс неоднократно представлял себе, как признается этой женщине в своих чувствах. Теперь, стоя перед ней, он не мог отделаться от жарких фантазий, охвативших его воображение.

– И что? – прошипела Фиа, с презрением глядя на него. – На что ты надеешься? Что я должна тебе отдаться? Только потому, что ты – наш вожак?

– Конечно, нет, – очнувшись от грез, ответил Сайлекс.

– Тогда что тебе от меня нужно?

– Мне казалось… мы всегда понимали друг друга, и я думал, что ты догадываешься о моих чувствах.

– Но ты должен взять в жены Ови.

– Так хотел мой отец, его не заботило мое мнение.

– Ну и что? Все решено.

– Фиа, – взмолился Сайлекс, – неужели ты ко мне совсем равнодушна?

Его голос прозвучал так горько, что взгляд Фиа смягчился.

– Ты ни разу даже словом не обмолвился, – наконец вымолвила она.

– Отец запретил мне.

– Запретил что?

– Говорить тебе, что я люблю тебя с самого детства. Что все мои мысли только о тебе, всегда только о тебе. Мне невыносима мысль о том, что ты будешь с другим. Ты нужна мне. Я тебя люблю.

Фиа молча смотрела на него в упор. Время шло. От ожидания Сайлекс вконец измучился.

– Фиа? – несмело позвал он.

Девушка бросилась Сайлексу на шею и впилась в губы, едва не свалив его с ног. У Сайлекса подкосились колени, голова закружилась. Задыхаясь, они заключили друг друга в объятия, но вдруг Фиа вскричала «Нет!» и оттолкнула Сайлекса.

– Я не могу. Ты говоришь, что любишь меня, а сам женишься на другой!

– Я не женюсь на Ови.

Фиа недоверчиво покачала головой.

– Ты так говоришь, потому что хочешь меня, а потом ты все равно женишься на ней. Ты и сам это знаешь. Так пожелал твой отец, так пожелало племя. Все решено.

– Но я не люблю Ови.

– Теперь это уже не важно.

– А ты, Фиа? Разве ты не любишь меня?

– Хватит меня мучить! – вскричала Фиа.

– Поцелуй меня еще.

– Нет! Это был последний раз!

* * *

Сайлекс стоял в снегу, далеко в стороне от остальных охотников, и мечтал о Фиа, когда кто-то хриплым шепотом назвал его имя.

Дуро.

Сайлекс медленно повернулся, зная, что его ждет наконечник копья, наставленный вниз живота. Дуро ухмылялся.

– Видишь? А ты говорил, что я не умею думать, – насмешливо сказал он.

Сайлекс окинул взглядом возвышавшуюся над ним гору мускулов. Дуро держал копье обеими руками, вытянутыми перед собой: так следует атаковать, если бежишь на врага по прямой, но если стоишь с ним лицом к лицу…

– Сдавайся, – прорычал Дуро, победно сверкая глазами.

Сайлекс схватился левой рукой за древко и дернул что было сил. Дуро, оступившись, повалился вперед, и Сайлекс правой рукой нанес ему три быстрых удара в лицо. Дуро, задыхаясь, отпустил копье и заслонился руками. Сайлекс сделал шаг назад и взял копье на изготовку.

Дуро раскрыл рот, ошарашенный тем, как все повернулось. Он сам загнал себя в тупик, а противник даже не запыхался.

Сайлекс оказался в затруднительном положении. Если не прикончить Дуро сейчас, он не успокоится, пока не завладеет Ови. Но Сайлекс не мог легко отступиться. Даже Дуро не примет Ови, если Сайлекс просто откажется от своих притязаний на нее. По мнению Дуро, чтобы потребовать себе Ови, он должен сначала стать вожаком. Сайлекс чуть не скрипнул зубами от досады: Фиа, страстная красавица Фиа отвечала ему взаимностью, так кому нужна эта грызня вокруг Ови?

Дуро понурил голову, как волк, потерпевший поражение в схватке. Он сдался – ненадолго. В следующий раз его копье ударит без промаха.

А если копья не будет?..

– Дуро, – позвал Сайлекс.

Дуро вскинул глаза.

– Вожак не убивает соперника – это ослабит стаю. – Сайлекс замахнулся и с силой швырнул копье в направлении рощи. – Я без оружия.

У Дуро отвисла челюсть, глаза непонимающе округлились. Сайлекс вздохнул: какой непроходимый дурак! Он врезал Дуро в челюсть, разбив ему губу.

Наконец-то Дуро сообразил.

И ударил в бок, да так, что Сайлекс пошатнулся. Нет, решил Сайлекс, надо, чтобы следы от ударов были хорошо видны. Он намеренно подскочил к сопернику поближе, и Дуро разодрал ему щеку. Сайлекс размазал кровь по лицу. Теперь порядок.

Дуро вошел во вкус и бросился на противника. Теперь, пожалуй, хватит.

– Ты победил, – пропыхтел Сайлекс.

Дуро с подозрением взглянул на него – не ослышался ли?

– Можешь взять мою сестру себе. Я отступаюсь от нее.

Дуро разжал кулаки и самодовольно оскалился.

– Я стану мужем Ови, – громко заявил он, сам себе не веря.

– Да. Станешь.

Лицо Сайлекса горело. Страшно хотелось умыться холодной водой.

– Теперь я – новый вожак, не забывай, – напомнил Дуро.

Сайлекс тихонько вздохнул. С этим будет гораздо сложнее.

– Когда волк и волчица спариваются, они уходят из стаи, чтобы растить волчат, – осторожно начал он.

Дуро пожал плечами.

– Ну, да. Но теперь вожак – я. Ведь я тебя победил.

Интересно, выживет ли племя, если этот недоумок возьмется командовать, подумал Сайлекс, но вслух сказал:

– Если ты поведешь за собой людей, то уйду я. Возможно, некоторые захотят уйти со мной.

– Пожалуйста, – фыркнул Дуро. – Только Ови я не отдам.

– Я не стану звать с собой Ови, – терпеливо сказал Сайлекс.

Дуро осклабился.

– Она родит мне крепких детей. Она ладная, и у нее большие груди.

Год девятнадцатый

Волчица пробудилась ото сна, почуяв перемену в воздухе. Впервые за много дней запахи внешнего мира проникали в пещеру со стороны низкого входа. Она потянула носом: пахло ручьем, летними цветами, мокрой землей и полевками.

Волчица поняла, что щенки прорыли ход наружу и выбрались из пещеры: их запах долетел до нее вместе с ветром, а потом вдруг рассеялся, – малыши отправились исследовать мир, лежащий вне логова. Материнский инстинкт побуждал волчицу последовать за малышами, чтобы не дать им потеряться, но она лишь вскользь подумала об отце волчат, а потом – о человеке.

Она снова ненадолго задремала, а когда, вздрогнув, открыла глаза, в воздухе, проникавшем в пещеру, витал новый запах.

Лев.

 

18

Год первый

Спутник умчался так далеко, что его запах почти исчез, и волчица решила, что он уже не вернется. Но тут ветер подул в другую сторону и принес с собой бодрящий запах теплой крови. Волчица поняла, что Спутник бежит обратно, еще до того, как почуяла его запах. Они потерлись носами и обнюхали друг друга, возбужденно виляя хвостами в предвкушении удачной охоты.

Волки быстро напали на след – то был след оленихи. Запахи стада тоже долетали до них, однако стадо ушло вперед, бросив раненое животное погибать.

Когда волки подобрались к ней вплотную, в оленихе едва теплилась жизнь. Она лежала на боку, от нее резко несло человеческим духом, а из ребер торчало что-то странное, как будто сквозь плоть проросла ветка дерева.

Олениха не слышала приближения волков. Ее глаза подернулись белесой пеленой, дыхание обрывалось. Она лежала в луже крови, сочившейся из раны в боку. Спутник с опаской обнюхал умирающее животное, подозрительно косясь на странную прямую ветку, но волчица, одурманенная ароматом теплой крови, отбросила всякий страх.

Волки яростно и поспешно рвали зубами добычу. Если им ничего не стоило выследить ее, значит, скоро сюда могут пожаловать и другие хищники. Они набили себе животы, ощущая блаженную сытость. Теперь можно не думать о еде несколько дней.

Человеческий дух, исходивший от странной палки, вернул волчицу к мыслям о людях, в особенности о том человеке, который предлагал ей пищу. На следующее утро, когда волки проснулись, волчица повела Спутника туда, где виделась с тем человеком в последний раз. По непонятной для себя причине она хотела увидеть его снова.

* * *

Близилась оттепель. Мимо зимнего становища Сородичей все чаще проходили стада оленей, среди которых было немало беременных самок, а дождевые ямы привлекали мамонтов, – те барахтались в густой грязи, становясь легкой мишенью для копий охотников.

Когда у племени было вдоволь мяса, а с общей территории в центре лагеря сходил снег, Сородичи проводили свадебные церемонии. В этом году церемония была особенной: племя праздновало свадьбу Урса, старшего ловчего, и Пэллока, старшего копейщика. Остальные три пары брачующихся не привлекали к себе и десятой части того внимания, которое приходилось на долю красавицы Беллы и ее жениха.

Белла, хранительница огня, как всегда перед началом свадебного ритуала принялась разводить костер. Но сегодня она сама выходила замуж и потому долго суетилась, укладывая каждую ветку особым образом. Калли с раздражением следила, как Белла возится вокруг костра, едва сдерживаясь, чтобы не закричать: «Да свали все в кучу и подожги!»

Теперь ей оставалось одно: терпеть и молчать.

Коко погрузилась в предсвадебные хлопоты и долго купала дочь в реке, пока у Калли не посинели губы. Дрожа с головы до ног, девушка отогревалась у семейного костра. Довольная Коко улыбнулась дочери, и Калли вымученно улыбнулась в ответ, не зная, как пережить предстоящую ночь.

Стемнело. Вспыхнул свадебный костер. По одну сторону от него собрались мужчины, добродушно пихая в бок смущенных женихов. По отношению к старшему ловчему все вели себя более сдержанно, за исключением братьев Беллы, которые со смехом толкали Урса под локоть.

Напротив мужчин аккуратным чопорным полукругом расселись женщины, приняв торжественный вид, и не одна жена, сдвинув брови, осуждающе зыркала на расшумевшегося мужа по ту сторону костра. После нескольких таких взглядов веселья среди мужчин поубавилось.

То была единственная ночь в году, когда все племя бодрствовало после заката.

Наконец, поднялась Софо, и возбужденные голоса стихли.

Среди Сородичей не было никого старее Софо. Чтобы объяснить, сколько ей минуло лет, пришлось бы десять раз показать растопыренную пятерню. Она была одного возраста с матерью Альби и испытала на себе все горести долгой жизни: ни один из ее детей не дожил до сегодняшнего дня, в живых оставалась только внучка, Тэя, которая перенимала старухино мастерство и готовилась стать знахаркой. Именно Тэя, следуя указаниям Софо, врачевала раны старого ловчего, Харди.

Харди тоже был здесь. Глядя на его обезображенное лицо, все чувствовали себя неловко.

– Сородичи родились в один день с солнцем. Оно – наш родитель, – возвестила Софо неожиданно сильным и звонким голосом и указала на восток. – Солнце окрепло и поднялось с земли на небо. – Софо театрально воздела руки над головой. – Нас подстерегают волки и гиены, львы и медведи. У солнца тоже есть враги, затаившиеся во тьме. Солнце сражается за нашу жизнь и каждый день вступает в кровавую битву, обагряя кровью небосвод. Капли крови, брызнувшие на небо, тускло светятся по ночам. Иногда в ночном небе видны останки солнца, изглоданные и побелевшие, как оленьи кости в траве. Но каждый день солнце посылает к нам новую, сильную и горячую дочь, рожденную из земли. – С этими словами Софо повернулась к востоку.

Люди, сидевшие вокруг костра, знали эту легенду наизусть и всякий раз внимали ей, как завороженные: там говорилось, кто такие Сородичи, откуда пришли и чем отличаются от других племен. Калли украдкой огляделась: на сосредоточенных лицах собравшихся читался благоговейный трепет. Только Альби слушала, осклабившись, нетерпеливо дожидаясь своей очереди.

– Поэтому мужчины и женщины вступают в брак. Солнце дает жизнь, которую нужно сохранить и преумножить. Мы вступаем в брак, чтобы дать жизнь новой жизни и отблагодарить солнце, которое приносит в жертву себя и своих детей, и детей своих детей, и так день за днем.

Слушатели оживились: эти слова, по обыкновению, завершали ритуальную речь Софо. Старуха едва успела опуститься на свое место, как вскочила Альби и с силой стукнула посохом о землю. Взгляды людей обратились к Старейшине. Упиваясь всеобщим вниманием, та выдержала долгую паузу. Наконец, когда сидящие вокруг костра Сородичи заерзали, не в силах скрывать свое нетерпение, Старейшина заговорила:

– Наступила ночь, когда сходятся мужчины и женщины.

Мужчины с ухарским видом вскочили на ноги, женщины поднялись куда более спокойно. И те, и другие подошли туда, где стояла Альби, и смешались между собой. Жены обняли мужей, парни подошли к девушкам, которые были им по сердцу. Один из братьев Беллы по имени Никс направился к Рене – синяки уже сошли с ее тела, ссадины зажили, однако на щеке по-прежнему виднелся глубокий рубец – и, не сказав девушке ни слова, встал рядом, как будто случайно.

Разобравшись по парам, Сородичи вновь расселись вокруг костра. Молодые женщины, которые этой ночью выходили замуж, сидели в плотном кольце из вдов и девушек, а их будущие мужья со смущенным видом стояли неподалеку.

Мужчины затянули песню без слов, низко мыча и топая ногами в такт. К ним присоединились женщины, хлопая в ладоши.

Калли и Белла сидели рядом. Белла подпрыгивала от волнения, вцепившись в руку подруги, и улыбалась до ушей. В соответствии со свадебными традициями Сородичей волосы девушек были убраны в сложный пучок и украшены пестрыми птичьими перьями – каждая девушка собирала перья специально для этого дня.

Женихи, сбившись в группку, несмело направились к своим невестам, но не успели они подойти и на несколько шагов, как матери девушек вскочили и заслонили дочерей, грозно скрестив руки на груди.

Все так и покатились со смеху.

Урс, старший ловчий, вызвался говорить за женихов.

– Мы позаботимся о ваших дочерях, – дрогнувшим голосом сказал он.

Калли украдкой отерла глаза. До чего хорош!.. Все происходило так, как она себе представляла: вот она стоит среди других невест, ожидая, когда Урс придет за ней, и Коко шутливо дает ему отпор.

Девушка взглянула на Пэллока, который перехватил ее взгляд, направленный на Урса. Она сморгнула набежавшую слезу и потупилась.

Матери не поверили ловчему на слово, и женихи вернулись каждый в свою семью. Урс был сиротой, братьев и сестер у него тоже не осталось, поэтому он направился к братьям Беллы. Громким шепотом женихи и их родные принялись совещаться. Наконец юноши снова вышли в центр круга. Каждый нес немного мяса в знак того, что сможет прокормить свою будущую жену.

Коко приняла свежую нежную вырезку с таким видом, словно она кишела червями. С возмущенным видом передала она подношение отцу Калли, Игнусу. Игнус, известный молчун, за всю зимовку ни с кем не обмолвился ни единым словом. Казалось, даже свадьба собственной дочери была ему в тягость – он предпочел бы вернуться на мужскую сторону лагеря, где проводил большую часть дня, молча сидя в окружении других охотников. Он взял мясо из рук жены и понюхал.

– Уходите, – хором ответствовали матери, отмахиваясь от женихов, как от надоедливых мошек. – Вы недостойны наших дочерей.

Вновь поднялся хохот, все зашумели и зааплодировали. Отвергнутый Урс повторно обратился за помощью к братьям Беллы. Сама Белла безудержно хихикала, от волнения потирая руки.

Юноши вернулись, неся в руках шкуры убитых животных. Матери, хмурясь и покачивая головами, осматривали подарки, сетуя на изношенность и негодность шкур. Юноши помрачнели.

– Нет, нет и нет, – заявила Адор, мать Беллы. – От мужа моей дочери я жду большего!

По традиции в третий раз юноши преподносили матерям украшения. Пэллок опустил в ладонь Коко небольшую блестящую ракушку из тех, что Бледноликие выменивали на скребки и рубила. Урс вручил Адор гладкий камешек, натертый темно-красным порошком, полученным из высушенной красной глины. Подарки, похоже, сделали свое дело: одна за другой матери поворачивались к дочерям. Адор первой протянула руку Белле, которая с готовностью вскочила на ноги. Второй рукой Адор взяла ладонь Урса. Втроем они вышли в центр круга.

– Моя дочь станет женой Урса. Она будет оберегать его и родит ему детей. Я отдаю свою дочь.

Под одобрительные крики Сородичей Урс и Белла поцеловались.

Слезы хлынули из глаз Калли. Следующей в центр круга вышла Тэя – она стала женой Вента, чья первая жена умерла. Затем Коко, улыбаясь, схватила Калли за руку. Время пришло. Храбрясь, девушка послушно последовала за матерью туда, где ждал Пэллок.

– Моя дочь станет женой Пэллока. Она будет с ним и в горе и в радости. Она родит ему детей. Я отдаю свою дочь.

Пэллок потянулся губами к Калли, и она зажмурилась, с отвращением думая о том, что последует за поцелуем этой же ночью. Толпа ликующе ревела.

 

19

Год девятнадцатый

Волчица в изнеможении распростерлась у входа в пещеру. Острый нюх рассказал ей, как волчата, привлекаемые запахами извне, сообща прорыли подкоп и выбрались наружу.

Побуждаемая материнским инстинктом, который велел ей во что бы то ни стало спасать малышей, она доползла до гряды камней, загораживающих вход в пещеру, но дальше путь был закрыт. Ей оставалось беспомощно вдыхать запах мертвых щенков, которых разодрал лев.

Позади нее раздался шум – в пещеру спустился человек.

– Нет! – вскричал он. – Нет!

Он подполз к волчице. Когда крепкие руки человека подхватили ее обессилевшее тело, волчица не сопротивлялась, несмотря на боль, причиненную его неловкими движениями. Человек бережно отнес ее на прежнее место.

Его лицо было мокрым и пахло солью.

– Это я виноват. Надо было завалить вход, как следует, чтоб они не смогли выбраться. Это все я виноват…

Он сдавленно всхлипнул. Волчица шумно дышала, и некоторое время в логове больше ничего не было слышно.

– На что я надеюсь, – наконец проговорил человек. – Я не могу защитить ни тебя, ни себя. Даже если мне удастся выжить этим летом, придет зима, и мне конец.

Его пальцы перебирали густой волчий мех, и волчице было приятно. Ей хотелось забыться беспробудным сном, но смерть не шла.

Еще не время.

Вдруг раздался слабый писк. Человек вздрогнул, резко обернулся и ахнул, не веря своим глазам.

На груде камней стоял волчонок. Сестра погибших щенков – Волчишка. Виляя хвостиком, она с любопытством разглядывала мать и человека. Когда появился лев, она метнулась назад в логово, избежав судьбы обоих братьев.

Волчица должна жить ради нее.

Человек встал, отер глаза и протянул руки. Волчишка с готовностью прыгнула в его раскрытые ладони.

Год первый

Новость о том, что Сайлекс потерпел поражение в схватке с Дуро, который был вдвое крепче и сильнее его, всполошила Волколюдей. Кровоподтеки и ссадины, украшавшие лица обоих мужчин, красноречиво свидетельствовали о том, что Сайлекс не сдался без боя.

Волколюди гордились тем, что были легки на подъем. Сайлекс собирался уйти на рассвете.

Бракх первым вызвался уйти вместе с другом, и Сайлекс рассчитывал, что к нему присоединятся еще несколько охотников, отважных и рисковых ребят, которые не побоятся отбиться от стаи, где к тому же почти не оставалось свободных женщин. Отряд Сайлекса и Волколюди расставались друзьями. Пара волков в ожидании выводка может покинуть стаю, повторил Сайлекс, сохранив с ней добрые отношения.

– Фиа. – Сайлекс нашел девушку на границе между глубокой тенью и кругом света от костра. Теперь она смотрела на него в упор, и всполохи костра играли на ее непроницаемом лице. Сайлекс замер в двух шагах от Фиа, не осмеливаясь подойти ближе.

– Дуро бросил мне вызов, – начал Сайлекс.

– Знаю, – ответила Фиа.

– Завтра утром я ухожу. Ухожу из стаи.

Лицо Фиа вспыхнуло, освещаемое отблесками костра.

– Я буду скучать, – помолчав, шепнула она.

Сайлексу стало еще хуже, чем когда Дуро саданул его кулаком.

– Пойдем вместе, Фиа, – попросил он.

– Ты думал, я побегу за тобой? Уйду из племени, оставив друзей и семью?

– Нет, нет! – растерянно запротестовал Сайлекс.

– Тогда почему ты прямо не спросил меня?

– Не спросил прямо? Я ведь спросил – только что!

– Неправда. Ты не осмелился сказать Ови, что не хочешь ее, и поэтому подстроил все так, чтобы Дуро сам отобрал ее у тебя.

Сайлекс на миг утратил дар речи, пораженный тем, что Фиа обо всем догадалась.

– Это не совсем так, – поправил он.

– Не совсем?

– Я пытался поговорить с Ови. Она не стала меня слушать.

– Ты не смог проявить твердость даже в разговоре с родной сестрой. Так почему я должна уходить с тобой?

– Потому что я люблю тебя, – взмолился Сайлекс. – Все мои мысли только о тебе. Я с тяжелым сердцем покидаю племя. Со мной отправится лишь горстка мужчин, охотиться будет тяжело. Я многое теряю ради того, что хочу обрести взамен, – тебя, Фиа. Я хочу быть с тобой. Пожалуйста, скажи, что пойдешь со мной.

В лице Фиа что-то промелькнуло, и Сайлекс не стал медлить. Он рывком прижал девушку к себе и с силой впился губами в ее губы. Не обращая внимания на боль, пронзившую побитое лицо, он еще крепче обнял Фиа, а когда почувствовал, как она в ответ прильнула к нему, у него чуть сердце не выпрыгнуло от восторга. Фиа по-прежнему молчала, но она была согласна.

Наутро Сайлекс подошел к Ови. Сестра сидела на корточках у костра и уныло смотрела в огонь. Сайлекс присел рядом.

– Я ухожу, – ровно сказал он. Ови не могла об этом не знать.

Сестра молчала, не отрывая взгляда от танцующих искр.

– Дуро одолел меня. Теперь вожак он. Со мной уходят Бракх и его жена, и еще несколько охотников, которым не хватило женщин. И Фиа. Фиа тоже уходит и станет моей женой.

Ови подняла на брата утомленный взгляд.

– Так будет лучше для всех, – тихо сказал Сайлекс.

– У меня нет родных, кроме тебя, Сайлекс, – просто ответила Ови.

Такой ответ удивил Сайлекса.

– Мы расстаемся не навсегда, – помедлив, ответил он. – Мы будем идти вслед за волками. Сейчас Дуро нужно почувствовать себя главным. Со временем его неприязнь ко мне утихнет. Кроме того, он станет твоим мужем, Ови. Ты же сама говорила, что выйдешь за вожака. И у тебя будет семья.

– Вот видишь, не важно, чего хочу я. Все решено. – В словах Ови звучала безысходная покорность судьбе.

– Чего ты все-таки хочешь, Ови? – Сайлекс едва не скрипнул зубами от досады. – Чтобы твоим мужем был я? Ты этого хочешь? С Дуро ты можешь быть счастлива.

– Счастлива, – с мрачной иронией повторила Ови.

* * *

Аппетита не было. Калли лениво покусывала для виду поднесенную ко рту кость. Со стороны казалось, будто девушка празднует вместе со всеми – еще бы, ведь сегодня ее свадьба! Ветки обрядового костра перегорели и обрушились, подняв столп искр. Супружеские пары стали расходиться на ночлег. Когда с земли поднялись Урс и Белла, взявшись за руки, братья невесты восторженно зашумели и захлопали. Калли отвернулась. Ее стошнило на траву. К счастью, этого никто не заметил.

Подошел Пэллок и протянул Калли руку. Девушка кивнула и поднялась, собрав волю в кулак.

– Пойдем, жена, – промямлил Пэллок.

Охотники вновь одобрительно загукали, засмеялись и затопали ногами, но уже с меньшим энтузиазмом.

Калли последовала за Пэллоком к шалашу, сооруженному из веток, глины и камней. Углубление под навесом было выстелено лосиными шкурами, поверх которых лежала медвежья, доставшаяся Пэллоку от отца.

Пэллок помешал веткой уголья и подкинул хворосту в костер. Пламя вспыхнуло ярче, выхватив из темноты его лицо и лицо Калли.

– Ты устала? – осторожно спросил он.

– Да, – ответила Калли.

Пэллок против воли мельком взглянул на устроенное им ложе.

– Не очень, – со вздохом добавила Калли.

Пэллок улыбнулся, но его улыбка тут же померкла.

– В последнее время ты и словом со мной не обмолвилась.

Калли не нашлась что ответить.

– Раньше ты частенько потешалась надо мной. Твои слова больно жалят.

Калли удивилась: она думала, что Пэллок слишком глуп, чтобы понять, когда его вышучивают.

– Извини.

Они стояли и смотрели друг на друга.

– Я полагаю, – заявил Пэллок, – что отныне с этим покончено.

– Да, ты прав.

Пэллок молча опустился на колени, жестом приглашая Калли в шалаш. Она бессильно подчинилась и помогла ему снять с себя тунику и набедренную повязку. Жесткий медвежий мех приятно покалывал спину.

Нахлынули мысли об Урсе. Сейчас он с Беллой, раздевает молодую жену у своего костра.

Калли отвернулась, чтобы Пэллок не увидел слез. Когда он навалился на нее, она бессознательно обвила его руками. Урс был совсем не такой, гораздо выше и стройнее. Пэллок, судя по всему, знал, что делать. Калли зажмурилась – она вдруг поняла, как сможет это пережить.

Надо думать об Урсе.

Руки Пэллока, скользнувшие по ее телу, стали руками Урса. Это Урс, а не Пэллок был сейчас с ней. Ей даже захотелось ответить на его ласки.

Пэллок тяжело задышал и двигался все быстрее. Его сила и грубость неприятно поразили Калли. Пэллок громко застонал. Калли открыла глаза и вдруг уловила во тьме какое-то движение – кто-то сидел у костра рядом с навесом и смотрел на них.

Альби.

 

20

Год четвертый

Больше всего Калли любила сидеть на берегу ручья, опустив ноги в воду и уложив руки на раздувшийся живот. Стоял чудесный солнечный день. Хотя Сородичи жаловались, что лето выдалось холодное, Калли постоянно мучилась от жары. Она погладила свой живот: ждать родов оставалось недолго.

На ней была лосиная шкура с проделанным отверстием для головы и завязками по бокам. Шкура свободно висела на девушке, но все равно причиняла ей неудобство, раздражая вспотевшую кожу.

Ниже по течению раздался громкий стук – Харди орудовал обломком камня, выдержанного под углями в течение нескольких дней. Бывший ловчий был погружен в работу и даже не заметил девушку.

Фактически немой, хромой и до крайности близорукий, Харди посвятил себя изготовлению инструментов и оружия для Сородичей. Он так близко подносил камень к глазам, чтобы рассмотреть его, что детям казалось, будто он на нюх определяет, с какой стороны его расколоть. Затем он крепкой рукой наносил несколько точных ударов, и камень превращался в скребок, наконечник или рубило. Многие мужчины сами изготовляли себе оружие, однако все признавали, что Харди нет равных. По настоянию самого Харди его стали называть оружейником.

На глазах у Калли к Харди подбиралась ватага голых малышей с комками грязи в руках. Всем им не было еще и пяти. Они пихали друг друга и улыбались до ушей, предвкушая шутку, которую сейчас сыграют со стариком. Среди малышей толкался и сын Калли.

Ему шел третий год. Поговаривали, что она понесла ребенка уже в первую ночь с мужем, что считалось настоящим благословением.

* * *

Малыши с криком ринулись на Харди, швыряясь грязью. Но Харди все предусмотрел: он с ревом вскочил на ноги и стал отстреливаться заранее приготовленными комьями. Видел он плохо, зато бросал дальше, чем его противники, и целился в центр ватаги, чтобы задеть нескольких озорников сразу. Калли вздрогнула, когда один из комьев влетел в ее сынишку. К его чести, он только заверещал, больше от возбуждения, чем от боли, и, сверкая пятками, умчался вместе с остальными.

Калли обрадованно захлопала в ладоши. Харди обернулся к ней и прищурился. Его изуродованное лицо было непроницаемо, однако по вздрагивающим плечам Калли догадалась, что старик хохочет.

– Вот ты где, – раздался позади голос Альби. Свекровь уселась рядом с ней, откинула со лба спутанные волосы и тоже сунула ноги в ручей. Калли вглядывалась в странные белесые пятна на ее коленях, раздумывая, откуда они взялись. Они были похожи на белые пятна, усеивавшие ее лосиную шкуру.

– Ты не сказала, что думаешь об имени, которое я дала мальчику, – укоризненно сказала Альби.

Обряд наречения прошел всего два дня назад, и, как было заведено у Сородичей, самая старшая женщина в роду давала ребенку имя и слагала о нем легенду.

Легенда, которую придумала Альби, заставила Калли усомниться в том, что свекровь хоть раз присмотрелась к малышу. Альби рассказывала о «ребенке, исполненном серьезных намерений и расчетливых планов». Его полное имя, Собриус Акантус, тут же сократили до звонкого «Собак», которое Калли совершенно не понравилось.

Никаких серьезных намерений и расчетливых планов у ее сынишки и в помине не было. Напротив, малыш был неутомимый проказник, затейник и весельчак. Калли подозревала, что Альби нарочно наградила ребенка такой легендой, чтобы изменить его нрав.

– Скажи, почему ты назвала его именно так? – ответила Калли вопросом на вопрос.

– Я всегда терпеть не могла свое имя, которое дала моя бабка. Старая карга, она еще и сына моего назвала, как ей вздумалось, – проворчала Альби. – Имя должно говорить о нраве человека и его способностях. А мое имя значит «светлокожая». А имя «Пэллок» – «светловолосый». Только и всего. Как будто у нас нет других достоинств. Нет-нет, с моим внуком будет по-другому. Однажды он станет старшим ловчим.

Калли знала, как должна ответить.

– В твоих словах что-то есть.

– Ты только посмотри на этого балбеса, – сказала Альби.

Калли проследила за взглядом Альби: на другом берегу ручья лениво прогуливался Никс, один из братьев Беллы.

– Вот ему точно досталось не то имя, – заметила Альби. – «Тот, кто охотится в снегу». А надо бы «такой же дурак, как и его братья».

Калли сдавленно хихикнула, обменявшись взглядом с Альби, и натянутость между ними на миг исчезла.

– Говорят, Никсу нравится Рене. Он хотел бы взять ее в жены, – сказала Калли.

Альби злобно сверкнула глазами.

– Не твое это дело, – прошипела она.

– Какое дело? – испуганно переспросила Калли.

– Кому кого брать в жены. Совет решает. Мужчинам только позволь самовольничать – мы и шагу ступить не сможем. А что до Рене… Ты ведь знаешь, как бывает, когда муж не в ладах с женой. Никому житья нет. Муж идет по вдовам, жена плачется подругам и бросает всякую работу… На то и нужна Старейшина – чтобы не допустить такого безобразия.

Калли сдвинула брови.

– Странный вывод. Почему ты считаешь, что Рене и Никс будут несчастливы?

– Она будет плохой женой, – отрезала Альби. – Через два года ты станешь Старейшиной. Думаешь, ты готова? Ты совсем не готова! Устраивать браки должен совет и только совет. Ничего, пока я жива, я буду во всем наставлять тебя. С моим опытом и твоим авторитетом у женщин мы станем грозной силой. Но ты должна меня слушаться.

К счастью, Калли не успела ответить ей, потому что появилась Белла. Вздыхая и переваливаясь с ноги на ногу, она подошла ближе и тяжело плюхнулась на землю между двумя женщинами.

– Сегодня малыш не дает мне покоя, все вертится и вертится.

– Или малышка, – заметила Калли.

Белла покачала головой.

– Урс наградил меня мальчиком. Иного и быть не может, – весело заявила она.

– Тебе видней, – ответила Калли и отвела глаза.

– Ты знаешь, что наши мужья сегодня отправились на охоту вдвоем? – спросила Белла.

– Пэллок и Урс? – удивленно переспросила Калли.

– Пэллок уже много раз звал Урса охотиться.

– Первый раз слышу, – пробормотала Калли.

– Охотнички, – фыркнула Альби. – Мы тут спину гнем, а они бегают по лесам, да зачастую еще и без толку.

Калли и Белла молча переглянулись.

– Ладно, это их дело, – примирительно сказала Белла. – Твоя мать угостила меня своей стряпней. Должно быть, все, что я ни съем, достается малышу, потому что у меня в животе снова пусто!

Калли согласно закивала и похлопала себя по животу.

– У меня та же история.

– Когда я была беременна Пэллоком, то ела, не переставая, – вмешалась Альби. – И все равно оставалась голодной.

– Что ты говоришь? – поразилась Белла. – Значит, было время, когда ты голодала?

Калли уставилась на подругу, потрясенная ее дерзостью. Белла тоже округлила глаза, словно поражаясь собственным словам.

Альби без колебаний замахнулась и отвесила Белле увесистую пощечину. Вскрикнув, девушка повалилась на бок.

Вскочив на ноги, Альби собралась пнуть Беллу ногой в живот, но перед ней неожиданно выросла Калли.

– Стой! – заорала она в лицо Альби.

Белла прильнула к ногам подруги, и Калли приготовилась защищаться, как вдруг в глазах Альби мелькнула мрачная догадка.

Она посмела ударить жену старшего ловчего.

Непоправимая ошибка.

* * *

Бракх сообщил Сайлексу, что неподалеку снова видели волчицу с белой отметиной. Друзья некоторое время бежали молча.

– Фиа хочет ребенка, – ни с того ни с сего брякнул Сайлекс.

Бракх смущенно кивнул.

– В последнее время нам везет с охотой, – заметил он.

– Может, дело во мне? Почему я не могу сделать ребенка?

– Я тебе уже хвастался своим новым копьем?

– Фиа бросит меня и уйдет к другому.

Бракх ошарашенно уставился на друга.

– Что? Это невозможно! Послушай, Сайлекс, иногда по ночам… – Он кашлянул. – В общем, стоны, которые доносятся из вашего шалаша, не дают уснуть нам с женой. Не думаю, что твоей жене с тобой плохо.

– Фиа страстная женщина, – подтвердил Сайлекс, немного помолчав. – Это меня и беспокоит. А если ей недостаточно только меня?

– Если кто-то из мужчин посмотрит на Фиа, я убью его собственными руками, – мрачно заявил Бракх.

– Мы все знаем, что, когда приходит время, даже самые смирные самцы теряют голову. Прошло два года с тех пор, как мы всемером ушли из племени, взяв с собой только двух женщин. За это время юноши возмужали и отрастили бороды. Думаю, нам пора вернуться к соплеменникам, чтобы юноши нашли себе жен.

– Если там еще остались незамужние девушки, – заметил Бракх. – Смотри!..

Перед ними стояла она, волчица с белой отметиной в виде ладони. Бракх остановился и передал Сайлексу подношение – тяжелую ляжку оленя.

– Мы давно с тобой не виделись, – негромко произнес Сайлекс, обращаясь к волчице. Позади нее опасливо прятались за деревьями несколько годовалых волков, очевидно, родившихся весной.

Волчица внимательно вглядывалась в его лицо. Сайлекс швырнул ей оленью ляжку, и она приняла подношение.

* * *

В одной руке Пэллок держал дубинку, в другой – копье. Урс взял с собой только копье. Они вышли на равнину. Стада уже ушли, и след их терялся на сухой, промерзшей земле.

Так или иначе, Пэллока меньше всего интересовало, куда ушли стада. Со дня своей свадьбы он укрепился в решении погубить Урса и неоднократно предлагал ему отправиться на охоту вдвоем, однако старший ловчий неизменно отказывался. На сей раз, к вящему удивлению Пэллока, Урс согласился, не раздумывая. Поселение Сородичей осталось далеко позади. Стоял теплый погожий день. Мужчины вошли в перелесок, рассчитывая скрыться в тени от яркого солнца и, возможно, обнаружить оленей, улегшихся на отдых среди кустов.

Отлично. Деревья скроют их от случайных глаз.

Пэллок не будет терять времени. Он слегка отстанет, а потом обрушит дубинку на голову Урса. Первый удар просто оглушит ловчего, но Пэллок сразу же вонзит копье ему прямо в сердце. Потом выждет дня два, вернется и объявит, что Урса задрал медведь. Даже если Сородичи организуют поиски, от мертвого тела к тому времени останутся лишь обглоданные кости, и никто не усомнится в правдивости слов Пэллока.

Пэллок замедлил шаг. Сейчас, подхлестнул он себя и крепче сжал дубинку. Урс был выше Пэллока на две-три ладони, но дубинка сделает свое дело. Камень, привязанный к ее концу, запросто проломит череп. Сейчас. Ну же!

Урс остановился как вкопанный, и так быстро обернулся к Пэллоку, что тот едва не оступился.

– Мне надо поговорить с тобой, – тихо сказал он.

Пэллока бросило в пот, и он кивнул, расслабив пальцы.

– Старший копейщик должен не только выбирать цель. Он должен наставлять молодых охотников, помогать им оттачивать мастерство. Он должен проявлять выдержку и не бросать копье в цель раньше времени – вслед за его копьем полетят остальные, поэтому цель нужно выбирать наверняка. Понятно? Цель нужно выбирать наверняка, – с нажимом повторил Урс.

Пэллок молчал, хлопая глазами. К чему весь этот разговор? Да Пэллок и без него все знает!

– Ты не помогаешь молодым. Ты несдержан, и твое копье часто бьет мимо цели, – продолжал Урс.

Пэллок непонимающе таращился на него.

– Мне придется кем-то тебя заменить, чтобы охота шла лучше. Все, что я делаю, я делаю на благо охоты.

Урс потрепал Пэллока по плечу.

– Неприятно, я знаю. Но я не хочу унизить тебя – просто выше головы не прыгнешь.

Пэллоку показалось, что его оглушили. Он лишился дара речи.

– Я рад, что мне представился случай сказать тебе обо всем с глазу на глаз, – продолжал ловчий. – Теперь я пойду обратно, а ты возвращайся к вечеру. Когда ты придешь, я уже оповещу племя и прикажу относиться к тебе со всем уважением, как к доброму охотнику.

Пэллок отупело кивнул. Урс повернулся и зашагал обратно в лагерь, высоко вскинув голову и расправив плечи. Пэллок смотрел ему вслед. Рука, сжимавшая копье, непроизвольно дергалась.

Сейчас, приказал ему внутренний голос. Давай!

 

21

– Смотрите! – крикнул Сайлекс и взмахнул рукой.

Охотники повернули головы: вдалеке бежала волчья стая, за которой они следовали. Впереди шла волчица с белой отметиной в виде ладони.

– Они почуяли дичь. За ними, Сайлекс? – спросил Бракх.

Сайлекс не отвечал, вглядываясь в бегущих гуськом животных.

– Они не преследуют добычу – они убегают, чтобы самим не стать добычей. – Он с прищуром посмотрел на близлежащий холм. – Давайте заберемся повыше.

* * *

Узнав о том, что случилось с Беллой у ручья, женщины одна за другой устремились к костру ее матери, чтобы справиться о самочувствии девушки. Обступив Беллу, они поглаживали ее по рукам и плечам, переговариваясь между собой вполголоса. Кажется, до них наконец дошло, что к чему. Беллу, самую красивую женщину племени, да еще и беременную, ударили и сбили с ног. Альби расправилась с Беллой по-свойски, решив, что ей, как Старейшине, все дозволено.

– Настало время избрать новую Старейшину, – мрачно заявила Адор.

Украдкой осмотревшись, как бы рядом не оказалось Альби, женщины дружно закивали в знак согласия.

– Калли должна стать Старейшиной через два года, – напомнила Коко. – Пожалуй, лучше раньше.

Ее слова были встречены одобрительным гулом. Калли отстраненно наблюдала за происходящим, не зная, что думать. «Я всегда буду наставлять тебя». В словах Альби таилась явная угроза. Каково исполнять обязанности Старейшины, когда каждый твой шаг контролирует злая старуха?

Кто-то предостерегающе зашикал, и женщины замерли. У костра появилась Дрои, жена Харди.

– Говорят, Альби тебя ударила, – озабоченно обратилась Дрои к Белле. – Очень больно?

Белла чуть заметно мотнула головой.

– О чем вы говорили? – спросила Дрои, окинув взглядом толпившихся вокруг костра женщин.

Женщины потупились, не отваживаясь ответить.

– Наверное, об Альби, – заключила Дрои. – Хотите свергнуть ее.

Молчание.

– Но не хотите, чтобы я знала. Решили пощадить меня. А вам известно, что Альби принимает у себя моего мужа? Что она избивала меня, когда мы были детьми? Вы боитесь, что я стану заступаться за нее, за свою сестру? – Дрои прищурилась и оглядела сборище. – Ошибаетесь. Вот что я скажу: я буду только счастлива, когда она околеет.

Все стояли, как громом пораженные. Адор приблизилась к Дрои и обняла ее. Так же поступила Коко, и вскоре все женщины, раскинув руки, одна за другой влились в общее объятие и застыли, словно черпая силы друг у друга.

Только Рене, стоявшая в последних рядах, не присоединилась к ним. Она медленно попятилась и незаметно для всех исчезла.

* * *

Альби скрючилась у своего костра.

– Старейшина? – Рене, потупив взгляд, почтительно остановилась в нескольких шагах от Альби.

– Чего тебе?

– Женщины говорят о тебе. Я подумала, ты должна знать.

Альби по-прежнему глядела в никуда, обдумывая слова Рене, затем подняла глаза на девушку.

– Хочешь меня задобрить… Так-так. Ну, хорошо. Подойди. Расскажи, что слышала.

Рене послушно приблизилась и шепотом вкратце пересказала, что замыслили женщины.

– Значит, Калли пошла против меня, – пробормотала Альби.

– Не совсем, – поправила ее Рене. – Женщины прочат ее в Старейшины. Сама Калли ни слова не сказала.

– Нет. За всем стоит именно она. Собственная невестка предала, – перебила Альби. – Подговорила остальных, строит козни. Змея подколодная. – Альби чуть не задохнулась от душившей ее злости. – Ладно. Ты правильно сделала, что пришла, дитя. Теперь бунтаркам не застать меня врасплох. Есть время подумать, как быть дальше. – Альби окинула Рене взглядом с ног до головы. – Что до тебя…

Рене не смела поднять глаз, бессознательно поглаживая шрам на щеке.

– Ты стара для замужества. И матери, чтобы хлопотать за тебя на совете, у тебя нет. Поэтому мужа тебе не досталось, – сказала Альби.

– Да, – промолвила Рене.

– Хочешь, я выберу тебе мужа?

Рене кивнула, не отрывая взгляда от земли.

– Еще бы не хочешь! Впрочем, в твоем возрасте я тоже хотела замуж. А потом поняла, что толку от мужчин немного. Когда мой муж сдуру попер на мамонта и тот его расплющил, я вздохнула свободно. Ну да ты, наверное, мечтаешь о детях. Как насчет… Никса? Он тебе подойдет.

Рене вспыхнула, не веря собственной удаче. Она прямо засветилась от счастья; Альби еле сдержалась, чтоб не брякнуть, что передумала. Нет, все-таки она поступила правильно, – девушка сделает все, что Альби ей ни скажет. Теперь предстояло поразмыслить о более важных вещах, как во время кочевья, когда думаешь не о дневном пути, а о прибытии на нужное место.

– Я отдам тебя за Никса. Совет не станет возражать, – важно пообещала Альби.

– Он очень добрый, – выпалила Рене.

– На другое-то у него мозгов нет, – буркнула Альби себе под нос. – Ступай.

Рене спешно направилась в сторону общего костра.

– Ах да! Рене! – окликнула ее Альби.

Девушка со страхом в глазах обернулась.

– Сообщай мне обо всем, что затевает Калли.

* * *

Сайлекс с охотниками прятались в высокой траве на вершине холма, вглядываясь в лежащую внизу равнину. В верховьях реки, делившей равнину на две части, появилась Орда: группа устрашающего вида мужчин с лицами, дочерна натертыми сажей. Дикари из Орды не носили одежд – только короткую набедренную повязку, едва прикрывавшую гениталии. На плечах некоторых из них Сайлекс, к своему ужасу, разглядел волчьи шкуры.

Четверо дикарей, вооруженных копьями и дубинами, двигались, выстроившись в ряд. Потом, разделившись по двое, разошлись в стороны, как будто кого-то окружая. Но кого?

– Вон там, – шепнул Сайлекс.

В центре равнины за невысоким пригорком, заросшим густой травой, затаилась семья Робких. Кряжистый мужчина, отец семейства, сжимал увесистую дубину. Плечом к плечу с ним стояли двое подростков, мальчик и девочка, тоже вооруженные дубинками. Позади них беременная женщина в страхе прижимала к себе малыша лет двух-трех.

– Робкие думают, опасность миновала. Дикари разделились и делают вид, что пройдут мимо, не заметив их. Но это не так. Орда знает, что они прячутся за пригорком, и окружает их с двух сторон.

Волки порой проделывали тот же маневр, попарно обходя свою жертву с обеих сторон.

– Что будем делать? – обеспокоенно шепнул один из охотников.

– А что нам делать? – насмешливо переспросил Бракх.

– Можно отвлечь Орду на себя, – не унимался охотник.

– Ради парочки Робких? – презрительно бросил другой.

– Если мы так поступим, Орда станет охотиться на нас, – ответил Сайлекс. – Робкие могут сами за себя постоять.

Атака была внезапной и невообразимо жестокой. С пронзительным нечеловеческим криком дикари налетели на Робких со всех сторон. Те угрожающе подняли дубинки, но не смогли остановить нападавших. Первым упал мужчина, затем дикари набросились на подростков, остервенело колотя их дубинками по голове. Малыша выхватили из материнских объятий, швырнули на землю и затоптали ногами. Дикари обступили кричавшую не своим голосом женщину и, схватив за руки и ноги, бросили на округлившийся живот, разрывая на ней юбки.

Сайлекса замутило.

– Уходим, – велел он. – Уходим немедленно.

Пригибаясь к земле, охотники скользнули вниз по склону; отойдя на достаточное расстояние, выпрямились и бросились прочь, подальше от жуткой бойни.

– Зачем они это делают? – спросил Бракх у Сайлекса, когда друзья остались вдвоем. Несмотря на усталость и поздний час, кусок не лез им в горло. На бледном лице Бракха проступил пот.

– Орда? Не знаю, – ответил Сайлекс. – Они всегда были кровожадными. Меня интересует другое.

– Что?

– Было время, когда Орда покидала свою долину и нападала на всех подряд, но такого не случалось уже много лет. – Сайлекс озадаченно посмотрел на друга. – Неужели опять начинается?

* * *

Калли сидела у костра, с умилением наблюдая, как Собак возится со своим приятелем, четырехлетним Лиго. Несмотря на разницу в один год, Собак не уступал Лиго ни в росте, ни в силе.

К костру подошел Пэллок.

– Собирайся, – бросил он Калли. – Возьми еды. Мы пойдем прогуляться и вернемся вечером, когда начнет темнеть.

Калли нахмурилась.

– Зачем? И где ты был вчера весь день? – Она, кряхтя, поднялась на ноги, поддерживая свой живот.

– Собак! – скомандовал Пэллок. – Мы идем гулять.

– Ура! Гулять! – обрадовался малыш. Куда бы они ни шли, там, наверное, будет очень весело. – А Лиго можно с нами? – с волнением попросил он.

– Нет, – отрезал Пэллок.

Мальчики переглянулись с таким видом, словно узнали, что один из них будет брошен на съедение волкам.

– Пэллок, в чем дело? Ты сегодня какой-то не такой, – заметила Калли.

– Отец, ну пожалуйста! – умолял Собак.

– Ладно, – процедил Пэллок сквозь зубы. – Только пусть не путается под ногами. – Он повернулся к Калли: – Возьми еды. Мы уходим.

* * *

Альби смотрела, как Пэллок, его жена, Собак и Лиго вышли из лагеря и ушли вниз по течению ручья. Наконец-то от Пэллока будет хоть какой-то толк. Альби направилась к мужской половине лагеря и позвала Урса. Альби сочла оскорбительным, что он помедлил перед тем, как подойти к ней.

– В чем дело, Старейшина?

– Теплого лета, старший ловчий, – церемонно обратилась к нему Альби. – Хотя дни еще стоят погожие, мы должны срочно отбыть на зимовку.

Урс в недоумении захлопал глазами, посмотрел в высокое чистое небо и перевел взгляд на Альби.

– Мне казалось, у нас впереди еще много дней.

– Женщины считают, что холода наступят внезапно. Мы должны выступить через два дня. Женщины уже собираются в дорогу.

То есть начнут собираться, когда узнают о моем решении, подумала про себя Альби.

– Это еще не все. – На глазах у изумленного Урса Альби бухнулась на колени. – Иногда, ловчий, мне приходится восстанавливать порядок среди женщин, как тебе – среди охотников.

– Порядок? Среди женщин? – озадаченно переспросил Урс.

Альби зажмурилась, разыгрывая глубокое покаяние.

– Боюсь, что сегодня я перестаралась.

– Я не понимаю, о чем ты говоришь.

– Я готова понести наказание, ловчий. Можешь ударить меня.

– Ударить тебя?

– Стремясь восстановить порядок, я ударила Беллу.

– Погоди, погоди. Ты ударила мою жену?

Альби распростерлась на земле у ног Урса.

– Я готова понести наказание.

 

22

Урс в замешательстве стоял над распростертой на земле Старейшиной. Он был не столько возмущен, сколько растерян. «Я готова понести наказание». Ну и что ему с ней делать? Не бить же ее. Мужчинам племени запрещалось даже дотрагиваться до женщин, с которыми они не были в родстве. Такие дела обычно разбирают на совете женщин. Но Альби и есть совет женщин.

– Встань, – проскрипел Урс.

Альби встала, и он с удовлетворением отметил страх в ее взгляде.

– Если ты еще раз коснешься моей жены, я… тебя убью!

– Да, ловчий, – покорно отозвалась Альби.

Урс осознал, что все еще стоит с поднятым указательным пальцем посреди лагеря. Он раздосадованно спрятал руку за спину и удалился.

Альби презрительно осклабилась, глядя ему вслед.

Урс пошел на поиски жены. Белла сидела на берегу ручья и умывалась.

– Белла, – сурово обратился к ней Урс, – я только что говорил с Альби.

– Ох, Урс, – вздохнула Белла, подойдя к мужу и прижавшись к нему своим большим животом.

– Я сказал ей, чтобы она не смела тебя трогать. Ясно?

– Спасибо тебе, муж.

– Женщины… – Урс запнулся, почувствовав, как почва снова уходит из-под его ног. – Через несколько дней мы отправляемся на зимовье. Мне надо вывести людей на охоту.

– Зимовать? Уже?

– Пойду, поищу Валида, – озлобленно бросил Урс и удалился.

Валид поджидал его на мужской половине лагеря.

– Созывай людей, – холодно приказал Урс. – Отправляемся на охоту. Через два дня уходим на зимовье.

– Что? – Валид, как и Урс несколько минут назад, в недоумении посмотрел на безоблачное небо.

– Женщины говорят, пора уходить. Я сам не понимаю, почему.

– Пэллок куда-то ушел вместе со своей семьей и моим сыном. Они не скоро вернутся, – предупредил Валид.

Урс на минуту задумался.

– Мы не можем его ждать. Выступаем немедленно.

* * *

Адор и Коко беседовали, когда к ним подбежала Белла и выпалила новость: Сородичи уходят на зимовку гораздо раньше, чем предполагалось.

– Неужели? Надо же, какой расчет, – пробормотала Коко, прищурившись.

– Что ты имеешь в виду? – спросила Адор.

– Что в пути мы не сможем переизбрать Старейшину – нам будет не до того. Альби выгадала себе еще много дней.

– Теперь ясно, – кивнула Адор.

– Что ясно? – спросила Белла.

– Что Альби не сдастся без боя, – пояснила Коко. – Где Калли?

* * *

Вышагивать впереди жены и двух карапузов было куда приятней, чем идти рядом с ними и поддерживать разговор. Пэллок, понурив взгляд, брел по тропе, вьющейся меж редких деревьев.

– Пэллок, – донесся до него голос жены. – Постой.

Он обернулся и с раздражением увидел, что жена и дети отстали. Собак вцепился в Калли, падая с ног, а Лиго тащился позади них, медленно, но неутомимо топая ножками. Пэллок со вздохом повернул обратно.

– Не забывай, они дети, – напустилась на него Калли, когда он подошел ближе. Она отерла пот со лба. – Да и мне уже невмоготу. Почему мы зашли так далеко?

Пэллок подхватил Собака одной рукой.

– Еще немного, и мы на месте. Пойдем, Лиго!

– Лиго, беги! – крикнул Собак, извиваясь под мышкой у отца. Лиго так припустил вперед, что Собак расхохотался.

Пэллок отвел их на место, которое много лет назад нашли охотники: через вытянутый пологий холм тропа вела к роднику, бьющему из земли. Холодная как лед вода стекала по камням и с рокотом низвергалась в озерцо, где можно было купаться, правда, только по одному. Отсюда был виден берег ручья Сородичей, а густо заросшие деревьями пригорки скрывали озерцо от посторонних глаз.

– Чудесное место! – восхитилась Калли. Она тут же стала болтать ногами в воде, со смехом глядя, как брызгаются Собак и Лиго. В прозрачной воде отражалось безоблачное небо, и Калли сразу стало легко на сердце.

Пэллок уселся на валуне, подальше от них. Его одолевали мрачные мысли. Он подбирал слова, готовясь сказать Калли, что он больше не старший копейщик, но думал только о том, что не сумел замахнуться дубинкой, когда выдался случай. Всего один удар – и старший ловчий был бы мертв!

Теперь ему стало ясно, почему Урс отказывался выходить с ним на охоту: Урс рассчитал все заранее и не хотел, чтобы дружеские отношения помешали его планам.

Пэллок задыхался от несправедливости. Ведь он, Пэллок, всегда был верен Урсу, – если, конечно, не считать неудавшегося покушения на его жизнь.

Вспомнился день, когда Харди схватился со львом. Пэллок тоже был там, но разве кто-то воздал ему по заслугам? Зря он не расправился с Урсом, когда остался с ним один на один. Теперь Урс был бы мертв, а он, Пэллок, стал бы ловчим и женился на красивой Белле, а не на этой Калли, которая задает слишком много вопросов и вечно имеет свое мнение.

Калли несколько раз бросала на него вопросительные взгляды, но Пэллок не обращал внимания.

– Отец, давай играть! – позвал Собак.

Пэллок даже не шелохнулся.

– Есть хочешь? – через некоторое время прокричала ему Калли.

– Сами ешьте. Я не голоден, – ответил он.

Пожав плечами, Калли вытащила из котомки два куска оленины и дала мальчикам.

– Давайте приходить сюда каждый день! – заявил Собак. Калли расхохоталась, глядя, как сынишка подбрасывает в воздух свой кусок мяса и пытается поймать его ртом. Лиго присоединился к игре, но всякий раз промахивался.

– Как ты будешь теперь есть, вместе с пылью? – укорила сына Калли.

Бросив торжествующий взгляд на мать, Собак обмыл мясо в воде.

– Молодец, – похвалила Калли. – Ты меня перехитрил.

После обеда Калли с мальчиками задремала. Когда она проснулась, нехотя разлепив глаза, солнце уже клонилось к западу. Судя по всему, Пэллок пообедал, пока она спала, и теперь с мрачным видом сидел в нескольких шагах от нее.

– В чем дело? – Калли с трудом привстала, придерживая огромный живот.

– На охоте поменялся устав.

– Что значит «устав»?

– На охоте есть свой порядок. Каждый мужчина знает свое место. Большинство – простые охотники, однако некоторые важнее других. Есть еще Марс, старший следопыт, и его помощники, каждый со своими обязанностями. Это и есть устав.

– Да, я слышала. Просто не знала, что это называется «устав», – миролюбиво заметила Калли.

– Теперь я буду самым главным среди охотников.

– Понятно, – кивнула Калли, ничего в действительности не понимая.

Пэллок хмуро смотрел вдаль.

– А старшим копейщиком будет Валид. Вот и все перемены. Ничего особенного.

Калли не сводила с мужа глаз. Похоже, эти «перемены» глубоко его ранили. Ей от всего сердца стало жаль Пэллока.

– Дай обнять тебя, муж, – сказала она, раскрыв объятья.

Пэллок поджал губы и вскочил на ноги.

– Просто хотел, чтоб ты знала, – уходя, бросил он через плечо и, поднявшись по склону, скрылся за холмом.

Собак и Лиго проснулись и сразу же принялись гоняться друг за другом, смеясь и крича, как будто и не спали вовсе. Калли вздохнула, поглаживая себя по животу.

Ниже по течению ручья, примерно в тысяче шагов от того места, где отдыхала Калли, что-то шевельнулось. Калли затаила дыхание: у воды возился огромный медведь. Он переворачивал камни и деловито их обнюхивал.

Пэллока нигде не было видно. Калли позвала его, но он не отозвался.

Дети брызгались водой и носились как угорелые, с головой уйдя в игру. Калли закусила губу: медведь ни разу не посмотрел в ее сторону, значит, он либо не замечал людей, либо не собирался нападать. Калли успокоилась. Судя по всему, опасность им не грозила.

Через некоторое время вернулся Пэллок, заметно поостывший.

– Я видела медведя, – сказала Калли.

– Медведя? – насторожился Пэллок.

– Да, молодого медведя. Видишь? Вон там, внизу. Роется среди камней.

Пэллок посмотрел в том направлении, куда показывала Калли.

– Давно ты его заметила?

– Еще когда ты ушел. Ты не переживай, он ни разу не взглянул в нашу сторону. Даже носом не повел. Ищет что-то себе меж камней и все.

– Он знает, что мы здесь, – прошептал Пэллок.

– Не может быть.

– Тебе не показалось, что он подходит все ближе и ближе?

– Просто бредет себе вдоль берега.

– Он нас заметил. Медведи порой так хитрят. Нам Харди рассказывал.

У Калли упало сердце.

– Собак! Лиго! Тише! Ни звука, слышите? Мы уходим. Бросьте все, уходим!

Пэллок вскинул копье, и они крадучись спустились по склону холма к ручью. Единственная дорога в лагерь лежала вдоль берега – того самого, где ниже по течению копошился медведь.

– Бежим? – шепотом предложила Калли.

– Нет. Он куда быстрее нас. Просто уходим, не оборачиваясь.

Калли кивнула и крепче сжала ручки малышей, а пройдя шагов сто, обернулась.

Медведь сократил расстояние наполовину. Он продолжал обнюхивать землю, всем своим видом выражая крайнюю незаинтересованность, однако, должно быть, пробежал изрядную часть пути. Теперь Калли могла разглядеть даже легендарные когти гигантского зверя.

– Пэллок, – задохнулась Калли, – он нас догоняет!

Пэллок обернулся: медведь лениво шел вперед, не сбавляя ходу.

– Стойте, – скомандовал Пэллок.

Калли трясло от страха, но она подчинилась, краем глаза наблюдая за страшным хищником, бредущим в их сторону.

– Сейчас он бросится на нас, – скрипнул зубами Пэллок.

Калли перевела взгляд на его копье.

– Копьем медведя не остановить, – покачал головой Пэллок.

– Что же нам делать? Мне страшно!

Пэллок побелел, как заснеженное поле. Его трясло.

Калли поняла, что это конец. Ее взгляд упал на Собака, Пэллок тоже посмотрел на сына.

– Если мы возьмем детей на руки… – дрожащим голосом предложила Калли.

– Тогда медведь разорвет меня или тебя вместе с ребенком, – оборвал ее Пэллок. – Но если взять только одного, тогда мы спасемся.

До Калли не сразу дошло, что предлагает Пэллок.

– Как ты можешь… – ахнула она, но муж перебил ее:

– Другого выхода нет.

Медведь застыл. Теперь, когда его жертвы остановились, он тоже никуда не торопился.

– Нельзя бросать Лиго! – прошипела Калли и нервно отерла глаза, полные слез. – Нельзя!

Пэллок подхватил Собака на руки и повернулся к другому малышу.

– Лиго. – Его голос прозвучал так неестественно, что оба мальчика напряженно сдвинули брови. – Мы пойдем вперед, а ты постой тут, ладно? Потом мы тебя позовем, и ты нам покажешь, как умеешь бегать.

Лиго заулыбался и закивал.

– Нет! – взвизгнула Калли и схватила испуганного малыша на руки. Медведь, не двигаясь, обернулся, как будто что-то услышал позади себя. Затем повел носом по ветру.

– Бежим! – приказала Калли и побежала по тропе, переваливаясь с боку на бок. Пэллок поравнялся с ней, метнул на нее взгляд, полный немой мольбы, и припустил вперед, крепко прижимая к себе Собака.

Двое спасутся. Двое погибнут.

– Лиго, – пропыхтела Калли, – если я разожму руки или упаду, или… если ты увидишь медведя, поднимайся и беги со всех ног туда, куда убежали Пэллок и Собак. Меня не жди.

Лиго смотрел на нее большими глазами, от страха ничего не понимая. Калли выдавила улыбку, но тут же громко всхлипнула.

– Пожалуйста, Лиго, – прошептала она.

Позади раздался низкий медвежий рев.

 

23

Калли не пробежала и двадцати шагов, когда Лиго стал выбиваться. Ему было неудобно. Он боялся этой женщины с перекошенным от страха лицом.

– Нет, Лиго, – всхлипнула Калли. – Сиди тихо.

– Пусти! – не унимался Лиго, отбрыкиваясь.

Медведь снова заревел. От его оглушительного рева кровь стыла в жилах. Калли оступилась и упала ничком, успев оттолкнуть от себя Лиго, чтобы не раздавить малыша. Ловя ртом воздух, она перекатилась на бок, а Лиго, вскочив, припустил вслед за Пэллоком.

Ладно. Калли обхватила живот и встала на ноги. Собак и Лиго спасены.

Она повернулась лицом к медведю.

Тот барахтался на земле и яростно ревел, размахивая страшными когтистыми лапами. Потрясенная Калли сквозь слезы разглядела обломок древка, торчащий из брюха, и еще одно копье, вошедшее зверю в плечо. Из-за деревьев выскочили охотники и что было духу помчались добивать хищника.

Медведь, ощерив пасть и наклонив голову, понесся им навстречу.

В него полетели копья, одно за другим втыкаясь в густой мех. Медведь оступился, передние лапы подкосились под тяжестью огромного тела, и он кубарем полетел на землю. Охотники заулюлюкали, добивая раненого хищника копьями и дубинками, пока он, содрогаясь, не издох.

Наконец Калли разглядела лица мужчин. Сородичи. Сородичи пришли ей на помощь.

Калли, спотыкаясь, будто в тумане, побрела к ним.

– Урс, – прохрипела она.

Урс, протянув руки, бросился ей навстречу.

– Урс, – как заведенная, повторяла Калли, упав в объятья Урса и целуя его лицо. – Ты спас меня. Ты спас меня.

Урс прижал Калли к себе, и на миг ей показалось, будто все стало как прежде – она почувствовала, как Урс прильнул к ней, – но тут же окаменел и отстранился. Калли взглянула в его лицо: Урс смотрел через ее плечо. Калли тоже обернулась.

Пэллок вел за руку Лиго. Увидев Калли в объятиях Урса, Пэллок скривился.

Калли было все равно.

– Лиго! – не своим голосом вскричал Валид, завидев сына.

– Папа! – заверещал ребенок и влетел в отцовские руки.

Валид повернулся к Калли и порывисто ее обнял.

– Спасибо! – горячо прошептал он ей на ухо.

Калли холодно взглянула на Пэллока.

– Мы выслеживали этого медведя полдня, – крикнул ему Урс. – Сбились со следа, а потом нашли его у ручья.

Медвежатину Сородичи не жаловали, однако высоко ценили теплые и тяжелые медвежьи шкуры, укрываться которыми было одно удовольствие. Мужчины собирали медвежьи клыки и когти, веря, что они придают владельцам силу и ярость дикого зверя. Убить пещерного медведя считалось хорошим предзнаменованием.

– Где Собак? – в бешенстве спросила Калли у мужа.

– Я оставил его на валуне, чтобы медведь не добрался. Я тоже бежал к тебе на помощь, – огрызнулся Пэллок.

– Ты оставил ребенка одного?!

Урс переводил взгляд с Калли на Пэллока и обратно, решив не вмешиваться. Какое ему дело до семейной ссоры?

– Что мне оставалось? Я спешил к тебе на помощь! – проорал Пэллок.

Калли грубо оттолкнула его и поспешила вверх по тропе. Через сто шагов она увидала сына, который стоял на вершине огромной каменной плиты, выше человеческого роста. Пэллок воспользовался выступами в камне, чтобы подсадить туда сынишку.

Собак был в безопасности. Гнев Калли улегся. Ее любимый малыш был здесь, перед ней, цел и невредим.

– Привет, мам! Смотри, как я высоко! – радостно крикнул мальчик.

Год девятнадцатый

Волчишка не чувствовала невосполнимой утраты, когда погибли ее братья, просто ей не с кем было играть. Стая Волчишки состояла из матери и человека, который жил в их логове, и теперь, когда Волчишке хотелось играть, она играла с человеком.

Возиться с человеком, напрыгивать на него, кусать и царапать было весело, но игра служила определенной цели. Резвясь друг с другом, волчата развивают силу и ловкость, учатся нападать и одолевать противника. Волчишка многое узнавала, когда возилась с человеком на полу пещеры. Руки, кормившие ее, оказались грозным оружием и могли сжать ее, как в тисках; чтобы защититься от их хватки, ей следовало извернуться и вцепиться в них чуть выше.

Она узнала еще кое-что. «Хватит! Брось!» – с болью в голосе вскрикивал человек и с такой силой отталкивал Волчишку от себя, что она летела вверх тормашками.

Похожий урок расшалившиеся щенки, подрастающие в волчьей стае, получают от своих родителей или взрослых собратьев. И как все провинившиеся щенки, Волчишка просила прощения, подползая к человеку и облизывая его лицо. Тогда человек клал ее себе на грудь и зарывался носом в ее мех, и от этого Волчишке становилось так же хорошо и спокойно, как когда она сворачивалась клубочком под боком у матери.

Год четвертый

Погода стояла сухая и теплая. Сородичи шли вдоль ручья, часто останавливаясь и вообще продвигаясь медленней чем обычно: несколько женщин племени, в том числе Калли и Белла, были беременны. Калли шла с пустыми руками, поддерживая свой живот. Когда Собак начинал хныкать и проситься «на ручки», его несла Коко, хотя и без того была нагружена разным скарбом, необходимым для приготовления пищи.

– Избалуешь мальчишку, – сурово сказала ей Альби. – Собак, ну-ка слезай и иди сам.

– Ладно, бабушка, – послушно протянул Собак и соскользнул на землю, но стоило Альби отвернуться, как он высунул язык. Коко засмеялась.

По мере приближения к тому месту, где ручей впадал в широкую реку, ведущую через земли Легиона, напряжение среди Сородичей росло. До устья оставалось полдня ходу. Люди молча брели вдоль берега; мужчины держали оружие наготове, ловя настороженным ухом малейший звук. Коко оглянулась и похолодела, заметив выражение лица Калли.

– Началось? – шепотом спросила Коко. Никс, шедший рядом, метнул на нее грозный взгляд.

Калли кивнула и вскинула два пальца – было две схватки.

Коко ускорила шаг, ступая как можно тише, и поравнялась с Альби.

– У Калли начались схватки, – одними губами проговорила она.

Альби со злобным раздражением посмотрела на нее.

– Нам нельзя останавливаться, – прошипела она. – Только не здесь. Мы почти у самого устья.

– Да, конечно… – промямлила Коко.

Калли машинально переставляла ноги. Воды еще не отошли, но схватки с каждым разом усиливались. Когда на свет появился Собак, схватки длились целый день. Калли понимала, что сейчас не самое удачное время и место для родов.

Коко дала дочери попить, и Калли с благодарностью кивнула. И вдруг ее пронзила такая боль, что перехватило дыхание. Схватки со звериной яростью сжимали ее изнутри.

Калли чуть слышно застонала. По ногам потекло что-то теплое – воды отошли.

Схватки усиливались и теперь почти безостановочно накатывали одна за другой. Калли бросило в пот, но она молча шла вперед.

Белла и Адор освободили Коко от ноши, и она поспешила к дочери, чтобы подхватить ее под руки.

Калли казалось, будто ее бедра и позвоночник пронзили раскаленным копьем. Теперь боль ни на миг не отпускала. Как сквозь туман виднелось лицо Пэллока, который оставил охотников и поддерживал ее с другой стороны. Калли почувствовала прилив благодарности, но ее тут же скрутила такая мучительная схватка, что пришлось громко охнуть.

Впереди показалось устье ручья, впадавшего в реку. Калли почувствовала, как головка ребенка продвигается наружу. Она больше не могла идти.

– Стойте…

С помощью Коко и Пэллока Калли, постанывая, опустилась колени, широко их расставила и оперлась руками о землю, словно готовилась прыгнуть в реку.

Сородичи остановились безо всякой команды, как одно целое. Все молчали, пока Калли, до крови кусая губу, тужилась, стоя на четвереньках под высоким чистым небом.

Коко увидела головку ребенка, покрытую кровью и белесыми выделениями. Она наклонилась и нежно поддержала малыша за голову и показавшиеся плечики. Наконец, когда малыш – это был мальчик – полностью вышел на свет, Коко взяла его на руки.

Ребенок закричал.

Услышав писк, Сородичи застыли. Охотники вскинули копья и замахали дубинками, как перед неминуемой атакой. Женщины с тревогой переглянулись. Альби, насупившись, зашагала туда, где, задыхаясь, лежала Калли.

– Тихо, малыш, тихо, – зашептала Коко и передала ребенка дочери, которая в муках избавлялась от последа.

Малыш, будто понимая, что от него требуют, перестал пищать. Калли приложила его к груди, но грудь мальчика не заинтересовала. Он щурил подслеповатые глазки на яркое солнце. Калли улыбнулась мужу, и Пэллок почувствовал, как его переполняет любовь к жене и к новорожденному сыну. Он нежно улыбнулся ей в ответ.

К ним подбежал Игнус, отец Калли. Он шел далеко впереди, в авангарде, и когда узнал, что у дочери начались роды, помчался к ней со всех ног. На руках у него сидел Собак. На лицах обоих были написаны благоговение и страх.

– У нас еще один внук, Игнус, – с гордостью шепнула Коко.

– Посмотри на его ногу, – пробормотала Альби.

Все взгляды устремились на нее, потом на новорожденного. Одна ножка, искривленная чуть ниже колена и заметно короче другой, заканчивалась небольшой ступней без единого пальца. Ребенок родился калекой.

Калли, благостно улыбаясь, бережно прижимала малыша к груди. Не в силах стоять или идти, все еще мучимая стихающими схватками, она забыла обо всем на свете, кроме крохотного существа, которого держала на руках.

– Теперь у тебя есть братик, Собак, – тихонько сказала она. Мальчик смущенно спрятал лицо, уткнувшись в плечо Игнуса. Тот, как и ожидалось, не проронил ни слова.

– Этот ребенок проклят, – прошипела Альби.

Коко остолбенела и в ужасе вытаращилась на нее, но Калли как будто не услышала слов свекрови.

– Этот ребенок проклят! Он накличет на нас беду, – не унималась Альби.

Пэллок посмотрел на новорожденного сына, враз представив себе, какой будет его жизнь. Он не сможет выходить на охоту вместе с другими. Будет для всех обузой. Может, его даже придется нести на руках во время кочевья. И во всех проблемах люди будут обвинять Пэллока.

– Это просто ребенок, – пролепетала Коко, – посмотри, какой он милый.

– Я и смотрю, – огрызнулась Альби. – Он накличет на нас беду. Его надо утопить. Немедленно.

Калли вскинула голову. Неужели она не ослышалась?

Альби обвела всех ледяным взглядом, и ее лицо посуровело.

– Разве вы не понимаете, что это проклятие? Если мы оставим его жить хоть на день, беды не миновать! Посмотрите, где мы стоим! Это гиблое место! Почему он родился именно здесь? А?

Перешептывание вокруг лежащей Калли привлекало укоризненные взгляды со всех сторон. Калли крепче обняла сына, не понимая, чего добивается Старейшина.

Осознание нагрянуло, когда Альби подошла ближе.

– Отдай мне ребенка.

– Не отдам! – заявила Калли.

Альби схватила малыша за увечную ножку, тут же отдернула руку, словно дотронулась до раскаленного камня, и взялась за другую, пригвоздив Калли взглядом.

– Это для блага всех Сородичей, – сказала она, потянув малыша к себе.

– Тише! – зашикали на них отовсюду.

– Отпусти. Отдай мне ребенка, – велела Альби.

Калли глубоко вздохнула.

– Нет! – пронзительно завопила она во всю мочь.

 

24

От неожиданности Сородичи оцепенели и, затаив дыхание, переглядывались между собой. Если Орда где-то рядом, крики Калли наверняка привлекут внимание дикарей.

Подлетел Урс.

– Калли, – встревоженно зашептал он, – помолчи! Нельзя кричать!

– Младенец проклят! Мы должны избавиться от него, иначе нам несдобровать! – зашипела Альби.

Урс в недоумении наморщил лоб.

– Посмотри на его ногу, – фыркнула Альби, ясно давая понять, какого она мнения о догадливости Урса.

Старший ловчий перевел взгляд на ножку ребенка и поморщился.

– Что это с ним?

– Таким родился, – пробормотала Коко.

– Это проклятие, – талдычила Альби. – Отойди, ловчий. Здесь решают женщины.

Урс поразмыслил над ее словами.

– Не шумите больше, – тихо приказал он.

Калли поняла: Урс позволит Альби убить ее ребенка, потому что это не имеет никакого отношения к охоте.

– Давай я, – внезапно сказал Пэллок.

– Так будет лучше для всех, – согласилась Альби.

Коко и Калли переглянулись, ошеломленные тем, какой поворот принимали события.

– Только посмей, – вдруг промолвил Игнус.

Это были первые слова, произнесенные им за долгое время. Даже Коко, его жена, всплеснула руками. Остальные тоже не поверили своим ушам. Игнус заговорил! Собак, засунув в рот большой палец, посмотрел на деда огромными глазами.

Урс погрозил Игнусу пальцем.

– Это дело женщин. Пусть сами решают. – И он кивнул Пэллоку.

– Урс, – заклинающе зашептала Калли, – если у меня заберут ребенка, я заору так, что эхо будет стоять над рекой еще много дней. Я буду кричать и кричать, пока сюда не сбегутся и Орда, и Волколюди! Пусть все знают, что вы замышляете!

Урс остолбенел. Лицо Альби скривилось в брезгливую гримасу. Пэллок ясно представил себе, что случится, если Калли закричит. Его охватил страх.

Калли вскинула глаза на мать.

– Я тоже закричу, – закивала Коко.

– И я, – спокойно добавил Игнус.

– Из-за вас Орда перебьет всех Сородичей! – зашикал на них Урс.

– А ты готов позволить Альби убить моего сына! – напустилась на него Калли.

– Они не пикнут. Не посмеют, – фыркнула Альби.

Однако Урс знал Калли гораздо лучше. Он кивнул.

– Как я сказал, пусть решает совет женщин. Но не сейчас. Сначала мы дойдем до зимнего поселения, потом станем лагерем и запасемся едой, и тогда женщины могут собраться на совет. До тех пор оставим все как есть.

Альби затрясла головой.

– Не тебе решать, ловчий.

Урс в остервенении повернулся к Альби, которая от неожиданности попятилась.

– Я сказал, – низко прорычал он. – Калли, ты можешь встать?

– Я могу идти, ловчий, – с достоинством ответила Калли.

– Тогда уходим. Здесь оставаться опасно.

* * *

До Сайлекса донесся запах костров – значит, становище, расположенное на берегу реки, совсем близко. Холостые мужчины, улыбаясь до ушей, ринулись вперед, получив разрешение вожака.

– Я буду рад повидаться со всеми, – сказал Сайлекс жене. – И мужчины посмотрят на других женщин.

Фиа бросила взгляд на Роз, жену Бракха, у груди которой спал младенец.

– Даже не знаю, – легкомысленно сказала она. – Приятно, когда вокруг увивается столько мужчин.

Все четверо засмеялись, хотя Сайлексу пришлось сделать над собой усилие.

Пройдя вдоль излучины, отряд вышел к становищу. Происходило что-то странное. Сайлекс насторожился и вскинул копье. В центре становища толпились люди и молча наблюдали за приближением Сайлекса. Он обвел глазами соплеменников, пытаясь выяснить, в чем причина такого холодного приема. Мужчины, очевидно, ушли на охоту: за исключением одного дряхлого старика, в становище остались только женщины и дети. Одна из женщин – Ови – отделилась от толпы и вышла ему навстречу. Ее большие груди тяжело колыхались под туникой, а на руках спал младенец. Дуро, как и Бракх, смог подарить своей жене ребенка.

– Здравствуй, Сайлекс, – приветствовала его сестра. Они обнялись, но их объятие вышло холодным и натянутым.

– Что случилось? – тихо спросил Сайлекс. – Почему вы так себя ведете?

Ови обвела рукой лагерь.

– Больше никого нет, – сказала она.

– Не понимаю.

– Больше никого нет, Сайлекс. Все мужчины погибли.

* * *

Охотничий отряд Сородичей не возвращался много дней: мужчины набрели на огромную стаю крикливых птиц, суетившихся у воды, и успели подбить множество, пока стая с оглушительным шумом не поднялась в небо. Когда птиц ощипали, оказалось, что размером они вдвое больше мужской ладони. Кроме того, охотники обнаружили следы мамонтов: совладать с этими свирепыми и неуловимыми гигантами можно было, только забросав их копьями со всех сторон. Главное, подобраться как можно ближе, чтобы ударить наверняка, и не попасться зверю под ноги.

Когда охотники вернулись на зимнюю стоянку, Сородичи устроили праздник и собрались на общий пир возле главного костра. Теперь в каждой семье еды было вволю. Калли так спешила насытиться, что ей стало плохо. Рядом сидели Коко и Собак, уписывая жареных птиц за обе щеки. Несмотря на недомогание, на сердце у Калли было легко – эту зиму они переживут.

Проголодавшиеся женщины, подобно Калли, набросились на жареную дичь и теперь валялись вокруг костра, держась за животы. Мужчины смотрели на жен с жалостью: с ними произошло то же самое во время охоты, когда они впервые после долгого перерыва набили животы мясом. Сложно усвоить подобный урок и не наедаться до отвала после вынужденного голодания!

Альби одной из первых побежала в кусты. Возвратившись к костру, она окинула страдающих женщин презрительным взглядом.

– Совет женщин соберется завтра, – сухо произнесла она, затем повернулась к Калли и повторила: – Завтра.

Однако совет женщин не собрался, потому что умер Игнус.

* * *

Как это – все мужчины погибли? Женщины плакали, прижимая к себе детей, словно они только и ждали прибытия Сайлекса, чтобы выплеснуть свое горе. В лагере поднялся стон и вой.

Сайлексу требовалось знать, не грозит ли им опасность, но от убитых горем женщин трудно было добиться толку. Он велел Ови приготовить мясо, которое принес с собой, и разделить его между членами племени.

Запахи жареного мяса успокоили женщин, и они с жадностью принялись за еду. Ови мрачно рассказала, что произошло.

– Сначала четверо мужчин ушли вниз по реке охотиться. Они не вернулись. Через несколько дней Дуро объявил, что их схватила Орда, собрал остальных мужчин, включая мальчиков, и они отправились на поиски Орды, которая посмела зайти на нашу землю. Часть дикарей они собирались перебить, а остальных отогнать обратно в долину. Мы так и не дождались их. Наши запасы мяса и ягод подошли к концу. Потом мы отправили на разведку Деникс.

Деникс, долговязой девчушке, какой ее помнил Сайлекс, было теперь около тринадцати; вытянувшаяся, по-мальчишески угловатая и слегка неловкая Деникс выглядела слишком хрупкой для такого опасного путешествия.

Деникс взирала на него большими грустными глазами.

– И что ты обнаружила? – спросил Сайлекс, страшась того, что сейчас услышит.

– Их след уходил вниз по течению реки и обрывался у долины, – ответила Деникс, глотая слезы. – Тело Дуро лежало на камнях. Затылок его был проломлен, руки и ноги валялись в стороне от тела. Его растерзали. А вокруг на земле виднелись волчьи следы.

Сайлекс понял, почему Деникс и остальные так сокрушались.

– Деникс, – мягко начал он, – ты очень отважная девушка. Мы все гордимся тобой. То, что ты видела следы волков, не означает, что они напали на Дуро. Наши покровители не оставили нас. Бракх подтвердит: только вчера мы видели волчицу с белой отметиной, и она приняла наше подношение. Нет. Следы говорят о том, что Дуро вступил в бой с дикарями и в награду за доблесть сам превратился в волка после смерти. Его тело сожрали дикие звери, но только потому, что ему оно было уже не нужно.

Деникс кивала, слепо глядя перед собой.

– Ты видела что-то еще? – догадался Сайлекс.

– Мужчин с лицами, перемазанными сажей, – прошептала Деникс. – Когда они появились, я спряталась в траве, а потом улучила момент и убежала.

– Орда, – обреченно вымолвил Сайлекс. Все взгляды обратились на него. – Ты близко подошла к их долине?

– Не очень. Я была в дне пути от нее.

Возможно, все не так плохо, как кажется, с надеждой подумал Сайлекс.

– Орда давно не покидала долину и не заходила на север. Наверное, они обнаружили наших охотников на границе своих земель.

– Наших охотников? С Дуро ушли наши дети, – запричитала одна из женщин.

– Что нам теперь делать, Сайлекс? – громко спросила Фиа.

Сайлекс оглядел свой народ. Все с отчаянной надеждой во взгляде ждали его ответа. В племени оставалось только шестеро взрослых мужчин, один из которых был слишком стар, чтобы охотиться. Ситуация изменилась кардинальным образом, теперь племя почти целиком состояло из женщин и детей. Обеспечивать их защиту и охотиться, когда поблизости рыщет Орда, будет невероятно сложно.

Они обречены.

Он встретился взглядом с Деникс, которая, подобно другим, ждала его решения. И Сайлекс решил, что без Деникс ему не обойтись.

– Деникс, – обратился он к девушке, вкладывая в голос остатки уверенности, – подойди ко мне.

 

25

Когда Коко говорила с мужем в последний раз, она попросила его: «Игнус, приходи поскорей к нашему костру». Она хотела сказать ему гораздо больше: что она гордится им и что ей совестно за свою холодность и равнодушие. Отчасти ее неприязнь к мужу объяснялась тем, что он не искал общества жены и дочери, предпочитая одиночество. Уязвленная Коко, посчитав, что муж пренебрегает ею, стала все чаще отвергать его, и вскоре между ними установилось такое ледяное молчание, что, казалось, слова навеки погребены под сугробами. Однако, когда во время кочевья Игнус встал на защиту семьи, Коко изменила свое отношение к мужу, и теперь ей хотелось сказать ему, как она его любит и ценит.

Коко заранее радовалась, представляя себе этот разговор, и не могла дождаться возвращения мужа с охоты. Когда мужчины, нагруженные птичьими тушками, вернулись в лагерь, она жадно ловила взгляд Игнуса, хлопоча у костра, однако тот, как всегда, был погружен в себя и ничего не замечал.

Ладно, решила Коко. Совет дал мне его в мужья. Если ему надо побыть одному, она примет это как должное.

– Игнус, приходи сегодня к нашему костру.

Игнус мельком взглянул на нее и кивнул: ладно.

Игнус зашел на мужскую половину лагеря, сел у костра и принялся жевать поджаренную на огне птицу. Мужчины, привыкшие к молчуну, подвинулись, освобождая для него место, и продолжали разговор. Никто не заметил, как Игнус схватился за горло.

– Надо бить птиц на земле, как зверей. Не бейте их в воздухе или на воде – только копья растеряете, – наставлял охотников Валид.

– Но Бледноликие бьют птиц на воде, – возразил Пэллок.

– Я старший копейщик, и я приказываю бить птиц на земле, по которой мы ходим, – не моргнув, ответил ему Валид.

Игнус упал на колени, одной рукой уперевшись в землю, а другой хватаясь за горло. Его лицо вздулось и налилось кровью. Он захрипел.

– Игнус? – озабоченно наклонился к нему Валид.

– Поднимите его! – скомандовал Урс. – Отведите к Софо! Марс, скорей, беги за Софо!

Мужчины притащили Игнуса к общему костру, куда уже спешила Софо. Игнус лежал на спине, из уголка его рта обильно текла слюна. Хрипы почти стихли.

Когда Софо склонилась над ним, руки Игнуса тяжело упали, лицо вздулось и посинело, губы опухли, невидящие глаза остекленели.

Софо взглянула на Урса и помотала головой.

Пэллок отправился за Коко. Калли и младенец крепко спали, и он не стал их будить.

Коко упала на колени перед мужем, не узнавая искаженные черты. Она сжала его ладонь, еще теплую, в своих руках.

Урс почтительно опустился на колени перед умершим. Остальные охотники последовали его примеру.

– Он подавился костью, Коко, – сказал Урс.

Коко посмотрела на него глазами, полными слез.

– Мне так много хотелось ему сказать, – зарыдала она.

* * *

Три дня после похорон Игнуса Альби ходила с кислым выражением лица, досадуя на непредвиденную задержку. Наконец ее терпение лопнуло.

– Созываю женщин на совет, – объявила она.

Совет охотников собирался в серьезной и торжественной атмосфере. Старший ловчий важно подзывал к себе старших копейщика и следопыта, которые, в свою очередь, созывали остальных охотников, и после ритуального приглашения каждый занимал свое место у костра. Рассевшись, мужчины по большей части хранили молчание, высказываясь, только когда с ними заговаривал старший ловчий.

Женщины, собираясь на совет, медленно стекались на свою половину лагеря и усаживались, где придется, непринужденно болтая. Создавалось впечатление, будто все они разговаривают одновременно; всегда, когда женщины собирались на совет, мужчины ощущали подспудное беспокойство.

На руках у Калли спал младенец. Собак, который давно получил имя, а значит, формально не мог находиться на женской стороне лагеря во время совета, проделывал головоломные прыжки в самом центре сборища: женщины в нем души не чаяли и снисходительно посмеивались над его штуками. Калли понимала, что сынишке здесь не место, однако нарочно молчала: пусть женщины не забывают, что сегодня решается судьба его маленького брата.

– Среди женщин только и разговоров, что о смерти Игнуса да о погоде. Все недоумевают, почему мы так рано пришли на зимовье, ведь дни стоят теплые и сухие. Альби не удалось настроить женщин против малыша, – шепнула Коко дочери.

– Но это не значит, что они готовы выступить против Альби. Они просто не хотят говорить о моем мальчике. Им неловко, что их собрали ради этого, – ответила Калли.

Коко пытливо взглянула на дочь. Как часто бывало, в словах Калли заключалась особая мудрость.

– И все-таки, – продолжала Калли, – Альби следует поменьше размахивать своим посохом. Если она будет слишком наседать на нас, особенно теперь, после смерти Игнуса, это вызовет возмущение среди женщин, которые потеряли мужа, брата или отца.

Хотя Коко кивнула, в ее взгляде читалось сомнение.

– Вскоре придут дожди, – перекрыл разговоры громкий голос Альби, остановившейся посреди сборища. Женщины подняли на нее глаза, размышляя над услышанным. Дожди – это хорошо. Им нужен дождь. – И настанет время праздновать свадьбы.

Еще одна приятная новость. Женщины одобрительно переглянулись: совет начинался хорошо.

– Сегодня совет замолвит слово за Рене, которая осталась без родителей. Она станет хорошей женой для Никса. Что скажешь, Адор?

Адор захлопала глазами.

– Согласна, – ответила она, помолчав. Все заулыбались, а Рене зарделась от счастья.

– Пусть наши женщины и впредь будут плодовиты, а охота удачна. Пусть небо над нами и впредь будет безоблачным, а путь из зимы в лето – безопасным, – продолжала Альби.

Женщины дружно закивали – все, кроме Калли, которая прищуренными глазами поглядывала на Старейшину, понимая, куда она клонит.

Альби выпрямилась, опираясь на посох.

– Но всякое благословение может рассеяться, как дым. Ведь, кроме благого солнца и тепла, есть и другая сила, которая только и ждет, чтобы обрушить на нас голод и хвори, наслать беспощадную Орду. Туда, где есть благословение, может прийти и проклятье!

Женщины обеспокоенно заерзали: Альби чуть не проговорилась о том, что нельзя называть вслух, – о великом Зле, которое накрывало землю ночным покровом. Альби, скорбно скривив рот, заунывно продолжала:

– Представьте, каково мне знать, что мой собственный внук, который только недавно появился на свет, обрушил проклятье на наши головы! Еще бы! Ведь он родился, когда мы были на волосок от беды! А его нога! Гноящаяся рана на теле всего племени! Он накличет на нас голод и смерть. Мы должны безжалостно выдавить этот гнойник! – Альби окинула взглядом сидящих женщин. – Посмотрите, что стало с тем, кто вступился за него, с Игнусом?

По сборищу прокатился вздох ужаса. Слова Альби попали в цель.

– Таков наш долг. И хоть сердце у меня разрывается от боли, я должна сказать, – возвысила голос Альби. – Утопим проклятие в дождевой яме, пока оно не обрушилось на наши головы!

Калли замерла: женщины переглядывались, однако избегали смотреть ей в глаза. Белла украдкой бросила взгляд в ее сторону, но тут же отвернулась. Даже лучшая подруга – и та против нее!

Толстые губы Альби сложились в кривую усмешку, и она обратила лицо к Калли, ожидая, что та скажет в свое оправдание.

– Так ты говоришь, проклятие, – тихо начала Калли, не вставая с места. – Но мужчины вернулись с охоты не с пустыми руками, хоть мы и пришли на зимовье слишком рано. Ты говоришь, мы были на волосок от беды, но это ты едва не навлекла на нас беду, когда начала кричать, что младенца следует бросить в реку! Ловчий даже пригрозил убить тебя, если ты не замолчишь!

Слухи об этом давно ходили в племени, и теперь их подтверждали слова Калли. Женщины испуганно переглянулись.

– Ты болтаешь о смерти моего отца, о нашем горе, в котором ты видишь знак судьбы. Но разве не нашим изобилием поперхнулся мой отец? Разве он первый, кто умер, плохо разжевав пищу? И мы должны поверить, будто любой, кто подавится костью, – проклят? Зато Игнус одним из первых велел тебе замолчать, там, у слияния рек, и пригрозил копьем.

– Это к делу не относится, – злобно буркнула Альби.

– Мы никогда не убивали своих! – воскликнула Калли. – Даже тебя, Альби, не тронули, хотя из-за твоих разговоров нас могли обнаружить. Да, охотники пригрозили тебе, но не пустили копья в ход. У Сородичей издавна принято, – кричала она, надвигаясь на Альби, – что ребенок без имени, лежащий у материнской груди, принадлежит матери и только ей одной! А ты, Старейшина, хочешь попрать наши обычаи, чтобы избавиться от несуществующего проклятия, которое якобы довело нас до беды, хотя единственная наша беда в том, что ты слишком рано привела нас на зимовье!

Никто из женщин никогда не разговаривал с Альби таким тоном. Над советом нависла гробовая тишина. Разъяренная Калли тяжело дышала.

– Ее правда, сестра, – промолвила Дрои и повернулась к сидящей рядом Софо. – Мы с Софо живем на свете дольше всех вас и не помним, чтобы совет указывал матерям, как им поступать с детьми, у которых еще нет имени. Помнишь, Адор, как твой первенец, Марс, перекусал всех детей племени? Но совет не стал вмешиваться, и ты сама нашла способ совладать с малышом. А теперь он старший следопыт. Вот как у нас принято поступать.

Софо закивала.

– Правда, правда, – прошамкала она. – И мой отец умер, подавившись куском оленины. Он был хороший человек и добрый охотник. Он не был проклят.

Старейшина, прищурив глаза, набрала побольше воздуху, однако не заговорила, пока не обвела всех женщин изучающим взглядом. Калли ума не занимать: в сложной ситуации женщины всегда выберут бездействие, если им дать такую возможность. Теперь бессмысленно настаивать. Вот уже и Софо ревет по своему прожорливому отцу.

– Хорошо, – снисходительно сказала Альби. – Как Старейшина, я только выражаю общее мнение, но не решаю за всех. Я вижу, что совет намерен повременить с решением, покуда проклятому ребенку не исполнится трех лет. Ждите-ждите. Он получит имя, станет одним из Сородичей и погубит всех нас.

Младенец, лежавший на руках у Калли, шевельнулся и заморгал. Калли улыбнулась ему.

Она выгадала целых три года.

 

26

Год девятнадцатый

Волчишка не знала ничего, кроме пещеры. Манящие запахи, проникавшие сюда через расщелину, щекотали ей ноздри, но уже не напоминали о том дне, когда Волчишка вместе с братьями выбралась наружу. Ее миром были пещера, мать и человек.

Человек куда-то запропастился – судя по запаху, вскарабкался наверх и исчез там, где виднелся кусочек неба.

Волчишка была голодна. Когда она прикладывалась к материнским соскам в последний раз, то ощутила вкус крови, и мать яростно отпихнула ее, так злобно щелкнув зубами, что Волчишка со всех ног бросилась к человеку в поисках защиты.

– У тебя выросли зубки, девочка, – сказал человек. – Твоей маме больно. А я только что прикончил последний кусок мяса.

Волчишке нравилось слышать его голос, и она, играючи, бросалась на его руки и пальцы.

– Очень острые зубки, – покачал головой человек, отдернув руку. Волчишка зорко следила за ним, гадая, какую игру они затевают теперь. – Лев не сидит на одном месте. Мы с вами прячемся в пещере уже много дней. Я не думаю, что лев все еще снаружи и поджидает меня. Мне нужна еда, да и вам тоже.

С этими словами человек встал, сбросив Волчишку с колен, и выбрался из пещеры.

Оставшись наедине с матерью, Волчишка заскулила. Запах молока манил ее к материнским соскам, но когда Волчишка подобралась ближе, волчица угрожающе зарычала.

Волчишке было невдомек, куда пропал человек и почему мать гонит ее от себя. Она понимала только одно – ее терзает голод.

Год четвертый

Охотникам удалось забить мамонта. В отличие от постной оленины, которую Сородичи вялили, коптили на костре и запасали впрок, жирное мясо мамонта хранилось плохо, хотя снег и заморозки замедляли его порчу. В каждой семье еды было вдоволь, поэтому, когда Альби подозвала Пэллока к своему костру, он с подозрением отнесся к ее приглашению.

– Ты никогда не задумывался, почему Собак такой смуглый? И твой младший тоже, – без обиняков спросила Альби у сына, стоило тому прикоснуться к еде.

– Не понимаю, на что ты намекаешь, – с набитым ртом ответил Пэллок.

– У тебя белая кожа и голубые глаза. А оба ребенка смуглые.

– Они такие же, как и все Сородичи, – в недоумении ответил Пэллок.

– Ты глуп, как дерево, – покачала головой Альби. – Разве мальчики не рождаются похожими на отца? Разве сын Беллы не похож на Урса, а ее братья – на Пекса, их отца?

Пэллок наморщил лоб. В его представлении ребенок Беллы был похож на обычного ребенка. Он попытался мысленно представить себе Пекса и его сыновей, однако в памяти вставали только беззубый рот и уродливый шрам, пересекающий лицо Пекса.

– А глаза? – фыркнула Альби.

– Глаза? – озадаченно переспросил Пэллок.

– У детей Калли темные глаза, а не светло-голубые, как у тебя.

Пэллок задумался.

– Калли не ела рыбы, когда носила ребенка, – ответил он. – Поэтому дети темноглазые, как все Сородичи.

– Ты думаешь, что я питалась рыбой, когда вынашивала тебя? – презрительно бросила Альби.

Пэллок был поражен.

– То есть у моего отца были такие же светлые глаза, как у меня и у тебя?

– Мальчики похожи на отцов. Девочки – на матерей, – наставительно сказала Альби.

Пэллок попытался вспомнить отца, который давным-давно погиб на охоте; в обрывочных воспоминаниях перед ним представал приземистый широкогрудый мужчина, ни лица, ни глаз которого Пэллок, как ни силился, разглядеть не мог.

– Это правда? – вглядываясь в мать, спросил Пэллок. – Первый раз слышу. По-моему, дети похожи на самих себя.

– Спроси любую женщину, на кого похожи ее дети, – уверенно отвечала Альби.

– А мой отец…

– Вы с ним похожи, как две капли воды.

У Пэллока сперло дыхание. Слова Альби словно ударили его под дых. Значит, Собак – не его сын? И младший – тоже?

Все ясно. Урс. Кровь прилила к лицу Пэллока. Он всегда подозревал, что у Калли кто-то был до него, и в глубине души он знал, кто. От мысли, что Калли продолжает встречаться с ним и после замужества, Пэллок пришел в бешенство.

Альби с удовлетворением глядела, как сын меняется в лице, но, как только он поднял на нее налитые яростью глаза, тут же скорчила сочувственную гримасу.

– Пэллок, сын мой, мне жаль, что пришлось открыть тебе глаза, – залепетала она.

Пэллок вскочил.

– Я убью ее!

Альби закивала.

– Именно. Так ей и надо.

* * *

Деникс, дрожа с ног до головы, шагнула вперед. По ней было видно, что она очень напугана, и Сайлексу хотелось обнять ее и утешить, однако момент требовал иного.

Он заговорил нарочито громко, придав своему голосу как можно больше уверенности.

– Я долго не мог понять, почему величавая волчица без опаски подходит к нам, принимая подношения. Теперь я понимаю. Она дает нам знак. Она, как я и Бракх, тоже отбилась от главной стаи. И теперь она, а не ее спутник, возглавляет новую стаю, которая состоит из сильных и ловких волчат. – Сайлекс положил руку на хрупкое плечо Деникс. – Мой отец говорил, что мы, Волколюди, во всем должны подражать нашим покровителям. Но мы охотимся как Сородичи – мужчины преследуют добычу, а женщины ожидают их возвращения. Это следует изменить – вот что хочет сказать нам волчица. Надо разумнее распоряжаться тем, что у нас есть.

Сайлекс легонько подтолкнул Деникс вперед, молчаливо напоминая собравшимся о ее подвиге. То, что он намеревался предложить соплеменникам, настолько выходило за рамки привычного, что он не увидел понимания ни в одном лице.

– Деникс доказала, что ничем не хуже мужчины, когда, рискуя жизнью, отправилась на помощь пропавшим охотникам. – Это было не совсем так, однако люди, взволнованные его словами, теперь смотрели на девушку с уважением, чего Сайлекс и добивался. – На подобную смелость нельзя закрывать глаза. Деникс отправится на охоту вместе с нами.

Сайлекс улыбнулся девушке, которая стояла как громом пораженная. Мужчины хмуро переглядывались, но Сайлекс, словно не замечая этого, в упор смотрел на Фиа.

– Фиа умна и быстронога, она тоже пойдет с нами, как и всякая женщина, которая сможет держать копье. Дети будут собирать ягоды и желуди. Теперь мужчины и женщины станут охотиться вместе, как это принято среди волков.

Год девятнадцатый

Дремавшая Волчишка – голод не дал уснуть ей глубоким сном – очнулась от того, что мать стучала хвостом по полу пещеры. Едва раскрыв глаза, Волчишка почуяла: человек вернулся. Она вскочила и бросилась ему навстречу, кружась и повизгивая от радости.

– Все хорошо, девочка. Я кое-что принес.

Человек протянул ей кусочек сырого мяса. Волчишка жадно проглотила угощение и выжидающе взглянула в лицо человека.

– Извини, что пришлось так долго ждать. Я боялся льва, а его и след простыл.

Человек протянул ей еще кусочек мяса.

– Ну, хватит с тебя. Надо посмотреть, сможешь ли ты переварить твердую пищу.

Затем человек присел рядом с волчицей.

– Ты перестала кормить щенка молоком, но поешь хоть сама, – негромко сказал он и протянул волчице кусок сырого мяса, с которого Волчишка не спускала глаз.

Свою порцию мяса человек сунул в костер, и по пещере поплыл знакомый аромат. Потом человек принялся за еду, отталкивая Волчишку всякий раз, как она норовила отхватить кусочек. Впрочем, ей тоже кое-что перепало. Вскоре человек затих. Волчишка положила голову ему на колени и прикрыла глаза, когда он стал поглаживать ее по голове.

– Сам не знаю, что на меня нашло, почему я стал жить с волками и кормить вас… Мы с вами как одна семья. Когда я возвращаюсь, вы виляете хвостами, значит, вы мне рады. Взамен своей семьи я получил другую. Но что будет, если я позволю вам выжить?

Сквозь сон Волчишка слушала его слова, и они успокаивали ее, как и мерные поглаживания.

– Пока ты еще щенок, и я люблю тебя как сестру, как ребенка. Однако ты вырастешь и превратишься в жестокого зверя. Однажды я стану для тебя добычей, и ты, наверное, растерзаешь меня. Допустим, мы доживем до конца лета и даже сможем перезимовать, но для чего? Чтобы потом ты меня загрызла?

Год четвертый

Калли качала на руках младшего сына, сидя рядом с Беллой. Собак убежал играть: его звонкий смех, заглушавший голоса других детей, доносился из соседней рощи.

Неожиданно рядом с Калли вырос Пэллок.

– Идем со мной, – отрывисто скомандовал он и, не дожидаясь, пока Калли сама поднимется с земли, грубо дернул ее за руку.

– Ты что? – возмутилась Калли. – Ребенка разбудишь. Я только-только его укачала.

Пэллок, не говоря ни слова, выхватил младенца из рук жены и пошел прочь. От неожиданности Калли на миг утратила дар речи, но тут же очнулась и, бросив обезумевший взгляд на Беллу, побежала вслед за мужем.

Пэллок направился прямиком к весело потрескивающему общему костру, рядом с которым хлопотала Коко. Калли обмерла – зачем он идет к костру?

Пэллок протянул Коко спящего ребенка.

– Присмотри за ним на минуту.

Коко, взглянув в лицо Пэллока, без пререканий взяла у него младенца.

– Что происходит? – пронзительно закричала Калли, подбежав к костру.

– Идем со мной, – велел Пэллок, схватив ее за руку.

На глазах у женщин Пэллок потащил жену прочь. Когда Калли замедляла шаг, он грубо дергал ее за руку, да так, что Калли вскрикивала от боли.

Внезапно ее охватил ужас.

– Пэллок, – прошептала она, – одумайся! Что ты делаешь?

Пэллок не отвечал. Злобно сверкая глазами и угрюмо выпятив челюсть, он продолжал идти и тащить Калли за собой.

 

27

– Ты поступил правильно, Сайлекс, – сказала ему Фиа, когда они улеглись спать. – Ты хороший вожак. Лучше, чем твой отец.

– Если бы я остался, нам бы не пришлось выводить на охоту женщин, – с отчаянием в голосе отвечал Сайлекс.

– Если бы ты остался, Дуро тебя бы убил, и у меня не было бы мужа. Охотиться вместе с женщинами – отличная мысль.

– Племени нужны мужчины, Фиа. Без мужчин Волколюди вымрут. Возможно, этой же зимой.

Фиа приподнялась на локте и слегка отстранилась, напустив на себя холодный вид.

– Значит, мне надо срочно родить сына, – сухо сказала она.

Кто меня тянул за язык, подумал Сайлекс.

– Я просто хотел сказать, что положение отчаянное!

Фиа негодующе сверкнула глазами.

– Ты не то хотел сказать. Я знаю.

Сайлекс представлял себе этот разговор совсем не так; оставалось лишь броситься в омут с головой.

– Иногда, когда стая редеет, потомство приносит не одна волчица, а несколько.

– Потому что вожак сходится не с одной волчицей, а с двумя или тремя, – закончила за него Фиа.

– Точно.

– Значит, вот что ты предлагаешь. Чтобы у мужчин было несколько жен.

– Я считаю, что это единственный способ выжить.

– Значит, ты и Ови, да? – горько произнесла Фиа.

– Что? – оторопел Сайлекс. – При чем тут я! Я женат. Как и Бракх. Нет, я говорю о тех, кто еще холост.

Фиа испытующе смотрела на него.

– Значит, наши отношения для тебя важнее, чем будущее племени, хотя, как наш вожак, ты мог бы с легкостью отстоять свое право спать со всеми женщинами подряд? Ты же сам сказал, что положение отчаянное.

– Да. Поэтому я прошу тебя: поговори с женщинами. Не думаю, что они обрадуются, но иначе нам не выжить.

Фиа нетерпеливо помотала головой.

– Сайлекс, не бросай след, по которому шел. Выходит, даже перед лицом гибели ты ставишь наш брак – ставишь меня – превыше всего?

Сайлекс кивнул.

– Конечно. А ты что думала?

– Я думала, – горячо прошептала Фиа, подавшись к мужу, – как сильно я люблю тебя.

Все тревоги Сайлекса рассеялись, когда Фиа с жаром поцеловала его. Перекатившись на спину, она протянула к нему руки:

– Приди ко мне, муж мой.

* * *

Пэллок втолкнул Калли в их шалаш.

Калли не на шутку испугалась.

– Пэллок, что ты делаешь? – завопила она.

Вместо ответа он сорвал с нее одежду, отшвырнув обрывки шкур в сторону. Калли чуть не упала, от холода она покрылась гусиной кожей. Лицо Пэллока исказилось до неузнаваемости, блеклые глаза смотрели тяжело и холодно. Он толкнул Калли на землю и сорвал с себя набедренную повязку. Так вот, значит, что ему нужно. С некоторым облегчением Калли встала на четвереньки, но тут же вскрикнула от неожиданной боли.

– Пожалуйста, не надо так, – со слезами в голосе пискнула она.

Пэллок не обратил внимания на ее просьбы. К счастью, через несколько секунд он громко закряхтел и повалился на ее дрожащее тело.

Калли молча глотала слезы, уткнувшись лицом в руки. Не говоря ни слова, Пэллок вскочил, оставив ее лежать на земле.

Когда Калли подняла голову, он уже ушел.

* * *

Однажды вечером на исходе зимы, когда Сородичи готовились возвращаться на север, в летнее поселение, Калли оставила детей на Коко и отправилась к костру Альби, потом терпеливо дожидалась, пока свекровь обратит на нее внимание.

– Я заметила, что мой сын теперь спит на мужской стороне, – наконец промолвила Альби.

– Верно, – ровным тоном ответила Калли.

– Поцапались?

– Можно и так сказать.

– Не жди от меня помощи. Если муж чем-то недоволен, пусть дуется сколько влезет. Все равно приползет рано или поздно. – Альби метнула на Калли хитрый взгляд. – Им от нас кое-что нужно.

– Я пришла не за тем, чтобы искать у тебя помощи, – бесстрастно ответила Калли.

– Вот как. Значит, пришла просить за калеку.

– Да. За твоего внука.

Альби презрительно ухмыльнулась.

– Мы договаривались, – продолжала Калли, – что через несколько лет я сделаюсь Старейшиной – с твоей помощью меня изберут наверняка. Но к чему менять Старейшину, когда ты еще полна сил? Вот что я предлагаю. Я не пойду в Старейшины. Ты останешься при своем. Все будет как раньше.

– И тогда проклятый ребенок…

Калли пропустила ее слова мимо ушей.

– И тогда на третье лето мой ребенок получит имя. Выучится ремеслу. Он мог бы помогать Харди. И жизнь потечет, как прежде.

– Потечет, как прежде, – передразнила ее Альби, ухмыляясь. – Ты так легко отказываешься от роли Старейшины, словно она была тебе обеспечена! Ты захотела оставить ребенка, и я позволила, потому что знала: вскоре все увидят, что он проклят и что ты поставила какого-то калеку выше общего блага. Если бы ты не спорила, то и проклятие бы как рукой сняло, и Старейшиной бы тебя избрали. Я не слепая, я вижу тебя насквозь. Но ты выбрала его, мерзкого уродца, и навсегда закрыла себе дорогу на вершину совета!

– Он не мерзкий и не уродец! – в сердцах вскричала Калли.

– Думаешь, через три года Сородичи полюбят твоего выкормыша? Зря надеешься! Он будет ходячим напоминанием о страшных несчастьях. Его возненавидят. На какую жизнь ты его обрекаешь?

Калли закусила губу.

– Пока он жив, – продолжала Альби с ухмылкой, – я буду оставаться Старейшиной и при каждом удобном случае требовать его смерти. Ты, конечно, станешь его выгораживать, девчонка из мглы и сумрака, и чем чаще, тем больше времени будет у меня оставаться. Этот сосунок – проклятие для Сородичей, но для меня он – подарок судьбы.

* * *

Калли оставила Старейшину у костра и направилась прямиком к Рене, которая широко распахнутыми глазами следила за ее приближением.

– Рене, – без околичностей спросила у нее Калли, – почему Альби решила заранее увести нас на зимовье? Откуда ей стало известно про наши планы?

Ответ ясно читался на лице Рене, исказившемся от страха.

– Калли… – промямлила Рене.

Калли вскинула руку.

– Ответь мне только на один вопрос. Ты все еще докладываешь ей обо всем, что я говорю?

– Нет! – с болью в голосе вскричала Рене. – Я не знаю, почему… О, Калли! Я всю жизнь хотела иметь семью. Я даже родителей своих не помню. И никому на совете не было до меня дела!

– А теперь ты помолвлена с Никсом. Ты оказала Альби услугу, и она отплатила тем же, – закончила за нее Калли. Рене повесила голову.

– Я тебя не виню, – продолжала Калли. – Ты права. Мы были заняты собой, и никому не было дела до тебя. Но теперь я могу рассчитывать на твою помощь? Через три года, когда мой сын получит имя, Альби выпустит когти. Я должна быть готова к этому. Могу я положиться на тебя?

– Да, Калли, – ответила Рене, сверкнув глазами, – можешь.

Калли обняла подругу и повернулась, чтобы уйти.

– Калли, – позвала Рене. – Я вспомнила еще кое-что. Это секрет, но тебе я скажу.

Год седьмой

Со дня, когда Деникс впервые отправилась на охоту, прошло три года. За это время Деникс изменилась, и хотя она по-прежнему оставалась стройной и гибкой, ее бедра слегка раздались вширь, а грудь заметно округлилась.

Впрочем, Деникс вела себя не по-женски. Одевалась она, как и все охотники, летом – в легкие шкуры, а зимой куталась в теплый лисий мех. Брошенное ею копье било без промаха. В любую погоду Деникс носила накидку, под широкими складками которой прятала свою грудь.

Сайлекс поощрял наклонности Деникс и обращался с ней как с остальными охотниками, хотя нередко выделял ее среди прочих. И сейчас они вдвоем бежали рука об руку, придерживая обвязанный кожаными лямками сочный кусок сохатины – подношение для волчицы, покровительницы племени.

– Она вон там, – шепнул Сайлекс девушке. – Видишь?

Деникс невольно пригнулась, но, увидев, что Сайлекс держится прямо, тоже выпрямилась и покраснела.

– Вижу.

Волчица с белым пятном в виде ладони не спускала с них глаз.

– Весной она вновь принесла волчат, но уже отлучила их от себя. Видишь, соски еще набухшие?

– Ага. А теперь что делать? – спросила Деникс.

– Подойдем поближе, – ответил Сайлекс.

Деникс бросила на него изумленный взгляд, однако беспрекословно повиновалась.

– Ты выглядишь здоровой, – начал Сайлекс. – И снова дала приплод.

Волчица, не двигаясь, наблюдала, как люди подходят ближе. Чресла женщины издавали слабый запах крови, и от нее разило страхом, но на лице было то же выражение, что и на лице мужчины, который все эти годы подкармливал волчицу: приподнятые брови, приоткрытый рот, обнажающий краешек передних зубов.

Сайлекс почтительно остановился в десяти шагах от зверя.

– Ты пришла одна, – обратился он к волчице, – но я видел твоих двухлеток. Я узнал их по отметине на лбу.

Волчица насторожилась, когда люди стали возиться с кожаными лямками, высвобождая оковалок. Кусок сохатины упал прямо перед ней. Волчица обнюхала его и подняла глаза.

– Она благодарит нас, – пояснил Сайлекс. Деникс не отрывала от волчицы взгляда. Сайлекс не сдержал улыбки. – Знаю-знаю. Я сам всякий раз поражаюсь.

Он с наслаждением вдохнул прохладный летний воздух. Его распирало от ликования. Деникс улыбнулась ему в ответ, и Сайлекс понял, что она разделяет его восторг.

В лагере им навстречу вышла Фиа, скрестив руки на груди.

– Нам самим есть нечего, а ты носишь еду волкам, – упрекнула она мужа.

Вжав голову в плечи, Деникс прошмыгнула мимо Фиа, которая окинула ее ледяным взглядом.

– Муж мой, – сказала Фиа, когда Сайлекс попытался проделать то же самое, – тебя и Деникс долго не было.

Сайлекс был голоден и с тоской поглядывал в сторону костра, вокруг которого сидели охотники, угощаясь жареным мясом и сушеными ягодами.

– Волчица была в той стороне, где я и предполагал, но у нее волчата, и она, вероятно, не хотела отходить далеко от логова. Поэтому нам пришлось зайти дальше, чем обычно, – объяснил он.

– А ты не думал, что скажут люди, когда увидят, что мой муж на все утро уходит с молодой девушкой неизвестно куда? – кипятилась Фиа. Ее лицо побагровело.

Сайлекс оторопел.

– С Деникс? – Он вновь глянул на собравшихся вокруг костра охотников. Теперь в племени появилось множество детей, и женщины больше не охотились, за исключением Фиа и Деникс, которая для Сайлекса была все равно что мужчина.

– Да. Деникс, – повторила Фиа, храня каменное выражение лица.

Сайлекс вздохнул. У Фиа дважды был выкидыш, оба раза во время охоты. После второго выкидыша Фиа утратила былую жизнерадостность. Она оставалась такой же темпераментной, как и раньше, но теперь это проявлялось в виде вспышек гнева.

– Я ни о чем таком не подумал. Извини, – ответил Сайлекс.

– Отец! – В объятия Сайлекса влетел Крэгг – мальчик лет пяти, оставшийся сиротой после того, как Дуро, в числе прочих мужчин, увел его отца сражаться с Ордой. Сайлекс заменил мальчику отца, а Ови заботилась о нем, как родная мать. – Ты видел волчицу?

Сайлекс, обрадованный тем, что неприятный разговор можно не продолжать, подхватил ребенка на руки.

– Видел, да, – с улыбкой ответил он и повернулся к Фиа, но та уже ушла.

– А льва видел?

– Не видел. Я не хочу видеть льва, Крэгг.

– А я хочу.

Сайлекс растроганно посмотрел на приемного сына.

– Отец, когда я бросаю копье и оно пролетает мимо цели, почему оно падает на землю? Почему не летит дальше, пока не пронзит зверя или не воткнется в дерево?

Сайлекс поразмыслил над его вопросом, пока они шли к костру.

– Так волк гонится за молодым оленем, – наконец сказал он. – Если волк не в силах нагнать его, он прекращает погоню и ложится отдохнуть. Когда копье промахивается, оно делает то же самое – ложится на землю, чтобы отдохнуть и с новыми силами вступить в бой.

Крэгг кивнул, задумчиво оглядывая свое копье.

– Сородичи! – донесся до них чей-то шепот. – Вон там!

Все члены племени, как один, бросились на землю. Сайлекс взглянул туда, куда указывал его соплеменник: в двухстах шагах от них шел нестройный отряд Сородичей, всего около пятнадцати мужчин. Они были вооружены копьями и настороженно замерли, уставившись на Сайлекса.

– Что вам нужно на нашем берегу реки, Сородичи? – негромко спросил Сайлекс, прекрасно зная ответ. На редкость прохладное лето выдалось еще и необычайно засушливым, вся дичь ушла. Даже издалека было заметно, что Сородичи голодают.

Сайлексу и его охотникам ничего не стоило спастись бегством – Волколюди быстроноги и выносливы, в отличие от неуклюжих Сородичей. Но с ними был Крэгг – мальчика придется нести на руках.

Охотники в ужасе переглянулись.

– Бояться нечего, – одернул их Сайлекс. Он кривил душой: им действительно грозила опасность, однако сейчас не стоило подбрасывать сушняка в огонь. Не спуская глаз с оцепеневших Сородичей, он подошел к своим людям, притаившимся в траве. – Хватаем еду, оружие и Крэгга и бежим вверх по течению. Они отстанут на полпути, – скомандовал он, не теряя самообладания.

– Они совсем близко, – выдохнул один из охотников.

– Спокойно, – ответил Сайлекс. – Пока все хорошо.

– Я их отвлеку, – выпалила Деникс. Сайлекс перевел на нее взгляд, но не успел он раскрыть рта, как Деникс выскочила из укрытия и помчалась прямо на Сородичей, потрясая копьем.

– Деникс! Вернись! – отчаянно прокричал Сайлекс.

 

28

Собак вырос стройным, не по возрасту высоким мальчиком; младший брат был его полной противоположностью: приземистый, широкий в кости, плотно сбитый, с хорошо развитыми мускулами на здоровой ноге, как будто злые духи, покалечившие ему одну ногу, передали всю ее силу другой.

Близилось время давать имена детям, достигшим трехлетнего возраста, и слагать легенду о каждом из них. Сородичи дожидались возвращения охотников, чтобы потом всем вместе собраться вокруг главного костра и праздновать обряд наречения, едва ли не более радостный и торжественный, чем зимние свадьбы.

Наконец охотники вернулись. Жены встречали мужей улыбками и вздохами облегчения, но Пэллок, войдя в лагерь, даже не посмотрел в сторону Калли. С тех пор как он переселился на мужскую сторону лагеря и стал спать там, во всем племени царила напряженная атмосфера. С того дня, когда он насильно взял свою жену, прошло три года, и с тех пор он ни разу не прикоснулся к ней и не заговорил. Иногда Собак навещал его, но всегда возвращался обиженный и надутый: отец отвергал и его.

Никогда среди Сородичей не случалось, чтобы мужчина добровольно покинул постель молодой здоровой жены, однако из-за происков Альби женщинам не удалось обсудить, стоит ли вмешиваться в это дело.

– Вот-вот вернутся охотники, – сказала Калли, обращаясь к Белле. – Надеюсь, им повезло, и у нас будет мясо!

– Моему сыну опять плохо, – хмуро проговорила Белла.

Калли с сочувствием кивнула. В младенчестве сын Беллы вяло сосал грудь и разрывался от крика по ночам, а минувшая зима выдалась для него особенно тяжелой. Малыша часто рвало, а недавно он оступился и набил себе под глазом синяк, который не сходил все лето.

– Ему лучше? – заботливо осведомилась Калли.

– Я уже с ног сбилась, – ответила Белла, устало отирая лоб.

Калли подыскивала слова.

– Твоя мать, должно быть, очень волнуется перед церемонией.

Дел у Адор было невпроворот: как самой старой женщине в роду, ей предстояло подобрать имена для троих внуков – сына Беллы, сына Вента и дочери Марса.

Имя для сына Калли, разумеется, тоже будет выбирать самая пожилая женщина в семье – Альби.

«Я буду требовать его смерти при каждом удобном случае», – вспомнилось Калли.

Прошло три года, Альби, казалось, забыла о своей угрозе, и женщины привыкли к шаткому перемирию, которое установилось между Калли и ее свекровью. Но Калли знала: Альби выжидает подходящий момент, чтобы напомнить Сородичам о «проклятии» и прижать к ногтю совет женщин, порядком уставших от деспотичного и капризного нрава Старейшины. В этом году во главе совета должна стать Калли, – все племя знало о сделке, заключенной между Альби и ее невесткой.

Альби, разумеется, не допустит голосования. На что она готова ради того, чтобы сохранить свое положение? И сработает ли план Калли?

* * *

Помертвевшие охотники в ужасе смотрели, как Деникс ринулась навстречу Сородичам.

– Бежим! – рявкнул Сайлекс, выводя мужчин из оцепенения. Он подхватил Крэгга на руки, и они пустились наутек. Сзади донеслись крики – Сородичи готовились отразить нападение разъяренного, как им казалось, иноплеменника. Сайлекс бросил взгляд через плечо: Деникс метнула в Сородичей копье.

Копье не долетело до Сородичей, но вывело их из замешательства, и Сородичи бросились в погоню за Деникс. Сайлекс перешел на бег трусцой. В таком темпе Волколюди могли бежать полдня, если не больше.

– Мы оторвались, – сказал он, обернувшись к своим людям.

Отряд Сородичей возглавлял высокий мужчина. Сайлекс узнал его: это был тот самый человек, который едва не убил его у ручья лет пять назад. Теперь он намеревался проткнуть копьем Деникс.

Однажды я убью тебя, Сородич, поклялся Сайлекс.

Он следил за удаляющейся Деникс, втайне гордясь ее прыткостью.

Ей поистине не было равных среди членов племени. Глупые Сородичи так и не поняли, что она нарочно подпускает их поближе, чтобы увести подальше. Когда отряд во главе с Сайлексом скроется из виду, Деникс припустит во все лопатки, а Сородичи выбьются из сил и отстанут.

На ее месте он поступил бы так же. Беспокоило лишь одно: Деникс уводила Сородичей в ту сторону, где они оставили волчицу.

* * *

Сытая волчица лениво дремала, греясь на солнышке недалеко от того места, где повстречала накормивших ее людей. Пятеро волчат остались в логове под бдительным присмотром Спутника. Благодаря людям волчица сможет накормить своих малышей, и вскоре они достаточно окрепнут, чтобы вместе с родителями вернуться в стаю, которую возглавляли она и Спутник.

Услышав звуки погони, волчица вскочила. Мимо нее пронеслась та самая женщина, которую она видела сегодня утром. За нею гурьбой гнались мужчины, потрясая длинными палками. И все они неслись туда, где стояла волчица.

Первым ее побуждением было броситься наутек, и все-таки она застыла как вкопанная, зачарованная зрелищем странной погони. До нее долетал запах людей и их натужное дыхание, хотя ветер дул в другую сторону.

Подпустив женщину поближе, волчица бросилась бежать, но не прочь от нее, а наоборот, ринулась ей наперерез. Выпрыгнув из высокой травы прямо женщине под ноги и услыхав, как та ахнула от неожиданности, волчица помчалась рядом. Ее переполняла радость; на миг ей даже показалось, будто она снова мчится бок о бок со Спутником, как в дни своей юности. Бежать наперегонки с человеком было весело.

Деникс едва не споткнулась, увидев рядом с собой волчицу, бежавшую с той же скоростью. От изумления Деникс забыла о погоне и залюбовалась роскошным густым мехом животного и мощным хвостом, рубящим воздух. Деникс бежала вместе с волчицей!

Вскоре зверь, бросив через плечо лукавый взгляд, стремительно умчался вперед и пропал из виду.

Деникс торопливо оглянулась: Сородичи выбивались из сил, однако они почти нагнали ее, и теперь бежали на расстоянии полета копья. Деникс решила последовать примеру волчицы и припустила во весь дух. Сайлекс и остальные, должно быть, уже далеко. Ей удалось перехитрить врагов.

Деникс мчалась без оглядки. Сородичи наверняка давно остались позади: никому не под силу нагнать бегуна из племени Волколюдей.

Она, Деникс, бежала бок о бок с великой волчицей!.. Даже Сайлекс не сразу поверил ей, когда она обо всем рассказала.

* * *

Всякий раз, лежа рядом с Фиа, Сайлекс крепко прижимал ее к себе, не в силах поверить, что эта роскошная женщина – его жена. Его руки дрожали, когда он гладил ее лицо и грудь, остро ощущая тепло ее кожи. Он смотрел на нее и не мог наглядеться – так она была прекрасна. Особенно теперь, когда носила его ребенка.

– Какое чудесное завершение дня, – смеясь, заметила Фиа.

Она перекатилась на бок и приподнялась на локте, опершись головой на руку. Сайлекс тоже улегся на бок лицом к ней. В такие моменты они беседовали о самом сокровенном.

– Как ты думаешь, почему волчица выскочила навстречу Деникс? – спросила Фиа.

Сайлекс не ожидал такого вопроса. Ему казалось, что Фиа нет никакого дела до встречи Деникс с волчицей, хотя об этом толковало все племя.

– Не знаю. Надеюсь, это добрый знак.

– Может, волчица хотела нам сказать что-то насчет выбора пути?

Сайлексу понравилась ее мысль.

– Пути? Что мы не должны с него сворачивать?

– Или наоборот.

– Ты так думаешь?

– Ты перестал брать женщин на охоту, – заметила Фиа.

– У них теперь есть маленькие дети. И почти все – мальчики.

По мнению Сайлекса, это подтверждало правильность его решений.

– Среди нас есть и незамужние девушки, у которых нет детей.

– Когда я стал брать на охоту женщин, у нас не было другого выбора, – возразил Сайлекс. – С тех пор прошло три года, и многое изменилось.

– А теперь, когда мы стали жить по-прежнему, волчица появляется как раз в тот момент, когда Деникс бежит от Сородичей, которые тоже запрещают своим женщинам охотиться. Волчица велит нам бежать от обычаев Сородичей.

Сайлекс поразился ее неожиданным выводам.

– Мне бы такое и в голову не пришло, – пробормотал он.

– Значит, решено. Незамужние женщины снова будут охотиться вместе с мужчинами. С этого же дня, – подытожила Фиа.

Сайлекс наморщил лоб.

– С этого же дня? – в недоумении переспросил он.

Фиа вздохнула.

– Я тоже должна жить по-другому.

– О чем ты говоришь? – в тревоге прошептал Сайлекс.

– Не делай такое лицо, муж! – рассмеялась Фиа. – Ты решил, что я устала от тебя? Теперь, когда я ношу нашего ребенка? Я всего лишь хочу сказать, что дважды у меня был выкидыш, и оба раза во время охоты. Сейчас все должно быть иначе.

– Разумеется, – кивнул Сайлекс, который сам не раз предлагал жене оставаться в лагере.

– И Деникс. Ей охотиться не надо.

– Почему? – удивился Сайлекс.

– Разве не ясно, что волчица неспроста передала нам послание через нее, а не через тебя? Деникс тоже должна изменить свою жизнь. Она поможет Бракху оберегать женщин и детей.

Сайлексу не хотелось терять одного из лучших своих охотников.

– Не думаю, что… – начал он, но Фиа не дала ему договорить.

– Сайлекс! – прикрикнула она на него, сверкнув глазами.

– Я лишь пытаюсь понять, – попытался возразить Сайлекс.

Фиа вздохнула, и ее лицо смягчилось.

– Ты не видишь, как она смотрит на тебя.

– Кто? Деникс? – опешил Сайлекс.

– Она смирилась с тем, что ты женат, но сердцу не прикажешь. Я не хочу, чтобы она оставалась с тобой наедине. Другие женщины меня не волнуют – они все боятся моего гнева.

– Ты ошибаешься, – покачал головой Сайлекс.

– Ох, муж мой, – с сочувственной улыбкой проговорила Фиа, – такой мудрый и проницательный, а дальше своего носа не видишь.

* * *

Вопреки ожиданиям племени, охотники вернулись со скромной добычей, однако голод Сородичам больше не грозил, и они с радостью собрались в центре лагеря на церемонию наречения детей.

Первой взяла слово Адор. Свою маленькую внучку она нарекла Фелка Новус – «та, которой сопутствует удача»: куда бы ни пошла девочка, говорилось в ее легенде, она всюду находила спелые ягоды и прекрасные цветы. Получив имя, малышка запрыгала от радости, размахивая ручонками. Сородичи дружно рассмеялись и громко захлопали в ладоши.

Затем настал черед сына Урса и Беллы. В легенде, рассказанной Адор, говорилось о болезненном и неуклюжем мальчике, который к трем годам оправился от множества хворей и теперь вырастет мужчиной с завидным здоровьем. Салюс Маскулус. Малыш торжествующе поднял кулачки вверх.

Сын Вента получил имя Маркус Трудо – за то, что всегда и везде хотел идти в первых рядах, куда бы ни направлялось племя. В подражание двоюродному брату и сестре, он тоже запрыгал и замахал ручками.

Следующим имя получил мальчик, который будет непобедим в бою, – Виктор. Он потряс кулачками и с важным видом прошелся вокруг костра. Сородичи дружно расхохотались, хлопая себя по коленям. Калли радовалась едва ли не больше всех. Все шло хорошо. Все были счастливы.

Подошла очередь младшего сына Калли.

Альби встала, дожидаясь тишины.

 

29

Схватки у Фиа начались пугающе рано. Женщины развели рядом костер, чтобы Фиа было теплее, и без устали хлопотали вокруг нее. Сайлекс и Бракх сидели поодаль у небольшого костерка и задумчиво жевали, хотя кусок не лез в горло.

Бракх, отец двоих детей, по себе знал, что успокаивать Сайлекса – напрасный труд. Когда жена рожает, муж всегда чувствует себя слабым и беспомощным.

Фиа испустила истошный вопль, и лицо у Сайлекса посерело. Он вскочил. Бракх тоже поднялся на ноги и положил руку ему на плечо.

– Постой. Это значит, что скоро появится ребенок.

Сайлекс смотрел на Бракха остекленевшим взглядом.

– Фиа мне дороже всего. Не надо мне никакого ребенка, мне нужна моя жена!

– Присядь, Сайлекс.

Сайлекс кивнул и сел у костра. Раздался еще один вопль, потом еще и еще. Сайлекса передернуло.

Бракх внутренне содрогнулся. Он знал, что после долгого томительного ожидания роженица пронзительно кричит, потом раздаются торжествующие крики женщин, а потом отца приглашают к жене и новорожденному. Однако крики роженицы стихли, и воцарилась мертвая тишина. Бракх дважды подбрасывал хворост в костер. Радостных вестей все не было.

Сайлекс невидящим взором смотрел в огонь, горестно скривив рот. Бракх несколько раз ободряюще хлопал друга по плечу, но Сайлекс даже не шелохнулся.

– Сайлекс, – раздался голос Ови.

Она наклонилась к брату, ее губы дрожали. Сайлекс, пошатываясь, встал. В его глазах мелькнул ужас.

– Не может быть, Ови, – прошептал он.

– Пойдем, Сайлекс. Тебе нужно увидеться с женой. Прямо сейчас.

– Ребенок… – начал Сайлекс, но Ови перебила его.

– Тебе нужно увидеться с женой, Сайлекс. Не теряй времени.

* * *

Альби дожидалась, когда воцарится полная тишина. Это было в ее духе – довести ситуацию до высшего напряжения и смаковать момент.

– В мире много добра, – возвестила наконец Альби. – Стада лосей и оленей. Дожди, благодаря которым у нас есть мясо зимой. Травы, ягоды, солнце. Благие духи кормят нас и согревают.

Но у нас есть и враги. Волк, медведь и лев. Холод и снег, которые губят нас, тьма, что окутывает нас по ночам, оцепенение смерти. Мы не должны вслух говорить о злых силах, что кроются за всем этим.

Среди соплеменников пробежал шепоток – сейчас Альби сама говорила о них.

– Мы, Сородичи, избраны стоять между силами добра и силами зла, – упоенно продолжала Альби. – Мы с благодарностью принимаем покровительство добрых сил и отгоняем мрак светом своих костров. Мы прислушиваемся к силам, что выводят охотников на зверя, а женщин – к ягодам и съедобным кореньям. Мы видим и понимаем их знаки. Вот почему мы лучше других племен.

Сородичи жадно слушали, ловя каждое слово.

– Мы ни в коем случае – никогда, слышите? – не должны закрывать глаза на знаки, которые дают нам духи, – продолжала Альби, вскинув мясистый палец и переводя взгляд с одного внимательного лица на другое. – Иначе нас ждут страшные несчастья.

В толпе закивали.

– Нам дан знак. Знак тьмы. Холода. Немощи. Проклятие послано в виде ребенка. Ребенка с кривой ногой. Вот его легенда, а его имя отныне – «калека, несущий Сородичам горе и слезы, который должен быть убит ради общего блага». Омен Морбидус. Мор.

В наступившей тишине Калли громко ахнула и зарыдала в голос.

Ее сынишка, ожидавший, как и другие дети, своего радостного часа, неуверенно поднялся и сделал шаг к Альби, но та делано шарахнулась от малыша, как от дикого зверя. Не понимая, что происходит, малыш повернулся к сидящим вокруг костра Сородичам и робко поднял ручку.

Калли просчиталась. Она не ожидала, что Альби раскинет сети во время церемонии наречения.

– Мор, – всхлипнула Калли, выбравшись из толпы и подбежав к сыну. – Тебя будут звать Мор, – хрипло прошептала она, встав перед малышом на одно колено. – Это хорошее имя.

Она взяла сына на руки, встала и, обращаясь к племени, твердо произнесла:

– Мор. Моего сына зовут Мор.

* * *

Женщины расступились, избегая встречаться с ним взглядом. Сайлекс бросился к жене и сжал ее руку – вялую и похолодевшую. Глаза Фиа смотрели в пустоту, она прерывисто дышала, приоткрыв губы. Шкуры, на которых она лежала, были залиты кровью.

– Фиа, – выдохнул Сайлекс, бросив обезумевший взгляд на женщин. – Почему столько крови? Так и надо?

Ему в голову вдруг пришла дикая мысль, от которой перехватило дыхание: он наказан, наказан за то, что нарушил предсмертную волю отца!

Не может быть. Потерять Фиа? Как он будет жить без нее?

Женщины скорбно молчали.

– Фиа! – в отчаянье воскликнул Сайлекс.

Фиа моргнула, приходя в сознание, и отыскала глазами мужа.

– Сайлекс, – шепнула она, облизав пересохшие губы. Хрип, вырвавшийся из горла, не дал ей договорить. Ее глаза закатились, спина изогнулась дугой, а рука судорожно вцепилась в руку Сайлекса. Как будто чьи-то хищные челюсти терзали Фиа изнутри, не давая ей вздохнуть.

– Нет, нет! – простонал Сайлекс, утирая слезы. – Любовь моя, не уходи, пожалуйста!

Взгляд Фиа прояснился.

– Сайлекс, – прошептала она, глядя мужу в глаза, – обещай мне.

– Пожалуйста, – лепетал Сайлекс, – не покидай меня.

– Послушай. – Силы на миг вернулись к ней, взгляд вновь обрел ясность. Сайлекс склонился над женой. – Пообещай, что женишься на Ови. Воспитайте Крэгга и Тока как своих детей. Если у вас родится девочка, назовите ее Фиа. Пообещай мне.

Сайлекс утратил дар речи, его сотрясали рыдания. Он яростно замотал головой.

– Сайлекс, – успела выдохнуть Фиа, прежде чем накатил новый приступ. Ее тело свело судорогой, язык вывалился изо рта. Сайлекс беспомощно смотрел, как она страдает.

– Сделайте что-нибудь! – заорал он на сбившихся в кучку женщин, но они в страхе отпрянули.

Рука Фиа обмякла и выпала из руки Сайлекса. Он звал и звал жену, однако она уже не искала его взгляда. Из-под полуприкрытых век ее глаза смотрели в пустоту.

Когда она замерла, у Сайлекса перехватило дыхание. В ушах стоял какой-то пронзительный звук, заглушавший все остальные.

Сайлекс оцепенело осознал, что это его собственный крик.

Год девятнадцатый

Спящая волчица очнулась от того, что Волчишка обнюхивала ее пересохшие соски. Волчишка тыкалась в них носом, но молока больше не просила. У волчицы отнялись и передние лапы, ее мучила тупая боль. Древний как мир инстинкт подсказывал ей, что она умирает. Да и зачем больше жить – для своего потомства она сделала все, что могла. Волчишка обеспокоенно заскулила: мать лежала здесь, с нею, но человека в пещере не было, а Волчишке сейчас недоставало именно его.

Волчица устало прикрыла глаза, зная, что человек позаботится о Волчишке. Услыхав знакомый шум – это человек спрыгнул на пол пещеры – и радостный щенячий визг, волчица неожиданно для себя испытала прилив радости. Ей вспомнилась погоня за оленями в компании братьев и сестер, и вернулось то ликующее чувство бытия, которое охватило ее тогда, радостное сознание того, что она – волк.

Человек опустил руку ей на загривок. На миг мысли волчицы спутались, показалось, будто это Спутник кладет голову ей на спину, ожидая часа, когда родятся волчата. Человек гладил ее, и ей чудилось, будто она вернулась в детство и мать вылизывает ее языком.

– Бедняжка. Ты была хорошей матерью, – бормотал человек. – Ты очень храбрая. Мы будем тосковать без тебя.

Человек склонился над ней, и волчица, уже почти не видя, встретилась с ним взглядом. Такая уж привычка у некоторых людей – заглядывать волку в глаза.

– Ты вступила в битву со львом, чтобы спасти волчат. Моя мать тоже… – Голос человека дрогнул, и Волчишка ткнулась носом в его руку. – Моя мать тоже жертвует собой ради меня. Благодаря ей мы не умерли с голоду. Она все лето приносила мне еду, приходя сюда на свой страх и риск. Она кормила меня, а я – вас. Ведь мы с вами семья. Я позабочусь о Волчишке. Не знаю, что будет с нами зимой, но если я выживу, то выживет и она. Может, когда она вырастет, я пожалею, что не убил ее. И все-таки мне кажется, мы поладим… Видишь ли, мы с тобой очень похожи. – Человек погладил ее по голове, и волчица зажмурилась. – Оба калеки. Посмотри на мою ногу. Я таким родился. Если бы не мать, я бы давно умер.

Волчица, различая в его голосе сильные чувства, погрузилась в дремоту. Никогда еще ей не было так спокойно. Боль прошла. Захотелось лизнуть человека в руку, но язык не слушался. Ей снилось, будто ее стая – человек и Волчишка – бежит рядом с ней, предвкушая удачную охоту.

Они мчались за лосенком, выбежавшим на странную местность, покрытую вечным льдом. Линия горизонта, лежащая впереди, резко оборвалась, однако волчица не прекратила погони. Она погналась за лосенком туда, где ослепительный лед сливался с небом, и взлетела в воздух, чувствуя себя юной, живой и свободной.

 

Наши дни

Официант, обслуживавший столик, за которым сидел американец с друзьями, состроил кислую мину, когда его подозвали в очередной раз. Джеймс Морби ткнул пальцем в пустую бутылку на столе и жестом велел принести еще одну. Бошан, заметив, как неохотно кивнул официант, понимающе улыбнулся.

– Что смешного, Бернар? – спросил его Морби.

– Наш официант считает, что с тебя уже хватит. Ты перепил и ведешь себя слишком по-американски.

– С первым согласен, а со вторым бы поспорил.

Бошан и Морби расхохотались громче, чем следовало. Жан-Клод, который в тот вечер не прикасался к спиртному, усмехнулся из вежливости.

– Он не знает, что у вас праздник, профессор, – услужливо подсказал он, обращаясь к Морби.

Морби окинул юношу взглядом светло-карих глаз, слегка помутневших от выпитого, и его взор прояснился.

– Вы хотите меня о чем-то спросить, Жан-Клод? – спросил он, проницательно глядя на собеседника.

Жан-Клод смешался, но, заметив, что Бошан ободряюще кивает, собрался с духом.

– Да. Про вашу находку. Вы сказали, что это первая собака. Но это не совсем собака, – неловко закончил он.

– Вы сами видели ошейник, Жан-Клод, – вмешался Бошан. – Какой из этого следует вывод?

Жан-Клод приготовился извиняться.

– Бернар, дай человеку сказать!.. Да, Жан-Клод, все так, как вы сказали. Это волк. Но вы же знаете, что у волков и современных собак есть общие участки ДНК. И не только у хаски – у мопсов, корги, пуделей они тоже есть. Даже у чихуа-хуа! Порой они ведут себя совсем как волки, и, надо признать, имеют на то полное право.

Морби подождал, пока официант продемонстрирует бутылку вина, откупорит ее и завершит привычный ритуал.

– Я понимаю, профессор. Но на это ушли тысячи лет. Вы же утверждаете, что волк подчинился человеку в один день. – Жан-Клод щелкнул пальцами. – Раз – и стал собакой.

Морби и Бошан переглянулись.

– Эволюционный скачок? – ехидно предположил Бошан.

– Не исключено, – улыбнулся в ответ Морби. – Ваш соотечественник по имени Этьен Жоффруа Сент-Илер выдвинул теорию, что развитие видов может идти гигантскими скачками. Вы читали его работы, Жан-Клод?

Жан-Клод кивнул, однако Морби был не из тех, кого легко провести. Впрочем, сейчас он не принимал экзамены и не собирался никого «валить», поэтому продолжал, словно подтверждая невысказанную мысль Жан-Клода:

– Дарвин, разумеется, опроверг теорию, согласно которой свинья могла произойти напрямую от бегемота, и так далее. Эволюция – чрезвычайно медленный и размеренный процесс. Давайте вернемся к нашей находке – на первый взгляд обычному волку с красным шнурком на шее. Действительно ли Сент-Илер прав, и это был эволюционный скачок? Сегодня – волк, завтра – собака? Сомневаюсь. Даже сегодня приручить волка не так-то просто, хотя они встречают людей повсюду, во всех уголках земли. При этом мы уничтожили самых агрессивных представителей их вида. До сих пор не известно ни одного случая, чтобы волк сам прибежал к человеку, отринув вольную жизнь. Нет, приручить волчонка можно только при исключительном стечении обстоятельств, и даже тогда он не станет домашним питомцем – с ним лишь научатся жить. Наш волк неспроста позволил надеть на себя красный ошейник. Должно быть, этому предшествовал какой-то подготовительный процесс. Эволюцию не ускоришь.

– А о каком процессе вы говорите?

– Что вам сказать, Жан-Клод… Я сам много думал об этом…

Морби потянулся к бутылке. Официант, заметив его движение, скривился, поспешил к столику и вырвал бутылку из рук Морби прежде, чем тот, в нарушение этикета, сам нальет себе вина. Перед таким натиском Морби сдался. Он поднес наполненный бокал к горящей свече и залюбовался плясавшими в нем рубиновыми отблесками.

– И наши предки, и волки сосуществовали на одной и той же территории, соперничали за одни и те же пищевые ресурсы. Если волки и не охотились на людей, то лишь благодаря тому, что у людей были копья. Но даже копья не остановили бы оголодавшую стаю. Сложно представить, чтобы конкурирующие виды вдруг стали мирно сосуществовать друг с другом. От такого сотрудничества не было никакой прямой выгоды ни для тех, ни для других. Пищи мало, найти ее сложно, так зачем людям подкармливать волков? Разве кормили они лисиц, медведей, львов? Отчасти мне кажется, что эволюционный скачок все-таки произошел. Других объяснений у меня нет. Но что его вызвало – об этом я не имею ни малейшего понятия.