Когда огни и запахи города остались позади, мне стало не по себе. Мой путь освещала луна, но оставшись в одиночестве, я чувствовала себя уязвимой, как будто побыв какое-то время в стае, я вдруг откуда-то вспомнила, что собаке куда безопаснее передвигаться в обществе других собак. Теперь я также понимала, что мне придется идти много дней. Когда я взбежала по горке, чтобы перепрыгнуть через забор, меня подгоняла уверенность, что я уже очень скоро окажусь дома, но теперь я понимала, что, возможно, буду идти и идти, а запах города, где находится мой дом, будет по-прежнему оставаться далеким.

Я провела ночь у реки, где в земле было углубление, в которое могла лечь собака. Несколько раз я просыпалась, потому что слышала и чуяла каких-то маленьких животных, но они не подходили ко мне близко, и запахи всех их были мне не знакомы.

Тропа, по которой я шла, не всегда вела меня в том направлении, в котором мне нужно было идти, но даже свернув на время в сторону, она в конце концов всегда поворачивала обратно, так что, оставаясь на ней, я все-таки продвигалась к моей цели. Ее более твердая и гладкая земля позволяла мне двигаться намного быстрее, чем когда я пыталась пойти напрямик, и мне приходилось перелезать через скалы и другие препятствия, преграждавшие мне путь. На тропе оставались запахи людей и животных, так что не сходить с нее было легко.

Люди, идущие по тропе, объявляли о своем приближении разговорами и громкими шагами, так что я всегда знала, когда нужно свернуть в сторону, чтобы дать им пройти. Я не хотела опять ехать на машине.

Когда стемнело, я нашла ровную площадку, пропитанную запахами множества людей. На ней было расставлено несколько деревянных столов, рядом стояли металлические столбики, на них – ведра с золой, и над всем этим витал дразнящий аромат горелого мяса, но, когда я встала на задние лапы, чтобы получше разобраться, что к чему, мне удалось слизнуть с решетки, находящейся над золой, только слабый мясной след.

Намного более многообещающим оказался круглый бак, похожий на тот, в который забиралась Самка из стаи, хотя этот был не из пластика, а из металла. Я попыталась запрыгнуть на него так же, как запрыгивала она, уцепившись передними лапами за его край и скребя его стенку когтями задних, но мне удалось только опрокинуть его на землю. Я почувствовала себя виноватой, потому что когда я так же опрокидывала мусорное ведро в кухне нашего дома, Лукас говорил мне, что я плохая собака, но это не помешало мне отыскать внутри кусочки курицы и толстый ломоть какого-то сладкого лакомства, а также несколько сухих сухарей, которые были не очень вкусны. Курица хрустела у меня на зубах, когда я грызла ее косточки, и я вылизала пластиковую банку, в которой оставался восхитительный мясной сок. Я насытилась и, довольная, свернулась клубком под столом, чтобы провести здесь ночь. Утолив голод, я почувствовала себя в безопасности.

На следующий день тропа повела меня круто вверх на холм, и я быстро устала. Вскоре я снова почувствовала голод. И пожалела о том, что мне никогда не нравился «Хороший Моцион», игра, в которой Лукас или Мамуля бросали в подвал лакомства, чтобы я сбежала туда по ступенькам, быстро съела их и взбежала обратно на кухню. Теперь я бы с удовольствием играла в эту игру целый день, если бы Лукасу или Мамуле этого захотелось.

Услышав громкий хлопок, я тут же повернула и побежала в ту сторону, откуда он донесся. Я знала, что означает этот хлопок – это Чувак и Уоррен пользовались своей трубкой. Хотя я больше и не пойду в их машину, я с удовольствием приму от них вкусные кусочки мяса.

Вскоре я услышала голоса. Это говорили мужчины, и они были взволнованы.

– Ого, да она весит не меньше ста пятидесяти фунтов! – крикнул один из них.

Я осторожно вышла из-за деревьев. Передо мной возвышался скалистый гребень. Теперь я чуяла запахи этих людей, и от них пахло не так, как от Уоррена и Чувака. Я взбежала на гребень и посмотрела вниз.

Я стояла на невысоком холме, и подо мной, у его подножия между скал в узком каньоне, тек ручей. На другой его стороне виднелся гораздо более высокий холм, покрытый редкой растительностью. Я посмотрела вверх и увидела двух мужчин, бегущих вниз по склону этого более высокого холма. Склон был крутой, и они бежали, не глядя вверх, иначе им было бы легко увидеть меня. У обоих в руках были трубки, и воздух был полон смрада. Я теперь связывала такой смрад с громкими хлопками, которые производили эти трубки.

– Я же тебе говорил, что сегодня мы кого-нибудь подстрелим! – задыхаясь, сказал один из мужчин.

Тяжело дыша и спотыкаясь, они спешили вниз, в сторону ручья. Я подползла к краю гребня, с любопытством наблюдая за мужчинами, и тут направление ветра немного изменилось, и я почуяла запах какого-то животного и что-то еще.

Кровь.

Забыв о мужчинах, я двинулась на запах крови.

– Да тут будет не меньше пяти сотен баксов! – крикнул один из них, но я, не обращая на них внимания, пробиралась туда, куда вело меня мое чутье. Мне не пришлось далеко идти – сделав всего несколько шагов, я увидела животное, неподвижно лежащее на скалах. Я приблизилась к нему осторожно, хотя его неподвижность ясно говорила о том, что оно неживое. Животное было таким же, как белка, которую Лукас показал мне на мостовой во время одной из наших прогулок – теплым, обмякшим и мертвым.

Я понюхала кровь на его груди. Запах этого животного был похож на запах кошки, хотя оно было не похоже на тех кошек, которых мне доводилось видеть прежде – оно было огромным, крупнее, чем я. Это была самка, и молочный запах ее сосков напомнил мне Маму-Кошку. К запаху ее крови примешивался резкий, отдающий дымом смрад, такой же, как смрад от трубки Чувака и от тех трубок, которые были в руках у этих двух мужчин.

Я не понимала, что означает то, что я вижу.

Сзади слышалось тяжелое дыхание двоих мужчин. Оно стало громче, значит, они уже добрались до дна каньона и теперь поднимаются по склону моего холма.

– Мне надо передохнуть, – сказал один из них, задыхаясь.

– Брось, нужно поскорее хватать ее и делать отсюда ноги, – с напряжением в голосе ответил второй, и я услышала, что они оба остановились.

– Вокруг ни души, так что у нас все путем.

– Черт возьми, ничего не путем! Знаешь, что будет, если нас поймают с незаконно подстреленной пумой?

– Я знаю другое – мы можем получить за нее тысячу баксов.

Я решила, что не стоит знакомиться с этими мужчинами. Наверняка они не дали бы мне лакомств.

И тут мое внимание привлекло какое-то движение в кустах, и я повернула голову. Там явно было какое-то животное, но ветер дул от меня, а не ко мне, и я не могла учуять его запах. Затем я смогла его разглядеть, хотя оно и было почти полностью скрыто кустами, и поняла, что смотрю на огромную кошку, более крупную, чем большинство собак, и самую большую из тех, которых мне когда-либо доводилось видеть. Животное смотрело мне прямо в глаза и, поняв, что я его вижу, немного опустило голову, словно прячась. Но теперь, когда я знала, что оно там, я смогла отделить его запах от запаха того еще более крупного животного, которое неподвижно лежало на скалах. И я поняла, что в кустах прячется самка.

Она выглядела так же, как выглядели знакомые мне кошки в логове, когда через дыру туда залезали люди, – такое же напрягшееся тело, такие же расширенные остановившиеся глаза и немного оскаленные зубы. Она была охвачена ужасом.

Один из мужчин вдруг громко крикнул:

– Черт! – и она сразу же съежилась, попятилась в глубь кустов и бросилась прочь. И по тому, как она бежала, я поняла, что, несмотря на ее размеры, это не взрослая кошка, а котенок, юная несмышленая киска, такая же крупная, как средняя по величине собака.

Она отбежала совсем недалеко и остановилась. Я не знала, что с ней случилось, но по ее напряженным движениям мне было ясно – ей хочется убежать. Однако она не убегала – может быть, из-за огромной мертвой кошки, которая лежала у моих лап? Может быть, это была ее мама?

Судя по звукам и запахам, двое мужчин с трубками подходили все ближе, так что мне тоже нужно было уходить. Я повернулась и, неслышно ступая, укрылась в кустах.

Большая Киска последовала за мной.

* * *

Путь, который я выбрала, примерно совпадал со следами Большой Киски и огромной мертвой кошки-мамы, только я шла по их следам обратно. Идти было нелегко, зато этот путь вел прочь от сердитых мужчин. Теперь я явственно чуяла и их, и кровь, потому что ветер больше холодил место под моим хвостом, чем мой нос.

То, что я только что видела, беспокоило меня. Я не понимала, как связаны между собой смерть мамы Большой Киски и люди с вонючими трубками, но я была уверена, что такая связь есть. Я вспомнила, как Мамуля пригласила своего друга в дом, а потом он вдруг рассвирепел, и она ударила его, и он упал. Это привело меня к ужасающему выводу: на свете есть и плохие люди. Я знала – среди людей есть такие, кто не хочет, чтобы я была с Лукасом, но тут дело было в другом.

Если собака не может доверять людям, как вообще можно жить?

Большая Киска бесшумно шла за мной, я чуяла ее запах, чуяла ее ужас и отчаяние. Когда я обернулась, чтобы посмотреть на нее, она быстро шмыгнула в сторону, пытаясь спрятаться, и ее пружинистая поступь была точно такой же, как у котенка нормального размера.

Немного спустя я почувствовала, что Большая Киска остановилась. Я обернулась и посмотрела на нее. Она сидела, глядя на меня своими светлыми глазами. Хотя мы были уже далеко от сердитых мужчин, я хотела идти дальше, идти к Лукасу. Когда я сделала несколько шагов и посмотрела назад через плечо, Большая Кошечка трусила немного в другом направлении, затем остановилась. Она посмотрела в ту сторону, куда, похоже, хотела направиться, затем повернулась ко мне и посмотрела на меня, явно надеясь, что я последую за ней.

Большая Киска была напугана. Ей была нужна моя помощь. Когда мне грозила опасность, Мама-Кошка защищала меня, и теперь я чувствовала сильнейшее желание защитить этого котенка.

Похоже, она почувствовала, что я последую за ней, и поэтому пошла дальше. Я двинулась следом, удивленная ловкостью, с которой ей удавалось пробираться через скалы и преодолевать другие препятствия.

Вскоре мы добрались до места под деревьями, от которого исходил сильный аромат большой кошки-мамы. И еще в мой нос ударили запахи крови и мяса. Здесь была прикопана почти целая туша оленя, на которой остались запахи Большой Киски и ее мертвой мамы.

Я так ничего и не поняла, но я испытывала голод и жадно вгрызлась в эту добычу. Немного погодя, не производя ни малейшего шума, Большая Киска тоже начала есть.

* * *

Вечером, когда я прилегла на траву, Большая Киска подошла ко мне и обнюхала мою морду. Я лизнула ее, и она напряглась, но, когда я опустила голову на землю, она осторожно расслабилась и продолжила обнюхивать меня от морды до хвоста. Я лежала неподвижно, давая ей возможность как следует меня изучить. Когда она начала мурлыкать, я поняла, что она сейчас сделает, и, она, как я и ожидала, потерлась об меня головой, точно так же, как делали мои братики и сестрички-котята. В конце концов она свернулась в клубок и прижалась к моему боку, я почувствовала, как ее страх проходит.

Это было похоже на то время, когда мы с Лукасом делали «Идти на Работу» и я засыпала, положив голову на грудь Мака. Сейчас я тоже дарила успокоение, только не человеку, а несмышленому котенку, мама которого была мертва.

Лукас заботился о кошках. Кормил их. А об этой киске, об этом котенке позабочусь я.

Я была уверена, что Лукас захотел бы, чтобы я поступила именно так.

* * *

Мы с Большой Киской провели несколько дней возле добычи, поедая столько мяса, сколько в нас влезало. Когда мы не были заняты едой, мы играли. Большой Киске нравилось кидаться на меня, а мне – опрокидывать ее на спину и легонько жевать шкуру на ее голове, пока она не вырывалась и не отбегала в сторону. Кроме того, значительную часть дня она спала, а когда солнце начинало клониться к закату и у меня появлялось желание улечься спать, она как-то странно оживлялась и бесшумно уходила в глубь деревьев. Один раз она удивила меня, вернувшись с каким-то небольшим грызуном, которого мы съели вдвоем.

Когда меня охватило неудержимое желание отправиться в путь, Большая Киска последовала за мной. Ей явно не нравились запахи людей, оставшиеся на тропе, и она предпочитала двигаться не по ней, а вдоль нее, двигаться незаметно, держась в укрытии и надолго исчезая из виду. Правда, я чуяла ее запах и знала, что она никогда не отходит от меня слишком далеко. Когда же я не могла точно определить, где она сейчас, я ждала ее на тропе, и в конце концов она меня догоняла.

Я знала, что смогла бы продвинуться дальше, если бы меня не так волновало благополучие Большой Киски, но я считала своим долгом защищать ее и заботиться о ней.

Через два дня после того, как мы покинули место, где находилась добыча, я уже чувствовала, как мои внутренности грызет голод. И я начала беспокоиться за Большую Киску – как же я буду теперь ее кормить? В конце третьего дня я остановилась, чтобы попить, и решила прилечь, пока буду ждать появления Большой Киски. В конце концов она вышла из-за скал через несколько мгновений после того, как я почуяла, что она прячется именно там. Она опустила голову и начала бесшумно лакать воду из лужи. По-видимому, кошкам пить воду нравится меньше, чем собакам. Собака лакает воду с ликованием, производя при этом много шума.

Мой нос учуял запах крови, и я изумленно подняла голову. У меня тотчас потекли слюнки, и я, не колеблясь, бросилась туда, откуда доносился этот восхитительный аромат. Большая Киска последовала за мной, хотя она явно не ощущала запаха, который чуяла я.

И тут я увидела лису. Она двигалась беззвучно, но в зубах несла мертвого кролика – от него и пахло кровью. Лиса, похоже, не чувствовала, что ее догоняю я. Она бежала, но из-за тяжести ее добычи не могла делать этого быстро.

Лиса увидела меня тогда же, когда ее саму увидела Большая Киска. На мгновение мы все трое замерли. Потом с быстротой, которая удивила меня, Большая Киска бросилась вперед. Мы обе погнались за лисой, но Большая Киска очень скоро меня перегнала. Лиса ловко перепрыгивала через стволы упавших деревьев и резко меняла направление своего бега, пытаясь убежать, но Большая Кошечка вскоре догнала ее, и она, выронив кролика, спаслась бегством.

Большая Киска остановилась, чтобы обнюхать брошенную лисой добычу, затем к ней присоединилась и я. Мы съели кролика вместе, как будто были стаей, стаей, которая состояла из Большой Киски и собаки.

* * *

Мы шли туда, где находился Лукас, и нас все время терзал голод. Я знала, что, чтобы утолить его, мне нужны люди, у которых всегда есть хорошая еда. К счастью, летом людей, похоже, тянуло к холмам и горам, а останавливаясь, они всегда ели. Я легко могла найти по запаху места их стоянок, хотя Большая Киска всегда бежала в укрытие, стоило ей только почуять людей.

Однажды я увидела семью, сидящую за деревянным столом, пока в металлическом котелке на тонких ножках горел огонь. К котелку подошел мужчина, положил в него большой кусок мяса, и я едва не обмерла от немедленно донесшегося до меня аромата стряпни. Мужчина повернулся к людям, сидящим за столом, не обращая внимания на свой котелок, и я тут же выбежала из леса, не обжегшись, схватила мясо и убежала обратно. Все это видел только один человек – маленький ребенок на пластиковом стульчике; он задрыгал ножками, но ничего не сказал.

Я ожидала, что почувствую себя плохой собакой, но у меня не возникло такого чувства. Ведь я охотилась. И разделила еду с прибившимся ко мне котенком.

В другой раз какой-то мужчина стоял в ручье, а на берегу лежал мешок, полный мокрой рыбы. Я схватила весь мешок и побежала прочь. Мужчина заорал на меня, и, хотя он не говорил «плохая собака», а использовал слова, которых я не поняла, мне было ясно, что он очень сердит. Он погнался за мной, и я слышала, как за моей спиной под его ботинками хрустят земля и камни. Я едва тащила этот мешок с рыбой, но продолжала упорно бежать, и в конце концов мужчина, тяжело дыша, отстал и остановился. Он все еще продолжал орать.

Мы с Большой Киской съели всю рыбу.

Но чаще всего, когда мое чутье вело меня в сторону людей, оказывалось, что они уже ушли. Вскоре я выяснила, что чем ближе деревянные столы к дороге, тем больше вероятности, что я найду рядом с ними металлический мусорный бак с остатками еды. Я научилась очень ловко забираться на такой бак или опрокидывать его на землю и затем выискивать среди бумаги и пластика вкусные кусочки, оставленные там людьми. Чтобы добраться до такого бака, мне часто приходилось отходить далеко от тропы и прятаться от машин, пока я наконец не находила место, где можно было поживиться. Большая Киска никогда не сопровождала меня, но, когда я возвращалась, она всегда меня ждала.

В первый раз, когда мне удалось найти в таком баке куски сандвича, я тут же жадно проглотила их, потому что за меня решения принимало мое голодное брюхо. Я наелась. А другой еды в баке не было, чтобы я могла отнести Большой Киске.

Когда я приблизилась к ней, чувствуя себя виноватой, она подошла и обнюхала мою пасть. А потом сделала нечто неожиданное – она облизала мои губы, и я тут же извергла из желудка часть того, что сожрала.

С тех пор мы начали делить еду, которую люди оставляли для меня в баках, именно так. Я редко находила что-то достаточно большое, чтобы принести это Большой Киске целиком, как тогда, когда я нашла у дороги мертвого олененка, обмякшего и еще теплого. Большая Киска каким-то образом почувствовала, что мне трудно тащить его к ней, и, присоединившись ко мне, сумела почти поднять добычу с земли, что меня весьма удивило.

Мы продвигались туда, где находился Лукас, но наше продвижение было медленным. К моему разочарованию, тропа была ужасно извилистой, к тому же днем я нередко слышала людей, так что нам обоим приходилось прятаться. Большой Киске, как и мне, явно не хотелось ехать в машине.

Я часто чуяла запахи собак, но я была уверена, что Большой Киске не захочется с ними встретиться. Самой мне ужасно хотелось поприветствовать их, но они всегда были со своими людьми, как и я когда-нибудь буду с Лукасом.

Когда же я чуяла запахи собак, с которыми не было людей, шерсть на моем загривке поднималась. В присущем им запахе было что-то не так, в нем было что-то дикое, звериное, вызывающее у меня тревогу. Я чуяла, что они никогда не мылись в ванне и в последнее время не ели корма для собак. Еще я понимала, что они выслеживают нас и подбираются все ближе. Большая Киска, похоже, об этом не догадывалась – днем, ей, как всегда, хотелось спать, но она все равно продолжала идти за мной, потому что мы с ней были стаей.

Мы находились на ровной местности, где были скалы и росло несколько невысоких деревьев, когда я наконец поняла, кто идет по нашим следам. Я уже встречала этих животных – это были койоты, те маленькие плохие собаки, которых я видела, когда мы с Лукасом и Оливией ходили по холмам. Их было четверо: самка и три молодых самца, и они гнались за нами отнюдь не из любопытства – они охотились на нас.

Нам надо было бежать, но бежать было некуда. Перед нами высилась скалистая стена, такая крутая, что мы ни за что не смогли бы на нее залезть. А деревьев перед этим скалистым гребнем было слишком мало, чтобы среди них можно было укрыться.

Я тихо зарычала. Нам предстояла драка.

Койоты разошлись в стороны и стали медленно продвигаться к нам, и вид у них при этом был хитрый и осторожный. Их намерения были мне очевидны – они собирались убить нас и съесть. Я зарычала снова, приготовившись смело встретить опасность.