У мужчины была тележка, которую он толкал перед собой, такая же, как тележки людей на парковке перед зданием с курами, те самые, в которых они перевозили еду и детей к своим машинам. Но у этого мужчины не было детей, и когда он наполнял свою тележку пластиковыми пакетами, в них по большей части была отнюдь не еда.

– Идем гулять, – говорил он почти каждый день, перекладывая все свои вещи с тротуара в тележку. Мне хотелось ходить, хотелось уйти в холмы, но мы редко ходили далеко. Обычно мы медленно брели по улице до двора, по которому были раскиданы куски пластика и металла, я приседала, чтобы сделать «Делай Свои Дела», а потом мы опять возвращались на одно и то же место на тротуаре, где он расстилал свои одеяла. Рядом со стеной был металлический забор, и, когда мужчина уходил от меня, он привязывал меня к нему. Он часто ходил на другую сторону улицы в одно из двух зданий – от одного из них пахло едой, а от другого не пахло ничем, только людьми и картонными коробками. Когда он выходил из второго здания, он нес в руке стеклянную бутылку, и, когда он ее открывал, идущий из нее резкий запах напоминал мне Сильвию.

Почти все остальное время мы просто сидели. Мужчина почти постоянно говорил со мной, часто повторяя мое имя, но в основном просто монотонно бубня какие-то слова, которых я не понимала.

– Я не дурак. Я знаю, что вы со мной сделали. И знаю, кто вы. Но это мои мысли! – повторял он снова и снова. – Они тут не главные. Я тут главный. Перестаньте передавать данные.

Когда к нему подходили другие люди, мужчина переставал бубнить.

– Мне нужны деньги для моей собаки, – тихо говорил он. – Чтобы купить ей еды. – Люди останавливались и гладили меня и говорили со мной, но ни один из них не отвязал меня. Часто они бросали что-то в маленькую металлическую банку, и мужчина говорил: – Спасибо.

Некоторые люди произносили слово «Аксель», и вскоре я поняла, что мужчину зовут Аксель.

Я не понимала, почему Аксель спит не в своем доме, а на тротуаре. Он казался мне очень одиноким, и ему явно был нужен друг, такой, каким для Гэвина был Тэйлор. Но никто из людей, которые останавливались, чтобы поговорить с ним, не вели себя как такие друзья, даже когда они были приятными.

Сначала мне хотелось только одного – убежать от Акселя и вернуться на тропу, чтобы продолжить свой путь. Но потом я поняла, что Акселю нужно успокоение, как Маку и остальным моим друзьям, к которым я приходила, когда мы с Лукасом делали «Идти на Работу». По ночам Аксель боролся с людьми, которых я не могла видеть, крича и корчась на своих одеялах, и от его пота шел сильный запах страха. Когда я клала голову ему на грудь, я слышала, как гулко и часто бьется его сердце. Но потом, когда его рука ложилась на мою шерсть, его лихорадочное возбуждение спадало, и дыхание становилось не таким частым.

Мне нравился Аксель. Он целыми днями говорил со мной и называл меня хорошей собакой. После жизни с Сильвией мне было приятно получать столько внимания. С Акселем я чувствовала себя очень важной собакой.

Мне ужасно хотелось сделать «Иди Домой», но я знала, что делаю то, чего от меня хотел был Лукас, точно так же, как он хотел бы, чтобы я позаботилась о Большой Киске. Больше всего на свете, даже больше, чем чтобы я сделала «Иди Домой», он хотел, чтобы я была хорошей собакой. А я никогда не была более хорошей собакой, чем когда дарила успокоение испуганному человеку или котенку, которому я была нужна. Это была моя работа.

Ночи становились все холоднее, и теперь я могла сделать для Акселя еще кое-что – согревать его, прижимаясь к его телу. А еще я разбудила его, когда на улице остановилась машина и с ее передних сидений слезли двое мужчин. Я уже встречала людей, похожих на них, с тяжелыми металлическими странно пахнущими штуками на боках – это были полицейские. Для меня все они были как-то связаны с грузовичком, в котором стояли проволочные вольеры и который увез меня от Лукаса. Я сжалась при их приближении, и Аксель проснулся.

– Привет, Аксель, – сказал один из них, становясь на колени. – Когда у тебя появилась собака? – Он протянул ко мне руку, но я не стала к нему приближаться, потому что не доверяла ему.

– Я ее нашел. Ее бросили, – отрывисто ответил Аксель.

– А ты уверен, что с ней все в порядке? Она не кажется дружелюбной.

– Белла, поздоровайся с офицером Мендесом.

– Все хорошо, Белла, – сказал мужчина, который протягивал ко мне руку. Я понюхала его пальцы и слегка повиляла хвостом, опасаясь, как бы он не схватил меня за ошейник. – Меня зовут Том.

– Чем мы можем помочь вам сегодня, офицер? – спросил Аксель.

– Не говори со мной так, Аксель. Ты же знаешь, меня зовут Том.

– Том.

Значит, приятного полицейского зовут Том. Друг Тома стоял поодаль и что-то писал.

– Послушай, Аксель, вот-вот сюда придет зима. Ты думал над тем, что я тебе предлагал – чтобы ты вернулся в Денвер? Мы по-прежнему готовы отвезти тебя туда. По-моему, это хорошая идея.

– А как насчет моей собаки? – спросил Аксель.

– Само собой, она может поехать с тобой. – Том кивнул.

– А что потом?

Том пожал плечами.

– Ну, сам посуди – ты мог бы вернуться в госпиталь для ветеранов…

– Я туда больше не пойду, – спокойным голосом перебил Аксель. – Когда я там был в последний раз, они попытались взять у меня кровь.

– Но Аксель, это же госпиталь.

– Госпиталь. Вроде как для гостей. Но там есть люди, которых никогда не судили, никогда не признавали виновными, но которые не могут оттуда выйти. Они все подключены к медицинским усилителям, которые подсоединены к Интернету посредством межсетевых протоколов. Вы понимаете, зачем это делается? Электрофизиологический монитор обеспечивает двунаправленную передачу данных в Паутину, неужели это не кажется вам подозрительным? Во Всемирную паутину?

Том какое-то время молчал.

– Мы просто не можем помочь тебе как-то иначе, Аксель. В наших местах невозможно жить на улице зимой, потому что здесь слишком холодно. В Ганнисоне нет муниципальных учреждений для бездомных, а от помощи благотворительных организаций ты отказываешься.

– Они все хотят от меня одного и того же, – категорично сказал Аксель.

– Все беспокоятся о тебе, Аксель. Ты служил нашей стране. Ты помогал всем нам, а теперь мы хотим помочь тебе.

Аксель показал на небо.

– А тебе известно, что над нами всегда находятся три спутника, вычисляющие твое местоположение? Но до меня их алгоритмы не доберутся, потому что я живу там, где мне захочется. Я не вписываюсь. Не попадаю в единую компьютерную систему. Я не ем их генетически модифицированную еду.

– Ну хорошо… – начал говорить Том.

– Когда ты приходишь в кофейню, они спрашивают твое имя, а ты никогда не задумывался зачем? На кой им твое имя? Чтобы продать тебе чашку кофе? И они заносят его в компьютер! Это просто один из тысячи способов, с помощью которых за тобой следят.

Я чувствовала, что Акселю становится все тревожнее и тревожнее, и ткнулась носом в его руку, чтобы он знал, что я рядом.

– Ты опять начал колоться, Аксель? – тихо спросил Том.

Аксель отвернулся. Теперь он был в ярости. Я опять ткнулась носом в его руку. Мне просто хотелось, чтобы он повеселел.

– Ну хорошо. – Приятный полицейский встал. По его движениям я поняла, что он не будет пытаться увести меня с собой. – Помни то, что я сказал, Аксель. Я не могу заставить тебя обратиться за помощью, но мне хочется, чтобы ты знал, как все о тебе беспокоятся. Если ты попытаешься жить на улице зимой, вы оба: и ты, и твоя собака умрете. Пожалуйста, подумай об этом. – Он сунул руку в карман и что-то положил в металлическую банку. – Не падай духом, Аксель.

* * *

Совершенно неожиданно Аксель сложил все свои пожитки в тележку и покатил ее в парк. Мы зашли в его дом, но это был очень странный дом – там была крыша, но не было стен, было несколько столов, но не было никакой еды. Двор был огромен, и на нем было несколько горок, но я не показала Акселю, что умею по ним взбегать, потому что он все время держал меня на поводке.

Иногда в парк приходили и другие собаки, и я начинала скулить, потому что мне ужасно хотелось побегать вместе с ними. Аксель не возражал, когда они подходили ко мне, но не давал мне следовать за ними, когда они убегали вслед за мячиками или за детьми.

– Они все занесены в базу данных, Белла. У них всех под кожу вживлены чипы, – говорил он мне. Я слышала в его голосе категоричность, когда он произносил мое имя, и понимала, что он не позволит мне поиграть.

Нас часто проведывали другие люди. У всех у них были за плечами мешки или пакеты, которые они несли в руках, и они часто пили из бутылок, испускающих резкий запах Сильвии, передавая их друг другу, разговаривая и смеясь. В доме был металлический ящик на столбе, и они жгли в этом ящике дерево, держа над огнем руки, чтобы согреть их. Это напоминало мне о том, как я нашла на огне большой кусок мяса, который оставили специально для меня в месте, похожем на большой парк, и о том, как на меня смотрел маленький ребенок, когда я уносила мясо, чтобы разделить его с Большой Киской.

– Черт, становится все холоднее, – часто повторял мужчина по имени Райли. Мне нравился Райли, у него были очень ласковые руки, а его дыхание пахло так же, как у Мамы-Кошки. – Надо перебираться на юг, пока зима не разыгралась в полную силу.

Люди – помимо Акселя там было еще трое мужчин – кивали и что-то утвердительно бормотали.

– Я никуда отсюда не уйду, – как-то резко ответил Аксель.

Остальные переглянулись.

– Ты не можешь остаться здесь, Аксель. Начиная с декабря здесь все время морозно, а часто температура вообще падает ниже нуля, – сказал Райли.

– Я никуда не уйду. Больше я никуда не уйду. Здесь я в безопасности.

– Нет, не в безопасности, – тоном, не терпящим возражений сказал другой мужчина. Он только что здесь появился, и я не знала его имени, но другие звали его «Не Вылакай Все Черт Бы Тебя Подрал». – И ты, и твоя собака замерзнете до смерти.

Часто эти мужчины передавали по кругу какую-то маленькую тонкую штуку, похожую на карандаш. Они прикладывали кончик этого карандаша к своим рукам на внутренней стороне локтя, потом все они начинали смеяться, а затем засыпали. Всякий раз после этого я чувствовала, как Акселя охватывает глубокий покой, но меня всегда очень беспокоило то, что он после прикосновения этого карандаша спал слишком крепко, какой бы ни стоял холод. Я прижималась к нему, чтобы ему было тепло, и ждала, когда он проснется.

У Лукаса тоже были карандаши, но я ни разу не видела, чтобы он тыкал ими в свою руку.

Когда мужчины покидали нас, они уходили всей группой, неся свои мешки и пакеты так же, как Тэйлор, когда он уезжал на несколько дней.

– Здесь тебе не удастся пережить эту зиму, приятель. Прошу тебя, пошли с нами, – с жаром в голосе сказал Райли.

Аксель погладил меня.

– Я остаюсь.

– Ты тупой ублюдок, и, если сдохнешь, так тебе и надо, – засмеялся «Не Вылакай Все Черт Бы Тебя Подрал». Аксель сделал какой-то быстрый жест рукой, мужчина рассмеялся снова, и в его смехе было что-то такое, отчего шерсть у меня на загривке встала дыбом.

Когда в доме без стен остались только мы двое, мне стало одиноко. Я радовалась, когда мы возвращались в город и садились на наши расстеленные на тротуаре одеяла. Многие люди останавливались, чтобы поговорить с нами. Некоторые давали мне лакомства, и иногда Акселю приносили пакеты с собачьим кормом.

Один мужчина сел на одеяла и долго говорил с Акселем.

– Сегодня вечером температура приблизится к нулю, Аксель. Может быть, ты зайдешь в церковь? Там ты мог бы согреться и принять душ. Сделай это хотя бы ради твоей собаки.

– Ваша церковь не настоящая. Слова, которые в ней произносят, не идут дальше ее дверей, – ответил Аксель.

– Тогда скажи, что я могу для тебя сделать?

– Я не нуждаюсь в помощи таких, как вы, – холодно сказал ему Аксель. Он встал, начал засовывать свои вещи в тележку, и я поняла, что мы снова идем в парк.

Когда мы туда пришли, я увидела, что на парковке стоят четыре машины, а в доме без стен толпятся люди, но по запаху я определила, что Райли среди них нет. Один из них отделился от остальных и двинулся к нам. Я узнала его – это был дружелюбный полицейский Том.

– Привет, Аксель. Привет, Белла. – Он почесал мою грудь, и я завиляла хвостом.

– Я не сделал ничего плохого, – сказал Аксель.

– Я знаю. Все в порядке. Ты можешь на минутку зайти в павильон? Все в порядке, Аксель, поверь мне. С тобой не случится ничего плохого.

Весь напрягшись, Аксель последовал за Томом туда, где толпились люди. Под крышей дома без стен на опорах стоял маленький дом из ткани, рядом находились пластиковые ящики и плоский металлический ящик. Том махнул людям, толпившимся вокруг, и они отступили назад, так что под крышей остались стоять только Аксель, полицейский Том и я.

– Послушай, Аксель. – Том отогнул ткань на домике из ткани, и получилась дверь. – Видишь? Эта палатка была создана для условий Арктики. Там внутри есть пропановый обогреватель. И альпинистский спальный мешок. В холодильных камерах есть еда. А плита для готовки снабжена электрической зажигалкой.

Я с любопытством принюхалась к внутренности тканевого дома.

– Что все это значит? – резко спросил Аксель.

Том плотно сжал губы.

– Послушай, когда ты уходил на войну в Афганистан, твой отец поговорил с нами и…

– С вами, – перебил его Аксель. – О ком это ты говоришь?

Том заморгал.

– С людьми, Аксель. Твоя семья жила в Ганнисоне с давних пор. Он просто хотел, чтобы после его смерти здесь были родные тебе люди, которые бы могли о тебе позаботиться.

– У меня нет родных.

– Я понимаю, почему ты так говоришь, но ты не прав. Мы твои родные. Мы все, Аксель.

Я не понимала, почему Аксель так расстроен, но чувствовала, что частично это, должно быть, объясняется тем, что вокруг стоят люди и смотрят, как он говорит с Томом. Я пристально оглядела их, но они явно не собирались делать ничего угрожающего или враждебного. Наконец все они разошлись, и мы с Акселем остались одни.

– Давай посмотрим, что из себя представляет эта палатка, Белла, – сказал он мне.

Ночью нам было так тепло, как не бывало уже давно. Мы спали в тканевом доме, который, как я скоро узнала, назывался «палатка». Аксель дергался и вскрикивал во сне, напоминая мне Мака. Я облизала его лицо, он проснулся и успокоился, положив руку на мою шерсть.

– Они чего-то хотят от меня, Белла, – пробормотал он. Услышав свое имя, я завиляла хвостом.

* * *

Каждые несколько дней к нам приходил Том и оставлял в пластиковых ящиках еду. Иногда Аксель бывал весел, и тогда они немного разговаривали, но иногда он был настроен враждебно и сердит, и тогда Том просто давал мне небольшое лакомство и уходил.

Мне нравился Том, но я понимала, что Аксель не всегда рад его видеть.

Мы по-прежнему ходили в город. Иногда мы какое-то время сидели на одеялах, и люди останавливались рядом и клали что-то в металлическую банку, а потом Аксель переходил улицу, заходил в одно из зданий и возвращался с бутылкой, от которой пахло так же, как от Сильвии. А иногда он привязывал меня к забору и оставлял очень, очень надолго, а потом наконец возвращался, и мы сразу же возвращались к палатке. Он тыкал себе в руку пластиковым карандашом, затем мы забирались в палатку, и он спал долго-долго.

Зима была холодной, и стужа жгла мое горло и подушечки моих лап. Мне постоянно хотелось забраться в теплую палатку, и я с удовольствием ложилась в нее и прижималась к Акселю. Я знала, что когда-нибудь вернутся летние деньки, и, возможно, тогда я смогу опять возвратиться на тропу в холмах и выполню «Иди Домой», но сейчас ничто не вынуждало меня покидать безопасное тепло, которое Аксель производил, просто крутя круглые ручки на металлическом ящике, который стоял внутри палатки.

Солнце ползло по небу вниз, и мы возвращались из города в парк, когда я почуяла запахи дыма, горящего дерева и людей, людей, находящихся рядом с нашим домом без стен. Это был не Райли, а трое не знакомых мне мужчин, и их тени плясали в пламени, которое они разожгли в металлическом ящике на столбе. Мы только что зашли в парк и с трудом шли по высокому снегу, когда один из них громко рассмеялся, и Аксель вскинул голову, только сейчас поняв, что в нашем доме кто-то есть. Он напрягся, и я почувствовала, как его охватили страх и гнев, и ткнулась мордой в его руку.

Мужчины были молоды, и они с грохотом расшвыривали вещи Акселя и топтали их. Аксель тяжело дышал, но не двигался с места, глядя, как они топчут его пожитки.

Как ни странно, я сразу же мысленно перенеслась в то время, когда нас с Большой Киской преследовали койоты, которые загнали нас к скальной стене. То, что происходило сейчас, было чем-то похоже на то, что произошло тогда. Только сейчас перед нами были не плохие собаки, а плохие мужчины. Плохие мужчины, как тот, которого Мамуля заставила не карачках выползти за дверь. Плохие, как тот, который приходил к Сильвии, чтобы сделать ей больно.

Датч тогда хотел укусить того мужчину, и мы оба зарычали на него, и он ушел.

И теперь я знала, что надо делать.