Охваченная чувством собственного бессилия, я лаяла и лаяла вслед этим мальчикам, так что от натуги у меня заболело горло.

И тут я услышала, что велосипеды едут назад. Я перестала лаять.

– Видите? – спросил один из мальчиков.

Их было четверо. Они остановились на дороге, не сходя со своих велосипедов.

– Зачем кому-то понадобилось привязывать там собаку? – спросил еще один мальчик.

– По-моему, она голодная, – заметил другой.

– Она тяжело дышит, может быть, она бешеная.

Я выполнила «Сидеть». Я завиляла хвостом. Я потянулась к этим мальчикам, насколько мне позволял поводок, и встала на задние лапы, прося, чтобы они подошли.

Мальчики слезли с велосипедов, закатили их в траву и положили на бок. От того, который шел впереди, сильно пахло пряной едой. Он был высок и худощав, с темными волосами.

– Ты в порядке, песик? – Остальные мальчики остались стоять у дороги, этот же осторожно стал подходить ко мне. Я изо всех сил завиляла хвостом. – Пес, похоже, дружелюбный! – крикнул он через плечо. Мальчик подошел ко мне совсем близко, протягивая руку. Едва его пальцы оказались в пределах моей досягаемости, я лизнула их, почувствовав на его коже вкус лука и пряностей. Он погладил меня, и я прыгнула на него, уперев передние лапы ему в грудь, чувствуя огромное облегчение оттого, что меня наконец нашел человек и что теперь у меня будут еда и вода.

– Эй, бросьте сюда мою бутылку с водой! – сказал мальчик. Остальные мальчики уже успели опасливо подойти ко мне поближе, но сейчас один из них вернулся назад, к велосипедам, бросил какую-то штуку тому, который стоял рядом со мной, и тот поймал ее. Это была бутылка с водой. Я понюхала воду, прежде чем он налил ее в мою миску, потом начала жадно ее лакать, желая погрузить в нее всю голову. Мой хвост вилял, и я пила, и пила, и пила.

– Похоже, ее поводок зацепился за какую-то железяку. – Теперь ко мне подошли все мальчики, они стояли между мною и дорогой. Я виляла хвостом и обнюхивала их протянутые руки, но ни от одной не пахло пряностями так, как от высокого мальчика с черными волосами.

Один из мальчиков поднял мой поводок и, не натягивая его, пошел вдоль него к реке.

– А-а! – истошно закричал он.

Мальчики бросились прочь от меня, назад, к своим велосипедам.

– Что ты там нашел?

– В чем дело?

– О господи!

– Да что же там? Что ты видишь?

– Здесь труп.

– Что-что?

– Тут лежит мертвый чувак!

Мальчики стояли теперь на таком расстоянии, что я не могла до них дотянуться. Я выполнила «Сидеть», как хорошая собака, которой нужна еда, чтобы поесть после того, как я выпила воду, которую мне дали.

– Не может быть, – сказал наконец один из мальчиков.

– Ты заливаешь.

– Ты что, серьезно? Там и правда труп?

– Откуда ты знаешь, что он мертв? – наконец спросил Мальчик с пряными руками.

– Это тот бездомный мужик. Ветеран.

– Ну и что с того? – спросил Мальчик, пахнущий пряностями.

– Отец говорил мне, что этот бездомный ветеран перебрался к реке вместе со своей собакой. Ну, ты знаешь, тот солдат, который вечно орал на улице?

– Понятно, но откуда ты знаешь, что он мертв?

Последовала пауза.

– Эй, мистер? – неуверенно позвал Мальчик, пахнущий пряностями. – Мистер? – Мальчик подошел ко мне и положил руку мне на голову. Я чувствовала его возбуждение и страх. Потом он присел там, где на одеялах лежало то, что прежде было Акселем, подергал за мой поводок, и тот захлопал по моему ошейнику.

– Он и правда умер, – категорично сказал Мальчик, пахнущий пряностями.

– Ничего себе.

– О боже.

Мальчики, похоже, были охвачены возбуждением. Больше ни один из них не подошел туда, где рядом со мной стоял тот из них, от которого пахло пряностями.

– Через пару часов стемнеет, так что же нам делать? – спросил тот из мальчиков, который стоял от меня дальше всего.

– Я останусь здесь, чтобы никто не смог ничего сделать с уликами, – угрюмо сказал Мальчик, пахнущий пряностями. – А вы позвоните в девять один один.

* * *

Мальчик, пахнущий пряностями, остался со мной, а остальные уехали на своих велосипедах. Мальчик обошел по кругу одеяла Акселя, нашел пакет с моим кормом и высыпал корм в мою миску. Я с благодарностью проглотила мой ужин.

– Мне очень жаль, – шепнул он мне после того, как я поела, и погладил меня по голове. – Мне очень жаль, что твой хозяин умер.

Мне все еще хотелось пить, но ситуация не изменилась – я по-прежнему была привязана к поводку, который вел к твердому, тяжелому телу. Я с надеждой посмотрела на Мальчика, пахнущего пряностями, но он не дал мне еще воды.

Было очень тихо, но я хорошо различала журчание текущей воды. Мало-помалу я начала ощущать страх, который нарастал в Мальчике, пахнущем пряностями. Чем ниже опускалось солнце, тем страшнее ему становилось оставаться рядом со мной и мертвым Акселем. Я знала, что должна сделать. Я подошла к мальчику и прижалась к нему, чтобы подарить ему успокоение. Он взъерошил пальцами мою шерсть, я почувствовала, как он расслабился, хотя и совсем немного.

– Ты хорошая собака, – сказал он мне.

Скоро приехали несколько мужчин и одна женщина, которые вышли из больших машин с мигающими огнями на крышах. Они подошли и посмотрели на одеяла Акселя. Один из них отвязал от тела Акселя мой поводок и передал его конец Мальчику, пахнущему пряностями, который со степенным видом взял его. Он подвел меня к реке, и я напилась вволю. Я была права – люди всегда знают, что делать.

Вскоре приехал Том, и на крыше его машины тоже мигали огни. Он подошел к одеялам Акселя и присоединился к кругу остальных людей.

– Скорее всего, это передозировка. Узнать точно, отчего он умер, мы сможем, только тогда, когда отвезем его в город, – сказала женщина.

– О боже.

Они стояли и молчали. Том опустился на колени, и я почувствовала, как от него исходит горе. Он прижал руку к лицу и заплакал. Один из остальных мужчин обнял его за плечи.

– О боже, – повторил Том. – Какая нелепая смерть. Какая трагедия.

– Он был замечательный человек, – сказал один из мужчин.

– Вот именно, был. – Том в недоумении покачал головой. – Да, он был замечательный человек. И смотрите, каким оказался его конец.

По дороге подъезжали все новые машины. Они останавливались, из них выходили люди и стояли во все тускнеющем свете, выстроившись вдоль дороги. Большинство из них стояли молча, причем многим, похоже, было очень грустно. Я видела, как мужчины и женщины вытирают глаза.

– Ну все, давайте унесем его отсюда, – сказала женщина, которая первой вышла из большой машины с мигающими огнями на крыше.

Они подняли с земли тело Акселя и его одеяла, отнесли все это к дороге и погрузили в один из грузовичков с огнями на крыше.

Когда я услышала звуки их голосов, я поначалу не поняла, что они делают, но потом до меня дошло, что они поют, как, бывало, пела Мамуля, когда стояла на кухне у раковины и лила воду на тарелки. Сначала пели только несколько людей, потом к ним начали присоединяться все новые и новые голоса, пока мне не показалось, что поют они все. Я, конечно, не понимала слов, которые они пели, но чувствовала звучащие в их голосах боль, сожаление и горе.

И в воздухе, и на суше, И в океанской дали Мы бьемся во всех сраженьях Во славу родной земли. За право и за свободу Идем мы первыми в бой, Мы воины американской Славнейшей пехоты морской.

Закончив петь, люди склонили головы и положили руки на плечи друг другу. Грузовичок с телом Акселя медленно поехал прочь, и, когда он проезжал мимо них, некоторые из людей протягивали руки и касались его боков.

Затем все стали рассаживаться по своим машинам, тихо говоря друг с другом. И машины по одной начали медленно уезжать.

– Рик! – крикнул какой-то мужчина. – Твой велосипед у меня. Поехали.

Мальчик, пахнущий пряностями, посмотрел на меня. Он явно колебался.

– Рик! Иди сюда сейчас же!

– С тобой все будет хорошо, – шепнул он мне. – Я найду кого-нибудь, кто о тебе позаботится.

– Рик, черт бы тебя побрал, пошевеливайся! – заорал мужчина. Некоторые из людей, стоящих на дороге, неодобрительно напряглись.

– Кто-нибудь, присмотрите за собакой, – крикнул Мальчик, пахнущий пряностями, и начал торопливо подниматься по берегу к дороге. Несколько человек повернулись и посмотрели на меня, но никто из них не поднял мой поводок.

Немного постояв, я вернулась туда, где на берегу оставалось несколько мешков и одеял Акселя. На мягкой ткани явственно чувствовался его запах, и я втянула его в себя. Я была хорошей собакой и дарила Акселю успокоение, но он умер. И я поняла, что сейчас вдыхаю его запах в последний раз. Он покинул меня и уже не вернется никогда.

Ситуации повторяются, и именно так собака учится новым вещам. Чтобы сделать «Иди Домой», я оставила в доме Лоретты и Хосе мое одеяло, пахнувшее Лукасом, а теперь я оставлю на берегу этой реки одеяла, пахнущие Акселем.

Грусть и горе, которые я сейчас испытывала, были мне знакомы – я чувствовала их всякий раз, когда мне казалось, что я больше никогда не увижу Лукаса. И сейчас я ощущала такую же боль. Я больше никогда не почувствую руку Акселя на моей голове, никогда не буду спать рядом с ним, и он больше никогда не даст мне лакомства, держа его между пальцами и улыбаясь мне.

Я посмотрела наверх, где стояла все редеющая толпа людей. Среди них был Том – если кто сейчас и обратит на меня внимание, то это будет Том. Он мне нравился, и я была ему благодарна за то, что он всегда приносил мне лакомства, но он был занят разговором с другими людьми. Он занимался сейчас человеческими делами, и, хотя обычно собака бывает очень важна для людей, в нынешней ситуации их внимание было занято отнюдь не мной.

Я пошла прочь, и никто не позвал меня по имени. Я трусила вдоль берега туда, где меня ждала прохладная тень сгущающихся сумерек.

Настало время выполнить «Иди Домой».

Я, не останавливаясь, трусила вперед, и из-за волочащегося за мной поводка мою шею что-то постоянно дергало, что меня раздражало. Из-за поводка я двигалась медленнее, чем могла бы, а потом все стало еще хуже, потому что он зацепился за упавшее дерево и рывком остановил меня, так что я не могла идти дальше. Я заскулила, досадуя на свое бессилие и чувствуя ненависть к этому поводку. Я пыталась тянуть его, но он не поддавался. Я обогнула дерево, но это не помогло. Я застряла.

Я схватила поводок зубами и потрясла его, но и это не подействовало.

Я огляделась по сторонам и только сейчас осознала, что город остался далеко позади. Рядом тек ручей и росли редкие деревья и невысокие кусты, в которых я могла бы укрыться, но, когда взошла луна, я почувствовала себя очень уязвимой. Откуда-то издалека до меня доносился едва различимый запах койотов. А что, если и они чуют мой запах? Я подумала о том, как бы они обрадовались, найдя меня здесь, зацепившуюся за бревно и не имеющую возможности защищаться, и меня пронзил страх.

Вертясь и натягивая поводок, пока ошейник не начал натирать мне шею, я перепробовала все, что могла придумать, чтобы избавиться от поводка. Наконец я попятилась от дерева, чувствуя, как ошейник скользит по моей шее к голове. Внезапно он стал очень неудобным и начал меня душить. В отчаянии я наклонила голову и, напрягшись, потрясла ей. И вдруг, когда я меньше всего этого ожидала, ошейник слетел с меня.

Я сразу же почувствовала себя плохой собакой. На мне не было ошейника только однажды – в ту пору, когда я находилась в комнате, полной вольеров и лающих собак. Люди дают собакам ошейники, чтобы собака знала, что она принадлежит человеку. Ощутив, что на моей шее больше нет ошейника, я почувствовала себя несчастной.

Но хорошая я собака или плохая, мне нужно двигаться вперед. Теперь я была ближе к Лукасу, я это чувствовала – но я все еще была от него очень далеко.

* * *

Хотя я уже давным-давно не выходила на тропу, все здесь было мне знакомо – холмы, поиски воды, недостаток еды. Я чуяла запахи животных, однажды вспугнула кролика и поняла, что ловля кроликов осталась таким же трудным делом, каким была и прежде. От тропы сильно пахло людьми, но я избегала тех мест, откуда доносились их шаги и голоса, хотя меня все сильнее одолевал голод. Теперь, когда на мне не было ошейника, я не была уверена, что люди встретят меня дружелюбно.

Как-то раз я спустилась от тропы к дороге и нашла несколько кусков старого хот-дога в металлическом баке, который мне удалось опрокинуть, но, если не считать этой удачи, я продолжала голодать.

Теперь мерзкая вонь койотов витала в воздухе все время – видимо, в здешних местах этих маленьких плохих собак было много и они здесь охотились. Я держалась настороже и немедля уходила в сторону, когда понимала, что иду путем, который приведет меня к ним.

В тот день, когда я поживилась остатками хот-дога, я почуяла их вонь особенно явственно – их было, по меньшей мере, трое, и они были где-то неподалеку. Я тут же двинулась в обратном направлении, потому что как ни важно было продвигаться к Лукасу, еще важнее было избегать стай этих плохих собак.

Запах троих койотов сначала ослабел, а потом сделался таким сильным, что я остановилась, повернулась и посмотрела вниз, на оставшийся позади меня пологий склон, ожидая, что сейчас они покажутся из-за скал. Нет, их там не было, но они были близко.

Они охотились за мной.

Когда тропа вышла из леса на большую поляну, я почувствовала себя ужасно незащищенной. Койоты были позади меня, так что, если я отступлю и снова окажусь среди деревьев, опасность только возрастет. А далеко впереди поляна шла круто вверх и кончалась нагромождением продолговатых валунов, смотрящих в небо. По запаху я определила, что там, на вершине холма, нет других койотов.

Я вспомнила, как оказалась перед лицом такой же угрозы в прошлый раз. Хорошая собака учится, когда ситуации повторяются. То, что в тот раз за мной была скальная стена, сорвало их атаку. Если мне удастся добежать до этих больших валунов, я буду опять защищена сзади, и мне не придется обороняться на местности, открытой со всех сторон, где стая койотов сможет меня победить. Там, у этих валунов, у меня появится возможность сразиться с ними за свою жизнь.

Хотя мои лапы ослабели от нескольких дней голода, я быстро побежала в гору, чувствуя, что койоты продолжают гнаться за мной.

Когда я домчалась до валунов, я тяжело дышала, и чтобы отдышаться, некоторое время полежала в их тени. Со своего места мне был виден крутой травянистый склон, и вскоре я разглядела трех маленьких плохих собак, когда они вышли из леса. Перед ними был мой след, и они гуськом направлялись прямо ко мне.

Я невольно оскалила зубы и зарычала.

В это мгновение я не думала ни о Лукасе, ни об Акселе, ни о каких-либо людях вообще. Сейчас я чувствовала себя просто собакой, охваченной лютой первобытной яростью. Мне хотелось рвать зубами плоть койотов. Я встала на лапы, ожидая их прихода и начала схватки.