К ЮГУ ОТ ЛОРИКИ — СЭР ГЭВИН

Гэвин Мурьен из Стратнита, которого приятели прозвали Крепкие Руки, поехал на север вдоль реки Альбин, облаченный в доспехи, настоящий странствующий рыцарь. И чем больше он отдалялся от Харндона, тем сильнее злился. Эдам, старший из двух его оруженосцев, насвистывал какой–то мотивчик и кланялся из седла каждой проходившей мимо женщине, искренне радуясь всему на свете. Он вовсе не жалел, что они покинули королевский двор. Прочь от огромного зала, прочь от танцев, игры в карты, охоты и флирта, ведь живших в бараках оруженосцев гнобили самые старшие и жестокие из них. Те, кто помоложе, питались скудно, много трудились и не имели никакой возможности прославиться. Эдам, став оруженосцем именитого и титулованного рыцаря, да еще и странствующего, надеялся увековечить свое имя в какой–нибудь балладе. В Харндоне у него постоянно были темные круги под глазами от недосыпания и болел живот от отвратительной еды.

Тома, младший оруженосец, ехал, понурив голову. Эдам, как ни старался, не мог с этим ничего поделать, вместо ответов на вопросы слышалось бормотание, поручения выполнялись из рук вон плохо, и настроение сотоварища никак не улучшалось. Тома казался младше своих лет и выглядел слишком опечаленным.

Гэвину хотелось приободрить его, но он и сам не мог справиться с раздражением. Жизнь к нему так несправедлива.

Слова ничего не значили. Болван–отец с малолетства внушал сыновьям, что справедливости не существует. Гэвин знал, в этом мире нужно бороться за место под солнцем, иначе ничего не получишь. Каждый должен сам ковать свою судьбу. И еще тысячу подобных афоризмов, содержавших ту же истину. Но, видит Бог и все святые, в прошлый раз Гэвин так и поступил: сражался и, когда сломался его меч, убил проклятое чудовище одним ударом латной рукавицы. Он отчетливо помнил тот бой, как и то, что отправился за чертовой тварью из чувства вины.

«Я убил собственного брата». От этой мысли становилось не по себе.

Ему совсем не хотелось снова сражаться с врагом, ни ради прекрасных дам при дворе, ни ради богатых земель, полагавшихся в наследство. Хотя трусом он не был. Гэвин уже совершил подвиг. В присутствии отца и еще пятидесяти свидетелей. Возможно, во всей Альбе — от одной границы королевства до другой — не найдется и пятидесяти рыцарей, победивших демона в схватке один на один. Естественно, он вовсе не горел желанием повторить нечто подобное. Однако другого выхода не было. Раз велено, значит, надо.

Король недолюбливал Гэвина, его братьев и мать, отца же вообще на дух не переносил. «К черту короля. Вернусь–ка я к папаше в отчий дом».

Стратнит — одна из самых великих крепостей в королевстве. Это истинная цитадель Стены, и Мурьены правили здесь многие поколения. А Нит — огромная река, широкая почти как море, последний рубеж между землями королевства и территориями Диких. Отец управлял крепостью и тысячами мужчин и женщин, исправно выплачивавших налоги и нуждавшихся в защите. Молодой рыцарь вспомнил огромный зал, старинные комнаты, некоторые были возведены еще во времена Архаики, звуки из земель Диких, доносившиеся из–за реки.

Постоянные ссоры, пьяные потасовки, семейные разборки.

— Боже мой, с таким же успехом я могу отправиться на поиски чертового чудовища и убить его, — промолвил он.

Возвращение домой означало непрекращающуюся войну: на полях — против демонов, в залах — против отца и братьев.

«Я убил собственного брата».

— А ведь они могут победить.

Его отправили на юг как юного героя, претендовавшего на невесту при дворе. И велели добиться расположения короля. Очередной блестящий план отца. И он действительно влюбился, но не в конкретную женщину, а во многих. В королевский двор. Музыку. Карты. Кости. Хорошее вино и развлечения. Танцы.

В Стратните ничего подобного не имелось, и он никак не мог заставить себя не вспоминать об этом. Размышляя о прошлом, следовало признать: возможно, поганец–братец был в чем–то прав.

Его мать…

Он отогнал воспоминание.

— Лорика, милорд, — воскликнул Эдам, — подыскать нам постоялый двор?

Мысль о гостинице помогла отвлечься от терзавших его сомнений. Как правило, гостиницы, особенно лучшие, были сродни королевскому двору, разве что несколько грубее и примитивнее. Гэвин улыбнулся.

— Самый лучший, — приказал он.

Эдам ухмыльнулся, пришпорил лошадь и поскакал навстречу заходящему солнцу. Выпивка. Возможно, девушка. Мимолетно он вспомнил о леди Мэри, которая, несомненно, была в него влюблена. Роскошное тело и, следовало признать, острый ум. Более того, дочь графа. Превосходный улов.

Гэвин пожал плечами.

«Два льва» — старая гостиница, построенная во времена Архаики вначале как казарма для размещения кавалеристов. Она больше походила на крепость между двумя оборонительными бастионами, отстоявшую от городских стен Лорики. Любой солдат из башни на северо–восточном углу мог рассмотреть, какими прежде были въездные ворота. К башне примыкало массивное строение из тяжелых черных бревен с белой отделкой, вальмовой соломенной крышей и дорогой медной обшивкой вокруг дымоходов. Застекленные окна были встроены в выходившие на солнечную сторону альковы, четыре внушительных трубы новой кладки поднимались над крышей. Словно харндонский дворец перенесли в сельскую местность. Лорика — важный город, а «Два льва» — знаменитый постоялый двор.

Эдам взял под уздцы его лошадь.

— Здесь очень обрадовались рыцарю короля, — с улыбкой заявил оруженосец.

Ему нравилось прислуживать титулованному господину, ведь привилегии распространялись и на него. Особенно в сорока лигах к северу от столицы.

Зажиточный горожанин, худой как щепа, одетый в прекрасный шерстяной плащ с шелковой подкладкой, окантовкой в виде серебряных крестов и меховой оторочкой, откинул капюшон и низко поклонился.

— Эдард Блодгет, милорд, к вашим услугам. Не стану преувеличивать достоинства моего постоялого двора, но он здесь действительно лучший. Искренне рад видеть у себя в гостях рыцарей короля.

Гэвин чрезвычайно удивился, увидев перед собой столь богато разодетого и искушенного в этикете гражданина незнатного происхождения. И в свою очередь отвесил низкий поклон.

— Сэр Гэвин Мурьен, — представился он. — Рыцарское звание необязательно делает человека богатым, мастер Блодгет. Позвольте узнать ваши…

Хозяин гостиницы натянуто улыбнулся.

— Отдельная комната стоит серебряный леопард. Еще за два медяка сможете разделить ее с вашими оруженосцами. — Он приподнял брови. — Могу сдать и подешевле, милорд, но только в общем зале.

Гэвин мысленно выпотрошил свой кошелек. У него была хорошо натренированная память, поэтому он без труда смог представить его содержимое — четыре серебряных леопарда и дюжина полновесных медных монет. И среди них пара блестящих розеноблей из чистого золота, ценой в двадцать леопардов каждый. Не целое состояние, но, как бы то ни было, вполне достаточная сумма, чтобы остановиться на постоялом дворе, а не ночевать неведомо где по дороге.

— Эдам, проследи за всем. Я бы предпочел, чтобы мы разместились в отдельной комнате. С окном, если прошу не слишком много.

— С чистым бельем, окном, колодезной водой и содержанием в конюшне трех лошадей. Размещение вьючной лошади обойдется еще в пол–леопарда.

Блодгет повел плечами, словно столь смехотворные суммы даже внимания не заслуживали, что, возможно, соответствовало действительности. Здание «Двух львов» составляло примерно треть от размера огромной крепости Стратнита, и, скорее всего, услуги гостиницы стоили запрашиваемых денег. Гэвин попытался вычислить в уме окончательную сумму, пожалев, что рядом нет его учителя, и наконец остановился на заведомо неверной цифре.

— Польщен, что вы лично вышли встретить меня, — с поклоном поблагодарил он.

Хозяин гостиницы широко улыбнулся. «Еще одна ценная вещь, которую я постиг при дворе, — мужчины ничуть не меньше женщин падки на лесть», — подумал рыцарь.

— На сегодняшний вечер я пригласил нескольких певцов, милорд. Они следуют во дворец или, по крайней мере, надеются туда попасть. Составите ли вы нам компанию во время ужина в общем зале? Он не слишком большой, но достаточно уютный. Почтем за честь посидеть с вами за одним столом.

«Естественно, я ведь тоже обожаю лесть, как и любой из нас».

— Мы присоединимся к вам за ужином, — с легким поклоном ответил он.

— Когда созовут на вечерню в храме Святого Евстахия, вы услышите колокола, — сообщил Блодгет. — Ужин подадут сразу после нее.

 

ХАРНДОН — ЭДВАРД

По окончании вечерни мастер Пиэл вышел во двор, узнать, не желает ли кто–нибудь ему помочь.

У Эдварда была девушка, сейчас, правда, занятая на работе. Впрочем, независимо от этого она поняла бы его, поскольку возможность потрудиться с мастером — радость для любого ученика.

На этот раз оружейник смешал порошок иначе. Эдвард не рассмотрел, как именно, поскольку был занят перетаскиванием тяжелого железного котла из–под смолы для выколотки во двор и, на случай возгорания, уборкой подальше кучи старого мусора: кусков забракованных изделий и древесины хвойных пород для изготовления промежуточных форм и заготовок. То был не требовавший особых умений труд, но все же Эдвард работал в паре с мастером.

Дым получился гуще, а пламя белее. Мастер Пиэл взглянул на результат, резко отвернулся и не оборачивался до тех пор, пока дьявольский дым полностью не развеялся. На его лице мелькнула еле заметная улыбка.

— Ну, молодой человек, — посмотрел он на Эдварда, — ты готов к экзамену?

Ученик глубоко вздохнул.

— Да, — твердо произнес юноша, надеясь, что не показался мастеру слишком самоуверенным.

— Ну что ж, да будет так, — оружейник осмотрел двор, — приведи здесь все в порядок, ладно?

Ночью на чердаке ученики долго перешептывались. Старшие поняли, что мастер добился желаемого. Они заметили это по тому, как он заважничал, на них посыпались денежные вознаграждения, младшие получили новые задания, кое–кто из учеников неожиданно был допущен к испытаниям на подмастерье. Вот ведь Лиза, старшая из женщин от ножовщиков, на прошлой неделе предстала перед коллегией мастеров и успешно сдала экзамен.

Итак, у Эдварда Чевинса, одного из старших учеников, подрабатывавшего временами посыльным, появилась возможность стать подмастерьем. Все произошло настолько стремительно, что у него закружилась от волнения голова, и он еще до того, как наступило утро, ощутил себя взрослым. Теперь ему позволительно пропустить кружку–другую пива. Коллегия, заседавшая в зале собраний гильдии мастеров, проверила его бумаги, затем испытала и его самого. У Эдварда тряслись руки, когда ему велели ожидать в одиночестве в богато убранной комнате, красоту которой оценил бы сам король. Семнадцатилетнему оружейнику подобное изящество внушало лишь благоговейный трепет.

Эдвард был высоким, нескладным юношей с рыжими волосами и многочисленными веснушками. Стоя под витражным окном с изображением святого Николая, он придумал не меньше двадцати достойных ответов на вопрос: «Как добиться насыщенного равномерного голубоватого отлива на режущей поверхности лезвия клинка и его острия?»

Он тяжело вздохнул. Еще четверо претендентов, сдававших экзамен позже, посмотрели на него с сочувствием и надеждой. Слишком заманчиво поверить в то, что неудача другого поможет собственному успеху.

Через час мастера вышли из зала. У всех были раскрасневшиеся лица, как после легкого возлияния.

Мастер Пиэл подошел и надел на палец Эдварда кольцо — ободок из отменной стали.

— Мальчуган, ты сдал, — сообщил он, — молодец.

 

ЛОРИКА — СЭР ГЭВИН

Гэвина вырвали из непродолжительного сна громкие возгласы со двора.

А выяснение отношений на повышенных тонах, особенно среди мужчин, обычно заканчивалось потасовкой.

Эдам стоял у его кровати, сжимая в руке тяжелый нож.

— Я не знаю, кто они, милорд. Люди из–за моря. Рыцари, но…

Оруженосцы предпочитают не отзываться плохо о рыцарях. Это не приветствуется. Поэтому Эдам только пожал плечами.

Гэвин поднялся. Он был лишь в брэ, поэтому тут же надел через голову рубаху и с помощью Тома натянул чулки, пристегнув их к скрывшему его торс пурпуэну.

Внизу, во дворе, голос одного мужчины выделялся среди прочих. В нем улавливался акцент, и было очевидно, что человек он несдержанный, но обладает неким шармом. После его реплик следовали всплески хохота, напоминавшего гул колокола.

Гэвин подошел к окну и резко распахнул его.

Во дворе стояло десять облаченных в доспехи мужчин. По меньшей мере трех из них можно было причислить к рыцарям, их броня не уступала имевшейся у Гэвина. Солдаты, находившиеся поблизости, тоже были превосходно вооружены. Возможно, они все рыцари.

Он разглядел их нагрудные знаки — алая роза на золотом фоне. Такой эмблемы он не знал. А их предводитель, хохотавший громче всех, носил серебряное с позолотой. Лицо же у него было столь привлекательное, что в доспехах он походил на изображение святого Георгия. Рыцарь оказался по–настоящему красив.

По сравнению с ним одетый наспех Гэвин смотрелся неприглядно.

Мастер Блодгет стоял напротив этого подобия святого, уперев руки в бока.

— Но… — рыцарь улыбался, — но я желаю именно эту комнату, почтенный хозяин!

Владелец постоялого двора покачал головой.

— Комната занята, там разместился титулованный рыцарь короля, именно в требуемой вами комнате. Занявший первым там и останется, не обессудьте, милорд. Уговор дороже денег.

Рыцарь мотнул головой.

— Вышвырни его, и дело с концом.

Тома поднес Гэвину дублет и помог его надеть. Пока Эдам завязывал шнуровку, Тома ожидал с кавалеристской шпагой.

— Следуй за мной, — приказал Гэвин перепуганному парнишке и ринулся вниз по лестнице.

Он пересек общий зал, к слову, совершенно пустой, поскольку постояльцы высыпали во двор посмотреть увлекательное представление, и шагнул за дверь. Незнакомец обернулся взглянуть на вышедшего и обезоруживающе улыбнулся.

— Может, я не желаю освобождать комнату, — громко произнес Гэвин, ненавидя себя за то, что голос слегка дрогнул.

Он убеждал себя, что бояться нечего, это простое недоразумение, но такого рода, когда рыцарю не пристало отмалчиваться.

— Ты? — переспросил незнакомец. Его недоуменный тон не был глумливым, он удивился искренне. — Это ты — рыцарь короля? Эй, Гастон, посмотри на него!

Приблизившись, Гэвин увидел, что роста воины прямо–таки громадного. Самый мелкий из них на голову выше него, а ведь он — далеко не коротышка.

— Имею честь им быть, — ответил Гэвин.

Хотел было сострить для разрядки обстановки, но на ум ничего путного не пришло.

Тот, кого назвали Гастон, захохотал. Остальные подхватили. Не слезая с лошади, красивый рыцарь наклонился вперед.

— Прикажи своим людишкам вынести твое барахло из вон той угловой комнаты, — произнес он.

И с раздражением добавил:

— Сочту это за любезность.

Гэвин понимал, что иноземец теряет терпение.

— Нет.

— Неверный ответ, к тому же невежливый, — нахмурившись, заявил рыцарь. — Мне нужна эта комната. Зачем все усложнять? Если ты — человек чести, то должен любезно уступить ее, ведь понятно, что ты мне не ровня. Или сразись со мной. Это тоже будет проявлением чести. Но, стоя тут, своим отказом ты приводишь меня в ярость.

Гэвин сплюнул.

— В таком случае, сэр рыцарь, мы сразимся. Представьтесь и выберите стиль поединка, а я назову оружие и место. Через два месяца объявлен королевский турнир, возможно…

Пока он говорил, мужчина спешился. Передал поводья Гастону и повернулся, обнажив меч — боевой клинок в четыре фута длиной.

— Тогда дерись.

Гэвин ойкнул. Совсем недостойно рыцаря, но ведь на нем не было доспехов, а из оружия лишь кавалерийская шпага — слов нет, славный клинок, но легкий, для одной руки, он служил скорее для обозначения статуса владельца и отпугивания всякого сброда.

— Защищайся! — последовал призыв.

Гэвин потянулся и выхватил шпагу из ножен, которые держал Тома. Едва успел вскинуть ее, защищаясь от первого сокрушительного удара сверху. Только мысленно возблагодарил своего непревзойденного учителя фехтования, как последовал режущий удар, но он, отскочив в сторону, увернулся, и огромный меч пронесся мимо, словно капли дождя, падающие рядом с крышей.

Здоровяк по–кошачьи ловко настиг его и, ударив в лицо закованной в латную рукавицу рукой, сбил с ног. Лишь благодаря резкому повороту головы он не лишился зубов. Но Гэвин не зря получил звание рыцаря короля: откатившись, он сплюнул кровь и, не без труда вскочив на ноги, с силой ударил противника в пах.

В стремительном бою у одноручной шпаги имелись свои преимущества по отношению к более тяжелым двуручным мечам. Уступая по размерам, она превосходила в скорости.

Гнев, переполнявший Гэвина, направлял его шпагу, побудив атаковать троекратно по трем разным направлениям в попытке сбить гиганта с толку шквалом ударов. На третий раз клинок со звоном отскочил от начищенного до зеркального блеска наруча. Этот удар мог бы стать решающим в противостоянии, не будь противник закован в броню.

Здоровяк атаковал, вынудив его отступить на два шага назад, и тогда раздался крик Тома. Парнишка не собирался вмешиваться в ход поединка, стоял, будто остолбеневший, но вдруг кинулся бежать и оказался на пути отступавшего ради сохранения собственной жизни господина. Гэвин споткнулся, гигант, рубанув длинным мечом перед собой, вогнал его глубоко в тело Тома.

Гэвин обернулся, чтобы взглянуть на оруженосца, голова которого была перерублена почти пополам, и тут же получил удар в пах. Упав навзничь, рыцарь короля от боли ощутил рвотный позыв, а гигант и не думал проявить хоть каплю милосердия. Он уперся коленом Гэвину в спину и ткнул носом прямо в грязь, выбив из руки шпагу.

— Сдавайся.

Молва утверждает: северяне жутко упрямые и мстительные. Вот и Гэвин поклялся убить незнакомца, кем бы он ни был, даже если это будет стоить ему жизни и чести.

— Пошел к черту, — просипел он с набитым грязью и кровью ртом.

Гигант разразился хохотом.

— Согласно законам военного времени, ты — мой пленник, отвезу–ка я тебя к королю, показать, насколько сильно он во мне нуждается.

— Трус! — взревел Гэвин, хотя разум подсказывал ему, что гораздо предпочтительнее, учитывая обстоятельства, прикинуться потерявшим сознание.

Рука в латной рукавице перевернула его и приподняла.

— Забирай свое барахло из моей комнаты, — произнес незнакомец. — Так и быть, притворюсь, что ничего не слышал.

Гэвин сплюнул кровь.

— Если ты думаешь, что можешь отвезти меня к королю и тебя не обвинят в убийстве…

Блондин презрительно фыркнул.

— Это из–за тебя погиб оруженосец, я тут ни при чем, — заявил он.

На его лице появилась едва заметная улыбка, но впервые Гэвин по–настоящему испугался.

— Обзывать победившего в поединке трусом чрезвычайно невежливо.

Хотелось ответить, как подобает истинному герою, но гнев, скорбь, страх и боль сильно сказались на Гэвине, и он сумел лишь воскликнуть:

— Ты убил Тома! Ты — не рыцарь! Нападать на не облаченного в доспехи человека? К тому же с боевым мечом? На постоялом дворе?

Гигант нахмурился и навис над Гэвином.

— Мне следовало раздеть тебя донага и приказать конюхам отыметь твой зад. Как ты смеешь говорить мне — мне! — «не рыцарь»? Мелкая сошка, я — Жан де Вральи, величайший из всех рыцарей в мире, и единственный закон, который я признаю, — рыцарский закон. Сдавайся, или я прирежу тебя здесь же.

Гэвин посмотрел на его прекрасное лицо — не искаженное ни гневом, ни яростью, ни какими–либо другими чувствами, — и ему захотелось плюнуть в него. Отец так бы и поступил.

«Хочу жить».

— Сдаюсь, — произнес он и сам себя возненавидел.

— Все эти рыцари ни на что не годятся, — рассмеялся де Вральи. — Запомни, мы тут устанавливаем правила.

Все приехавшие спешились и удалились, оставив Гэвина во дворе один на один с трупом оруженосца. Мальчугана уже не вернуть. «Это я виновен в его смерти, — подумал рыцарь, — Господи Иисусе».

Однако этим дело не кончилось. Эдам оказался храбрецом и погиб в дверном проеме занимаемой ими угловой комнаты. Один из чужеземцев выкинул их пожитки из окна, как только пал второй оруженосец. Гэвин слышал их победный хохот.

Он стоял коленопреклоненный на брусчатке рядом с телом Тома, когда спустя час прозвонили колокола к вечерне и к нему подошел хозяин постоялого двора.

— Я послал за шерифом и лордом–хранителем, — сочувственно произнес он. — Мне очень жаль, милорд.

Рыцарь не нашелся, что ответить, у него не было подходящих слов.

«Я убил собственного брата».

«Я убил Тома».

«Я проиграл и сдался».

«Я должен был умереть».

Зачем он сдался? Смерть была бы достойнее. А так даже владелец постоялого двора выражает ему сочувствие.

 

ЛОРИКА — ДЕ ВРАЛЬИ

Гастон вытирал кровь с клинка, придирчиво осматривая последние четыре дюйма, которыми наносил безостановочно удары, чтобы пробить защиту молодого оруженосца, пока тот не выдохся и не погиб. Из–за этого на лезвии появились новые зазубрины. Чтобы наточить острие, потребуется умелый оружейник.

Де Вральи наслаждался вином из серебряной чаши, пока оруженосцы снимали с него доспехи.

— Он поранил тебя. Тот человек во дворе, — произнес Гастон, отрываясь от меча. — Не пытайся скрыть. Он порезал тебя.

Здоровяк пожал плечами.

— Он размахивал шпагой, словно бешеный. Пустяки.

— Ага, пробил твою защиту, — хмыкнул Гастон. — Не так уж они и плохи, эти альбанцы. Возможно, нам предстоят настоящие сражения.

Он посмотрел на кузена.

— Похоже, он сильно тебе навредил, — предположил мужчина, поскольку за короткий промежуток времени де Вральи уже трижды потирал запястье.

— Чушь! Они едва обучены воевать. — Гигант отпил еще вина. — Все, чем они заняты, — сражения с Дикими. Давно забыли, каково оно — биться против другого человека. — Он повел плечами. — Я напомню и подготовлю их, чтобы нанести сокрушительное поражение Диким. Сделаю их более жесткими и умелыми воинами.

Рыцарь кивнул, словно соглашался сам с собой.

— Это тебе ангел сказал? — с интересом уточнил Гастон.

Встреча кузена с ангелом принесла пользу всей их семье, но до сих пор оставалась загадкой.

— Ангел мне приказал. Я — лишь орудие в руках Божьих, кузен, — в голосе де Вральи не было и намека на самоиронию.

Гастон глубоко вздохнул, глянул на своего великого брата, чтобы понять, шутит тот или говорит всерьез. Шутками там и не пахло.

— Ты назвал себя лучшим рыцарем в мире, — произнес он, пытаясь улыбнуться.

Де Вральи слегка вздрогнул, когда Йохан, старший оруженосец, расшнуровав левый наруч, принялся стягивать его с поврежденного запястья.

— Я — самый великий рыцарь в мире, — заявил он. — Ангел избрал меня, ведь я — первый копейщик на Востоке. Я одержал победу в шести битвах, сражался в двенадцати вооруженных столкновениях и ни разу не был ранен. Я убил всех своих противников на всех состязаниях и турнирах…

Гастон закатил глаза.

— Замечательно, ты — лучший рыцарь в мире. Теперь скажи, зачем мы приперлись в Альбу, кроме как нагонять страх на местных.

— Их король объявил турнир. Я его выиграю и стану первым воином короля, а затем и самим королем.

— Это ангел тебе такое сказал?

— Ты сомневаешься в ангеле, кузен? — нахмурился де Вральи.

Гастон поднялся и вложил меч в ножны.

— Нет, я просто не привык верить во все, что мне говорят — ты или кто–то другой.

Гигант прищурил свои прекрасные глаза.

— Ты хочешь сказать, я — лжец?

Гастон криво усмехнулся.

— Продолжая в том же духе, мы, пожалуй, подеремся. Может, ты и самый лучший рыцарь в мире, но все же не стоит забывать, я не раз пускал тебе кровь, ведь так?

Гастон приметил в глазах де Вральи угрожающий блеск, но не отвел взгляда. Лишь немногие могли на такое отважиться. Правда, у Гастона была богатая практика длиною в братскую жизнь.

Де Вральи пожал плечами.

— Ты что, не мог об этом сказать до того, как мы уехали из дома?

Гастон поморщился.

— Когда ты говоришь: «Дерись», я дерусь. Так? Ты говоришь: «Собирай рыцарей, мы едем завоевывать Альбу», я говорю: «Замечательно, наконец–то я стану богатым и могущественным». Так?

— Так! — улыбнувшись, подтвердил гигант.

— Но когда ты утверждаешь, будто ангел Божий дает тебе весьма специфические военные и политические поручения… — Гастон повел плечами.

— Утром нам предстоит встреча с графом Тоубреем. И он введет нас в курс дела. Его желания совпадают с желаниями ангела.

Впервые за весь разговор показалось, что де Вральи засомневался. Гастон решил воспользоваться моментом.

— Кузен, чего хочет этот ангел?

Де Вральи, допив вино, поставил чашу на сервант и стянул наруч с правой руки, как только младший оруженосец его расшнуровал.

— Кто ж его знает, чего хотят ангелы? — тихо произнес он. — Но Дикие должны быть уничтожены. Это хотел сделать еще отец короля. Ты ведь знаешь, для этого они полностью сжигали лес между городами. Ждали ветреных дней и поджигали леса. Рыцари старого короля сразились в четырех великих битвах против Диких — чего бы я только не отдал, чтобы поучаствовать хоть в одной из них. Создания из земель Диких шли в атаку — целые армии!

Его глаза сверкали.

Гастон приподнял брови.

— Обычно старый король побеждал, но в конце концов призвал на помощь рыцарей с Востока. Ведь потери были просто ужасающими. — Де Вральи выглядел так, словно сам являлся очевидцем событий. — Его сын, нынешний король, так же отважно сражается за полученные в наследство от отца земли, но ничего не отвоевал у Диких. Ангел поможет. Мы отбросим их за Стену. Я предвижу это.

Выдохнув, брат спросил:

— Кузен, а насколько ужасающими были потери?

— Думаю, огромными. Говорят, в битве при Чевине король Готор лишился пятидесяти тысяч воинов.

— От таких огромных цифр у меня начинает болеть голова, — сказал Гастон. — Это ведь население крупного города. Они уже возместили потери?

— Святый Боже, конечно нет! Если бы это произошло, неужели ты думаешь, мы бы бросили им вызов, имея всего три сотни копий?

Гастон сплюнул.

— Господи Иисусе…

— Не богохульствуй!

— Твой ангел хочет, чтобы мы захватили эти земли, имея всего триста копий, а потом выступили войной против Диких? — Гастон шагнул к кузену. — Мне вздуть тебя, чтобы ты очухался?

Де Вральи вскочил, жестом отпустив оруженосцев.

— Не подобает тебе, братец, задавать мне подобные вопросы! Ты созвал рыцарей и последовал за мной — замечательно. Слушай меня. Это все, что тебе следует делать.

Гастон поморщился, словно на него повеяло смрадом.

— Я всегда следовал за тобой, — заявил он.

Гигант кивнул.

— А еще предостерегал тебя от кое–каких ошибок, — добавил Гастон.

— Гастон, — примиряюще обратился рыцарь, — давай не будем ссориться. Меня направляют небеса. Не завидуй!

— Знаешь, мне бы следовало познакомиться с этим твоим ангелом.

Де Вральи прищурился.

— Может быть, — начал он, — может быть, ангел является только мне. В конце концов, это ведь я — самый великий рыцарь в мире.

Гастон вздохнул и подошел к окну, обратив внимание на коленопреклоненную одинокую фигуру рыцаря. Трупы уже убрали, обернули в ткань и подготовили для захоронения, однако альбанский воин все еще оставался на мощенном брусчаткой дворе.

— Что ты собираешься делать с тем человеком? — поинтересовался он.

— Отвезу к королю, чтобы доказать мою отвагу и мастерство, потом потребую за него выкуп.

Соглашаясь, Гастон кивнул.

— Надо предложить ему вина.

Де Вральи помотал головой.

— Он наказан за проявление слабости, ибо его обуял грех гордыни, когда он посмел бросить мне вызов, и за совершенные им ошибки. Ему следует стоять на коленях от стыда за содеянное до конца жизни.

Чуть повернув голову, Гастон посмотрел на брата и провел рукой по коротко стриженной бороде. Что бы он ни собирался сказать, стук в дверь его прервал. Заглянул Йохан.

— Месье, вас спрашивает какой–то чиновник из города.

— Отошли его прочь.

Немного погодя, Гастон едва успел налить себе вина, Йохан появился снова.

— Он говорит, что вынужден настаивать. Он — не рыцарь, всего лишь знатного происхождения горожанин. Доспехов на нем нет. Утверждает, будто здешний шериф.

— И что? Отошли его прочь.

Гастон положил руку на плечо брата.

— Их шерифы — официальные представители короля. Спроси его, что ему нужно.

Послышался голос Йохана, затем раздались крики, и дверь с шумом распахнулась. Гастон и де Вральи обнажили мечи. Из соседних комнат высыпали их люди, некоторые до сих пор были в полном рыцарском облачении.

— Вы — Жан де Вральи? — спросил вошедший.

Его, казалось, совершенно не беспокоило то, что он окружен вооруженными до зубов иностранцами, каждый из которых по меньшей мере на голову выше него. Одет он был в дублет и чулки, на ногах высокие сапоги, на поясе длинный меч. Возрастом за пятьдесят. Начинал грузнеть. Лишь отороченный мехом капюшон, манера поведения и меч говорили о нем как о весьма значимом человеке, причем крайне рассерженном.

— Я, — ответил де Вральи.

— Именем короля повелеваю вам проследовать под стражу за убийство…

Удар Раймонда Сент–Дэвида ввел шерифа в бессознательное состояние.

Тело с грохотом рухнуло на пол.

— Ба–бах, — съязвил Раймонд.

— Все они тут какие–то доверчивые, — сказал де Вральи. — Привел он с собой стражу?

— Не-а, — ухмыльнувшись, ответил Сент–Дэвид. — Притащился один!

— Что ж это за страна–то такая? — удивился Гастон. — Здесь что, одни придурки?

Утром слуги Гастона вывели со двора не спавшего всю ночь альбанского рыцаря и усадили в телегу, куда поместили и его доспехи, а лошадей привязали сзади. Гастон попытался разговорить альбанца, но натолкнулся на полный ненависти взгляд.

— По коням! — скомандовал де Вральи.

Приказ вызвал недовольное ворчание — без крайней необходимости рыцари старались не гарцевать на боевых конях. Хороший жеребец, отлично выдрессированный, стоил как несколько комплектов доспехов, поэтому растянутая мышца или сухожилие, порез или потерянная подкова влетали в копеечку.

— Нам следует произвести хорошее впечатление на графа.

Рыцари де Вральи выстроились попарно в колонну на огромном внутреннем дворе, а солдаты готовились к маршу на поле за городом. У них имелась почти тысяча копьеносцев в придачу к тремстам копьям. Гастон уже выезжал за ворота, чтобы проверить их готовность, но повернул обратно.

Хозяин постоялого двора с мрачным лицом подошел и заговорил с альбанским рыцарем, сидевшим в телеге.

Де Вральи осклабился, и Гастон понял, что будут неприятности.

— Эй, ты! — заорал гигант, зычный голос разнесся по всему двору. — Я должен воздать должное твоему гостеприимству, господин владелец! Обслуживание у тебя просто ужасное, дрянное вино, да еще ты встрял в дело, касавшееся двух рыцарей. Что скажешь в свое оправдание?

Хозяин с лицом загнанной в угол крысы упер руки в бока, Гастон покачал головой, собираясь переговорить о нем с братом.

— Я… — начал было хозяин, но один из оруженосцев де Вральи, уже спешившийся, подошел и врезал ему. Удар пришелся в висок, и владелец гостиницы беззвучно свалился.

Остальные оруженосцы загоготали, когда де Вральи бросил на распростертое тело маленький кошелек.

— Вот плата, хозяин, — усмехнулся он. — Мы научим этих невежд вести себя, как подобает цивилизованным людям, а не скотам. Сжечь гостиницу!

Еще до того, как последняя повозка их немногочисленной армии выбралась из города, над Лорикой поднялся уходящий высоко в небо столб дыма.

Час спустя Гастон, ехавший рядом с братом, увидал впереди — там, где дорога из Лорики пересекала Северный тракт, — графа Тоубрея с эскортом. Его сопровождало пятьдесят копий — огромная по меркам Альбы сила. Граф был облачен в полный комплект доспехов, со шлемом на голове. Посланный герольд передал приглашение великому де Вральи и его ближайшему окружению проехать вместе с ним и встретиться с графом под сенью огромного дуба, одиноко стоявшего у пересечения двух дорог.

Гастон улыбнулся, оценив предупредительность графа.

— Наконец–то нашелся тот, кто понимает, как устроен этот мир, — заметил он.

— Он вырос среди нас, — согласился де Вральи. — Поедем же и встретимся с ним. Он выдвинулся на встречу с шестью копьями, возьмем с собой столько же.

Когда они подъехали, граф поднял забрало.

— Жан де Вральи, господин де Рут?

Кивок.

— Вы меня не помните, поскольку я был слишком молод, когда вы изволили путешествовать по Востоку. А это мой кузен Гастон, лорд Э.

Тоубрей по очереди дотронулся до руки каждого из прибывших: латная рукавица об латную рукавицу. Его рыцари невозмутимо наблюдали за происходившим, забрала опущены, оружие наготове.

— В Лорике были какие–то неприятности? — поинтересовался граф, указывая на столб дыма на горизонте.

— Вовсе нет, — заявил де Вральи, — я всего лишь преподал несколько уроков. Эти люди напрочь забыли, что значит держать в руках меч и как выказывать уважение тем, кто обучен им пользоваться. Самонадеянный рыцарь бросил мне вызов, и, естественно, я его победил. Теперь отвезу в Харндон, где потребую за него выкуп, после того как представлюсь королю.

— Мы сожгли постоялый двор, — перебил его Гастон, посчитав речь брата глупой и утомительной.

Граф внимательно посмотрел на де Вральи.

— Какой постоялый двор? — требовательно спросил он.

Гигант встретился с ним взглядом.

— Мне не нравится, когда меня спрашивают таким тоном, милорд.

— На вывеске были два льва. Знаете такую? — подался вперед Гастон, чуть оттеснив кузена.

— Вы сожгли «Два льва»? — не поверив своим ушам, переспросил граф. — Эта гостиница простояла столетия. Здание было построено еще во времена Архаики.

— Думаю, здесь хватит селян, чтобы выстроить на том месте новый свинарник, — нахмурился де Вральи. — Забегали, как крысы, туша пожар, я, так и быть, не стал препятствовать. И это несмотря на оскорбление. Преподать им урок было просто необходимо.

Граф покачал головой.

— Вы прихватили с собой так много людей. Тут, похоже, сотни три рыцарей, не правда ли? Во всей Альбе, полагаю, найдется всего–то порядка четырех тысяч рыцарей.

— Вы хотели сильную армию, когда посылали за мной, — заявил де Вральи. — И вот я здесь. У нас есть общее дело… у меня при себе ваше письмо. Просили привести с собой всех, кого удастся собрать. Вот они.

— Я и позабыл, насколько велики богатства Востока, мой друг. Триста копий? Сейчас я смогу их оплатить, но после весенней кампании, скорее всего, нам придется пересмотреть условия договора.

Де Вральи глянул на брата.

— Действительно, после весны нам понадобится новое соглашение.

Внезапно телега в середине колонны привлекла внимание графа.

— Господи Иисусе, — воскликнул он, — неужели сэр Гэвин Мурьен и есть ваш пленник? Вы, похоже, с ума сошли?

Де Вральи рванул поводья лошади так резко, что Гастон заметил на узде кровь.

— Непозволительно разговаривать со мной в таком тоне, милорд! — возмутился гигант.

Но граф уже скакал вдоль колонны, не оборачиваясь на сопровождавших его солдат, старавшихся не отставать.

Гастон внимательно наблюдал за братом.

— Не вздумай убить его только из–за того, что он тебя раздосадовал, — тихо произнес он.

— Он назвал меня сумасшедшим, — возразил де Вральи. Губы плотно сжаты, глаза полыхают гневом. — Вместо утренней тренировки можем разделаться с его пятьюдесятью рыцарями.

— Тогда тебе достанется королевство мертвецов. Если прежний король в свое правление действительно потерял пятьдесят тысяч человек в сражениях, то королевство обескровлено. Нельзя позволять себе убивать всех без разбора.

Граф велел альбанскому рыцарю пересесть из телеги на лошадь и поскакал обратно. Он опустил забрало шлема, его рыцари неотступно следовали за ним чуть поодаль.

— Мессир, — обратился он к де Вральи, — я жил на Востоке и понимаю, отчего произошло недоразумение. Но в Альбе, мессир, мы не всегда придерживаемся Военного кодекса. Более того, у нас имеется Законодательный кодекс, часто являющийся верховенствующим. Сэр Гэвин — сын одного из наиболее могущественных лордов в королевстве, кроме того, моего союзника. И сэр Гэвин поступил так, как поступил бы любой альбанец на его месте. Ему не было предложено облачиться в доспехи к оговоренному часу для поединка. Не находился он и в состоянии войны с вами, мессир. Согласно нашим законам, когда он отдыхал в гостинице, вы вероломно напали на него и за это можете быть привлечены к ответу.

Де Вральи состроил гримасу.

— В таком случае ваш закон потакает слабости и умаляет силу. Он сделал выбор в пользу поединка сам и был повержен. Господь изъявил свою волю по этому вопросу, довольно разговоров.

Шлем позволял видеть только глаза графа. Гастон положил ладонь на меч. До сих пор граф говорил взвешенно, хотя руку держат на топорище боевого топора, притороченного к луке седла. Его рыцари выжидали, каждый подался вперед и уперся в шею лошади, готовый биться насмерть. Еще немного, и кровопролития не избежать. Гастон понимал это.

— Вы либо извинитесь за варварскую смерть оруженосцев, либо наш договор будет считаться недействительным. — В голосе графа чувствовалась непоколебимость, рука по–прежнему лежала на топорище. — Послушайте меня, мессир, вы не можете отвезти этого человека к королю. Как только он услышит о случившемся, вас арестуют.

— У него не хватит людей, чтобы сделать это, — самоуверенно заявил гигант.

Сопровождавшие графа обнажили мечи.

Гастон поднял безоружные, закованные в латные рукавицы руки, и направил лошадь между спорщиками.

— Господа! Это всего лишь недоразумение. Такое бывает, когда Восток встречается с Западом. Мой кузен, будучи рыцарем и сеньором, следовал предоставленному ему праву. И, согласно вами сказанному, сэр Гэвин следовал своему праву. Разве допустимо, чтобы мы — те, кто проделал столь долгий путь, желая служить вам, милорд, — заплатили непомерно высокую цену за простое недоразумение? Разве Господь не создал нас людьми разумными, одарив доброй волей? Со своей стороны, я готов принести извинения этому молодому рыцарю.

Гастон взглянул на брата. На красивом лице отразилось понимание.

— Значит, — произнес де Вральи, — он — сын вашего союзника? Тогда я тоже принесу ему свои извинения. Хотя, видит Бог, ему следует больше тренироваться с оружием.

Гэвин Мурьен достаточно оправился, чтобы навьючить доспехи на одну лошадь, а самому усесться на другую. И последовать за графом сквозь колонну, словно дитя за матерью.

Граф поднял забрало.

— Гэвин! — окликнул он. — Видишь ли, это иноземные рыцари — у них другие традиции и обычаи. Лорд де Вральи извинится перед тобой.

Альбанец едва заметно кивнул.

Де Вральи остановил лошадь на расстоянии вытянутой руки, Гастон подъехал ближе и заговорил.

— Сэр рыцарь, — обратился он к Гэвину, — что касается меня, то я сожалею о смерти ваших оруженосцев.

Молодой рыцарь вновь кивнул.

— Весьма любезно с вашей стороны, — едва слышно произнес он.

— От себя добавлю, — сказал де Вральи, — я не стану просить за вас выкуп, поскольку граф настаивает, что по вашим законам брошенный мной вызов рассматривается как не совсем правомерный по отношению к вам.

Последние слова из него словно рыболовным крючком вытягивали.

Мурьен в перепачканной котте и испорченных за ночь стояния на коленях чулках ни капли не походил на блистательного героя, коим представал не так давно. Более того, он так и не надел рыцарский пояс. А его меч все еще лежал на дне телеги.

Еще один кивок.

— Я вас понял.

Он развернул лошадь и ускакал прочь.

Гастон смотрел, как он удаляется, и размышлял, а не лучше ли было бы для всех, если бы кузен убил его еще там, во дворе.