Я не просто жила ложью, я уже наслаждалась ею. Очевидно, Бен не желал мне зла, собираясь устроить вечернюю отповедь из-за записки. На следующее утро он уже ждал в саду, чтобы проводить меня к мастерской, а вечером — чтобы проводить до дома. Я вела себя так же, как обычно — вежливо, может быть, даже дружелюбно, и про себя смеялась, думая о том, что из этой ситуации раздули бы миссис Хардкасл и тетка Элис, будь я племянницей или дочерью кого-то из их общих знакомых. Я представляла себе, как они чопорно поджимают губы над чашками с чаем, оценивая пригодность Бена в качестве воздыхателя.

Я слишком поздно принялась обдумывать меню для праздника — какие блюда были бы подходящими и не слишком усложнили бы жизнь миссис Джеффрис. Мэри убедила меня, что с таким списком снова придется обратиться к корабельной доставке. Я также помогла дяде Тулли собрать маленький паровозик, прототип настоящего, который он хотел запустить между двумя деревнями Стрэнвайна.

— Маленькие вещи становятся большими, — часто повторял он, а я сделала новое открытие — оказывается, я очень хорошо собираю конструктор из маленьких деталек. В четверг утром мы тщательно и обстоятельно завели все часы, и я все чаще понимала, что пока я стараюсь развеселить дядю, он гораздо более успешно сам веселит и развлекает меня.

Я помогла Мэри с уборкой: мыла, терла, скоблила и выбивала каждую пылинку в библиотеке Марианны. Лэйн и Бен заходили помочь с перестановкой мебели или посоветовать, как будет комфортнее для дяди. Но создалось такое впечатление, что много лет назад моя всесильная бабушка уже все предвидела и предусмотрела, начиная от расцветки обоев и заканчивая притаившейся в темном углу коробкой с игрушками, по большей части шестеренками, винтиками и прочими конструкторскими забавами. Я отполировала каждую из них, оттерла старое масло и грязь в ванной Марианны, а Мэри приклеила разлохматившиеся края обоев.

Наплевав на общественное мнение и сплетни, я снова отправилась кататься на роликах в бальный зал, наивно прикидываясь, будто верю, что Лэйн каждый раз приходит к двери в комнату Марианны только потому, что ищет моей компании. Что он улыбается мне просто потому, что счастлив, и что мне нравится, как он закручивает меня под мерцающими люстрами просто потому, что я люблю скорость, а не ощущение его рук на моих. А когда я замечала в его глазах боль, которую он пытался скрыть, я каждый раз говорила себе, что это из-за того, что он просто будет скучать по мне, а не из-за того, что произойдет после моего отъезда.

И я наконец нашла свою пропавшую шляпу: тремя этажами выше она была премило завязана бантиками на флагштоке. К нему можно было подойти только через крышу дома по узкому карнизу. Тщательно отгоняя мысли о том, как она попала сюда, я украдкой разбила окно на чердаке и достала беглянку с помощью рукоятки от старой швабры. Мэри дважды настояла на погружении меня в холодную ванну, чтобы «взбодрить», и я покорно соглашалась. Не размышляя о том, что могу вести себя странно, я все же была счастлива. Одно за другим пришли два письма от тетки Элис, и я бросила их в камин, даже не распечатав.

За день до вечеринки я занималась выпечкой на пару с миссис Джеффрис. Подозреваю, что она молчаливо снизошла до этого исключительно после просьбы Лэйна. Но ее кислый вид никак не мог испортить моего жизнерадостного настроения. Она снова надела свою ночную рубашку, как я потом догадалась, импровизированную униформу для возни у жаркой печи, и вместе мы приготовили неожиданное и замечательное пополнение для праздничного стола. Дело в том, что накануне на пороге появился какой-то молоденький паренек из Верхней Деревни с целой кадкой свежих ягод.

— На день рождения леди, — коротко сказал он.

И ягоды — что-то вроде тутовника — отправились во фруктовые корзинки-тарталетки. Сейчас они уже остывали под марлей, а я смывала в раковине налипшую на ладони муку.

Вдруг у меня за спиной раздался голос миссис Джеффрис:

— Помнишь, я говорила, что буду стараться изо всех сил не допустить того, за чем ты приехала?

Я молча повернулась и посмотрела на нее. Вода с моих ладоней капала на пол. Миссис Джеффрис медленно и размеренно полировала нож, тот самый, которым мы разрезали слишком крупные ягоды. Мне вдруг пришло в голову, что она ни разу за вечер не ругалась, что я хозяйничаю на кухне и трогаю ее вещи. В пылу деятельности я совершенно позабыла об этом.

Она продолжила говорить, не дав мне и рта раскрыть.

— Ты сидела здесь, за моим столом, как нахалка, — продолжала она, не поднимая на меня глаз, — и я объявила, что сделаю все, чтобы помешать тебе. Но ты сама сделала всю грязную работу. Как ты сможешь жить после всего этого, одному Богу известно. — И она с усилием провела губкой по лезвию ножа. — Я лично думаю, что ты вообще не сможешь. Точнее, не захочешь.

Я молча вытерла руки, изо всех сил уговаривая себя, что ее слова не несли никакого смысла, кроме простой издевки и злобы. Уверена, что во всей Англии не найдется второго такого мастера самообмана, как я.

— И что это еще за дичь? — спросила она, указав ножом на мою руку. Из-под закатанного рукава виднелись темные синяки и гематомы на коже, обвивавшие запястье наподобие браслета. Сегодня утром я проснулась с ними, а скользящие узлы на ленте от белья были затянуты совсем туго.

— А, — непринужденно отозвалась я, спустив рукав, — я просто прищемила руку дверью, только и всего.

Губка двинулась по лезвию туда-сюда.

— Прищемила сама себе руку?

— Ага! Вот растяпа, да? Ну ладно, большое спасибо вам за помощь, миссис Джеффрис. Спокойной вам ночи.

Я оставила ее полировать нож дальше, проигнорировав легкую улыбку на ее лице, и постаралась запихнуть все мысли о ней и ее мнении куда подальше.

Мэри уже ждала меня в спальне, но когда я присела за туалетный столик, чтобы смыть пятна от муки на лице, то увидела в зеркало ее отражение и тут же обо всем забыла. Мэри потупилась, озадаченно наморщив лоб и сжав губы в длинную, скорбную линию.

— Мисс, я так расстроена, — невпопад начала она.

Я повернулась к ней. Дело было вовсе не в вечеринке. Мэри с благородством приняла тот факт, что ее не будет в числе гостей, и даже пожурила меня за то, что я хотела пригласить ее. Юная девушка «ее положения», как она сама сказала, не может участвовать в празднике по случаю дня рождения своей леди. Конечно, по сути она была права, но ведь всегда было так сложно решить, где законы Стрэнвайна совпадают с общепринятыми, а где они совсем особенные. Мэри между тем продолжала стоять молча, а это означало только одно — стряслось что-то серьезное.

— Мэри, почему же ты прямо не скажешь мне, что случилось?

Она строго скрестила руки и еще сильнее поджала губы.

— Ну, раз вы просите меня быть откровенной, мисс, то держитесь. Дело в вашем платье. Оно уродливое.

Мои брови поползли вверх.

— Нет смысла пытаться подсластить пилюлю, мисс. После всего, что произошло, просто стыдно надевать ваше старое платье. И каждая достойная горничная это прекрасно понимает и давно бы уже сшила новое, и я пыталась, мисс, я правда старалась, но… Я не думаю, что вы вообще на него посмотрите. Это старое полотно…

— Мэри, — терпеливо начала я, — если бы леди хотела новое платье, она бы обратилась к портному или на худой конец к швее. Сложное шитье не входит в обязанности горничной. — Сдерживая смешок, я наблюдала, как Мэри с серьезным и почти торжественным лицом переваривает полученную информацию. — Так что ты никак не можешь обвинять себя в недобросовестности…

— Это означает, что я не виновата? Потому что если да…

— Да, именно это я и хотела сказать. И к тому же ты знаешь, что у меня в чемодане хранится серое шелковое платье, которое я берегу для особых случаев.

— Но мисс! — Я всерьез испугалась, что Мэри затопает на меня ногами. — Оно же еще страшнее, клянусь могилой святого Михаила! Я видела, как вы пришпиливаете цветы к тому, старому, и оно не подходит! Да вы сами знаете — оно не подойдет!

— Ну что ж… — Я закусила губу. Мне в голову закралась одна мыслишка, которую я до сих пор старательно гнала изо всех сил. — Тогда… Не уверена, могу ли я. Это не в моде и даже не совсем соответствует…

Мэри непреклонно уперла руки в бока.

— Покажите.

Я на мгновение задумалась, затем вытянула из ящика ключ от гардероба. Я уже очень приыкла к платьям Марианны. Они так давно хранились в гардеробе, и мне казалось, будто она сама где-то рядом. Но после того как я вставила ключ в скважину и повернула, я поняла, что отпирать было нечего. Дверца оказалась незаперта.

Я нахмурилась. Я точно заперла ее в прошлый раз и как следует спрятала ключ. Его наверняка могла обнаружить Мэри, но я боялась спрашивать — вдруг она этого не делала. Я раскрыла дверцы шкафа и вдохнула тонкий аромат лилий и корицы. Мэри уже стояла рядом, с угрюмой решимостью обозревая полки.

— Мисс, а мы сможем подшить их, если понадобится? Чтобы они сели по фигуре? Вы ведь умеете шить? — Не дожидаясь моего ответа, она вытянула что-то воздушное цвета розовых бутонов и стала яростно расстегивать пуговки моего платья.

— Мэри, я думаю, они придутся впору. Но им больше тридцати лет, если бы я вышла на улицу в Лондоне…

Мэри сдернула с меня шерстяное платье.

— Мисс, если у вас нет привычки думать о том, где вы находитесь, то напомню — мы в Стрэнвайне, а не в Лондоне. Что нам до этого Лондона?

Она натянула на меня через голову гладкий шелк и стала пытливо разглядывать.

Меньше чем за полчаса комнату усыпали платья нежных цветов, будто в старую комнату со всей своей радостью и свежестью ворвалась весна. Меня переодели больше дюжины раз. И затем, наконец, Мэри достала то самое платье. Гладкими мерцающими волнами цвета карибских волн оно развернулось перед ней, сияя от огоньков свечей. В ту же секунду Мэри натянула его на меня, и мы обе с беспокойством уставились в зеркало.

— Даже не знаю. Это как-то глупо… — лепетала я. Платье казалось мне еще прекраснее, чем раньше, да и я сама, кажется, похорошела. Но как только я начинала представлять себе, как расхаживаю в нем по комнате, полной гостей, душа уходила в пятки. Мэри задумчиво поцокала языком.

— Глупо было бы надевать что-то другое, мисс. А если вы попытаетесь влезть в ту серую штуку, я брошу его в камин. Думаете, не смогу? Кстати, что тут еще есть?

— Туфли в ящике, — сказала я, втайне радуясь ее решительности. — А еще перчатки и…

Мэри уже залезла на нижний ярус ящиков, чтобы заглянуть наверх. Намеренно ли она игнорировала наличие лестницы для шкафа, я не знаю. И тут она вдруг закричала так, что я подскочила:

— Тут нет стенки, мисс! Вообще нет стенки!

— Да о чем ты говоришь?

Мэри легко спрыгнула со шкафа и направилась за свечой. Я поднесла ее поближе, пытаясь осветить внутренности шкафа. Там, где должна была быть задняя стенка шкафа, три или четыре доски отсутствовали, и в отверстии виднелась дверь такого же цвета, как и шкаф, едва различимая в темноте.

— Это еще одна дверь. Комната проходная, — удивленно сказала я. — Просто она была спрятана за шкафом.

Я влезла внутрь, выставив свечку. Навстречу мне блеснула металлическая ручка. Я посмотрела на Мэри.

— Стоит ли?..

Мэри отреагировала с раздражением и почти жалостью.

— Нет, мисс, давайте просто уйдем, напялим свои ночные рубашки и спокойно ляжем спать, позабыв об этом. Давайте уже! — И она практически подтолкнула меня к двери, которая бесшумно открылась в темноту. Мэри влезла за мной в гардероб, взяла меня за свободную руку, и мы вместе вошли в комнату.

— Ого, — протянула она задумчиво, подтягивая поближе мою руку со свечой.

Мы оказались в детской, такой же пыльной и замусоренной, как и комната Марианны, когда я впервые в ней оказалась. Но ощущение запустения было еще сильнее.

Вдоль одной из стен выстроились три детские кроватки с отсыревшими матрасиками, и перед старым, заброшенным очагом стояла высокая решетка. Я разглядывала кроватки и думала, в какой из них спал отец. Мэри снова восхищенно ахнула.

— Будь я призраком ребенка, я бы здесь поселилась. А вам, мисс, не кажется, что…

— Тсс, Мэри, — шикнула я. Когда мы только вошли, я услышала легкое шуршание, но теперь оно затихло. Без сомнения, это мыши шебуршат в своих норах. Я шагнула дальше в комнату, Мэри буквально приросла ко мне. Свет выхватил сначала столик, кучу сломанных игрушек, буфет и кресло-качалку. Я растерянно опустила свечу — меня сильно смущало увиденное. Пыль лежала здесь не такими ровными слоями, как в комнате Марианны. Некоторые вещи были почти чистыми. Мэри отцепилась от меня и стала копаться в ящиках буфета, а я погладила лошадку-качалку с настоящей конской гривой. Она оказалась чистой и совсем незапыленной. И тут в углу я увидела кое-что знакомое.

— Бог мой, мисс! Аккуратнее с платьем! — шепнула Мэри. — Вы же не считаете, что оно пролежало все эти годы чистым ради того, чтобы вы его запачкали?

Я выпрямилась от того, что увидела на полу. Кое-что оказалось слишком крупным для мыши и даже для крысы. Кроличий помет.

— А Дэйви не ходил по нашим комнатам, Мэри?

— Нет, мисс, а если да, то я об этом ничего не знаю…

— И ты держишь дверь в свою комнату и в библиотеку запертой?

— Конечно, мисс, я же вам говорю…

— И моя дверь в коридор всегда заперта, не так ли?

— Думаю, да. А что вы… Ой, это что, от кролика?

— Ага. Но как он сюда забирается, для меня полнейшая загадка.

Мы обошли комнату, но другого входа в ней не было. Оставался только гардероб.

Я вздохнула.

— Ну что ж. Ничего плохого в этом нет, но с другой стороны, мне бы не хотелось, чтобы он шнырял тут без нашего ведома. Он так хорошо прячется…

— Да. Это точно, мисс. Ему пришлось стать таким в работном доме, если вы меня правильно понимаете.

Я аккуратно пробиралась обратно к двери, придерживая и свечу и подол платья, но остановилась, чтобы посмотреть на Мэри.

— Нет, я не понимаю, о чем ты. Хочешь сказать, что вы с Дэйви были в одном работном доме?

— Ну да. А вы что, не знали, мисс? Он был таким невидимкой, все время жался по углам, так что на него не обращали внимания. А еще его били, когда он не слушался, или не отвечал, или не называл своего имени. Мама говорила…

Я вздрогнула. Если Мэри было девять, когда она была в доме святого Леонарда, то ему точно было не больше четырех. Я снова пошла к двери.

— …что пыталась помогать ему, но ничего не получалось, и она показала его мистеру Бэбкоку, и он забрал его вместе со всеми и привез сюда, к миссис Джеффрис, и он с тех пор ходит за ней, как хвост. Так и повелось. Это она решила назвать его Дэйви. А еще она знает, о чем он думает. Моя мама говорит, это что-то сверхъестественное.

Мы вылезли в комнату Марианны через гардероб, и после заброшенной детской она показалась нам уютным раем.

— Ну что ж, Мэри, давай будем тщательно запирать двери, даже если на минутку спускаемся вниз. В любом случае это неподходящее место для игр.

Мэри с готовностью согласилась, и только когда она наконец привела комнату в порядок и приготовила меня ко сну, она ушла к себе. Я закрыла гардероб и уже в ночнушке заперла его на замок, а затем оглянулась в поисках места, где можно было спрятать ключ от хитрого маленького мальчика. После некоторых раздумий я завернула его в плотную старую сорочку и засунула на самое дно своего чемодана, под корсет, рассудив, что мои личные вещи такого свойства должны его отпугнуть. Затем привязала запястье лентой к ножке кровати и заснула, думая только о бирюзовом платье, ягодных тарталетках и прочих приятных вещах. А за окном громко завывал трогвинд.