Небо цвета разбавленных чернил нависало низко над землей, когда я закрыла за собой кухонную дверь и шагнула на мягкую землю сада. Стараясь не шуршать при ходьбе по усыпанной гравием дорожке, я прокралась на цыпочках вперед. Все беспокойные мысли остались во вчерашнем дне, в голове у меня царили спокойствие и гармония, я прекрасно выспалась и проснулась с петухами. Что бы ни решила делать тетушка Элис после того, как я ей все расскажу, последствия уже находились за пределами моей ответственности. Так или иначе, правду она все равно узнает, если не от меня, так от кого-нибудь другого. Поэтому лучше мне сообщить все самой, особенно если я хочу сохранить свое положение семейного казначея. А это так же необходимо, как выяснить размер оставшегося наследства толстого Роберта. Я аккуратно вытащила ногу из-под спящей Мэри, свернувшейся клубком у самой ножки кровати, тихонько стащила ее платье, висевшее на стуле, и торопливо выскочила в мокрый от росы сад. Как хорошо, что на мне такое грубое, нескладное платье — меня не сразу опознают как врага и незваную гостью.

Нижняя Деревня еще стояла, погруженная в сон. На улицах не оказалось ни души, доки молчали, а редкие выкрики петуха или мычание коров только добавляли спокойствия этой идиллической картине. Я подошла к зеленой двери в дядину мастерскую и задрала голову. Все четыре окна наверху были темны. Очень медленно и осторожно я потянула дверную ручку. Она не поддалась.

Я вытаращила глаза на дверь, удивляясь самой себе. Глупо было рассчитывать на то, что мастерская открыта для всех желающих. Я зашла за угол, пытаясь найти другой вход. Здание оказалось намного больше, чем я думала. Другого входа не обнаружилось, но со стороны реки я разглядела двое ворот, предназначенных, вероятно, для погрузки угля. Они были накрепко заперты. В бледно-чернильном небе над самой линией горизонта ярко сияла одинокая звезда. Направившись к ближайшему окну в мастерскую, я каким-то чудом открыла его.

Я задумалась на секунду и, быстро оглянувшись на пустынный речной берег, сначала засунула внутрь голову, перегнулась через подоконник, закинула ноги и оказалась внутри, смахнув вниз куски штукатурки и комья пыли. Отряхнув юбку Мэри, я огляделась и решила, что никому об этом не расскажу.

Над моей головой вздымалась к потолку гигантская паровая машина, сейчас стоящая без дела. Часть машины скрывалась за кирпичной стеной, и из ее жерла торчали медные и латунные трубки. Но меня интересовали не какие-то там трубки, а чертежи. Лучше всего предоставить в суд очевидные доказательства невероятного расточительства дяди. Цифры просто не укладывались в голове, а подобные бумажки помогут мне сэкономить кучу времени и сил. Я прошла вперед по заляпанному сажей полу и обнаружила дверь, к которой вел небольшой коридорчик. По правую и левую руку находилось еще по две двери. Главная дверь, похоже, вела в ту комнатку с диванчиком, в которой я очнулась вчера. Я потихоньку открыла вторую дверь справа и скользнула внутрь.

Но там уже кто-то был. В дальнем конце мастерской, среди игрушек дяди Тулмана, тускло поблескивавших в свете газовых ламп, спиной ко мне стоял мужчина. Он был без пиджака, в жилете и рубашке с засученными рукавами и что-то делал, опираясь на подобие желоба, тянущегося вдоль всей стены. Он обернулся так стремительно, как будто я закричала, и мне удалось заметить, как выражение испуга на его лице сменилось приветливой улыбкой. Это оказался Бен Элдридж. Он прижал палец к губам и затем вернулся к своему занятию. Я тихонько прокралась к нему через ряды игрушек. Желоб был полностью залит водой.

— Вы что тут делаете, мистер Элдридж?

— Подозреваю, то же, что и вы, мисс Тулман. Буду вам многим обязан, если вы перейдете на шепот. Ваш дядюшка почивает в соседней комнате, а тут сильное эхо.

Я подозрительно уставилась на него.

— И как часто вы влезаете в дядину мастерскую без разрешения, мистер Элдридж?

— Я использую любой, даже самый ничтожный шанс, мисс. — Он улыбнулся нагло и обаятельно, сверкнув глазами на загорелом лице, и я снова удивилась, насколько молодо он иногда выглядит. — Я заложник, раб науки, а в этой мастерской можно получить больше знаний, чем в лаборатории какого-нибудь Кембриджа.

— Вы что, были в Кембридже?

— Я тамошний выпускник.

Наверное, я очень сильно вытаращила глаза, потому что он снова улыбнулся.

— Как ни печально, но все ужасно удивляются, когда я об этом рассказываю. Я даже усы с подусниками отрастил, но это не спасло положения. — Я не смогла сдержать улыбки, и он тихонько засмеялся. — Я приехал сюда три месяца назад, сразу после того, как окончил университет, чтобы навестить престарелую тетю. Она была еще старше, чем миссис Джеффрис, последняя из старых слуг. К сожалению, она скончалась, но когда до меня дошли слухи о том, что творится в этой мастерской, я остался, и в конце концов меня допустили к этим сокровищам Али-Бабы. Я бы хотел изучить их все. Но, к сожалению, ваш дядюшка более чем неохотно делится своими знаниями.

— Поэтому вы пробираетесь сюда под покровом ночи.

— Каждый делает то, что должен. Я нанялся частным преподавателем в одно место и скоро должен уехать, поэтому весьма ограничен во времени. — Засучив рукава, он склонился над желобом. С его рук капала вода. Сейчас он напоминал мальчишку, возящегося с игрушечными лодочками в пруду. — А что привело вас сюда в такую рань, мисс Тулман? Слыхал, ваш вчерашний визит весьма плохо кончился.

— Учетные книги, — сказала я. — Бюджет поместья.

Бен ничего не ответил, но его улыбка исчезла. Он некоторое время пристально смотрел в воду, силясь что-то разглядеть там.

— Мисс Тулман, а что вы скажете вот на это?

Он погрузил руки в воду, превратив ровные отражения фонариков в мерцающую рябь, и из желоба показалась металлическая рыбина около полуметра длиной, окрашенная в флуоресцентные оттенки зеленого и голубого.

— Ваш дядюшка зовет эту штуковину просто игрушкой. И конечно, ее способность шустро плавать уже нас вряд ли удивит. Плавники покачиваются, хвост извивается, обшивка не пропускает воду в механизм, и, как живая рыбина, она не тонет, но и не поднимается поплавком наверх. Это все элементарная механика. Но есть еще кое-что. Во время движения она не просто способна придерживаться определенного курса, но и регулировать глубину погружения. А что, как вы думаете, мисс Тулман, дает механизмам возможность плыть параллельно поверхности воды и поверхности дна?

Я провела пальцем по гладкому голубому плавнику.

— Мне она кажется в принципе слишком тяжелой для того, чтобы плавать, а не валяться на дне.

— Суда в тысячи раз тяжелее этой штуки ежедневно бороздят просторы морей без каких-либо проблем, — отозвался он. Это уже начинало походить на поединок со школьным учителем.

— Но они же деревянные, — парировала я. — Это совсем другое дело.

— Мисс Тулман, как это ни удивительно, но в данный момент император Франции строит корабль с металлическим корпусом, неуязвимый для обычных пушек, и совершенно не сомневается в его способности плавать. Но кое в чем вы правы, это действительно совсем другое дело, ведь наша рыба не держится на поверхности и не тонет, как корабль. Она уверенно плывет под водой по прямой линии — налево, направо, вверх или вниз. Любопытно, как она поведет себя, если поместить ее против течения или в сильный прибой? Я бы разобрал ее, если б не боялся, что не смогу собрать обратно и утрачу доверие вашего дяди, заработанное с таким трудом.

Он осторожно выпустил рыбину в воду.

— Мисс Тулман, мы живем в фантастический век. Мы вступаем в эпоху, когда человечество уже не будет ограничено ничем, ни небесными пределами, ни даже масштабом собственной жизни. А ваш дядя — гений. Заточить его в сумасшедший дом было бы просто преступлением.

— Это не мое решение, — мягко возразила я. — Я только делаю то, к чему меня вынуждают. Так же, как и вы. — Я вдруг поняла, что безумно устала. — Но если отбросить все эти научные кунштюки, неужели вы действительно считаете, что мой дядя не опасен для окружающих? Даже для самого себя?

— Я бы так не сказал. Его очень легко вывести из себя. У него свод своих собственных правил, которые он считает необходимым, — при этих словах он покосился на меня, — неукоснительно соблюдать. Его изобретения — его настоящие детища, он стремится защитить их и боится, что их могут похитить. Для него чрезвычайно сложно доверять кому-либо. Понадобились недели, чтобы он разрешил мне заходить сюда по субботам, и мне все равно нельзя задавать вопросов или смотреть на чертежи мистера Тулли. — Он снова выразительно посмотрел на меня. — А вот вам он доверился сразу же.

Я вспомнила, каким было лицо дяди перед тем, как я спаслась бегством.

— Думаю, сейчас это уже не имеет значения.

— Мисс Тулман, вам следует попытаться еще раз, я уверен. Не сдавайтесь. Я же пытаюсь разобраться с этой рыбиной.

— Раз уж вы пришли сюда, пока дядя спит, почему вы просто не нашли чертежи с рыбой?

— Потому что их не существует, по крайней мере, в удобоваримом для обычного человека виде. То же самое и с чертежами дракона, которого вы вчера видели. — И он снова улыбнулся. — Ваш дядя считает рукописные чертежи бесполезной тратой времени. Он рисует только для литейного цеха, и это только металлические детали, а не полный комплект.

— А что со счетными книгами, мистер Элдридж?

— Я бы сильно удивился, если бы ваш дядюшка хоть раз в жизни держал в руках что-либо подобное. — Он вытер ладони о штанины. — Нам пора ретироваться, мисс Тулман. Скоро здесь будет сторожевой пес мистера Тулли.

— Пес?

Он подхватил меня под руку и вывел за дверь.

— Ну конечно же вы заметили сторожевого пса вашего дядюшки, мисс Тулман! Такого огромного, черного, с вечно кислым лицом?

Я прыснула, поразившись, насколько метким был этот лаконичный словесный портрет Лэйна. Но свой локоть все-таки осторожно вынула из руки собеседника.

— Я все же рискну еще парой минут, если вы не против. Хочу-таки сделать то, зачем сюда приехала.

Бен нахмурил брови, но затем улыбнулся и склонил голову набок.

— Надеюсь, еще увидимся, мисс Тулман. И будьте, пожалуйста, осторожны.

Я сделала легкий реверанс, подумывая, о ком он меня больше предупреждал — о Лэйне или о дяде.

Тщательный обыск письменного стола не дал никаких результатов. Чертеж павлина, на мой непрофессиональный взгляд абсолютно законченный, был спрятан, осколки стекла убраны, никаких книг, никаких тетрадок — ничто не могло подсказать мне, сколько денег из наследства толстого Роберта было растрачено и сколько еще осталось. Но ведь кто-то должен был платить рабочим, заказывать уголь, закупать руду и выполнять еще по меньшей мере дюжину функций, о которых я и понятия не имела. Кто-то распоряжался всеми деньгами, и вряд ли этим собственноручно занимался дядя.

Я вышла из мастерской. Из цеха доносились мужские голоса, и металл скрипел о каменный пол. Мастерская уже просыпалась, я чересчур замешкалась. Пришлось на цыпочках красться по коридору, а затем тихонько пробираться через гостиную на улицу. Утренние тени рваной паутиной жались по углам, и на когда-то приютившем меня диване мирно спал дядя, натянув одеяло до самого подбородка, тихо и ровно дыша. Неподалеку, вольготно закинув руки за голову, прямо на полу во весь рост растянулся Лэйн. Даже сейчас было видно, что он способен в любой момент подскочить, как пружина, и ринуться вперед, толком и не просыпаясь. На письменном столике рядом с диваном лежала моя шляпка.

Мои пальцы едва коснулись полей шляпы, как в тишине раздался низкий голос:

— Что вы делаете, мисс Тулман?

Я подскочила, как ужаленная, и отдернула руку. Затем все-таки схватила шляпу и обернулась. Лэйн уже стоял босыми ногами на полу, с взъерошенными волосами и темным от утренней щетины подбородком. После сна его голос звучал еще ниже, чем обычно.

— Мистер Моро, я всего лишь хотела забрать шляпку.

— Вы прокрались сюда вовсе не ради своей чертовой шляпы! — прорычал он, и мы враждебно уставились друг на друга. Я поняла, что цвет его глаз напоминает мне совсем не серый камень. Это было злое северное море, ледяное и непредсказуемое. — Почему вы до сих пор не убрались отсюда? — пророкотал он.

Я спрятала глаза от его штормового взгляда и мельком посмотрела на дядю, спящего на диване. Лэйн вовсе не кричал, но его голос никак не назовешь тихим. Он тут же понял, куда я смотрю.

— Он теперь не скоро проснется, после такого потрясения. Почему вы отослали назад экипаж?

— Я не обязана вам…

— Нет, — веско сказал он. — Обязаны.

— Я пришла только из-за шляпы, — опустив взгляд к полу, буркнула я, прижала свой трофей к груди, как сокровище, и бросилась вон.

— Она не подходит к вашему маскарадному платью! — крикнул он в уже закрывающуюся дверь.

Я какое-то время постояла на месте, щурясь на утреннее солнце, с каждой секундой все сильнее чувствуя, как волна негодования и обиды подкатывает к самому горлу и щеки заливаются пунцом. От меня ничего по-настоящему не зависело, и я не несла ответственности за исход дела — я так решила. Поэтому Лэйн не имеет никакого права так презрительно ко мне относиться, что бы он на самом деле ни испытывал и насколько оправданным и справедливым ни было его отношение. Я сделала глубокий вдох и снова толкнула дверь вовнутрь.

Но Лэйна там уже не было. Тишину в комнате нарушало лишь мерное дыхание дяди. Я тихонько прокралась к дивану и посмотрела на него. Он не просто лежал под одеялом, а был завернут в него, как в кокон, ткань приподнималась и опадала в такт его вдохам. Седые волосы были ужасно спутаны, но лицо выглядело спокойным и безмятежным, как у младенца в колыбели.

Уже в саду я почувствовала запах еды, и когда вошла на кухню, ко мне навстречу от шипящей сковороды обернулась миссис Джеффрис, в хрустящем, колом стоящем от крахмала переднике, с аккуратно зачесанными волосами.

Она вытаращила глаза — вероятно, грязная юбка Мэри Браун не очень удачно сидела на мне, — но оставила мой внешний вид без комментариев. Стол был накрыт на четверых: скатерть, приборы — все уже готово.

— Миссис Джеффрис, вы кого-то ждете?

— Я просто подумала, что нам всем стоит сесть и нормально позавтракать, только и всего. Если ты захочешь, конечно же. — Ее лицо на мгновение осветилось чем-то вроде надежды. — Лэйн скоро подойдет.

Я ничего не ответила. Завтрак с ними вряд ли будет очень веселым и непринужденным, но что-то мне подсказывало, что в Стрэнвайне нужно есть, пока дают. Я посмотрела на четвертую тарелку.

— А дядя? Он проснется к завтраку?

— Мистер Тулли не любит ходить в дом, — отрезала она. — А когда еще кто-то приходит и заставляет его понервничать, он вообще… — Она осеклась на полуслове, вздохнула и продолжила более спокойно: — Ему просто было нехорошо сегодня утром. А четвертая тарелка — для Дэйви.

И только тут я заметила, как блеснула пушистая копна каштановых волос у камина. Бертрам также был на своем месте, его лапы безмятежно болтались в воздухе. Пока миссис Джеффрис возилась у плиты, я положила шляпу на стол и подошла к очагу. Нагнувшись, я протянула руку к кролику, но Дэйви отдернул его прочь и отвернулся. Я опустилась на колени.

— Дэйви, — шепнула я, надеясь, что из-за шума плиты миссис Джеффрис ничего не услышит. — Я хочу извиниться перед тобой за то, что так напугала тебя, когда только приехала. По правде говоря, я сама очень сильно испугалась, так что понимаю тебя.

Он меня не признал и продолжал стоять, спиной загородив от меня своего кролика. Затем пришел Лэйн, и состоялся самый странный в моей жизни завтрак. Миссис Джеффрис расщедрилась на бекон, ветчину, горячий чай и тосты с джемом, а затем еще и на горячий мясной пирог с почками. Его аппетитная корочка ломалась с хрустом, который невозможно было услышать, скорее только ощутить во рту. Меня совершенно не смущала натянутая обстановка, желудок ныл так, будто я не ела уже две недели. Под пристальным взглядом четырех пар глаз, наблюдающих за каждым движением моей вилки, я начисто смела две тарелки подряд. Уверена, что большинство из присутствующих не желало мне ничего хорошего (за кролика я, конечно же, ручаться не могу). Когда я наконец наелась и отложила вилку, миссис Джеффрис многозначительно откашлялась и выразительно посмотрела на Лэйна. Лэйн посмотрел на меня и наконец нарушил молчание:

— Мы с тетей Бит хотели бы знать… — И он осекся. Кажется, любезность была девизом этого странного утра. — Мисс Тулман, мы были бы очень признательны, если вы поделитесь с нами своими планами.

— Можешь сказать… сколько у нас еще времени? — добавила миссис Джеффрис. Ее голос дрожал.

Теперь я поняла, зачем они затеяли этот завтрак, и даже потрудились нормально накрыть на стол. Я стала чертить ногтем по скатерти, рассеянно подсчитывая полоски, и наконец сказала:

— Я не могу сообщить вам о своих планах, просто потому… что не знаю их сама.

Лэйн вмешался прежде, чем смущенная миссис Джеффрис смогла подобрать слова.

— Так вы еще не решили.

Я снова стала чертить по скатерти. Нечего тут решать. И мои планы совершенно очевидны, ну по крайней мере должны быть таковыми. Но слишком многого я здесь еще не поняла. Вот, например, наследство толстого Роберта — это все еще лакомый кусок или просто заброшенная груда камней с восемьюстами голодными нищими? Мысли о спящем дяде, единственном моем оставшемся кровном родственнике, совершенно выбивали меня из колеи.

— Предлагаю сделку, — быстро продолжил Лэйн. — Один месяц. Вы ждете тридцать дней, прежде чем вернуться к тетке, и можете рассказывать ей все, что только пожелаете.

— Мистер Моро, а что можно изменить за месяц? — Я пристально посмотрела на него. — Я хоть сейчас могу вернуться в Лондон и рассказать там, что Фредерик Тулман — это почтенный пожилой джентльмен с манерами знатного пэра, но тетка все равно рано или поздно узнает всю правду. Ничто не изменится.

— Я знаю, — прошептал он. — Так или иначе, мы все это знали. Набегут родственники, адвокаты, суды… Мистер Тулли умрет. Это не может продолжаться вечно…

Я не могла прочесть ни малейшей эмоции на его непроницаемом лице.

— Но вы можете выиграть время. Может быть, даже годы. Стоит задуматься, какова цена лжи.

Я закусила губу. Он не представлял себе, что это время будет значить для меня. Медленное удушье — это слабо сказано. Но потом в голову закралась новая мысль. Что, если у Роберта на самом деле приличное наследство? Тетушка Элис слишком жадна, она могла просто скрыть от меня его подлинную ценность, если бы захотела. Теперь это выглядит просто очевидным. Так что я смогу вернуться в Лондон с козырной картой в рукаве. Миссис Джеффрис промакивала глаза салфеткой, а Дэйви невозмутимо поглаживал кролика своей пухлой ручкой.

— Если я соглашусь на ваш план, — медленно произнесла я, — то вы расскажете мне все. Никаких секретов, как бы важно это ни было. Я не могу принять решения, не опираясь на… факты. А в ответ на вашу честность я согласна отложить все на целый месяц. Идет?

Лэйн откинулся на спинку стула, скрестив руки на груди, и кивнул.

— Тогда, думаю, мне стоит провести денек-другой с дядюшкой в его мастерской.

— Нет, — тут же отозвался Лэйн. — Он не замышляет ничего плохого, но… — Он скрипнул зубами. — Мистер Тулли целиком и полностью заправляет в мастерской, и он устанавливает правила. Он больше не пустит вас туда.

Я нахмурилась, и тут миссис Джеффрис положила руку ему на плечо.

— Лэйн, Дэйви говорит, что ее можно будет пустить.

Я удивленно посмотрела на миссис Джеффрис, а потом на Дэйви, молчащего, как всегда. Сейчас он поглаживал уши кролика и смотрел на миссис Джеффрис своими выразительными глазами.

— И еще… что она понравилась мистеру Тулли.

Тут она угрюмо посмотрела на меня и уткнулась в баночку с джемом.

— Может, это все даже и к лучшему.

— Я не позволю снова вывести его из себя, — отрезал Лэйн, глядя на меня. — В мастерской мы все подчиняемся мистеру Тулли. Если он чего-то не хочет, так тому и быть.

— Дэйви говорит, что не стоит беспокоиться, — отозвалась миссис Джеффрис. Я быстро посмотрела на мальчика — он сидел тихо, как и всегда.

— Ну ладно, ладно, — сварливо уступил Лэйн.

— Спасибо, — поблагодарила я. — Если можно, я бы хотела узнать адрес мистера Бэбкока.

Плечи миссис Джеффрис поникли, а Лэйн оценивающе сузил свои морские глаза. Но я больше не боялась сквозившей в них угрозы и его мрачного вида — у меня было ощущение, что мы только что заключили настоящий договор.