Глава 29
От: Мрак
Кому: Девушка с кладбища
Дата: понедельник, 7 октября, 14:15:44
Тема: Стихи
Ты читала стихотворение лорда Байрона «Какая радость заменит былое светлых чар…»? Это самое ужасное стихотворение в мире. Оно о смерти и об увядании чувств.
Мама прочла его на похоронах сестры.
Я хотел вырвать лист со стихом у нее из рук. Кто читает подобное на похоронах? Я бы предпочел услышать какую-нибудь цитату из Библии, и это о многом говорит, если ты меня уже достаточно хорошо знаешь.
Мы читали этот стих утром на уроке литературы. То есть я не читал. Я сбежал с урока. Так что, как и ты, едва избежал наказания.
Ты спросила, известна ли кому-нибудь еще вся правда о том, что случилось с моей семьей. Мой лучший друг многое знает. Ему неизвестно, как долго это все продолжалось, но теперь ведь это не важно, правда?
Мне приятно твое искреннее негодование, но ты ошибаешься. Пусть я и не во всем виноват, но моя вина в произошедшем все же есть.
Меня убивает то, что я не знаю, кто он. Я прохожу AP-курс по литературе, но мы не читаем Байрона. Значит, я могу исключить из списка всех обучающихся со мной парней. А их около пятнадцати.
Пытаюсь представить, кто из старшеклассников мог употребить слово «истовый» и быть при этом достаточно дерзок, чтобы сбежать с урока. Можно просто спросить у него самого. Но это будет означать конец нашей переписки. Не знаю, готова ли я к такому. Может быть, часть его привлекательности для меня заключена как раз в тайне. Может быть, встретившись с ним вживую, я приду в ужас.
Нет, он не будет ужасен. Я это знаю. Но все же… Думаю, моей маме он бы сильно понравился. Она посчитала бы его потрясающим. Я считаю его потрясающим.
Возле стола мистера Жерарди столпились ученики. Я пришла к нему после последнего звонка и теперь дожидаюсь, когда он освободится, рассматривая прикрепленные к стене фотографии. Их, наверное, сделали новички – я помню, как учитель давал нам такое же задание. Это обычные снимки природы, но несколько из них выделяются неординарным использованием света. Взгляд притягивает одна фотография, на которой по рассыпанному на ветке дерева сахарному песку ползет муравей. Мне нравится композиция с размытым на заднем фоне порванным пакетом сахарного песка.
– Мне тоже она нравится, – раздается за спиной голос мистера Жерарди. – Надеюсь, девочка продолжит в том же духе.
– Девятиклассница?
– Одиннадцатиклассница. Не знала, чем заняться факультативно, попробовала фотографировать и вдруг обнаружила у себя талант.
Он умолкает, а я не свожу глаз с фотографий. Не хочу смотреть на него, потому что сама еще не знаю, зачем сюда пришла. Приходится мистеру Жерарди обращаться к моей спине:
– Взглянешь на снимок, который я выбрал для обложки альбома выпускников?
Вернувшись сюда после долгого перерыва, я ощущаю себя так, будто каким-то образом предаю память мамы, но любопытство пересиливает это чувство. Я облизываю пересохшие губы.
– Конечно.
Мистер Жерарди отворачивается, ожидая, что я последую за ним. И я иду. Он подходит к своему столу и указывает на монитор.
У меня перехватывает дыхание. На экране снимок, сделанный мной в четверг. С одной стороны сидят Деклан с Рэвом, с другой – исполняют танец чирлидерши.
Так и знала. В глубине души я подозревала, что учитель говорил именно о нем.
– Замечательная фотография, – спешит сказать мистер Жерарди. – И она прекрасно подходит для обложки, потому что посередине ничего нет. Болельщиц, символизирующих школьный дух и чувство единства, можно поставить на переднюю сторону обложки, а парней, символизирующих дружбу и некую обособленность, которую все время от времени испытывают в школе, – на обратную.
– Я не знаю, – сипло отвечаю я.
– Не знаешь?
– Я должна спросить у них разрешения.
– У девушек? Ты с ними знакома? В начале каждого учебного года родители письменно дают согласие на использование фотоматериалов. Нам не нужно спрашивать у них разрешения на это.
– Нет. – Голос вновь сипит. Рэв разрешил не удалять фотографию, но вряд ли он спокойно отнесется к тому, что ею украсят обложку выпускного альбома. Не знаю, сколько готовится ежегодных альбомов в году, но у нас одних только двенадцатиклассников около восьмисот человек. – Я говорю о ребятах.
– Хорошо, – озадаченно отзывается мистер Жерарди. – Думаешь, они не согласятся?
Мы с Мраком говорили в письмах о жизненных путях и о том, предначертаны ли они нам свыше. Такое ощущение, что судьба решительно настроена пересекать наши с Декланом и Рэвом пути.
– Я не… понятия не имею.
Мистер Жерарди колеблется, прежде чем задать следующий вопрос:
– Есть то, о чем ты мне не говоришь?
Он так медленно и осторожно произносит эти слова, что я отрываю взгляд от экрана.
– Что?
– Похоже, с этой фотографией все не так просто. Пытаюсь понять почему.
– Просто… я хочу убедиться, что они не будут против.
Он пристально смотрит на меня.
– Хочешь, я сам их об этом спрошу?
Я проигрываю этот вариант в голове. Как незнакомый учитель спрашивает, можно ли использовать нежелательную для них фотографию в качестве обложки для выпускного альбома. Представляю реакцию Деклана, особенно после того, как он вспылил в четверг.
– Нет, – спешу я ответить. – Я сама спрошу.
В глазах учителя читается одобрение.
– А потом ты сама подготовишь фотографии?
– Да. Конечно. – Меня охватывает острое желание побыстрее отсюда сбежать. – В конце недели, хорошо?
Я даже не жду ответа. Выбегаю из класса, словно обнаружила в нем бомбу с часовым механизмом.
Стоянка, когда я выхожу из школы, уже наполовину пуста. Остались только машины тех учеников, кто занят в спортивных секциях или кружках. Я нигде не занята. Как и Рэв с Декланом. Они стоят за машиной Деклана – я ее прекрасно помню и теперь при свете солнца вижу, что ей нужна покраска. Парни прислонились к кузову, у Деклана между пальцами зажата сигарета.
Я останавливаюсь у зеленого клочка деревьев, высаженных в середине парковки. Не ожидала увидеть их сейчас, но и не удивлена, что они все еще в школе, как были здесь в то же самое время в четверг, когда я сделала пресловутую фотографию. Мне нужно миновать их, чтобы пройти к своей машине, но я не хочу попадаться Деклану на глаза. Он одним только взглядом напоминает о вспыльчивости своего характера. Хотя утром в столовой он казался мне совсем другим.
«Я хотел тебя кое о чем спросить». О чем?
– Шпионишь? – обращается ко мне Деклан.
В его голосе нет злобы. Он поддразнивает меня? Я робко выхожу из-за листвы деревьев и останавливаюсь в нескольких шагах от парней.
– Я не хотела помешать… чему бы там ни было.
– Чему, например? – Деклан затягивается сигаретой. – Мы просто убиваем время.
– Ты же знаешь, что на территории школы курить нельзя.
Он еще раз затягивается и выдувает колечко дыма.
– Тебя чересчур заботит моя вредная привычка.
– Ненавижу, когда курят. Это отвратительно.
Слова выскакивают изо рта прежде, чем я успеваю их обдумать, и я внутренне напрягаюсь, готовая к тому, что Деклан нагрубит мне или бросит в меня окурок. Но он не делает ни того ни другого. Наоборот, он выглядит потрясенным. Тут же кидает сигарету на землю и затаптывает ее ногой.
– Прости. Я не знал.
Наверное, я была бы меньше шокирована, появись у него за спиной крылья. Чтобы скрыть свое изумление, я делано ахаю:
– Но как же ты без курева сохранишь имидж крутого парня?
– Уж как-нибудь.
Рэв медленно хлопает в ладоши, затем склоняет передо мной голову.
– Спасибо. Я тоже ненавижу сигареты.
Деклан злобно зыркает на него.
– Заткнись, Рэв. – Вернув внимание ко мне, он обводит меня взглядом с ног до головы. – Все еще боишься меня?
– Нет.
– Тогда почему не подходишь?
Это приглашение присоединиться к ним или что? Я подхожу поближе.
– Почему вы убиваете время? Вам нечем заняться?
Пожав плечами, Деклан прислоняется к своей машине.
– Мне разрешено находиться в трех местах. Сюда не долетает ор моего отчима.
Я не могу оторвать от него глаз и даже не могу сосредоточиться на том, что он говорит. Деклан классно выглядит при солнечном свете, который озаряет его лицо и выделяет в волосах рыжинку. Я бы могла рассматривать его целый день, и мне бы это не наскучило.
– А я-то думала, что ты тут рисуешься со своим винтажным «мустангом».
У Деклана каменеет лицо. Кажется, я брякнула гулпость. Рэв тихо присвистывает:
– Эти слова были ошибкой.
– Это не «мустанг», – говорит Деклан.
Похоже, за машину он оскорбился сильнее, чем за сигареты.
– Тогда что это?
– «Додж-чарджер», – фыркает он. – И чего я удивляюсь?
– Я их не различаю.
– Это, – Деклан указывает на мою «хонду», – так же не похоже на это, – тычет он большим пальцем на свою машину, – как не похожи друг на друга те две машины. – Он показывает на припаркованные напротив минивэн и четырехдверный седан.
– Согласна.
Он достает из кармана мобильный.
– Вот. Я покажу тебе, как выглядит «мустанг».
Рэв выхватывает у него телефон.
– Нет. Не начинай. – Он опускает взгляд на экран и, должно быть заметив, сколько времени, говорит: – Нам все равно уже пора.
Я шагаю к ним.
– Куда вы?
Не знаю, что побудило меня задать этот вопрос, но я не хочу, чтобы Деклан уходил. Каждый раз, как судьба нас сводит, предназначенное нам время пролетает прежде, чем я успеваю подготовиться к нашему расставанию.
Обменявшись взглядом с Декланом, Рэв улыбается мне из-под капюшона.
– Нянчиться. Хочешь с нами?
– С Бейбидолл?
Он кивает.
– Испугалась? – насмешливо спрашивает Деклан. В его глазах горит вызов.
– Еще чего, – вру я. – Поехали.
* * *
Дом Рэва – точная копия дома Роуэн: модифицированный двухуровневый коттедж с широким первым этажом и длинным зеленым газоном. Разница только в том, что у дома Роуэн наружная обшивка бежевого цвета с коричневой отделкой, а у дома Рэва – синего с белой. Такая схожесть зданий типична для района среднего класса. Зная расположение комнат в доме Роуэн, я, считай, знаю, что и где находится в половине домов на этой улице. Вот и дом Рэва меня ничуть не удивляет.
И все же меня ошарашивает, что Рэв, должно быть, приемный ребенок. Мне удается скрыть удивление и не таращиться на его маму открыв рот, но мозг на секунду зависает. А я-то считала себя человеком широких взглядов! В голове со скоростью света встают на место факты, известные мне о Рэве.
Его забрали у его отца. Я просто не задумывалась над этим.
Рэв сказал, что его мама должна днем уехать на работу. Она бухгалтер, и я представляла себе сухонькую женщину в юбке-карандаше. Но никак не женщину с короткой стрижкой и пышными формами, одетую в красную футболку и джинсы. Она встречает нас яркой и доброй улыбкой, от которой веет таким теплом, что на сердце сразу становится радостно.
Прошептав приветствия, мама Рэва так радушно обнимает каждого из нас, как будто все школьные годы мы возвращались домой втроем. Это странновато, но в то же время очень приятно. Она пахнет ванилью, сахаром и детской присыпкой.
Обняв меня, она шепчет:
– Приятно познакомиться. Зови меня Кристин.
И ведет меня в дом. Я растеряна от всех этих перешептываний, но тоже шепчу в ответ, чувствуя себя довольно глупо:
– Здравствуйте. Я Джульетта.
Деклан, наклонившись ко мне, тихо поясняет:
– Наверное, девочка спит.
– О! – Его дыхание касается моего уха, и я краснею. – Я буду как мышка.
– Чепуха, – шепчет Кристин. – Если захотите пошалить, то идите вниз. – Она вкладывает в руку Рэва радионяню. – Я принесу вам печенье, но потом сразу поеду на работу.
– Спасибо, мам. – Переведя взгляд на меня, Рэв невозмутимо спрашивает: – Хочешь спуститься вниз и пошалить?
Знаю, что он дразнит меня, но мои щеки опаляет жар – так это двусмысленно прозвучало.
– Вот ведь шутник, – хлопает его Кристин по спине ладонью. – Иди вниз. Мне пора на работу.
Их отношения так естественны, так просты. Мама никогда не была такой. Ее никогда не было рядом, чтобы встретить моих друзей. Грудь щемит от сожалений, но парни уже спускаются вниз, и мне остается лишь следовать за ними.
Цокольный этаж покрыт паркетом и не перегорожен никакими стенами. В одном углу висит телевизор, и рядом стоит секционный диван. В другом расположены две двери, вероятно ведущие в ванную и прачечную. В третьем лежат разноцветные маты, меловая доска и наваленные друг на дружку коробки с игрушками. В четвертом углу, наполовину закрытом лестницей, лежат толстые черные маты, установлена скамья для жима и с потолка свисает боксерская груша. Вдоль стены, под зеркалами, разложены диски для штанги.
Рэв смотрит на Деклана. Он словно передает ему взглядом какое-то сообщение, только я не успеваю понять какое.
– Хочешь чего-нибудь попить?
Я открываю рот, чтобы ответить, но не могу произнести ни слова из-за сдавивших горло всхлипов. Встретившись с любящей матерью Рэва, я намного острее ощущаю свою потерю. Охватившее меня горе путает мысли, мозг заклинивает.
Мне нужно на кладбище. Я давно уже не навещала маму. С того дня, как сбежала с танцев. И теперь я… что? Прячусь? Да, прячусь. Прячусь за чужими естественными и нормальными отношениями, не омраченными тоской и печалью. Они даже мне не друзья. Меня пронзает сильнейшее чувство вины. Это так тяжело. Что я скажу ей? Прости, мам, я потеряла голову из-за парня?
К нам спускается Кристин, и я понемногу начинаю приходить в себя. Поспешно отворачиваюсь и глубоко вздыхаю, смаргивая слезы. Кристин ставит тарелку с печеньем на столик у дивана и тихонько поднимается наверх.
Слава богу. Не думаю, что выдержала бы сейчас материнское участие. Я на волосок от отчаяния. Нужно собраться. Вот почему все избегают меня. Рэв всего лишь спросил, не хочу ли я попить, а у меня уже началась паническая атака.
– Все хорошо, – тихо говорит стоящий рядом Деклан.
Он настолько резок все время, что его мягкость захватывает меня врасплох. Я пораженно моргаю.
– Все хорошо, – повторяет он.
Мне нравится его уверенность. Он не спрашивает: «Все хорошо?» Он утверждает: «Все хорошо».
– Но если ты боишься, что не выдержишь и расплачешься, – пожимает Деклан плечами, – то можешь делать это тут без опаски. – Он берет с тарелки два печенья и протягивает одно из них мне. – На, заешь горести.
Я собираюсь отказаться, но мой взгляд падает на печенье. Вместо обычной печенюшки я вижу крошечный пирог с посверкивающим сверху сахаром.
– Что это?
– Пекановое печенье, – отвечает Рэв. Он загребает себе целую горсть и разом засовывает в рот две штуки. – Я неделю могу питаться только ими.
Беру у Деклана печенье и откусываю маленький кусочек. Вкуснотища!
Искоса поглядываю на Деклана.
– Как ты понял?
Он медлит, но не спрашивает, что я имею в виду.
– Вижу признаки.
– Схожу за газировкой, – осторожно говорит Рэв. – Тебе тоже принесу. Моргни один раз, если согласна.
Я улыбаюсь, чувствуя, как подергиваются уголки губ. Рэв поддразнивает меня, но поддразнивает добродушно. По-дружески. Я моргаю один раз.
Все хорошо. Деклан прав.
– Вымести злобу на боксерской груше, – предлагает Рэв. – Как это делаю я.
– Правда? – округляю я глаза.
– Делай что хочешь, пока есть такая возможность, – говорит Деклан. – Вот увидишь, стоит заняться чем-то важным, как ребенок сразу проснется.
Возвращается с тремя банками газировки Рэв.
– Мы и сейчас занимаемся важными вещами.
– Разве?
Он смотрит мне в глаза:
– Важно каждое мгновение нашей жизни.
Эти слова могли бы прозвучать банально – на самом деле они и должны были прозвучать банально, – но Рэв говорит со значением, и я знаю, что он искренен. Я думаю о Мраке и о наших с ним разговорах про пути, потери и чувство вины.
Деклан со вздохом открывает банку газировки.
– Вот после таких высказываний окружающие и разбегаются от Рэва.
– Нет, – отвечаю я.
До чего же необычный день! После слов Рэва чувство вины перестает сдавливать грудь. Может быть, находиться здесь и сейчас мне не менее важно, чем отдавать дань уважения маме? Хотелось бы знать, нахожусь ли я сейчас на предначертанном мне пути.
– Нет, – повторяю я, – мне нравятся такие высказывания. Мне правда можно побить по груше?
Пожав плечами, Рэв делает глоток из банки.
– Ну, как вариант я могу тебе предложить еще полепить что-нибудь из пластилина.
Мы направляемся в угол со спортивным снаряжением. Рэв оседлывает скамью для жима, а Деклан усаживается на гимнастическом мяче и упирается спиной в стену. Они делают это расслабленно и молча, будто заняли свои привычные места. Это их личное пространство в доме Рэва? Мы так же с Роуэн устраиваемся в ее комнате или на плюшевом диване, стоящем на цокольном этаже у меня.
Я человек, не склонный к насилию, но предложение побить грушу кажется очень заманчивым. Я отвожу руку назад и выбрасываю вперед, вкладывая в удар всю массу тела.
Оу, оу, оу. Груша качнулась лишь слегка, а у меня чуть рука не отнялась. Такое ощущение, что сместился каждый сустав каждого пальца. Но меня охватывает непередаваемое ощущение. Фантастическое ощущение. Столь яркого чувства я не испытывала уже долгие недели. Мне тоже нужна такая груша!
Стиснув зубы, я отвожу руку для нового удара.
– Стой, – перехватывает ее кто-то.
Я тяжело дышу, глядя на держащего меня за локоть Деклана. Его брови изумленно подняты.
– Ммм… слушай… я не хочу показаться сексистом, но после разговора о машинах я никак не ожидал, что ты так двинешь по груше.
Я отстраняюсь, чувствуя себя идиоткой.
– Прости.
– За что ты извиняешься? – удивленно смотрит он на меня. – Я просто не хочу, чтобы ты сломала себе запястье.
– Держи. – Рэв приподнимается, протягивая мне пару дутых черных перчаток.
Он скинул с головы капюшон. Стал чувствовать себя рядом со мной комфортно или просто запарился?
– Если хочешь задать жару, то надень их.
Включается радионяня, и Рэв выпрямляется.
– Она проснулась. Скоро вернусь.
Когда он уходит, в подвале повисает тишина. Смущенная, я остаюсь наедине с Декланом, держа в руках перчатки и чувствуя себя глуповато и немножко задиристо.
– Так ты будешь их надевать или нет? – с вызовом спрашивает Деклан.
Отклеив липучки, я мигом просовываю в перчатки пальцы. На вид они нечто среднее между боксерскими перчатками и обычными с толстой подкладкой.
Если сейчас начну размышлять о происходящем, то мгновенно вынесусь за дверь. Поэтому, ни о чем не думая, закрываю глаза и размахиваюсь.
Снова чувствую сотрясение от удара, но с перчатками гораздо удобнее: уже не кажется, что все костяшки смещаются, и закрепленные липучки не дают запястьям ходить ходуном. Я бью сильнее. И еще раз. От силы ударов вибрирует все тело, в животе собирается тепло. Я сбиваюсь со счета, сколько раз бью по груше.
– Открой глаза.
Послушно открываю. Деклан стоит рядом, держа грушу сзади, чтобы она не моталась. Как долго он так стоит?
– Подойди ближе.
Я придвигаюсь, глядя в его синие глаза.
– Ближе.
Я придвигаюсь так близко, что могу обнять грушу. У меня сбивается дыхание. И вряд ли только от физических усилий.
– Так достаточно близко? – тихо спрашиваю я.
Деклан пристально смотрит мне в глаза.
– Так тебе не придется размахивать рукой.
– Я сильнее, чем ты думал? – Хотелось, чтобы это прозвучало застенчиво, но выходит серьезно.
– Ты такая сильная, какой я тебя и считал.
Он говорит это спокойно и со значением. Почему? Может, действительно каждое мгновение важно, но это мгновение мне кажется важнее остальных.
Попрыгав, переминаясь с одной ноги на другую, я слегка ударяю по груше, чувствуя себя каким-то Мохаммедом Али. Выгляжу, наверное, пренелепейше.
Деклан склоняет голову набок.
– Давай же. Бей.
Я врезаю по груше, не теряя зрительного контакта с Декланом. Удар выходит так себе. Я в растрепанных чувствах: испытывая влечение к Деклану, я словно каким-то образом предаю Мрака. Но… ничего не могу с собой поделать. Деклан вспыльчив, несдержан и резок, но за всей его импульсивностью скрывается заботливый, верный и готовый защищать парень. Я хочу познакомиться с этой стороной его характера поближе.
Звонит мобильный, и Деклан вынимает его из кармана. Взглянув на экран, он мрачнеет и засовывает телефон обратно в карман.
– Мой отчим, – отвечает он на мой вопросительный взгляд.
– Ты разве не должен ответить на его звонок?
– Скажу, что вырубил звук.
Мобильный снова звонит, но Деклан даже не удосуживается достать его из кармана.
– Ему скоро надоест, – отвечает парень.
Мне вспоминается встреча с его отчимом на прошлой неделе, то, как он провоцировал Деклана. Хотя Деклан охотно отвечал ему тем же.
– Вы не ладите с ним.
Деклан фыркает.
– Ты не слышала, что в дикой природе самцы убивают детенышей своей новой самки, если они от другого самца? Алану, наверное, такое пришлось бы по вкусу.
Его мобильный опять звонит, и довольно настойчиво.
– Ему, видимо, действительно нужно с тобой поговорить.
Деклан выключает звук.
Мы мгновение стоим в тишине, дыша друг на друга.
– Ты искала меня? – спрашивает он. – Когда вышла из школы?
Тихий голос Деклана – глубокий и мягкий, ничем не напоминающий о жгучем темпераменте его обладателя, – обволакивает меня. Это успокаивает – может, потому, что я не раз уже слышала в этом голосе свирепость. Мне хочется прижаться лбом к груше, прикрыть глаза и умолять Деклана поговорить со мной хотя бы пять минут.
Взглянув на грушу, я хорошенько бью по ней, чтобы дать себе пару секунд на обдумывание ответа.
– Помнишь ту фотографию, на которой ты с Рэвом?
– Ту, которую я «должен был попросить удалить»?
– Ты издеваешься надо мной? – перевожу я на него взгляд.
– Нет. – Я вижу на его лице раскаяние. – Ты была права. Я должен был сначала попросить.
Ох. Дыши, Джульетта, дыши.
Еще один удар по груше.
– Рэв сказал, что не нужно ее удалять.
– Он так сказал?
Я колеблюсь, глядя на него поверх перчаток. Мои волосы выбились из прически и теперь падают на глаза.
– Да.
– Так что ты с ней сделала?
Мне приходится еще раз вдарить по груше.
– Мистер Жерарди хочет использовать ее в качестве обложки на выпускной альбом.
– Нет, я серьезно.
– И я серьезно. Она ему очень понравилась. Я сказала, что сначала должна спросить разрешения у вас.
В глазах Деклана отражается недоверие, и какое-то оно не очень хорошее. Его спокойствие и мягкость как рукой снимает.
– Он хочет поставить фотографию со мной и Рэвом на обложку альбома выпускников?
– Ну… в каком-то роде. Вы будете на обратной стороне.
Его лицо темнеет, а я продолжаю лепетать и не могу остановиться. Несу черт-те что, пытаясь остановить нарастающий гнев Деклана прежде, чем он обрушится на меня лавиной.
– Там же две стороны. На передней будут чирлидерши, а на обратной будете вы, и вы будете олицетворять дружбу, не обособленность…
– Ты спятила? – практически рычит Деклан. В его глазах ярость.
Я усилием воли заставляю себя не съежиться.
– Не понимаю, почему тебя это так злит…
– Мне нет места на этой обложке, мне не нужно вечное напоминание об этом классе, и я ни хрена не хочу, чтобы моей фотографией украшали альбом.
Деклан так сильно ударяет по груше, что она отлетает от моих рук, но я отказываюсь отступать.
– Это самый худший год в моей жизни. Ты понимаешь это?
Груша качается между нами, и я бью по ней.
– А как ты думаешь, что чувствую я? – Мой голос срывается. Плевать. – Ведь именно я сделала эту фотографию.
Деклан застывает. Затем хватает грушу.
Мое дыхание кажется оглушительным во внезапно наступившей тишине, и я не могу понять по лицу Деклана, что он чувствует. Он все еще злится, но помимо злости испытывает… Потрясение? Сожаление? Стыдится? Это невыносимо.
– Что? – Голос дрожит, по щекам текут горячие слезы. – Думаешь, только у тебя этот год ужасный? Ты ничего не знаешь обо мне, Деклан Мерфи. Иди к черту.
– Эй, Дек. – Рэв осторожно сбегает по лестнице с девочкой в руках, держа при этом еще и беспроводной телефон. В его голосе взволнованность и напряженность – дело явно не в том, что он хочет прекратить наш спор. – Это Алан.
Я вытираю со щек слезы.
Деклан берет трубку и прикладывает ее к уху.
– Что? – Его лицо каменеет. – Что случилось? – Пауза. – Я сейчас буду. – Еще одна пауза, в этот раз короче. – Мне насрать, Алан. Я еду.
Он нажимает на отбой. Смотрит мне в глаза – в них нет ни доброты, ни сочувствия.
– Делай что хочешь, Джульетта. Мне все равно.
Затем выуживает из кармана ключи и отворачивается.
– Что случилось? – спрашивает Рэв. – Дек, постой. Ты куда?
– В больницу. Мама готовила ужин и упала в обморок. Алан вызвал скорую.
Не сказав больше ни слова, он направляется к лестнице.
– Подожди, – зовет его Рэв. – Подожди, Дек. Я позвоню маме, чтобы она вернулась, и поеду с тобой.
– Я не могу ждать.
Я явственно слышу в его голосе страх.
Ни с чем не спутаю это чувство.
Деклан выходит за дверь.
– Я останусь с Бейбидолл, – говорю я Рэву. – Иди! Иди с ним!
