Входящие: Девушка с кладбища

Новых сообщений нет.

Я проверяла папку входящих раз сто. Или двести.

Он написал, что едет ко мне, четверть часа назад. За это время я бы, наверное, успела пешком до школы дойти. Дождь поутих немного, и теперь легонько стучит по крыше машины. Свет передних фар несколько минут назад потускнел. Должно быть, аккумулятор скоро окончательно разрядится. Я выключаю фары, но оставляю включенными габариты. Не хочу, чтобы какой-нибудь подвыпивший подросток врезался в мою машину. Меня и так чуть кондрашка не хватила, когда какая-то машина съехала на обочину, а потом рванула прочь так, словно за ней гнался сам дьявол.

Платье начало высыхать, но мне почему-то стало лишь холоднее. Временами меня бьет неконтролируемая дрожь. Я снова пытаюсь дозвониться до папы. Он не отвечает. Я снова пытаюсь дозвониться до Роуэн. Меня перенаправляют на голосовую почту. Ее мобильник, наверное, разрядился.

Уставившись на экран телефона, мысленно молю Мрака прислать мне письмо. Или написать мне в чат. Еще минута, и я буду готова позвонить в 9-1-1. Что мне еще остается?

Я сижу в машине полчаса, пальцем не пошевелив, чтобы как-то себе помочь. Как бы в такой ситуации поступила мама? Она бы вышла под дождь и остановила проезжающую мимо машину. В ней оказался бы какой-нибудь посол из Австралии, его жена предложила бы маме меховую пелерину и пригласила бы на ужин в посольство.

Если я вылезу из машины и начну махать рукой, останавливая попутку, то, скорее всего, окажусь под колесами какого-нибудь идиота.

Против воли на глаза наворачиваются слезы. Не успеваю опомниться, как уже рыдаю, уткнувшись лицом в ладони. Эмоции согревают меня изнутри, но они неприятны. Плечи трясутся от рыданий, но я не сдерживаю слез. Зачем? Меня все равно никто не видит.

В окно стучат костяшками пальцев. Вскрикнув, убираю от лица руки. У машины стоит парень. Он здесь! Он здесь! Я вытираю лицо. Сердце радостно подпрыгивает и кувыркается. Но потом до меня доходит, кого я вижу. Горящие позади парня фары освещают половину его лица и заливают салон моей машины светом. Это не Мрак. Это Деклан Мерфи. Не думала, что этот вечер может стать еще хуже, чем был.

– У тебя сломалась машина? – громко спрашивает Деклан.

«Нет, у меня все хорошо, – хочется закричать мне в ответ. – Не парься. Уходи».

Я нажимаю на кнопку, чтобы опустить стекло, но двигатель издает жалобный звук и стекло не опускается. Придется открыть дверцу.

Деклан отходит, освобождая место, и ловит дверцу рукой. В машину врывается холодный воздух.

– Ты шину проколола? Вся дорога в резине.

– Я уже кое-кому п-п-позвонила, – отвечаю я, ненавидя себя за то, что не могу сдержать дрожи в голосе. Обнимаю себя руками. – Он должен п-п-приехать с минуты на минуту.

Взгляд Деклана темен и непроницаем.

– То есть тебе не нужна моя помощь?

– Нет. Все в порядке.

Стоя под дождем, Деклан долгое мгновение разглядывает меня – тем же ледяным взглядом, каким смотрел в школе.

– Не хочешь – как хочешь, – наконец произносит он. Захлопывает дверцу и отворачивается.

Он сейчас уедет. Я вижу в зеркале заднего вида, как он идет к своему автомобилю.

Черт!

Выскакиваю из машины:

– Подожди!

Деклан смотрит на меня сквозь несколько метров дождя и тьмы. Он еще не открыл дверцу своего автомобиля и стоит лицом ко мне. Он хотел вернуться? Эта мысль ошеломляет меня.

Мы стоим, глядя друг на друга. Мое платье мокнет под дождем.

– У тебя сел аккумулятор? – наконец заговаривает Деклан.

– Да, – киваю я и, помешкав, добавляю: – Я не заменила его.

– Ты меня не удивила. – Он кивает в сторону своего автомобиля. – Посиди в моей машине, согрейся.

На полпути к его автомобилю я осознаю, что все это может быть уловкой. Согрейся. Тут нет двусмысленности? Я инстинктивно замедляю шаг, но снаружи холодно, и мне плевать на любые двусмысленности.

У него черная – или серая – машина. Сейчас трудно определить. И она совсем не блестит. Покрыта матовой краской либо нуждается в покраске? Судя по внешнему виду, это старая модель: длинный и плоский капот, короткий багажник, двухдверный кузов. Салон подтверждает, что машина далеко не новая, хотя внутри не так уж и плохо. Кожаные сиденья слишком широкие – такие сейчас не делают – и без подголовников. Механическое управление. Древний радиоприемник с серебристыми кнопками и большими белыми цифрами. Стекла опускаются ручкой, которую нужно крутить.

Салон, к моему удивлению, не пропах затхлой обивкой и куревом. Должно быть, Деклан не курит в машине. Внутри пахнет старой кожей и чувствуется слабый аромат мужского одеколона.

Деклан садится на водительское сиденье и заводит двигатель – тот с урчанием оживает, – после чего подкручивает несколько кнопок на приборной панели. Меня тут же обдает теплым воздухом из центрального вентилятора.

Я сидела почти вплотную к пассажирской двери, но, почувствовав тепло, сразу подалась вперед и прижала ладони к вентиляционной решетке.

Деклан придвигается, протягивая свою руку к моей. Я дергаюсь назад и вжимаюсь в спинку сиденья. Одарив меня странным взглядом, Деклан рукой открывает решетку воздуходува, расположенного у моей двери.

– Она заедает, – объясняет он мне.

Я жду, когда Деклан отодвинется, и только потом снова прижимаю ладони к вентиляционному отверстию. Мы долгое мгновение сидим молча, слушая гудение мотора, приглушенного шумно выходящим из-за решеток воздухом.

– Ты боишься меня? – вдруг спрашивает парень.

По голосу непонятно, что он чувствует, и я не знаю, как лучше ответить. Какая-то нелепая ситуация. Он интересуется искренне или насмехается надо мной? Мне хватает смелости посмотреть на него. Деклан сидит, откинувшись на спинку сиденья, и его освещает лишь слабый свет от лампочек на приборной панели.

Я откашливаюсь.

– Если я скажу «да», ты используешь это против меня?

– Нет, – ровным тоном отвечает он.

Но мне все равно слышится вызов. Я смотрю ему в глаза.

– Тогда «да». Немного.

Салон освещают фары проезжающей мимо машины. Я поворачиваюсь, чтобы посмотреть на нее. Не замедляя скорости, та уносится прочь по шоссе.

Вздохнув, я тру плечи, пытаясь сореться, и снова прикладываю ладони к воздуходувам. Деклан разворачивает их в мою сторону.

– Сколько ты тут просидела?

– Не знаю. Какое-то время.

– Почему вся вымокла? Пыталась поменять шину?

Я фыркаю.

– Понятия не имею, как это делается. Вышла посмотреть, что случилось.

– Судя по состоянию шин, тебе повезло, что ты не осталась без всех четырех.

– Шутишь? Да я перед танцами последний выпуск Car and Driver наизусть вызубрила!

В глазах Деклана вспыхивают веселые искорки.

– Я говорю об основах. Не я тут застрял на обочине с поломкой. Боюсь даже спрашивать, меняла ли ты когда-нибудь в своей машине масло.

Сижу насупившись, но он прав. По-моему, масло я ни разу не меняла.

Салон опять освещают фары проезжающей машины, и я чуть не сворачиваю шею, чтобы посмотреть на нее. Она тоже проносится мимо.

Деклан устремляет взгляд в лобовое стекло.

– Кого мы ждем?

Я медлю с ответом.

– Друга из школы. Не знаю, какая у него машина.

Странно, но Деклан обходится без издевок. Стиснув челюсти, он продолжает глядеть вперед. Я провожу пальцем по экрану мобильного, надеясь, что Мрак прислал сообщение.

Ничего. Вздыхаю.

– Чего ты боишься?

Я поднимаю взгляд на Деклана, но он по-прежнему смотрит на идущий снаружи дождь. Его голос тих, и в нем нет угрожающих ноток.

– Не знаю, – отвечаю я.

– Лгунья. – Он награждает меня холодным взглядом, в котором проскальзывает осуждение.

Все это так чуднó. Деклан не злится, как тогда у школы, но я не знаю, как отвечать на подобный вопрос. Я убираю руки от решетки и обнимаю себя за талию.

– У тебя не лучшая репутация. Почему ты удивляешься?

– Ну-ка расскажи мне о моей репутации.

Я опять колеблюсь. Я знаю только то, что сказал мне Брэндон, плюс о Деклане ходили разные слухи, но какие из них правда? Это мне неизвестно.

– У тебя есть судимость.

– И? – Он смотрит на меня. – Она никак не связана с тобой.

Я сглатываю.

– Брэндон сказал, что ты под кайфом угнал и разбил машину. – Я умолкаю на пару секунд. – И ты в школе дерешься. – Снова умолкаю и смотрю ему в глаза. – Ты довольно враждебный.

– Я враждебный?

Он и глазом не моргнул на мои слова об угоне машины или о драках, но отреагировал на это?

– Может, ты не помнишь, как наезжал на меня, заставляя удалить дурацкую фотку?

Деклан вскидывает брови.

– Может, это ты не помнишь, как обвинила меня в том, что я собираюсь подлить в пунш спиртное?

Мои щеки обжигает румянец, и я отвожу взгляд.

– Ты прав. Прости. Я не должна была этого говорить.

– Не ты первая, кто говорит подобные вещи. – Тон его голоса не изменился, но Деклан довольно резко дергает рычаг переключения передач. – Знаешь, что бесит? Если будешь цепляться в школе к слабаку, то тебя отстранят от занятий.

– Это плохо?

– Нет. Но если кто-то будет цепляться к парню с плохой репутацией, то всем плевать. Люди считают, будто могут говорить ему что угодно. И их в этом только поддержат.

Он прав. Как и в спортзале, я чувствую укол вины.

– Ты и сам не очень-то себе помогаешь. Мог бы просто попросить меня удалить эту фотографию. И не обзывать Брэндона придурком. Тебе это в голову не приходило?

Деклан обжигает меня взглядом.

– Думаешь, он задумывается о том, что говорит обо мне?

Нет. Наверное, нет.

Мы сидим в тишине, слушая стук дождя по крыше.

– Значит, вот что обо мне думают? – наконец спрашивает он, глядя в сторону. – Что я под кайфом угнал машину?

– А ты этого не делал?

Он отрицательно качает головой, не поворачиваясь ко мне.

– Я был пьян, а не обдолбан.

Как будто есть разница.

– И все?

– Нет. Я не угонял машину, но мой придурочный отчим все равно подал на меня в суд.

– Это была его машина?

– Нет. Это был пикап моего отца.

– Почему ты?..

– Это имеет какое-то значение? – Деклан раздраженно бросает взгляд в заднее окно. – Сколько ты еще будешь ждать своего друга?

– Э-э-э… – теряюсь я от внезапной смены темы. – Не знаю.

– Дай мне ключи.

– Что?

– Дай ключи. Пойду сменю шину, пока мы ждем.

Пошарив в сумочке, я достаю связку ключей.

– Ты собираешься…

– Оставайся в машине.

Деклан почти вырывает ключи у меня из рук и, выйдя из машины, хлопает дверцей. Я наблюдаю за ним – освещенным фарами, таинственным. Он открывает багажник и достает запаску. Положив ее у машины, вытаскивает из темноты еще какой-то предмет. Я никогда не меняла шины, поэтому понятия не имею, что он делает. Но действует он быстро и деловито.

Не стоило бы сидеть и таращиться на него, но я ничего не могу с собой поделать. В нем есть что-то притягательное. Десятки машин проехали мимо, а он остановился. И он помогает мне, несмотря на мое отвратительное поведение.

Деклан опускается на асфальт – на мокрый асфальт, под дождем – и засовывает что-то под машину. Смахивает с лица влажные волосы. Я так и буду сидеть и пялиться на него, ничего не делая? Выхожу к нему, но он не смотрит на меня.

– Я сказал тебе оставаться в машине.

– Так, значит, ты один из тех парней, которые думают, будто женщина должна ждать в машине?

– Когда эта женщина не знает, что ездит на лысой резине и что заряда ее аккумулятора едва хватает на поддержку хронометра? – Он закрепляет под машиной какую-то железяку и начинает вращать ее рукоятку. – Да, я так думаю.

Моя гордость уязвлена.

– Ты хочешь сказать, что тебе не нужна моя помощь? – сдержанно спрашиваю я.

На губах Деклана появляется печальная улыбка.

– Ты такая забавная, когда не занята осуждением других.

– Скажи спасибо, что я не пнула тебя за это.

Улыбка сходит с его губ, но он не отрывает взгляда от машины.

– А ты попробуй.

Так и подмывает пнуть его после этого. Наши пререкания будоражат. Впервые за долгие месяцы я во время общения не ощущаю себя так, будто все происходит не со мной.

– Почему ты хотел, чтобы я удалила фотографию?

Поднимаемая им железяка с металлическим стуком ударяется о дно автомобиля. Деклан вскидывает на меня взгляд.

– У тебя машина стоит на ручнике?

– М-м-м…

– Иди проверь.

Я иду и проверяю. Не стоит. Я ставлю машину на ручной тормоз и возвращаюсь под дождь. Деклан откручивает ключом гайки на колесе.

– Спасибо, – благодарит он напряженным от усилий голосом.

Я жду, но на мой вопрос он не отвечает.

– Ты умышленно не отвечаешь мне?

Деклан кивает.

– А машину не нужно поднимать, перед тем как снимать колесо?

– Сначала нужно гайки ослабить. Иначе можно сдернуть машину с домкрата.

– И это будет плохо?

– Да, это будет плохо.

На плечах бугрятся мышцы. Он снова откидывает с лица влажные волосы. Потом вращает ручку стоящей под машиной железки.

– Это домкрат? – уточняю я, ощущая себя дурой.

Взгляд, брошенный на меня Декланом, заставляет пожалеть о том, что я не осталась в машине. Подождав, когда он продолжит свое занятие, я спрашиваю:

– А что будем делать с аккумулятором?

– Посмотрим, получится ли его опять прикурить. Потом я провожу тебя до дома. И ты завтра же заменишь аккумулятор. – Он поднимает на меня глаза. – Да?

– Да, – поспешно киваю я.

Деклан абсолютно непредсказуем. Только что раздражался на меня, а теперь удивляет почти заботливыми словами. Я молча наблюдаю за тем, как он снимает старое колесо и заменяет его запасным. Машины давно не проезжали мимо нас, и вокруг стоит тишина, прерываемая шелестом дождя в листьях деревьев.

– Ты удалила ту фотографию? – тихо спрашивает Деклан.

Я медлю с ответом. Лгать ему не хочу, а сказать правду боюсь.

– Нет.

Он не отрывается от того, что делает.

– Почему?

– Потому что ты вел себя как засранец, когда об этом просил.

Деклан коротко смеется себе под нос. Затем мрачнеет.

– Я не ради себя просил.

– Как это?

Взяв с асфальта гайку, он смотрит на меня.

– Я не ради себя просил удалить ту фотографию, а ради Рэва.

– Тогда почему он сам не попросил меня об этом?

– Рэв не такой.

Не такой, да. Я едва знаю Рэва Флетчера, но у меня уже сложилось впечатление, что он не любит просить. Деклан Мерфи такой же. Становится совестно. Хочется прямо сейчас метнуться в школу и стереть все снимки с карты памяти фотоаппарата мистера Жерарди.

– Рэв не любит, когда его фотографируют?

– Да. Если посмотришь ежегодные альбомы, то ни в одном из них не увидишь его снимков.

Я пораженно моргаю.

– Правда?

– Угу.

– Почему?

Руки Деклана замирают, но он не отрывает взгляда от колеса.

– Потому что его бил собственный отец, а потом фотографировал.

Я не ожидала услышать подобный ответ и не верю своим ушам. Воображение рисует в голове страшные картины, которые могли происходить с его другом.

– Почему? – выдыхаю я.

– Его отец был ублюдочным садистом. Рэв даже рад, что отец снимал все на камеру, так как на фотографиях навсегда останется память об этих событиях.

Над головой рокочет гром, но дождь не усиливается.

– Он этому… рад?

– В какой-то мере, – качает головой Деклан. – Только не подумай, что он хранит все эти фотографии в альбоме. После того как его забрали, возможности вернуться домой у Рэва уже не было. – Деклан начинает закручивать гайки на колесе. – Вот почему он не любит фотографироваться.

Я с трудом сглатываю, горло сжато судорогой. Мучительный стыд, наверное, еще не скоро меня отпустит.

– Как отреагирует Рэв, узнав, что ты мне об этом рассказал?

– Все будет нормально. – Деклан поднимает голову и смотрит мне прямо в глаза. – Он поймет, что на это была причина.

У меня по телу пробегает дрожь.

– Я не буду сплетничать.

– Знаю, что не будешь, – говорит он без тени раздражения или резкости.

Я наблюдаю за тем, как он опускает машину. «Знаю, что не будешь». В его словах доверие, а я никак не ожидала этого услышать. Деклан бросает мне ключи.

– Я поставлю свою машину перед твоей, чтобы прикурить. Не включай двигатель, пока я не скажу. Хорошо?

– Хорошо. – Я сжимаю ключи так сильно, что зубцы впиваются в ладонь. – Спасибо.

Моя машина заводится, как только Деклан подключает ее к своему аккумулятору. Мы сидим каждый в своем автомобиле, и я внезапно жалею о закончившемся разговоре. Мне кажется, мы могли бы еще о многом поговорить – что крайне нелепо, так как я совсем не знаю Деклана.

Спустя несколько минут он отсоединяет провода для прикуривания и подходит к моему окну.

– Сможешь вести машину?

Я киваю.

– Поменяй аккумулятор. Я серьезно тебе это говорю.

У меня пересыхает во рту.

– Знаю.

– Ладно. Я провожу тебя домой.

Он не ждет ответа. Разворачивается и возвращается в свою машину. Я веду осторожно, радуясь тому, что позади видны фары автомобиля Деклана. Уже двенадцатый час.

Не знаю, что такого произошло за последние полчаса, но я нахожусь в полнейшем смятении. Прокручиваю в голове наш разговор о фотографии. Теперь мне понятны колебания Рэва. Так же как и горячность Деклана, настаивавшего на том, чтобы я удалила снимок. И оскорбления Брэндона в его адрес кажутся еще более отталкивающими. Деклан прав. Одним что-то обидное скажешь, и это расценят чуть ли не как смертельное преступление, а к другим – таким, как он, – можно цепляться без зазрения совести. Мне вспоминается наша с ним встреча в коридоре, когда я врезалась в него и опрокинула кофе, а в кабинет директора отправили не меня, а его. Даже учителя ожидают от него самого худшего. Как и я. Если бы меня попросили назвать парней, которые будут под дождем менять девушке колесо, то Деклана бы точно среди них не было. А он сегодня единственный, кто остановился.

Мне жутко хочется извиниться за все наши неприятные разговоры. Конечно, не я одна виновата в возникших между нами недоразумениях, но, думаю, он и сам это понимает. Он осторожничает, как и я. Но я могу потихоньку ослабить свою броню, особенно когда Деклан доверил мне тайну друга, не попросив ничего взамен. Все это так неожиданно.

О, так я и должна делать неожиданные вещи! «Прости, – скажу ему я, как только мы доберемся до моего дома. – Может, начнем все сначала?»

Я заезжаю на подъездную дорожку у дома и бросаю взгляд в зеркало заднего вида, ожидая, что Деклан остановится и подождет, когда я выйду из машины.

Он не ждет. И даже не замедляется. Он просто уносится в ночь.