От: Девушка с кладбища
Кому: Мрак
Дата: вторник, 8 октября, 15:21:53
Тема: Мне нужно знать
Ты Деклан Мерфи?
Если да, то вряд ли я смогу когда-либо еще с тобой заговорить.
Я так спячу.
Она, наверное, отправила мне это письмо сразу по окончании уроков, потому что последний звонок звенит в 15:20. И наверное, сразу поехала на кладбище.
Сейчас я наблюдаю за тем, как она сидит на могиле матери и что-то ей пишет.
Джульетта не видит меня. Я к ней не выхожу – смелости не хватает. Я прячусь в тенях за ангаром, как какой-то гребаный сталкер. Болвандес тоже болтается где-то здесь, но пока еще меня не заметил.
Не знаю, чем занималась Джульетта все оставшиеся в школе уроки, но знаю, что делал я сам: садился за последние парты и прокручивал в голове ту ночь. Свадьба. Виски. Столкновение. Копы.
Я провел в машине всего пятнадцать минут. Это задокументировано. Ушел со свадьбы в 20:01 и въехал в офисное здание в 20:16. Пятнадцать минут. Этого времени достаточно, чтобы разрушить чью-то еще жизнь, кроме своей? Копы ведь не идиоты? Они бы сопоставили факты, да?
Естественно, я знал дату смерти ее мамы. С нее все и началось! Я ведь прочитал письмо, не отходя от могилы. В голове крутятся мысли о предначертанных нам путях. Неужели наши с ее мамой пути настолько точно пересеклись, что привели к столкновению?
Тогда я ничем не лучше отца. Тогда я гораздо хуже него. Почему мне не удалось покончить с собой? Мой путь должен был оборваться. Для этого-то я и сел за руль пикапа. С Керри это сработало. Почему не сработало со мной? Всем было бы только лучше.
Нужно уходить отсюда. Нужно идти домой. Но меня ноги туда не несут.
Я не врезался в другую машину той ночью. Никто не пострадал из-за меня. Я знаю это. Я уверен в этом. Ни черта я в этом не уверен. Меня мутит. Меня стошнит прямо здесь.
Я кого-то убил? Я убил ее маму?
Мне нужен Рэв. Мне нужно поговорить с ним. Но он не ответит на мой звонок.
Я все равно достаю мобильный. Вспотевшими пальцами не удается разблокировать экран. Из горла вырывается хрип, и я швыряю мобильный в траву. Я схожу с ума.
Прижимаю пальцы к глазам. Руки дрожат.
– Мерф? – Болвандес стоит прямо передо мной, встревоженно глядя на меня. – Что с тобой, парень?
– Мне нужно уйти. – Голос звучит так, словно я задыхаюсь. – Я не могу сегодня работать.
– Что случилось?
Я поднимаю мобильный. Отворачиваюсь и направляюсь к дорожке, ведущей к стоянке. Каждый шаг дается с трудом, словно я иду по зыбучим пескам, потому что на самом деле меня тянет назад – к Джульетте.
Мне нужна она. Больше, чем кто-либо на свете. Но из-за всей неразберихи, которая произошла между нами, Джульетта никогда не будет моей.
– Деклин, – идет за мной Болвандес. – Давай поговорим.
Дойдя до машины, я вожусь с ключами. Руки так дрожат, что треклятая железка никак не попадает в замочную скважину. Вскрикнув, я ударяю ключами по машине. Острые зубцы ключей впиваются в ладонь, раздается металлический скрежет.
– Эй, эй! – Болвандес хватает меня за руку, и он сильнее, чем я думал. – Поговори со мной. Ты под кайфом?
– Боже. Нет. – Я утыкаюсь лбом в крышу машины. А жаль. – Мне нужно убраться отсюда, Фрэнк. Пожалуйста, отпусти меня.
Он вздыхает. Наверное, готовится прочитать лекцию о том, что если я не буду выполнять свою работу, то он позвонит судье, после чего меня опять отправят за решетку.
– Хорошо, – говорит он. – Ты поведешь. Я тебя выслушаю.
* * *
Я сижу за рулем, но молчу. Иногда вождение успокаивает – ритм переключения передач, ровный гул дороги. Сначала я несколько раз объезжаю район вокруг кладбища, чтобы Болвандес сказал: «Хватит. Соберись и возвращайся».
Он этого не говорит.
Тогда я направляюсь на восток, выезжаю на скоростную дорогу и еду к мосту через Чесапикский залив. Я готов выкинуть шесть баксов за проезд по платному шоссе, потому что не хочу останавливаться.
– Съезжай на Дженнифер-роуд, – велит Болвандес.
Мы катаемся уже минут двадцать, и это первые произнесенные им слова.
– Зачем?
– Хочу зайти в больницу.
Я стискиваю руль.
– Мне не нужно в больницу.
– А я что-нибудь говорил о тебе? Раз мы заехали сюда, хочу увидеться с женой.
Это прошибает мою зацикленность на себе.
– У тебя жена заболела? – кошусь я на него.
Он качает головой.
– Она работает в больнице. Хочу сделать ей сюрприз.
Я все равно не собирался ехать в какое-то конкретное место, поэтому включаю поворотник и съезжаю на Дженнифер-роуд.
Припарковавшись в гараже, не глушу двигатель.
Болвандес отстегивает ремень безопасности и дружески хлопает меня по плечу.
– Идем, Мерф.
– Я тут подожду.
– Слишком хорош, чтобы познакомиться с моей женой? Вылезай из машины, пацан.
Нервы снова обостряются, и я злобно зыркаю на него.
– Я не в настроении для этого.
– А для чего ты в настроении?
Для того чтобы забиться под машину и никогда из-под нее не вылезать.
В голове эхом отдаются слова Рэва: «Перестань строить из себя гребаную жертву!» Каждое из них – словно пуля, угодившая в бронежилет, и грудь все еще ноет после ударов. На моей памяти Рэв никогда не употреблял бранных слов.
Я ставлю машину на ручной тормоз, выключаю зажигание и вылезаю.
– Черт с тобой. Идем.
В больнице так же суматошно, как и вчера. Люди снуют туда-сюда во всех направлениях. Те, что в белых медицинских халатах, ходят торопливей остальных. В приемной на одном из диванов спит парень. К стене около лифта прислонилась беременная женщина с огромным животом. Она пьет из пластикового стаканчика. Обтянувшая ее живот футболка чуть не рвется по швам. Где-то дальше по коридору какой-то карапуз устроил истерику. До нас долетают его пронзительные крики.
Мы идем к лифтам. Болвандес оказывается из тех, кто жмет на кнопку вызова, когда она уже и так горит.
– Добрый день, – улыбнувшись, говорит он беременной женщине.
Я не могу отвести взгляда от ее раздувшегося живота. У мамы скоро будет такой же. У мамы скоро будет ребенок. Мой мозг все еще не в силах это переварить.
Внезапно футболка на животе беременной дергается и сдвигается в сторону. Вздрогнув, я вскидываю взгляд на лицо женщины. Она смеется, видя мою испуганную рожу.
– Он пытается устроиться поудобней.
Звякает пришедший лифт, и мы все забираемся внутрь. Живот женщины продолжает двигаться. Веду себя как дебил, уставившись на него, но ничего не могу с собой поделать. У меня мурашки бегут от того, как он жутко дергается.
Женщина снова тихо смеется, затем придвигается ко мне.
– Дотронься – и почувствуешь его.
– Не надо, – поспешно отказываюсь я.
Болвандес посмеивается надо мной, и я хмурюсь.
– Не многим выпадает возможность дотронуться до ребенка, который еще не родился, – поддразнивает меня женщина. – Не хочешь стать одним из этих счастливчиков?
– Я не привык к тому, чтобы незнакомые женщины просили меня их пощупать, – отвечаю я.
– Ты будешь шестым. Я уже привыкла, что меня щупают незнакомые мужчины. Ну же. – Она берет мою руку и кладет ее на свой живот, как раз туда, где тот дергается.
Не ожидал, что он такой тугой. Мы стоим близко, и я могу заглянуть в вырез ее футболки. Мне хочется отнять руку от ее живота, но я боюсь показаться грубым. Затем малыш двигается под моей ладонью. Я охаю, почувствовав пальцами сильный толчок.
– Он с тобой поздоровался, – улыбается женщина.
Я думаю о маме. Пытаюсь представить ее с таким животом, но не получается. Пытаюсь представить, как она просит меня дотронуться до малыша, но не получается. Четыре месяца.
Лифт звякает.
– Идем, Мерф, – зовет Болвандес.
Я смотрю на беременную. Что ей сказать? Спасибо?
– Будь умницей, – говорит она и пьет из стаканчика.
Двери лифта закрываются, и она исчезает за ними.
Болвандес широкими шагами идет по коридору, и я спешу его догнать. Мы в больничном отделении. Здесь стены окрашены белым и разговоры ведутся приглушенными голосами. Везде пищат мониторы. Я в школьной одежде, поэтому, можно сказать, чистый, но Болвандес весь день провел на кладбище, и я все жду, когда кто-нибудь прогонит его отсюда.
Стройная темноволосая доктор нажимает на клавиши встроенного в стену компьютера. Фрэнк подходит к ней, разворачивает к себе и, не давая ей опомниться, целует в губы.
Сегодня все явно вознамерились ставить меня в неловкое положение. Я отворачиваюсь, пытаясь найти хоть что-то, на чем можно задержать взгляд. На медсестрах. На карандашных рисунках, прилепленных к стене у сестринского поста.
Болвандес с женой говорят по-испански, и я бросаю на них взгляд исподтишка. Воображение рисует их разговор: «Как ты здесь оказался? – Был поблизости. – Кто этот лох? – Да убийца, которого пока еще не поймали».
У меня крутит живот, кажется, будто кишки завязываются узлом. Я не должен быть здесь. Но не знаю, где вообще есть для меня место.
– Деклин, это Кармен.
Вернувшись в реальность, я действую на автопилоте:
– Здравствуйте.
– Здравствуй, Деклан.
Она улыбается мне. Справа на ее белом халате бейджик с надписью: «Доктор Меландес». В ее голосе совершенно не слышно акцента.
– Так это ты тот парень, за которого собирается выйти замуж Марисоль?
Я закашливаюсь.
– Ммм… мы, это… не будем торопиться.
В ее глазах дрожит смешинка.
– Фрэнк говорит, ты прокатил его на машине, которую сам отреставрировал? Впечатляет. Я думала, искусство реставрации автомобилей осталось в прошлом.
– Не. Никуда оно не денется.
– Соседка сказала, что ты за полминуты разобрался, в чем проблема с машиной ее мужа. У тебя талант.
Я пожимаю плечами.
– Немного разбираюсь в этом деле.
К нам подходит медсестра и обращается к Кармен:
– Простите, что отвлекаю. Вы просили сообщить, когда придут результаты анализа.
– Иди. Не будем тебе мешать, – говорит Болвандес.
– Мне приятно, что ты зашел меня повидать. – Кармен еще раз целует его – в этот раз не столь страстно. – Рада была познакомиться с тобой, Деклан.
– Я тоже.
И вот мы уже спускаемся вниз на лифте. Идем к машине. Выезжаем на Дженнифер-роуд.
– Мы прошли через все это только ради поцелуя? – спрашиваю я.
Болвандес пожимает плечами.
– Нам разве было чем заняться?
Ну да! Покосить траву на кладбище. Но, разумеется, вслух я этого не говорю.
– Мы больше времени провели с той причудливой беременной в лифте, – кошусь я на него.
– Может, однажды и ты будешь любить женщину так, что даже один поцелуй будет стоить множества усилий.
Я теряюсь. Заливаюсь краской и не знаю, хмуриться или нет. Ожидаю, что Болвандес велит возвращаться на кладбище, но он молчит. Я не знаю, куда дальше ехать, но не готов вернуться на кладбище, в особенности если Джульетта еще не ушла домой.
Когда я останавливаюсь на светофоре, Болвандес спрашивает:
– Есть хочешь?
– Нет.
– Уверен? Я угощаю.
– С чего это? – смотрю я на него. – Ты мне весь мозг выносишь, если я хоть на секунду отвлекаюсь от работы, чтобы взглянуть на мобильный, а тут хочешь остановиться перекусить?
Болвандес снова пожимает плечами. Мы продолжаем путь.
– Кто эта девушка? – через какое-то время спрашивает он.
– Какая?
– Та, за которой ты наблюдал.
У меня сжимается сердце.
– Знакомая из школы.
– Она раньше часто приходила. А теперь я ее почти не вижу.
Ох, Джульетта, Джульетта!
Я мысленно вижу ее первое письмо – слова, наполненные такой болью, что вызвали у меня желание написать ответ.
«Перед глазами стоит лицо девочки. Ее настоящее рушится, и она это понимает. Ее матери больше нет, и она это понимает. Я вижу на этом снимке агонию. И каждый раз, глядя на него, я думаю: „Я знаю, что она чувствует“».
Причинил ли я ей еще большую боль?
– У нее умерла мама. – Горло сковывает, и слова звучат глухо.
– Печально.
Перед глазами все слегка размывается, затуманивается. Хорошо, что я не на скоростном шоссе.
– Она погибла в аварии, виновник которой сбежал с места происшествия. В ту самую ночь, когда я напился и разбил пикап отца.
– Ты к этому причастен? – тихо спрашивает Болвандес.
Похоже, он пришел к тому же заключению, к которому пришли и все мы. Грудь так сдавливает, что невозможно говорить. Я врубаю поворотник, заезжаю на стоянку перед торговым центром и ставлю машину на ручник. Не смотрю на Болвандеса – не могу. Прижимаю руки к животу, словно это хотя бы немного уймет боль.
– Не знаю.
– Но переживаешь, что можешь быть к этому причастен?
– Я не знаю. Не могу разобраться. Не могу ничего понять.
Болвандес некоторое время молчит, и я слушаю свое собственное дыхание, пытаясь сохранять его ровным.
– Знаешь, тебе ведь не обязательно разбираться со всем этим в одиночку, – тихо замечает Болвандес.
– Рассказывать слишком долго. Все слишком запуталось и усложнилось.
– В моей семье доктор – жена, но я тоже не дурак, Мерф. Рискни.
Я делаю вдох, готовясь сказать, что не собираюсь изливать душу… Но вместо этого выкладываю все начистоту. И начинаю с самого начала – с найденного на могиле письма и нашей переписки на кладбище.
Я рассказываю ему о том, в чем признался Джульетте, и о том, в чем еще не признался. О том, как мне все труднее становится не выдать, кто я такой. Я рассказываю ему о том вечере, когда кинулся на выручку Джульетте, а ей даже в голову не пришло, что я приехал помочь и предпочел оставить ее в неведении, хотя должен был во всем признаться уже давно.
Я рассказываю ему об автосервисе, об отце и о том, как тайно возил его по городу. Рассказываю о Керри и о том, как она погибла.
Я рассказываю ему о маме и Алане. О том, как стал лишним в своем собственном доме. Рассказываю о беременности, которую они от меня скрывали. О том, как каждый их совместный шаг все больше привязывает маму к человеку, который когда-нибудь обманет ее доверие.
Я рассказываю ему о свадьбе. О бутылке виски. О том, как въехал в здание и попал за решетку. О словах Алана, что я закончу так же, как мой отец. Я рассказываю о том, как сильно хотел покончить со всем этим раз и навсегда.
Фрэнк – терпеливый слушатель. Он не прерывает меня и лишь время от времени задает вопросы, чтобы прояснить какой-нибудь момент.
Наконец, я рассказываю ему о том, как мы сидели в школьной столовой. О том, как Рэв устроил мне разнос, а Джульетта, узнав, какого числа я гонял пьяным на машине, попала в медицинский кабинет.
Когда я заканчиваю свой рассказ, уже опускается вечер и между зданий сгущаются тени. Чувствую себя измотанным и выжатым как лимон.
– Действительно много всего, – соглашается Болвандес, когда я замолкаю.
Я киваю.
– Дата была мне известна. – Говорить в темноте оказывается гораздо легче. – Число – первое, что привлекло мой взгляд на могиле мамы Джульетты. Но… я не знал, как она умерла. Об этом Джульетта рассказала позже. Намного позже. И до сегодняшнего дня я не задумывался над этим.
– Ты не помнишь, не врезался ли в другой автомобиль?
– Я не помню даже, как садился в машину.
На лице Фрэнка появляется задумчивое выражение.
– Ты знаешь, где ее мама погибла? Или в какое время?
– Нет. Знаю, что она попала в аварию по пути домой из аэропорта. Вечером.
– А где ты разбил автомобиль? Ваши пути могли пересечься?
– На Ричи-хайвей. Понятия не имею.
– Но все произошло в одном округе?
– Да. Наверное.
Болвандес задумчиво чешет подбородок.
– Ну, в полиции же не дураки сидят, Мерф. Если оба происшествия произошли в одном округе, примерно в одно и то же время, то полицейские обязательно убедились бы в том, что не ты виновник аварии. Особенно если в этой аварии погибла женщина.
– Пикап смялся. Им пришлось разрезать его, чтобы вытащить меня оттуда. Меня спас ремень безопасности. Вероятно, в полиции не смогли установить, врезался ли я еще во что-нибудь.
– Это можно было определить и по другим признакам. По следам краски, например. Неужели ты никогда не смотрел детективы?
Впервые за весь вечер на душе становится чуть легче.
– Правда?
– Конечно. И потом, ты можешь поискать информацию о той аварии в интернете. В результате нее погиб человек, так что об этом должны были упомянуть в новостях. Возможно, известно, какая у виновника ДТП была марка автомобиля или хотя бы его цвет.
Эти предположения разумны, и мне хочется разрыдаться от облегчения и пройтись колесом по стоянке.
Но я этого не делаю – Болвандес еще не закончил.
– Ты не против, если я выскажу свои соображения и по всему остальному? – спрашивает он.
Я качаю головой.
– Тогда поехали назад. Поговорим в пути.
Я снимаю машину с ручника.
Фрэнк не теряет времени:
– Твои мама с отчимом были неправы, скрывая беременность от тебя так долго. Если, конечно, они делали это намеренно. Однако после рассказов об окружающих тебя взрослых людях я не особенно удивлен.
– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.
– Я хочу сказать, что твои родители подвели тебя, когда ты был ребенком, и, похоже, продолжают подводить.
Кинув на него взгляд, я сворачиваю на главную дорог у.
– Все равно не понимаю, что ты этим хочешь сказать.
– Черт, парень! – искренне гневается Фрэнк. – Ты не должен был возить своего отца. Твоя мама не должна была этого позволять, а тем более позволять тебе думать, что в смерти сестры виноват ты. Не могу представить в такой ситуации Марисоль. Мы с Кармен не позволили бы ей держать в себе такое. Ты не знаешь, как извиниться перед мамой за то, что сделал в ее свадебный вечер… А она извинялась перед тобой за то, что сделала сама?
Я с усилием мотаю головой.
– Нет… Все было сложно.
– Не соглашусь. Было совершено преступление, и, по моему мнению, твоя мама в нем виновата не меньше твоего отца. – Из-за возрастающей ярости акцент Фрэнка слышится намного явственнее. – Тебе повезло, что ты не погиб. Ты был ребенком, Мерф. Ты все еще ребенок. Но она сидит сложа руки, пока ты живешь с чувством вины. Знаешь, почему она не навещает твоего отца? Она не хочет посмотреть правде в глаза и принять на себя ответственность за случившееся. И по мне она должна косить траву на кладбище рядом с тобой. – Он выругивается на испанском.
Я плавно веду машину, но душа моя мечется. Никто не говорил мне подобных слов. Никогда. Обычно люди удерживают меня, не давая броситься в драку, но не встают на мою защиту.
Даже если сейчас мы одни и защищать меня не перед кем. Для меня это важно.
– Она не во всем виновата, – наконец заговариваю я. – Со смертью Керри… в ней что-то умерло.
– У нее остался ты.
– Меня подарком не назовешь. Со мной трудно ужиться. – Помолчав пару секунд, добавляю: – И я испортил ее свадьбу. Вряд ли они мне когда-нибудь это простят.
Болвандес скрипит зубами. Он все еще взбешен.
Это вызывает у меня легкую улыбку.
– Спасибо, – благодарю я его.
Он кивает, но как-то задумчиво.
– Твой отчим в курсе того, о чем ты мне рассказал?
Я хмыкаю.
– Наверное.
– Но ты в этом не уверен?
– А есть разница?
Он серьезно смотрит на меня.
– Это важный вопрос, Мерф.
Открываю рот, чтобы возразить, но вдруг осознаю: он прав.
Я пытаюсь взглянуть на наши с Аланом отношения под другим углом – будто ему ничего неизвестно о нашей семейной истории. Мы с мамой никогда не говорили об этом. Ни разу. Помню, как я приложил все силы, чтобы учиться на «отлично», как будто пятерками мог загладить свою вину за то, что не уберег Керри и отца. Помню, в какой чистоте держал свою комнату. Как выполнял всю работу по дому. Как старался не попадаться ей на глаза.
Она ничего этого не замечала. И я перестал стараться. К тому времени как в нашу жизнь вошел Алан, мы с мамой уже словно обитали на разных планетах. Понятия не имею, рассказала ли она ему нашу историю.
Но разве это имеет значение? Я не могу изменить того, что уже сделано. Никто не может.
– Я согласен с твоей подругой, – говорит Болвандес. – Мне кажется, ты должен поговорить со своей мамой.
– Я не знаю, что ей сказать. – Бросаю взгляд на часы на приборной панели. – Еще и по шее получу за то, что не вернулся домой сразу после работы.
Болвандес вынимает из кармана мобильный.
– Давай их номер. Скажу, что сам тебя задержал.
На душе становится легче.
Он позвонил нам домой, с легкостью решив тем самым одну из моих проблем. Теперь нагоняй мне не грозит.
Это так просто. Мне вспоминается взгляд миссис Хиллард и ее слова: «Если у тебя возникнет какая-нибудь проблема, ты можешь просто рассказать о ней мне». А потом то, как она приняла мое объяснение, почему я не выполнил домашнее задание, и разрешила мне сделать его на уроке.
– Пусть это и был всего один день, – произносит Фрэнк, нажав на отбой, – но ты не сможешь наладить отношения ни с мамой, ни с ее мужем, если продолжишь идти по выбранному тобой пути.
При упоминании об Алане мысли принимают мрачный оборот.
– Я и не хотел ничего налаживать. Я хотел просто исчезнуть. Но облажался.
– Ну не знаю, Мерф. – Мы поворачиваем к кладбищу, и Болвандес медлит со следующими словами, словно не уверен, стоит ли их произносить: – Может, ты лишь пытаешься себя в этом убедить?
– Что? – хмурюсь я.
– Вряд ли ты действительно хотел себя убить.
Я припарковываюсь рядом с его машиной на пустой стоянке для работников кладбища.
– Ты не слышал, что я тебе говорил?
– Слышал. Может быть, ты и хотел попробовать покончить с собой, но не думаю, что ты на самом деле хотел умереть.
– А какая разница?
Болвандес открывает дверцу, выходит из машины и стоит, глядя на меня сверху вниз.
– Ты пристегнулся.
Я устремляю взгляд в темноту за лобовым стеклом.
– Не поможешь мне завтра вечером? – спрашивает Болвандес. – Мне придется поработать вдвое больше, чтобы скосить траву на обоих участках.
Рад слышать вопрос. Он не приказывает мне, и я волен отказаться.
Я киваю.
– Приеду сразу после уроков. Мы все покосим.
– Спасибо, Мерф.
Он захлопывает дверцу.
Такое ощущение, что тьма вокруг меня расступилась.