От: Девушка с кладбища

Кому: Мрак

Дата: вторник, 8 октября, 15:21:53

Тема: Мне нужно знать

Ты Деклан Мерфи?

Если да, то вряд ли я смогу когда-либо еще с тобой заговорить.

Я так спячу.

Она, наверное, отправила мне это письмо сразу по окончании уроков, потому что последний звонок звенит в 15:20. И наверное, сразу поехала на кладбище.

Сейчас я наблюдаю за тем, как она сидит на могиле матери и что-то ей пишет.

Джульетта не видит меня. Я к ней не выхожу – смелости не хватает. Я прячусь в тенях за ангаром, как какой-то гребаный сталкер. Болвандес тоже болтается где-то здесь, но пока еще меня не заметил.

Не знаю, чем занималась Джульетта все оставшиеся в школе уроки, но знаю, что делал я сам: садился за последние парты и прокручивал в голове ту ночь. Свадьба. Виски. Столкновение. Копы.

Я провел в машине всего пятнадцать минут. Это задокументировано. Ушел со свадьбы в 20:01 и въехал в офисное здание в 20:16. Пятнадцать минут. Этого времени достаточно, чтобы разрушить чью-то еще жизнь, кроме своей? Копы ведь не идиоты? Они бы сопоставили факты, да?

Естественно, я знал дату смерти ее мамы. С нее все и началось! Я ведь прочитал письмо, не отходя от могилы. В голове крутятся мысли о предначертанных нам путях. Неужели наши с ее мамой пути настолько точно пересеклись, что привели к столкновению?

Тогда я ничем не лучше отца. Тогда я гораздо хуже него. Почему мне не удалось покончить с собой? Мой путь должен был оборваться. Для этого-то я и сел за руль пикапа. С Керри это сработало. Почему не сработало со мной? Всем было бы только лучше.

Нужно уходить отсюда. Нужно идти домой. Но меня ноги туда не несут.

Я не врезался в другую машину той ночью. Никто не пострадал из-за меня. Я знаю это. Я уверен в этом. Ни черта я в этом не уверен. Меня мутит. Меня стошнит прямо здесь.

Я кого-то убил? Я убил ее маму?

Мне нужен Рэв. Мне нужно поговорить с ним. Но он не ответит на мой звонок.

Я все равно достаю мобильный. Вспотевшими пальцами не удается разблокировать экран. Из горла вырывается хрип, и я швыряю мобильный в траву. Я схожу с ума.

Прижимаю пальцы к глазам. Руки дрожат.

– Мерф? – Болвандес стоит прямо передо мной, встревоженно глядя на меня. – Что с тобой, парень?

– Мне нужно уйти. – Голос звучит так, словно я задыхаюсь. – Я не могу сегодня работать.

– Что случилось?

Я поднимаю мобильный. Отворачиваюсь и направляюсь к дорожке, ведущей к стоянке. Каждый шаг дается с трудом, словно я иду по зыбучим пескам, потому что на самом деле меня тянет назад – к Джульетте.

Мне нужна она. Больше, чем кто-либо на свете. Но из-за всей неразберихи, которая произошла между нами, Джульетта никогда не будет моей.

– Деклин, – идет за мной Болвандес. – Давай поговорим.

Дойдя до машины, я вожусь с ключами. Руки так дрожат, что треклятая железка никак не попадает в замочную скважину. Вскрикнув, я ударяю ключами по машине. Острые зубцы ключей впиваются в ладонь, раздается металлический скрежет.

– Эй, эй! – Болвандес хватает меня за руку, и он сильнее, чем я думал. – Поговори со мной. Ты под кайфом?

– Боже. Нет. – Я утыкаюсь лбом в крышу машины. А жаль. – Мне нужно убраться отсюда, Фрэнк. Пожалуйста, отпусти меня.

Он вздыхает. Наверное, готовится прочитать лекцию о том, что если я не буду выполнять свою работу, то он позвонит судье, после чего меня опять отправят за решетку.

– Хорошо, – говорит он. – Ты поведешь. Я тебя выслушаю.

* * *

Я сижу за рулем, но молчу. Иногда вождение успокаивает – ритм переключения передач, ровный гул дороги. Сначала я несколько раз объезжаю район вокруг кладбища, чтобы Болвандес сказал: «Хватит. Соберись и возвращайся».

Он этого не говорит.

Тогда я направляюсь на восток, выезжаю на скоростную дорогу и еду к мосту через Чесапикский залив. Я готов выкинуть шесть баксов за проезд по платному шоссе, потому что не хочу останавливаться.

– Съезжай на Дженнифер-роуд, – велит Болвандес.

Мы катаемся уже минут двадцать, и это первые произнесенные им слова.

– Зачем?

– Хочу зайти в больницу.

Я стискиваю руль.

– Мне не нужно в больницу.

– А я что-нибудь говорил о тебе? Раз мы заехали сюда, хочу увидеться с женой.

Это прошибает мою зацикленность на себе.

– У тебя жена заболела? – кошусь я на него.

Он качает головой.

– Она работает в больнице. Хочу сделать ей сюрприз.

Я все равно не собирался ехать в какое-то конкретное место, поэтому включаю поворотник и съезжаю на Дженнифер-роуд.

Припарковавшись в гараже, не глушу двигатель.

Болвандес отстегивает ремень безопасности и дружески хлопает меня по плечу.

– Идем, Мерф.

– Я тут подожду.

– Слишком хорош, чтобы познакомиться с моей женой? Вылезай из машины, пацан.

Нервы снова обостряются, и я злобно зыркаю на него.

– Я не в настроении для этого.

– А для чего ты в настроении?

Для того чтобы забиться под машину и никогда из-под нее не вылезать.

В голове эхом отдаются слова Рэва: «Перестань строить из себя гребаную жертву!» Каждое из них – словно пуля, угодившая в бронежилет, и грудь все еще ноет после ударов. На моей памяти Рэв никогда не употреблял бранных слов.

Я ставлю машину на ручной тормоз, выключаю зажигание и вылезаю.

– Черт с тобой. Идем.

В больнице так же суматошно, как и вчера. Люди снуют туда-сюда во всех направлениях. Те, что в белых медицинских халатах, ходят торопливей остальных. В приемной на одном из диванов спит парень. К стене около лифта прислонилась беременная женщина с огромным животом. Она пьет из пластикового стаканчика. Обтянувшая ее живот футболка чуть не рвется по швам. Где-то дальше по коридору какой-то карапуз устроил истерику. До нас долетают его пронзительные крики.

Мы идем к лифтам. Болвандес оказывается из тех, кто жмет на кнопку вызова, когда она уже и так горит.

– Добрый день, – улыбнувшись, говорит он беременной женщине.

Я не могу отвести взгляда от ее раздувшегося живота. У мамы скоро будет такой же. У мамы скоро будет ребенок. Мой мозг все еще не в силах это переварить.

Внезапно футболка на животе беременной дергается и сдвигается в сторону. Вздрогнув, я вскидываю взгляд на лицо женщины. Она смеется, видя мою испуганную рожу.

– Он пытается устроиться поудобней.

Звякает пришедший лифт, и мы все забираемся внутрь. Живот женщины продолжает двигаться. Веду себя как дебил, уставившись на него, но ничего не могу с собой поделать. У меня мурашки бегут от того, как он жутко дергается.

Женщина снова тихо смеется, затем придвигается ко мне.

– Дотронься – и почувствуешь его.

– Не надо, – поспешно отказываюсь я.

Болвандес посмеивается надо мной, и я хмурюсь.

– Не многим выпадает возможность дотронуться до ребенка, который еще не родился, – поддразнивает меня женщина. – Не хочешь стать одним из этих счастливчиков?

– Я не привык к тому, чтобы незнакомые женщины просили меня их пощупать, – отвечаю я.

– Ты будешь шестым. Я уже привыкла, что меня щупают незнакомые мужчины. Ну же. – Она берет мою руку и кладет ее на свой живот, как раз туда, где тот дергается.

Не ожидал, что он такой тугой. Мы стоим близко, и я могу заглянуть в вырез ее футболки. Мне хочется отнять руку от ее живота, но я боюсь показаться грубым. Затем малыш двигается под моей ладонью. Я охаю, почувствовав пальцами сильный толчок.

– Он с тобой поздоровался, – улыбается женщина.

Я думаю о маме. Пытаюсь представить ее с таким животом, но не получается. Пытаюсь представить, как она просит меня дотронуться до малыша, но не получается. Четыре месяца.

Лифт звякает.

– Идем, Мерф, – зовет Болвандес.

Я смотрю на беременную. Что ей сказать? Спасибо?

– Будь умницей, – говорит она и пьет из стаканчика.

Двери лифта закрываются, и она исчезает за ними.

Болвандес широкими шагами идет по коридору, и я спешу его догнать. Мы в больничном отделении. Здесь стены окрашены белым и разговоры ведутся приглушенными голосами. Везде пищат мониторы. Я в школьной одежде, поэтому, можно сказать, чистый, но Болвандес весь день провел на кладбище, и я все жду, когда кто-нибудь прогонит его отсюда.

Стройная темноволосая доктор нажимает на клавиши встроенного в стену компьютера. Фрэнк подходит к ней, разворачивает к себе и, не давая ей опомниться, целует в губы.

Сегодня все явно вознамерились ставить меня в неловкое положение. Я отворачиваюсь, пытаясь найти хоть что-то, на чем можно задержать взгляд. На медсестрах. На карандашных рисунках, прилепленных к стене у сестринского поста.

Болвандес с женой говорят по-испански, и я бросаю на них взгляд исподтишка. Воображение рисует их разговор: «Как ты здесь оказался? – Был поблизости. – Кто этот лох? – Да убийца, которого пока еще не поймали».

У меня крутит живот, кажется, будто кишки завязываются узлом. Я не должен быть здесь. Но не знаю, где вообще есть для меня место.

– Деклин, это Кармен.

Вернувшись в реальность, я действую на автопилоте:

– Здравствуйте.

– Здравствуй, Деклан.

Она улыбается мне. Справа на ее белом халате бейджик с надписью: «Доктор Меландес». В ее голосе совершенно не слышно акцента.

– Так это ты тот парень, за которого собирается выйти замуж Марисоль?

Я закашливаюсь.

– Ммм… мы, это… не будем торопиться.

В ее глазах дрожит смешинка.

– Фрэнк говорит, ты прокатил его на машине, которую сам отреставрировал? Впечатляет. Я думала, искусство реставрации автомобилей осталось в прошлом.

– Не. Никуда оно не денется.

– Соседка сказала, что ты за полминуты разобрался, в чем проблема с машиной ее мужа. У тебя талант.

Я пожимаю плечами.

– Немного разбираюсь в этом деле.

К нам подходит медсестра и обращается к Кармен:

– Простите, что отвлекаю. Вы просили сообщить, когда придут результаты анализа.

– Иди. Не будем тебе мешать, – говорит Болвандес.

– Мне приятно, что ты зашел меня повидать. – Кармен еще раз целует его – в этот раз не столь страстно. – Рада была познакомиться с тобой, Деклан.

– Я тоже.

И вот мы уже спускаемся вниз на лифте. Идем к машине. Выезжаем на Дженнифер-роуд.

– Мы прошли через все это только ради поцелуя? – спрашиваю я.

Болвандес пожимает плечами.

– Нам разве было чем заняться?

Ну да! Покосить траву на кладбище. Но, разумеется, вслух я этого не говорю.

– Мы больше времени провели с той причудливой беременной в лифте, – кошусь я на него.

– Может, однажды и ты будешь любить женщину так, что даже один поцелуй будет стоить множества усилий.

Я теряюсь. Заливаюсь краской и не знаю, хмуриться или нет. Ожидаю, что Болвандес велит возвращаться на кладбище, но он молчит. Я не знаю, куда дальше ехать, но не готов вернуться на кладбище, в особенности если Джульетта еще не ушла домой.

Когда я останавливаюсь на светофоре, Болвандес спрашивает:

– Есть хочешь?

– Нет.

– Уверен? Я угощаю.

– С чего это? – смотрю я на него. – Ты мне весь мозг выносишь, если я хоть на секунду отвлекаюсь от работы, чтобы взглянуть на мобильный, а тут хочешь остановиться перекусить?

Болвандес снова пожимает плечами. Мы продолжаем путь.

– Кто эта девушка? – через какое-то время спрашивает он.

– Какая?

– Та, за которой ты наблюдал.

У меня сжимается сердце.

– Знакомая из школы.

– Она раньше часто приходила. А теперь я ее почти не вижу.

Ох, Джульетта, Джульетта!

Я мысленно вижу ее первое письмо – слова, наполненные такой болью, что вызвали у меня желание написать ответ.

«Перед глазами стоит лицо девочки. Ее настоящее рушится, и она это понимает. Ее матери больше нет, и она это понимает. Я вижу на этом снимке агонию. И каждый раз, глядя на него, я думаю: „Я знаю, что она чувствует“».

Причинил ли я ей еще большую боль?

– У нее умерла мама. – Горло сковывает, и слова звучат глухо.

– Печально.

Перед глазами все слегка размывается, затуманивается. Хорошо, что я не на скоростном шоссе.

– Она погибла в аварии, виновник которой сбежал с места происшествия. В ту самую ночь, когда я напился и разбил пикап отца.

– Ты к этому причастен? – тихо спрашивает Болвандес.

Похоже, он пришел к тому же заключению, к которому пришли и все мы. Грудь так сдавливает, что невозможно говорить. Я врубаю поворотник, заезжаю на стоянку перед торговым центром и ставлю машину на ручник. Не смотрю на Болвандеса – не могу. Прижимаю руки к животу, словно это хотя бы немного уймет боль.

– Не знаю.

– Но переживаешь, что можешь быть к этому причастен?

– Я не знаю. Не могу разобраться. Не могу ничего понять.

Болвандес некоторое время молчит, и я слушаю свое собственное дыхание, пытаясь сохранять его ровным.

– Знаешь, тебе ведь не обязательно разбираться со всем этим в одиночку, – тихо замечает Болвандес.

– Рассказывать слишком долго. Все слишком запуталось и усложнилось.

– В моей семье доктор – жена, но я тоже не дурак, Мерф. Рискни.

Я делаю вдох, готовясь сказать, что не собираюсь изливать душу… Но вместо этого выкладываю все начистоту. И начинаю с самого начала – с найденного на могиле письма и нашей переписки на кладбище.

Я рассказываю ему о том, в чем признался Джульетте, и о том, в чем еще не признался. О том, как мне все труднее становится не выдать, кто я такой. Я рассказываю ему о том вечере, когда кинулся на выручку Джульетте, а ей даже в голову не пришло, что я приехал помочь и предпочел оставить ее в неведении, хотя должен был во всем признаться уже давно.

Я рассказываю ему об автосервисе, об отце и о том, как тайно возил его по городу. Рассказываю о Керри и о том, как она погибла.

Я рассказываю ему о маме и Алане. О том, как стал лишним в своем собственном доме. Рассказываю о беременности, которую они от меня скрывали. О том, как каждый их совместный шаг все больше привязывает маму к человеку, который когда-нибудь обманет ее доверие.

Я рассказываю ему о свадьбе. О бутылке виски. О том, как въехал в здание и попал за решетку. О словах Алана, что я закончу так же, как мой отец. Я рассказываю о том, как сильно хотел покончить со всем этим раз и навсегда.

Фрэнк – терпеливый слушатель. Он не прерывает меня и лишь время от времени задает вопросы, чтобы прояснить какой-нибудь момент.

Наконец, я рассказываю ему о том, как мы сидели в школьной столовой. О том, как Рэв устроил мне разнос, а Джульетта, узнав, какого числа я гонял пьяным на машине, попала в медицинский кабинет.

Когда я заканчиваю свой рассказ, уже опускается вечер и между зданий сгущаются тени. Чувствую себя измотанным и выжатым как лимон.

– Действительно много всего, – соглашается Болвандес, когда я замолкаю.

Я киваю.

– Дата была мне известна. – Говорить в темноте оказывается гораздо легче. – Число – первое, что привлекло мой взгляд на могиле мамы Джульетты. Но… я не знал, как она умерла. Об этом Джульетта рассказала позже. Намного позже. И до сегодняшнего дня я не задумывался над этим.

– Ты не помнишь, не врезался ли в другой автомобиль?

– Я не помню даже, как садился в машину.

На лице Фрэнка появляется задумчивое выражение.

– Ты знаешь, где ее мама погибла? Или в какое время?

– Нет. Знаю, что она попала в аварию по пути домой из аэропорта. Вечером.

– А где ты разбил автомобиль? Ваши пути могли пересечься?

– На Ричи-хайвей. Понятия не имею.

– Но все произошло в одном округе?

– Да. Наверное.

Болвандес задумчиво чешет подбородок.

– Ну, в полиции же не дураки сидят, Мерф. Если оба происшествия произошли в одном округе, примерно в одно и то же время, то полицейские обязательно убедились бы в том, что не ты виновник аварии. Особенно если в этой аварии погибла женщина.

– Пикап смялся. Им пришлось разрезать его, чтобы вытащить меня оттуда. Меня спас ремень безопасности. Вероятно, в полиции не смогли установить, врезался ли я еще во что-нибудь.

– Это можно было определить и по другим признакам. По следам краски, например. Неужели ты никогда не смотрел детективы?

Впервые за весь вечер на душе становится чуть легче.

– Правда?

– Конечно. И потом, ты можешь поискать информацию о той аварии в интернете. В результате нее погиб человек, так что об этом должны были упомянуть в новостях. Возможно, известно, какая у виновника ДТП была марка автомобиля или хотя бы его цвет.

Эти предположения разумны, и мне хочется разрыдаться от облегчения и пройтись колесом по стоянке.

Но я этого не делаю – Болвандес еще не закончил.

– Ты не против, если я выскажу свои соображения и по всему остальному? – спрашивает он.

Я качаю головой.

– Тогда поехали назад. Поговорим в пути.

Я снимаю машину с ручника.

Фрэнк не теряет времени:

– Твои мама с отчимом были неправы, скрывая беременность от тебя так долго. Если, конечно, они делали это намеренно. Однако после рассказов об окружающих тебя взрослых людях я не особенно удивлен.

– Не понимаю, что ты хочешь этим сказать.

– Я хочу сказать, что твои родители подвели тебя, когда ты был ребенком, и, похоже, продолжают подводить.

Кинув на него взгляд, я сворачиваю на главную дорог у.

– Все равно не понимаю, что ты этим хочешь сказать.

– Черт, парень! – искренне гневается Фрэнк. – Ты не должен был возить своего отца. Твоя мама не должна была этого позволять, а тем более позволять тебе думать, что в смерти сестры виноват ты. Не могу представить в такой ситуации Марисоль. Мы с Кармен не позволили бы ей держать в себе такое. Ты не знаешь, как извиниться перед мамой за то, что сделал в ее свадебный вечер… А она извинялась перед тобой за то, что сделала сама?

Я с усилием мотаю головой.

– Нет… Все было сложно.

– Не соглашусь. Было совершено преступление, и, по моему мнению, твоя мама в нем виновата не меньше твоего отца. – Из-за возрастающей ярости акцент Фрэнка слышится намного явственнее. – Тебе повезло, что ты не погиб. Ты был ребенком, Мерф. Ты все еще ребенок. Но она сидит сложа руки, пока ты живешь с чувством вины. Знаешь, почему она не навещает твоего отца? Она не хочет посмотреть правде в глаза и принять на себя ответственность за случившееся. И по мне она должна косить траву на кладбище рядом с тобой. – Он выругивается на испанском.

Я плавно веду машину, но душа моя мечется. Никто не говорил мне подобных слов. Никогда. Обычно люди удерживают меня, не давая броситься в драку, но не встают на мою защиту.

Даже если сейчас мы одни и защищать меня не перед кем. Для меня это важно.

– Она не во всем виновата, – наконец заговариваю я. – Со смертью Керри… в ней что-то умерло.

– У нее остался ты.

– Меня подарком не назовешь. Со мной трудно ужиться. – Помолчав пару секунд, добавляю: – И я испортил ее свадьбу. Вряд ли они мне когда-нибудь это простят.

Болвандес скрипит зубами. Он все еще взбешен.

Это вызывает у меня легкую улыбку.

– Спасибо, – благодарю я его.

Он кивает, но как-то задумчиво.

– Твой отчим в курсе того, о чем ты мне рассказал?

Я хмыкаю.

– Наверное.

– Но ты в этом не уверен?

– А есть разница?

Он серьезно смотрит на меня.

– Это важный вопрос, Мерф.

Открываю рот, чтобы возразить, но вдруг осознаю: он прав.

Я пытаюсь взглянуть на наши с Аланом отношения под другим углом – будто ему ничего неизвестно о нашей семейной истории. Мы с мамой никогда не говорили об этом. Ни разу. Помню, как я приложил все силы, чтобы учиться на «отлично», как будто пятерками мог загладить свою вину за то, что не уберег Керри и отца. Помню, в какой чистоте держал свою комнату. Как выполнял всю работу по дому. Как старался не попадаться ей на глаза.

Она ничего этого не замечала. И я перестал стараться. К тому времени как в нашу жизнь вошел Алан, мы с мамой уже словно обитали на разных планетах. Понятия не имею, рассказала ли она ему нашу историю.

Но разве это имеет значение? Я не могу изменить того, что уже сделано. Никто не может.

– Я согласен с твоей подругой, – говорит Болвандес. – Мне кажется, ты должен поговорить со своей мамой.

– Я не знаю, что ей сказать. – Бросаю взгляд на часы на приборной панели. – Еще и по шее получу за то, что не вернулся домой сразу после работы.

Болвандес вынимает из кармана мобильный.

– Давай их номер. Скажу, что сам тебя задержал.

На душе становится легче.

Он позвонил нам домой, с легкостью решив тем самым одну из моих проблем. Теперь нагоняй мне не грозит.

Это так просто. Мне вспоминается взгляд миссис Хиллард и ее слова: «Если у тебя возникнет какая-нибудь проблема, ты можешь просто рассказать о ней мне». А потом то, как она приняла мое объяснение, почему я не выполнил домашнее задание, и разрешила мне сделать его на уроке.

– Пусть это и был всего один день, – произносит Фрэнк, нажав на отбой, – но ты не сможешь наладить отношения ни с мамой, ни с ее мужем, если продолжишь идти по выбранному тобой пути.

При упоминании об Алане мысли принимают мрачный оборот.

– Я и не хотел ничего налаживать. Я хотел просто исчезнуть. Но облажался.

– Ну не знаю, Мерф. – Мы поворачиваем к кладбищу, и Болвандес медлит со следующими словами, словно не уверен, стоит ли их произносить: – Может, ты лишь пытаешься себя в этом убедить?

– Что? – хмурюсь я.

– Вряд ли ты действительно хотел себя убить.

Я припарковываюсь рядом с его машиной на пустой стоянке для работников кладбища.

– Ты не слышал, что я тебе говорил?

– Слышал. Может быть, ты и хотел попробовать покончить с собой, но не думаю, что ты на самом деле хотел умереть.

– А какая разница?

Болвандес открывает дверцу, выходит из машины и стоит, глядя на меня сверху вниз.

– Ты пристегнулся.

Я устремляю взгляд в темноту за лобовым стеклом.

– Не поможешь мне завтра вечером? – спрашивает Болвандес. – Мне придется поработать вдвое больше, чтобы скосить траву на обоих участках.

Рад слышать вопрос. Он не приказывает мне, и я волен отказаться.

Я киваю.

– Приеду сразу после уроков. Мы все покосим.

– Спасибо, Мерф.

Он захлопывает дверцу.

Такое ощущение, что тьма вокруг меня расступилась.