ДУМАЮ, ТЫ САМА не понимаешь, что такое агония. Если бы понимала, то тоже не стала бы ничего мне писать. Тебе не приходило в голову, что мои слова были предназначены не тебе?

– Джулс?

Я поднимаю глаза. Школьная столовая почти опустела. На меня выжидающе смотрит Роуэн.

– Что с тобой? – спрашивает она. – Звонок прозвенел пять минут назад. Я думала, мы встретимся у моего шкафчика.

Я заново складываю найденное утром измятое письмо, убираю его в рюкзак и рывком застегиваю молнию. Не знаю, когда он написал его, но, похоже, на той неделе. Бумага сморщилась, будто высохла, побывав под дождем, а дождь шел в прошлую субботу.

Впервые за долгое время я не пошла на кладбище в выходные. Я чувствую легкую досаду из-за того, что письмо пролежало там несколько дней. Праведный гнев парня уже, наверное, угас, а вот мой жжет грудь вновь разгоревшимся огнем.

Хорошо, что я пошла туда сегодня утром. По вечерам вторника работники кладбища косят траву и, скорее всего, выбросили бы письмо.

– Что ты там читала?

– Письмо.

Роуэн больше ни о чем не спрашивает. Она думает, что это письмо для моей мамы. И я не пере-убеждаю ее. Мне не нужно, чтобы меня считали еще более безумной, чем я кажусь.

Звенит второй звонок. Нужно пошевеливаться. Опоздаю еще раз, и меня оставят после уроков. Опять. Эта мысль подстегивает меня, и я спешу в класс. Не дай бог получить такое наказание. Провести целый час в кабинете, раздумывая над своим поведением? Когда тишина давит на уши и в голову лезет слишком много мыслей? Я не выдержу этого.

Роуэн несется бок о бок со мной. Наверное, хочет проводить меня на урок и уболтать учителя не выписывать мне замечание. Самой ей беспокоиться не о чем – учителя обожают ее. Сидя на первой парте, она ловит каждое их слово так, будто погибнет смертью храбрых, если не утолит жажду знаний. Роуэн из тех девчонок, которых одни любят, а другие ненавидят: утонченно красивая, готовая любого обласкать добрым словом, круглая отличница. Она была бы гораздо популярней, не будь такой идеальной. Я ей все время это твержу. Ну и если уж не кривить душой, то Роуэн была бы гораздо популярней, не води она дружбу с патологической неудачницей.

Обнаружив этим утром письмо, я подумала, что прочитаю его и разрыдаюсь. Но вместо этого я горю желанием найти паршивца и врезать ему. И с каждым новым прочтением это желание лишь возрастает:

«Тебе не приходило в голову, что мои слова тоже были предназначены не тебе?»

Ярость приглушает тихо звучащую в глубине сознания мысль: а не прав ли он?

Коридоры пусты, что кажется невероятным. Где остальные прогульщики и оболтусы? Почему я всегда последняя? Удивительно, но я умудряюсь опоздать, даже находясь в самом здании школы. Да уж, вряд ли я превращусь в образцовую ученицу, заставь меня учитель писать на доске: «Я не Чарли Браун».

Мы достигаем крыла с языковыми дисциплинами чуть ли не бегом. На последнем повороте я хватаюсь за стену, чтобы меня не занесло. Сначала чувствую ожог и лишь потом – удар от столкновения. Горячая жидкость жжет кожу, и я вскрикиваю от боли. Мне на грудь опрокинули кофе. Я отлетаю в сторону и падаю, врезавшись во что-то твердое. В кого-то твердого.

Я на полу, и мой взгляд утыкается в потертые черные ботинки. В романтической комедии так нелепо встретились бы главные герои. Парень был бы красавчиком, спортсменом и лучшим выпускником. Он бы протянул мне руку и помог подняться. В его рюкзаке совершенно случайно завалялась бы запасная футболка. Я бы надела ее в туалете, и моя грудь чудесным образом увеличилась, а бедра уменьшились. И он проводил бы меня до классного кабинета и пригласил на выпускной бал.

В реальности же парень оказывается Декланом Мерфи, который практически рычит. Его рубашка и пиджак тоже залиты кофе, и он оттягивает ткань, чтобы она не касалась груди. Если в романтической комедии главный герой был бы звездой-спортсменом, то Деклан – выпускник-аутсайдер. Обладатель судимости и пожизненного места за партой во время послеурочных наказаний. Здоровый и злобный, он, может, и привлекает кого-то из девчонок своими рыжевато-каштановыми волосами и жесткой линией подбородка, но распугивает всех мрачным взглядом. Одну бровь рассекает шрам – скорее всего, не единственный на его теле. Большинство ребят боятся его, и у них есть на то причины.

Роуэн пытается одновременно и поднять меня, и оттащить от него подальше.

Деклан окидывает меня угрюмым взглядом.

– Ты чего? – хрипло спрашивает он.

Я вырываюсь из рук Роуэн. Рубашка прилипла к груди, и, я уверена, сквозь светло-зеленую ткань прекрасно виден пурпурный лифчик. Просто класс! Сначала получила ожог от горячего кофе, а теперь буду мокрая мерзнуть. Это унизительно и ужасно, и я не понимаю, плакать мне хочется или орать на него.

В горле комок, но я делаю глубокий вдох. Я не боюсь Деклана.

– Ты сам врезался в меня.

В его глазах вспыхивает злость.

– Это не я несся по школе.

Он резко подается вперед, и я инстинктивно отшатываюсь. Ладно, может, я его и боюсь. Не знаю, чего я так испугалась. Просто он такой напряженный.

Деклан, нахмурившись, замирает. Затем подхватывает с пола упавший рюкзак. Да уж. Со мной явно что-то не так. Мне так хочется на него наорать, хотя умом я понимаю, что виновата в случившемся сама. Я стискиваю зубы.

Успокойся, Джульетта.

Воспоминание о маме настигает меня так внезапно и с такой силой, что удивительно, как я тут же не разражаюсь слезами. Меня ничто не сдерживает, одно неверное слово, и я раскисну.

Деклан выпрямляется. Он все еще хмурится и наверняка собирается сказать какую-нибудь гадость. После осуждающих слов письма достаточно любой мелочи, чтобы я разревелась. Наши взгляды встречаются, и он видит в моих глазах что-то такое, отчего его лицо меняется, злость уходит.

– Деклан Мерфи, – раздается голос с металлическими нотками. – Как всегда, опаздываете.

Рядом с Роуэн стоит учитель биологии мистер Белликаро. Щеки Роуэн горят – она не на шутку разволновалась. Наверное, испугалась и сбегала за учителем. Очень на нее похоже. Даже не знаю, что я при этом чувствую: облегчение или раздражение. За спиной учителя распахивается дверь в класс, и в коридор выглядывают дети.

Деклан смахивает с пиджака капли кофе.

– Я не опаздывал. Это она задержала меня.

Мистер Белликаро поджимает губы. Низкорослый, с выпирающим пузом, обтянутым розовым шерстяным жилетом, симпатии он не вызывает.

– Из столовой нельзя выносить еду.

– Кофе не еда, – возражает Деклан.

– Мистер Мерфи… Уверен, что вы не забыли дорогу в кабинет директора.

– Не успел. Хотите, карту нарисую? – Деклан наклоняется к нему и, прожигая его взглядом, жестко говорит: – Я не виноват.

Роуэн дергается назад, заламывая руки. Неудивительно, что она так испугалась. У меня самой мелькнула мысль, что Деклан ударит учителя.

Мистер Белликаро выпрямляется.

– Мне позвать охрану?

– Нет, – поднимает руки Деклан. В голосе звучит ожесточение, в потемневших глазах пылает ярость. – Нет. Я ухожу.

И он действительно уходит, чертыхаясь себе под нос. Сминает рукой бумажный стаканчик и кидает в урну.

Меня переполняет столько эмоций, что я не могу уцепиться за какую-то одну. Стыд, потому что в случившемся действительно виновата я, но я промолчала, взвалив свою вину на него. Возмущение на то, каким тоном он со мной говорил. Страх из-за того, как он себя вел. Заинтересованность, потому что стоило нашим глазам встретиться, и злость сошла с его лица.

Мне бы хотелось запечатлеть то мгновение на снимке. Или снять прямо сейчас, как он уходит прочь по темному коридору. Его волосы вспыхивают золотом каждый раз, как он проходит мимо окна, но широкие плечи окутаны тенью. Со дня смерти мамы у меня еще ни разу не возникало желания взяться за фотоаппарат, но сейчас я жалею, что его нет в моих руках. Даже пальцы зудят.

– А это для вас, мисс Янг.

Я поворачиваюсь. Мистер Белликаро протягивает мне листок. Наказание. Я должна остаться после уроков. Опять.