30 элейнта, год Грозовых Штормов

Дуб заставил Магадона улыбнуться. Он много раз проходил мимо раскидистого старого дерева в своих путешествиях, направляясь из Звёздного Покрова и обратно, хотя с тех пор, как тифлинг видел его в последний раз, прошло уже больше года. Дуб выглядел в точности таким же, каким Магадон его запомнил — одинокий солдат, несущий дозор над укрытой травой по щиколотку равниной. Тут и там росли другие деревья, но все они были меньше этого дуба. Дуб был их генералом.

Магадон, не обращая внимания на раздающуюся позади него в лагере болтовню, провёл кончиками пальцев по стволу дерева. Глубокие борозды на коре и ширина ствола говорили о том, что дубу от семидесяти до восьмидесяти лет — почтенный старик. Несколько грибков росли в разных местах на стволе, расколотом зазубренным шрамом от недавнего удара молнии, но Магадону казалось, что дуб ещё достаточно крепок. Мир швырнул в него ещё один год, а он по-прежнему стоит здесь.

Магадон считал, что из этого можно извлечь урок. Как жаль, что он не выучил его раньше… Магадону не доставало силы этого дуба. Последний год сломал его.

— Или согнул меня, по меньшей мере, — пробормотал он.

Листья дуба меняли зелень на осеннюю желтизну. Даже ночью они оставались прекрасными, особенно ночью, вырисовываясь на фоне звёздного неба и поблескивая в серебряном свете новорождённого полумесяца Селуне и её слёз.

Магадон прижал ладонь к дубу. Он скучал по дереву, во всяком случае, скучал по той части своей жизни, которую дуб воплощал.

Но сейчас он занимался возвращением этой части, возвращением себя.

Внимание проводника привлёк помет у корней дуба. Он опустился на одно колено, чтобы изучить его, и узнал помет енота. Магадон выпрямился, улыбаясь. Навыки возвращались к нему. Он не потерял своих познаний дикой природы.

На дереве раздался шорох. Магадон поднял взгляд и увидел две пары глаз, уставившихся на него — мать-енотиху и одного её детёныша. Если бы не ночное зрение, дарованное ему кровью изверга, что текла в его жилах, он бы не заметил животных.

— Ты нашла хороший дом, енотиха, — сказал он зверьку покрупнее.

Мать и детёныш склонили набок головы, что-то протрещали и скрылись в своём убежище.

Магадон похлопал дуб по стволу.

— Не возражаешь против дополнительной кампании, старина? Обещаю, я буду непритязательным гостем.

Дуб помалкивал, так что Магадон сбросил заплечный мешок — как всегда, с полным снаряжением — и сел лицом к лагерю, оперевшись спиной на ствол. Лагерный костер горел ярко, и купцы с охранниками сидели вокруг него на бочках, ящиках и брёвнах, болтая, смеясь и выпивая.

Магадон вытянул ноги, заложил руки за голову и глубоко вздохнул. Приятно было сидеть вот так спиной к дубу. Его друг Нестор как-то раз сказал: «Нет ничего устойчивее старого дуба». Магадон знал, что это и в самом деле так. И знал, что по поводу устойчивости можно сказать многое.

Он поднял свой бурдюк в память о Несторе и сделал долгий глоток. Мысли о старом друге и его кончине повлекли за собой поток воспоминаний, как хороших — Эревис, Ривен и Джак, так и плохих — Странник, слаады, Росток Пряжи, и… Источник.

Воспоминание об Источнике заставило его поёжиться. Магадон прочистил глотку и попытался забыть о том, что Источник показал ему, обо всём, что он узнал, во что он превратился на те мгновения контакта. Но память была упряма.

Он вынул руки из-за головы и поднёс их к глазам. Ладони тряслись, сначала слабо, потом всё сильнее. Магадон знал, что сейчас произойдёт. Он сунул руки в карманы и стал ждать. Такую же дрожь он видел у наркоманов, подсевших на пыль разума, которые слишком долго оставались без очередной дозы.

Жажда обрушилась на него, голод. От нервного тика задёргался правый глаз.

Источник наделил его таким знанием, такой властью. Он мог бы сделать столько хорошего…

Магадон должен найти Источник, отправиться к нему, воспользоваться им ещё раз.

— Нет, — произнёс он, помотав головой. Даже поддайся он этой жажде, отправиться к Источнику он не мог. Тот лежал на дне Внутреннего моря, вырастая из головы существа величиной с город.

Магадон понял, что происходит, и начал бороться, чтобы удержать себя в руках, как делал это каждый день. Ментальная зависимость от Источника однажды уже заставила его потерять себя. Целый год его жизни был подёрнут дымкой. Он не позволит этому случиться снова.

Он сделал долгий, судорожный вдох, почуствовал дуб, подпирающий спину, ветер на лице, чистый воздух в лёгких, услышал смех караванщиков, и выпустил воздух обратно.

Через какое-то время всё прошло, быстрее, чем вчера. Он побеждал. Осознание этого укрепило его решимость.

Сверху снова раздался шорох. Магадон поднял взгляд, чтобы увидеть не двоих енотов, а рядок из шестерых мордочек, глядящих вниз на него; по-видимому, мать и всё её потомство. Их любопытные, глазастые морды вызвали у него улыбку. Один из малышей забрался другому на спину и мать заворчала на них.

— Хорошо, — сказал Магадон. — Я пойду своей дорогой, но сначала перекушу.

Еноты продолжали разглядывать его сквозь листву своими поблескивающими глазами.

Магадон достал полголовки сыра и два яблока из заплечного мешка. По привычке он ел в одиночестве, чтобы не сближаться с караванщиками. Магадон не хотел вступать в товарищеские отношения. Он считал парней из каравана неплохими ребятами, но ему требовалась не компания, а возможность остаться одному и предаться размышлениям. По крайней мере, так Магадон говорил себе.

Еноты раздраженно запищали на него.

Магадон ещё разок откусил от яблока.

— Вам меня не испугать, — с улыбкой сказал он зверькам. — Я уже видел страшные глаза в листве.

Откусив от яблока в очередной раз, Магадон заметил чёрные, загнутые ногти, которые когда-то были его обычными ногтями. Он вонзил их в яблоко, чтобы спрятать.

Контакт с Источником необъяснимо изменил не только его разум, но и тело, каким-то образом взбаламутив кровь отца-архидьявола, что текла в жилах Магадона. Чем сильнее становилась сила его разума, тем больше тело походило на тело его дьявольского родителя. Как и его наклонности.

Вскоре после разлуки с Источником начались кошмары. В его сновидения вторгались Девять Адов. Во снах его душа горела, корчилась от боли, вопила в огненной яме, а дьяволы смеялись над ней. Со временем эти видения стали хуже. Магадон чувствовал, что они приближаются к кульминации, которая сведёт его с ума. Вот уже много месяцев он боялся спать.

Отчаявшись, Магадон пытался спастись от своего желания вернуться к Источнику и от этих снов, сначала прибегнув к выпивке, а потом, когда она не смогла достаточно затуманить его разум, к наркотикам. Он терял себя на многие месяцы. Сны не прекращались, жажда Источника не слабела, но он был таким отупевшим, что всё это тревожило его не так сильно.

Магадон едва помнил те дни. Он помнил, как в один из слишком редких моментов ясности решил послать мысленное сообщение Эревису или Ривену, своим друзьям, но ему не хватило храбрости. Наркотики не заглушили стыд из-за того, во что он превратился. Магадон не хотел, чтобы друзья знали об этом.

Кроме того, у каждого из них была своя тяжкая ноша.

В конце концов, видения Ада покинули его сны и стали возникать в часы бодрствования. Жертвоприношения мерещились Магадону на городских улицах посреди бела дня, в криках лавочников слышался голос отца, чудились дьяволы во тьме каждого преулка. Он погружался в безумие и не мог остановиться.

Кровь от крови моей, убеждал его отец голосом мягким, как калишитский шёлк. Я могу прекратить всё это и дать тебе то, чего ты хочешь, то, что тебе нужно.

Магадон не был уверен наверняка, что этот голос — настоящий, а не просто ещё одна галлюцинация, но соблазн он испытывал. Однажды ночью он проснулся в притоне, и рубашка была вся в крови — в чужой крови. Он знал, что должен сделать что-то, чтобы спастись — иначе умрёт, духовно, если не телесно.

По иронии судьбы, необходимый инструмент он получил от Источника, когда тот увеличил ментальную силу тифлинга. Он воспользовался ею, проведя что-то вроде хирургической операции на собственном разуме, отделив большую часть тёмных, наркозависимых участков своего сознания от остальных. Магадон хотел думать, что отрезал гангренозную конечность, но на самом деле результат больше походил на трещину в сознании. Ему пришлось расколоть себя, чтобы сохранить целостность. Он не мог полностью отрезать свою зависимость или тёмные импульсы, но, по крайней мере, отделил их от сердцевины.

И это сработало. По большей части.

Во сновидениях ему по-прежнему мерещились Девять Адов. Тело кричало Магадону, что он уже много месяцев нормально не спал, зато сознание не помнило этих ужасающих снов. Это было важно. Магадон беспокоился, что какая-то гниль могла проникнуть в него, оставшись незамеченной за ментальной стеной, но решил, что наполовину спасённый человек лучше навеки проклятого.

Взрыв смеха, раздавшийся со стороны лагеря, вывел его из раздумий. Один из купцов, мужчина с намечающимся брюшком и редеющими волосами, отошел от костра и позвал Магадона. Тот вспомнил — мужчину, кажется, звали Гратаном.

— Проводник! Мы тут поспорили. Ребята говорят, что ты никогда не снимаешь эту шляпу.

— Даже когда спишь! — крикнул один из охранников.

Гратан кивнул.

— Даже когда спишь. Я уверен, что у тебя под ней что-то ещё более странное, чем эти твои глаза.

Глаза Магадона — полностью бесцветные, за исключением зрачков — часто привлекали внимание. Он объяснил купцам, что это у него с рождения — так оно, в целом, и было на самом деле, поскольку глаза являлись результатом крови изверга. Многие называли их «глазами змеи», потому что зрачки были похожи на две единицы на игральных костях; неудачный бросок.

— Шрам или как-то так, — добавил Гратан.

— А может плешь побольше, чем у Гратана, — крикнул другой купец, вызвав у остальных новый взрыв хохота.

— Это должна быть всем лысинам лысина! Но лучше шрам.

Гратан подождал, пока стихнет смех, затем указал на младшего купца, сидевшего рядом с ним.

— Вот Тарк говорит, что ты носишь её из суеверия — на удачу или как-то так. Ну так зачем она тебе? На кону двадцать серебряных соколов, которые достанутся тому из нас, кто окажется прав.

Магадон сдвинул свою мягкую широкополую шляпу на затылок, но осторожно, чтобы она по-прежнему прикрывала его рога.

— Эту шляпу?

— Именно, — подтвердил торговец.

Магадон решил пошутить и сказать им правду.

— Я ношу её, чтобы спрятать дьявольские рога, которые растут у меня изо лба. Или как-то так. Так что, выходит, вы все неправы, как орк в крепости дворфов, и можете докинуть к моей оплате двадцать серебряных соколов.

Караванщики хрипло засмеялись.

— Обставил он тебя, Гратан!

Гратан засмеялся с остальными, и даже поднял свою кружку, признавая победу Магадона. Когда веселье стихло, он сказал:

— Прекрасно, сэр. Вы получите свои двадцать соколов… или как-то так.

Магадон оценил формулировку. Он коснулся полей шляпы в ответном салюте.

— Но только если выпьете с нами, — крикнул Тарк, обладавший куда более властным голосом, чем можно было предположить по его хрупкой фигуре. — Вы так упорно воздерживаетесь, что Носс, — он ткнул пальцем в широкоплечего охранника рядом с собой, — говорит, будто вы — аскетичный монах Ильматера, путешествующий инкогнито.

Носс озадачено нахмурился.

— Что? Аскетичный? Это что, пьяница, что ли?

Новый приступ веселья.

— Выпейте, сэр, — присоединился Гратан, и все остальные вокруг костра закивали, выражая согласие. — Давайте же, присоединяйтесь. Наше путешествие подходит к концу, и обычай требует, чтобы мы разделили выпивку с проводником, пока ещё находимся на тракте.

Носс наполнил элем кружку и протянул её Магадону.

Магадон мысленно придумал вежливый отказ, и уже был готов его высказать, но неожиданно для себя самого передумал. На южных берегах Внутреннего моря действительно бытовал обычай выпивать с проводником на тракте, а кроме того, неожиданно ему захотелось чьей-то компании больше, чем одиночества.

Он поправил шляпу, взял свой лук и мешок, и поднялся на ноги.

Енотам он сказал:

— Я пошёл, матушка.

Купцам:

— Могу уверить вас, господа, что я не аскет ни в коей мере. Я пил всё, начиная с самогона в Звёздном Покрове и заканчивая огненным вином в Западных Вратах. Но в последнее время я отказался от выпивки.

Торговцы и охрана завопили: «Ууу», но не перестали улыбаться.

— Но шляпу ты снять должен, — крикнул кто-то.

— Да! Шляпу!

— Шляпу!

Магадон вдруг осознал, что его шляпа стала объектом слишком пристального внимания, хоть началось всё и с шутки. Нужно было как-то разделаться с этим, иначе закончится всё тем, что кто-то просто сорвёт шляпу у него с головы. А как только караванщики узнают, что он — дитя изверга, улыбки и чувство товарищества исчезнут так же быстро, как появились. С Магадоном такое уже случалось, когда кто-то замечал его рога или родовое пятно на бицепсе.

Приблизившись к огню, он собрал немного ментальной энергии, воспользовался ею, чтобы расширить своё сознание, и легонько коснулся разумов дюжины отдыхавших у костра караванщиков. Никто не подал виду, будто что-то почувствовал.

Магадон легонько ухватил их зрительное восприятие, стянул с себя шляпу и изменил то, что все они увидели. Заставил всех увидеть просто свой гладкий лоб и чёрные волосы, без рогов.

— Плеши — и той нет! — воскликнул один.

— Видите? — сказал Магадон, надевая шляпу обратно. Он отпустил сознание караванщиков и солгал:

— Ни шрама, ни лысины. Я ношу эту шляпу, потому что она принадлежала погибшему от рук гноллов товарищу, когда мы оба были на тракте. Так что когда я на тракте, я редко её снимаю. Довольны?

Такую причину караванщики понимали.

— Довольны, — пробормотали многие из них, понизив голоса. Все закивали. Двое даже подняли кружки в тосте. Другие проклинали гноллов.

Магадон потуже затянул завязки на шляпе и присел к огню. Вокруг звучали шутки, истории, ругательства, и на какое-то время, впервые почти за год, Магадон почувствовал, что снова стал старым собой. Он с радостью отметил, что его руки не тряслись весь вечер, даже когда мысли возвращались к Источнику, как это случалось постоянно. Тяга проходила, хотя и медленно.

Пока Гратан и другие купцы обсуждали ньюансы договорного права в Сембии, его мысли вернулись к давно минувшей ночи на плане Тени, когда он и Кейл беседовали у лагерного костра. То была не пустая болтовня и не спор, а просто честные слова двух мужчин. Магадон доверил Эревису тайну своего происхождения, Эревис доверил Магадону свои страхи. И никто из них не стал судить другого. Той ночью они стали друзьями. Последовавшие события только укрепили эту связь.

Магадон скучал по Эревису и Ривену, скучал по ним больше, чем по Источнику, больше, чем по дубу.

Внезапно он понял, что было глупо оставаться в одиночестве. Друзья не судили его за то, что он был сыном дьявола, и не стали бы судить за зависимость от Источника. Оставаясь вдали от них, он лишь терял себя. Магадон решил разыскать их, как только караван достигнет Звёздного Покрова.

Приняв такое решение, он позволил себе наслаждаться дружеской атмосферой у костра. Через несколько часов выпитое стало действовать на караванщиков. Когда Селуне уже прошла свой зенит, торговцы и охранники начали расходиться по фургонам. Некоторые, включая Тарка, заснули у костра. Гратан поднялся.

— Я на боковую.

— Доброй ночи, — отозвался Магадон. — Через несколько дней мы достигнем Звёздного Покрова.

Гратан кивнул и пошел к своему фургону, но потом вернулся к Магадону. Он подошёл поближе и тихо сказал:

— Проводник… я видал и похуже, чем твои рога.

Магадон был слишком потрясён, чтобы что-то пробормотать в своё оправдание. Он почувствовал, как краснеет, и начал лихорадочно соображать. Прежде, чем он смог придумать ответ, Гратан продолжил:

— Пока человек держит слово и заботится о товарищах, мне всё равно, как он выглядит и какого происхождения. Некоторым здесь ты мог бы довериться. А с остальными мы сумеем поладить.

Магадон быстро огляделся, чтобы убедиться, что никто из немногочисленных оставшихся караванщиков не слушает их разговор. Почти все они спали. Магадон перевёл взгляд на Гратана.

— Я услышал твои слова, — негромко сказал он, изучая широкое лицо торговца, — и ценю их. Но как..?

Купец улыбнулся и коснулся серебряной застёжки своего плаща.

— Это защитило меня от того трюка, что ты провернул с остальными. Ценная штука для торговца, не так ли? Я отобрал её у красного мага в Даэрлуне.

Гратан присел рядом с Магадоном.

Тот взглянул на торговца и спросил:

— И что дальше?

— А дальше ничего. Тебе нечего бояться. Если хочешь, чтобы рога и всё остальное оставались тайной, тайной они и останутся. И вопросов я задавать не буду. Я многих встречал в своих путешествиях, и понял одну вещь: у каждого в душе хранится сундук, полный секретов. Это делает нас людьми. И ты здесь не исключение. Но я тебе вот что скажу. Иногда нужно открывать этот сундук и показывать его содержимое другим, иначе оно начнёт гнить.

Магадон оценил мудрость его слов. Он протянул руку и сказал:

— Мои благодарности, Гратан.

— И моё уважение, — ответил купец, пожимая Магадону руку. — Должно быть, это нелёгкая ноша.

— Бывает и хуже.

— Или как-то так? — с ухмылкой спросил Гратан.

— Или как-то так, — кивнул и улыбнулся Магадон.

— Доброй ночи тебе, проводник, — сказал Гратан, похлопав того по плечу. — Не забывай иногда снимать шляпу.

Он встал и пошел к вагонам.

Магадон глядел в угасающий костёр, задумчиво играясь с завязками на шляпе. Он напомнил себя, что не стоит всегда ожидать от людей худшего. Он был такого плохого мнения о себе, что привык и остальных мерять той же меркой.

Эта мысль улучшила его настроение. Он снова решил связаться с Эревисом и Ривеном…

Взгляд Магадона привлекло неожиданное движение возле дуба. Мать-енотиха и её отпрыски карабкались вверх по стволу. Малыши карабкались неловко, но страх придавал им скорости.

Нахмурившись, Магадон огляделся в поисках хищников, но в пределах его ночного зрения не было ничего необычного.

Облака поглотили полумесяц Селуне, и жужжание насекомых немедленно стихло. Лошади и мулы, стоявшие на привязи у фургонов, зафыркали и забили копытами землю. Заметно похолодало. Магадон покрылся гусиной кожей. Он ощутил в воздухе магию. Несколько мужчин, храпящих у костра, беспокойно заворочались во сне, замахали руками, как будто отгоняли кошмары.

Сердце Магадона заколотилось. На какой-то миг он испугался, что заснул, что слова Гратана ему приснились, что стены, которые он выстроил вокруг своего разума, рухнули, и скоро он услышит голос отца, увидит, как корчатся в пламени люди. Руки задрожали, но он справился с этим, сказал себе, что это не сон.

Он взял в руки лук, поднялся на ноги, и с трудом наложил стрелу на тетиву. Привычное движение успокаивало. Он обернулся кругом, оглядывая равнину, но не увидел ничего необычного — только трава, старый дуб, несколько других одиноких деревьев. Магадон шагнул к костру и встряхнул спящего Тарка.

— Вставай, — приказал он. — И поднимай остальных. Быстро и тихо. Что-то идёт.

Тарк не пошевелился. Не шевелился никто.

— Вставайте! — сказал Магадон, пнув его ногой.

Туловище Тарка соскользнуло с бочки, на которую опиралось, но ни он, ни другие караванщики у огня даже не шелохнулись.

Магадон выругался. На Тарка и остальных наложили заклинание. Стоит ли поднимать тревогу, предупредив нападавших, что он знает об их присутствии? Похоже, другого выхода не было.

— Не спит здесь хоть кто-нибудь? — закричал он. — Гратан?

Крики лишь сильнее напугали вьючных животных, но никто на них не отозвался.

Магадон был один. Возможно, способности его разума спасли проводника от действия заклинания, которое погрузило в беспробудный сон остальных караванщиков. Магадон облизал губы, сглотнул, и сфокусировал разум на наконечнике своей стрелы, зарядив его ментальной энергией. Наконечник засиял красным. Теперь стрела могла пронзить латный доспех.

Магадон обшаривал взглядом ландшафт. Он выровнял дыхание, унял дрожь в руках и сохранял спокойствие. Зачерпнув ментальную энергию, он окружил себя прозрачным барьером, который отразит летящие снаряды. Окутанный силой собственного разума, он медленно поворачивался кругом и искал цель.

— Отец? — выкрикнул он, напрягшись, когда слово покинуло его уста. — Покажись!

Уши наполнились шумом ветра, хотя ветра не было. Он осмотрел ночь в поисках источника, но ничего не увидел. Звук нарастал, становился всё громче и громче, пока…

На самой границе его зрения возникла извивающаяся масса щупалец. Толщиной со ствол дуба, чёрные, как чернила, они тошнотворно змеились над местностью. Их движения напомнили ему щупальца кракена или гротескные конечности темнопряда, с которым он встречался на плане Тени.

За щупальцами по пятам шло облако тумана.

Две пары тонких пятен света возникли во тьме за щупальцами, одна пара цвета холодного старого железа, вторая — тусклого золота.

Глаза.

Звук продолжал становится громче, он был оглушительным, как циклон. Магадону казалось, что его барабанные перепонки лопнут. Лошади и мулы бились в панике. Двое оборвали привязь и убежали в ночь.

— Кто вы? — крикнул Магадон, его голос был едва слышен в окружающем шуме.

Щупальца придвинулись ближе. Как и глаза.

— Покажитесь!

Ответа не последовало, и Магадон выпустил стрелу в одну из пар глаз. Стрела сорвалась с тетивы, оставляя за собой красный след. Вонзившись в темноту, она исчезла без всякого видимого эффекта.

Закричав, Магадон выпустил ещё одну стрелу, потом ещё одну. Нарастающий шум поглощал его крики; тьма поглощала его стрелы.

Рёв достиг крещендо, такого громкого, что Магадону показалось, будто его голова сейчас взорвется. Как могли караванщики спать в таком шуме? Казалось, будто в барабанные перепонки вонзаются кинжалы. Магадон бросил лук и закрыл уши. Он кричал от боли, но рёв съедал все звуки.

Без предупреждения рёв стих.

За исключением звука его тяжёлого дыхания, в ночи воцарилась тишина.

Уши Магадона звенели; в висках стучало. Он поднял взгляд и увидел, что щупальца исчезли, глаза исчезли. Он был один. Он посмотрел на свои ладони. Крови на них не осталось.

Магадон чуть не рухнул от облегчения.

— Тарк, — толкнул он младшего торговца. — Тарк!

Ответа по-прежнему не было.

Шорох наверху привлёк его внимание. Магадон взглянул туда, и то, что он увидел, лишило его сил. Руки безвольно повисли.

— Боги, — пробормотал он.

Ночь забрала его.

***

Надев маску — маску заботливой молодой племянницы и доверенной советницы госпожи Мирабеты Селькирк — Элирил стояла рядом с тётушкой возле спальни покойного главного правителя. Они проехали по улицам Ордулина не в карете, а в обычной повозке, и обе надели тяжелые, грубые, простые плащи с глубокими капюшонами. Выслушав то, что сказал гонец, они не хотели, чтобы их прибытие было замечено. Город и так был встревожен. Вся Сембия была встревожена.

Холодный, бледный и абсолютно мёртвый Кендрик Селькирк Высокий лежал на своих простынях. Лысеющий, седовласый камергер главного правителя, Миннен, стоял в дверях позади Элирил и её тёти, потирая свои пятнистые от старости руки. Рядом стоял бородатый семейный маг, Сакен, скрестив руки на своём внушительном животе и плотно сжав растрескавшиеся губы. Казалось, что мешки под его глазами нарисованы углём.

Увидев мёртвого правителя своими глазами, Элирил испытала непреодолимое желание улыбнуться. Она скрыла веселье, прикрыв рот рукой и притворившись, что кашляет.

— Я послал за жрецами Тира, графиня, — сказал Мирабете Миннен. — Чтобы подтведить смерть и подготовить тело.

Мирабета кивнула.

— Прекрасно, Миннен. Ты отправил сообщение семье Селькирка?

Из ближайших родственников у Кендрика Селькирка остались только двоё сыновей, Миклос и Кавил. Его жена вот уже почти год была мертва.

Миннен покрутил пуговицу на рукаве.

— Я отправил посланников, но связаться с Миклосом и Кавилом всегда нелегко. Как обычно, в Ордулине их нет, и никто, кажется, не знает их текущего местонахождения. Поэтому я и немедленно отправил гонца в ваш особняк, графиня. Вы приходились кузиной главному правителю и были его единственной роднёй в Ордулине. Несмотря на… — он прочистил горло, — политические разногласия, вам следует позаботиться о делах, пока не прибудут его сыновья.

Мирабета и Элирил переглянулись, и девушка прочла мысли тёти: если его сыновья прибудут.

Мирабету, без сомнения, забавляло то, что тело и дом Кендрика Селькирка оказались в её власти, пускай лишь на время. Большинство жителей Ордулина видели в Мирабете соперницу Селькирка, относящуюся с уважением к своему противнику. Но Элирил знала правду. Мирабета считала кузена идиотом и слабаком, чья некомпетентность вела Сембию к краху. Она могла бы сама организовать убийство Кендрика, если бы посчитала, что сможет избежать подозрений.

Графиня прошлась по комнате, разглядывая ковры, стол, мечи и щит над камином.

— Разумное предложение, Миннен. Мы с Кендриком не соглашались в вопросах политики, но он всё равно был моим возлюбленным кузеном.

Миннен мудро придержал язык.

— Тётя, может быть, нам следует осмотреть тело? — предложила Элирил. Эта мысль родилась у неё из желания предоставить политические прикрытие тётушке и желания прикоснуться к чему-то мёртвому.

Старый камергер, казалось, ужаснулся.

— Зачем, госпожа?

Прежде чем Элирил смогла ответить, Сакен расцепил руки и сказал Мирабете:

— Никаких признаков насилия, графиня. Заклинания в комнате остались нетронуты, и моя прорицательная магия не показала ничего необычного.

Маг пристально взглянул на Элирил.

— Осматривать тело нет необходимости.

— Умелый убийца не оставил бы следов, — произнесла та.

Миннен нахмурился.

— Госпожа, кажется, многое знает о бесшумных искусствах.

Элирил вежливо улыбнулась, чтобы скрыть ненависть.

Миннен взглянул на Мирабету.

— Никто не входил в эту дверь минувшей ночью, графиня. Я убеждён в этом.

Мирабета перевела взгляд с Элирил на него.

— А я нет. Как сказала моя племянница, умелый убийца не оставил бы следов — ни магических, ни других.

Элирил почувствовала себя довольной. Политические инстинкты Мирабеты, отточеные за годы маневрирования в столице Сембии, оставались всё так же остры. Графиня не знала, что Селькирк был убит. Но знала, что если это и было убийство — она в нём не замешана. Так что для неё будет выгоднее настаивать на рьяном и тщательном расследовании обстоятельств этой смерти. Результат в любом случае послужит выгоде Мирабеты — неважно, будет ли найден убийца или подтвердится смерть от естественных причин.

Элирил, конечно, знала правду, и этот секрет заставил её улыбнуться.

— Мой кузен был здоров, как бык, — сказала Мирабета. — Я видела его всего два дня назад. Никаких признаков болезни. И вы считаете, что он просто скончался во сне?

— Люди умирают, — пожал плечами Сакен.

— И людей убивают, — ответила Мирабета, раздражённо взмахнув рукой. — Я узнаю, что здесь произошло.

Не дожидаясь разрешения, Элирил склонилась над телом главного правителя, открыла ему рот и осмотрела дёсны. Ничего не обнаружив — как и ожидалось, ведь она знала, что ночной провидец не стал бы использовать яд — она оттянула веки и заглянула мертвецу в глаза. Затем подняла его руки и изучила подмышки.

— Госпожа! — сказал побледневший камергер.

Элирил позволила рукам покойника упасть и солгала:

— Я слышала о ядах, которые всего лишь ненадолго обесцвечивают кожу, а потом все признаки отравления исчезают. Не хочу, чтобы улики исчезли, оставшись незамеченными.

— Яд! — воскликнул Миннен.

Сакен задумчиво кивнул.

— Я тоже слышал о подобной отраве.

— Как и я, — подтвердила Мирабета.

Камергер замолчал.

Элирил принялась тщательно изучать тело. Ей нравилось касаться холодной, сухой плоти трупа, но девушка сохраняла нейтральное выражение лица. Поскольку она была связана с Теневой Пряжей, Элирил чувствовала извивающуюся, тёмную сущность, скрытую внутри покойного.

— Я ничего не вижу, — сказала она своей тёте. — Но это ничего не означает.

— Кто ещё знает об этом, Миннен? — спросила Мирабета.

— Гонцы, которых я разослал, но все они заслуживают доверия. К этому времени уже должны знать жрецы Тира. Это всё.

— Пускай пока так и будет, — приказала Мирабета. — Не позволяй прислуге покидать имение. Всех следует допросить под заклинаниями жрецов. Включая вас двоих.

Оба побагровели, но кивнули.

— Может быть, он действительно умер во сне, — сказала Мирабета, и по выражению её лица Элирил догадалась, что тётушка хотела, чтобы это было не так. — Скоро мы это узнаем. Следует предпринять попытку воскрешения. Я заплачу за неё, разумеется.

По заметному отсутствию энтузиазма в голосе тёти Элирил поняла, что эта идея ей ни капли не нравится; Мирабета предложила её, лишь чтобы поддержать видимость. Вне всякого сомнения она надеялась, что воскрешение не сработает, как это иногда случалось. Элирил, конечно, знала, что так и будет. Ривален заверил её в этом.

— Это очень любезно, госпожа, — сказал Миннен. — Но…

— Говори, — приказала Мирабета.

— Я знаю, что говорится в завещании лорда Селькирка, графиня. Он запрещает любые попытки воскресить себя. Как вы знаете, он был рьяным последователем Тира. И считал, что конец — это конец.

Мирабета на миг замолчала. Она посмотрела на Элирил, и девушке показалось, что тётя не сумеет удержать улыбку. Но она каким-то образом справилась и вернула взгляд к Миннену.

— Понимаю, Миннен. Благодарю тебя. Тогда я полностью возмещу стоимость расследования его смерти. Это самое меньшее, что я могу сделать для кузена.

— Госпожа, я уверен, высший совет соответствующе…

— Он был моим кузеном, и заплачу я, — оборвала возражения Мирабета.

Снова притворство, знала Элирил.

— Конечно, графиня, — сказал Миннен.

Мирабета повернулась к Элирил. Племянница заметила удовольствие на её лице. Морщинки у глаз казались менее глубокими, чем обычно.

— Я дождусь прибытия жрецов вместе с Минненом и Сакеном, — сказала Мирабета племяннице. — Возвращайся в наше поместье. Разошли запечатанные послания. Высший совет должен как можно скорее собраться на срочную встречу. Необходимо выбрать наследника.

Элирил уже собралась уходить, но потом обернулась и спросила:

— Могу я внести предложение, тётя?

Мирабета кивнула, и Элирил произнесла то, чего хотел от неё ночной провидец:

— Правитель мёртв. Стабильность государства во время перехода власти важнее всего. Все подозрения необходимо рассеять. Вашего кузена нельзя воскресить, да, но разве не будет разумным расспросить покойного об обстоятельствах его смерти, и сделать это прежде, чем соберётся высший совет?

— Некромантия, — пробормотал Миннен.

Сакен задумчиво поднял брови и кивнул.

— Прецеденты существуют. Четыреста лет назад чернь убила главного правителя Геларбиса. Жрецы, распросившие его труп в присутствии членов совета, помогли отыскать убийцу.

Элирил готова была обнять толстого мага, хотя его слова, наверное, были лишними. Мирабета и так поймёт выгоды магического расследования до встречи совета. Это публично исключит всякую возможность её участия в убийстве и укрепит её маску обеспокоенной кузины. Тётушка носила различные маски почти так же хорошо, как и сама Элирил.

— В твоем предложении есть смысл, — сказала Мирабета. — Я подумаю над этим. Следует учесть пожелания моего кузена. Миннен, что говорится о таких вещах в его завещании?

Миннен не смотрел ей в глаза.

— Ничего, графиня.

И снова Мирабета сумела не улыбнуться.

— Иди же, Элирил, — сказала она.

Подходя к двери, девушка заметила неровную тень Сакена на полу. По её виду она могла сказать, что в течении года маг будет мёртв.

— У меня есть секрет, — прошептала магу девушка, ухмыляясь, и вышла из комнаты.

***

Какое-то время спустя — может быть, несколько дней, Магадон не знал — он открыл глаза во тьме. Он не чувствовал никакой повязки на глазах. Обычно кровь изверга позволяла ему видеть в темноте, но не в этот раз. Магический саван, значит. Его кожу обдувал влажный воздух.

Он находился в сидячем положении, и холодные как лёд оковы охватывали его запястья, лодыжки и грудь. Магадон не мог пошевелиться. Он почти ничего не помнил. Сознание было вялым. Он попытался призвать немного ментальной энергии и трансформировать её в свет, но попытка не удалась. Что-то подавляло его способности мага разума.

— Он очнулся, — сказал чей-то голос. — Подавляющее облако действует.

— Тогда начнём, — сказал другой.

Прежде чем Магадон смог задуматься над смыслом этих слов, он ощутил резкий порыв воздуха и головокружение, часто сопровождающие магические путешествия. Это напомнило ему о тех случаях, когда Эревис перемещал их между мирами с помощью теней.

Когда всё замерло, он по-прежнему был во тьме. Во мраке чувствовался запах соли — морской соли. Магадон услышал красноречивый скрип корабля, почувствовал качку на волнах.

Нервная дрожь пробежала по телу. Запах моря напомнил о вещах, которые Магадон предпочёл бы забыть.

— Покажите себя, — потребовал он, пытаясь не выдать, что нервничает. Из-за пересохшего горла голос получился каркающим.

Ответил второй голос, холодный и спокойный.

— Скоро, маг разума. Волшебный саван необходим, чтобы не позволить тебе использовать свои ментальные способности. Однако не сомневайся — тебя мы видим.

Магадон подёргал свои оковы — безрезультатно.

— Мы? Кто мы? — спросил Магадон. — Где мы находимся?

— Меня зовут Ривален Тантул, — сказал голос справа от Магадона.

Это имя ничего не говорило ему. Ривален продолжал говорить, и на этот раз его голос раздавался позади Магадона. Вероятно, он ходил вокруг пленника.

— Тебя зовут Магадон Кест и ты родом из Звёздного Покрова. Ты — сын изверга и маг разума. Год назад ты вступил в контакт с тем, что принадлежит моему народу.

Магадон не понимал.

— Твой народ? Я не знаю, о чём…

Потом он понял. В горле появился комок. Ривален сделал этот комок ещё твёрже.

— Мы нетерезы, Магадон Сын Изверга, — сказал он.

В животе Магадона поселился страх. Источник был нетерезским.

— Где мы? — спросил Магадон, хотя уже начал подозревать.

— Мы на корабле во Внутреннем море, — ответил Ривален. — Над Саккорсом. Над Источником.

Магадон начал потеть.

— Зачем вы забрали меня сюда? Я не стану вам помогать.

— Станешь, — спокойно отозвался Ривален. — Потому что я заставлю тебя. Сожалею, но я должен.

Он помолчал мгновение, потом спросил:

— Источник… причинил тебе боль?

Магадон покачал головой. Источник не причинял ему боли. Источник дал ему всё, чего Магадон мог когда-либо желать, по крайней мере заставил его думать, что у него есть всё, чего он желает. И в этом и заключалась проблема. Когда это чувство прошло, Магадон чуть не убил себя, пытаясь найти ему замену.

Другой голос спросил:

— Откуда ты знаешь наш язык, маг разума?

Вопрос удивил Магадона. Он не осознавал, что разговор идёт на лороссе. Он изучил язык…

— Это Источник научил тебя? — спросил голос. — Как любопытно. Чему ещё он тебя научил?

Магадон напомнил себе о Сессимифе, кракене, который был поглощён Источником, и проводил свою жизнь в бездействии, переживая чужую историю. Магадон не хотел стать таким. Закряхтев, он попытался разорвать свои путы, но они даже не дёрнулись.

— Твои кандалы состоят из эссенции тени, Магадон, — сказал Ривален. — Ты не сможешь их сломать. Только истощишь свои силы.

Магадон проигнорировал его, продолжая дергаться. Он так долго пытался вернуть себя. Он не потеряет себя снова. Не потеряет.

Как и обещал Ривален, вскоре он устал. Магия оков высосала все его силы. Задыхаясь, он повис на стуле. Магадон молился, чтобы кракен поднялся из Саккорса и уничтожил корабль, убил бы их всех.

— Я не могу вам помочь, — сказал он. — Я не стану.

— Источник спит, Магадон, — произнёс Ривален. — Как это произошло?

— Ты что-то с ним сделал? — спросил второй голос.

Магадон чуть не засмеялся — как будто он мог что-то сделать Источнику.

Второй голос продолжал.

— На Источник напали. Ты был поблизости, когда это произошло. Это я знаю. Отвечай на вопрос. Если ты солжешь, я это пойму.

Магадон закрыл глаза, пытаясь убедить себя, что он грезит, потерялся в наркотической дымке в каком-то задымленном подвале в Звёздном Покрове.

— Говори, — приказал Ривален.

Он не грезил.

— Не напали, — сказал он. — Подключили. Источник подключили к артефакту, который стал черпать его силу, чтобы послужить волшебнику, сотворившему Огненный Дождь.

— Волшебник сотворил Огненный Дождь? — изумлённо спросил второй голос.

Магадон кивнул.

— Да. Он был… не из этого мира. Он воспользовался силой Источника, чтобы питать своё заклинание.

— Поразительно, — отозвался второй голос.

Магадон понял, что рассказал слишком много. Он не хотел, чтобы нетерезы узнали о башне на Путевом Камне. Ривен по-прежнему должен быть там.

— Волшебник погиб, — добавил он. — Я видел его тело, превращённое солнцем в пепел. Артефакт, к которому он подключил Источник, уничтожен.

— Он говорит правду, — сказал второй голос, видимо, обращаясь к Ривалену.

Какое-то время стояла тишина, как будто его захватчики беззвучно совещались. Наконец Ривален сказал:

— Нам нужно, чтобы ты разбудил Источник, Магадон. Только маг разума способен на это. Только ты сможешь это сделать.

Магадон закрыл глаза и покачал головой.

— В таком случае, мне жаль, — произнёс Ривален и прочитал заклинание.

Магадон вцепился в ручки кресла, готовясь сопротивляться любому заклятию, которое на него могли наложить.

— Помоги нам, Магадон, — сказал Ривален.

В его голосе была магия, сила. Магадон чувствовал, как она давит на его волю. Он боролся с этим.

— Нет.

— Ты должен. Пробуди его для нас, Магадон.

Магадон сжал зубы, пока магия Ривалена прокладывала путь в его разум. Он снова напрягся, пытаясь ослабить свои оковы, почувствовал, как они поддаются. Сердце тяжело стучало в груди.

— Это… убъёт… меня! — крикнул он.

— Осторожно, брат, — предупредил второй голос.

— Ты всё равно должен это сделать, — приказал Ривен. — Пробуди его для нас, Магадон.

Магадон, как безумный, стал рвать свои кандалы. Заклятье Ривалена пульсировало в его сознании, слова были похожи на удары молота. Голос Ривалена впитывал его волю.

Магадон слабел.

Слова звенели в ушах, проникали под кожу. Он понял, что проигрывает, подумав, как легко было бы просто сдаться.

— Нет! Нет!

— Почти, — сказал второй голос.

— Ты хочешь это сделать, — продолжал Ривален. — Я вижу в твоих глазах. Поддайся этому, Магадон. Останови боль.

Слова Ривалена были так похожи на то, что говорил его архидьявол-отец во снах, и это до основания потрясло Магадона. Он так сильно стиснул зубы, что прикусил язык. Острая вспышка боли и вкус крови во рту подарили ему мгновение ясности, свободы. Горстка ментальной энергии просочилась через гасящее облако и стала доступна ему.

Магадон уцепился за неё, как за соломинку, и сделал единственное, что мог сделать, чтобы спасти себя.

Нимб алого света охватил его голову, пронзая даже мрак савана. Его захватчики закричали. Он почувствовал чью-то хватку.

Магадон ухмылялся, даже когда пришла боль. Казалось, он распадается на части. Раскалываясь, он кричал.