Халисстра повернула меч Сейилл в выгнувшейся спине Данифай, и бывшая пленница задохнулась от боли. Халисстра наслаждалась каждым ее трудным, захлебывающимся вдохом. Из-за Данифай на них с изумлением глядела Квентл Бэнр. Халисстра не обращала на нее внимания. Она смотрела только на свою бывшую рабыню. До верховной жрицы ей дела не было. Моргенштерн выпал у Данифай из рук.

— Госпожа… Меларн, — тихо выговорила она.

Халисстра решила, что хочет увидеть лицо Данифай перед смертью. Она выпустила рукоять меча Сейилл и позволила своей бывшей рабыне повернуться.

Из груди Данифай сбоку торчал на треть клинок меча Сейилл, будто окровавленный вымпел. Взгляд прекрасных серых глаз Данифай был до нелепости мягким. Она смотрела на Халисстру и улыбалась окровавленным ртом.

— Не называй меня больше госпожой, — бросила Халисстра.

Пухлые губы Данифай скривились от боли. Она подняла руку, будто хотела коснуться лица Халисстры. От этого усилия она вздрогнула.

— Халисстра… — прошептала она, отделяя каждое слово от другого болезненным вздохом, — прости… меня.

Слова ее не сразу дошли до Халисстры. Когда она поняла, из глаз у нее хлынули слезы; она не могла остановить их. Ей мгновенно вспомнилось все, что у них с Данифай было общего, все их секреты, их заветные желания. Благодаря связующему заклинанию они вместе прошли через столь многое, узнали друг друга так хорошо. Она с изумлением поняла, что ей жаль, что все в конце концов так закончилось.

— Простить? — переспросила Халисстра, и голос ее дрогнул. — Простить? Никогда!

Данифай кивнула. Вокруг клинка, торчащего из ее груди, сочилась кровь. Халисстра промахнулась мимо сердца.

— Я понимаю, — сказала Данифай, продолжая тянуть к ней руку.

Против своей воли Халисстра тоже начала поднимать к ней руку, но остановилась.

— Я скучала по тебе, госпожа, — сказала Данифай.

Халисстра сморгнула слезы и взяла наконец Данифай за руку.

— Я тоже скучала по…

Стремительная, как гадюка, Данифай схватила Халисстру другой рукой и дернула на себя, пронзив лезвием ее собственного клинка.

Халисстра ухватила ртом воздух, когда сталь пробила сначала ее кольчугу, а потом и тело. Она чувствовала, как сталь скрежетнула по ребрам и вышла из спины. Пивафви ее начал пропитываться теплой кровью.

Она должна была догадаться. Должна была догадаться.

Глаза ее обратились поверх плеча Данифай на Квентл.

Жрица Бэнр злорадно улыбалась, сжав в руке плеть.

Данифай обвила Халисстру руками и крепко прижала к себе. Халисстру пронзила боль.

— Я ни за что не прошу прощения! — прошипела Данифай ей на ухо.

Превозмогая боль, Халисстра ответила ей таким же крепким объятием.

Обе они задыхались от боли.

Тела их были спаяны воедино, связаны сталью. Кровь их смешалась. Связь иного рода снова объединила их.

Халисстра склонила голову на плечо Данифай странно нежным жестом.

— Я тебя ненавижу, — шепнула она.

Данифай подняла руку и погладила Халисстру по волосам, как делала это бессчетными ночами прежде.

— Я знаю, — ответила Данифай.

Халисстра любила ее, несмотря ни на что.

— Я знаю, — снова сказала Данифай, и объятие ее ослабло.

Халисстра не могла больше вынести этого. Застонав, она оттолкнула Данифай и вскрикнула, когда лезвие выскользнуло из ее тела. От толчка обе они потеряли равновесие и повалились на землю. Тело Данифай по-прежнему было пронзено сталью. Вдвоем они сидели на земле Ллос, истекая кровью и задыхаясь.

Квентл Бэнр разглядывала их обеих.

— Ну вот и конец, — сказала она и шагнула к Данифай.

Змеи ее плетки уставились на бывшую рабыню.

Шипение и треск заставили обернуться Халисстру, заставили обернуться Квентл, заставили обернуться ее змей.

Вокруг них возникали никалоты, телепортирующиеся снизу, с поля боя. Один, три, восемь, двенадцать — самый мелкий из них был выше даже Квентл. Мускулы перекатывались под их чешуйчатой кожей. У каждого в руке был испещренный рунами топор. Морды их злобно скалились.

Лицо Квентл исказилось отчаянием. Она взглянула на никалотов, на Данифай, на Халисстру. Халисстра прочла нерешительность в ее глазах. Нерешительность сменилась ненавистью.

— Это не ты! — визгливо бросила она Данифай.

Не обращая внимания на никалотов, верховная жрица высоко занесла плеть для убийственного удара, когда на самом верху нелепой громады города Ллос распахнулись двойные двери обители Паучьей Королевы. Из храма ударили лучи фиолетового света.

Халисстре показалось, что время остановилось. Движение застыло. Все живые существа в окрестностях города Ллос — юголоты, дроу, демоны, дреглот — замерли. Все взгляды обратились на Вечную Паутину, на город Паучьей Королевы.

Масса пауков, скопившихся на дальней стороне равнины, шевельнулась и закопошилась. Издаваемые их движением звуки напомнили Халисстре звуки ливня, которые она слышала в Верхнем Мире.

Сердце ее застучало, дыхание участилось. Она с такой силой сжала в кулаке обломок Лунного Клинка, что казалось, кожа на пальцах вот-вот треснет. Она едва чувствовала боль от раны. Данифай лежала от нее в нескольких шагах, лицом к городу, широко раскрыв глаза, тяжело дыша, плащ ее был пропитан кровью. Губы бывшей пленницы шептали слова могущественной исцеляющей молитвы. Меч Сейилл выскользнул из ее тела, и рана закрылась. Халисстра эхом повторила молитву, и ее рана тоже затянулась.

Квентл не замечала их. Застыв, она стояла и смотрела на город Ллос, продолжая высоко держать занесенную для удара плеть.

В небе над Равнинами Пылающих Душ висели горящие души, они корчились от боли, и из их вечных форм вытекала слабость. От обители внезапно налетел ветерок. Он сделался порывистым, перешел в завывающий ураган, и в его воплях слышался голос Ллос, вернее, множество их, семь голосов из видения Халисстры: «Йор'таэ».

Никалоты вокруг них переглянулись. Халисстра видела неуверенность и страх в их глазах.

И они разом исчезли, телепортировавшись туда, откуда пришли. Отступление быстро распространилось на уцелевшие остатки войска, и они тоже бежали. Клуричир, израненный и с оторванной клешней, тем не менее еще раз набил полную пасть меззолотами и тоже ретировался. Паучий рой рассеялся, и существа поспешили назад в свои убежища в скале. Меззолоты, оживленные ультролотом, рухнули на землю, такие же неподвижные, как она.

По всем Равнинам Пылающих Душ валялись трупы. Фарон Миззрим, странно неподвижный, висел в небе над разоренной землей. Джеггреда Халисстра не видела нигде.

— Она выбрала, — сказала Данифай и поднялась на ноги.

Халисстра сделала то же самое.

По телу Квентл Бэнр пробежала дрожь, но от восторга или от страха, Халисстра не знала.

Фарон не мог ни двигаться, ни говорить. Он управлял своим полетом при помощи кольца, следующего его ментальным командам. По бокам продолжала струиться кровь из ран, нанесенных ему никалотами.

Он услышал зов Ллос, увидел, как раскрылись двери ее храма, но это его не интересовало. Если одна из жриц Ллос не окажет ему помощи, и скоро, — он умрет от потери крови.

Он развернулся в воздухе так, чтобы видеть землю. Внимание его привлекло движение внизу: Джеггред, пошатываясь, поднялся из-под груды тел меззолотов — весь в крови, одна из меньших рук оторвана по локоть, на месте глаза зияет окровавленная дыра. Дреглот смотрел не на храм Ллос, но на тропу, ведущую к Ущелью Похитителя Душ, туда, где стояли три жрицы.

Халисстра Меларн каким-то образом последовала за ними.

Квентл, Данифай и Халисстра стояли высоко над полем сражения, глядя на обитель Ллос. Они напомнили Фарону королев, обозревающих свои владения.

В небе вокруг Фарона по-прежнему горели фиолетовым огнем души. Через некоторое время, пройдя чистилище, они летели дальше, в город Ллос.

Фарон знал, что жрицы тоже прошли через чистилище. И он. И Джеггред — на свой манер.

Он подлетел к ним, удивляясь, что они не перебили друг друга.

Фарон предположил, что зов Ллос был сильнее их взаимной ненависти. Голос Паучьей Королевы сдерживал их конфликт, так же как вера в нее гасила конфликты, свойственные обществу дроу.

Перед глазами у него все плыло, но он старался удержать сознание. Он слабел. Маг хотел обратиться к Квентл, но не мог говорить. Он подлетел к тропе.

Жрицы заметили его приближение. Халисстра подобрала с земли меч, но ни одна и не подумала помочь ему. Он опустился рядом с Квентл.

Позади и снизу он услышал, как Джеггред вприпрыжку поднимается по тропе.

— Твой мужчина вернулся, — с ухмылкой сказала Данифай, хотя Фарон с удовлетворением отметил, как она поморщилась от боли.

— И твой возвращается, — бросила Квентл через плечо, имея в виду Джеггреда.

Жрица Бэнр некоторое время разглядывала Фарона. На лице ее застыло странное выражение, и Мастер Магика видел, что его жизнь висит на волоске.

— Ты способен летать благодаря кольцу, но в остальном неподвижен? — спросила Квентл.

Фарон не мог ответить.

— Надо применить контрзаклинание, — решила верховная жрица.

Фарон вздохнул бы с облегчением, если бы мог.

Квентл произнесла заклинание, и, когда она окончила его, Фарон по-прежнему не мог пошевелиться.

Мрачная усмешка промелькнула по лицу настоятельницы Арак-Тинилита.

— Больше никаких полетов, — сказала она.

Он проверил ее слова, мысленно приказав кольцу поднять себя в воздух. Ничего не вышло. Эта дрянь уничтожила магию в его кольце!

— Богиня зовет меня, Мастер Миззрим, — заявила жрица Бэнр. — Ты исполнил свое предназначение, как положено мужчине. Но теперь твоя душа принадлежит ей.

Джеггред выскочил на тропу, отдуваясь, весь в крови, с неровным обрубком вместо руки.

— Госпожа, — обратился дреглот к Данифай и с неприкрытой ненавистью взглянул на Квентл и Фарона.

Данифай посмотрела на Джеггреда, на Фарона, на Равнины Пылающих Душ.

— Богиня зовет нас, Квентл Бэнр, — сказала она Квентл. И, обращаясь к Джеггреду, добавила: — Отнеси Мастера Миззрима вниз, на равнину, и оставь его там. Как сказала госпожа Квентл, его душа принадлежит Паучьей Королеве.

Фарону хотелось проклясть их, хотелось сотворить заклинание, хотелось выругаться, но он ничего не мог сделать. Сердце отчаянно колотилось в груди.

Джеггред ни о чем не спрашивал. Он злобно глянул Фарону в лицо и потянулся к нему боевыми ручищами.

Мага захлестнула волна надежды. Ультролот не уничтожил его заклинание непредвиденных обстоятельств. В тот миг, как дреглот коснется его, появится магический кулак. Им Фарон мог управлять мысленно. Он напрягся, готовясь.

Джеггред поднял голову и попятился.

— Он говорил, что произнесет заклинание на всякий случай и что если я дотронусь до него… — Джеггред умолк, глядя на Фарона.

Сердце Фарона оборвалось. Почему именно теперь дреглот решил продемонстрировать некое подобие ума? Данифай фыркнула.

— Вы всегда были слишком очевидны, Мастер Миззрим, — сказала она и произнесла контрзаклинание. Когда она закончила, магия Фарона на случай непредвиденных обстоятельств исчезла. — Давай, Джеггред, — велела она.

— Прощай, мужчина, — добавила Квентл, и в голосе ее не было и следа каких-либо эмоций.

Джеггред сгреб его боевыми руками и поскакал вниз по тропе. Добравшись до равнины, он перевернул Фарона так, чтобы оказаться с ним лицом к лицу.

— Я предпочел бы убить тебя сам, — сказал дреглот. — Как? Никакого оскорбления в ответ?

Дреглот рассмеялся, и его зловонное дыхание пахнуло Фарону в лицо.

Мастер Магика и представить не мог, что одним из последних ощущений в его жизни будет смрадное дыхание Джеггреда.

Джеггред прошагал немного дальше и бросил Фарона на каменистую землю. Маг упал на бок, лицом к Вечной Паутине, к городу Ллос, к полчищам пауков, скопившихся на Равнинах Пылающих Душ.

Откуда-то сверху и сзади он услышал голос Данифай:

— Спасайся, если сумеешь, Джеггред Бэнр. Меня призывают в обитель.

После этого до Фарона донеслись слова заклинания. Несколько мгновений спустя все три жрицы проплыли над ним в виде облачков серого тумана. Быстрые, как стрела, словно состязаясь друг с другом в скорости, они спешили предстать наконец перед Ллос.

Пауки внезапно ринулись вперед. Фарон смотрел, как они приближаются — стена глаз, когтей, лап и клыков. Они накатывались с шелестом, словно волна. На ходу они пожирали трупы павших, в считаные минуты начисто обгрызая мясо с костей. Фарон надеялся, что истечет кровью прежде, чем они доберутся до него.

Он слышал позади себя проклятия Джеггреда, сопровождаемые затихающим топотом, — это дреглот убегал по тропе обратно к Ущелью Похитителя Душ.

«Осел обзавелся наконец крупицами здравого смысла», — подумал маг.

Фарон не мог даже зажмуриться. Он мог лишь смотреть на приближающуюся волну и ждать, когда его съедят заживо. Кровотечение убивало его недостаточно быстро.

Он видел, как орда обгладывает один труп за другим. И знал, что последним его ощущением будет не вонь Джеггреда. Это будет боль.