– Я понимаю, что оно тебе не нравится, Коннант, сказал Блэр. – Но его все равно нужно разморозить без формалина.
– Тогда давайте не будем его трогать до возвращения на Большую землю, – предложил специалист по космическим лучам. – Там можно было бы провести гораздо более детальное и подробное исследование…
– А как мы пересечем Полярный круг? – вскинулся биолог. – Как мы перевезем его через температурные зоны? Чтобы добраться до Нью-Йорка, надо пересечь умеренную температурную зону, затем экваториальную, а потом еще половину умеренной. Ты не хочешь просидеть с ним один день даже здесь, а ведь тогда придется поместить его в холодильник вместе с мясом и совершить совместный трансокеанский перелет. – Блэр посмотрел вверх и победно кивнул лысой головой.
Коннант и рта не успел раскрыть, как в разговор вступил Киннер.
– Послушай-ка, мистер! – Повар недобро прищурился. – Если ты засунешь эту штуку в контейнер с мясом, то, клянусь всеми святыми, я запихну тебя туда с нею за компанию. Вы уже и так таскали на мой стол все, что вообще можно двигать. Я терпел, но если вы поместите этого монстра в контейнер с мясом или на мясной склад, тогда – до свиданья! Жратву будете готовить себе сами.
– Но, Киннер, твой стол – единственный в лагере, который достаточно велик для такой работы, – возразил Блэр.
– И потому каждый норовит принести сюда все, что может. Кларк всякий раз, когда его собаки подерутся, приносит их ко мне на стол, чтобы зашить раны. Ралсен вечно заявляется сюда со своими санями. Дьявол, на моем столе не было только «боинга»! Но вы бы и его приволокли сюда, если бы нашли способ протащить через туннели.
Гэрри усмехнулся и подмигнул гиганту ван Волу.
Светлая борода ван Вола подозрительно дернулась, но летчик сумел сдержать смех и с понимающим видом кивнул повару:
– Ты прав, Киннер. Лишь авиация обращается с тобой хорошо.
– Сюда действительно временами набивается многовато народу, – поддержал Киннера Гэрри, – Нам всем это не нравится. Но в лагере ни у кого нет возможности уединиться.
– Какое, к черту, уединение!.. На днях, смотрю, через кухню бодрым шагом топает Баркли, бубня: «Последняя древесина в лагере! Последняя древесина в лагере!» – и тут же выносит эту самую древесину, то есть кухонную дверь, наружу, чтобы построить навес для своего вездехода. А потом еще удивляется, что я вышел из себя…
Услышав эту историю, усмехнулся даже невозмутимый Коннант. Но его усмешка быстро прошла, когда он вновь взглянул на красноглазое существо, которое Блэр с помощью ледоруба извлекал из ледяного склепа. Коннант привычным жестом откинул с плеч волосы, заправил их за уши и прорычал:
– Полагаю, нам с этим гуманоидом в помещении космической лаборатории будет тесновато… Кстати, Блэр, почему бы не сколоть лед с этой штуки где-нибудь в другом месте? Уверяю тебя, никто не будет против! А затем подвесишь ее в генераторной над радиатором системы охлаждения. Через несколько часов твой мороженый цыпленок станет теплым и пушистым.
Горевший азартом и нетерпением Блэр отложил ледоруб, чтобы можно было свободно жестикулировать костлявыми пальцами.
– Я прекрасно понимаю реакцию людей, – сказал он, – но так важно использовать любой шанс. Никогда еще у человечества не появлялась такая возможность и вряд ли появится впредь. Помнишь, мы как-то ловили рыбу? Она замерзала почти сразу же, как только ее вытаскивали на палубу, и оживала, когда мы медленно ее размораживали. Низшие формы жизни не умирают при быстром замерзании и постепенном размораживании.
Поэтому нам надо…
– Ради всего святого, уж не думаешь ли ты, что этот монстр оживет? – взревел Коннант. – Ты хочешь, чтобы он ожил? А ну пустите меня туда! Я искрошу это исчадие ада на сто тысяч кусков…
– Нет! Стой, придурок! – Блэр вскочил, чтобы преградить Коннанту дорогу к гуманоиду. – Нет! Ты же слышал! Только низшие формы жизни! Послушай меня!
Высшие формы жизни при таких условиях не выживают. Рыба оживает после замораживания потому, что представляет собой низшую форму жизни. Отдельные клетки ее организма могут восстанавливаться, и этого достаточно, чтобы вернуть рыбу к жизни. Любые высшие формы в такой ситуации погибнут. Несмотря на то что отдельные клетки выживут, сложный организм умрет, потому что для жизни ему необходима согласованная, связанная работа всех клеток. А такие связи не восстанавливаются. Это существо, судя по всему, так же далеко ушло в своем развитии, как и человек. Если не дальше… Поэтому оно будет не менее мертво, чем был бы мертв человек.
– Откуда ты знаешь? – спросил Коннант, поигрывая поднятым ледорубом.
Гэрри положил руку ему на плечо:
– Подожди-ка минуту, Коннант!.. Я хочу понять. – Начальник экспедиции повернулся к Блэру. – Я согласен: нам не стоит размораживать это существо, если есть хоть малейший шанс, что оно оживет. Но я не представляю себе, откуда может взяться этот шанс.
Сидящий на кровати Коппер вытащил трубку изо рта и встал:
– Это существо мертво. Оно не живее тех сибирских мамонтов. Существует масса доказательств, что организмы – будучи даже быстро заморожены, а потом медленно разморожены, – не выживают. Я не принимаю во внимание рыб, это очень редкий частный случай…
Однако нет ни одного доказательства обратного, того, что высокоорганизованное живое существо может выжить при таких условиях. Блэр, ты это хотел сказать?
Маленький биолог задумчиво кивнул. Ореол седых волос вокруг лысой головы качнулся в праведном гневе.
– Дело в том, – начал он обиженным голосом, – что отдельные клетки, выжившие при правильном размораживании существа, могут отразить особенности жизнедеятельности организма в целом. Мышечные клетки человека, например, живут еще несколько часов после его смерти. Так что, разморозив это создание подобающим образом, мы сможем определить, к какому типу живых существ оно принадлежит. В противном случае мы так никогда ничего и не узнаем, – Блэр поглядел на ледоруб в руках Коннанта. – Хочу добавить, что внешний вид обманчив, и мы не должны заранее считать его носителем зла. Может быть, у него подобное выражение лица является отражением печали и безнадежности. Возможно, ему просто было тоскливо оттого, что он умирает в расцвете сил. Белый для китайцев, например, – цвет скорби, тогда как в нашем восприятии это цвет радости и чистоты. Если даже у обитателей одной планеты есть разные традиции и понятия, что же говорить о столь далекой от нас расе?
Губы Коннанта тронула ехидная усмешка:
– Если это выражение у него соответствует печали, то я даже не могу себе представить, как бы эта тварь смотрелась в ярости. Такая физиономия просто не создана для мира и дружелюбия. Я понимаю, ты нашел это существо и теперь считаешь его своим питомцем, но взгляни на ситуацию здраво. Это существо явно родилось в атмосфере зла и враждебности, провело свои детские годы, поджаривая живьем что-нибудь вроде котенка из местной фауны, и повзрослело, изобретая новый вид извращенной пытки.
– У тебя нет права так говорить! – огрызнулся Блэр. – Откуда ты знаешь, что означает неземное выражение на неземном лице? Оно не может иметь земного эквивалента. Существо выросло в другом мире. У него другие формы тела и другие черты лица. Но оно, подобно нам с тобой, такое же законное дитя природы. У тебя откровенная ксенофобия, рождающая ненависть ко всему, что не похоже на человека. Возможно, для него ты тоже всего лишь страшилище с недостаточным количеством глаз и бледным телом из плесени, наполненной газом!..
– Ха! – воскликнул Коннант, – Может быть, от другого создания с другой планеты я бы и не стал ожидать зла только потому, что оно отличается от меня… Говоришь, перед нами дитя природы? Я бы скорее назвал это порождением дьявола!
– Черт! – рявкнул Киннер, – Да прекратите вы спорить неизвестно из-за чего! Лучше снимите этого монстра с моего стола и прикройте брезентом… Меня тошнит от одного его вида!
– Кажется, Киннер начинает закипать, – язвительно заметил Коннант. – Скоро повалит пар.
Повар обернулся к специалисту по космическим излучениям. Шрам на его щеке дрогнул от усмешки.
– Да неужели, громила! Не ты ли тут разорялся минуту назад? Что ж, мы непременно предоставим тебе возможность провести ночку с этой очаровашкой. Никто вам не помешает!
– Его физиономия меня не пугает! – выпалил Коннант. – И хотя возможность просидеть с ним целую ночь не радует, я все же собираюсь это сделать.
Лицо Киннера вновь растянулось в усмешке.
– Ну-ну!.. – Он подошел к печке и поворошил пепел.
И тут пол в помещении содрогнулся – это от ледяной глыбы откололся очередной кусок, поскольку Блэр опять принялся за работу.