Из мрака ночи (сборник)

Кэмпбелл Джон Вуд

Уотерсон и Гейл

 

 

«Когда проиграл даже атом»

«When the Atoms Failed», журнал «Amazing Stories», № 1, 1930

«Металлическая орда»

«The Metal Horde», журнал «Amazing Stories», № 4, 1930

 

Когда проиграл даже атом

Все началось одним майским днем, ближе к вечеру, 1947 года, когда стояли необычайно теплые дни. Казалось невозможным работать под беспощадным солнцем, так накалившим крышу. Странно, что жара в мае всегда ощущается куда сильнее, чем в июле. Но на верхних этажах больших домов впору было задохнуться. Большим неудобством было то, что посадочные площадки для самолетов на крышах всегда сильно нагревались летом, но все же люди жили даже в квартирах на верхних этажах, и в одной из таких квартир человек пытался работать. Жара была для него большим неудобством, но его вдохновляли мысли о том, что если он не закончит работу в срок, в недалеком будущем ему нечего будет есть. Рукопись, которую он правил, была длинной, но это был заключительный этап работы… Тем не менее, когда тишину нарушил звонок телефона, Гэйл вздохнул с облегчением.

— Гэйл слушает.

— Привет, Дэйв. Это Стив. Слышал, у вас в Нью-Йорке жара. У меня для тебя интересное предложение — я прилечу за тобой часа через полтора, и если ты будешь на крыше в спортивном костюме и сменой одежды примерно на месяц, то гарантирую тебе развлечение, при условии, что ты по прежнему ищешь приключения на свою задницу. Но возвращения я не гарантирую… Все! Встречай меня на крыше через полтора часа.

— Ладно, я буду… но в чем дело?

«Значит, он не уверен, что я вернусь, — подумал Гэйл, — и он еще называет это интересным предложением. Во всяком случае, это веселее чем редактура этой чепухи, так что нужно поспешить со сборами. Но я бы хотел, чтобы у него появилась привычка предупреждать заранее, если он вовлекает меня в свою очередную экспедицию! Я Moiy не вернуться… Интересно, где это на Земле сохранилось подобное местечко? А единственная причина, по которой он дал мне полтора часа на сборы, конечно же, заключается в том, что эти полтора часа нужны ему для того, чтобы добраться до меня. Иначе он бы без всякого предупреждения свалился, как снег на голову. Значит, он находится примерно миль за триста отсюда. Интересно, где же?»

Через полтора часа Гэйл был на крыше, глядя на то и дело мелькающие в небе многочисленные самолеты, которыми ныне пользовались как для деловых поездок, так и для развлечений. Несмотря на это, багрово-серый специальный самолет Уотерсо-на должен быть виден издалека. Стив опаздывал — что весьма необычно для него. Гэйл не видел приятеля уже больше года. «Все это время, он, вероятно, возился с одним из своих вечных экспериментов», — решил он.

Гэйл не отводя взгляда всматривался в небо. Но там были лишь регулярные самолеты и один дирижабль — крошечный на расстоянии, — который, казалось, летел прямо к нему… но слишком быстро летел… это не мог быть дирижабль… ни один газовый баллон не наберет такой скорости… Затем Гэйл увидел багровую и серую полосатую раскраску — это был Стив.

Когда машина стремительно рванулась вниз и ловко приземлилась на крышу возле него, Гэйл увидел, что дирижабль больше тридцати пяти футов в длину и около десяти в диаметре. Внезапно в ее изогнутом, полированном, лишенном иллюминаторов металлическом боку открылся маленький круглый люк, из которого выскочил Стивен Уотерсон. Люк был маленьким, и так быстро протиснуть в него шести с лишним футовое тело было подвигом, достойным иллюзиониста. Гигант Уотерсон, должно быть, собирался не часто пользоваться им, иначе сделал бы люк подходящим себе по размерам.

— Привет, Дэйв… Как тебе мой новый корабль?.. Залезай быстрее, мы улетаем. Ты собрался?

— О, господи, Стив, что это? Конечно же, этот аппарат сконструировал ты, потому что я никогда еще не слышал о таком, — ответил Гэйл.

— Ну, Дэйв, наверное, можно сказать, что его сконструировал я, хотя на самом деле, его изобрела машина… По крайней мере, она открыла принципы, на которых он основан.

— Машина? Его изобрела машина? Что ты имеешь в виду? Ни одна машина не может мыслить, не так ли?

— Я не уверен, что так уж и не может, Дэйв, но залезай — я все расскажу тебе позже. Я обещал Райту, что вернусь через три часа, а уже опаздываю на десять минут. Кроме того — эта малютка весит три тысячи тонн, так что мне не хотелось бы оставлять ее на крыше дольше, чем это необходимо.

— Но, Стив, дай мне хотя бы рассмотреть твой дирижабль. Послушай, он чертовски красив! Он весь металлический?

— Рассмотришь его внутри, Дэйв… Вперед!

Дэйв Гэйл был тоже не крошка — пять футов десять дюймов и весил больше ста шестидесяти фунтов, но Уотерсон был в прекрасной форме — двести десять фунтов стальных мускулов, так что он сгрузил Гэйла в люк, точно мешок муки.

Гэйл завертел головой, рассматривая помещение^ в котором оказался. Очевидно, это была кабина пилота, потому что всю переднюю стену, следуя ее изгибу, занимало громадное окно, перед которым стояло два уютных на вид кресла. Очевидно, кресла намертво крепились к полу, а судя по прочным ремням, ожидалось, что пассажиры могут попасть в болтанку. Подлокотники кресел были по два фута шириной, и их полированную поверхность усеивали маленькие приборы и ручки. Уотерсон сел в правое кресло и пристегнулся ремнями. Гэйл поспешил занять левое.

— Успокойся, Дэйв, и приготовься к толчку, когда мы взлетим.

— Я готов, Стив, поехали!

Уотерсон чуть шевельнул правой рукой, и слева от него на приборной панели вспыхнул красный индикатор, ожили стрелки приборов, так же, как и на подлокотниках кресле Гэйла. Еще одно движение рукой, и раздался приглушенный гул. Затем Уотерсон взглянул на Гэйла и стал поворачивать маленькие верньеры… Гэйл взглянул на него в ответ, но внезапно его лицо исказилось от неприятного удивления. Машина чуть дернулась, а затем возникло странное, нехорошее ощущение, которое возникает в скоростном лифте или падающем вертолете. Увидев выражение лица Гэйла, улыбка Уотерсона стала еще шире.

— Ого… Стив… что происходит… Почему ты не предупредил меня заранее?.. — с трудом выговорил Гэйл.

— Но я же предупреждал тебя, Дэйв, — ответил Уотерсон. — А скоро, я думаю, ты и сам все поймешь.

Машина набирала высоту, сначала медленно, затем все быстрее и быстрее, удаляясь от крыши не так, как набирает высоту вертолет или дирижабль, а, скорее, как нечто тягучее, ускоряющееся все сильнее и сильнее. Летела она вверх почти по прямой. На подлокотнике кресла Уотерсона зажегся еще один красный индикатор, и аппарат неожиданно наклонился под углом в тридцать градусов. Затем рванулся вперед, не переставая набирать скорость, пока Нью-Йорк не остался далеко позади, а небо не стало сперва темно-фиолетовым, затем черным, и на нем появились звезды. И не обычные мигающие, голубоватые звездочки, видимые с Земли, а сверкающие, горящие ровным светом звезды бесконечного космоса, и у каждой звезды был свой цвет, от тускло-красного, до зеленого и синего. Теперь, когда Земля осталась далеко внизу, Гэйл с восторгом глядел на развернувшуюся перед ним великолепную сцену, ища старых друзей Земли — Марс, Венеру, Юпитер и остальные знакомые, мерцающие планеты. Затем он, заранее прищурившись, взглянул на Солнце и вскрикнул от удивления, потому что гигантский шар горел ровно каким-то голубоватым светом, точно чудовищная электрическая дуга, а вокруг него виднелось большое туманное облако зодиакального света, почти невидимое с Земли, но здесь сияющее неописуемой красотой.

— Мы уже в космосе! — взволнованно воскликнул Гэйл. — Но, Стив, что с Солнцем? Почему оно голубое? Ведь стекло окна не было голубым, не так ли?

— Конечно, мы в космосе… Но это не стекло, а кварц. Любое стекло раскололось бы через мгновение от перепада температур за бортом. Солнце же выглядит голубым, потому что впервые в жизни ты видишь его без фильтра, отсекающего больше половины его спектра. Атмосфера не пропускает синюю часть спектра, равно как и ультрафиолетовую. Поэтому мы всегда видим Солнце желтым. Сначала оно красное, потом желтое, белое, а затем, — как, например, электрическая дуга, — становится голубым. Солнце почти на две тысячи градусов горячее электрической дуги. Поэтому, естественно, что оно голубое. Кроме того, держу пари, что ты еще не нашел Марс.

— Да, Стив, не нашел. Где же он?

— Вон там, прямо. Видишь?

— Но это не может быть Марс. Он же зеленый… зеленый, как Земля.

— Но это Марс. Марс кажется с Земли красным, потому что свет, исходящий от Марса, проходит двойной фильтр, собственную марсианскую атмосферу, а потом нашу. Поэтому он становится красным, как сигнал самолета.

— Марс зеленый… Значит, возможно, жизнь на Марсе может быть похожа на жизнь на Земле!

— Конечно, Дэйв. Это вполне вероятно. Вспомни, что цвет планетам придает хлорофилл, преобразующий солнечную энергию в крахмал и сахар для растений, и, скорее всего, он во всей вселенной одинаков, поскольку углерод — единственный элемент из сотни с лишним, позволяющий прогрессировать бесконечно сложным жизненным процессам.

— Ноя думал, что элементов всего лишь девяносто два…

— Девяносто два различных типов атомов. Но если у вас полдюжины человек выполняют одну и ту же работу, можно ли ко всем им обращаться «рабочий»? Найдено больше шести видов свинца, два вида хлора, несколько — аргона и многих других элементов. Их называют изотопами, и на самом деле у них разный атомный вес. Мы говорим, что атомный вес хлора 35.457, но на самом деле не существует атома с таким весом. Есть два изотопа с весом 35 и 37, они постоянно смешиваются, так что среднее число является 35, 457. В действительности атомов больше сотни. Пока я работал над этой яхтой, то обнаружил, что имеет значение, какой именно изотоп хлора я использую.

— Ну, и как все это работает, и что ты подразумеваешь под словами, что этот аппарат изобрела машина?

— Дэйв, как тебе известно, уже много лет самые большие прорывы в физике делаются в области математической теории строения атомов. Эйнштейн был самым великим из математиков, а следовательно, самым великим атомистом. Как ты хорошо знаешь, я никогда не был хорош в математике, но любил заниматься строением атома. У меня были свои идеи, но мне был нужен кто-то, кто сложил бы на их основе математическую теорию. Может, ты помнишь, что в 1929 году в Массачусетском технологическом была машина, которую они называли интеграф, электрическая машина, которая могла проводить вычисления, слишком сложные даже для Эйнштейна, и то, на что у Эйнштейна ушли бы месяцы работы, машина могла решить за несколько минут. Фактически, это выводило математику за пределы человеческого разума. Вычисления — замечательный инструмент, с помощью которого человек может углублять свои знания, но чтобы все глубже закапываться в науку, ему приходится мастерить лопату все больше и больше. К концу нынешнего десятилетия положение дел стало таким, что уже хвост махал собакой, а лопата стала больше человека, и мы не могли ею орудовать. А потом придумали громадную лопату и прицепили к ней электродвигатель. Появился бульдозер. А интеграф должен был прицепить электродвигатель к процессу вычислений — и это получилось. Я работал над интеграфом в своей лаборатории, и мне удалось его усовершенствовать. При помощи его я могу делать вычисления, которые прежде не были возможными, вычисления, каких никогда не делал ни один человек. Это помогло мне открыть тайну атома и начать управлять атомной энергией. Но это было еще не все… Машина продолжала работать с длиннющими уравнениями, сокращая количество переменных, изменяя, интегрируя, дифференцируя данные, а потом я понял, куда все это ведет! Я испугался, когда увидел, что означают эти уравнения. Я боялся, что машина ошиблась, я смертельно боялся проверить последнее уравнение, конечное уравнение, которое машина уже не могла изменить. Она работала с уравнениями материи и вывела конечное, окончательное уравнение, описывающее всю материю! И в этом конечном уравнении содержались инструкции, как полностью разрушить материю! Оно подсказывало, как можно освободить ее потрясающую энергию. Этого я и испугался. Я долго проверял уравнение атомной энергии, пока, наконец, не набрался смелости, чтобы применить его на практике. Энергия материи известна давно: с помощью простой арифметики можно вычислить энергию, содержащуюся в одном грамме материи. Один грамм эквивалентен примерно десяти каплям воды, и в этих десяти каплях содержится 900, 000,000,000,000,000,000 эргов энергии! Масса — такая же мера энергии, как эрги или киловатт-часы. Можно было бы покупать электричество фунтами. Если бы у тебя было миллионов пятьсот долларов, ты мог бы купить фунт энергии. Ты наверняка слышал, насколько мощная атомная энергия. Она примерно в миллион раз мощнее энергии угля. Но эта колоссальная энергия так же мала по сравнению с полной энергией материи, как сила муравья по сравнению с моей силой. Энергия материи в десять тысяч миллионов раз мощнее энергии угля. Теперь ты можешь понять, почему я боялся испробовать эти уравнения на практике. Один грамм материи мог взорваться столь же мощно, как семь тысяч тонн динамита! Но машина все рассчитала правильно. Мне удалось освободить эту ужасную энергию. Я освободил ее в виде высокотемпературного луча. К счастью, аппарат был направлен в окно. А за окном был только песок. Окно мгновенно испарилось, а песок превратился в массу расплавленного кварца. Последующие столетия он так и останется там лежать — двухмильная полоса расплавленного песка пятьдесят футов шириной! — улыбка Уотерсона стала еще шире. — Из этого же можно сделать замечательную дорогу — из стекла толщиной в фут… А машина показала мне тысячу способов применения этого открытия. Кстати, я управляю кораблем посредством интересного устройства, которое также спроектировала машина. Как ты помнишь, в Общей теории относительности Эйнштейн объединил массу, силу притяжения и степень изгиба пространства, а так же доказал, что пространство упруго. Теория поля, которую он создал в 1929 году, утверждает что гравитация и электрическое поле очень похожи. Я же, при помощи машины, обнаружил, что они тесно связаны между собой. Я заряжаю стенки этой «яхты» отрицательным зарядом с помощью специального устройства, и электрическое поле аннулирует силу тяжести — корабль становится невесомым. Двигатель тоже очень прост. Я уже говорил, что пространство упруго. У меня есть проектор, точнее, ряд проекторов вокруг всего корабля, которые выбрасывают лучи света, искривляющие пространство. Затем пространство выпрямляется и — если гора не идет к Магомету, то Магомет идет к горе, — корабль устремляется вперед. Единственный теоретический предел скорости моего корабля — скорость света. При такой скорости любое тело имело бы бесконечную массу, а поскольку нельзя создать бесконечную силу, то корабль не может лететь еще быстрее. Самое интересное: ученые знали об этом уже много лет, и пока сотни человек рассуждали об атомной энергии, никто из них не касался вопроса об энергии материи. Ученые утверждали, что эту энергию использует Солнце для поддержания высокой температуры — сорок миллионов градусов в центре нашего светила. Но при этом они добавляли, что человек никогда не сможет получить ни такую температуру, ни такое давление, как в центре Солнца. А поэтому, человек никогда не овладеет энергией материи. Точно так же говорили, что человек никогда не обуздает молнию, а потому не сможет овладеть электричеством. Но человек нашел другие способы получения электричества, способы, которые не существовали в природе. Точно такая же штука произошла и с энергией материи. Я нашел другие способы для ее высвобождения. Целью нашей поездки, Дэйв, являются исследования. Я лечу на другие планеты и хочу, чтобы ты сопровождал меня. Думаю, я подготовлен к любым проблемам, с которыми мы можем там встретиться. У меня есть пулемет, стреляющий пулями, начиненными материей, которая взорвется при ударе. Материи в них меньше песчинки, но взрыв столь же силен, как десять тонн динамита. Но если бы я превратил в энергию всю пулю, то получил бы взрыв, эквивалентный тридцати пяти тысячам тонн динамита, что было бы явно опасно. На яхте, также, установлены проекторы, способные посылать высокотемпературные тепловые лучи, которые могут испарить все, что встретится им на пути. У каждого у этих проекторов свой встроенный генератор, но управляются они отсюда. Генераторы эти маленькие, но гораздо мощнее, чем любая электростанция на Земле. Любой из них далеко превосходит электростанцию в Сан-Франциско мощностью в полтора миллиона лошадиных сил. Каждый из моих генераторов способен развить мощность в пятьдесят миллионов лошадиных сил!

— Боже мой, Стив, — воскликнул Гэйл, — я, конечно, не ученый, но когда ты столь многословно рассуждаешь об источниках энергии в миллионы и миллиарды раз мощнее угля, я не просто растерян — мне страшно. А ты говоришь, что у тебя несколько десятков генераторов на яхте мощностью в пятьдесят миллионов лошадиных сил. А что, если они взорвутся?

— Ну, если они взорвутся, хотя я не думаю, что они могут взорваться, то взрыв столкнет Землю с орбиты или даже полностью уничтожит ее, — пожал плечами Уотерсон. — Могу к тому же добавить, что мы, разумеется, не выживем в такой катастрофе.

— Да нет, я это так, просто предположил… Но, Стив, насколько я знаю, в космическом вакууме царит ужасный холод. Наверное, трудно поддерживать тепло в корабле в такой ледяной пустоте?

— Во-первых, — улыбнулся Уотерсон, — я должен поправить тебя. Пространство само по себе не пустое и не холодное. Во-вторых, вакуум вообще не может быть ни холодным, ни горячим. Температура — это всего лишь свойство материи. Но само пространство не пустое — в нем в каждом кубическом дюйме содержится примерно один атом. А между нами и неподвижными звездами находится столько вещества, что мы регистрируем его спектр, как фон спектра звезд. Свет, который посылают нам звезды, доходит до нас с информацией о том, что содержится в пространстве, которое он преодолел — и там говорится о миллионах тонн кальция и натрия. Даже в столь незначительном объеме Солнечной системы, в ее «пустом» пространстве содержится примерно 125 000 000 000 граммов материи. С точки зрения астрономии это ничтожно мало, но, если ты помнишь, что один только грамм может выделить столько же энергии, сколько 10 000 000 000 граммов угля, то это оказывается не так уж и мало. А раз в пространстве есть материя, то оно может иметь и температуру, что и существует в действительности. Эта температура составляет примерно 15000 градусов. Поскольку большинство атомов в пространстве вырвалось с поверхности звезд и имеет ту же температуру, что была у них прежде. Так что, как видишь, пространство — ледяное пространство — более горячо, чем любое место на Земле! Единственная трудность состоит в том, что атомы слишком рассеяны в нем, поэтому средняя температура так низка, что мы вполне можем сказать — пространство холодное. Точно так же кусок льда может содержать больше тепла, чем кусок раскаленного железа, однако, я предпочел бы сидеть на льду.

— Теперь все ясно, — вздохнул Гэйл. — Я сам предпочел бы лед. Но… это интересно! Выходит, пространство не пустое и холодное, а чрезвычайно раскалено!

— Раз уж мы начали, то давай закроем этот вопрос, Дэйв, — ответил Уотерсон. — Да, пространство горячее, но одновременно и необычайно холодное. Средняя температура материи во Вселенной примерно равна миллиону градусов, так что пространство, которое имеет 15 000 градусов, на самом деле очень холодное. Температура внутри звезд равняется сорока миллионам градусов, что еще больше поднимет среднюю температуру. Но невероятно большое количество вещества в самом межзвездном пространстве снижает среднее число. Как ты помнишь, ближайшая к нам звезда находится в четырех с половиной световых годах, так что между звездами лежит такое обширное пространство, что все вещество в нем буквально размазано тончайшим слоем, и несколько точечных концентраций материи — звезды, — почти ничего не прибавляют к средней температуре. К тому же, в обширном космическом пространстве встречаются маленькие кусочки материи, остывшие до ужасно низких температур — всего лишь на несколько градусов выше абсолютного нуля. Но есть также куски материи потеплее, на которых может существовать водород и кислород в газообразной форме, а значит, и существовать жизнь. Мы называем эти куски планетами. Выходит, мы имеем диапазон температур от абсолютного нуля до сорока миллионов градусов тепла. Жизнь может существовать в пределах от 220–300 градусов тепла до 50 холода. По сравнению с диапазоном в сорок миллионов, имеющимся во Вселенной, это ничтожно маленький промежуток. Теперь ты понимаешь, насколько часто должны встречаться планеты с подходящей для «жилья» температурой? Но мы уже приближаемся к лаборатории, Дэйв. Я хочу познакомить тебя с Райтом, моим лаборантом, блестящим студентом и мастером на все руки. Это он собрал «Бартоломея» — так я назвал математическую машину, — а так же большую часть деталей яхты. Он сделал это при помощи тепловых лучей, иридиевого сплава и иных элементов. Он провел много времени, подбирая нужные сплавы. Корпус яхты сделан из вольфрама, иридия и кобальта. Он очень прочный и твердый. Он царапает стекло, прочнее стали и одновременно податлив, как медь. Раньше иридий стоил 250 долларов на унцию, но я научился делать сплавы куда более дешевыми. Так что скоро иридиевые сплавы станут дешевле натрия!

— Жаль, что полет был таким коротким, Стив, — вздохнул Гэйл. — Я хотел бы еще о многом спросить тебя. Где мы находимся? Я что-то не узнаю эти места.

— Мы в Аризоне… Гляди, вон там лаборатория.

— Что? В Аризоне? С какой же скоростью мы летели?

— Медленно, учитывая, что мы выходили в космос, но по земным меркам весьма быстро. Фактическую скорость трудно определить — ведь мы освободились от любых оков тяготения, поэтому я должен был следовать за Землей по ее орбите и за Солнечной системой. До Нью-Йорка примерно три тысячи миль, так что, учитывая, что мы летели часа полтора, то наша скорость равнялась тридцати милям в минуту или полмили в секунду.

— Ну, рекорд скорости самолета где-то четыреста двадцать миль… я имею в виду, в час, — протянул Гэйл. — Так что ты сейчас установил новый рекорд!

Они подлетели к низкому зданию, которое стало свидетелем строительства первого на Земле космического корабля. Плавный спуск постепенно превратился в пологий полет над самой землей, и, наконец, корабль медленно вплыл в открытые ворота ангара.

Райт помахал им рукой, но Уотерсон еще несколько минут не выходил, показывая все Гэйлу.

— Стив, ты выбрал для работы самое пустынное место. Но почему?

— По двум причинам. Во-первых, я искал место, где было бы тихо. А во-вторых, мне нужно было место, где я мог бы спокойно работать с атомной энергией, не боясь, что случайный взрыв разнесет весь город. Ты заметил кратер, мимо которого мы пролетали? Там я испытал первую пулю. Я перебрал с материей, положил туда почти миллиграмм… Но вылезай, я хочу показать тебе свою лабораторию. Она в ангаре. А завтра научу управлять кораблем.

Уотерсон первым направился к задней стене ангара, гладкой и металлической, где была маленькая дверка. Стена и дверь мерцали странно переливающимся сплавом иридия.

— Вот тут я сплю, — продолжал на ходу рассказывать Уотерсон. — Правда, тут очень тесно.

Учитывая габариты Уотерсона, комната в одиннадцать футов длиной, десять высотой и почти столько же в ширину действительно была тесной. К тому же, помещение служило еще и столовой, кухней и чертежной, так оно было действительно переполнено. Гэйла особенно заинтересовал небольшой экран, на котором светилась группа огоньков.

— Что это, Стив? — спросил он.

— Это моя карта. Это единственная карта, которая действительно нужна на космическом корабле. Огоньки все время движутся, показывая истинное положение планет. Наверное, сначала мы полетим на Марс, он сейчас ближе всего. Я хотел первым делом полететь на Венеру, но она сейчас по другую сторону Солнца. Я обнаружил, что даже в космосе не всегда возможно лететь по прямой.

— Да, неплохая карта! Но она же весьма приблизительна. Я полагаю, у тебя есть более точные сведения?

— А зачем мне более точные? Я полечу к такой большой цели, что не смогу промахнуться!

— Тоже верно. Но я еще не видел аппарата, который будет снабжать корабль воздухом. Подозреваю, что за той дверцей что-то есть.

— И правильно делаешь. Там склад и машинное отделение, в котором находится все оборудование, воздухоочиститель, фильтр для воды. Не забывай, что атомная энергия дает мне неограниченное количество электричества. Я открыл способ разлагать углекислый газ на углерод и кислород. Так я возвращаю в воздух значительную часть кислорода и одновременно удаляю из него углекислый газ. Кислород я добываю из воды при помощи другого электролизера. Одновременно он же регулирует влажность воздуха. Трудность состояла в том, чтобы избавиться от высокой температуры. Я ведь получаю такое же количества тепла от Солнца, что и Земля, но у меня нет защитной атмосферы. Самое легкое решение этой проблемы оказалось в том, чтобы держать корабль под таким углом к Солнцу, чтобы тень накрывала большую его часть судна. А затем, регулируя угол наклона, я могу получать внутри любую нужную мне температуру.

— Хорошая идея. Кстати, я никогда не слышал об электролизе углекислого газа. Не расскажешь мне, как это происходит?

— Это процесс, который открыл я сам. Он весьма сложный, так что объяснение заняло бы много времени. К тому же, я подумываю, не легче ли было бы превращать материю непосредственно в кислород?

— Стив, я заметил, что у тебя тут много светильников. Но почему ты не сделал окна?

— Окон нет нигде, кроме рубки управления. Проблема тут в том, что окна уменьшают прочность корпуса. Кроме того, мы сейчас находимся в спальне, а поскольку в космосе нет ночи, то ее пришлось бы все равно периодически затемнять. Так что почему не оставить ее просто без окон? Прочность же корпуса корабля очень важна из-за ускорения, которое я использую при разгоне и торможении. Внешний корпус сделан из шестидюймового иридиевого-вольфрамо-вого сплава лишь с двумя отверстиями — дверью и окном в рубке. Все остальное представляет собой сплошной корпус без швов. Нет никакого каркаса, кроме двух переборок шестидюймовой толщины, служащих распорками. Внутренний корпус тонкий, из металла в один дюйм, и отделен от внешней оболочки двухдюймовыми скобами. Пространство между ними пусто — там вакуум. Откачать оттуда воздух проще простого. Достаточно выйти в космос и открыть специальные внешние клапаны. А потом, между корпусами, вакуум сохранится.

— Еще меня беспокоит этот внутренний корпус, — заметил Гэйл. — Есть нечто странное в нем, в отделке и карнизах… Я думаю, что зеленый цвет должен успокаивать, но у меня сложилось впечатление, что сам металл имеет этот красивый зеленый оттенок, из него же сделаны стол, кресла и прочая обстановка.

— Ты совершенно прав, Дэйв. Так оно и есть.

— Но, Стив, мне казалось, что в последнее время не было открыто новых элементов. В музее в Нью-Йорке выставлены все девяносто два элемента, и среди них я не видел зеленых металлов.

— Во-первых, вспомни, я рассказывал, что на самом деле элементов куда больше, чем девяносто два. К тому же, я не думаю, что у них там выставлены все элементы, поскольку некоторые распадаются в течение нескольких дней, и их невозможно хранить. Но тут все металлы — составные.

— Составные? Ты имеешь в виду — сплавы?

— Нет, просто химические соединения, такие же, как азотная или серная кислота. Здесь все вокруг сделано из те-тра-этил-стибина — Sb (С2Н5)4, — состава, который физически и химически похож на металл. Он слишком мягок в чистом виде, но хорош в органических соединениях с углеродом. Можно получить его любых цветов и свойств — красные, синие, зеленые, мягкие прочные, хрупкие, даже газообразные.

— Цветные металлы вместо краски! Это же просто подарок для художников! Подумай только, с какой радостью они станут работать с новыми материалами.

— Наверное, но он также полезен в декоративных целях, хотя слишком мягок из-за громоздких молекул, так что не следует использовать его в трущихся поверхностях.

— Ну, Стив, я просто потрясен! — воскликнул Гэйл. — У тебя великолепный, мо1учий корабль! Как ты назвал его? Ты сказал, что математическую машину назвал «Бартоломей». А как называется корабль?

— Пока что никак. Я надеялся, что ты предложишь мне название.

— Весьма неожиданно, Стив. А какие у тебя были варианты?

— Ну, сперва я думал назвать его «Флюорин» в честь химического элемента, который столь активен, что его невозможно соединить ни с каким другим. Затем я подумал назвать его «Ни-нья», в честь корабля Колумба, который первым достиг Нового мира. Но Райт напомнил мне, что Эрик Красный, сын Лайефа, высадился в Америке еще в тысячном году, и предложил назвать корабль «Эрик».

— Что ж, все названия хороши. Но почему ты решил, что назвать корабль должен именно я?

— Мы с Райтом подумали, что раз ты написал несколько книг, то умеешь придумывать названия.

— Прекрасное объяснение! Кстати, свои названия я выкапываю в старых журналах. Могу предложить «Электрон». Звучит хорошо, и я помню, во время полета ты сказал, что переключил яхту, чтобы отталкиваться от тяготения Земли. А электрон вроде бы тоже имеет отрицательный заряд?

— Хорошее название «Электрон»… и идея хороша. У электрона действительно отрицательный заряд. Райт еще предлагал название «Террестрианин», поскольку это будет первый корабль Земли, посетивший иные миры. Так что выбираем между «Электроном» и «Террестрианином». Какое тебе больше нравится?

— Я предпочитаю «Терристрианин», — ответил Гэйл. — Это название больше подходит по смыслу.

— Ну, так и скажем Райту, что его название победило. А теперь пойдем в саму лабораторию, я хочу показать тебе «Бартоломея».

«Бартоломей» был занят расчетом сложной кривой, являющейся интегралом из десятка других кривых. Райт внимательно глядел, как механический карандаш вырисовывает тонкую линию. Низкое, тихое жужжание доносилось из машины и от ряда маленьких, связанных с ней трансформаторов у противоположной стены. Когда они вошли, Райт выключил машину, поздоровался с Уотерсоном и был представлен Гэйлу, а потом принялся восторженно описывать машину. Очевидно, он гордился ею, как и тем, кто ее изобрел. Когда Гэйл вошел, машина находилась в металлическом ящике, но теперь Райт открыл его, и Гэйл с удивлением увидел ее внутренности. Он понятия не имел, как должна выглядеть подобная машина, но ожидал увидеть путаницу шестеренок, осей, проводов и всего такого. По крайней мере, такое у него создалось впечатление, когда он услышал о математической машине. Но на деле машина оказалась гораздо проще — в ящике были лишь провода, тянущиеся от отдельных «графопостроителей», как назвал их Райт, к центральному интегратеру, а также маленький механизм, переносящий результаты на бумажную ленту.

Эта машина делала возможным пользоваться неизвестной до сих пор математикой. Это совершенно новое исчисление относилось к интеграции примерно так же, как интеграция относилась к арифметическому сложению. Интеграция — это бесконечное сложение очень маленьких членов — эта новая математика являлась интеграцией в бесконечном числе измерений. Новичок учится сначала сложению в двух измерениях. Затем переходит на три. Эйнштейн внес в математику четвертое измерение. Машина же, казалось, работала в бесконечном количестве измерений, хотя на самом деле всегда выбирала лишь четыре из них, потому что у бесконечного количества измерений не может быть физического значения. Машина могла за час решить задачу, на вычисление которой человеку понадобилась бы вся жизнь. Поэтому она была в состоянии построить математическую модель атома.

Уже ночью, сидя за обеденным столом, они втроем окончательно решили вопрос о названии корабля. Было решено назвать его «Террестрианин», так как изначально создатели хотели назвать его максимально наукообразно. Поскольку корпус его был из иридиевого сплава, а потому являлся очень стойким к химическим воздействиям, они подготовили бутылку «царской водки», которая растворяет серебро и золото, но не может справиться с иридием. Обряд крещения был назначен на утро. Потом зазвонил телефон. С Уотерсо-ном хотел поговорить доктор Уилкинс из Маунт Вилсона. Разговор у них затянулся, а Райт сказал Гэйлу, что доктор Уилкинс уже звонил месяца два назад по каким-то вопросам астрофизики, и Уотерсон помог ему тогда решить проблему. Однако, на сей раз доктор Уилкинс казался очень взволнованным… Но тут Уотерсон положил трубку.

— Гэйл, кажется, мы очень удачно выбрали название кораблю, — сказал он. — Также мне повезло, что ты уже здесь. Я должен немедленно лететь в Обсерваторию Маунт Вильсона. К рассвету я вернусь и тогда все вам расскажу. Мне нужно спешить. До скорого.

Мгновение спустя, поскольку двери ангара остались открытыми, Гэйл и Райт услышали гул двигателей. А еще через секунду вся местность вокруг озарилось отсветами голубовато-белого пламени, которое на мили осветили волнистые пески сухой пустыни. По ней промелькнула странная тень, и свет тут же погас. Стало темно. Лишь постепенно замирал в отдалении слабый свист, когда корабль устремился в ночь к Маунт Вилсону.

— Сколько тут песка, — пробормотал Гэйл. — Словно на дне пересохшего океана.

— Мне кажется, в мире вообще очень много песка, ведь два самых распространенных элемента на нашей планете, это кислород и кремний, — отозвался Райт.

Разговор затих сам собой, и они отправились спать, думая о том, какая причина заставила Уотерсона так внезапно сорваться посреди ночи и лететь в обсерваторию. Но, подумав, они оба решили, что все узнают, когда он вернется утром.

Лучи восходящего солнца, волей-неволей, положили конец работе обсерватории Маунт Вилсона, поэтому вскоре после восхода Гэйл и Райт услышали, как открываются двери ангара. Они привели себя в порядок и спустились, чтобы поздороваться с Уотерсоном. Взволнованное выражение его лица тут же сообщило им о многом, потому что оба знали, что Уотерсона трудно вывести из равновесия.

— Привет всем. Ты хорошо спал, Дэйв? — тут же поинтересовался он. — У меня есть новости, которые наверняка заинтересует вас… И еще два с половиной миллиарда людей, населяющих Землю. В обсерватории Маунт Вилсона обнаружили кое-что, что изменит наши первоначальные планы. Мы намеревались полететь на другие планеты, чтобы навестить тамошних обитателей, но этого не придется делать. Они сами летят к нам — сразу на двадцати кораблях, и у меня сложилось впечатление, что эти корабли весьма приличных размеров… Но мне кажется, Райт, сначала нам нужно позавтракать. Мы можем обсудить все за столом. Я пока приму душ, и если за это время ты, Дэйв, поможешь Райту, то скоро мы сможем начать. — Уо-терсон стремглав выскочил из комнаты, и оба с удивлением посмотрели ему вслед.

Заявление, что на нашу планету собирается кто-то прилететь из космоса, трудно было принять так вот сразу, особенно если учесть, каким образом преподнес эту новость Уотерсон.

За столом он продолжил рассказ:

— Сначала корабли заметили в большой телескоп, когда вчера вечером повернули его в сторону Марса. Как вы помните, сейчас как раз идет великое противостояние, когда Марс расположен ближе всего к Земле, и астрономы, заметив на диске Марса пятнышки света, сразу же взволновались и начали спектрографические и радиометрические наблюдения. То, что пятнышки были видны на фона Марса, означало, что они ближе, чем сама планета, а, измеряя идущее от них количество энергии, можно судить об их размерах. Результаты сразу же показали, что они весьма внушительные. Но их температура оказалась слишком низка, чтобы, они могли светиться, так что они нарушали все законы астрофизики. Потом астрономы сумели оценить расстояние до них, из-за движения Земли по орбите, Дэйв. Получалось, что они двинутся к нам по прямой и находятся на расстоянии примерно десяти с половиной миллионов миль. Спектрометр показал смещение одной из линий спектра, доказывающее, что они летят к нам со скоростью примерно сто миль в секунду. Направление их полета таково, что они встретятся с Землей часов через тридцать. А это означает, что нам остается двадцать часов на подготовку. — Уотерсон вздохнул. — Учтите, что я не паникую, но это создает немалую проблему. Если бы они летели с мирной целью, то не отправили бы сразу двадцать кораблей. А поскольку кораблей всего двадцать, это говорит о том, что они весьма самоуверенны. Поскольку они летят к нам, не отправив сперва один-два корабля на разведку, то я полагаю, что они давно уже знают об условиях жизни на Земле. Для этого им потребовался бы очень мощный телескоп, но, наверное, им помогает разреженный воздух их планеты. Думаю, они в состоянии разглядеть нашу технику и вооружение, так что знают, чем мы располагаем. Наверное, они рассчитывают легко захватить мир, но это значит, что у них есть атомная энергия. Райт, помните, когда мы открыли атомную энергию, то сначала решили использовать электронные ракеты в качестве двигателей для космического корабля? Но потом мы обнаружили энергию материи и забросили этот проект? А у них вот, пожалуй, как раз атомные двигатели. Это дает мне надежду, так как означает, что у них есть только атомная энергия, а энергией материи они не овладели.

— Все это прекрасно, Стив, — запротестовал Гэйл, — но пожалуйста, переведи теперь все это на английский язык. Что такое электронная ракета? Ты можешь объяснить это мне, непрофессионалу?

— Ну… Наверное, я не имею никакого права называть электронно-лучевую трубку электронной ракетой, — тут же ответил Уотерсон, — но тогда эта штука нуждается в новом названии. А уж идея ее почти полностью совпадает с идеей ракеты. Наверное, ты знаешь, что с 1927 года немцы, в частности миллионер Опель, экспериментировали с ракетами. Результаты они получили отвратительные, потому что ракетные двигатели выделяли слишком много тепла, и, чтобы избежать взрыва, нужен целый океан охлажденного воздуха. Но как ракета летит в пространстве? Знаешь принцип ракеты? Из ее задней части на очень высокой скорости выбрасывается поток частиц, и сама ракета получает мощный толчок. Электронная ракета работает точно так же — только вместо молекул раскаленного газа она выстреливает электронами. Ты должен помнить, что скорость потока электронов равен скорости света, а из-за увеличения при этом массы отдельный электрон может весить аж целый миллиграмм. Такой двигатель создать не трудно, если под рукой есть атомная энергия. Кроме того, катодные лучи могут также служить мощным оружием. Они поглощаются любым объектом, и тут же их потрясающая энергия преобразуется в тепло. Лучи смертельны сами по себе, но уж такое тепло смертельно еще более. При помощи атомной энергии я могу создавать подобные тепловые лучи. Мы можем с ними бороться, при условии, что знаем, с чем встретимся. Начинается война миров, и это будет битва колоссальных сил. Мы можем сражаться с инопланетянами и остаться в живых, только если будет заранее знать, чем они располагают. Поймите, если они найдут в нашей защите хоть одно слабое место, то у нас просто не будет второго шанса нанести удар, и тогда вместе с нами проиграет весь мир — что могут противопоставить им люди со своими армиями и флотилиями? Атомная энергия сожжет их, как паяльная лампа сжигает бумагу. Вы знаете, что произойдет с этими красивыми линкорами, когда их коснется тепловой луч? Их восемнадцатидюймовая стальная броня не расплавится — она просто мгновенно выкипит. А субмарины будут в ещё большей безопасности — воду ведь так легко превратить в пар. Тепловые лучи могут мгновенно полоснуть по армии с тем же эффектом, с каким вода из садового шланга может смыть солдатиков и башни из песка. Вряд ли захватчики станут использовать газы. Зачем это им? Они могут стереть любой город, оставив в земле лишь колоссальный кратер. А снаряды любого калибра, которые просто отскочили бы от корпуса моего корабля, наверняка точно так же будут отражены марсианскими кораблями. У Земли есть только один вид оружия, который может сразить врагов из космоса! И это оружие — мой корабль. Я предположил лишь два вида оружия, которым инопланетяне могут обладать: катодные лучи и тепловые лучи. Но, конечно, у них может быть что-нибудь еще. Например, ядерные бомбы. И я уверен, что если они сочтут нас опасными, то с радостью пожертвуют своим кораблем, лишь бы уничтожить нас. Этого мы тоже должны избегать. Что еще вы можете придумать?

— Господи, Стив, разве тебе еще не достаточно? — воскликнул Гэйл.

— Достаточно, Гэйл, но для того и проводятся военные советы, чтобы враг не мог удивить нас.

— Да, это правда. Кстати, я читал, что ультрафиолетовый свет невидим, но очень опасен для всего живого. Интересно, не могут ли они использовать его?

— Могли бы, но я весьма сомневаюсь в этом, — живо отозвался Уотерсон. — воздух почти не прозрачен, для ультрафиолета высокой интенсивности, а не такой интенсивный, он не так и опасен. Большей угрозой были бы инфракрасные лучи. Я не могу придумать, как защититься от них. Конечно, полированная иридиевая броня корабля защитит нас, поскольку станет отражать тепло. Но вся трудность в том, что тепловые лучи расплавят стекло. Кварцевое стекло станет непрозрачным, если как следует разогреть его такими лучами. А став непрозрачным, оно будет поглощать тепло и, в результате, немедленно расплавится. У меня есть идея сделать ставни из того же полированного металла, которые отразят тепловые лучи так же, как и световые. Но трудность состоит в том, что нам нужно отразить тепло, но все-таки впустить часть света, чтобы видеть, что происходит снаружи. Есть какие-нибудь предложения?

— Интересно, доктор Уотерсон, а нет ли какого-нибудь селективного отражателя, который мы могли бы использовать?

— Хорошая идея, Райт… Но я не знаю, что может пропускать свет и одновременно отражать тепло.

— Стив, что такое селективный отражатель?

— Есть много вещей, обладающих этой способностью, Дэйв. Например золотистый осенний листок. Он поглощает зеленый свет, но отражает желтый, поэтому мы и видим его таким. Проблема в том, что нам нужна видимая часть спектра, и одновременно мы хотим защититься от невидимой… Ты прав, Райт, ты прав!.. Дифракционная решетка, которая разделит весь спектр на составляющие, отразит то, что нам не нужно, а остальное передаст через призму, чтобы объединить его с обычным светом, затем пошлет на линзы, и мы сможем видеть, как через телескоп!

— И опять-таки, звучит это прекрасно, Стив, — взмолился Гэйл, — но мне хотелось бы послушать это на английском языке.

— Идея в том, чтобы взять дифракционную решетку, металлическую, с обычными 14 438 линиями на дюйм, отполированную так, чтобы она отражала большую часть световых лучей, которыми они ударят по нам. Мы поставим такие решетки под разными углами, чтобы получить весь спектр. Таким образом получается призма, которая может разделять свет на все цвета радуги и снова объединять его. Одновременно она отразит все тепло, передаваемое инфракрасными лучами. К счастью, катодные лучи нас не волнуют, поскольку наш корабль уже заряжен отрицательно, и отрицательно заряженные электроны будут просто отскакивать от нас, как от сетки электронной лампы. Хуже обстоит дело с бомбами. Единственная защита против них весьма сомнительна. Нам просто не нужно оказываться там, где они взрываются. Убегать — вот лучшая политика. И в качестве последней предосторожности, я устрою все так, что если «Террестриа-нин» будет поврежден и станет беспомощным, мы, нажатием единственной кнопки, могли бы взорвать весь корабль, освободить всю энергию его массы. Такой взрыв уничтожит все в радиусе сотни миль и повредит на еще большем расстоянии. Думаю, такой взрыв все же не сможет изменить орбиту Земли.

— Прекрасно! — воскликнул Гэйл. — Ну, и весельчак же ты, Стив! А теперь расскажи, чем мы можем встретить эту веселую компанию марсиан?

— Ну, у нас есть много чего вкусненького, — в том же тоне ответил Уотерсон. — Наши тепловые лучи должны быть более мощными. Я думаю, примерно, в десять тысяч раз сильнее. С бомбами будет похуже. Райт, я хочу, чтобы ты сделал сотню пуль, которые взорвутся с эквивалентов в тридцать пять тысяч тонн динамита. Кто-нибудь может предложить что-то еще?

— Стив, — снова подал голос Гэйл, — ты сказал, что твой корабль снаружи покрыт почти чистым полированным иридием. А не могут ли их корабли быть такими же?

— Могут… Хотя я не думаю, что они ожидают встретить у нас тепловые лучи.

— А вот интересно, — продолжал Гэйл, — нет ли каких-нибудь таких химикатов, распылив которые, мы могли бы сделать их корабли черными, не изменяя при этом наш иридиевый корабль? Тогда бы неприятельские суда стали лучше поглощать наши тепловые лучи.

— Хорошая идея, Дэйв! Я мог бы использовать сульфид — почти все сульфиды цветные и образуются быстро и легко. Или можно воспользоваться жидким озоном. Он может окислить почти что угодно, а окиси тоже почти всегда цветные. Но при нагревании все окиси и сульфиды, к сожалению, разрушаются. Кстати, есть лишь один металл, который марсиане могли бы использовать для своих кораблей, а именно — сталь. Сульфид железа стойкий, черный и его не так уж легко разложить. К тому же, сталь сама по себе с готовностью вбирает все, что угодно, так что они наверняка покрыли ее чем-то более инертным, например, серебром. Оно тоже быстро образует черный сульфид. Только боюсь, что все это не сработает в условиях боя, Дэйв. Райт, а что, если нам попытаться развить по-другому некоторые аспекты теории поля? Попробуйте объединить номер два шесть три десять с номером четыре два три ноль в одно уравнение. У нас нет времени конструировать новые аппараты, но, думаю, тут будет достаточно проектора для изгиба пространства. А кроме того, попытайтесь, пожалуйста, рассчитать условия, которые нам нужны для дифракции высоких температур. А я пока что дам Дэйву первый урок космической навигации. Мы вернемся к полудню… Если вообще вернемся!

Но Гэйл заметил, как он подмигнул помощнику, так что эффект был потерян.

Практика началась в космическом пространстве на расстоянии десяти тысяч миль от Земли. Как заметил Уотерсон, именно на таком расстоянии марсиане могли начать наносить удары по Земле. Впервые в жизни Гэйл вел летательный аппарат, не опасаясь во что-нибудь врезаться.

Гэйл оценил это, еще когда вчера в полдень корабль направился вниз в скользящем полете и изящно влетел в ворота ангара. Управлять кораблем было на удивление легко и просто. Главное было то, что пилот мог изменять энергию в громадном диапазоне, от доли лошадиной силы до миллиардов! Кроме того, кресла были снабжены ремнями безопасности…

Когда они вернулись в лабораторию, то увидели, что Райт успел приготовить легкий обед, и тут же принялись его уничтожать. За шесть часов между завтраком и этим обедом они нагуляли немалый аппетит. Райт закончил работать с машиной и рассчитал математику сепаратора тепла меньше, чем за четыре часа. Результаты были вполне удовлетворительные, а в оставшееся время Райт переделал шесть проекторов для использования. После обеда они втроем взялись за создание сепараторов тепла. Их предстояло установить два — один для пилота, а другой для наблюдателя. Самую трудную работу по монтажу проекторов и иридиевого щита они отложили на вечер.

К шести вечера проекторы были установлены и подсоединены, а большой иридиевый щит охлаждался на земле. Его собирались устанавливать ночью, а пока что все чувствовали, что нужно поесть и отдохнуть. Они и так напряженно работали весь день, поскольку знали, что должны приготовить корабль прежде, чем марсиане достигнут Земли, а предстояло сделать еще многое. После короткого ужина они вышли наружу, где сверкал на солнце «Терристрианин». Нужно было опробовать новые проекторы. Яркий, изящный корпус корабля отражал красные лучи заходящего солнца, спускавшегося за горизонт, куда катило песчаные волны море пустыни. Фиолетовые холмы Невады вдали казались отдельными островами в море переливающегося песка. Сияющий корабль поднялся вверх, затем остановился, слегка закачался. Внезапно груда металлических слитков, лежавших возле угла лаборатории, подпрыгнула в воздух и понеслась кораблю… резко остановилась, повисела мгновение в воздухе, затем легонько скользнула на землю. Затем, столь же внезапно, поднялась тридцатифутовая стена песка, простиравшаяся вдаль, насколько хватало глаз. Когда песок опустился, корабль вновь подхватил слитки металла в три тысячи тонн весом, и те легонько, как перышко, уплыли на место.

— Работает, Стив! Все работает! — воскликнул Гэйл. — Какой у него диапазон? Пожалуйста, скажи мне, Стив!

— Я и сам не знаю, какой у него диапазон, — ответил Уотерсон. — Песок он поднял, насколько хватало глаз, а ведь мы использовали лишь ничтожную часть мощности. Поскольку он действует гравитационными лучами, то, по крайней мере, теоретически, у него бесконечный диапазон. Но все зависит от мощности. Я могу использовать большую энергию, чтобы изогнуть само пространство. Проектор гравитации двойной, он выпускает лучи как вперед, так и назад. Эти лучи управляются одним аппаратом, так что они всегда равны по мощности. В результате, независимо от того, какой большой груз мне надо переместить, энергия тратится лишь на изгиб пространства.

Ночью работа продолжалась при свете мощных прожекторов корабля. Работалось легко, так как было светло, как днем. Затем приятели погнали Уотерсона отдыхать, хотя, казалось, он был готов продолжать работу. Но даже его могучий организм не мог так усердно трудиться сорок восемь часов кряду. А, учитывая приближение кризиса, он должен был отдохнуть. Уотерсон нехотя согласился, при условии, что его разбудят через пару часов. Два часа спустя Гэйл отошел на милю от лаборатории и стал звать своего приятеля. Затем вернулся и продолжил работать над установкой щита. Его предстояло установить, отполировать и сделать в нем отверстия для крепления дифракционной решетки сепаратора тепла. Щит опускал на окно и поднимал электродвигатель, которым управляли изнутри. Когда работа была уже закончена, появился Уотерсон, злой и заспанный.

— По-моему, ты обещал разбудить меня через два часа! — рявкнул он Гэйлу. — А я проспал все четыре!

— Нет, Стив, я звал тебя, но ты просто не услышал, — честно ответил Гэйл. — Я не обещал, что непременно разбужу тебя через два часа. Я сказал, что буду будить.

Чуть позже утром были обнародованы известия о грядущем вторжении. И после этого начались дикие, безумные вспышки паники во всем мире. Человек увидел себя беспомощным перед могущественными врагами, которым не мог сопротивляться. Тем же утром возник распространившийся с быстротой молнии слоган «завтра умираем, наслаждаемся сегодня». В больших городах возникли ужасные пробки, в которых погибли сотни людей. Они хотели сбежать в леса и горы, спрятаться там, словно звери. Несколько часов до большинства из них не могли дойти никакие новости, хотя Уотерсон уже оповестил всех правительственных чиновников о своем корабле. Но тем не менее, безумства продолжались. Людям, которые оставались у радиоприемников, эти новости принесли хоть какое-то облегчение. Однако, еще много часов по телевизору не показывали изображение этого корабля, потому что в пределах сотен миль от того места, где велись работы над кораблем, не было никакого телевизионного оборудования.

Так прошел день. Всю следующую ночь Уотерсон и два его помощника, сменяя друг друга, дежурили у радиоприемника, следя за новостями. Утром марсиане должны были высадиться где-то на Земле. Вероятно, это произойдет в рассветных областях. Но «Терристрианин» не должен позволить захватить себя врасплох. Утром у Уотерсона была своя работа. В отличие от других, он завершил дежурство у радиоприемника, ответил на несколько сообщений, но остальные четыре часа потратил на работу с «Бартоломеем». Уравнения, с которыми он работал, были совсем новыми, странными. Уотерсон закончил работу, получив окончательный результат, буквально за несколько минут до того, как прилетели марсиане. Сразу же он позвал своих товарищей.

— Райт, если это уравнение означает то, что я думаю, то у нас есть громадное преимущество! — с ходу заявил он. — Я убежден, что марсиане обдумали и решили все проблемы, которые могут возникнуть у них на Земле. А поскольку приземлиться они могут в любой момент, так давайте возьмемся за дело. Нам нужно установить еще два проектора на носу и два на корме. Пока вы их устанавливаете, я отрегулирую приборы. Давай, Дэйв, время не терпит!

А потом они услышали объявление о появлении марсиан. Двадцать больших кораблей приземлились на бесплодной земле Невады. Это было всего лишь в пятистах милях от лаборатории Уотерсона! Вероятно, сухой воздух пустыни лучше подходил для марсианских легких. Военные самолеты патрулировали всю ночь, поджидая врага, чтобы узнать, с чем людям придется столкнуться. Первым увидел инопланетян лейтенант Чарльз Г. Остин. В то время корабли только начали входить в атмосферу. Остин сразу же сообщил об их появлении, одновременно включая телекамеру. Быстро снижаясь, корабли казались громадными фиолетовыми огненными шарами. Они пролетели примерно в миле от удачливого лейтенанта, и он заметил, что пламя бьет из кораблей вниз. Лейтенант задыхался от окиси азота и озона, исходящих от сорока могучих пылающих сфер. Огненные шары были футов в сто пятьдесят диаметром, но сами корабли, освещенные странным светом, оказались намного больше. Они были однотипные, три тысячи футов в длину и двести пятьдесят в ширину. Эти могучие корабли весили, должно быть, сотни тысяч тонн, а горячие шары ионизированного воздуха, сверкающие под действием катодных лучей, говорили о способе их передвижения.

Но вот корабли опустились на пески, расстилающиеся внизу, и огненные шары разом погасли. Могучая космическая армада замерла на утрамбованном песке, затем из кораблей ударили вверх столбы яркого света, очевидно, ищущие в небесах самолеты. К счастью, самолету-разведчику удалось оставаться незамеченным, и пилот все снимал на телекамеру, тут же передавай изображение в штаб. Через несколько секунд открылся люк одного из кораблей, из него выдвинулся трап. Затем трап заполнился потоком существ с объемистой грудью, большими, как лопухи, ушами и тонкими руками и ногами. Высотой эти люди были не менее десяти футов. Они с трудом шагали по трапу, придавленные большим, по сравнению с Марсом, тяготением Земли. Какие, должно быть, они испытывали острые ощущения! Они были первыми людьми в Солнечной системе, высадившимися на другую планету.

Стали открываться люки других кораблей. С трудом марсиане выходили из своих межпланетных крейсеров, присоединяясь к своим товарищам.

Внезапно телеэкран Остина вспыхнул белым — его все же нащупали прожекторы. Пилот резко бросил машину вниз, показывая панораму выходящих из кораблей марсиан. Но луч, от которого он сумел увернуться, тут же снова нащупал его, затем сверкнула темно-красная вспышка — и экран почернел.

Уотерсон и его товарищи бешено работали. Теперь уже не было сомнений в недружественных намерениях марсиан. Они уничтожили человека без всякой на то причины! Опытные руки Райта быстро собирали последние проекторы. Когда рассвело, они прервались, чтобы позавтракать, хотя работа над проекторами еще не была завершена. Ученые, как могли, использовали детали из запасных устройств, но все же многие узлы приходилось делать заново. Вскоре после завтрака были переданы новости. Начинавшийся день позже стал известен, как День Ужаса. Но в лаборатории Уотерсона продолжала кипеть работа. Друзья быстренько провели обряд крещения «Террестрианина», и он был готов к взлету в любой момент, однако, нужно было доделать новые проекторы — дополнительное, могущественное оружие.

Вся материя состоит из атомов. Атомы группируясь, образуют молекулы, но молекула может состоять и из одного атома, как в гелии. В пределах молекулы атомы сцеплены между собой силой электрического притяжения. Молекулы некоторых веществ, например, древесины, очень большие и держатся друг возле друга при помощи особого молекулярного притяжения. Их называют аморфными веществами. Среди таковых много жидкостей. Например, вода — типичная жидкость, но есть жидкости, которые мы никогда бы не посчитали таковыми. Остывший асфальт почти что не растекается, однако, мы все равно говорим, что он — жидкость. Стекло — жидкость. Это все жидкости, охлажденные до такого вязкого состояния, что не могут течь. Стекло аморфно, но постепенно, за много лет, оно медленно кристаллизуется. Молекулы жидкости скрепляются друг с другом особым притяжением. Но в кристаллах создаются любопытные условия. Атомы поваренной соли, например, не делятся на пары — один атом натрия и один — хлора, а создают кристаллы, состоящие из миллионов атомов натрия и хлора. Поэтому кристалл не n(NaCl), a NanCLn. Можно сказать, что кристалл соли — одна гигантская молекула. А это означает, что кристалл скреплен электрическими, а не гравитационными силами. И величина этих сил такова, что если бы смогли разделить атомы натрия и хлора и растащить их по полюсам планеты — хлор на северный полюс, а натрий — на южный, то двадцать три фунта натрия притянут к себе тридцать пять фунтов хлора с силой в сорок тонн!

Таким образом, атомы во всех кристаллах уравновешивают друг друга, возможно, при помощи дюжины других сил. Электрические силы скрепляют кристалл изнутри. Одновременно кристаллы скреплены друг с другом при помощи притяжения. Стальной брусок состоит из миллиардов крошечных кристалликов, каждый из которых притягивает своего соседа силой притяжения. Ну, а что бы произошло, если была бы уничтожено притяжение между кристаллами? Сталь бы немедленно распалась на кучу ультрамикроскопических кристаллов, попросту говоря, на кучу неощутимо тонкой пыли! В пыль превратились бы самые прочные металлы!

Таково действие луча, придуманного Уотерсоном. Сам проектор состоял из одного кристалла кварца и выпускал луч, уничтожавший притяжение между атомами. Результаты можно было легко предсказать — это было бы ужасное, смертоносное оружие! Самые твердые металлы оно превращало в порошок. А древесина, человеческое тело, жидкости — любые аморфные вещества распадались на составные молекулы. Вода превратилась бы в пар сама по себе, без воздействия тепла, поскольку, если нет связи между молекулами, то жидкость становится паром. Только отдельные кристаллы могли бы противостоять этому лучу. Но пока люди в одинокой лаборатории в Аризоне монтировалди это ужасное оружие, марсиане двинулись к тихоокеанскому побережью.

Когда наступило утро, из больших городов в сельскую местность рванулись толпы людей, потому что в новостях передали, что марсианская армада погрузилась на свои корабли и двинулась на запад. Великолепной кавалькадой плыли они над Невадой. Корабли словно восседали на сияющих огненных шарах, ослепительно сверкающих даже при дневном свете.

Инопланетяне пролетели над восточной Калифорнией, направляясь точно, к самому большому городу Западного побережья — Сан-Франциско, что свидетельствовало о заранее составленных планах. Там они зависли в воздухе, могучие пылающие сферы, неподвижные, словно угроза, готовая в любой момент обрушиться на людей. Примерно час они провисели таким образом, затем сбросили первую из атомных бомб. Бомбы были крошечными. Никто не видел, как они падают. Видны были лишь эффекты от взрывов, когда там, где только что была твердая земля, внезапно раскрывалась бездонная пропасть. Одна бомба упала у Золотых Ворот. После этого они стали похожи на дамбу, построенную из песка ребенком — просто стена из грязи и камешков. Кинохроника разрушения огромного города говорит гораздо больше, чем можно выразить любыми словами. Если бы город разрушили пожары или землетрясения, его было бы можно отстроить заново. Но никакой природный катаклизм не мог сравниться с нынешним разрушением. Великий город был разрушен колоссальными взрывами, расплавлен могущественными тепловыми лучами и разнесен на атомы ужасной силой катодных потоков. Марсианам потребовалось всего лишь шестнадцать минут на разрушение города так, как не был разрушен никакой город за всю историю Земли. Лишь место в пустыне Невада, где произошл последний, решающий бой, было изуродовано еще сильнее. Во всем погибшем городе не осталось ни единого раненого и страдающего. Уничтожение было мгновенным и полным. Сама смерть милостива, но тернисты пути, ведущие к ней, и тех, кто проходит по ним быстро, можно считать счастливцами.

Большие корабли марсиан еще полчаса висели над пылающими руинами. Затем флот в четком строю повернул и величественно поплыл на юг. Тысячи людей в Лос-Анджелесе сошли с ума, когда услышали это известия. Почти все населениера-зом рванулось из города и тут же застряло в пробках. Марсианам понадобилось двенадцать минут, чтобы достигнуть Лос-Анджелеса, и громадные тени от их кораблей легли на улицы, заполненные тысячами людей, пытавшихся уехать из города.

Но марсиане не стали разрушать этот город. Два часа они неподвижно висели над ним, затем корабли поплыли дальше.

Весь день они летали над Калифорнией, передвигаясь от города к городу с явным намерением поподробнее изучить уже известные им места. Больше они ничего не разрушали, если только им не досаждали. Но повсюду, откуда по кораблям начинали стрелять, по земле били тепловые лучи, оставляя лишь дымящиеся ямы в расплавленных горных породах. Бомбардировщикам, летевшим на большой высоте, удалось сбросить бомбы на один из марсианских кораблей. От взрыва корабль покачнулся, но на его прочном борту лишь осталась небольшая вмятина. Секунду спустя раздался другой взрыв, когда оставшиеся бомбы в самолете и баки с топливом были подорваны катодным лучом. Но когда марсиане не встречали никакого сопротивления, то их флот спокойно летел дальше, словно забыв о людях. Затем он развернулся и проследовал обратно к месту первоначальной высадки в Неваде.

Последние работы над проекторами были закончены к полудню следующего дня, и те были тут же установлены на корабле. Настало время последнего испытания.

«Террестрианин» снова поднялся в воздух возле ангара, и снова куча металлических слитков подпрыгнула вверх и неподвижно повисла в воздухе, поддерживаемая силовыми лучами. Затем ударил другой луч, луч бледно-фиолетового света, омывший слитки нежным сиянием. Секунда — и слитки принялись таять, буквально на глазах тая. За десять секунд все было кончено. Слитки вольфрама, каждый весом больше двухсот фунтов, исчезли — превратились в пар разрозненных кристалликов и рассеялись в воздухе. Это был полный успех, и когда «Террестрианин», ведомый твердой рукой Уотерсона, вернулся в ангар, все трое ощущали прилив уверенности в силе нового оружия! Но работы еще не закончились. Проекторы лучей распада еще не были прикрыты полированными иридиевыми щитами, а без них они будут слишком уязвимы для тепловых лучей.

И как раз во время их установки произошел несчастный случай. Райт уже установил щит левого переднего проектора и принялся за правый, когда стремянка, на которой он стоял у загибающегося борта корабля на весьма опасной высоте, покачнулась. Щит, который в это время держал Райт, весил около сотни фунтов, поскольку состоял из дюймовых пластин иридия — одного из самых тяжелых металлов. Когда стремянка пошатнулась, щит качнулся вместе с ней, и Райт полетел на пол.

Тяжелый щит упал на него и сломал Райту правую руку. Теперь Райт был бесполезен как работник. Уотерсон остался завершать установку щитов, а Гэйл повез Райта на моноплане Уотерсона в ближайший город.

К тому времени, как он вернулся, было уже пятнадцать тридцать, и Уотерсон закончил возиться со щитами. Ему было легче справиться с ними благодаря своей недюжей физичекой силе. Работа была завершена, щиты накрепко приварены и отполированы.

Весь день по радио шли постоянные сообщения о продвижении марсиан. Теперь они не причиняли ущерб, но летали над густо населенными районами, где любое сражение закончилось бы плачевно. Если бы «Террестрианин» напал на них там, то погибло бы много народа. Поэтому Уотерсон решил подождать, пока марсиане не улетят из Калифорнии. На западе лежал океан, где сражение никому бы не причинило время. На востоке протянулась пустыня, а на юге были малонаселенные места. Поэтому сражению помешало бы только направление марсиан на север.

Около пяти вечера в новостях сообщили, что марсиане во второй раз возвращаются к месту своей первоначальной высадки в пустыне Невада. Уотерсон тут же решил пойти им наперехват, поскольку его корабль уже ждал, полностью готовый. В поле зрения появилась марсианская армада, сначала показавшаяся простыми блестящими точками над фиолетовыми холмами. Они приближались со скоростью несколько сотен миль в час.

Но, казалось, прошли часы, прежде чем эти точки выросли и превратились в гигантские корабли. Когда, наконец, до передового марсианского корабля осталось лишь полмили, Уотерсон, не замедляя полет, дал первый залп. В ответ из носа марсианского корабля вырвался фиолетовый луч, протянувшийся, как перст смерти, чтобы уничтожить висевший в воздухе кораблик. Но луч имел мощный отрицательный заряд, поэтому не сумел прорваться к кораблю землян.

Отступая перед прущим вперед, как бык, противником, «Террестрианин» начал бой. Двадцать марсианских кораблей наступали ровным полукругом, выстроившись так, чтобы каждый мог стрелять без опасения задеть своих соседей. Внезапно от «Террестрианина» метнулся тускло-красный луч, вытянувшийся вперед и лизнувший сразу несколько кораблей. Шесть марсианских гигантских кораблей, которых он коснулся, хотя и продолжали двигаться напролом, как разъяренные быки, но под действием теплового луча, раскалились докрасна. Разумеется, их экипажи мгновенно погибли в пламени и струях кипящего металла. Четырнадцать других кораблей тут же сманеврировали, чтобы их не коснулись лучи красной смерти, но еще три громадины не успели отреагировать, и рухнули, пылая, на песок с высоты миль в десять. Еще у трех кораблей, хотя им и удалось уклониться, было повреждено управление, и они стали опускаться, беспорядочно молотя по пустыне катодными лучами, образующими большие кратеры в песке.

Луч смерти с «Террестрианина» снова нанес удар, когда еще один марсианский корабль неосторожно подставил ему рубку, и тот немедленно полетел вниз. Ускорение ему дополнительно придали гравитационные лучи с земного корабля. Секунду спустя раздался взрыв такой силы, что могугие марсианские корабли закачались в воздухе, получив удар взрывной волны, а в земле разверзнул пасть громадный кратер в полмили диаметром, когда в упавшем корабле разом рванули все бомбы!

Три корабля, получившие повреждения, стали отступать. Осталось лишь тринадцать неповрежденных марсианских кораблей, начавших атаку на «Террестрианина». Но Уотерсон уже успел опустить щиты на окна, и марсиане, сконцентрировавшие тепловые лучи на блестящем корпусе земного корабля, ничего не добились.

— Стив, а я думал, что дифракционная решетка полностью отражает тепловые лучи, — во время наступившей передышки спросил Гэйл. — Как же получается, что я видел наши лучи?

— Ну, сам тепловой луч ты не смог бы увидеть, — ответил Уотерсон, вытирая пот со лба, — поскольку решетка и впрямь отражает весь инфракрасный свет. Но вместе с ним я посылаю в луче обычный красный свет, чтобы удобнее было целиться.

Тем временем марсиане снова выстроились полукругом с «Террестрианином» в центре, и внезапно борта всех кораблей вспыхнули фиолетовым. В тот же момент земной корабль рванулся с места с потрясающей скоростью — и вовремя совершил этот маневр. Почти немедленно раздался взрыв такой силы, что даже гигантские корабли марсиан закачались, хотя до них было миль десять.

— Прекрасно… Они используют в своей взрывчатке соли калия, — воскликнул Уотерсон. — Дэйв, ты заметил фиолетовый свет во время взрыва?

— Да, но почему же они не используют атомные снаряды? — спросил Гэйл.

— Боятся сами попасть в эпицентр взрыва… Внимание! Похоже, они пытаются нас протаранить. Огонь!

Марсиане, казалось, были полны решимости смести кораблик землян. Три громадных корабля внезапно ринулись на него. Раздался, и тут же смолк, резкий стук пулемета, «Террестрианин» на полной скорости отступил от марсианских кораблей. Гэйл еще не видел, как действуют атомные разрывные пули, и теперь уставился во все глаза на то, как три марсианских корабля, выдвинувшихся вперед, разлетелись на тысячи рваных осколков, полетевших во все стороны с такой силой, что они пробили борта еще одного своего же корабля. Громадные корабли марсиан, казавшиеся непобедимыми, разлетелись на куски, причем все происходило в полной тишине. Не было слышано никаких взрывов, лишь вспышки света, когда корабли взрывались. Только что впереди были громадные корабли, несущие смертельную угрозу — и вдруг их не стало! Более того, еще один корабль был поврежден разлетающимися кусками металла. Лишь то, что эти три корабля летели впереди остальной эскадры, спасло оставшийся флот марсиан. Очевидно, были повреждены атомные генераторы еще одного корабля, поскольку сияющий шар огня, на котором, фактически, летел корабль, внезапно погас, и корабль, гироскопы которого держали его ровно на киле, понесся все быстрее и быстрее к земле, лежащей милях в десяти.

— Стив… я… я попал? — воскликнул Гэйл. — Но почему я не слышал взрывов?

— Разумеется, ты попал, Дэйв! Прекрасная работа — три корабля с трех выстрелов… даже можно сказать, четыре. Что касается взрывов, то звук передается по воздуху, а мы сейчас находимся практически в безвоздушном пространстве.

Однако, оставалось еще девять кораблей марсианской армады в двадцать судов, и эти девять, казалось, собирались сражаться до конца. Они уже поняли, что противостоящий им крошечный кораблик опасен! Смертельно опасен, опаснее, чем они видели даже в самых кошмарных снах, поэтому он должен быть уничтожен! Марсиане снова пошли в атаку, расправив перед собой, как громадные щиты, катодные лучи, пылающие голубым светом. К ним снова потянулся красный тепловой луч, но он оказался бесполезным перед катодным щитом. Снова сухо застрочил пулемет, но его пули-снаряды взорвались, не долетев до цели, — их взорвали катодные лучи. Затем один из девяти марсианских кораблей рванулся вперед на потрясающей скорости, устремившись прямо на «Террестрианина». До него была миля… полмили… четверть…

И тут из носа земного кораблика ударил новый луч. Он казался обычным катодным лучом, вот только странно переливался фиалковым цветом, а когда коснулся стремительно несущегося вперед марсианского корабля, тот тоже засиял фиолетовым. Свет, казалось, растекался по нему, как вода, затем вдруг погас. Одновременно погас и странный луч. На том месте, где только что был марсианская громадина, осталась лишь маленькое облачко — с несколькими твердыми кусочками, — и ничего больше. Корабль был полностью уничтожен!

Оставшиеся марсиане отступили. Тут было что-то, чего они не могли понять. Им были известны тепловые лучи, бомбы… Но чтобы корабль в сотни тысяч тонн мог за доли секунды раствориться в космосе — это было чем-то новым и казалось невероятным. Затем они перестроились, — восемь кораблей, — образовав большой пятимильный куб, по кораблю на каждом углу, а «Террестрианин» остался в его центре. Медленно они двинулись вперед. Земной кораблик сначала висел неподвижны, а потом, когда куб сжался до трех миль, рванулся в сторону. Марсианские корабли вдруг загудели, точно так же, как древние трансформаторы на подстанциях, и земной кораблик резко остановился, затем медленно, словно нехотя, полетел обратно в центр куба. Там он задергался, перемещаясь на несколько сот футов в каждую сторону, все быстрее и быстрее — и вдруг с потрясающей скоростью вылетел сквозь невидимую стенку прочь из куба.

— Гм-м… Да, Дэйв, они чуть было не захватили нас! Об этом трюке я не подумал, хотя мне ясно, как это сделано. На кораблях у них установлены чрезвычайно сильные электромагниты. Наш корабль нельзя намагнитить, но все равно он проводник, а значит, в его корпусе можно создать сильные блуждающие токи. Ты заметил, как стало жарко — едва можно дышать. Они создали ток не только во внешнем корпусе, но и во внутреннем. А в результате магниты стали отражать нас. Корабли разместились по углам куба, так что единственное место, где мы оказывались в равновесии, находилось в его центре. Пытаясь убежать, я вынужден был лететь на один из полюсов, и сила отталкивания возрастала. Корабли на противоположной стороне тут же выключили свои магниты, и я отлетал опять в центр куба. Но все-таки я сумел вырваться. Их магниты даже придали мне ускорение, когда я покинул куб. Кстати, если бы корабль владел лишь атомной энергией, я не сумел бы прорваться через их силовое поле. Но с энергией материи я смогу убежать откуда угодно. Гляди-ка, похоже, они собираются начать вторую попытку. Когда они окажутся рядом, мы можем включить луч распада и уничтожить несколько их кораблей.

«Террестрианин» снова оказался заключен в колоссальное силовое поле. Оно было настолько мощным, что отклонило все магнитные компасы на Земле, вызвало в телефонных и телеграфных линиях, силовых трансформаторах и другой аппаратуре столь мощные паразитные токи, что многие линии просто расплавились. Куб размером в милю охватил пылающее, переливающееся от включенного луча распада суденышко Земли, готовясь его раздавить. Прошла секунда… вторая… третья… и марсиане бросились врассыпную в полном беспорядке. Катодные лучи не давали запустить с «Террестрианина» бомбы, но делали бесполезным их собственные снаряды. Их послали завоевать новую планету для марсианской расы — и они потерпели неудачу. Лететь вперед они не могли — луч распада уничтожил бы любой корабль до того, как тот врежется в «Террестрианина». Положение казалось безнадежным, но марсиане все же попробовали еще раз.

Со всех сторон они ринулись на своего крошечного противника — мо1учие, стремительные громадины массой в сотни тысяч тонн. Казалось, их невозможно остановить. Три поврежденных ранее корабля тоже участвовали в этой атаке. И когда семь последних гигантских кораблей ринулись на «Террестианина», с него снова ударил бледный луч распада материи, и один из четырех остававшихся неповрежденными кораблей марсиан прекратил свое существование. Остальные продолжали лететь, тогда испарилось второе судно, за ним третье ушло в небытие, поскольку крошечный противник не выключал свой ужасный луч. А затем он развернулся, чтобы встретить оставшихся четыре корабля марсиан. Но те уже удирали прочь. Они покидали Землю! Впрочем, улететь удалось не всем. Когда солнце уже опускалось за далекие фиолетовые холмы, один из кораблей вдруг задергался, его огненная сфера погасла, и в сумерках он стал падать вниз, в пустыню. Его поврежденные генераторы не выдержали и окончательно остановились — для корабля это означало смерть! Когда громадный корабль ударился о песок, фиолетовые огненные шары других уже потускнели, они вышли за пределы атмосферы, удаляясь от Земли. Марсиане пришли, увидели и… проиграли.

— Стив, они улепетывают! — закричал Гэйл. — Мы победили! Планета теперь наша — человек подтвердил свое право на нее. Но они могут вернуться с подкреплением. Стив, неужели ты дашь им уйти?

— Нет, Дэйв, — ответил Уотерсон, — у меня еще есть один туз в рукаве. Я хочу преподать им последний урок.

Крошечный кораблик рванулся вслед побежденным гигантам — все быстрее и быстрее. Он догнал их уже за пределами лунной орбиты. Один из марсианских кораблей внезапно развернулся и стал возвращаться. Земной корабль словно тащил его за собой на буксире. Весь мир, должно быть, видел сражение и знал, чем оно закончилось…

Когда «Террестрианин» догнал марсиан, от него протянулся новый луч, невидимый в космосе, который схватил и стал подтягивать громадный корабль, которого коснулся. Тот полетел навстречу «Террестрианину», но тут же включил катодные лучи, — тоже невидимые в безвоздушном пространстве. Больше всего это было похоже на гигантское перетягивание каната! Громадный марсианский корабль, казалось, без труда победит, но у него была лишь атомная энергия, а у его маленького противника — энергия всей материи. Это была битва колоссальных сил. Само пространство участвовало в сражении, и марсианский корабль тянуло не земной суденышко, а само искривляющееся по воле «Террестранина» пространство. Электронно-лучевые трубки работали на полной мощности, и марсианин непреклонно следовал за земным кораблем, как бык на привязи. Они летели все быстрее и быстрее, невзирая на то, что мощные катодные лучи марсиан были включены на полную мощность в попытке затормозить. Это был ужасный полет, во время которого возникло множество опасных моментов. Временами казалось, что землянам придется уничтожить своего строптивого пленника, но всякий раз Уотерсон увертывался от бычьих бросков марсианина. В итоге марсиане вроде бы смирились и покорно полетели за земным кораблем на привязи, но все равно ученые были все время в напряжении, ожидая какой-нибудь неожиданности. Путь до Венеры занял целых две недели. Две самые ужасные недели в жизни первых астронавтов Земли. Но за эти две недели Гейл научился управлять кораблем, не уставая поражаться его возможностям, и уже не хуже Уотерсона умел уклоняться от внезапных бросков марсианина. Все это время земляне спали в креслах в рубке управления. Не могли ничего приготовить из еды из-за внезапных маневров вражеского корабля. Но, наконец, они достигли горячей, окутанной облаками планеты. Как же рады они были ее видеть!

«Террестрианин» посадил на нее своего гигантского пленника и тут же улетел, переливаясь всеми цветами радуги. Это было красивое прощание, земной корабль искрился красным, желтым, зеленым и синим, словно пылающий палец в туманном воздухе. На возвращение у друзей ушло всего три дм — Уотерсон признался потом, что подошел к опасному уровню, выведя двигатели за пределы рассчитанной мощности. Во время полета даже пришлось добавить материи в топливный распределитель. Когда, наконец, они добрались до Аризоны, их встретил Райт… а также делегации всех стран. Предполагалось, что это будет комитет по проведению торжественной встречи, но каждый из делегатов не преминул что-то сказать о том, почему тайна энергия материи должна быть передана именно его стране.

Уотерсон вообще отказался открыть эту тайну. Он потребовал, чтобы все страны сначала разоружились, а затем собрались на первый Всемирный Конгресс и издали законы, по которым энергия материи могла быть применена только во благо Человечества, а не для его погибели!

Кажется странным то постоянство, с которым правительства всех стран принялись снова хвататься за свои линкоры и другое вооружение. Теперь все это вооружение безнадежно устарело и стало бесполезным. Но все равно правительства не пожелали согласиться на предложенные Уотерсоном условия. Тогда Уотерсон выдвинул свой знаменитый ультиматум.

«Всем земным правительствам!

Столетия и тысячелетия Человечество вело войны. Одна из причин была в том, что у них были инструменты войны. Теперь эти инструменты отменяются. Все крейсеры, линкоры, эсминцы, субмарины, авианосцы и прочие военные корабли должны прибыть в ближайшие порты. С них следует снять все вооружением радиуса действия больше мили. Затем сухогрузы отправится в океаны и выбросят оружие за борт на глубину не менее мили.

Во-первых, это оружие теперь бесполезно. Мой корабль доказал это на деле. От такого разоружения не будет никаких экономических убытков. Сталь и другие материалы, содержащиеся в них, можно производить новыми, более простыми методами, нежели переплавка готовой продукции. Однако, нужно что-то оставить для музеев на будущее. Поэтому я предлагаю, чтобы морское министерство Японии выбрало самые прекрасные корабли — по одному каждого типа из флотилий всех стран, которые я перенесу в заранее отведенное место в центре Сахары, где будет создан музей военно-морской истории.

Все это следует сделать в течение семи дней, иначе „Террестрианин“ полностью уничтожит любые виды вооружения на местах. Это нужно ради пользы нашей расы., потому что появилась новая сила, которая в состоянии совершить все это — „Террестрианин“!»

Само собой разумеется, ультиматум Уотерсона был выполнен. Результаты известны всем нам. Больше не существует никаких национальных армий — а вместе с ними канули в прошлое вся межнациональная рознь. Потому что теперь воевать стало просто невыгодно.

Известны всем принятые законы, сделавшие возможным мирное применение новой энергии Уотерсона. Я не буду о них писать, потому что здесь не место для цитирования международного — и межпланетного — права. Разумеется, была масса проблем, и мы должны признать помощь марсиан в их решении. Их опыт по применению атомной энергии стал очень ценным для нас. А связь с помощью световых лучей, открытая Уо-терсоном, стала возможной благодаря его же энергии материи.

И мир, существующий между нашими двумя расами, будет вечно существовать, потому что они — единственные соседи Земли. Кстати, они причинили нам не такой уж большой вред. Мне кажется, мы все еще слегка побаиваемся их, но статистические данные показали, что гораздо больше проблем вызвали сами люди, охваченные дикой паникой. От этого погибло больше народу, чем от тепловых лучей марсиан.

Боже, помоги нашим двум расам, таким близким по внешнему облику и по местам обитания, не нарушать условий мирного сосуществоваия, взаимно развиваться и обогащаться все последующие века, пока Солнце в силах поддерживать жизнь на планетах, а также расселяясь по другим мирам, подобно тому, как марсиане обосновались на Венере.

И, благодаря дальновидности Уотерсона и его действиям по созданию Высшего Совета Ученых Солнечной системы, мы можем надеяться, что все это сможет осуществиться.

 

Металлическая орда

Казалось главной ошибкой их было то, что они позволили так быстро обнаружить себя, ведь если бы мы не перехватили те сигналы, то не получили бы предупреждение, имевшее для нас такое большое значение.

В свое время я был свидетелем того, как Стивен Уотер-сон спас цивилизацию Земли, но теперь я снова увидел его в той же, только еще более великой роли, потому что именно благодаря ему стало возможным поражение сириан. Но даже несмотря на его блестящий ум, если бы мы не получили это предупреждение, то миллионы не успели бы убежать с Марса и наверняка бы погибли. Я находился как раз в лаборатории Уотерсона, когда он получил сообщение от правительства Солнечной системы о странных сигналах, идущих из пространства. Теперь мне кажется, что я обречен раз за разом оказываться в критических местах во время великих событий, происходящих в Солнечной системе…

Я был с Уотерсоном, когда доктор Доуни объявил о том, что раскрыл тайну старения — точнее, его предотвращение. Теперь Уотерсону сорок два года, но тело у него по-прежнему двадцати восьмилетнее, как и тогда, в конце 1947 года, когда он прошел терапию доктора Доуни…

Эти странные сигналы принимали уже много дней, но только восьмого июля 1961 года стало понятно, что они идут из внешнего пространства, а затем кто-то высказал предположение, что они несут какое-то сообщение. Уотерсон попросил меня сопровождать его во время полета в столицу Солнечной системы, расположенную на Венере, поэтому я присутствовал на первом заседании правительства, а также на всех последующих собраниях. Так что мне снова пришлось принимать участие в событиях мирового значения — и снова Уотерсон впоследствии попросил, чтобы я написал хронику той ужасной войны.

Только когда стало точно известно, что сигналы идут из внешнего космоса, человечество стало выказывать нечто большее, чем слабый к ним интерес. Сигналы исходили от Металлической Орды, которая неслась в космосе со скоростью в тысячу миль в секунду, направляясь к нашим планетам. Потом они появились в поле зрения. Через тысячу шестьсот лет полета они добрались до нас. Когда еще наши предки-англичане попали под власть Римской Империи, а Марс во времена Хорлака Сана только-только открыл тепловые лучи, несущие смерть, начался этот беспримерный межзвездный полет. Когда нормандцы вторглись в Англию, а могучая империя, которую Династия Сан распространила по всему Марсу, рухнула, прошла половина полета. Когда Колумб ступил на берег Америки, а Корал Нас объединил все страны Марса в великий союз, полет прошел три четверти.

Были пройдены семь восьмых пути, когда Марс сконструировал первые, еще несовершенные, атомные двигатели, а английский священник открыл кислород. Но прошло еще два столетия, прежде чем полет достиг своей цели, а на наших планетах были создано оружие, которое принесло нам, в итоге, победу. Я должен рассказать об этой войне, поскольку видел ее с самого начала. Мы были близко, очень близко к поражению! Оставалось немногим больше месяца, прежде чем Металлическая Угроза нависла над нами, но мне этот месяц показался годами, в течение которых ученые отчаянно трудились, стремясь найти оружие, которое должно принести нам победу.

Дэвид Гэйл.

Крошечное блестящее пятнышко устремилось из космоса к яркой планете — стремительному полету корабля помогало притяжение Венеры. Вызов был срочным, Земля находилась на самом далеком расстоянии от Венеры, так что потребовалось целых двадцать часов полета со скоростью тысячи миль в час, но теперь, по мере приближения к планете, пилот тормозил… Но все равно, ему потребовалось пролететь много тысяч миль, прежде чем скорость корабля стала благоприятной для полета в атмосфере.

Воздушное пространство планеты казалось переполненным движением. Небо бороздили могучие грузовые корабли, несущие до полумиллиона тонн, пассажирские лайнеры, отправляющиеся к Земле, и частные маленькие корабли, все они летели примерно с одной скоростью. Не было нужды применять ограничения скорости в пределах планеты, поскольку она сама ограничивала скорость до разумного уровня. И казалось невозможным делать больше двух тысяч миль в час в этом густом, непрестанном потоке воздушного транспорта… Но внезапно на носу маленького, переливающегося всеми цветами кораблика засияла правительственная эмблема — и неуклюжие грузовозы стали расступаться, давая ему дорогу. Словно по волшебству, перед ним возник свободный коридор, поскольку на его носу сияла эмблема не просто правительства, но самого президента Солнечной системы.

Маленький кораблик быстро скользнул к земле, затем встал вертикально и опустился на крышу Капитолия Солнечной системы. Из него вышли два человека и быстро направились к лифту, где трое охранников, вооруженных дезинтеграторами (как назвали проекторы лучей распада Уотерсона) отдали им честь. Один из пришедших, на голову с лишним выше другого, ответил им улыбкой и коротко поздоровался на всеобщем языке, поскольку охранники были марсианами ростом более восьми футов. Потом двое прилетевших вошли в лифт и быстро спустились на сто пятьдесят этажей к правительственным офисам. Там они сразу же направились к большому Правительственному кабинету, проходя через длинную анфиладу помещений, на стенах которых красовались громадные фрески, изображающие сцены из истории трех планет. В Кабинете их уже ждали тридцать девять человек, но как только двое вошли, все поднялись и стояли, пока президент не позволил им сесть. В Кабинете в тот день собрались сорок самых великих людей Солнечной системы, работавших сообща, поскольку все они были учеными и знали цену сотрудничества. Каждый из них был велик в своей области, поэтому между ними не было никакой конкуренции или стремления вторгнуться в чужую область науки. Все они с удовольствием передали в свое время президентские полномочия самому великому среди них — Стивену Уотерсону с Земли.

— Господа члены кабинета правительства, я полагаю, настало время добавить к Конституции поправку, запрещающую членам правительства вставать при появлении президента, — начал Уотерсон.

Все знали, что он ценил, когда им восхищались, но, прежде всего, он был ученым, исследователем, а не дипломатом.

— Я сожалею, — продолжал он, — что заставил вас ждать, но, как вы видите, — он указал на большую карту Солнечной системы на потолке Кабинета, где точно отслеживалось медленное движение планет по орбитам, — Земля сейчас в самой дальней точке от Венеры, так что я не мог добраться быстрее. Из приготовленной мне записки я вижу, что первым докладчиком должен быть Мансол Корак, марсианский астрофизик. Наверное, у вас еще не было официального обсуждения?

Как он правильно предположил, все собрались здесь незадолго до сообщения о том, что он приземлился в течение часа. Несколько лет назад правительство обсуждало план проводить собрания по видеосвязи, но скорость света была недостаточной для межпланетных расстояний, так что пришлось бы ждать каждого ответа по десять-пятнадцать минут. Поэтому проще было всем собираться, так сказать, во плоти.

— Недавно наши радиоинженеры разработали новую аппаратуру, работающую исключительно на коротких волнах, — начал Мансол Корак. — Экспериментируя с ней, они наткнулись на сигналы, исходящие из внешнего космоса. Сначала эти сигналы были очень слабы, но их интенсивность быстро росла, и в результате были сделаны удивительные выводы. Сигналы посылал некий источник — или источники, расположенные в космосе в направлении Сириуса. Меня попросили помочь радиоинженерам Хоруса Маи в расчетах астрофизических аспектов этой проблемы. Я полагаю, что эти сигналы посылают корабли, летящие в космосе в нашем направлении. Еще ни один житель Солнечной системы не рисковал залетать дальше орбиты Нептуна. Для этого не было причин, поскольку ни одна из внешних планет не пригодна для жизни. Однако, темпы усиления сигнала, одновременно с наблюдениями, сделанными с Земли, Марса и Венеры, показали, что их источник находится сейчас на расстоянии примерно в миллиард с четвертью миль и приближается к нам со скоростью в тысячу миль в секунду. А это значит, что через две недели они достигнут окраинных планет нашей звездной системы. Что же касается исходной точки, то мы можем лишь строить предположения. Они летят к нам с Сириуса — или с тысяч других звезд, находящихся за ним. Но Сириус является самой близкой звездой в том направлении, находящейся на расстоянии всего лишь девяти световых лет. А это значит, что они провели в пути тысячу шестьсот лет. Доктор Джеймс Доуни с Земли недавно показал нам, что нельзя бесконечно продлевать жизнь, поэтому, проблему старения так не решить. С водой и воздухом, разумеется, не было бы проблем с аппаратом Уотерсона для электролиза, работающим на атомной энергии. Но мы пока что не умеем делать продукты питания из энергии и углерода, кислорода и водорода. Хотя я полагаю, что вы, доктор Лэндж, добились значительных успехов в этом направлении, не так ли?

— Как раз на этом собрании я хочу объявить о возможности коммерческого производства любых сахаров и некоторых белков из воды или минералов. Мой метод работает, и я собираюсь развить успех.

— Значит, — продолжал марсианин, — не будет потребностей таскать с собой большие запасы продовольствия. Эта проблема тоже решена. А поскольку в безвоздушном пространстве нет никакого сопротивления, то если корабль разогнать до скорости в 1000 миль в секунду при отправлении с Сириуса, то он будет лететь бесконечно долго без всякой траты энергии, пока не достигнет цели. Следовательно, для такого полета не нужно больших запасов энергии. Но проблема тепла, как мне кажется, является нерешенной… В межпланетном пространстве нас согревает солнечное излучение, и этого вполне достаточно. Но в бесконечных глубинах пространства межзвездного есть лишь темнота да космические лучи. Кроме того, нужно постоянно защищаться от радиации в условиях отсутствия звезды для согревания корабля. Я еще могу понять, что корабль может нести достаточные запасы вещества, чтобы согреваться в течение сотни лет, но на тысячу шестьсот лет ушло бы столько энергии, что не хватило бы всей массы корабля. Для этого нужна целая планета. Радиацию могут отражать полированные стены корабля, но она все равно останется слишком сильной. Я не могу этого понять… Даже если эти люди способны вынести температуру лишь на двадцать-тридцать градусов выше абсолютного нуля, то при температуре на двести сорок градусов ниже нуля по стоградусной шкале все газы становятся твердыми. Нет, это невозможно! И все же у нас на руках все доказательства, что они это совершили. Но как? Как они смогли выжить во время этого ужасного перелета. Кроме того, как я понял, летит не один корабль, а много. Вроде бы было названо число в две тысячи единиц, или даже больше. Не так ли, Хорус Маи?

— Да, зафиксировано множество отдельных сигналов, — согласился марсианский радиоинженер Хорус Маи. — Я думаю, что две тысячи — очень скромная оценка.

— Значит, — закончил свою длинную речь Мансол Корак, — нам нужно продумать варианты встречи.

Марсианин сел, и в зале надолго воцарилась тишина. Наконец, медленно поднялся президент Уотерсон. На лице его было написано беспокойство. Собравшиеся здесь люди отвечали за жизнь и благосостояние двадцати миллиардов людей, которыми управляют. А он, президент, был их лидером. Поэтому ответственность, в итоге, лежала на нем.

— Мансол Корак, не могли бы вы хотя бы приблизительно показать нам местонахождение приближающихся кораблей? — спросил Уотерсон, передал ему световую указку и кивнул на большую карту Солнечной системы у них над головами.

— Я не могу сказать точно, господин президент, — ответил марсианин. — Я не знаю их точное местонахождение, могу лишь сказать, что они движутся вот так…

Лучик белого света уткнулся в потолок, и световой кружок указал на место в пределах орбиты Урана, но вне орбиты Сатурна. Затем он медленно пополз к крошечному светящемуся Марсу. Значит, гости уже были в Солнечной системе, но еще не достигли Внутреннего кольца планет. Несомненно, у тех, кто мог совершить полет через Великую пустоту, были приборы для извлечения энергии из материи, и, вероятно, лучи распада. Значит, у них не будет проблем с астероидами, они просто уничтожат те, что окажутся рядом.

Лучик указки погас, и все члены правительства вновь повернулись к Уотерсону.

— Господа, все мы видели, что они уже вторглись в Солнечную систему и, кажется, направляются к Внутреннему Кольцу планет и к Марсу, — сказал Уотерсон. — Я не знаю, летят ли они с миром или как захватчики, но, думаю, разумнее будет предположить, что они захватчики. Все мы согласны, что они совершили полет продолжительностью в тысячу шестьсот лет. Все мы признаем трудности такого полета. В их флоте более двух тысяч кораблей. Я не стал бы посылать такой большой флот лишь для исследования нашей системы. Кроме того, если это исследовательский флот, то мы должны согласиться, что продолжительность их жизни больше трех тысяч лет. Потому что лишь за три тысячи двести лет они смогут вернуться и доложить о результатах полета. А за это время их цивилизация может быть стерта какой-нибудь звездной катастрофой, или откроет способы непосредственно наблюдать за нами с отставанием в девять лет, которые требуются свету, чтобы преодолеть лежащее между нами расстояние. Мы все хотим жить в мире, но, боюсь, должны готовиться к войне. Мы всегда сможем послать им навстречу корабль и мирно встретиться с их флотом. Это смогло бы убедить их, что лучше с нами не ссориться. Предлагаю обсудить мое предложение и проголосовать.

Не было никакого обсуждения. Собравшиеся единодушно проголосовали «за», поскольку предложение президента было самым логичным.

Затем началось обсуждение оружия. Но тут почти не о чем было спорить. Межпланетный патрульный флот был простой полицией, созданной для уничтожения метеоров и отклонения с опасных курсов комет и астероидов. Но в Солнечной системе не было военно-космического флота. Небольшие космические корабли стали так дешевы, легко управляемы и безопасны, что почти у каждой семьи было несколько таких корабликов, и постоянно требовались новые. Поэтому заводы работали на полную мощность. Двадцать миллиардов человек могли использовать громадное количество машин. Количество было самой лучшей нашей защитой, нужно было лишь освоить серийное производство боевых машин прежде, чем начнется война!..

Тем же вечером всем крупным заводам на всех трех планетах были посланы заказы на большое количество скоростных кораблей для экипажа из десяти человек. Они должны быть оборудованы пулеметными точками для машинок, стреляющих разрывными пулями, эквивалентными сотне тонн старинного динамита, и со специальными опорами для дезинтеграторов.

Дезинтеграторы должны создавать компании, обычно строящие частные электростанции, фонари и антигравитационные пояса. В такие пояса были вмонтированы маленькие проекторы, испускающие направленные гравитационные лучи, искривляющие пространство в нужных точках, в результате чего возникала сила, тянущая проектор вперед, как пружина. На том же принципе, что использовали при конструировании космических кораблей, работали крошечные двухкилограммовые аппараты, способные поднять человека в воздух, а также колоссальные пассажирско-грузовые лайнеры, несущие на борту три четверти миллиона тонн.

Дезинтеграторы тоже не сильно отличались от первоначальных проекторов лучей распада. Проекторов тепловых лучей было и так в достаточном количестве. Они использовались для сварки металлов, для согревания домов, для того, чтобы плавить скалы, если нужно было освободить место для здания или сделать туннель для водопровода. Они были очень эффективным оружием, но эти лучи можно было легко отразить, если корабли противника отполированы. Были реквизированы большие космические лайнеры и оснащены дезинтеграторами и притягивающими лучами, которыми можно было схватить корабль противника и держать его как бульдог. Эти корабли были очень мощными, а скорость их ограничивалась лишь той, которую могли выдержать пассажиры.

Все ученые Солнечной системы отчаянно работали над созданием новейшего оружия и новых кораблей, которые были бы быстрее и мощнее уже имеющихся. Энергии им хватило бы на все, поскольку в распоряжении людей была энергия материи. В десять тысяч раз более могучая, чем колоссальная ядерная энергия, эта энергия победила марсиан в незабываемый день в мае 1947 года, и была она в десять миллиардов раз сильнее энергии угля, нефти или любого другого топлива, известного тогда людям. Кроме того, ученым предстояло усовершенствовать дезинтеграторы. Нынешние действовали в радиусе двадцати пяти миль, что, по космическим меркам, было чрезвычайно мало. У Человечества было две недели то того, как сириане доберутся до Марса, и за эти две недели предстояло сделать как можно больше. Все это подробно изложили в новостях. Общественности была открыта вся правда, но, одновременно, было рассказано и о том, какими силами обладает Человечество. Так что не было никакой паники. Никому уже не казалось странным, что сюда летит флот из иной звездной системы. Это было столь же банально, как всего лишь поколение назад было известие о том, что флот иной страны пересек океан.

Однако нужно было построить новые станки, разработать новые приборы, и все это предстояло сделать с такой быстротой, которая была бы немыслимой без системы массового производства. Большая часть двух недель ушла на производство станков, зато потом полился непрерывный поток боевых машин для экипажа в десять человек. Пять тысяч машин в час, днем и ночью, их производили на заводах всех тех планет. Оставался лишь день до того, как захватчики должны были достичь Марса, когда флот был готов — 120 000 десятиместных кораблей, с экипажами из добровольцев со всех трех миров. Тем временем Уотерсон построил для себя корабль с экипажем из десяти человек, с тройным корпусом, тремя электростанциями и дополнительным электрическим генератором. Уотерсон экспериментировал с ним, но никто не знал, чем именно он занят.

Наконец, появились захватчики. Далеко по курсу их встретили разведчики, и были уничтожены без всякой на то причины. У них даже не было времени отправить сообщения, но все же мы узнали довольно много. Марс к этому времени уже опустел. Все его население было эвакуировано на внутренние планеты. Большинство — на Землю, которая как раз находилась по другую сторону Солнца. Оставались лишь рабочие на больших заводах. Все они являлись добровольцами. Им сообщили об опасном положении, но эти заводы за каждый лишний час производили 1 500 кораблей, поэтому рабочие оставались до конца. На орбите Марса собрался флот, ожидавший новостей о сирианах, когда на экранах появились донесения разведчиков.

Вторая волна разведчиков сообщила о громадной орде металлических кораблей, ярких, переливающихся всеми цветами, размерами от простых десятифутовых торпед в три четверти фута в диаметре, до громадных транспортных судов. И был среди них один-единственный сферический корабль. Огромный шар, который со всех сторон окружали тысячи охранных кораблей. Сотни тысяч кораблей-торпед, несколько дюжин грузовых кораблей и несколько кораблей, походивших на разведчиков. При том было очевидно, что торпеды — настоящие истребители — крошечные корабли, которые могли маневрировать и вертеться, как электрон в ионизированном газе. Казалось невозможным, чтобы человек мог выдержать неожиданные резкие повороты на скорости в несколько миль в секунду, но разведчики оценили скорость и маневренность врагов, прежде чем ушли в небытие под ударами лучей дезинтеграторов.

Да, у противника были дезинтеграторы, так что сражение престояло ужасным, поскольку человек тоже владел этой силой, настолько мощной, что опасался применять ее в промышленных целях. Но у Человечества было преимущество в численности. Весь флот увидел, что произошло в космосе с разведчиками, и все единодушно решили, что корабли-торпеды наверняка управляются по радио. А если так, то будет несложно нарушить эту связь при помощи сильных глушилок и сделать их корабли неуправляемыми.

Столица Солнечной системы была временно перенесена на Землю в лаборатории Уотерсона. Там сорок человек собрались у телеэкранов и наблюдали за гибелью разведчиков. Сами они не должны были участвовать в сражении. Солнечная система ждала от них иного… На той стороне Марса, куда сириане нанесли первый удар, стояла ночь. Там сосредоточился флот Солнечной системы, готовый встретить врагов. Он, казалось, парил над могучим мерцающим металлическим городом внизу. Это был Дорналус, второй по величине город старого Марса. Приблизившись, сириане выдвинули вперед широким щитом корабли-торпеды. И тогда могучие генераторы флота Солнечной системы послали в космос мощные эфирные потоки и стали ждать, когда маленькие корабли противника станут неуправляемыми. Но вражеские корабли летели вперед так же ровно, как и прежде. Возможно, на них были живые экипажи, просто сириане были маленького размера! Тогда, должно быть, они были родом из массивного мира, мира, с большой гравитацией.

Город внизу был покинут, пуст, не считая видеоустройств, которые мерно жужжали, передавая панорамный обзор происходящего на другие планеты и командованию флотом, находящемуся по другую сторону Марса. Именно люди в командном центре напрямую управляли сражением. С Земли они не могли им управлять, поскольку радиоволны летят слишком медленно. Им понадобилось бы двадцать минут, чтобы долетать с Земли до Марса, и еще двадцать на обратный путь. А все сражение заняло лишь пятнадцать минут — четверть часа потрясающей бойни!

Когда два больших флота столкнулись, соляриане — как называли теперь себя жители нашей Солнечной системы, — двинулись прямо на крошечные кораблики, бросая во всех направлениях лучи дезинтеграторов. У них было то преимущество, что они могли выпускать с каждого корабля разом по девять смертоносных лучей. Но корабли-торпеды были невероятно быстры, что в них почти невозможно было попасть. И, казалось, они ничуть не жалели своих подбитых кораблей, если при этом попадали в корабли противника. Без сомнения, это было логично, но слишком бесчеловечно.

Небо над городом превратилось в ад сверкающих лучей дезинтеграторов, тепловых лучей и рвущихся снарядов. Разрывные атомные пули были бесполезны, поскольку от них разлетались с громадной скоростью осколки, которые могли пробить корпус космического корабля. Вот только они одинаково поражали как противника, так и своих.

Но у флота соляриан были и прочные снаряды из единственного кристалла меди, неуязвимые для дезинтеграторов. Они легко пробивали стенки кораблей агрессоров. А вот фугасы взрывались в пустоте и уничтожались чаще, чем достигали цели. Но кристаллы были неуязвимы для дезинтеграторов и использовались в первую очередь для того, чтобы вывести из строя дезинтеграторы противника, потому что от лучей распада не было надежной защиты. Уже не один корабль соляриан растаял в космосе, когда дезитнтегратор, пораженный пятнадцатидюймовым медным кристаллом, внезапно расплескивал лучи распада во все стороны.

Таинственная гигантская сфера и сопровождающий ее многочисленный эскорт, держались позади, окруженные множеством кораблей-торпед. В битве они не участвовали. Наконец, флоту соляриан был дан приказ отступать. Не стоило нести слишком тяжелые потери. Город нужно было отдать, а потом легко сокрушить сириан более многочисленным флотом.

Поскольку соляриане выпускали по 5 000 новых кораблей каждый час, такой флот мог быть готов через три дня.

Соляриане отступили, оставив на поверхности планеты несколько подбитых кораблей. И еще больше их кануло в небытие во время сражения. Сириане одержали первую победу, но соляриане вскоре могли восполнить потери с лихвой. У них было двадцатимиллиардное население и ресурсы трех планет. Казалось, что захватчики не смогут долго продержаться, учитывая истинное значение массового производства.

Ни единого человек на осталось на покинутой планете, но на орбите и на самых высоких зданиях города были установлены телепередатчики. Однако, от них было мало пользы, поскольку сириане, казалось, были одержимы идеей превратить Марс в идеальный шар. Они продолжали утюжить город лучами дезинтеграторов. Поэтому, никакие телепередатчики не продержались там долго, а несколько фанатичных телерепортеров расстались с жизнью. Оставаться в обреченном городе было безрассудно, им запретили это, но ничто не может остановить репортера в погоне за сенсацией. А после, передатчики, висевшие на высоких орбитах, показали странную сцену.

Большая сфера и сопровождающие ее корабли совершили мягкую посадку, образовав на поверхности Марса большое колесо со сферой в центре и остальными кораблями, расположившимися в виде обода со спицами. А высоко над ними летали кругами корабли-торпеды. Было просто чудо, что остались не уничтоженными несколько телепередатчиков, но некоторые продержались до самого заката, показывая вспыхивающие повсюду внизу лучи дезинтеграторов. Это была странная сцена!

Потом из больших кораблей вышли не люди, а машины, машины, громыхающие гусеницами, которые окружили базу пришельцев и закопались на три фута в песок. И вот все затихло, не считая ровного гула от этих машин. Их было пятьдесят восемь, больших машин в двести футов длиной. Они над чем-то спокойно работали, и нигде не было замечено живых существ. Очевидно, сириане не осмелились выйти на открытый марсианский воздух. Затем произошло нечто, поразившее миллиарды наблюдателей на всех трех планетах. На вершинах больших машин открылись люки, из которых появились корабли-торпеды.

Вылезли они на маленьких ножках, а затем «подпрыгнули» и присоединились к кораблям, летавшим кругами наверху. Каждые одиннадцать секунд из каждой большой машины вылезал корабль-торпеда. Каждые одиннадцать секунд, с точностью механизмов.

Сначала люди не смоги оценить значение этого, о затем все стало очевидным. Эти машины были заводами, передвижными заводами массового производства, производящие корабли торпеды, и полный цикл производства одного корабля занимал одиннадцать секунд. Шум больше не был ровным гулом. Он превратился в лязг и скрежет механизмов. Впрочем, не очень громкий, учитывая сложность происходящих внутри работ. Но теперь стало ясно, как быстро увеличивался флот стремительных кораблей-торпед.

Очевидно, машины добывали все нужные элементы из земли под собой, а затем создавали из них детали, из которых собирали корабли. Подсчитать все было просто. Каждый час создавалось 325 готовых к бою кораблей!

И по-прежнему не было ни малейших следов живых существ, садящихся в эти корабли, так что они все же должны были управляться дистанционно какими-то способами, неизвестными солярианам, а их хозяева находились с самого начала в родительском корабле-сфере. Способность создавать юркие корабли, практически из ничего, означала, что они ничего не стоят и могут быть воспроизведены в любом количестве. Мнение, что Человечество легко победит, быстро исчезало. Облако носящихся кругами в воздухе кораблей врага постоянно росло. Однако, люди, лишившиеся в первой схватке почти половины своего флота, должны были возместить свои потери. Но они потеряли не только треть кораблей. Погибли четыреста тысяч храбрых пилотов. Они не выиграли схватку, но это стоило Человечеству намного дороже, нежели сирианам. Однако, кое-что соляриане поняли. Возможно, им удалось бы сравнять счет при помощи радиоуправляемых кораблей. Заводам уже разослали заказы сделать экспериментальную флотилию из тридцати тысяч радиоуправляемых корабликов.

Тем временем людей, наблюдающих по телеэкранам за си-рианами, привлекло новое зрелище. Из передвижных заводов стали выходить машины нового типа. Они были меньше, чем первые, — узкие и приземистые, — но казались более юркими. Аккуратным строем они ушли за несколько миль от главной стоянки, и там разделились на две группы. Одна группа осталась на месте, но начала тихонько гудеть и светиться. Затем из этих машин стали вытекать потоки расплавленного металла. Они текли в сторону второй группы, машины которой тут же взялись за работу и начали из этого металла своими странными придатками, напоминающими руки, формировать большой округленный корпус. Вскоре все стало ясно. Строилось очередное грузовое судно. Корпус быстро рос и был готов через три с половиной часа. Затем машины принялись за следующий, а из первоначальных грузовозов выехала длинная шеренга новых машин, которые поспешили к завершенному корпусу, исчезли внутри и, очевидно, стали производить там внутреннюю отделку. Второй корпус был почти завершен, когда одна из маленьких машин полетела к первоначальной стоянке и приблизилась к сфере. Из сферы выдвинулся странный металлический ящик, от которого тянулся толстый кабель. Машинка схватила его, поспешила к завершенному корпусу и скрылась внутри. Немного спустя грузовоз легко поднялся с поверхности планеты, немного покружился, словно делая пробный облет, и вернулся на место. Тут же из него вылетел корабль-торпеда! Ни один из них точно не залетал в грузовоз, значит, его сделали уже внутри юркие машинки. Потом из него выползла машина, строящая корпуса, а за ней — две машины-рабочих, хотя внутрь входила лишь одна. Грузовоз был полон своей странной командой. И они уже приступили к делу — занялись постройкой очередных машин.

Когда рассвело, телепередатчики были уничтожены кораблями-торпедами. Но вечером люди запустили массу других аппаратов, чтобы следить за действиями неприятеля. И с тех пор стали запускать их каждую ночь. С рассветом их уничтожали, но не все, некоторым передатчикам удавалось уцелеть.

На следующую ночь флот неприятеля состоял из полумиллиона маленьких кораблей-торпед и быстро растущей стоянки грузовых кораблей. Их уже было больше сотни, поскольку как только был завершен очередной, он тут же включался работу по созданию следующих.

А еще через ночь началась работа по выравниванию поверхности Марса. Большой флот завис над большим участком поверхность планеты и стал уничтожать остатки марсианских холмов тепловыми лучами и дезинтеграторами. Двадцать четыре часа спустя вся планета превратилась в пустынную равнину. И на этой равнине стояли уже восемь лагерей захватчиков. Росло число грузовых и боевых кораблей, но больше ничего не происходило. В это время Человечество готовилось к новому сражению. Флот радиоуправляемых кораблей был готов дать свой первый бой. Он собрался высоко на орбите Марса, над местом первоначального лагеря неприятеля, где все еще покоилась громадная сфера. Затем находящиеся далеко в космосе корабли с людьми направили радиоуправляемые корабли вниз. Люди, управляющие этими кораблями, не могли действовать быстрее, чем если бы сами сидели за штурвалами, но зато они были в безопасности.

Радиоуправляемые корабли неслись вниз на полной скорости. Соляриане не хотели дать сирианам время на подготовку. Когда корабли оказались в десяти милях над флотом сириан, был дан приказ, и они ударили дезинтеграторами по кораблям противника. В земле разинули пасти глубокие воронки, и разом двадцать грузовозов неприятеля прекратило существование. Одновременно были уничтожены тысячи сириан-ских кораблей-торпед, но при этом погибла и почти половина из тридцати тысяч радиоуправляемых кораблей Человечества. Остальные должны были наносить удары в полную мощность, чтобы предотвратить ответные удары с поверхности Марса. А двадцать два корабля полетели вертикально вниз, прямо к сфере. Они были уничтожены, когда окончательно отделились от основной флотилии, но все же перед этим истребили буквально сотни кораблей противника. Радиоуправляемые корабли со-ляриан построились вертикальной колонной, быстро вращающейся, чтобы обезопасить себя, так как даже лучи дезинтеграторов не действуют мгновенно, и били на полную мощь дезинтеграторами вниз. Но внезапно колонна перестала вращаться, радиоуправляемые корабли остановились, отключив дезинтеграторы, а затем камнями полетели вниз.

Радиосигналы были заглушены сильными помехами. Корабли вышли из повиновения и разбились о поверхность Марса. Стало ясно, что радиоуправляемые корабли бесполезны против агрессоров из глубин галактики…

Но в этом сражении был уничтожен почти весь флот сири-анских кораблей-торпед. И теперь на остатки сириан накинулись управляемые вручную боевые корабли. Оставшиеся корабли противника ринулись им навстречу и были уничтожены. Оставалось всего лишь несколько тысяч кораблей-торпед. Громадная сфера начала подниматься. Оставшиеся корабли внезапно окружили ее словно внешней оболочкой, и эта оболочка принялась вращаться, полосуя во все стороны лучами дезинтеграторов. Такое построение казалось неуязвимым, и оно летело над планетой, преследуемое флотом соляриан, командиры которого ломали голову, что с ними делать. Нападение на сферу казалось нерезультативным и бессмысленным.

Однако, грузовозы агрессоров остались незащищенными и буквально через несколько секунд были уничтожены. Сириане потеряли в этом сражении результаты многочасовой работы. И они проиграли бы, если бы им на помощь не пришли корабли-торпеды из других лагерей. Громадная сфера была окутана, словно щитом из металла, массой кораблей-торпед. Но постепенно их все же разрушали дезинтеграторами и выводили из строя снарядами из кристаллов меди.

Однако, когда прибыл соединенный флот кораблей-торпед из других лагерей, ход сражения полностью изменился. Корабли контроля были слишком тихоходные и слабо вооруженные. Эскорт, состоящий из кораблей с экипажами из десяти человек, попытался их защитить, образуя экран лучами дезинтеграторов, но потери при этом все равно были большие. И в это время Уотерсон объявил, что у соляриан появилась новая надежда.

Объявление было сделано пятого аыуста. И в тот же самый день почти весь флот из всех лагерей сириан на Марсе поднялся и взял курс на Венеру. Это движение было обнаружено почти сразу же, и из уцелевших подземных баз на Марсе вылетели пятьдесят тысяч боевых кораблей соляриан. Они летели почти над самой землей, их полированные корпуса были покрыты серой краской для маскировки, так что они выглядели почти невидимыми тенями. Они мчались вперед с разных направлений, о все сходились на территории лагеря вражеской сферы. Она осталась на Марсе, ее охраняли так мало кораблей-торпед, словно они не сомневались, что флот соляриан тоже пойдет к Венере, чтобы не допустить туда неприятеля.

Корабли соляриан были так хорошо замаскированы, что им удалось подойти к лагерю на расстояние пяти миль, прежде чем они были обнаружены. И когда вспыхнули лучи дезинтеграторов, все оставшиеся корабли-торпеды ринулись на них. Здесь была почти сотня тысяч кораблей с экипажами в десять человек. Они неслись вниз зигзагами, так что в них было почти невозможно попасть. Вся защита сириан сконцентрировалась на кораблях, летящих с севера, а те, что летели с юга, почти беспрепятственно двигались вперед. Внезапно огромная сфера сириан рванулась вверх и с потрясающей скоростью пошла прямо в космос. Только это помогло ей избежать лучей дезинтеграторов. А несколько тысяч кораблей-торпед, оставшиеся позади, выстроились в форме большого диска, чтобы преградить путь преследователям. Люди в свое время долго приучались маневрировать в трех измерениях, а судя по тому, с какой легкостью сириане образовывали сложные трехмерные фигуры из своих кораблей, стало ясно, что у них имелась длительная практика ведения войн в космосе.

Это сражение было успешно в том плане, что заставило вернуться основной флот сириан и чуть было не уничтожило сферу. Было уничтожено более семидесяти двух тысяч кораблей-торпед, но и мы потеряли две тысячи кораблей и двадцать тысяч человек. Уотерсон сделал заявление, что в дальнейшем сириане не смогут спасаться бегством при помощи большого ускорения. Он разработал метод использования лучей притяжения малой дальности, но большой силы. Теперь, пока корабль находится в радиусе их действия, чем больше будет его ускорение, тем сильнее будет притягивать луч. А кроме того, чем больше будет ускорение корабля, тем сильнее сработают специальные компенсаторы, которые также придумал он сам, так что экипаж практически ничего не почувствует. И демонстрация нового корабля подтвердила это. Уотерсон пригласил на борт несколько представителей из правительства, поднялся в воздух и принялся совершать резкие повороты на скорости в десять миль в секунду! Возникающая при таком ускорении сила тяжести была бы смертельной, но, благодаря компенсаторам, она совершенно не ощущалась в помещениях корабля. Кроме того, у корабля был тройной корпус, а также усиленные генераторы и притягивающие силовые лучи. Он мог служить и в качестве грузового судна, достигая при этом скорости в 1000 миль в секунду при ускорении, в 5000 раз превышающем силу тяжести на Земле. Уотерсон, который на Земле весил двести десять фунтов, при таком ускорении стал бы весить больше пяти тонн, если бы не компенсаторы. Это означало, что вражеские корабли более не смогут превосходить маневренностью корабли флотилии соляриан. Заводы по производству боевых кораблей временно закрылись, меняя производственные линии, но уже через тридцать шесть часов снова стали работать и выпустили первый корабль нового типа.

Тутже ему подобрали команду из молодых пилотов. Все они были добровольцами. Предполагалось выпустить миллион таких кораблей, а это значило, что потребуется десять миллионов человек для их экипажей. Такое было возможно лишь с помощью особых методов обучения, но из населения общей численностью больше, чем в двадцать миллиардов, легко набралось достаточное число добровольцев. Практически, как только добровольцы добирались до призывных пунктов, их тут же сажали в новые корабли. Энергия материи Уотерсона сделала корабли такими дешевыми, что цена двухместного автомобиля стала меньше ста долларов. И даже межпланетный корабль не стоил дороже двух тысяч, поскольку сырье было совершенно бесплатным, а физические работы свелись почти к нулю. На заводах люди работали по три часа в день пять дней в неделю. Правда, строителям приходилось трудиться много больше, поскольку строительными машинами все же нужно было управлять вручную. Но заработная плата всюду была высока, так как зависела не от объема работы, а от количества выпущенных готовых изделий. Люди получали больше, но работали меньше. Потребовалось много лет, чтобы убедить жителей Венеры и Марса воспользоваться такой экономической системой, но пример американцев был заразителен. А наличие могущественной энергии, освобожденной Уотерсоном, сделало ее еще более очевидной. Это оказалось мощным подспорьем в создании могучего флота. Кораблями умели управлять все, поэтому им легко было занять место пилотов боевых машин.

Однако, специальная подготовка все же была необходима, чтобы преодолеть страх перед резкими поворотами на высоких скоростях. Каждого новичка сажали в новый корабль и отправляли в полет над Землей с потрясающим ускорением. Затем, когда новичок уже начинал чувствовать, что он вот-вот врежется в землю и станет массой сплавившегося металла, корабль внезапно подпрыгивал на целую милю вверх, потом снова плавно спускался и опять с громадным ускорением устремлялся ввысь, за пределы атмосферы, со скоростью метеорита, а его внешняя оболочка из сплава иридия раскалялась до вишневого цвета. Потом начинались крутые виражи на скорости в десять-двадцать миль в секунду. После такого полета, когда новички отдыхали и приходили в себя, им самим давали возможность поуправлять таким кораблем.

Правда, ни один из добровольцев прежде никогда не имел дело с боевыми излучателями, поэтому во время полетов проводились имитации сражения, используя безопасные светящиеся лучи ионизации вместо смертоносных лучей дезинтеграторов.

Все это время марсианские разведчики присылали ежедневные донесения. Сириане тоже строили флот, так как их предыдущий был уничтожен почти на три четверти. Но производительность заводов соляриан была выше на 120 000 кораблей в сутки. Нужно было десять дней, чтобы миллионный флот отбыл к Марсу, оставив для охраны планет двести тысяч кораблей.

Разрушение марсианских заводов понизило производительность соляриан на 2 500 кораблей в час, но новые цеха, быстро созданные на Земле и Венере, быстро вернули производительность, доведя ее ко времени завершения работы над флотом до 7 000 кораблей в час.

Построение сириан в виде вращающейся сферы было почти неуязвимым. Поэтому соляриане отобрали несколько тысяч первоклассных пилотов, чтобы отработать этот маневр, но, несмотря на почти непрерывную десятидневную практику, полного успеха они так и не добились. Выстраивать корабли в форме сферы или колонны люди уже научились, но вот заставить эту сферу вращаться пока что не получалось. Однако, даже неподвижное, такое построение тоже было весьма эффективным. Поэтому двадцать групп продожали отрабатывать этот маневр.

А затем Уотерсон объявил, что коллега, работавший в его лаборатории, открыл метод использования тройного электрического поля, при помощи которого можно было посылать лучи дезинтеграторов на целых шестьдесят миль. Это было бы фатально для вращающегося построения сириан. Дезинтеграторы самих сириан действовали всего лишь на двадцать пять миль. Способность поражать врага на таком расстоянии могла оказаться решающей в битве. Было лишь одно возражение. Дезинтеграторы, работавшие по такому методу, требовали море энергии, что означало расход топлива в десять тысяч раз больше, по сравнению с требованием корабельных двигателей. Разумеется, энергия материи могла быть получена и в таком количестве. Но это означало дополнительный громадный вес оборудования и активного вещества. Для чего, в свою очередь, требовались корабли большой вместимости. В конце концов, такие дезинтеграторы было решено установить лишь на специально укрепленных грузовых кораблях, и то каждый из них мог нести лишь по два дезинтегратора. Но корабли защищал сам возросший радиус поражения противника. Было оборудовано двадцать восемь таких кораблей прежде, чем подготовка флота была завершена. Пробные испытания показали, что все надежды на это изобретение полностью оправдывались. Хотя доктор Уильям Карсон, физик, разработавший этот метод, настаивал, что это стало возможным только благодаря новым идеям доктора Уотерсона.

В том, что касается способов ведения сражений в трехмерном пространстве космоса, мы многому научились от сириан. Осталось лишь закрепить эти знания на практике…

Флот соляриан двинулся к Марсу пятнадцатого августа 1961 года. Они были еще в двадцати миллионах миль от дели, когда разведчики донесли, что в лагере сириан что-то происходит. Из-за того, что сириане буквально затопили всю Солнечную систему морем радиопомех на всех частотах, связь стала почти невозможной. Эти помехи были настолько сильны, что если два корабля космосе приближались друг к другу на двадцать-тридцать футов, между ними проскакивала искра, сплавляющая корабли в единое целое. Разведчики дважды видели, как это происходило между кораблями-торпедами. Поэтому пересылать сообщения солярианам приходилось скоростными кораблями-курьерами.

Флот соляриан летел к Марсу. Оставшееся расстояние — двадцать миллионов миль — они могли преодолеть за пять часов. Конечно, корабли могли бы развить и большую скорость, но тогда возрастала опасность столкновения с астероидами, множество которых кружило в районе Марса.

Через два с половиной часа люди увидели спешащий им навстречу корабль разведчиков. Должно быть, он делал больше двух тысяч миль в секунду — чрезвычайно опасная скорость, при которой его спасала лишь совершенная система компенсации. Он нес сообщение, что весь флот сириан поднялся с поверхности Марса, оставив на поверхности лишь очень немного машин, и, — взяв с собой гигантскую сферу, — направился в сторону Земли! Земля находилась по другую сторону Солнца, и до нее больше двухсот двадцати миллионов миль. У сириан была фора в три часа. Они летели с такой же скоростью, как и флот соляриан, но могли добраться до Земли раньше них. Конечно, на подступах к Земле его задержали бы оставленные для охраны корабли — двести тысяч боевых единиц, — а ускоренное производство могло сделать ко времени прибытия врага еще около миллиона. Но флот сириан составлял почти три миллиона единиц и легко сокрушил бы миллион защитников. До Земли им оставалось шестьдесят два часа лету. На Землю отправили разведчиков, чтобы передать новости, а флот увеличил скорость до уровня гораздо выше гарантированной безопасности, и для защиты корабли непрерывно посылали перед собой лучи дезинтеграторов, поэтому они смогли добиться скорости в тысячу пятьсот миль в секунду. Флот сириан, по сообщениям, делал тысячу пятьсот миль в секунду, поэтому соляриане могли перехватить их по дороге или, в крайнем случае, встретить на подступах к Земле, где их бы ждал дополнительный флот. А с такой численностью можно было уже без труда сокрушить захватчиков.

Радиопомехи, мешавшие наладить связь, без сомнения, посылались кораблем сириан, дрейфующим где-то в космосе. Видимо, он был хорошо защищен, и нападение на него, даже если бы удалось его обнаружить, означало немалые потери и еще большую задержку во времени. Так что флот продолжал лететь к Земле.

Больше не появлялось никаких разведчиков с сообщениями о продвижении сириан — очевидно, все они были уничтожены. А на деле сириане, отлетев подальше от Земли, — как стало известно гораздо позже, — сменили курс и двинулись к Венере! Они специально пропустили корабль-разведчик с сообщением, что флот направляется к Земле, а потом сменили направление. Разведчики от флота соляриан добрались до Земли, после того, как были уничтожены наблюдатели за сириана-ми, исчезли радиопомехи. Все венерианские корабли были, к тому времени, уже отправлены к Земле, и Венера осталась совсем беззащитной.

Двадцать часов спустя радиопомехи снова заполонили Солнечную систему. Это было за десять часов до того, как сириане добрались до Венеры.

Но пока помех не было, у Уотерсона возникла идея, как можно защитить планету помимо флота. Оказалось, что обитаемые планеты вовсе не лишены обороноспособности. Уотерсон предложил, чтобы во всех городах были установлены большие дезинтеграторы с шестидесятимильным диапазоном действия. Это предложение тут же воплотилось в жизнь, и такие дезинтеграторы были установлены во всех городах Венеры. А за те сотни часов, пока главный флот был в полете, продолжалось массовое производство новых кораблей. Но эти корабли тут же отправлялись на защиту Земли. Так что спасли Венеру лишь большие дезинтеграторы. Именно они предотвратили высадку сириан. Как и на Марсе, сириане подошли к планете с ночной стороны. Это было за тридцать часов до того, как их ожидали на Земле — и за тридцать часов то того, как ее достиг бы главный флот соляриан, а затем, для спасения Венеры, ему понадобилось бы преодолеть еще сто шестьдесят миллионов миль.

Но сириане не сумели подойти на расстояние действия своих лучей к сияющим в темноте венерианским городам, а неосторожные опустились на поверхность планеты в виде облаков пыли. Идея Уотерсона спасла жизнь миллиардам людей на Венере.

Вот только надолго ли? Целью сириан было уничтожение венерианских городов и их жителей, и для этого враги прилагали громадные усилия. У них оставалось еще на это шестьдесят часов, и они тут же придумали новый план. Весь их флот удалился на сто миль от планеты, затем все корабли выстроились в линию и включили мощные притягивающие лучи. По планете ударило совместное действие трех миллионов таких лучей, и, под их воздействием, в океанах возникли гигантские торнадо и цунами. Когда по приморским городам прокатились гиантские цунами, погибло множество жителей. К тому времени все астрономы системы наблюдали за Венерой в телескопы, поэтому видели, что творят сириа-не, и понимали, что межзвездные захватчики близки к своей цели…

Любая планета, вращающаяся по орбите вокруг своего светила, находится в состоянии равновесия. И если ее попытаться столкнуть с орбиты, она тут же находит новое равновесное положение. Никакая мыслимая сила не может быть такой огромной, чтобы сместить планету с орбиты на миллионы миль, неважно, к Солнцу или от него, потому что как только такая сила исчезнет, планета вернется в свое первоначальное положение. Солнце с колоссальной силой притягивает планету, а центробежная скорость, возникающая при ее вращении, с такой же силой толкает ее в глубины пространства. И эти две силы всегда уравновешивают друг друга. Таким образом, пока планета вращается по орбите, она никогда не упадет на Солнце и не улетит от него. Но вот если замедлится ее орбитальная скорость, то сразу станет меньше центробежная сила. И планета станет приближаться к Солнцу до тех пор, пока не наберет достаточную скорость, чтобы встать на новую уравновешенную орбиту. Если же снова и снова тормозить ее, то, рано или поздно, планета все же упадет на Солнце. Сделать это возможно, весь вопрос лишь в энергии и времени на совершение задуманного.

Таков и был план сириан. Три миллиона кораблей тянули планету назад, словно огромный тормоз, и она медленно, но устойчиво стала приближаться к горнилу Солнца. Корабли сириан не были разработаны для этой цели, но за шестьдесят часов вполне могли справиться с такой задачей. Разумеется, планета еще не рухнула бы на Солнце. Потребовалось бы немало часов, чтобы преодолеть семьдесят миллионов миль. Но даже если она бы и остановилась в своем приближении к светилу, то на расстоянии двадцати миллионов миль на ней уже не могло существовать никакой жизни. Само изменение орбиты Венеры предупредило соляриан на Земле и на летящем к ней флоте, что сириане и не думали направляться к Земле. Флот тут же взял курс на Венеру. На эту дорогу у них должно уйти тридцать часов. А с Земли стартовал еще один флот. Он был не такой мощный — всего в миллион кораблей, — но, вместе с главным флотом, они составили бы больше, чем два миллиона боевых машин. И нужно учесть, что у них было триста больших кораблей с дезинтеграторами дальнего действия, и сколько-то еще таких кораблей будет произведено на самой Венере.

Мы можем лишь восхищаться мудрыми действиями командующего венерианским флотом Малса Хотарка, который не стал кидать жалкие несколько тысяч кораблей в бой с сири-анами. Экипажи его кораблей жаждали боя, этого же хотело все население Венеры, но командующий мудро занял выжидательную позицию, твердо решив дождаться подхода основного флота Солнечной системы. В данный момент бой неравными силами принес бы лишь отрицательный результат, было бы напрасно потеряно множество кораблей и жизней. Многие пытались покинуть Венеру, но сириане освободили часть кораблей для патрулирования неба, и тысячами уничтожали беззащитные частные кораблики, что выглядело излишней жестокостью. К Венере с разных сторон шли два больших флота, и, наконец, они настолько сблизились, что могли установить двухстороннюю радиосвязь, хотя на нее требовалось потрясающее количество энергии. Объем энергии, которую тратил корабль сириан на создание радиопомех, оценивалась минимум в пятьдесят миллиардов киловатт. Когда связь была установлена, земляне договорились подождать, поскольку отправленный с Земли флот опережал главный часа на два. И эта потеря времени должна быть восполнена большей эффективностью действий. Наконец, флотилии воссоединились и, образовав один гигантский диск в два миллиона кораблей, вместе полетели к Венере. Приблизившись к планете, они перестроились в конус и стали тормозить. Форма конуса была выбрана потому, что являлась двойным трехмерным эквивалентом V-образного построения, которое Человечество использовало тысячи лет во время войн.

И вот началось самое великое сражение в истории Солнечной системы. В великой пустоте боролись две гигантские силы, хлещущие друг друга лучами дезинтеграторов, а вокруг носились пять миллионов кораблей, поливающих друг друга смертоносными лучами.

В то время, как конус главного флота напал на флот сириан с одной стороны, меньший конус обрушился на них с другой, и, прежде чем сириане успели воспользоваться своими лучами, дезинтеграторы дальнего действия проделали в их рядах широкие бреши. Сфера со своим эскортом тут же удалилась, стремительно направляясь к Марсу. Но главный флот соля-риан был пока что слишком занят борьбой с основным флотом сириан, чтобы позаботиться о ней. Сириане десяток раз пробовали перестроиться во вращающуюся сферу, но всякий раз дальнобойные дезинтеграторы разрывали ее. Все это напоминало токарный станок, в котором, вращаясь, обтачивается кусок древесины, становясь все меньше. Любые маневры сириан были теперь бесполезны. Они уже не превосходили в маневренности земные корабли, которые могли летать и разворачиваться столь же быстро или даже еще быстрее. Большие корабли с дальнобойными дезинтеграторами не были приспособлены для стремительных маневров, поэтому, не дав противнику выстроиться во вращающуюся сферу, они удалились на безопасное расстояние и ждали, пока их атакуют. Но подобные атаки оказались убийственными для неприятеля. А в сверкающем аду лучей дезинтеграторов новые корабли соляриан подтвердили свое превосходство. Они успевали уворачиваться от сирианских кораблей, развернуться и, оказавшись у них на хвосте, захватить их притягивающими лучами, а потом ударить дезинтеграторами. Вскоре огромный флот сириан уменьшился до четверти миллиона кораблей, но и мы потеряли почти полмиллиона боевых единиц и пять миллионов человек в этой колоссальной битве. Но такое сражение не может длится долго. Ничто не может устоять перед лучами дезинтеграторов, и, рано или поздно, любой корабль попадал под их удар. И вот последние корабли-торпеды бежали. Если мы не хотели вести потом с ними новое сражение, нужно было догнать беглецов и уничтожить. Они уже не могли сбежать, поскольку преимущество в скорости было теперь на нашей стороне.

Однако, всему флоту предстояла более важная задача. Венера падала на Солнце и ушла уже на миллион с четвертью от своей первоначальной орбиты. Подошел весь флот трех планет — Земли, Марса и Венеры, — включая грузовые корабли и быстроходные пассажирские лайнеры. Все были оборудованы притягивающими лучами и объединенными усилиями стали возвращать планету на место. В былые времена вся планета была бы охвачена паникой. Но в наши дни поколения соляриан научились доверять мудрости своих правителей и мощи кораблей, так что не было ни следа паники, которая еще поколение назад захлестнула бы всю планету. К тому же люди уже поняли, что дальнобойные дезинтеграторы надежно защищают пассажирские лайнеры и прочие штатские корабли.

Разумеется, помогло еще то, что человеческий разум не в силах осознать все значение падения планеты на Солнце. Если бы вам сказали, что планета, на которой вы живете, начала падать на Солнце, то вы бы удивились, немножко испугались и тут же принялись бы скупать недвижимость, которую начали по дешевке продавать ваши соседи. Вы просто не могли бы постигнуть всю величину катастрофы. Такого никогда не было и никогда не будет, подсказывал бы нам разум, и мы подсознательно верили бы ему. Соседи принялись бы судачить об этом с шутками-прибаутками. Конечно, некоторые улетели бы на другие планеты, но большинство осталось бы, пока их не прогнала бы с места высокая температура нашего светила. Вот так все и было бы. Но теперь, когда исчезли помехи и вновь заработала радиосвязь, поступили новости от разведчиков на Марсе. Оставшиеся грузовые корабли сириан обосновались на Марсе вместе со своими странными командами. Но они больше не строили новых грузовозов. Вместо этого рабочие машины принялись размножаться сами. Было сделано уже больше семисот машин, которые, в свою очередь, тут же принимались лепить себе подобных. Так что число их росло в геометрической прогрессии. Но потом разведчиков отогнали корабли-торпеды. Больше никаких новостей не было, пока наступившие сумерки не позволили разведчикам подкрасться поближе и установить обычные летающие телепередатчики.

И тогда стала понятна причина такого буйного размножения безобидных рабочих машин. Кругом теперь кипела работа.

Яркие огни освещали все вокруг не хуже, чем днем. Громадная орда блестящих металлических машин стремительно работала на большой равнине. Казалось, их были тысячи, и теперь все деловито строили корабли-торпеды. Была готова уже тысяча таких кораблей, и рабочие машины неустанно трудились, теряясь в темноте равнины. Флот сириан рос, как на дрожжах.

К утру флот достиг численности в двести тысяч кораблей и рос с быстротой в двадцать пять тысяч кораблей в час. И скорость роста все время увеличивалась. Флот был слишком велик, чтобы на него мог успешно напасть ослабленный флот Человечества. Задержка для того, чтобы вернуть Венеру на прежнюю орбиту, дала сирианам шанс создать новую флотилию. А пока наш флот летел бы к Марсу, их флот вырос бы еще больше. Производительность сириан уже намного превышала производительность Человечества. Мы не могли надеяться успешно конкурировать с ними. Значит, нужно было пересмотреть значение количества в пользу качества. Конечно, можно было напасть на них с дезинтеграторами дальнего действия, но этот план был безнадежно слаб. Прежде чем флот преодолеет сто миллионов миль до них, потребуется двадцать часов. А за это время флот сириан, при существующих темпах производства, снова достигнет численности в три миллиона. И они всем скопом навалились бы на корабли с дальнобойными дезинтеграторами. Остальные корабли соляриан не смогли бы их защитить, и те оказались бы в опасности, так как каждый большой корабль нес лишь по два дальнобойных дезинтегратора. Их бы просто раздавили, навалившись всей массой, так как большие корабли действовали успешно лишь в борьбе с вращающимися шарами и цилиндрами, в которые любили строиться корабли сириан, а по отдельных юрким кораблям-торпедам во многих случаях просто не успевали бы попасть. Дальнобойные дезинтеграторы были хороши при защите городов, но бесполезны для космических сражений из-за громадного веса. Поэтому грузовозы с такими дезинтеграторами не могли бы в одиночку напасть на сириан. Было подсчитано, что сирианам хватит трех дней для завершения нового фота. И затем они, несомненно, вновь нападут на наши планеты.

Заседание правительства Солнеченой системы было созвано на Земле в лабораториях Уотерсона. Там Уотерсон продемонстрировал членам правительства новое оружие, которое должно было положить конец борьбы с захватчиками. На столе перед членами правительства стоял маленький, портативный генератор энергии материи, который испускал энергию в виде луча света. А на другом конце стола стояла машина, занимающая примерно два кубических фута пространства. На одной ее стороне был маленький выключатель и парочка циферблатов, а на другой — знакомый лучевой проектор.

— Господа члены правительства, — заговорил доктор Уотерсон, — вот это новая машина, созданная в моей лаборатории. Но сначала я продемонстрирую ее действие, а затем — все объяснения.

Свет был выключен, Уотерсон щелкнул переключателем новой машины, и появился странный голубоватый луч, ионизирующий воздух. Но, в отличие от любого известного ионизирующего луча, он был пронизан тонкими, длинными красными ниточками, дрожащими и мерцающими в голубом канале ионизированного воздуха. Этот луч протянулся, коснулся генератора и словно прошел его насквозь. И в ту же секунду генератор отключился и его бьющий в потолок луч энергии погас. Мгновение спустя, когда Уотерсон выключил новую машину, зажегся свет.

— Господа, — продолжал Уотерсон, — этот аппарат создает направленное поле, которое так изменяет свойства пространства, что в нем невозможно превращать материю в энергию. Одновременно он дает возможность превращать энергию в материю. Мне кажется, это будет интересно и важно после того, как война успешно закончится. Но в настоящее время нас интересует то свойство луча, которое останавливает распад материи. Этот процесс зависит от модификации свойств пространства. Как известно, в обычном, знакомом нам пространстве, существует двадцать показателей — или коэффициентов — кривизны пространства. Десять из них равны нулю, а еще десять, соответственно, нулю не равны. Этот аппарат так изменяет пространство, что заставляет все его коэффициенты иметь не нулевые значения, а такие, какие нам нужны. Результаты просто удивительны. Но нас интересует только возможность так изменить пространство, чтобы любое превращение в нем материи в энергию стало невозможным. При выключении луча пространство возвращается в исходное состояние. Теоретическое обоснование этого аппарата стало громадной задачей. Даже большая вычислительная машина, новый интеграф, построенный в прошлом году оказавшийся гораздо лучше прежнего, созданного в 1927 году, работал много недель, чтобы решить проблему двадцати коэффициентов пространства. При этом пришлось оперировать с пространством двадцати измерений, чтобы определить истинные значения наших четырех измерений. Предстоит проделать еще очень большую работу, но на практике мы уже можем начать создавать аппараты радиусом действия в двадцать миль. Нет никаких преград для этих лучей, поскольку тут мы имеем дело со свойствами пространства, а не с волнами, поэтому их невозможно остановить никаким щитом. Нужно лишь направлять их в цель. Вдоль луча создается поле, движущееся вместе с ним. Но нам потребуется пять дней, чтобы перестроить заводы на производство нового оборудования. Я предлагаю, чтобы тем временем на Венере сделали несколько миллионов дальнобойных дезинтеграторов и разместили их по всей планете, соединив в сеть, управляющуюся с центральной станции, а также каждый аппарат в отдельности. Я не сомневаюсь, что сириане нападут на эту планету раньше, чем мы будем готовы напасть на них. Земле тоже следует подготовиться к отражению нападения. А мы, тем временем, будем налаживать производство излучателей деактивирующего поля — так я назвал этот аппарат.

Уотерсон оказался прав. Три дня спустя сирианский флот двинулся к Венере со всеми своими кораблями-торпедами — громадный, просто невообразимый. В нем насчитывалось более двухсот миллионов кораблей! Когда они подлетели к Венере, то закрыли собой все небо, так что стало темно, как ночью. Они напали на Гораколес, где находился Капитолий Солнечной системы, но там уже было установлено много дальнобойных дезинтеграторов. Ни бомбы, ни лучи обычных дезинтеграторов не могли прорваться через оборону города. Воздух Венеры, и без того плотный, наполнили искусственным дымом, чтобы предотвратить атаку тепловыми лучами, а также соляриане искусственно создали сильный ветер, чтобы снизить тепло. Так что враг не сумел ничего сделать городу. И по всей планете были установлены дальнобойные дезинтеграторы. Над океанами повисли грузовые корабли, выпустив голубые лучи, которые должны были не пускать сириан к поверхности планеты. Так оно и случилось. Тогда сириане вновь стали тормозить планету — не постепенно, как прежде, а резко. Венера могла бы развалиться на части, но грузовые корабли тянули ее назад, создавая противовес. Возникло странное положение. Две могучие силы — с одной стороны флот из двухсот миллионов маленьких кораблей, а с другой много тысяч огромных грузовозов, — тянули планету каждый в свою сторону. Но разница в силах все же была. Сириане постепенно выигрывали. Планета начала приближаться к Солнцу. Казалось, теперь никто ей не поможет, а флот сириан все увеличивался благодаря непрерывному притоку кораблей с Марса. На шестой день после объявления о новом оружии, у Уотерсона уже был флот, готовый напасть на сириан. У венериан тоже был флот, подготовленный по указаниям инженеров Уотерсона, посланных по радио и видео связи. Флот землян достиг Венеры спустя всего лишь шесть дней после объявления о новом оружии.

Практически, проекторы новых лучей были довольно тяжелы и были установлены группами по двадцать излучателей на специально оборудованной сотне кораблей, которые использовали такие же нейтрализаторы тяготения, что и боевые истребители. Они были настроены так, чтобы испускать широкие лучи, такие, что каждый корабль мог уничтожить любую энергию на двести миль в глубину, конусом с основанием в шестьсот миль. Эти корабли могли незаметно приблизиться на расстояние в сотню миль к сирианам, так как были покрашены в черное и не зажигали огней. Их совершено не было видно на фоне черного космоса… Все шло, как и было запланировано. Радиопомехи отсутствовали, и флот поддерживал постоянную связь с Венерой. Оба флота должны были напасть одновременно в разных местах, чтобы между ними оказалось как можно больше кораблей. Сливаясь с черным пространством, они подошли к сирианам. Даже в солнечном свете черная окраска оставляла их невидимыми, в то время, как корабли сириан сверкали полированными корпусами.

Наконец, наконечник невидимого конуса охватил вражеские корабли. Тогда возник странный луч, также совершенно невидимый в космосе. Внезапно все корабли, попавшие в него, содрогнулись и стали сближаться под действием взаимного притяжения. Одновременно они метнулись к земным кораблям, парализовавшим их, потому что те включили лучи притяжения. И как только вся масса сгрудившихся кораблей сириан подошла на расстояние выстрела, заработали дальнобойные дезинтеграторы, и корабли превратились в облака мерцающей пыли. В рядах противника была прорублена широкая просека. Подобное же происходило и далеко слева от земного флота, где флот венериан производил опустошение среди захватчиков. Когда последние из захваченных таким образом кораблей канули в небытие, весь громадный флот сириан ринулся вперед, чтобы напасть на невидимые из-за черной окраски корабли. Но как только сириане появлялись в радиусе сотни миль от обоих флотов соляриан, их корабли лишались ускорения, не могли изменять направление, а просто летели по инерции прямо в конус лучей больших дезинтеграторов. Вся область боя была окружена земными истребителями с экипажами в десять человек, которые обычными дезинтеграторами не давали сбежать сирианским кораблям. Потом флот соляриан вспыхнул яркими огнями — они хотели, чтобы сириане пошли в атаку. Первоначальное построение конусом изменилось, сначала это стал двойной конус, потом он еще раз удвоился. Было шестьсот кораблей с дезактиваторами, и их поставили так, чтобы они могли посылать свои лучи во всех четырех направлениях, создавая четыре конуса дезактивированного пространства, так что были защищены со всех сторон. Посреди же находилась основная масса кораблей с дальнобойными дезинтеграторами и лучами притяжения, чтобы выхватывать и уничтожать корабли сириан сразу пачками. Построенный таким образом флот был неуязвим, а попавшие в дезактивированное пространство корабли противника тут же лишались связи и не могли сообщить своим товарищам, что происходит. Сириане потеряли много миллионов кораблей, прежде чем сообразили, что твориться что-то неладное. Тогда весь флот соляриан, выстроившийся в шесть конусов, медленно двинулся вперед. Не ожидавшие этого сириане попались в ловушку, и опять-таки много их кораблей были притянуты лучами на расстояние выстрела и уничтожены дезинтеграторами. Но, в конце концов, сириане методом проб выяснили радиус действия этих странных лучей, и постарались не попадать в область измененного пространства. Шесть конусов соляриан тут же разлетелись в стороны, и корабли-дезактиваторы пошли вперед по отдельности, в сопровождении роя истребителей, уничтожавших сириан, лишившихся энергии. Корабли соляриан были отмечены сияющим синим светов, чтобы их можно было легко отличить от врага. Иногда они случайно попадали под действие дезактиваторов, но людям это не причиняло вреда, у них лишь появлялись странные ощущения, пока мозг находился под воздействием этих лучей.

Корабли-дезактиваторы прекрасно оборонялись сами, поскольку могли остановить любое число нападавших с любых направлений, а парализованные корабли тут же уничтожались дезинтеграторами. Но, несмотря на потери, флот сириан был все еще очень могучим. Он превосходил нас по численности в десять раз, правда, он не мог противостоять нашему новому оружию. Враги хотели было начать отступать к Марсу, но оба флота соляриан уже объединились и окружили их. Быстро уничтожая корабли неприятельского флота, они сжимали кольцо, подбираясь к его центру. Сириане не могли оказывать сопротивление — у них остались лишь разрывные снаряды, но те или промахивались, или уничтожались дезинтеграторами. Хотя иногда те все же попадали в цель. Но от их взрывов погибло не больше трех тысяч человек.

И тогда соляриане решили попробовать захватить гигантскую сферу неприятеля. От главного флота отделилось множество истребителей, к ним присоединилась сотня кораблей-дезактиваторов, и они, способные двигаться быстрее, чем главный флот, помчались на самой высокой скорости к Марсу. Незамеченными, они промчались мимо сирианского флота и достигли планеты на три часа раньше подхода главного флота. От противника к тому времени ничего не осталось, все двести миллионов кораблей-торпед были превращены в пыль, развеянную по космосу. Авангард подлетел к Марсу без предупреждения и, как и ожидалось, обнаружил сферу, стоящую на поверхности и защищенную флотилией кораблей-торпед. Там был почти миллион этих судов, а наземные машины все время выпускали новые. Однако, все они сгруппировались в области, которую можно было легко накрыть лучом дезактиватора. Еще в полете командиры солярианских кораблей выработали план. Пятьдесят дезактиваторов заняли позицию высоко над сириа-нами, а остальные полетели вперед с истребителями. Они хотели приблизиться к лагерю неприятеля, двигаясь над самой поверхностью, чтобы их труднее было обнаружить. Истребители должны были окружить лагерь врага на большом расстоянии, чтобы самим не попасть в область дезактивации. Люди хотели захватить вражескую сферу в целости, поэтому договорились, что пространство над ней должно остаться вне действия дезактиваторов, чтобы падающие корабли-торпеды не повредили ее.

Затем были включены лучи. Немедленно флот из миллиона кораблей-торпед полетел вниз в голубом светящемся воздухе, пронизанном красными крутящимися лентами. А неподалеку замер в ожидании флот соляриан. Затем наши корабли стали медленно приближаться, пока их дальнобойные дезинтеграторы не уничтожили все корабли в пределах шестидесятимильного круга. Затем область дезактивации начала сужаться, пока совсем не исчезла. К этому времени целыми осталась лишь гигантская сфера, несколько сотен кораблей-торпед и несколько же сотен грузовозов и машин-рабочих. Их сохранили для ученых.

Так завершилась война. Сириане были разбиты и оставлены лишь немногие экземпляры в качестве музейных экспонатов. И тогда прилетели ученые, которым не терпелось исследовать сферу. И сирианская сфера поведала им странную историю…

Несколько эонов назад на большой планете, вращающейся вокруг Сириуса, жила раса разумных существ, обликом похожих на людей, но только меньшего роста из-за большой гравитации их планеты. Эти люди создали высокоразвитую цивилизацию, цивилизацию, отличающуюся от нашей, так как они рано занялись техникой, но химию и физику развивали только по потребности великих инженеров-механиков. В их машинах использовалось электричество, но всего лишь в качестве побочного продукта. Постепенно на машины перекладывали все больше работы, они становились более сложными, но, одновременно, и более надежными. Жители поланет Сириуса начали экспериментировать с физикой и обнаружили, что их вычислительные машины тоже нуждаются в модернизации. Сначала они сделали один шаг в этом направлении, затем следующий. Машины учились делать все более сложные работы. Одновременно усложнялась математика, машины занимались вычислениями и постепенно дошли до таких сложных уравнений, что уже не могли справиться с ними и выдавали лишь незаконченные результаты. Наконец, кто-то догадался использовать машины для конструирования новой машины, которая сумеет решать эти сложные уравнения. Он построил ее, но вычисления были неправильные. Машина сама решила его проблему. Это направило его мысли на создание машины, которая решала бы только простые уравнения, зато такие, какие до нее не решал никто. Она должна была уметь рассматривать несоответствующие друг другу данные и, для решения проблемы, сама выбирать нужные факты. Это был первый, короткий шаг к машине, которая умела бы мыслить самостоятельно.

После этого дело пошло быстрее. Машины создавали машины, занимались этим уже десятилетия, но кроме того, теперь они сами проектировали новые машины. Оставалось только описать нужный тип машины, и машины-рабочие сами конструировали и строили ее! И эти машины быстро совершенствовали то, что сделал до них человек. Через десять лет после первого открытия принципов механического мышления, была создана машина, которая не только могла решать задачи, но и сама ставила их. У этой машины был развитый мозг. Это была огромная машина, которая занимала обширное, прикрепленное к земле здание…

Обитатели той планеты быстро деградировали, поскольку машины делали за них всю работу. Они сделали ошибку, когда сконструировали машину, которая могла сама ставить себе задачи. Они создали машину умнее самих себя, единственная разница была в том, что эта машина не могла свободно передвигаться. И эта машина породила новую машину, которая сумела обуздать энергию материи. Машина совершила это просто потому, что узнала о существовании такой энергии. Машины, ранее созданные разумными обитателями той планеты, тоже могли бы давно решить эту проблему, но такая задача просто не была им поставлена. А вот теперь появилась машина, которая сама поставила эту задачу — и сама же решила ее.

При помощи новой энергии она сконструировала новую машину-мозг. И эта машина могла передвигаться. Поскольку она приводилась в действие энергией материи, то могла летать, и не просто летать, а летать в космосе!

Тем не менее, некоторые из сириан — разумных обитателей планеты в системе Сириуса — поняли, какая им грозит опасность, и стали продолжать исследования мышления человека, и открыли истоки эмоции, которую мы называем преданностью, лояльностью или благодарностью. Они построили большую машину, основывающуюся на этих принципах и приводимую в действие энергией материи. Машина имела успех. Она могла генерировать оригинальные мысли. Она тут же указала на опасность существующих машин — потому что они были сильнее разумных существ. Единственное преимущество разумных существ заключалось в том, что они могли сами передвигаться и управлять всеми подвижными машинами, потому что мозг без инструментов и тела беспомощен. Но теперь это преимущество было утрачено разумными существами. Значит, нужно было уничтожить прежние мыслящие машины и построить новые, основанные на ныне разработанном принципе.

И тут случилась ошибка. Точнее, диверсия. Ее совершила новая мыслящая машина. Она была построена для того, чтобы управлять другими машинами. У каждой из тех машин был маленький мозг, оборудованный телекамерой и радиопередатчиком. И все это приводилось в действие энергией материи. Эти машины могли работать много лет без посторонней помощи, потому что их интеллекта хватало на то, чтобы вовремя смазывать себя и производить мелкий ремонт. Они могли принимать мысли своей главной машины и передавать ей мысленные отчеты.

А новая мыслящая машина разработала специальные космические корабли для машин. Разумные существа не могли уже помнить все открытия и изобретения. Они были записаны в специальной базе данных в удобном для использования виде. И вот однажды эта база данных была уничтожена. А на следующий день мыслящая машина покинула планету на космическом корабле, взяв с собой все новые машины, которыми управляла уже телепатически.

Они ушли на наиболее отдаленную планету системы Сириуса, в течение многих лет оставались там и думали. Наконец, они сконструировали новую машину-рабочего. Собирали ее из металла, привезенного на космическом корабле, а когда этого металла не хватило, в ход пошел сам корабль. Но вот новая машина-рабочий была завершена. Вгрызаясь в скалу, на которой стояла, она добывала из нее металл… Так был создан первый преобразователь металлов.

Прошли десятилетия.

Цивилизация сириан постепенно деградировала. Все меньше оставалось образованных, мыслящих существ, большинство скатывалось все глубже в бездумную жизнь, наполненную лишь поисками удовольствия. Были исследованы все планеты системы, но нигде не нашли никаких следов сбежавшей разумной машины. Она не осталась на поверхности, а нашла обширную сеть пещер, куда и спустилась, продолжая там существовать и работать… Тем временем на материнской планете ученые создали машины, которые превосходили по моши пропавшую машину, и, наконец, одна из них приняла мысленные сообщения от пропавшей машины, которая рассказала свою историю. Эти мысли не транслировались специально, и лишь благодаря изумительной чувствительности новая машина приняла их и пересказала людям. Но у обитателей материнской планеты к тому времени уже не было никакого оружия. В отличие от машины спрятавшейся в пещерах на самой далекой планете. Она создавала оружие и готовилась прогнать хозяев с их планеты и населить ее одними машинами! Тогда ученые построили огромный космический корабль в виде сферы диаметром в десять миль. В этой сфере было все — лаборатории, мастерские и жилые помещения. На борт взяли самых красивых мужчин и женщин. Они полетели в космос, где стали кружиться по орбите вокруг Сириуса. Температура регулировалась вращением их маленького мирка вокруг оси, потому что одна сторона была освещена светилом, а другая оставалась в темноте. Продукты питания изготавливались химическим способом, разработанным мыслящей машиной. Воздух постоянно очищался специальными машинами, которые ршулировали подачу газов с точностью до одной тысячной процента. Сама сфера была окрашена в черный цвет, так что ее нельзя было обнаружить на черном фоне пространства в обширной системе.

Но через две недели нахождения на орбите на них напала сбежавшая мыслящая машина. Она выбралась из укрытия с тысячами кораблей, вооруженных дезинтеграторами, разрывными снарядами, тепловыми лучами и лучами притягивающими. А еще через неделю в системе Сириуса было истреблено население всех планет, и началось правление Металлической Орды.

Первоначальная мыслящая машина построила другие себе подобные, чтобы отправиться в иные миры и сделать там то же самое.

Почти столетие они летали по космосу. Размножались, устраивали набеги на обитаемые миры и грузовые корабли, а когда делать было нечего, то просто вращались вокруг главного корабля-базы.

Затем одной из вторичных мыслящих машин были разработаны и построенные более быстрые корабли с компенсаторами ускорения. Маленький флот таких кораблей напал на практически незащищенную главную мыслящую машину. Они также были вооружены дезинтеграторами и в последующем сражении уничтожили главную машину.

Оставшиеся мыслящие машины были одинаковой мощности. Любая из них могла копировать себя, но все вновь созданные машины должны были поклоняться создавшим их. Так возникли разные группировки, и началась война, какой прежде не видела система Сириуса.

Силы всех мыслящих машин были равны, и ни одна из них не была способна войти в союз с другой, так как каждая из них хотела абсолютной власти. В ходе войны было разработано оружие, оружие, в основе которого была положена численность. Постепенно мыслящие машины были уничтожены одна за другой, а оставшиеся корабли их флотилий примыкали к победителям, нарушая и без того хрупкий баланс. И вот, наконец, осталась лишь одна мыслящая машина, но силы ее были ослаблены, ей требовалось вернуться на разоренную материнскую планету.

Она вернулась и обнаружила на планете новый поджидающий ее флот. Оказалось, что разумным существам все же удалось выжить, и не только сохранить знания, но и преумножить их, пока машины сражались друг с другом в космосе. Их флот был не такой громадный, как те, с которыми машина сталкивалась прежде. Но у кораблей было теперь новое оружие — шар сияющего синего света, который можно было посылать по вибрационному лучу. И когда этот шар касался любого корабля, тот начинал испаряться. Эти световые шары могли существовать считанные минуты, но, по мере использования, заменялись новыми. И они могли перелетать от одного корабля к другому, уничтожая последовательно по десять-двенадцать кораблей, а ведущий их луч распространялся со скоростью света и бесконечным ускорением. Поэтому и шары этой диковинной энергии летали со скоростью света.

Они оказались эффективными и могли бы уничтожить весь флот вернувшейся на планету машины, если бы она на большой скорости не улетела в космос с остатками своего флота.

Тысячу шестьсот лет летела она через межзвездное пространство, чтобы быть, наконец, уничтоженной людьми другой расы. Теперь война закончилась, и машину ожидало разрушение. В итоге, мы распылили ее дезинтегратором на атомы. Оставить ее было слишком опасно.

Некоторые люди до сих пор не верят, что все сириане оказались машинами. Они считают, что машины не могут быть разумными, хотя даже у вычислительной машины Уотерсона был разум, в некотором роде. И те, кто в это не верит, спрашивают, ради чего машины могут хотеть существовать? У них ведь нет цели. Почему же они хотели жить?..

Мы можем спросить в ответ: а почему хотят жить люди? Разумеется, может существовать загробная жизнь, но ведь живем-то мы не ради нее. Я уверен, что ни один человек не хочет умирать. Но все же, какая цель есть у нас? Какие функции должны мы выполнять? Почему мы хотим жить? Наша жизнь — постоянная борьба за существование, но теперь машины помогли нам это исправить. Так что мне кажется, что нет никаких причин, почему машины не должны хотеть жить, хотя у них, разумеется, меньше на то оснований, нежели у нас!

Эта война была ужасной и разрушительной. Но оказались в ней и свои положительные стороны. Больше пятнадцати миллионов человек погибли в великих битвах — космических сражениях, или попали под обстрел дезинтеграторов во время сражения на Венере.

Но эти пятнадцать миллионов умерли мгновенно и безболезненно, а их жертва дала возможность выжить двадцати миллиардам. И это была не напрасная жертва. Взамен мы многому научились. Никакие наши прежние машины не сравняться с теми, что мы захватили на Марсе. И никогда больше Человечество не будет делать попыток создать разумные машины. Теперь оно предупреждено о последствиях. Захваченная нами мыслящая машина была уничтожена. Замечательные же машины-рабочие, которые мы теперь используем, были изменены, чтобы ими можно было управлять по радио.

А открытие Стивена Уотерсона в области дезактивации не только может успешно противостоять оружию, основанному на ужасной энергии материи…

Конечно, Марс потерял свои города, леса и свою древнюю цивилизацию. Но уже строятся новые, еще более прекрасные современные города, восстанавливаются леса, хотя реликвии прежней цивилизации утрачены навсегда. Но все же, мы потеряли немного. Когда пришло предупреждение, все, что можно было передвигать, спрятали в подземных укрытиях. Большой дворец Хорлак Сана был разрушен, но теперь его восстанавливают на прежнем месте. Это стоящий проект, хотя не все на Марсе можно восстановить так же легко.

Пройдет еще одиннадцать лет до того, как мы узнаем, сумеем ли когда-нибудь вступить в контакт с разумными существами Сириуса. Скорость света слишком низка для быстрой межзвездной связи. Первые сигналы были посланы в сентябре 1961 года, а теперь сентябрь 1968-го, и еще больше двух лет они будут лететь к Сириусу. И лишь в 1979 году мы можем надеяться получить ответ. Я часто задаюсь вопросом, получат ли тамошние обитатели наши сигналы? Я навсегда запомнил большой излучатель, посылающий во вселенную мощные вспышки света. Но ведь эти вспышки слишком похожи на выстрелы могучего оружия. И даже если в системе Сириуса поймут, что мы просто пытаемся вступить с ними в контакт, то что они нам ответят?