Блейк взирал на, мягко говоря, своеобразное оружие с явным недоверием.

– А я предполагал, что, неся вахту, ты более ответствен. И чем ты все это время занимался? Протонным излучателем, у которого отдача, бьющая как пушечное ядро?

Судя по виду Пентона, он эту отдачу уже ощутил.

– Я просто не подумал об этом, но впредь буду бдительнее, – ответил тот, держась за ушибленное запястье.

– А могло быть еще хуже, ты легко отделался. Почему тебя не устраивает обыкновенный лазерный луч? Ведь с ним не сравнится никакая молния.

Но любопытство взяло верх, и Блейк, взяв странную конструкцию в руки, направил ее на стальную пластину и с опаской повернул пусковой рычажок. В мишень ударил тонкий ослепляющий луч из протонов, выпущенных со скоростью 100 000 миль в секунду, а разряженный протономет отбросило назад.

Над пластиной появилось фиолетовое свечение, поверхность стали покрылась пузырями как кипящее масло, и, распространяя невыносимый жар, металл превратился в облако светящегося газа.

Блейк опустил оружие, которое еле удержал в руках после выстрела.

– Если приготовиться к удару заранее, то отдача не так уж велика, примерно как у сорок пятого калибра. Интересная, конечно, штука, но в чем его преимущество перед лучевым ружьем? Оно стреляет очередями, радиус действия у него пять миль, а не полмили, как у этого, к тому же отдачи почти нет.

Пентон усмехнулся:

– Часа через два мы должны оказаться на Трансплутоне, до нас туда не ступала нога человека. По мере наших возможностей мы должны определить его состав, минеральные породы, которые там, должно быть, очень необычны, так как температура на планете минус двести шестьдесят пять градусов. И так как мы не химики и не геологи, то должны сделать хотя бы спектральный анализ. Для этого нам и нужен протономет: пары, которые он создает, – прекрасный материал для спектроскопа. А лучевое ружье и дезинтегратор для этого не подходят. Первое дает смазанный спектр, а после второго вообще ничего не остается. Еще пока ты спал, я определил основные параметры планеты: ее диаметр пятнадцать тысяч миль, в экваториальной – жаркой – зоне, куда мы сейчас движемся, температура примерно на пять градусов выше абсолютного нуля. То есть в виде газа там может быть только гелий, все остальные элементы твердеют. В миллионе миль от Трансплутона находится его спутник, диаметр которого около двух тысяч миль. Вот и все, сейчас я рассчитаю торможение, а ты, будь добр, займись завтраком.

Блейк направился в хозяйственный отсек, а Пентон еще раз осмотрел свое творение и стал готовиться к посадке. Он трижды объявлял тормозное предупреждение, и каждый раз Блейк торопливо запихивал продукты и кухонные принадлежности в специальные контейнеры. Однажды он все-таки не успел, и яичница долго летала по отсеку, пока неожиданное ускорение корабля не вернуло ее на сковороду, которую Блейк, к несчастью, держал в руках. Отерев с комбинезона потоки желтка, он продолжил свои героические усилия.

Наконец Пентон совершил посадку. Вокруг простиралась холодная безрадостная поверхность Трансплутона. Унылый гнетущий сумрак висел над обледенелой, матово отсвечивающей равниной. Низкое Солнце напоминало далекую звезду и светило не ярче, чем Луна на Землю. Этот унылый свет не давал никакого тепла.

В шлюз повеяло мертвящим холодом. Блейк, дрожа всем телом, судорожно передвинул рукоятку системы обогрева на поясе.

– Боже, какая дикая стужа! – проговорил он, еле справляясь со стучащими зубами.

В его наушниках послышался ехидный смех Пентона.

– Выходи, дружище, разомни ноги, понежься на ласковом ветерке под теплым солнышком.

Корабль стоял на площадке, покрытой крупным голубоватым песком, по краям были разбросаны угловатые черные камни. Это был самый край равнины. К подножию огромного белого кряжа, уходящего вверх, почти вплотную прилегало озеро. Кряж тянулся на север. Сверху было видно, что он подступает к большой реке, впадающей в еще большую, которая устремлялась в огромное море.

С одной из вершин белого утеса срывалась струйка жидкости, распыляясь на мельчайшие частицы в этой разреженной атмосфере, состоящей, по-видимому, только из гелия и паров водорода.

Кряж перечеркивала уходящая вправо полоса темной скальной породы. Солнце, висящее над голубоватой равниной, отсвечивало на глянцевой поверхности обломков, сорвавшихся с обрыва.

Правая часть хребта терялась в сумрачной дали.

– Внушительно, – прокомментировал Пентон, – но что-то не вдохновляет. Посмотрим, что дальше.

Около двух миль они шли вдоль озера, потом по извилистому руслу ручья, вытекавшему из него. Потом ручей разделился на множество ручейков, перерезавших всю голубоватую равнину.

Песчаный грунт оказался достаточно прочным, и Пентон двинулся вперед.

– Блейк, за мной! Идти совсем не трудно.

Блейк бросил ему спектральную камеру и осторожно двинулся следом.

– Слушай, что за странный песок? Он какой-то не такой, – крикнул он, перебираясь через ручей. Оказавшись на том берегу, он наклонился и зачерпнул горсть голубоватого «песка». На его глазах горка в ладонях стала медленно таять и исчезла.

– Похоже на замерзший кислород, – сказал Пентон. – Кряж – вероятно, это замерзшего глыба азота. Песок под ним тоже азот. А вот темные обломки, думаю, обычная скальная порода.

Далекое солнце по-прежнему тускло отражалось в темных изломах скал.

– До чего уныло выглядит эта голая поверхность в тусклом холодном свете. Хоть бы снег припорошил эту наготу.

Пентон согласно кивнул.

– Снег, наверное, смыли потоки жидкого водорода. Подобный дождь здесь должен случаться часто. – Он качнул головой в шлеме в сторону азотного хребта. – Теперь снег остался только высоко в горах. А сейчас давай остановимся и выясним спектр черной жилы.

Они установили камеру, и Пентон направил свой протономет на черный выступ в обрыве.

Вспыхнуло ослепительное пламя, и камень превратился в сверкающий газ. Пентон включил спектральную камеру.

– Свечение бледно-зеленое...

– Пентон, – голос Блейка прозвучал как-то странно.

– Ты видишь те круглые валуны?

Пентон покосился на друга.

– Они там валяются сотнями. Теперь давай посмотрим...

– Послушай, я видел, что они зашевелились.

– Наверное, кажется, когда смотришь через пар. Видимо, это тени... – рассеянно отозвался Пентон.

– Но они двигаются и сейчас!

Пентон оторвался от своих мыслей и внимательно вгляделся в один из валунов. Сомнений быть не могло – медленно, еле уловимо, но глыба, как и соседние с ней, меняла форму. И, не переставая деформироваться, они неуклюже переваливались в сторону раскаленного пятна, оставшегося после залпа протономета.

– Они... нет, не может быть! Да ведь они живые, – от изумления у Пентона перехватило дыхание.

Блейк издал вопль и неуклюже рванулся к глубокой щели в обрыве.

– Когда захочешь еще поорать, Род, сначала отключи свой шлемофон, – резко сказал Пентон. – И к тому же нет необходимости так скакать – они движутся очень медленно.

Пристыженный Блейк вышел из укрытия.

– Ну да, я испугался. Испугаешься тут, когда вдруг видишь, как камень начинает ходить. Хорошо еще эта дрянь неожиданно до нас не дотронулась.

Тут он прервался на полуслове, обернулся и вдруг бросился, не разбирая дороги, по островкам, ведущим к озеру, в сторону корабля.

Пентон обернулся и какое-то время оцепенело смотрел на то, что обратило в бегство его друга.

Нечто неопределимое, многочисленное надвигалось от края покрытой сумраком равнины. Это было не похоже на медленное переваливание округлых глыб. Десятки огромных существ двигались в стремительном, фантастическом марше. Темная слитная масса, выкатывающаяся из призрачного тумана, казалась неправдоподобной.

Тем временем Блейк преодолел полпути к островкам.

– Вернись, Род, ты не успеешь! – очнувшись, закричал Пентон.

Блейк на ходу оглянулся и, сочтя предостережение справедливым, так же быстро побежал назад.

– Дай Бог, чтобы они не тронули корабль, – еле переводя дух прохрипел он. – А нам хорошо бы укрыться в расщелине.

– Не думаю, что они опасны для нас. Если что, мы переждем на той стороне озера. Но хотел бы я знать, что это такое, никогда не видел ничего даже похожего.

Странное стадо тем временем замедлило свой бег, и теперь в тусклом свете солнца можно было рассмотреть громадных существ около сотни футов длиной и тридцати в диаметре. Их темная окраска почти сливалась с окружающим темным фоном. Их чернота, казалось, поглощала любой свет, падающий на них, как мрак самого Космоса.

Одно из первых цилиндрических существ вдруг как-то неестественно сложилось и в результате этого маневра повернуло в сторону корабля.

– Они все-таки движутся к кораблю, – теперь заволновался и Пентон. – Их надо остановить.

Он поднял протономет, прицелился в ближайшую глыбу и нажал кнопку. Из оружия вырвался тонкий сноп раскаленного света и, достигнув цели, расплылся пылающим пятном на боку цилиндра.

Существо вздрогнуло и замерло, черная окраска стала странно исчезать, переходя в серо-голубой оттенок. Цилиндр как-то расслабился и стал оседать, как шар, из которого выпускают воздух. Наконец один его конец опустился в озеро. Жидкий водород забурлил, закипая, сильный ветер уносил клубы пара.

И вдруг несколько существ, спешащих в сторону корабля, повернулись и быстро покатились к распластанному на берегу собрату. Они извивались рядом с тушей, а еще с полдюжины подоспевших глыб отталкивали их, стараясь найти место у мертвого тела. Те, кому это не удалось, снова направились к кораблю. Пентон выстрелил еще и еще – пять темных глыб замерли и рухнули мертвыми, на них тут же взгромоздились другие.

Пентон покачал головой и опустил оружие.

– Это безнадежно. Их тут сотни и приближаются следующие – всех не перестреляешь. Я все понял – они идут на тепло.

– Зачем им тепло?

– Видишь, как они присосались к теплому каркасу корабля? Они живые, и им необходимо тепло. Дай Бог, чтобы корабль выдержал.

– Но почему они не боятся?

– Видимо, им просто неведомо чувство опасности или страха. Смотри, их у корабля стало еще больше.

Цилиндры извивались, лезли друг на друга, задние, издавая неясное ворчание, отталкивали передних, чтобы протиснуться к нагретому металлу.

– Да... – задумчиво произнес Пентон. – Тепло им необходимо. Видимо, их черный покров удерживает тепло, так что они, можно сказать, теплокровные. А сразу после смерти их тело это тепло излучает, видишь, они бросили того первого, он, наверное, уже совсем остыл.

Но Блейка сейчас больше интересовало другое.

– Послушай, наш звездолет, конечно, очень крепкий, – произнес он, – но при этой температуре металл мог стать более хрупким. Ты уверен, что он выдержит подобную нагрузку?

– Уверен. Стены обогреваются от реактора, а горючего там еще месяцев на двенадцать, – Пентона волновало явно что-то другое. – А вот хотел бы я знать, как мы проникнем на корабль. Можно, конечно, вежливо попросить одну из этих туш подвинуться, но, боюсь, они не поймут нашего языка.

– К тому же мы теплые, – задумчиво произнес Блейк. – Будет не очень приятно оказаться в объятиях этих монстров.

– Ты прав, – отозвался Пентон, оглянувшись, – Но, к сожалению, они уже направляются к нам сами.

И правда, несколько цилиндров, оторвавшись звездолета, резво двинулись к ним – напрямик через озеро жидкого водорода.

– Может, они утонут? – с надеждой спросил Блейк сам у себя.

– Или замерзнут, – откликнулся Пентон.

Но дальше последовало нечто, не поддающееся осмыслению. Когда первый цилиндр, поднимая радужные ледяные фонтаны, погрузился в озеро футов на двадцать, он наконец остановился. Широкий срез на его передней части стал расщепляться, слой черной глянцевой кожи скручивался до тех пор, пока не превратился в подобие хобота. Эта огромная, фута два в диаметре труба, вытянулась и глубоко погрузилась в невыразимо холодную жидкость. Поверхность пошла рябью, затем образовались воронки. Раздалось жуткое хлюпанье, и труба оторвалась от озера.

– Оно это пьет, – голос у Пентона был странно севший. – Пьет жидкий водород! Клянусь всеми галактиками, оно его пьет!

– По-моему, ты боялся, что оно замерзнет, – съязвил Блейк.

Хобот снова погрузился в жидкость; еще несколько тварей спешили на водопой. Наконец первый цилиндр, напившись, свернул свою трубу и радостно поспешил от озера в сторону людей.

Не сговариваясь, оба друга бросились к спасительной расщелине. Огромное существо мчалось со скоростью не меньше сорока миль в час. Едва люди успели протиснуться в узкую щель, как вся стена содрогнулась от впечатавшейся в нее чудовищной массы.

Щель оказалась наглухо закрыта снаружи угольно-черным телом туши.

– Сюда-то она не пролезет, – задыхаясь произнес Пентон.

Чудовище откатилось от стены, изогнулось и всем телом ударилось об скалу. Ему помог второй подоспевший цилиндр, который со всей скоростью врезался в первого. Тот все продолжал свои попытки сокрушить скалу, его тупой срез наглухо закупорил расщелину.

– Не все сразу, любезные, – попытался пошутить Пентон. – Так вы навряд ли чего-то... – тут он неожиданно подпрыгнул.

Из морщинистого среза чудовища выпросталась дюжина щупалец и метнулась в узкий проход. Люди отпрянули в сходивший на нет конец расщелины, но Пентон не успел увернуться, и мускулистая живая плеть обвилась вокруг его ног, дернула и опрокинула навзничь. Затем щупальце рвануло его вперед на черную морщинистую кожу, и тотчас несколько щупалец обвили его со всех сторон. Пентон чувствовал, как космический холод вытягивает тепло из его тела, обогреватели его костюма не могли справиться с жутким холодом, исходившим от громадного туловища. Он был почти парализован, а невыносимое давление все глубже втискивало его в морщинистую кожу.

На грани обморока он внезапно ощутил рядом какую-то вспышку, и его обдало теплом. Вслед за этим щупальца судорожно сжались, но Пентон уже почти ничего не ощущал. Затем какой-то мощный толчок, исходивший изнутри туши, отшвырнул его прочь.

Из последних сил он заставил себя подняться. Черная кожа поверженного существа начинала приобретать серо-голубой оттенок, а к теплому трупу со всех сторон мчались другие чудища. Пентон с трудом обошел бесформенную массу и клубок еще шевелящихся щупалец и почти упал в расщелину.

– Я и не подозревал, что ты так силен, – встретил его Блейк. – Мне показалось, что ты решил остаться в этой морщинистой пасти.

В расщелине стало еще темнее. Пентон тоскливо смотрел на остывающий труп и копошащиеся вокруг него черные туши.

– Все-таки невероятно, что здесь оказалась жизнь. Да еще в виде этих бессмысленных, тупых, безмозглых тварей. Ведь их даже испугать нельзя!

– Это не так, – прозвучал в наушниках какой-то странный голос. – Они не безмозглые, но мы потеряли над ними контроль.

Блейк посмотрел на друга:

– О чем ты...

Пентон повернулся к нему:

– Не говори так. Почему ты сказал...

– Это сказал я, – откликнулся странный голос. – Я здесь перед вами, на том, кого вы сейчас убили. Его звали Гругз.

Пентон выглянул из щели. На остывшей серо-голубой туше возлежала еще одна черная.

– Меня самого это очень огорчает, – произнес голос с явной ноткой грусти, – но мы слишком эволюционировали, и теперь ничего нельзя исправить.

– Ведь ты тоже слышишь? – ошарашенно спросил Блейк.

– Как уж тут не слышать, – у Пентона был совершенно несчастный вид, – голос отчетливо звучит в шлемофоне, к тому же говорит по-английски.

– Это не совсем верно, – снова вступил голос. – Здесь слишком разреженная атмосфера и общаться с помощью звуков невозможно. Мы используем, говоря вашим языком, радиосвязь. Я могу замолчать, если пугаю вас. Я только хотел дать вам знать, что мы ничего против вас не имеем.

– Если б вы могли замолчать, я был бы вам очень признателен, – Блейка всего трясло. – Когда придет мой конец, я бы предпочел находиться в здравом уме.

– Подождите, – сказал Пентон. – Можно понять, что вы общаетесь с помощью радиосигналов. Но где вы выучили английский?

– Может быть, Блейк отключит пока свои наушники, чтобы не волноваться, – мягко проговорил голос. – Дело в том, что я слышу вашу речь и телепатически воспринимаю большинство ваших мыслей.

Черная туша беспокойно заерзала.

– По-моему, мне придется уйти, простите. Кто-нибудь из моих сородичей...

Цилиндр округлился и быстро покатил к озеру. За ним следом направилось еще одно существо, и друзья услышали новый голос, постепенно удаляющийся:

– Я был бы рад побеседовать с вами, но Гругз уже почти холодный. Я не смогу остаться с вами.

– Интересно, кто из нас болен – они или мы? – задумчиво произнес Блейк. – У меня такое чувство, что мы.

– У меня нет никаких мыслей по этому поводу, – уныло откликнулся Пентон. – Наверное, нам лучше добраться до корабля, пока они все ушли.

Он осторожно перебрался через холодную тушу. Их окружало не менее двух тысяч огромных существ, большинство из которых сейчас направлялись по голубоватому песку на «водопой». Громадные трубы погрузились в озеро, и раздалось знакомое чудовищное хлюпанье. Потом цилиндры раскрылись с другого конца и показались клейкие щупальца, заканчивающиеся чем-то напоминающим ковш. Щупальца стали загребать твердый кислород и запихивать его в темное углубление, находящееся под защитной оболочкой на конце цилиндра.

– Хотя происходящее и трудно воспринять, но, думаю, с ума мы не сошли, – задумчиво сказал Пентон. – Ведь все это мы видели так же отчетливо, как до этого слышали их голоса. То, что они в одно отверстие засыпают твердый кислород, а в другое заливают жидкий водород так же непостижимо, как и то, что все они говорят с нами по-английски. Смотри, лежат себе, как на пляже, под ультраразреженным, негреющим солнцем. Хотя далеко от корабля они не отходят.

– Прошу прощения, но я к вам приближаюсь, – раздался извиняющийся голос с немного странным произношением. – Может, вы будете так добры и вернетесь в расщелину?

Оглянувшись, Тед Пентон увидел совсем рядом громадный цилиндр, катящийся к расщелине. Несмотря на огромную массу, эти существа двигались на удивление тихо. Людям ничего не оставалось, как снова вернуться в свое убежище. Туша налетела на скалу, и все вокруг задрожало.

– Видимо, мне придется остаться здесь, – заметило существо. – Так что вам придется спрятаться поглубже в расщелину.

Цилиндр неуклюже изгибался.

– Кажется, я собираюсь достать вас щупальцами. Подвиньтесь, пожалуйста. Да, наверно, я застряну здесь надолго. Это хорошо.

Существо с трудом повернулось. Лентообразные щупальца извивались впустую, так как Пентон и Блейк отступили в глубь расщелины.

– Ну и дела... – сказал Блейк. – Эй, мы хотим выйти отсюда.

– Ничего не поделаешь, – ответило чудовище. – Уничтожать меня, как Гругза, бессмысленно. Сразу же возникнут другие.

– Что же вы за организм? – воскликнул Пентон. – Склизкая желеобразная туша за считанные минуты изучает наш язык, читает мысли, здраво рассуждает...

– Это непривычно для вас? Я не знаю, как вам помочь, хотя очень хочу. Знаете, ведь сначала мы были разумными существами, для которых этот неуютный мир был очень хорош. – Существо задрожало от напряжения, пытаясь проникнуть в узкую расщелину. – Я искалечу себя, если протиснусь еще немного... Да, в этой туше нет ни капли ума... Но тело организовано прекрасно. Все дело в ландшафте. Эти горы, как вы знаете, единственные на планете. Всю поверхность занимают равнины. И здесь очень мало тепла. Цилиндрическое тело, не рассеивающее тепла, с компактными щупальцами вместо ног, большая масса, большой объем. Казалось бы, слишком громоздко... Но на равнинах мы чувствуем себя превосходно. Ах, я поранился. Лучше мне не втискиваться дальше...

– Так остановитесь! – вскричал Блейк.

– Я не могу. Эволюция зашла слишком далеко.

У Пентона глаза полезли на лоб.

– Что значит слишком далеко?

– Как я уже говорил, мы были существами с высоким уровнем интеллекта. Поверхность наших тел пропускает тепло только в одном направлении. Мы едим кислород, пьем водород, греемся на солнце, иногда поглощает друзегов...

– Что такое друзеги?

– Это... подождите, я сейчас подберу слово. Это, можно сказать, вид растений. Они часто живут в ручьях, во всяком случае держатся рядом с ними. Друзеги могут медленно передвигаться. Они питаются твердым азотом, водой, потом греются на солнце и выделяют водород и кислород. Таким образом они разложили всю воду на планете на эти элементы. Теперь вода осталась только в наших телах, там она образуется из того, что мы едим.

– С этим понятно. Но вы так и не объяснили, почему продолжаете пытаться нас достать, если сами, как утверждаете, этого не хотите? – раздраженно спросил Блейк.

– Это связано с тем, что нам приходилось почти все время искать себе пропитание. И постепенно наши тела стали как бы самостоятельно искать пищу, в то время как наш ум предавался размышлениям. Это можно сравнить с тем, как вы идете по улице и читаете журнал, а ваше тело двигается как бы автоматически. Мы усовершенствовали этот трюк. Я, например, добивался результата двести наших лет.

– Да ведь двести ваших лет – это почти восемьдесят тысяч земных!

– Правильно, планеты вашей галактики вращаются вокруг Солнца как сумасшедшие. У нас другой ритм. На нашей планете нам ничего не угрожает, ничто не может причинить нам вред или убить. Здесь очень размеренная жизнь, и мы живем около трех тысяч лет – около миллиона с четвертью ваших. Мне уже около миллиона.

Блейк ошеломленно смотрел на тупой срезанный цилиндр, извивающиеся щупальца. И этому существу миллион лет!

– Так вот, бесчисленное множество лет мы провели, почти не обращая внимания на наши тела. За этот срок мы усовершенствовали свой интеллект, язык, познали законы космоса, возможности механизмов и даже начали конструировать звездолет, намереваясь посетить другие миры. Но в какой-то момент мы обнаружили, что наши тела тоже усовершенствовались, у них развилось что-то вроде нервной системы, как бы вторичный мозг, они сами собой управляют. И когда мы попробовали снова взять их под контроль, то поняли, что сделать этого не можем.

– Так вы совсем не контролируете ваши тела? – изумился Блейк.

– Боюсь, что так. Видимо, нервные пути, ведущие от мозга к органам тела, у нас окончательно атрофировались. Никто из нас не может управлять своим телом. Например, я при всем желании не смог бы удержать свое тело здесь, если бы оно не чувствовало ваше тепло и не пыталось бы добраться до вас.

– А вы не можете объяснить, на чем основана ваша односторонняя теплопроводность? – спросил Пентон. – Я бы не отказался обладать столь удобным свойством.

– Это свойство возникает в живых тканях только при низких температурах, – произнес голос. – Но мне трудно объяснить это на вашем языке, а изучать мой у вас не хватит времени. Я вижу, что мы не контролирует свои тела, а вы не всегда можете контролировать свой мозг.

– О чем это вы? – удивился Блейк.

– Дело в том, что часть вашего мозга сейчас охвачена беспокойством, особенно с той минуты, как раздался звук, означающий переключение на запасной кислородный баллон. Ваш мозг лихорадочно ищет выход, но сигнал еще не дошел до вашего сознания.

Блейк посмотрел на циферблат, показывающий содержание кислорода в баллонах. Слова существа подтвердились – запасной баллон медленно иссякал.

– Слушай, они были наполнены как обычно? – спросил Пентон.

– Да, их должно хватать на три часа, а прошло всего два. – Блейк был в явном замешательстве.

– Позвольте вам объяснить, хотя подсознательно вы и сами уже знаете ответ, – вмешался голос. – На нашей планете сильнее притяжение. Поэтому все ваши движения и действия требовали больше усилий и ваши организмы потребляли больше кислорода, чем обычно. Вы ведь, наверное, заряжали ваши баллоны на Луне, а там тяжесть меньше и расход кислорода тоже меньше.

– Видимо, вы правы, но что же теперь делать?

– Ваш мозг уже нашел ответ, но вы этого не осознаете: попробуйте твердый кислород, которым покрыт пол пещеры.

– Верно, стоит попробовать.

Пентон отстегнул у Блейка баллон, потом они собрали несколько кристалликов кислорода и опустили в баллон. Минут через пять они превратились в газ, клапан баллона щелкнул. Блейк быстро перевел переключатель и вздохнул.

– Как противно пахнет, даже дышать тяжело.

– Раньше мы могли ощущать запах кислорода, он был разным, в зависимости от того, какие друзеги его вырабатывали. Теперь мы не чувствует своих тел и поэтому забыли, что такое запахи и тепло. Чувство тепла – это было так приятно.

– Что же тогда наш корабль осаждает целая орда? – поинтересовался Пентон.

– Им очень совестно, но ничего нельзя сделать, ведь их тела вышли из-под контроля и действуют сами по себе... Вот наконец-то я серьезно поранился!

Существо глубоко вклинилось в расщелину и, пытаясь высвободиться, сильно поранило одно из щупальцев. Из раны хлынул поток темной густой жидкости, которая моментально застывала на ледяных камнях.

– Кажется, я все-таки смог убить себя! – в голосе звучала явная радость.

– Вы радуетесь тому, что смогли себя убить? – ошеломленно спросил Пентон, глядя на тушу, которая беспорядочно дергалась, пытаясь высвободиться.

– Конечно, я рад. Сломанная кость проткнула одну из артерий, и минут через десять я освобожусь от этой тупой, неуклюжей горы мяса. А разве вы не рады от нее избавиться? Вот Гругз тоже был счастлив, когда через двадцать семь столетий ему удалось сформировать свое силовое поле.

– Как это так? – спросил Блейк.

– У меня не хватит времени, чтобы вам это объяснить, – торопливо ответил голос. – Ваш язык очень беден, а мне надо успеть сформировать свое силовое поле. Жаль, я смог бы вас многому научить – и как делать необходимое оружие, и как оказаться на своей планете с помощью чистого силового поля.... Но я быстро остываю и должен проститься с вами... – голос прервался.

Рана засветилась уже знакомым серо-голубым сиянием, мощные мышцы расслабились, и цилиндр начал уплощаться. Со всех сторон к остывающей туше спешили другие, чтобы насладиться остатками его тепла.

– Я начинаю понимать, – произнес Пентон. – Их тела сами по себе тянутся к любому источнику тепла.

– Именно так, а мы совершенно не можем ими управлять, – вступил новый голос. – Я огорчен, что ваше оружие скоро станет бесполезным. На сколько еще хватит?

– Залпа на три. Мы не предполагали использовать его как оружие. И вообще не думали встретить здесь жизнь, – мрачно произнес Блейк.

– На всех планетах Солнечной системы есть жизнь. Вы еще не встречались с самыми развитыми ее формами.

– Мы бы очень хотели познакомиться с ними, – ответил Блейк. – Но для этого нам необходимо выбраться отсюда. Может, вы подскажете, как заставить наш протономет сделать еще несколько залпов?

– Я был бы рад это сделать, но ваш язык не позволяет вам объяснить. Если бы я мог воздействовать на ваш мозг или хотя бы контролировал свое тело, то у меня что-нибудь бы получилось. Хотя в этом случае вам не понадобилось бы прибегать к оружию. А я уже давно бы сформировал свое силовое поле.

– Да объясните наконец, что это такое? – взорвался Пентон.

– Когда умирает физическое тело, высвобождается мысль. Мысль – это энергетическое поле, поэтому, например, возможна передача мыслей на расстояние. При определенной степени сосредоточенности можно создать вихревое поле мыслительной энергии, оно питается потоками энергии космической и может оставаться стабильным сколь угодно долго. Это поле возникает только после уничтожения физического мозга, а я, к сожалению, не могу приказать своему разрушиться. Любой из нас помог бы вам добраться до корабля, если вы осободите нас от этих глыб плоти.

– Скорее первыми от своих тел осободимся мы, а нам бы этого совсем не хотелось, – мрачно произнес Пентон.

– Я все знаю, – грустно отозвался голос. – Но боюсь, мне пора уходить.

Сотрясая почву, три цилиндра отправились на водопой к озеру.

– Что нам за польза от их дружелюбности и разумности? – воскликнул Блейк. – Не они, так их тела, гори они огнем, нас погубят.

– Огонь, гори они огнем, – как во сне повторил Пентон. – Огонь! Как же раньше мне это не пришло в голову! – смеясь, вдруг воскликнул он.

– Мне и сейчас не приходит. Почему огонь? – тихо спросил Блейк.

– Здесь озеро и река из жидкого водорода и твердый кислородный берег, – Пентон возбужденно смотрел на друга. – Кислород и водород образуют воду и выделяют уйму тепла. Эти твари стремятся к теплу, к тому же хотят умереть. Так мы им поможем.

– Это и вправду идея, – отозвался Блейк.

В тридцати футах от их укрытия кислородную равнину прорезал ручеек жидкого водорода.

Пентон вскарабкался на одну из замерзших туш, прицелился и выстрелил из протономета в берег ручья.

Закрутился бешеный смерч горящего газа. Но пламя почти сразу погасло. Два существа устремились было к нему, но повернули назад.

Пентон ошарашенно смотрел на Блейка.

– Как оно может не гореть?!

– Оно должно гореть, – Блейк был удивлен не меньше. – Химические законы не могут так отличаться, хотя здесь очень холодно. Попробуй еще.

Но и после второй попытки пламя сразу погасло, а с неба посыпался кислородный снежок и водородные капли.

Пентон и Блейк непонимающе смотрели друг на друга.

– Видимо, здесь все-таки другие химические законы. Не хотят они гореть.

– У меня кислород кончается, и клапаны в баллоне тоже барахлят, – чертыхнулся Блейк поворачивая вентиль. – Снова заело. Лучше уж замерзнуть, чем задохнуться.

– Невелика разница, – сказал Пентон. – Оружия нет, кислород кончается, на корабль вернуться невозможно, но и ждать, когда они уйдут, мы не можем.

Блейк выругался и снова отвернул кислородный клапан. Потом он взобрался на застывшую тушу у входа в пещеру и посмотрел на равнину. Водородный ручей струился по новому руслу совсем рядом.

Блейка пошатывало.

– Пр-р-р-оклятые твари, з-заразы, кислород, водород... не хотите гореть... Это же вода... – от избытка кислорода Блейк совсем опьянел, так как кислородный клапан его баллона заело в открытом положении. Он отсоединил от скафандра флягу с водой и, размахнувшись, бросил ее в водородный ручей. – П-п-получай, скотина, воду!

С трудом прицелившись он выстрелил. Взрывная волна отшвырнула их с Пентоном в глубь расщелины.

Гигантский столб голубого пламени взметнулся до небес. Огненный вихрь поглотил водородный ручей, а кислородный песок, расплавившись, вскипел и слился со стеной огня, которая устремилась вдоль берега озера. Через миг уже все озеро пылало.

Тысячи существ устремились к огню. Толкаясь, они катились к источнику тепла, где их ждала мгновенная смерть.

Пентон перекрыл кислород в скафандре Блейка и потащил приятеля за собой. Через сотню метров Блейк потряс голой и приоткрыл вентиль.

– Черт, опьянел от кислорода... Эй, что это?

– Давай, давай! Не открывай клапан слишком сильно. Надо добраться до корабля, пока этот костерок не погас.

Когда Пентон захлопнул тяжелую крышку люка шлюзовой камеры, они с облегчением вздохнули.

– Что это было? – спросил Блейк.

– Вода! Водород и кислород не могут соединиться при отсутствии воды, а друзеги здесь поработали так, что ее совсем не осталось. Твоя фляга и послужила затравкой. Вот так. Ну, давай в рубку. Поищем планету с более теплым климатом.