Раль плыл – слабая волна электрического импульса в пустоте Вселенной. Он смутно сознавал, что умирает, проваливается в ничто и скоро превратится в нечто бессмысленное, бездушную пустую оболочку без сознания и единения. Но ничего уже нельзя было сделать; его гибкий импульс распался на миллиарды различных мыс-леформ, и выхода из ситуации не предвиделось.

Его импульс содрогнулся от воспоминания о Великой Системе, существовавшей бессчетное количество веков назад. Тысячи похожих на него импульсов, объединенных в единое целое в пустынном пространстве космоса; тысячи импульсов, колеблющихся, меняющих мысли и эмоции, связанных друг с другом в одну центральную Великую Систему, эту огромную хрупкую кристаллообразную электрическую структуру.

И они давали друг другу жизнь, пополняя свои силы за счет друг друга и существуя во Вселенной тысячелетие за тысячелетием.

До Катастрофы. Со временем появились импульсы, которые устали от старой системы объединения и захотели создать новую; они противостояли другим импульсам, более спокойным, которые упрямо придерживались старого образца. Мятежники, как их называли, создали новую тщательно продуманную систему. В результате две структуры наложились друг на друга, вступили в противоречие и взорвали все сообщество.

Только слабый импульс Раля выжил после Катастрофы. Он был сильно поврежден и не мог двигаться; в течение тысяч лет после взрыва он дрейфовал в темноте, ожидая сигнала от другого импульса, с которым мог бы вступить в контакт. Но сигнала не было, и Раль от слабости и голода начал медленно превращаться в иную систему, которой никогда не существовало в старом сообществе.

Он превращался в каннибала.

Только центральная мыслеформа, которая поддерживала в нем жизнь, могла найти импульс и поглотить импульс; втянуть свободный импульс в его неустойчивую оболочку и приспособить к системе. За счет этого Раль жил, за счет этого мог просуществовать, создавать новые импульсы и находить свободные, съедать их и приспосабливать к своей системе.

Но длительный процесс распада почти закончился; он мог переформировывать свои мыслеформы ценой огромных мук и усилий, а о том, чтобы создавать новые, не могло быть и речи. Он понимал это и медленно готовился к выполнению последней команды отключения – команды смерти.

Но когда его слабый голубоватый импульс уже начал меняться, он почувствовал легкий, почти призрачный импульс вне границ своей формы. Он приостановил процесс изменения и, собрав все силы, скользнул ему навстречу.

Импульс становился сильнее; сложная кристаллическая система Раля регистрировала его. Сила нового импульса все росла, пока не достигла небывалой мощности.

Голод грыз Раля уже несколько веков, но теперь он наконец-то будет удовлетворен. Его система уничтожения себе подобных активизировалась, ожидая, когда новичок подойдет на допустимое расстояние. И тогда...

Но он остановился. Он был здесь всего мгновение и теперь исчез. Раль в отчаянии выбросил вперед захватывающие лучи, подумав, что уже никогда не сможет зарегистрировать такой мощный импульс, и обнаружил...

Еще один. Он был мал, всего лишь в сто раз больше, чем импульс Раля; и вдобавок состоял из пяти секторов, присоединенных к центральному. Импульсы в пяти секторах были схожи между собой, но по-разному воспринимались центральной частью. Раль выделил и распознал все пять восприятий, он был полон любопытства и смутного страха.

Один канал импульсов, очевидно, был предназначен для различения формы и цвета, что Раль нашел совершенно бесполезным для себя; второй ощущал колебания в... в какой-то субстанции, незнакомой Ралю, субстанции, отличной от пустоты, в которой он жил, но достаточно разряженной; третий был способен определять запахи в этой субстанции; четвертый различал что-то такое, что было совершенно непонятно Ралю: горькое, соленое, сладкое и кислое; а пятый реагировал на тепло и холод. Все эти импульсы направляли свои ощущения в центральный сектор, который принимал их гибкой массой разобщенных, разночастотных электрических импульсов, обладающих невероятной мощностью.

Да, это была еда для Раля; но от поглощения этих импульсов его удерживали две причины.

Первая заключалась в том, что он был слишком слаб, и поглощение более чем одного импульса за раз могло разрушить его хрупкую систему.

Вторая была такова, что этот единый импульс оперировал в частоте, отличной от частоты Раля. Как он ни старался, он не мог настроиться на эту частоту; она была слишком чужеродной, слишком далеко отстояла от его собственной, и к тому же он был слишком слаб. Но эта частота была изменчивой; если бы он мог приспособить ее к своей частоте, то легко бы поглотил этот импульс, часть за частью.

Раль знал, что это относительно просто – заставить импульс гармонировать с ним; все, что ему требовалось, это принудить тот импульс воспринять его собственный как нечто естественное и однородное, то есть принять такую форму, восприняв которую чужой импульс ничего не заподозрит – что-нибудь из его окружающей среды.

Когда канал чужого импульса примет Раля за своего, Раль блокирует этот канал и поглотит его.

Сперва он попробовал канал, отвечающий за восприятие запахов. Да, будет очень легко послать импульс через канал запахов в центральный сектор, который воспримет его как запах...

Бреннер согнулся над приборами космического корабля. Черт возьми! Как его угораздило забраться так далеко от Базы? Здесь не было ни одной планеты на миллионы миль во всех направлениях; ничего, кроме черноты космоса. Он не мог связаться с Базой. Он вообще ни с кем не мог связаться.

Его небольшой трехотсечный корабль мчался в неизвестность. В хвостовом отсеке безмятежно гудели атомный и электрический генераторы; а он сидел в носовом отсеке и бранился.

Что-то в сломалось в механизме радара. Скорее всего. Он решил выключить энергию и немного подумать.

Он остановил двигатели и, поразмышляв, вырубил электрогенератор. Сидя в темноте, он тщетно пытался увидеть хоть лучик света за иллюминатором. Но ничего не видел. Ни звезд, ни планет. Вообще ничего. База была основана в глубоком космосе; свет от других солнц гасился временем и пространством.

Он откинулся в кресле и закрыл глаза. Хейл на Базе, должно быть, рвет на себе волосы. Бреннер представил, как старик беснуется: «Этот чертов Бреннер! Наша космическая станция находится за миллионы миль от обитаемого пространства, а этот дурак умудрился потерять наш лучший корабль! Так и знал, что этот ненормальный где-нибудь застрянет, я знал, знал...»

Бреннер выкинул Хейла из головы и принялся думать о Земле. О доме. И о Барбаре. И безымянном малыше, который должен был появиться через несколько месяцев и которого он увидел бы через год, если бы не был таким дураком и не заблудился здесь.

Что ж, по крайней мере, у него есть радио. И приличный запас пищи. И уверенность, что Хейл будет прослушивать все каналы, чтобы его засечь.

Он нахмурился. Ему следовало связаться с Базой еще раньше. Возможно, проблема в радио...

Внезапно он почувствовал странный запах. Бреннер принюхался. Ничего подобного он никогда не ощущал. Запах был металлический – как будто где-то произошло короткое замыкание. Но все же не совсем такой.

А потом запахло кофе. Горячим кофе, сваренным где-то на корабле. Разве он взял с собой кофе? Бреннер нахмурился и вернулся к мыслям о собственной тупости, забыв о запахе, воспринимая его как нормальное, естественное окружение.

Первый блок сработал.

Бреннер почти не заметил, что перестал ощущать запахи.

Раль торжествовал. Это был первый импульс, который он попробовал за долгое время. Его каннибальская система зашлась в экстазе, когда он приспособил поглощенный импульс под свою мыслеформу. Он все еще был голоден – он едва утолил голод, – но ведь это только начало. Это разожгло его – ему нужен еще один импульс, еще...

Голод накатывал волнами, бил ключом из глубины его мыслящей формы, почти затопляя его. Да, ему нужно больше. Захватить первый импульс было просто; как только это существо восприняло поддельный запах как настоящий, его частота совпала с частотой Раля, и Раль поставил блок на канал, через который поступал импульс, и поглотил его. Теперь каналы, отвечающие за запах, были заблокированы, чтобы ни один импульс не мог пройти по ним.

Раль снова занялся утолением голода.

Бреннер принюхался. Забавно... разве он только что не чувствовал запах кофе?

Подождите... он не мог его чувствовать. На корабле не было кофе. Но все же должен быть, если он чувствовал запах.

Он снова принюхался. Теперь он вообще ничего не чувствовал. Странно. Он откинулся в кресле и услышал, как в заднем отсеке гудят генераторы...

Второй блок сработал.

Гул генераторов исчез.

Бреннер вздрогнул. Он не мог слышать гудения – ведь генераторы выключены! Он встал. На корабле было тихо. Он ударил по панели приборов кулаком.

Ни звука.

Его охватила паника.

Бледно-голубая оболочка Раля засветилась немного сильнее, хотя его все еще мучил голод.

Его мыслеформы трепетали, ощущая силу, которой он никогда не мог обладать во времена Великой Системы, силу, с помощью которой он мог поглотить все, все...

И тогда в мыслеформе Раля возник совершенно незнакомый образ. И он подумал о Хейле.

Он только смутно мог представить Хейла; большой человек... человек; это было новое понятие – большой человек, кем бы ни был этот человек; низкий голос – голос, тоже новое понятие, и сильный характер – характер...

Раль замедлил работу системы, сбитый с толку. Человек, голос, характер, Хейл – он никогда не знал об этих понятиях, ни о чем подобном. Почему же теперь он знает?

И тут он понял почему.

Образы чужака, даже разрозненные и неразвитые, влияли на образы Раля, когда Раль контактировал с ними при поглощении. Должно быть, и образы Раля влияли на чужака.

Какое-то время Раль формировал и реформировал мысли, и наконец решил, что это не плохо. Теперь у него есть новое оружие, с помощью которого он сможет поглотить другие электрические импульсы. Новое, лучшее оружие: Хейл, человек, голос, характер.

В этот момент Бреннер также узнал о существовании Раля.

Его паника внезапно исчезла, когда он проанализировал свои ощущения и вдруг понял, что не слышит. Он мог дать этому только туманно объяснение: нечто полностью чуждое ему, находящееся вне корабля, кристаллическая электрическая структура... нет, система электрических импульсов... делает... делает нечто непонятное с ним, и поэтому он потерял обоняние и слух.

Он сел и сосредоточился. Это должно быть что-то большее, думал он, большее, чем... Да, здесь было большее. Он получил разрозненные мысли о чуждых друг другу частотах, и ему все стало ясно. Иллюзии должны были обмануть его. Он не мог точно понять, как они действуют – опять что-то, связанное с частотами, – но знал, что чужеродное создание использует иллюзии, чтобы уничтожить его. Есть ли выход?

Да, есть. Если он не воспримет иллюзию, какой бы она ни была, как нечто естественное, эта тварь до него не доберется. Если только он не воспримет иллюзию...

Бреннер включил электрогенератор. Комнату залил свет.

Раль напрягся, почувствовав другой импульс, более сильный, чем тот, который он получил в первый раз. Импульс был слишком силен, чтобы его поглотить; в нем присутствовало что-то пугающее. Этот импульс был другим, с таким Раль еще не встречался.

Он подстроился к импульсу и осторожно выделил из него другой, поменьше. Проанализировав его, он задумался. Конечно, импульс этого существа засек систему Раля, и теперь оно будет защищаться от его подделок. Раль должен прорвать его защиту, осторожно, нежно, так незаметно, как только возможно.

Он чувствовал, что сможет поглотить одновременно два канала импульсов. Он поглотил их и задумался.

Бреннер снова сел в кресло. Он был готов ко всему. Оно не пробьет его защиту. Оно ничего не сможет сделать, никакая иллюзия не собьет его с толку. Он этого не допустит, потому что в его сознании возникли образы, показывающие, как это чуждое создание сможет использовать энергию, полученную от Бреннера, когда разделается с ним; оно уничтожит жизнь в других мирах и огромную волну электрического течения, пересекающую Вселенную; крепкую, нерушимую цепь разума, подпитываемую каждой птицей, рыбой, насекомым и наконец человеком. Бреннер содрогнулся. Что он может сделать? С этим невозможно справиться...

Нет. Он должен справиться. Ради Барбары. Ради Хейла. Ради всех людей на Базе, которые могут стать следующей добычей, если его уничтожат.

Внезапно раздался гулкий звук. Бреннер насторожился: ведь до сих пор он ничего не слышал. Звук рождался где-то внутри его сознания. Он слышал низкий раздраженный голос: «Бреннер, чертов придурок. Я знал, что ты вляпаешься во что-нибудь подобное. И вляпаешь наш корабль». Бреннер повернулся.

Высокая грузная фигура Хейла возвышалась у воздушного шлюза. Он ухмылялся.

Бреннер нахмурился. Чужак, должно быть, беспросветно глуп; Бреннер никогда не поверит, что это капитан Хейл, которого просто не может здесь быть.

Хейл шагнул вперед и сказал:

– Я всегда знал, что ты плохо кончишь: один в космосе, и никого вокруг. Ты включал радио? Ты уверен, что оно сломалось? Хотя что это я, ведь ты бы не услышал его, даже если бы оно было исправно. – Слова возникали в мозгу Бреннера: – Выкури сигару, пока думаешь. Тебе нужно хорошо подумать, чтобы выпутаться, Бреннер. Чертовски хорошо подумать. – Гулкий хохот раздался в черепе Бреннера, когда поддельный Хейл засмеялся, широко открыв рот, – слишком широко для нормального человека.

Бреннер затянулся предложенной сигарой. Что-то было не так. Чужак не должен был так очевидно его обманывать. Сознание Бреннера отказывалось воспринимать стоящий перед ним образ.

Хейл подмигнул ему:

– Если ты не вернешься на станцию, – сказал он, – ты никогда не увидишь Барбару. И своего ребенка. Ты ведь знаешь это, да? Хочешь увидеть Барбару, а? Хочешь?

Бреннер не ответил.

Хейл ухмыльнулся:

– Ты можешь увидеть ее, если захочешь. Прямо сейчас. – Лицо и тело двойника уменьшились, черты стали мягче, и одежда изменилась – из строгого синего мундира она превратилась в легкое голубое платье.

– Привет, Уил, – сказал двойник Барбары.

Бреннер все еще молчал, смотря на видение женщины, маячившее перед ним. Точная копия его жены – в руках маленький белый сверток. Бреннер взглянул на него.

Поддельная Барбара перехватила его взгляд:

– Ты ведь еще не видел нашего малыша, Уил, – сказала она, подходя к нему. – Смотри, – и протянула ему сверток.

Одной рукой она развернула одеяло, в которое был завернут младенец, вытащила его и бросила на пол. Она смотрела на Бреннера, неестественно широко ухмыляясь, ногами превращая ребенка в красное месиво.

– Смотри, Уил. – Она смеялась, все шире растягивая рот, пока лицо не потеряло форму, а черные волосы не растворились в воздухе.

Бреннер замер на месте. Он все еще слышал ее смех, все заглушающий, становящийся громче, громче...

Наконец все кончилось. Красное месиво исчезло, как и неуклюжая фигура. Наступила тишина, и все было как раньше.

Она исчезла. Эта тварь исчезла, и она не причинила ему вреда. Бреннер, все еще не в силах двинуться, задумчиво затянулся сигарой, которую дал ему чужак.

Третий и четвертый блоки сработали.

Сигара исчезла.

Бреннер потерял осязание и чувство вкуса.

Раль кружился в темноте, его голубая оболочка сверкала еще сильнее, чем прежде. Его система обрабатывала мысль о вселенной вокруг него, о том времени, когда он найдет звезды, отдаленные от него временем и пространством, поглотит множество живых импульсов, обитающих на этих звездах и утолит свой голод.

Его третий план сработал безупречно. Он ввел это создание с помощью навязчивых иллюзий в такое состояние, что оно не заметило обычной подделки. Это может помочь в дальнейшем.

Он все еще был обеспокоен другим, огромным импульсом, который противостоял его системе, странно неприступном и... он не мог найти точного определения тому, что так его встревожило.

Но пора позаботиться о пятом канале импульсов чужака.

'И снова Раль задумался о способе действий. Какую ловушку придумать на этот раз?..

Бреннер сидел в носовом отсеке, качая головой. Ему были совершенно ясны помыслы чужака, но почему-то они его не волновали. Эта тварь его обманула; нужно было противостоять ей. Только это и оставалось.

Постепенно в голове складывался план действий; чужака отпугивают импульсы, издаваемые электрогенератором. Возможно, удастся его перехитрить...

Бум! Громкий звук раздался у него в мозгу.

Он вскочил и заглянул назад, в глубь отсека; он заметил какую-то тень, которая выскользнула из него и закрыла дверь с той стороны.

Он крутанул колесо в центре двери, открыл ее и выскочил во второй отсек. Бум! Что-то ударило его по затылку. Он дернулся и упал на пол, борясь с дурнотой.

Отчаянным рывком, опираясь о стену, он поднялся на ноги. И в последний момент заметил, как тень выбежала из двери второго отсека.

Он бросился туда. Двойник Барбары издевательски засмеялся, стоя в дверях, в глубине хвостового отсека, потом снова исчез. Бреннер подбежал к двери, ведущей в четвертый отсек, за которой исчезла Барабара, и резко рванул ее на себя.

Мгновение он стоял, оглядываю совершенно пустой отсек.

Затем сработал пятый блок.

Бреннер ослеп.

Он забыл, что на корабле только три отсека.

Каким-то образом он добрался до носового отсека. Он был полностью отрезан от своего тела блоками Раля. Осталась только способность мыслить. А если он лишится и ее...

Ему казалось, что он может ощущать вещи, хотя не видел и не чувствовал их; и он не оставил попыток разобраться в ситуации. Бреннер сел в кресло и попытался сосредоточиться. Он сосредоточился на обрывках информации, которые появились в его сознании после последнего контакта с Ралем. Эта информация подсказывала единственный способ, с помощью которого можно остановить пришельца.

Он еще раньше почувствовал смутный страх Раля перед электрическими импульсами, исходящими от генератора; теперь он понял, почему Раль отказывается поглощать эти импульсы.

Во-первых, они слишком сильны для недостаточно развитого тела существа.

Во-вторых, они несвободны. Когда Береннер двигает рычажок, сила тока изменяется, но эти импульсы возникают в результате механического взаимодействия, а не химической реакции, как импульсы Бреннера и Раля. Импульсы генератора не возникают из-за конкретных действий в конкретное время, но поступают постоянным, сильным, стабильным потоком, который нельзя переделать в мыслеформы и приспособить к Ралю.

И это подсказало Бреннеру, как остановить чужака.

Ощупью он добрался до медицинского кабинета и нащупал бутылку с морфином; осторожно отмерил необходимое количество и поставил на столе прибор управления генератором.

Затем Бреннер начал замедлять генератор. Свет потускнел, становясь слабее и слабее...

Он знал, что Раль ждет его, желая поглотить последний слабый импульс тела человека; а еще он знал, что Раль автоматически поглотит любой электрический импульс, совпадающий по частоте с импульсом Бреннера, не обращая внимания на то, что этот импульс пойдет от генератора, а не от человека, потому что голод, сжигающий Раля, сделал его менее разборчивым и осторожным.

Бреннер продолжал понижать силу тока. Он знал, что Раль не обманется, если обнаружит на одном уровне два разных импульса. В этом случае Раль, несомненно, поглотит. Поэтому Бреннер должен уменьшить свой импульс. Он должен сделать его как можно слабее, чтобы только билось сердце.

Он налил в стакан воды и добавил туда морфина.

Вязкий туман начал застилать мысли, а он все уменьшал и уменьшал силу тока...

Раль почувствовал толчок в большом импульсе; он следил, как тот ослабевает, пока не достиг уровня другого импульса. Подождите! А где же другой импульс?

Мыслеформы Раля замерли в недоумении. Этот импульс был единственным на частоте чужака. На мгновение Раль задумался: если это единственный импульс на искомом уровне, значит, это просто совпали импульсы обоих существ. Да, так и есть.

Он исследовал импульс – и его кристаллическая оболочка вздрогнула от удивления. Чужая частота, которую он подстраивал под свою собственную с помощью иллюзий, исходила от этого импульса. Он может поглотить его, когда захочет. Правда, он ощущал в нем что-то знакомо отвратительное, но был голоден, и...

После короткого колебания Раль открыл свои электронные челюсти во всю ширину и жадно сомкнул их на импульсе.

Он слишком поздно понял свою ошибку. Его слабые блоки не могли противостоять постоянному не химически созданному потоку электричества из генератора. Все больше и больше энергии вливалось в его тело, и он не мог переварить эти потоки стабильного электричества, медленно изменяющие его собственную форму, превращающие его в застывший, стабильный, несвободный шаблон постоянной сытости.

Его кристаллоидные челюсти широко открылись. Раль дрейфовал в черной пустоте космоса, потеряв способность двигаться, неспособный перестроиться в новые мыслеформы и, следовательно, неспособный думать. Постоянный поток электричества все вливался в его тело...

Постепенно действие морфина ослабло, и туман в мозгу Бреннера рассеялся. Когда к нему вернулась способность мыслить, он понял, что его план сработал и чужак исчез. И Бреннер был просто счастлив, что чудовище умерло и он был спасен, только это сейчас и имело значение.

Конечно, он не мог ни видеть, ни слышать, ни чувствовать неподвижный кристаллоид за бортом. Но он знал, что это создание там. Он ощущал это.

Он ощущал это, потому что его прежняя неупорядоченная центральная система, говоря языком Раля, медленно перестроилась в нечто, очень похожее на систему пришельца, дав ему способность ощущать другие импульсы и объекты. Теперь Бреннеру не нужны были ни осязание, ни зрение, ни слух, ни обоняние, ни чувство вкуса.

Он добрался до носового отсека, мысленно представляя свой путь. Он вернется на Базу... он найдет дорогу туда, как только окажется достаточно близко. Он вернется на Базу, потому что, естественно, его основная мыслеформа стала идентичной системе чужака. И Бреннер ощутил голод. Он знал, что найдет пищу на Базе.

Пища. Он представил Хейла и других людей на станции.

Пища. Его каннибальская система зашлась в экстазе от одной мысли о таком обилии пищи.

Он запустил атомный генератор и развернул корабль.