Уильям Твенти, звезда из последнего фильма Хобби, сказал:

– А может, еще разок, по просьбе актера?

– Какого хера? – огрызнулся Хобби.

– Мне кажется, я могу сыграть в этой сцене лучше.

– Ты и так уже хорошо сыграл.

– Но я могу лучше.

– Мне достаточно и того, что есть.

– А мне бы хотелось попробовать еще разок. Хобби посмотрел на второго режиссера.

– У нас осталось время?

– Через пятнадцать минут закончится двойная дневная норма, – ответил Вако.

– Значит, на хер просьбу актера. Произнося это, Хобби посмотрел Твенти прямо в глаза.

– Лишний цент потратить жаль, правда?

– Лишний цент я потратил, пригласив тебя на роль. – Он спустился на две ступеньки, разыгрывая из себя гору, идущую к Магомету, и обнял актера за плечи. – Я как выжатый гондон.

– Вы хотите сказать, выжатый лимон?

– Лимон или гондон, какая разница? Я так устал, что у меня уже целую неделю не встает. А ведь мне предстоит медовый месяц. Не тебя же вместо себя снаряжать.

Твенти ухмыльнулся. Он был не по женской части, и они оба знали это.

– Так что не зли меня. По просьбе актера, – передразнил Хобби. Он схватил Твенти за яйца. – А это по просьбе актера?

– Будь вам двенадцать лет, тогда конечно, – прошептал ему на ухо Твенти.

– В следующий раз мы снимем картину про дьявола в мужской школе. И я дам тебе роль классного наставника. А сейчас отправляйся домой. У тебя завтра съемки?

– У меня завтра отдых.

– Вот и отдохни. Но не забудь о вечеринке, которую я устраиваю на пляже.

Твенти униженно побрел прочь.

– На хер просьбу актера, – пробормотал себе под нос Хобби.

К нему подошел Боливия. Вид у него был озабоченный, лицо, вопреки всегдашнему загару, казалось бледным.

– В чем дело? Выглядишь так, словно привидение увидал, – заметил Хобби.

– Не могу оправиться после сцены сожжения. Ты ведь и впрямь мог убить этих трюкачей.

– Становишься слабоват в коленках с годами?

– Может, и так.

– Ну, такое ты бы все равно не принял слишком близко к сердцу, – сказал Хобби, понимая, что у Боливии имеется какая-то более серьезная причина.

– Янгера выпустили.

– Что?

– Амнистировали.

– С чего ты взял эту херню?

– Это не херня. Это было сегодня в вечерних новостях.

– Но как ты…

– Я следил за ним.

– Все эти годы?

– Только последние пять-шесть.

– Ну, хорошо, выпустили, а дальше что?

– А если он заявится и начнет задавать вопросы?

– Те вопросы, которых он не задал во время суда?

– У него ведь было время все хорошенько продумать, верно?

– Его предварительно вырубили. Если он тогда этого не вспомнил, то и сейчас не вспомнит.

– А если вспомнит?

– Да и шут с ним. Кину ему кость. Куплю авиабилет в родной штат.

– А если этого окажется недостаточно?

– Тогда с ним разберемся.

– Только разбираться буду не я.

– Действительно становишься староват, верно?

– Скажем, я повзрослел. У меня жена. У меня трое детей. Я уже не такой дикарь, как прежде.

– Но говнюк ничуть не меньший, верно?

– Если это все, что ты хочешь сказать, то и хрен с тобой.

Боливия пошел было прочь. – Эй, Бумер, – окликнул его Хобби.

Боливия остановился и повернулся.

– В следующий раз, когда замахнешься на меня, собственным кулаком и подавишься.

На этот раз Хобби пошел прочь, а останавливать его пришлось уже Боливии.

– Эй, Пол! Ты по-прежнему ждешь меня на завтрашнюю вечеринку?

– Конечно. А почему бы и нет? Я же не говорю, что с тобой поссорился.