Диане было двадцать пять лет. Два последних года она провела в Хуливуде. За это время она успела обзавестись полдюжиной друзей, тремя сотнями знакомых и за деньги пропустить через себя тысячу двести одиноких, голодных и сексуально одержимых мужиков.

Две Бобби – Дарнел и Лэмей – были ее подружками. Кении Гоч и Джо, дневной бармен в «Лу» – друзьями. Старшая сиделка лос-анджелесского хосписа Мэри Бакет и фотограф Раймон Радецки, предпочитавший называть себя Раабом, замыкали полдюжину. Впрочем, с Раабом, который значился именно так на визитных карточках, на рубашках с монограммами и на золоченой вывеске своей студии в Западном Голливуде, дело обстояло не так просто, и она не взялась бы однозначно определить природу собственных отношений с ним. Иногда он смешил ее до слез, а бывало, и пугал до смерти.

Он сидел на диване, возясь с фотокамерой и то и дело фотографируя Диану, стоящую у стеклянных раздвижных дверей собственной квартиры с видом на город с холма. Это была прекрасная квартира с балконом. В ясный день отсюда можно было разглядеть башню мэрии на Беверли Хиллз.

В гостиной на стенах висели натюрморты в рамочках, на кухне было полно игрушечных кошек и собачек; над постелью виднелись две картины: Христос на кресте и кровоточащее сердце в терновом венце. Диана редко принимала клиентов у себя дома.

– Город постепенно подыхает, – сказала она.

– О чем это ты?

– Он утратил аромат. Он похож на жвачку, в которой уже не чувствуется ни мяты, ни сахара.

– Ты собралась куда-нибудь?

– А почему бы и нет? Все свое я вожу с собой.

– Имеешь в виду что-нибудь конкретное?

– Подумываю об американском Самоа.

– Интересно, откуда ты вообще узнала про это место?

– Обратила на него внимание, когда подавала налоговую декларацию.

– Что-то я не понимаю. Что еще за налоговая декларация?

– Разумеется, я ее подаю. И еще страховку выплачиваю.

– И какой же род собственных занятий ты указываешь?

– Терапевт.

Рааб расхохотался. Она уставилась на него, не понимая, что же тут смешного.

Когда люди свободных профессий оказались обязаны заполнять анкету с уточнением рода занятий, она тщательно рассмотрела весь формуляр и нашла, что вписывается в категорию врачевателей.

– Ну, и что ты скажешь?

– Насчет того, что ты терапевт?

– Насчет путешествия на американское Самоа. Я встретила парочку парней оттуда. Огромные, как шкафы.

– Это тебя и привлекло, Ди? Парни огромные, как шкафы?

– Привлекло?

Она уже и думать забыла о том, что ее привлекает, а что не привлекает.

– Я хочу сказать: совершенно необязательно, чтобы у парня, огромного как шкаф, и член оказался огромным, как у жеребца.

– Ты бы прикусил язычок. Эти габариты меня совершенно не интересуют. А ищу я место, где можно лечь на песочек и немного отдохнуть.

Зазвонил телефон. Сперва заговорил автоответчик, но не успел он сообщить о том, что хозяйки нет дома, как сама Диана схватила трубку.

– Здесь я, здесь, – наигранно приподнятым голосом, однако не в силах скрыть скуку, защебетала она. – А кто это говорит?

Но и ей, и ее собеседнику пришлось подождать, пока не отбарабанит свое автоответчик.

– Надо бы починить эту штуку, – сказала она, подсаживаясь на диван к Раабу. – Он ведь так не должен себя вести, этот автоответчик. Должен останавливаться, едва я сняла трубку. Так что, прошу прощения. Кто это говорит?

Рааб рассматривал безукоризненно отманикю-ренные ногти. Он носил их заостренными, как у гитариста.

– Свистун? Это что, имя? Или фамилия? Или кличка? Это потому, что вы свистите, когда мимо вас проходит хорошенькая девушка? – вопрошала меж тем Диана.

Рааб с интересом посмотрел на нее. Ему уже звонили по радиотелефону. И упомянули Свистуна как человека, с которым нужно держать ухо востро.

– Кто-нибудь послал вас ко мне? – спросила Диана.

Ее лицо исказила гримаска боли или гнева.

– Кто? Кении Гоч? Но Кении Гоч умер. – Она закрыла микрофон ладонью и спросила у Рааба: – А что, на улице разве не знают, что Кении Гоч умер?

Кивнув, Рааб подсел поближе, чтобы слышать и то, что говорилось на другом конце провода.

– Я дружил с Кении, – сказал голос Свистуна. – И мне хотелось бы поговорить с вами о нем. Если вы, конечно, не против.

– А о чем тут разговаривать? Диана убрала руку с микрофона.

– Ну, вы дружили с Кении, и я с ним дружил, вот я и подумал.

– Вы хотите сказать, что вам просто приспичило поговорить про Кении. Значит, он не порекомендовал вам моих услуг?

– Услуг? Нет. А что у вас за услуги?

– Ладно, проехали, – сказала она. – Просто удивляюсь, что это за друг такой у Кении, о котором я никогда не слышала. Я хочу сказать, раз уж он рассказал вам обо мне, то почему ничего не сказал мне про вас? Особенно, раз у вас такое смешное имя. Я хочу сказать, друзьям о таком рассказывают, хотя бы ради забавы. Вы понимаете, о чем я?

Свистун рассмеялся.

– Бывают и такие случаи: один человек не хочет знакомить своих друзей друг с дружкой, а почему – об этом никому не известно.

– И я не понимаю, о чем нам с вами разговаривать…

Рааб схватил ее за запястье, зажал другой рукой микрофон и отчаянно закивал головой, призывая Диану согласиться на встречу. Затем отпустил руку и чуть отпрянул, продолжая пристально наблюдать за девушкой.

– Ладно, – слегка нахмурившись, сказала она. Ей не нравилось, когда ей что-нибудь приказывали. – Что у нас сегодня, среда? Ладно. Как насчет шести вечера? Что? Вы угостите меня ужином? Ладно, если речь о встрече в шесть часов, то вы угостите меня завтраком. Потому что я работаю по ночам, а вот завтракаю именно в шесть. Где, вы сказали? В кофейне "У Милорда"? Да, я знаю это заведение. Хорошо. Приятно познакомиться со столь щедрым кавалером. – Она повесила трубку и откинулась на спинку дивана. – Шел бы он на хер. Ему хочется поговорить про Кении Гоча, а мне не хочется. Я была там, когда он умер. Он, бедняга, был весь в крови.

Рааб рывком встал с дивана. Диана отвернулась к окну и уставилась на городскую панораму.

– И все же ты с ним встретишься, – сказал Рааб. – Да и мне хочется на него поглядеть.

– Чего ради?

Он пожал плечами.

– Никогда не знаешь заранее. Но ты сегодня вечером встретишься с этим Свистуном. Мне надо на него взглянуть. А что ты делаешь на Хэллоуин?

– Не знаю. Поработаю в гостиничных барах. Мудаки в масках наглеют и вытворяют такое, на что никогда не решились бы. А в чем дело?

– У меня есть для тебя работенка. Если хочешь, конечно. Приватное шоу.

– А какого рода шоу?

– Обряд инициации в церкви Сатаны.

– Значит, полный бардак, групповуха по двадцать человек и на двадцать голых жоп – выбирай любую?

– Нет, это будет серьезное представление. В частном клубе. Понадобится определенное актерское мастерство.

– И мне отводится главная роль? Она недоверчиво посмотрела на него.

– Ну, может быть, не самая главная, но одна из главных.

– А кто еще в труппе?

– Может быть, карлик. Может быть, великанша. Я бы занял и твоих подружек, парочку Бобби. Строго говоря, если тебе не хочется порезвиться, я могу предложить твою роль любой из них.

– Ни та, ни другая не запомнят всей этой хре-номунтии, которая нужна для черной мессы.

– А ты все по-прежнему помнишь?

– Репетиций мне, спасибо, не потребуется, если ты об этом. Слава Богу, чего не нужно, того не нужно.

– Слава Сатане. Тебе надо отвыкать от таких выражений. Ты же не хочешь одним неосторожным словцом все испортить.

– Объясни мне, где и когда.

– В вечер Хэллоуин в шесть часов приготовься, я сам за тобой заеду. А не смогу сам, так попрошу кого-нибудь.

– И куда же?

– К "Люциферу".

– К педерастикам на пляж за колонией Малибу? Он улыбнулся.

– Со странными людьми ты водишься, Рей.

– Только не настраивайся на водевильный лад. Все это достаточно серьезно.

– Не скажешь же ты, что сам начал верить во всю эту херню?

Она насмешливо вскинула голову.

– А ты возьмешься утверждать, что тебе это совершенно не интересно?

– Интересно? А что в этом интересного? Думаешь, я заведусь, когда меня голую положат на холодную мраморную плиту – так ведь и простудиться недолго – и какая-нибудь баба вылижет меня досуха?

Запрокинув голову, Рааб расхохотался. Диана тоже рассмеялась, хотя ей было не совсем ясно, над чем они смеются.