Я сидела верхом на лошади, а Роман вел нас. Он уверил меня в том, что обязательно поймает и поддержит мое тело, если мне доведется потерять равновесие и упасть. Я наклонилась вперед и вцепилась в шелковистую гриву кобылы. Я чувствовала, как огромное живое существо подо мной движется и едва слышно ступает в высокой шелестящей на ветру траве. Мышцы лошади перекатывались под моими пальцами, она реагировала на каждое движение своей наездницы, на каждый приказ Романа. Очень скоро я расслабилась, села ровнее и испытала невероятный пульсирующий восторг во всем теле, словно, передавшийся мне от прекрасного покорного животного.
— Значит, ты женат, — вспоминая сладкие речи Романа, недовольно хмыкнула я.
— В мире хищников не существует такого понятия, Элейн. С тех самых пор, как за пару месяцев до твоего появления в лагере, Анна оставила меня, я считаю себя свободным от обязательств мужчиной.
Я вспоминала глаза Романа, его глубокий, одухотворенный взгляд, и поняла, что не смотря на всю нежность этого совершенно нетипичного хищника, я всегда чувствовала какую-то пустоту, наполнявшую его сердце. Он не казался сколько-нибудь сломленным или подавленным, нет. Но улыбка, так часто мелькавшая на лице Романа, когда он бывал рядом со мной, касалась только его черт и никогда глубин глаз.
— Ты все еще любишь ее, — повторила я слова Романа.
Мы остановились. Я почувствовала его руки на своей талии, и в следующее мгновение, босоногая, ступила на землю.
— Ты можешь не рассказывать об Анне, — попыталась исправиться я, предполагая, что своим чрезмерным любопытством могла разозлить Романа.
— Все в порядке, — печально заверил меня хищник. — Я хочу, чтобы ты узнала мою историю, мою и Анны.
Сердце тревожно сжалось, предчувствуя недоброе. И Роман начал свой рассказ.
— Она появилась в лагере два года назад, за полтора года до твоего прихода. Ее привезли к нам приемные родители и вручили Верену со словами: «Позаботьтесь о ней, насколько это в ваших силах». Девочке было семнадцать, почти восемнадцать лет. Ее хищность не знала границ — Анна была дикая, словно кошка, все время скалилась и пыталась укусить или накинуться на каждого, кто подходил к ней. Она спала на земле рядом со сторожевыми собаками и не подпускала никого. Верен просил меня заняться ею.
Родители девушки рассказали ее грустную историю: до пяти лет Анна росла в детском доме, где так или иначе оказывается большинство детей хищников. Их куратор, тот, кто должен был следить за порядком в группах, но не вмешиваться в процесс общения детей, оказался настоящим извергом. Он, как мог, унижал слабых, зверски избивал их.
— Все это безумно жестоко, — сорвавшимся голосом едва слышно произнесла я.
— Да, из этого мира мы и ушли, Элейн. Я всей душой ненавижу его и желаю, чтобы он перестал существовать! — Роман впервые говорил настолько гневно и взволнованно. — Многие дети хищников по своей природе дикие, словно звери, и спокойно выносят лишения детства. Но Анна была не такая. Однажды, после побоев учителя, когда девочке уже исполнилось пять лет, она перестала разговаривать и ходить, просто забилась в угол и несколько дней жалобно скулила. Куратор доложил директору. Малышку изолировали, с ней недели никто не разговаривал, но ничего не менялось. Тогда Анне стали искать приемных родителей. И, наконец, нашли, вегов.
Мой удивленный возглас был встречен гнетущим молчанием со стороны Романа.
— Она была плохой дочерью, худшей из всех возможных. Девочка ненавидела новых родителей, их друзей, одноклассников. Но каким она стала подростком, я даже не представляю — ее мать не могла рассказывать об этом, только плакала и, не смотря ни на что, уверяла, что до безумия любит свою несостоявшуюся дочь. Когда Анна закончила обучение в школе, там, где ее презирал и боялся каждый вег, она объявила родителям, что уходит в мир хищников. Тогда ее привезли к нам.
Повисла пауза. В окружавшей меня непроглядной тьме я попыталась отыскать руки Романа, чтобы осторожными прикосновениями поддержать его, но ничего не вышло. Вероятно, хищник специально отошел от меня на несколько шагов. Через пару минут я услышала продолжение его рассказа.
— Я долго искал подход к Анне, пытался заговорить с ней, заманить увлекательными вещицами, просил о помощи. Все было бесполезно. Она не обращала на меня никакого внимания. Но стоило мне подойти слишком близко, Анна кидалась на меня, в попытке клыками перегрызть мне горло и когтями выцарапать глаза. Я долго размышлял, почему Верен доверил заботу о девочке именно мне, не смотря на то, что у меня имелась другая важная для нашего общего дела работа. Он сам ответил на мой вопрос, сказал, что наши с Анной гороскопы, а значит и судьбы, тесно связаны и лучше прочих дополняют друг друга.
— И ты женился на ней.
Я услышала раскатистый смех Романа.
— В то время, когда я узнал о нашей с Анной предполагаемой связи, я бы с большей вероятностью поверил в то, что собственными руками придушу эту несносную девчонку, чем в мою к ней любовь.
— Она не была красивой?
Роман снова засмеялся, таким живым задорным смехом, который сразу снял напряжение, витавшее в воздухе рядом с нами.
— Анна не была красива в привычном смысле слова, она была по животному притягательна. Ее раскосые ярко-зеленые глаза, словно, бросали вызов, зазывая глупцов вступить с ней в связь. Ее умопомрачительная походка сводила многих мужчин с ума, многих, включая и меня. Я не раз замечал, что стоило Анне пойти купаться, несколько парней отправлялись следом в надежде присоединиться к ней.
— Дай-ка догадаюсь! Анна накидывалась на них с кулаками?
— Если бы… — в голосе Романа я уловила легкую иронию. — Как-то раз я решил узнать, чем заканчивались их преследования. Я был поражен. От всей души наслаждаясь происходящим, Анна и ее поклонники устроили самые настоящие водные баталии. Я не мог поверить своим глазам, только опустился на землю и с удивлением наблюдал за ними.
Роман замолчал, явно, погруженный в собственные воспоминания, и мне стало неловко торопить его, но любопытство, всё же, взяло верх.
— Ты присоединился к Анне?
— Я встретил взгляд ее кошачьих глаз и прочел в них бешеную ярость. Отчего-то эта дикая кошка возненавидела меня, да так сильно, что вскоре начала подстраивать мне всевозможные пакости: сожгла мою палатку, срывала тренировки, портила еду и одежду, не давала спать, — Роман рассказывал все это так сладко и нежно, что я догадалась: воспоминания приносят ему неподдельную радость. — Она снискала расположение всех в лагере, с успехом притворялась милой и приятной девушкой, но со мной неистовствовала. Анна стала моим ночным кошмаром, я начал остерегаться собственной тени, когда где-то поблизости блуждала эта необузданная хищная львица.
То, что мои глаза были завязаны, повлияло на ощущения. Я, будто, видела все, о чем говорил Роман. Я отчетливо представляла себе Анну, ее звериный взгляд и ощущала бешеный нрав. И угораздило же Романа жениться на такой женщине!
— Все изменилось однажды ночью, — голос Романа зазвучал тоскливо и романтично. — Я был с женщиной, когда Анна подкинула в мою новую палатку несколько змей. И где только она их нашла?!
Я тихо захихикала и Роман легонько хлопнул меня по руке.
— Да, я погнался за ней, но она, чертовка, была быстра! Я догнал ее далеко в лесу и повалил на землю.
— Ты хоть оделся?
— Не успел! — как бы оправдывался Роман, и я громко рассмеялась.
— Она улыбалась так призывно и обольстительно, что я буквально накинулся на нее, разрываемый желанием убить Анну и невероятным возбуждением. Ну, откуда же я мог знать, что эта татуированная дьяволица окажется невинна?
Я не услышала раскаяния в словах Романа, только восхищение и самодовольство.
— И вы поженились…
Пальцы Романа коснулись моей щеки, и я вздрогнула.
— Наша с Анной история очень длинная, Элейн. Мы прошли долгий путь от ненависти до пылкой и страстной всепоглощающей любви, и, не смотря не это, Анна покинула меня. Однажды на рассвете, она поцеловала меня в губы и прошептала: «Мне нужно уйти — у меня есть незаконченное дело». К сожалению, спросонья я не понял, что это ее дело находится далеко за пределами лагеря.
— Ты не был с женщиной с тех самых пор, — серьезно подвела черту я и поняла, что чувства Романа к Анне невероятно глубоки.
— Да, — выдохнул он и тихо добавил. — Но теперь я хочу быть с другой, Элейн. И эта другая — ты.
Я окончательно потеряла ориентацию в пространстве за те мучительно долгие десять минут, что Роман нес меня по извилистым лесным тропам. Было слышно только его глубокое дыхание и ровное биение сердца. Наконец, мне удалось понять, где мы оказались. Сперва я ощутила блаженную прохладу и свежесть воздуха, мой слух уловил гул комаров и мошек, а потом, когда мы подошли к самому берегу реки, я услышала и многоголосие ее потоков. Когда босые ступни коснулись холодной воды, приятная дрожь пробудила жажду встряски изнеженного покоем тела.
— Ты хочешь, чтобы я сняла одежду? — мой нетвердый голос с лихвой выдавал переполнявшее душу волнение.
— Ты хочешь раздеться?
Я услышала его иронию, нежность и скрытый трепет. Возбуждение горячей пожирающей волной разлились по телу. Но раздеться мне было не суждено. Громкие голоса нарушили наш покой, и я почувствовала несильное колебание воды — романтика момента была безвозвратно утеряна. Меня окружили люди, которые перекидывались ничего не значащими фразами с Романом, а потом кто-то задел мое плечо. Смятение и страх. Теплые ладони легли на мою талию и сквозь тонкий хлопок стали согревать стылую плоть. Я прижалась к стальной груди Романа, и все тревоги разом исчезли, уступив свое место давно забытому желанному огню доверия.
И вновь невесомость… Он нежно покачивал мое тело, опуская его все ниже и ниже. Совсем не хотелось касаться ледяной воды, но я решила: «Будь, что будет». Я чувствовала себя маленькой незначительной песчинкой, которую подхватили буйные ветра и понесли, и вихрем закружили в естественном танце природы. И у всех этих ветров было единое имя. И звали их Роман.
Я не придумала эти слова, нет. Я их просто услышала. Где-то в глубинах моего сознания или подсознания родилась эта странная песня, а быть может, добрый ангел напел ее для меня.
И ветер пел мне ее. И то была эйфория другого рода, такая, подобную которой я не испытывала прежде. И стало так хорошо… Действительно, хорошо.
Он положил меня на прогретый солнцем песок, пальцы Романа сплелись с моими, губы прохладным ветерком прикоснулись к моим рукам, плечам и шее. Он учил меня другому, тому, о чем я раньше не имела представления, о существовании чего и не подозревала. И вряд ли знал он сам. Это не было бешеной страстью, имя хозяина которой был Димитрий. Это не было дружбой и даже любовью. Чем было то, что происходило между мной и Романом, я не понимаю до сих пор. Я могу только рассказать о том, как все это чувствовала.
Я помню разливающиеся блаженством по венам звуки скрипки. Мне казалось, мы были на паркете. А на чем в действительности мы были, я не знала. Да это и не важно. Сильные руки обвили мой стан. Приятный сладковатый запах душистого мыла, которое использовал Роман, обволакивал нас. Все это было не на яву, а во сне, в сладком, приятном сне. Я уже привыкла не видеть — я уже привыкла видеть иначе, представлять то, что происходило вокруг, в цветах, так, как я того хотела. А если мне что-то не нравилось, я запросто меняла это.
Мне казалось, мы с Романом были единым целым, но это не было любовью. Верен в тот вечер сказал, что у каждого из нас в этом мире есть половинка, та самая, которая, в действительности, потерянная половинка его души. И когда мы найдем то тело, в котором заключен кусочек нас самих, мы безошибочно почувствуем это. Я знала, что Роман был моим продолжением.
Мы ощущали друг друга так, словно, наши нейроны проникали друг в друга, словно, наши тела посылали друг другу импульсы, независимо от нас. И никто на свете мне не был нужен. И ему тоже. Я безусловно понимала это. А все вокруг казалось несущественным и незначимым, хотя и невозможно прекрасным. Да, это был природный, натуральный наркотик. Это был бешеный кайф в измененном состоянии сознания. Это был Роман.
Хотела ли я его поцеловать? Хотела ли я его? Я просто хотела быть рядом с ним и испытывать все то, что испытывала. Мы вознеслись в какой-то космос, оказались в иной вселенной с совершенно другими законами физики и химии. И наша эволюция, то, что наши души должны были реинкарнировать и измениться, все разом нарушилось. Мы достигли нирваны просто находясь рядом. Я и он. И ничего больше не надо.
Я до сих пор гадаю, представлял ли Верен такой исход испытания слепотой, надеялся ли он, что кому-нибудь удастся прочувствовать все это. Это было просто сумасшествие. Я до сих пор вспоминаю те свои переживания и ощущения и схожу с ума. И я люблю Романа не как мужчину или друга, или кого-то еще. Я люблю его как саму себя, как абсолют, как Его. Я знаю, он сейчас не со мной, но это и не важно. Он просто есть. И это счастье.
В тот вечер Роман проводил меня до палатки, поцеловал в макушку, когда помог проникнуть внутрь моего походного жилища и, напоследок, снял повязку с глаз, смазав веки специальным средством. Он велел лежать с закрытыми глазами еще несколько минут и вышел, пожелав на прощание сладких снов.
Спустя минуту я вновь услышала скрип молнии. Прохладный воздух ворвался в мою обитель.
— Роман?
Теплый палец коснулся дрожащих губ. Сердце забилось быстро-быстро. Все изменилось. Его прикосновения стали иными, жадными, хищными. Руки сомкнулись на моей шее, пылко ласкали ее, тянули волосы. Я запрокинула лицо, и в это момент голодные жаркие губы впились в мои, дерзкий язык проник внутрь, клыки сомкнулись, и я вскрикнула. Было приятно, совершенно не больно, но очень чувственно.
Он целовал как в последний раз, я даже думала, что хищник пойдет до конца, но внезапно он отстранился. Любопытные глаза распахнулись, но свет фонаря ослепил меня, и я вновь зажмурилась. Конечно, когда я прозрела, его уже не было. Пальцы коснулись пылающих губ — я все еще чувствовала его вкус, терпкий, горько-сладкий вкус его поцелуя. И я забыла нирвану, забыла абсолют. Мне нужна была дикая животная страсть.
Природа взяла свое.