Удары кулаками, которые он только что безропотно вытерпел, не шли ни в какое сравнение с моральным ударом, нанесенным словами Армстронга. Джеймс глубоко вздохнул, нарушив тишину. Потрясенный до глубины души, он уставился с отвисшей челюстью на друга, бросившего ему в лицо это обвинение.

Армстронг, казалось, успокоился — впервые с того момента, как он ворвался в комнату, размахивая кулаками. Покачиваясь на каблуках, он смотрел на Джеймса со странной смесью самодовольного удовлетворения и неукротимой ярости. Было очевидно, что он получает извращенное удовольствие от шока, в котором пребывал Джеймс.

— Мисси в положении? — спросил Джеймс в замешательстве.

— А с чего бы еще ей падать в обморок, по-твоему? — Голос Армстронга напоминал рычание.

— Боже милостивый, не может быть, — выдохнул Картрайт, устремив на него недоверчивый взгляд.

Удовольствие, которое получил Армстронг, ошарашив Джеймса новостью о состоянии Мисси, быстро рассеялось. Он коротко кивнул Картрайту.

Джеймс молчал, все еще слишком ошеломленный, чтобы говорить. Она солгала ему. Когда он спросил ее о беременности, она заверила его, что это исключено. Как и леди Виктория, утверждавшая вначале, что никаких последствий не будет. Похоже, у этих двух женщин больше общего, чем привычка наносить визиты джентльменам без приглашения. Они обе отчаянные лгуньи.

Тем не менее то, что он сделал, невзирая на провокацию, предосудительно. И тот факт, что Мисси приходится сестрой его лучшему другу, делает этот поступок еще более неприглядным. Увы, ему нечего сказать в свою защиту. Новое откровение только усилило решимость Джеймса. Он женится на Мисси. Это единственный выход.

— Я женюсь на ней, — заявил он с таким видом, словно это был решенный вопрос.

Армстронг напрягся, сжав кулаки. Его глаза потемнели. У него был такой вид, словно он готов кинуться в драку снова.

— Я доверял тебе. Предполагалось, что ты излечишь ее от влюбленности, а не потащишь в свою проклятую постель. — В гневном голосе друга Джеймс уловил боль от его предательства, и это ранило его в самое сердце.

— Ты должен понимать, что я не хотел, чтобы так случилось. — Вряд ли это могло сойти за извинение, но в данный момент Джеймс не был способен на большее.

Виконт одарил его таким взглядом, что чувство вины, захлестнувшее Джеймса, затмило физическую боль.

— Я скорее увижу тебя в аду, чем позволю жениться на ней.

Картрайт уставился на Армстронга с таким видом, словно тот рехнулся.

— Конечно, это не самые идеальные условия для заключения брака и определенно не то, чего ты желал для Мисси, но, учитывая, что она в положении, я не вижу иного выхода.

Джеймс был более чем счастлив позволить Картрайту вбить немного здравого смысла в голову друга. Поскольку в данный момент он, Джеймс, резко упал в глазах Армстронга, чем меньше скажет, тем лучше. В конце концов, тот скоро станет его шурином, хочет он того или нет.

Армстронг фыркнул.

— Не самые идеальные? Неужели? — поинтересовался он ироническим тоном. — Кто сказал, черт побери, что у нее нет иного выхода?

Здоровый глаз Джеймса сузился. О чем, к дьяволу, Армстронг толкует? Разумеется, у Мисси нет выбора. Кто еще пожелает жениться на ней теперь, когда она ждет его ребенка? Если только…

— Что это значит? — Левая часть его рта распухла до такой степени, что речь стала невнятной.

— Именно то, что я сказал. Ей незачем выходить за тебя замуж, если она этого не желает. А насколько мне известно, для моей сестры ты практически женат на леди Виктории, которая носит твоего ребенка.

— Ну, скоро она узнает, что все обстоит несколько иначе, — возразил Джеймс, превозмогая боль, пронзавшую его каждый раз, когда он шевелил губами.

Пока они препирались, Картрайт, обычно равнодушный к спиртному — в отличие от его отца, питавшего пристрастие к выпивке, — подошел к серванту и налил бренди.

Джеймс и сам не отказался бы выпить.

— Уверен, Гренвилл взял бы ее без вопросов, — заявил Армстронг, вызывающе выгнув бровь.

Джеймс вскочил на ноги, забыв о боли в спине. Его гнев был почти осязаем.

— Будь я проклят, если позволю ей выйти за Гренвилла.

— Она не нуждается в твоем разрешении, — презрительно бросил Армстронг.

Джеймс посмотрел на Картрайта, словно призывая вмешаться. Но тот продолжал прихлебывать бренди, храня бесстрастное выражение, действовавшее Джеймсу на нервы. С возгласом отвращения он снова переключил внимание на Армстронга.

— Она носит моего ребенка. — Джеймс сказал это достаточно громко, чтобы достигнуть ушей слуг наверху, но он дошел до такого состояния, что ему было все равно. Пусть слышит хоть вся округа, если это может повлиять на ее упрямого братца.

— Лучше не напоминай, — натянуто отозвался Армстронг.

Джеймс не видел смысла продолжать этот спор. Армстронг был в бешенстве от полученного известия и не мог мыслить здраво. Лучше подождать до завтра, чтобы утрясти это дело. А сейчас ему требуется внимание врача, чтобы убедиться, что этот псих не причинил ему серьезных повреждений.

— Разговор еще не окончен. — Бросив на Армстронга многозначительный взгляд, Джеймс повернулся и вышел из комнаты.

— Лорд Радерфорд хотел бы поговорить с вами, мисс. Он ждет в гостиной.

Слова лакея снова и снова прокручивались в голове Мисси, пока она спускалась вниз на следующее утро. Ее сердце забилось сильнее, когда она пересекла холл, приближаясь к источнику своего смятения. Джеймс явился жутко рано, за несколько минут до девяти. Зачем он пришел? Что могло ему понадобиться, учитывая обстоятельства? И где ее брат?

Помедлив перед входом в гостиную, она сделала глубокий вздох, пригладила волосы, расправила красную перкалевую юбку и шагнула вперед. Стоя в дверном проеме, она чувствовала себя беззащитной, как цыпленок, знающий, что на ужин заказана птица.

Она удивилась, увидев мать, которая сидела на обитом ситцем диванчике неподалеку от Джеймса, расположившегося в массивном кресле. Тот факт, что она не слышала повышенных голосов, мог бы служить хорошим признаком, если бы не суровое выражение на лице матери, которого Мисси никогда раньше не видела. При ее появлении разговор резко прервался.

Джеймс вскочил, и когда повернулся к ней, она чуть не отпрянула в ужасе.

— О Господи, твое лицо!

— Можешь быть уверена, что я поговорю с Томасом об этом, — пообещала мать, сжав челюсти с явным неудовольствием.

— Даже вы не можете запретить мужчине защищать честь его сестры. — Хотя ответ Джеймса был адресован виконтессе, его внимание было приковано к Мисси. Уголок его губ — по крайней мере с той стороны, которой он мог управлять, — приподнялся в покаянной улыбке.

— Оставлю вас наедине ненадолго, — произнесла виконтесса, поднявшись на ноги и направившись к выходу. У самого порога она обернулась и посмотрела на Джеймса. — Мы закончим наш разговор перед твоим уходом. — Она вышла из комнаты, высокая и величественная, оставив за собой легкий аромат ванили.

Мисси все еще дивилась урону, который понесло его красивое лицо. Левая щека, распухшая и бесформенная, напоминала отбивную. Правый глаз заплыл, превратившись в узкую щелочку, окруженную опухолью всех цветов радуги. Даже смотреть на него было мучительно.

— Нам нужно поговорить. — Джеймс не стал садиться, продолжая сверлить ее здоровым глазом.

Мисси твердо встретила его взгляд.

— Я надеялась, что к тому времени, когда Томас доберется до тебя, его гнев остынет. Похоже, мои надежды не оправдались, — сказала она, удивляясь, что может держаться с таким самообладанием, когда его присутствие пробудило эмоции, заглохшие, как она надеялась, с их последней встречи. Несмотря на плачевное состояние его лица, он не утратил ни своей привлекательности, ни способности обострять все ее чувства.

Джеймс небрежно пожал плечами и указал на диван и кресла.

— Надеюсь, ты не возражаешь, если мы сядем. Моя спина еще побаливает.

Мисси заняла место, освобожденное матерью, а Джеймс снова уселся в кресло, поморщившись от боли.

— Леди Виктория расторгла нашу помолвку.

Вначале был шок, а затем в голове у Мисси хор ангелов запел «Аллилуйя». Но ей удалось подавить восторг. Джеймс молчал, не сводя с нее пронзительного взгляда.

Чего он ожидал? Что она упадет в обморок к его ногам? У нее еще осталась гордость. Он слишком много раз отвергал ее, чтобы она предоставила ему возможность сделать это снова.

— Ты ожидаешь соболезнований? — поинтересовалась она, приподняв бровь.

Джеймс выругался себе под нос.

— Почему ты солгала, когда я пришел к тебе на следующий день? Ты сказала, что возможность появления ребенка исключена.

— А что я должна была сказать? Ты ясно дал понять, что я тебе не нужна. Я не собиралась тащить тебя к алтарю против твоей воли.

Джеймс стиснул челюсти, сдерживая раздражение.

— Мы поженимся, как только я получу брачную лицензию. — Судя по его тону, он считал этот вопрос не подлежащим обсуждению. Не будь его высокомерие таким возмутительным, Мисси, возможно, нашла бы его самонадеянность забавной.

— Хоть я нахожу твой приказ выйти за тебя замуж ужасно романтичным, боюсь, мне придется отказаться. — Какая наглость! Она не служанка, чтобы он отдавал ей приказы.

Джеймс приготовился к слезам, возможно — к упрекам, но спокойствие, которое демонстрировала Мисси, привело его в куда большее замешательство. Трудно было понять, что ею движет: гордость или за несколько недель ее чувства к нему в корне изменились. Но даже это не имело значения в сложившейся ситуации.

— Ну, учитывая обстоятельства, я подумал, что ты сочтешь лицемерием любой романтический жест. И потом, было бы неприлично делать предложение одной женщине, едва избавившись от другой. Не говоря уже о том, что я только что узнал о твоем состоянии от Томаса. — Если его голос сочился сарказмом, то Мисси это заслужила. Он мог понять гнев Армстронга, но она сама навлекла на себя неприятности.

В ее глазах вспыхнуло пламя, и, несмотря на свой гнев, Джеймс почувствовал отклик в своих чреслах. Проклятие!

— Итак, чтобы ты правильно понял ситуацию, довожу до твоего сведения, что не имею ни малейшего желания выходить за тебя замуж. Так что, пожалуйста, не считай себя обязанным делать мне предложение. Я уже позаботилась о том, чтобы…

Со скоростью молнии он оказался рядом с Мисси, крепко схватив ее за локоть, и склонился так низко, что она могла видеть красные прожилки в его подбитом глазу.

— Если ты думаешь, что я позволю тебе выйти замуж за другого мужчину и буду праздно наблюдать, как он воспитывает моего ребенка, то очень ошибаешься. Боюсь, ты плохо меня знаешь.

Мисси смерила его презрительным взглядом от башмаков до галстука на шее.

— Ты прав: я действительно не знала тебя. Я любила образ, созданный моим чересчур живым и романтическим воображением.

Джеймс напрягся. Хотя он не испытывал особого доверия к ее признаниям в любви, подтверждение его сомнений, слетевшее с ее уст, отозвалось у него внутри странной болью.

Приподняв свободной рукой ее подбородок, он заставил Мисси посмотреть ему в лицо. Длинные ресницы поднялись, явив его взору потрясающие серо-голубые глаза. Джеймс судорожно сглотнул, подавив приступ вожделения.

— Для брака не требуется, чтобы мы любили друг друга. Вполне достаточно, если мы сможем выносить друг друга в спальне и за ее пределами. — Это было столь вопиющим умалением их взаимной страсти, что казалось смешным. — И поскольку ты уже ждешь моего ребенка, можно сказать, что это условие вполне выполнимо.

— Во-первых, я не уверена в своей беременности. Один обморок не может служить доказательством, даже если моя мать и брат думают иначе. Томасу не следовало говорить тебе, пока я не удостоверюсь. Но даже если я ношу твоего ребенка, тот брак, который ты только что описал, возможно, устраивает тебя, но это не то, что нужно мне. — Высвободившись, Мисси дерзко вскинула голову, что только еще больше истощило небольшой запас его терпения.

Джеймс отпустил ее локоть и поднялся на ноги. Если он коснется ее сейчас, то вряд ли удержится, чтобы не вбить в ее голову немного здравого смысла — или хотя бы попытаться. Воистину она вложила новый смысл в слово «упрямство».

— Тебе следовало так и сказать с самого начала. Зачем надо было морочить мне голову? — Чтобы он выглядел болваном, не иначе, переживая из-за ребенка, которого, возможно, даже не существует.

— Затем, что это не важно. Я не выйду за тебя замуж.

— Я не стану тебя умолять, — прорычал Джеймс. — Если это то, чего ты ожидала, ты будешь горько разочарована.

Мисси встала.

— Я ожидала от тебя ровно того, что ты предложил мне, когда это случилось. Странно, что эта простая мысль никак не дойдет до тебя.

Джеймс подавил вспышку гнева, сделав несколько глубоких вздохов.

— Если ты думаешь, что тебе удастся выйти замуж за другого мужчину, будь уверена, что я этого не допущу. Если понадобится, я публично потребую своего ребенка. Ты окажешься втянутой в скандал, какого еще не видели. — Отвернувшись от нее, он проследовал к камину и остановился, опираясь на деревянную каминную полку, покрытую искусной резьбой.

Его раздражало, что Мисси вынуждает его прибегать к подобным угрозам, но, черт побери, она не оставила ему выбора. И к сожалению, он не пользуется поддержкой ни одного члена семьи.

На лице Мисси отразился шок.

— Ты этого не сделаешь, — недоверчиво проговорила она.

— А ты не доводи меня до крайности.

— Это подло.

— Не более чем лишать меня ребенка — возможно, наследника.

— Я только что сказала тебе, что даже не уверена в том, что беременна. У меня нет намерения выходить за кого-нибудь другого. За кого ты меня принимаешь? Я собираюсь поехать в Америку к тетке. В любом случае какое тебе дело? Еще вчера ты собирался жениться на леди Виктории Спенсер. Отправляйся к ней и уговори. Она уже носит твоего ребенка.

— Она носит не моего ребенка, — заявил Джеймс, шагнув к ней.

Инстинкт подсказал Мисси, что лучше отступить, что она и сделала. Джеймс казался достаточно сердитым, чтобы придушить ее на месте.

Значит, ребенок, которого носит леди Виктория, не от него. Очевидно, он только недавно узнал об этом, и это объясняет, почему ухаживание так внезапно закончилось. Это также предполагало, что инициатором разрыва был Джеймс, а не леди Виктория. Просто он позволил ей заявить об этом, чтобы избавить от позора. Никто не хочет быть отвергнутой, но разве правда не откроется, когда ее живот начнет расти?

— И ты решил жениться на мне вместо нее?

— Мисси, не позволяй гордости управлять твоей головой, хотя бы из-за ребенка, которого ты, возможно, носишь. Разве он не заслуживает большего, чем быть незаконнорожденным, не имея имени и защиты родного отца? Надеюсь, твой эгоизм не заходит так далеко, чтобы пожертвовать собственной плотью и кровью?

Мисси свирепо уставилась на него. Как это похоже на Джеймса — воспользоваться логикой как кувалдой, чтобы бить ее по голове и сделать виноватой. Сбежав в Америку, она и вправду будет выглядеть злодейкой. Разве ее ребенок не заслуживает всего, что полагается наследнику графства? Может ли она с чистой совестью лишить свое дитя отца и преимуществ, данных ему происхождением? Черт бы его побрал! Ему удалось поставить ее в невыгодное положение.

Словно почувствовав, что его доводы развязали в ее голове войну, Джеймс выпрямился во весь свой рост. Как ему удается излучать такую властность и магнетизм с лицом, напоминающим отбивную, как у боксера, проигравшего матч, было выше ее понимания.

— Завтра я приду за твоим решением.

— Мой ответ не изменится. — Хоть она храбрилась, но не чувствовала такой уверенности относительно своего будущего, как утром, когда только проснулась.

— Я позову маму, если это все, что ты хотел сказать. — Мисси направилась к выходу, чувствуя на себе его взгляд, сопровождавший каждый ее шаг и, казалось, прожигавший насквозь. Она с трудом справилась с желанием обернуться и посмотреть на него на прощание.

Оказавшись в коридоре, она увидела мать, которая вышла из музыкальной комнаты.

— Джеймс ждет тебя в гостиной.

— Судя по твоему выражению, предложение не было принято.

— Если ты имеешь в виду требование выйти за него замуж из-за ребенка, которого, возможно, даже не существует, то да. Я его отклонила. Однако Джеймс не из тех мужчин, которые легко смирятся с отказом.

— А ты, как мне хорошо известно, не из тех женщин, которые позволяют собой командовать. — Губы виконтессы изогнулись в мудрой улыбке.

— Да, но он придет завтра в надежде на положительный ответ.

Мать взяла ее руку и нежно похлопала по ней.

— В таком случае тебе следует хорошенько подумать. О решениях, принятых сгоряча, обычно приходится сожалеть.

Мисси тяжело вздохнула.

— Мне нужно думать не только о собственном благополучии, но и о семье.

— Нет, — горячо возразила мать. — Прежде всего ты должна позаботиться о себе и своем ребенке. Мы с Томасом более чем способны позаботиться о семье и обеспечить дебют всем моим дочерям.

Рвение, с которым она защищала своих детей, впечатляло. По меньшей мере половина светских дам поостереглись бы сделать виконтессу своим врагом, выказав пренебрежение к ее детям. Но незаконнорожденный ребенок… это могло изменить положение вещей.

Не обращая внимания на пышные юбки, Мисси обняла мать и запечатлела нежный поцелуй у нее на щеке.

— Ты лучшая мать на свете — о такой можно только мечтать!

— Каково бы ни было твое решение, дорогая, я сделаю все, что в моих силах, чтобы поддержать тебя, — отозвалась виконтесса растроганно. — А теперь хватит болтать. Не будем заставлять Джеймса ждать слишком долго.

Тепло материнского объятия еще долго согревало Мисси после того, как виконтесса двинулась дальше по коридору и скрылась в гостиной.

Казалось, ничто не может быть хуже того дня, когда Виктория обнаружила, что ждет ребенка. Однако утро, когда ей предстояло рассказать матери, что пышной свадьбы, достойной Спенсеров, не будет и что надо остановить все приготовления, оказалось еще хуже.

Сидя перед зеркалом в своей гардеробной, Виктория предавалась безрадостным мыслям. Может, ей сказать матери, что никакого ребенка не предвидится и она все выдумала, чтобы женить на себе лорда Радерфорда? А завтра она могла бы купить билет на корабль, отбывающий на другой конец света.

Вздохнув, она устремила взгляд на свое отражение. Голубые глаза казались слишком большими для ее осунувшегося лица, уголки губ уныло опустились. Пощипав бледные щеки, чтобы вернуть им румянец, Виктория встала со стула и прошлась ладонью по розовому утреннему платью, разглаживая несуществующие морщинки. Затем глубоко вздохнула, словно это был ее последний вздох, и направилась вниз, в столовую.

У лестницы ее встретил Риверс, лакей, покрывавший ее преступную связь с Джорджем. У него был такой взволнованный вид, что она моментально насторожилась.

— Миледи, — произнес он, понизив голос, как опытный заговорщик. — Сэр Клифтон ждет вас снаружи.

Виктория застыла на месте. Джордж не являлся к ним с визитами после неудачной попытки пять лет назад, когда их дворецкий дал ему от ворот поворот по указанию ее матери. Он мог прислать ей записку с просьбой о встрече, как они всегда делали. Почему же он явился сюда?

Она скользнула беглым взглядом по холлу, чтобы убедиться, что за ними никто не наблюдает.

— Скажи ему, что я сейчас выйду. Нужно отпроситься у мамы, и понадобится твоя помощь. Едва ли я могу разговаривать с ним так близко от дома.

Риверс коротко кивнул и исчез за дверью, ведущей на улицу. Виктория нашла мать в столовой, где та завтракала второй раз за утро, и сообщила, что ей нужно съездить на Бонд-стрит за покупками. Маркиза, довольная ходом приготовлений к свадьбе, не увидела ничего необычного в этой просьбе и позволила ей взять лакея в качестве сопровождающего.

Надев перчатки, шляпку и шелковую шаль, Виктория вышла на улицу. Риверс ждал ее у порога с наемным экипажем. Проехав буквально два квартала, они свернули в короткую улочку, где в тупике была припаркована карета Джорджа.

Слишком взволнованная, чтобы ждать помощи лакея, Виктория спрыгнула на землю и подбежала к карете. Дверца была открыта, и она осторожно заглянула внутрь.

В рассеянном свете, проникавшем через открытую дверцу, она увидела Джорджа. Высокий и прямой, как закаленный в боях солдат, с аккуратно подстриженными усами и бородкой, он казался ослепительно красивым для ее изголодавшихся чувств. Его лицо немного осунулось, карие глаза слегка запали, а одежда, состоявшая из темно-коричневого сюртука, бежевых брюк, жилета и белой рубашки, казалась слишком свободной для похудевшей фигуры.

Он протянул руку, и Виктория забралась в карету, неуверенно опустившись на противоположное сиденье.

— Я не подозревала, что тебе свойственны такие мелодраматичные поступки, в духе плаща и кинжала.

— В этом не было бы необходимости, если бы я знал, что меня примут в твоем доме, — натянуто отозвался Джордж, не ответив на ее улыбку. Он выдержал паузу, сосредоточенно глядя на нее. — Меня посетил Радерфорд.

Сердце Виктории пропустило удар, но она не отвела взгляда.

— Да, он говорил мне об этом.

— Значит, природа ваших отношений изменилась? — Крепко сжатая челюсть и напряженная поза противоречили его небрежному тону.

— Как ты можешь догадаться, он разорвал помолвку. Когда ты приехал, я направлялась к матери, чтобы сообщить ей об этом.

Джордж кивнул, признавая, что для подобного шага требовалось немалое мужество, и суровая линия его губ несколько смягчилась.

— И чьего ребенка ты носишь? — осведомился он без обиняков. Подобная прямота могла смутить каждого, кто привык к светской уклончивости и лицемерию. Лицо Виктории загорелось, и она поспешно опустила голову. Конечно, со временем он узнал бы о ее состоянии и, наверное, задался вопросом об отцовстве ребенка, но предполагалось, что к тому моменту она уже будет замужем за лордом Радерфордом.

— Кто отец? Я? — спросил он, не дождавшись ответа, уже не столь невозмутимым тоном.

Виктория подняла голову и посмотрела на него.

— Это твой ребенок. У меня никогда… не было близости с лордом Радерфордом. Никогда, — повторила она с нажимом. Это было самое меньшее, что она могла сделать для мужчины, которого любила — и будет вечно любить.

Джордж перестал притворяться безразличным. Стремительно пересев к ней на сиденье, он схватил ее затянутые в перчатки руки.

— Тогда почему он сделал тебе предложение?

Запинаясь, она рассказала ему всю историю, и к концу повествования его замешательство уступило место гневу, а потом стальной решимости.

— Послушай, это просто смешно. В стране нет закона, который запрещал бы нам пожениться. Я зарабатываю более чем достаточно, чтобы содержать семью, пусть не в роскоши, к которой ты привыкла.

Виктория судорожно сглотнула, ее сердце трепетало, глаза жгли слезы.

— Мне плевать на приданое. Все, что мне нужно, — это ты и ребенок. Я в последний раз спрашиваю: ты выйдешь за меня замуж, Виктория? — В его выразительных карих глазах сияли любовь, искреннее волнение и неуверенность.

Ему не пришлось долго ждать ответа. Виктория обвила его шею руками, притянув голову к себе.

— О да. Да. Да. Да, — повторяла она, прежде чем запечатлеть на его губах долгий и страстный поцелуй, в котором выражалась вся любовь.