Через день после возвращения в Стоунридж-Холл и только через месяц после первой встречи с Луизой Томас оказался в немыслимой ситуации: ему пришлось против воли принять ее. (Позже он не преминул «поблагодарить» за это мать, которая не посмела отказать ей в приеме.) Появление Луизы в его доме без приглашения и без предварительного предупреждения нарушало все мыслимые и немыслимые правила приличия. Дерзость этой женщины была беспредельной.
Они удалились в библиотеку, в то время как он стоял и смотрел на нее с выражением, отнюдь не свидетельствовавшим о светской учтивости. Луиза, являвшая собой картину полного спокойствия, села на голубой пуф возле камина.
— Вы располагаете десятью минутами моего времени, — проговорил Томас.
Амелия в это время была занята в утренней комнате с его сестрами и слушала, как Эмили практикуется в игре на фортепьяно.
— Господи, вы стали так холодны. Пожалуйста, не говорите мне, что это моя вина, если вы забыли о хороших манерах.
На лице ее красовалась улыбка женщины, имеющей весьма высокое мнение о себе и уверенной в своей безусловной привлекательности. Почему он не замечал этой ее склонности к самолюбованию семь лет назад?
— Не льстите себе, воображая бог знает что. Будьте довольны уж тем, что я согласился вас принять и выслушать.
Он повернулся и подошел к буфету. Резким движением откупорил хрустальный графин, взял стакан и налил себе вина. Без этого, подумал он, ему не пережить следующие десять минут.
Луиза грациозно поднялась с места и обогнула стол.
— Ваша нелюбезность означает, что вы не предложите мне выпить?
Томас повернулся к ней и смотрел, как она приближается к нему, картинно надув свои красные губы. Он предпочитал розовые. Темно-розовые. У Амелии был восхитительный розовый рот.
— Не думаю, что вы останетесь достаточно долго, чтобы насладиться напитком.
— Как вы жестоки, — мягко укорила она его. — Только Господу известно, зачем я предприняла это путешествие. К счастью, у меня дом в Сомерсете, потому что, похоже, мне не приходится рассчитывать на ваше гостеприимство.
Теперь она стояла лицом к нему и ее пышные юбки касались его панталон. В ноздри ему ударил запах ее духов. Слишком сладкий цветочный запах, очень подходящий его носительнице.
— Да, именно так. Поэтому надеюсь, что вы не станете слишком долго держать меня в неведении относительно цели вашего визита, — ответил Томас сухо.
Стремясь выдержать дистанцию между ними, он обошел вокруг нее и направился к креслу в самой дальней части комнаты. Ничуть не смущенная и не обескураженная этим, Луиза последовала за ним и села на диван напротив.
— Я часто думала о вас все эти годы. Думала о том, каким был бы брак с вами, и частенько представляла, что Джонатан — ваш сын.
Так у нее есть сын? Он впервые услышал об этом. Жизнь с Луизой была бы чистым несчастьем, но ребенок приковал бы его к ней навсегда, а уж это было бы катастрофой. Он мысленно возблагодарил своего отца, столь неумело распорядившегося семейным состоянием и оставившего его без гроша. Если бы не это, его юношеская глупость обернулась бы несчастьем, имя которому было герцогиня Бедфорд.
— По правде сказать, самое лучшее, что случилось со мной, — это ваш брак с герцогом.
Брови герцогини сошлись на переносице, а губы сжались, образовав прямую линию, ее лицо выразило крайнее неудовольствие. И наконец облик подлинной женщины, какой она была, проступил из-под складок парчи цвета бургундского вина и черного бархата.
— Вижу, что с вами не договориться, — сказала она лимонно-кислым тоном. — И все же то, что дошло до меня, должно вас очень заинтересовать. Потому что это позор, настоящий позор.
— Я искренне сомневаюсь, что мне захочется услышать что-либо, если только это не слова прощания: good-bye, adieu, adios — на каком бы языке они ни были произнесены, — заметил Томас сухо.
Ее карие глаза сверкнули недобрым огнем, и это придало лицу мрачное и даже зловещее выражение.
— О, я уверена, эти сведения могут представлять для вас некоторый интерес. Это касается гостьи вашей мамы, дочери маркиза Бертрама.
При упоминании Амелии чувства Томаса мгновенно проснулись к жизни, но он постарался скрыть свой интерес.
— И что же до вас дошло?
Он произнес это легко и сделал глоток из своего стакана.
На губах Луизы снова засияла улыбка:
— Я так и знала, что эта особенная тема вызовет у вас интерес. Хотя должна вас предупредить, вам может не понравиться то, что я скажу.
— Я не настолько наивен, чтобы поверить, что вы проделали весь этот путь в Девон ради того, чтобы сообщить мне добрые вести, касающиеся леди Амелии.
— Ну, я сочла своим долгом предупредить вас: эта юная леди, находящаяся под вашим кровом, имеет определенного рода репутацию. Пока это еще не стало известно широкой публике, но я знаю, что у нее была связь с несколькими джентльменами. Первый из них, если вы только способны этому поверить, сын какого-то торговца в одном из графств. Подумайте только! Торговца!
Она сделала паузу, ожидая его ответа. Когда стало ясно, что его не последует, Луиза начала снова:
— А совсем недавно появился лорд Клейборо. И они оказались связаны узами, какими когда-то были связаны мы с вами.
— Неужели? — процедил Томас сквозь зубы, поднимая брови.
Луизу, похоже, привела в замешательство его реакция. Мгновение она сидела молча, сдвинув брови и сжав губы, но, упорно добиваясь своей цели, продолжила:
— Мне говорили, что маркизу пока что удавалось воспрепятствовать ее браку. Как бы то ни было, совершенно очевидно, что ее невинность — не более чем иллюзия, хотя я не сомневаюсь, что маркиз заплатил деньги, достойные короля, за то, чтобы замолчать эти инциденты.
Томас ответил кривой усмешкой. И в самом деле, потребовалась огромная сумма, чтобы оплатить долги Клейборо. Это было правдой. Что же касалось Кромуэлла, то Гарри пригрозил ему протолкнуть в парламенте закон об увеличении налогов для компаний, ведущих дела за границей, что серьезно сократило бы доходы Кромуэлла старшего от его зарубежных предприятий.
— Но какое отношение имеют ко мне все эти сведения?
«Ах ты, Гнусная интриганка! Насколько же низко ты способна пасть?» — размышлял он лениво.
Луиза изменила позу, будто не знала точно, как принять его ответ или, если выразиться точнее, его отсутствие. Несколько секунд прошло в молчании, в течение которых она внимательно наблюдала за ним. Он, в свою очередь, следил за ней скучающим взглядом. Потом вдруг она вскинула подбородок.
— Ну, думаю, если все это станет достоянием общества…
Никогда еще не приходилось Томасу слышать голос, столь язвительный и коварный, столь безжалостно самодовольный и эгоистичный.
— Вы явились сюда, чтобы угрожать мне, ваша светлость?
— Мой дорогой Томас, не понимаю, почему вы так плохо думаете обо мне, — сказала она, вкладывая в свой тон должную меру ужаса и изумления. — Я говорила о других людях, которым, должно быть, уже все известно. Знаете, как в свете любят скандалы?
Томас допил остатки рома и поднялся с кресла.
— Ваша светлость, если это и есть причина вашего визита, то вы напрасно старались. Я хочу распрощаться с вами и прошу вас больше не появляться в моем доме.
Луиза вскочила на ноги столь стремительно, что парча и бархат ее туалета возмущенно зашуршали. Она уставилась на него злыми прищуренными глазами.
— Неужели вы не понимаете, что она обесчещена?
— Свет в избытке получит пищу для сплетен, когда будет оглашена наша помолвка.
— Неужели вы и впрямь собираетесь жениться на этой девице?
— Не только собираюсь, но и готов вызвать каждого, кто осмелится усомниться в ее чистоте. Могу вам сообщить со стопроцентной уверенностью, что к ней не прикасался ни один мужчина.
— Если вы воображаете, что я этому поверю…
— Право же, мне безразлично, поверите вы или нет. А теперь, полагаю, отведенное вам время истекло еще минуту назад.
Он повернулся, чтобы проводить ее до двери библиотеки, когда эта дверь распахнулась.
— Томас, я…
Амелия остановилась при виде женщины рядом с Томасом.
— Простите, я не знала, что вы не один.
«Что вы в обществе такой красивой дамы», — подумала Амелия, ощутив укол ревности, и повернулась, чтобы уйти.
— Нет, Амелия, пожалуйста, останьтесь. Ее светлость уже уходит.
В его тоне она расслышала жесткость и поняла, что последние слова были скорее командой и лучше с ним не спорить.
«Ее светлость»? На этот раз Амелия посмотрела на даму внимательнее. Она смутно припомнила, что кто-то упоминал, будто герцогиня Бедфорд вернулась из Франции. По всем отзывам, она была блондинкой, молодой и красивой. И это точно соответствовало внешности женщины, стоявшей перед ней.
— Право же, Томас, у вас манеры докера. Вы не собираетесь представить нас друг другу?
Герцогиня журила его с улыбкой, но оглядывала Амелию холодным взглядом с головы до ног, и в ее глазах Амелия не видела ничего, кроме любопытства и недоброжелательности.
Амелия замерла. Случалось и в прошлом, что женщины смотрели на нее так. Но на этот раз все было иначе. Томас принадлежал ей. И будь она герцогиней или кем другим, эта женщина не имела права смотреть на нее как на нежеланную соперницу, претендующую на внимание мужчины.
— Да, Томас. Думаю, нас стоит представить друг другу, — ответила Амелия.
Она сделала шаг вперед и продела свою руку под руку Томаса, демонстрируя интимность их отношений.
«Он мой!» Этот жест ни с чем нельзя было спутать, он означал, что она претендует на право обладания им.
— Леди Амелия, это герцогиня Бедфорд. Ваша светлость, леди Амелия Бертрам.
Голос Томаса был полон сдерживаемого смеха. И она была рада, что он находит ситуацию забавной.
Герцогиня чуть-чуть наклонила голову. Не убирая руку из-под локтя Томаса, Амелия присела в реверансе, тоже не стараясь выразить особое почтение.
— Если вы позволите, дорогая, я только провожу ее светлость.
Взяв руку Амелии в свою, он поцеловал внутреннюю сторону запястья.
Разъяренная герцогиня громко вздохнула, но Амелия почти не слышала ее, потому что прикосновение губ Томаса к ее коже вызвало бунт всех ее чувств.
Томас выпроваживал светловолосую женщину из комнаты, и Амелия видела его резкие нетерпеливые движения, будто он хотел поскорее освободиться и заняться более важными делами. Герцогиня приняла столь недостойное обращение с царственным величием королевы, потерявшей где-то свою корону: она двигалась в мертвом молчании, но, несомненно, лелеяла планы мести.
— В чем, собственно, дело? — спросила Амелия, когда несколькими минутами позже Томас вернулся в библиотеку.
Плотно затворив дверь, он двинулся к ней, и на лице его светилась злорадная ухмылка.
— Я бы мог спросить то же самое. Мне показалось, ты только что поставила на мне клеймо, закрепив таким образом свое право собственности.
Амелия не стала этого отрицать — ее намерение было именно таково.
— Я хочу знать, почему у герцогини Бедфорд был такой вид, будто она предпочла бы видеть меня на другом краю света — в промерзшей тундре или в тропическом лесу.
Томас подошел к ней, и она тотчас же оказалась в тепле его объятий.
— Не хочу больше тратить ни минуты па обсуждение герцогини! Достаточно уже того, что она не имеет никакого отношения к нам обоим. Надеюсь, мы ее больше никогда не увидим, — пробормотал он, стараясь найти у нее за ухом самое чувствительное местечко.
Амелия сделала слабое движение головой, стараясь отстраниться.
— Не пытайся меня отвлечь, Томас…
Ее фраза закончилась стоном, когда он чуть прикусил кожу ее шеи, а потом принялся ласкать это место языком.
Возможно, именно это побудило его до конца быть с ней откровенным.
— Клянусь тебе, она для меня ничего не значит. Ошибка юности, и ничего более. Я не видел ее добрых семь лет после возвращения в Англию. Господи, Амелия, теперь-то ты должна знать, что я люблю тебя и только тебя!
У Амелии перехватило дух, и мысли о герцогине тотчас же вылетели у нее из головы. Изумленная, она смотрела на него, сомневаясь, правильно ли его расслышала. Потом он поцеловал ее, ввергнув в водоворот страсти. «О, Томас, я так сильно тебя люблю!» — хотелось ей сказать, но она не смогла произнести это вслух. Она отдалась его поцелуям, его прикосновениям и обещаниям большего. И решила, что скажет ему о своей любви позже. Да, очень скоро. Возможно, когда он перестанет ее целовать.