Карета подкатила к дому, в котором жил Алекс, и они прервали разговор. Алекс был этому рад, поскольку тема разговора была ему неприятна. До этого момента он никому — даже самым близким друзьям — не рассказывал о причинах нелюбви отца. Радерфорд и Армстронг не раз спрашивали, почему Алекс и его отец чураются друг друга. Однако Алекс всегда обходил эти вопросы стороной. Но теперь он сам заговорил на эту тему с Шарлоттой, потому что его распирала гордость. Его душа ликовала: Алексу удалось доказать отцу, что он был не прав в своих подозрениях.
Когда они вошли в вестибюль, лакей принял их верхнюю одежду.
— Я сам уложу сына в постель, — поспешно сказал Алекс Шарлотте, предваряя ее вопросы.
Шарлотта как будто хотела что-то возразить, но сдержалась.
— Как тебе будет угодно.
Николас проснулся, когда Алекс начал раздевать его. С полузакрытыми глазами он сонным голосом спросил, где мама. Алекс улыбнулся Николасу и сказал, что сам уложит его в постель, а затем порылся в ящиках комода и нашел ночную рубашку сына.
Через десять минут Алекс вышел из комнаты, убедившись, что Николас уснул, укрывшись теплым одеялом. В детстве его всегда укладывала спать няня. Но Алекс хотел быть образцовым отцом и не повторять ошибок герцога. Мать, хотя и любила Алекса, не могла перечить супругу.
Было десять часов вечера. Обычно Алекс отходил ко сну поздно, но сегодня он решил лечь спать пораньше. День был трудным, насыщенным событиями. Кроме того, ему не хотелось вечером столкнуться нос к носу с Шарлоттой. Она прекрасно выглядела сегодня и была полна страсти. Стоило Алексу только поманить ее, и она оказалась бы в его объятиях. Шарлотта была для него огромным искушением, особенно сейчас, когда его гнев утих и враждебные чувства к ней почти иссякли.
Поднявшись в свою спальню, Алекс сбросил сюртук и стал расстегивать жилет. В этот момент раздался стук в дверь. Это не дворецкий, стук был более тихим и робким.
Алекса охватило беспокойство. Он застыл, надеясь, что нарушитель его спокойствия — кто бы он ни был — уйдет, не услышав ответа. Однако стук раздался снова, на этот раз громче.
— Алекс, ты не спишь? — донесся из-за двери женский голос.
Шарлотта! Меньше всего на свете он хотел бы видеть ее сейчас.
— Шарлотта, я ложусь спать! — крикнул Алекс, надеясь, что его тон отобьет у нее охоту разговаривать с ним.
— Пожалуйста, я хотела бы поговорить с тобой. Это не займет много времени. Можно, я войду?
От ее мягкого трепетного голоса у Алекса учащенно забилось сердце, а в крови вспыхнул огонь желания.
Алекс поспешно заправил рубашку в штаны, прежде чем пойти открыть дверь. Увидев Шарлотту, он чуть не застонал.
Она была одета в темно-синий шелковый халат, стянутый на талии поясом. Ее распущенные волосы золотистым потоком падали на спину и плечи. Она выглядела юной, хрупкой и очень серьезной. И красота могла бы соблазнить самого дьявола, не говоря уже о простом смертном.
«Если я снова клюну на нее, то окончательно потеряю разум», — пронеслось в голове Алекса.
Он прошел через ад, едва не погиб от тоски по ней и теперь, глядя в ее голубые глаза, думал, что вряд ли выживет, если она снова ввергнет его в пучину страданий.
— Алекс, я подумала, что мы могли бы продолжить прерванный разговор.
В ее голосе звучала неуверенность. Она не знала, как он воспримет ее слова.
Алекс вновь ощутил возбуждение, которое ему удалось подавить после поцелуя в доме отца. Он ненавидел свои инстинкты, свою реакцию на Шарлотту, ненавидел себя за то, что хотел ее и ничего не мог с этим поделать. Алекс знал, что если позволит себе забыть ту боль, которую она ему причинила, если снова поверит ей, то повторит ошибки прошлого.
Но они будут жить под одной крышей, поэтому Алексу придется бороться со своими слабостями.
— Мы можем поговорить здесь, — сказал он, открыв дверь в смежную комнату, где находилась небольшая гостиная.
Надо было держаться подальше от кровати, которая занимала половину спальни. На губах Шарлотты заиграла легкая улыбка, а в глазах появилось выражение облегчения. Алекс снова испытал сильнейшее возбуждение, от которого у него мурашки побежали по коже. Была бы его воля, он запретил бы Шарлотте улыбаться. Алекс живо припомнил, какими улыбками она одаривала его много лет назад. Это были смущенные, застенчивые улыбки, которые постепенно превращались в страстные, чувственные. Он наслаждался, упивался ими, потому что они были обращены только к нему.
Алекс понимал, что не должен потакать Шарлотте в ее желании близости. Впрочем, поцелуи были вполне допустимы в их семейной жизни, они щекотали им нервы и создавали у Николаса впечатление, что родители испытывают нежность друг к другу. Но более смелые ласки были недопустимы и шли во вред Алексу.
В комнате стоял полумрак, и лишь сквозь проем открытой двери падал свет от горевшего в спальне камина. Алекс зажег бра, висевшее на стене, и газовую лампу на столике. Шарлотта села на диван, и при этом шелковая ткань халата соблазнительно обтянула ее бедра.
Алекс нервно сглотнул и поспешно перевел взгляд на ее лицо.
— Почему твой отец считает, что ты не его сын? — спросила Шарлотта.
Ах вот она о чем! Алекс уже забыл их разговор в экипаже.
— Посмотри на меня, — сказал он, опускаясь в полукруглое кресло, и расстегнул две верхние пуговицы на жилете. — Мои родители светловолосы, как и мой брат. Я родился смуглым, с темными волосами, и отец обвинил маму в прелюбодеянии.
— И что же на это сказала твоя мать?
— Мать отрицала его обвинения. Она сказала, что в ее роду были черноволосые смуглые ирландцы.
— Но он ей не поверил, — тихо промолвила Шарлотта, и в ее глазах отразилось сочувствие к свекрови.
— Нет, не поверил.
Алекс один-единственный раз обсуждал этот болезненный вопрос с матерью. Когда ему было семнадцать лет, герцогиня наконец открыла причину раздоров между ней и супругом. И эта причина объяснила Алексу, почему отец не любит его.
— А ты когда-нибудь сомневался в том, что твоя мать говорит правду?
Этот вопрос поставил Алекса в тупик. У него не было готового ответа на него. Он любил свою мать. Она была единственным лучиком света в его детстве, единственным другом и защитником — до тех пор, по крайней мере, пока он не встретил Армстронга. Она никогда не лгала ему. И все же порой Алекс спрашивал себя: а что, если герцог действительно не его отец? Более того, он желал, чтобы это было правдой.
— Да, — честно ответил он, — это происходило в те моменты, когда я смотрел на них троих — отца, мать и брата. Брат был так похож на отца, что у герцога не могло возникнуть и тени сомнения относительно своего отцовства. Герцог — жесткий человек, и я часто думал, что мама могла устать от него. Она могла найти любовь и ласку где-то на стороне. И я не стал бы винить ее за это.
Шарлотта кивнула:
— Значит, сходство Николаса с твоим братом явилось для герцога доказательством того, что ты — его сын?
— Да.
Это не только убедило герцога в своем отцовстве, но и устранило все сомнения самого Алекса на этот счет. Впервые за тридцать четыре года своей жизни Алекс почувствовал себя полноправным членом семьи и законным Наследником титула герцогов Гастингс. Он не скрывал, что испытывает чувство облегчения, неопределенность своего положения угнетала его.
— Теперь вы оба — и ты, и герцог — убедились в своем отцовстве, — сказала Шарлотта.
Алекс кивнул.
— Я рада за тебя, — продолжала она, испытывая зависть.
Сама Шарлотта мало знала о своем происхождении. Алекс пристально посмотрел на нее, как будто стараясь прочитать ее мысли.
— Ты сейчас подумала о своей матери?
Шарлотта потупилась. Они никогда раньше не говорили о ее происхождении. Может быть, это шанс все объяснить ему? Но будет ли он ее слушать?
— Да.
— Тебе жаль, что ты не помнишь ее?
У Шарлотты перехватило горло, и на глаза навернулись слезы.
— Да, мне бы очень хотелось иметь о ней хоть какие-нибудь воспоминания.
И это было правдой. Но если бы ее мать была жива, жизнь Шарлотты сложилась бы совсем по-другому. Она и Кейти так и не познакомились бы с Джеймсом. Шарлотта не встретила бы Алекса, и у нее не было бы Николаса.
На мгновение Шарлотте показалось, что Алекс хочет продолжить расспросы, но, видимо, он передумал. Алекс молчал, глядя на всполохи огня в камине в соседней комнате. В этот момент он выглядел одиноким и беззащитным.
— Алекс, — тихо окликнула его Шарлотта.
Он повернулся к ней.
— Я же люблю тебя, — неожиданно призналась она, открывая ему свое сердце. Ей хотелось, чтобы он знал, что ее чувства к нему не изменились. — Поверь, я не хотела причинить тебе боль.
— Все, что случилось, осталось в прошлом. Былого нельзя ни вернуть, ни исправить, как бы нам этого ни хотелось, — сказал он, и в его глазах вспыхнул огонек.
Значило ли это, что Алекс стремился простить ее?
— Но мы не можем воскресить давно умершие эмоции, — продолжал он. — Наша любовь останется в прошлом.
Шарлотта прикусила губу, пытаясь унять душевную боль, которую причиняли ей его слова. В голосе Алекса сквозила горечь, и это свидетельствовало о том, что он стал к Шарлотте безразличнее. Она больше не вызывала в нем сильных эмоций — таких, как ярость или гнев. Шарлотта и не подозревала, что ей когда-нибудь будет приятнее видеть его в гневе, чем улавливать в его голосе горечь и сожаление. Лучше бы Алекс бушевал и злился на нее, чем выказывал полное равнодушие.
Но он все еще испытывал к ней половое влечение и не мог этого скрыть. Возможно, физическая близость спасет их фиктивный брак.
— Я хочу родить еще одного ребенка, — сказала Шарлотта. Она была уверена, что, если Алекс даст ей шанс, она сумеет снова пробудить в нем прежние чувства.
Алекс оцепенел.
— Еще одного ребенка? Но я, по-моему, ясно изложил свою позицию на этот счет.
Не столько его слова, сколько тон, которым они были произнесены, был для Шарлотты как удар наотмашь. Резкий удар, который ранил не тело, а душу.
— Но если мы хотим вести семейную жизнь…
— Боже мой, Шарлотта, не требуй от меня этого. Даже если бы мы вступили в супружеские отношения, боюсь, твоя беременность стала бы для меня тяжелым напоминанием о том, чего я был лишен долгие годы, и это вызвало бы у меня новую волну обид и возмущения.
Как ни трудно было Шарлотте слышать все, что он говорил, нотки тоски в его голосе все же заронили в ее душу надежду на лучшее. Может быть, сегодня вечером они смогут начать все сначала? Но для этого нужно, чтобы Алекс узнал всю правду.
— О, если бы ты только выслушал меня…
Алекс резко вскочил на ноги.
— День был трудным, я устал! — воскликнул Алекс, и Шарлотта поняла, что он пытается замкнуться в своей скорлупе.
Алекс вновь надел маску безразличия, его губы были плотно сжаты, глаза прищурены. Выражение его лица казалось непроницаемым. Шарлотта увидела перед собой свое будущее, жизнь с человеком, у которого пустой, равнодушный взгляд. Грядущее представилось ей в образе засушливой пустыни, настоящей Сахары. Ни тепла, ни ласки.
Шарлотта встала и в упор посмотрела на Алекса.
— Ты не хочешь выслушать меня, потому что тебе удобнее цепляться за свои обиды, и я тебя, в общем-то, понимаю. Но такая позиция не сулит добра ни тебе, ни мне, а главное, она не идет на пользу нашему сыну. Ты можешь не верить мне, Алекс, но я даю честное слово, я покинула тебя потому, что очень сильно любила. Я уехала, чтобы избавить тебя от больших неприятностей, от унижения и скандала. Избавить не только тебя, но и твоих родителей.
Густые черные ресницы Алекса дрогнули, губы сжались еще плотнее. Казалось, его раздирали противоречивые эмоции. В душе Алекса шла внутренняя борьба. Наконец он вздохнул, как человек, признающий свое поражение.
— Ладно, говори. Но учти, это будет единственная возможность оправдаться.
У Шарлотты отлегло от сердца.
— Может быть, присядем?
Коротко кивнув, Алекс снова опустился в кресло, а Шарлотта заняла свое место. Он был суров и неприступен, как скала. В его взгляде сквозил вызов. Шарлотта должна была убедить его в том, чему он уже загодя не верил.
Чувство облегчения в душе Шарлотты сменилось нервозностью. Поймет ли ее настроенный предвзято Алекс, согласится ли он с ее доводами?
— За несколько месяцев до свадьбы, — начала Шарлотта, собравшись с духом, — Кейти и я стали общаться с женщиной по фамилии Хенли. Она написала, что была знакома с нашей матерью, и выразила желание встретиться с нами. Мы встретились с ней в Чипсайде, поскольку она не хотела, чтобы кто-нибудь видел нас вместе. При встрече мы поняли, почему она назначила свидание именно в этом районе города. Миссис Хенли была простолюдинкой, она когда-то работала судомойкой в доме графа Форсайта. Именно там она познакомилась с нашей бабушкой. — Шарлотта глубоко вздохнула, а потом сделала нелегкое признание: — Наша бабушка была служанкой.
Она помолчала, дожидаясь, когда смысл ее слов дойдет до сознания Алекса. Однако, казалось, ее откровения ничуть не тронули его.
— Миссис Хенли и бабушка вместе работали на кухне. В то время им обеим еще не было и восемнадцати лет. По словам миссис Хенли, среди слуг ходили слухи, которые, впрочем, не получили какого-либо вещественного подтверждения, что наша бабушка родилась в результате насилия, учиненного одним из друзей графа Форсайта. Это произошло в его доме во время одного из званых вечеров. Существуют предположения, что этим другом был покойный виконт Рэдклиф.
Шарлотта впервые рассказывала историю своей семьи. Она и не предполагала, что это будет причинять ей такую боль.
— Наша бабушка была очень красивой, и сын графа положил на нее глаз. Вскоре он сделал ее своей любовницей, и она забеременела. Когда родилась наша мама, лорд Форсайт разрешил бабушке оставить ее в доме. Они жили при кухне. В восемнадцать лет мама познакомилась с нашим отцом. Когда она забеременела, молодой граф как раз обзавелся семьей, и новая графиня уволила маму без предварительного уведомления и рекомендаций.
Шарлотта перевела дыхание. Самая трудная часть рассказа осталась позади. Алекс не выражал никаких эмоций. Он слушал ее с невозмутимым видом.
— Так в чем же дело? — спросил он. — Ты сделала открытие, что в твоих жилах течет кровь недостаточной голубизны?
— Дело вовсе не в этом, — снова начала Шарлотта, но на этот раз Алекс не стал ее слушать.
— И ты решила, что твое низкое происхождение будет иметь для меня какое-то значение? — продолжал он более жестко. — Что я узнаю о нем и брошу тебя?
— Нет, — запротестовала Шарлотта.
— Тогда что же случилось?
— Я получила письмо.
— Какое еще письмо?
— За два дня до свадьбы я получила письмо с угрозами обнародовать правду о личности моей матери, если я выйду за тебя замуж.
Ну вот и все. Теперь Алекс знал правду, которую она скрывала на протяжении многих лет. Он долго молчал, и Шарлотте показалось, что это томительное молчание длилось целую вечность.
— И где же это письмо? — наконец снова заговорил Алекс.
Вопрос застал Шарлотту врасплох.
— Я… я не сохранила его. Я его уничтожила.
Мысль о том, что письмо может попасть кому-то в руки, заставила Шарлотту сразу же после прочтения сжечь его.
— И ты поверила каждому слову этой миссис Хенли?
— Да, я ей поверила. И Кейти тоже. Она о нас знала все. Ей было известно, где мы поселились после смерти матери. Она знала, в каком пансионе мы учились. Она следила за нашей судьбой, потому что наша мать была для нее как дочь. Миссис Хенли помогла бабушке растить ее. Если бы ты видел ее, ты бы не усомнился в ее словах.
— А она предъявила вам хоть какие-то доказательства?
Шарлотта кивнула.
— Миссис Хенли показала нам хранившуюся у нее миниатюрную копию нашего детского портрета, который был написан перед нашим поступлением в пансион. Ты видел оригинал, который висит в галерее в доме Джеймса. Миссис Даблтри, директриса пансиона, обнаружила это полотно на чердаке школы и передала его Джеймсу, который, конечно же, оплатил доставку.
— О Господи, Шарлотта, почему ты не пришла ко мне с этим письмом?
— Если бы я пришла к тебе…
— Я бы положил конец этому безумию!
Алекса охватил гнев.
— Она погубила бы нас, — с сокрушенным видом промолвила Шарлотта.
— Она? Так ты знаешь, кто написал это письмо?
— Думаю, это была мать Джеймса, вдовствующая графиня. Она всегда ненавидела нас с сестрой.
— Но тогда я не вижу смысла в ее действиях. Если она могла скомпрометировать тебя, то почему не сделала этого сразу? Зачем ей нужно было разлучать нас с помощью угроз? Графиня не испытывала ко мне особой любви.
— Я не знаю точно, что двигало ею, но думаю, она просто хотела причинить мне боль, помешать моему счастью. Если бы я выходила замуж не за маркиза, а за местного мясника, то, уверена, она и тогда попыталась бы расстроить свадьбу.
— Но если графиня могла погубить вашу репутацию раз и навсегда, почему она этого не сделала?
— Я полагаю, она не хотела причинять боль своим сыновьям. На мой взгляд, она стремилась лишить нас с Кейти счастья, места под солнцем, но так, чтобы Джеймс и Кристофер не поняли, откуда ветер дует.
Алекс тяжело вздохнул.
— А когда ты поняла, что ждешь ребенка? — спросил он.
— Только после того, как прибыла в Америку. Если бы я узнала об этом раньше, то вряд ли отважилась бы на столь далекое путешествие. На корабле меня сильно тошнило, но я списывала это на приступы морской болезни. Раньше я никогда не путешествовала на корабле. И, лишь добравшись до Нью-Йорка, я поняла, в чем дело.
Шарлотта вспомнила тот ужас, который охватил ее, когда она поняла, что беременна. Устроиться в чужой стране без всякой поддержки было само по себе очень сложно, но теперь ко всем ее заботам прибавились еще хлопоты, связанные с предстоящими родами. Трудности казались порой непреодолимыми. Но ей помогала Джиллиан, а вскоре в ее жизни появился Лукас.
— Ты должна была прийти ко мне и все рассказать. — Алекс произнес эти слова так жестко, что Шарлотта чуть не расплакалась.
— Я не могла рисковать. На кон была поставлена твоя репутация, твоя судьба. Твои родители не скрывали своей неприязни ко мне. Джеймс приложил массу усилий, чтобы светское общество приняло меня и Кейти, хотя лондонская знать так и продолжала смотреть на нас свысока. Крах нашей репутации мог бы отрицательно сказаться на добром имени не только Джеймса, но и твоей семьи.
Алекс резко поднялся и, нервно проведя рукой по волосам, обошел кресло.
— Ты боялась моей реакции? — спросил он, повернувшись к Шарлотте. — Ты думала, что я отвергну тебя?
Шарлотта решила быть с ним до конца честной.
— По правде говоря, в душе я опасалась, что ты изменишь отношение ко мне после того, как узнаешь правду о происхождении моей матери. И даже если сначала ты не придал бы этому значения, впоследствии это могло бы стать ахиллесовой пятой нашего брака. Я боялась, ты станешь сожалеть о том, что слишком дорого заплатил за наш брак. О, Алекс, если бы твоя любовь начала умирать у меня на глазах, я не вынесла бы этого!
После этих слов в комнате воцарилась тишина. Шарлотта не смела взглянуть на Алекса. Она боялась увидеть боль в его глазах.
— Значит, вот какого мнения ты обо мне! — наконец снова заговорил он. — Ты думаешь, что я способен бросить тебя в трудную минуту. Что моя любовь мимолетна, что обстоятельства, которыми мы не в силах управлять — происхождение родителей, например, или образ жизни наших предков, — могут заставить меня отказаться от тебя?
Алекс почувствовал, как его сердце пронзила острая боль. Он любил Шарлотту, а она не доверяла ему! Она не верила, что вместе с ней он может преодолеть все невзгоды и трудности на жизненном пути. И поэтому она бросила его, украла у него пять лет жизни, поскольку все это время скрывала от него существование ребенка.
— О, Алекс…
Шарлотта встала и протянула руку, чтобы дотронуться до него. Но Алекс резко отпрянул. Он не доверял себе, боялся, что стоит только Шарлотте коснуться его, как он сожмет ее в своих объятиях. Нет, Алекс не желал играть с огнем, который мог опалить его своим пламенем.
— Я испугалась и хотела сделать так, чтобы всем было хорошо. Я думала, что бегство — это лучший выход из сложившейся ситуации. Ты понимаешь, в каком положении я оказалась?
Алекс понимал, что Шарлотта находилась в страхе и в ужасе. Но зачем надо было уезжать из Англии? Почему Шарлотта не сообщила ему о рождении ребенка?
— Я понимаю, что тебе нужно было мгновенно принять решение и стремительно действовать, но как можно объяснить пять лет, в течение которых ты жила за океаном?
Если бы она вернулась через два года, он простил бы ее — такова была глубина его боли и любви. Если бы разлука длилась три года, Шарлотта застала бы Алекса на грани самоуничтожения и стала бы для него спасительным оазисом. На четвертый год он наконец обрел ясность мысли и контроль над собой. Тогда Алекс отказался от алкоголя, и боль утраты нахлынула на него с новой силой. В тот момент Шарлотта стала бы для него панацеей от всех страданий. Но в прошлом году он наконец признался себе, что его любовь умерла. И сейчас ее было уже не воскресить.
— Ты могла бы написать мне, и я отправился бы к тебе на первом же корабле, отплывающем в Америку. Я бы отдал за тебя все это, если бы потребовалось! — воскликнул Алекс и обвел рукой свои роскошно обставленные покои.
Кровь отхлынула от лица Шарлотты, она смертельно побледнела. В глазах появилось затравленное выражение. Казалось, она готова расплакаться. Одна слезинка покатилась по ее щеке, и Шарлотта смахнула ее сердитым жестом.
— Алекс, я тебя слишком сильно любила, чтобы требовать этого, — промолвила она.
Ее душили слезы, и голос звучал сдавленно. Еще одна слеза покатилась по щеке, но Шарлотта не стала смахивать ее, и она упала с подбородка на устилавший пол ковер и исчезла без следа, словно никогда не существовала. Шарлотте было жаль, что чувства не ведут себя так, как слезы. Они имеют свойство менять жизнь, окрашивать в свои цвета все, чего касаются.
— Тебе не пришлось бы ничего требовать.
Алекс не раздумывая отдал бы за нее жизнь.
Шарлотта на секунду закрыла глаза и глубоко вздохнула.
— Я думала, что ты поймешь меня, учитывая твой опыт отношений с отцом. Представь себе, что было бы со мной и Кейти, если бы правда о происхождении нашей матери стала известна в обществе? Несмотря на все усилия Джеймса оградить нас от нападок, все знают, что мы внебрачные дети его отца. Как люди стали бы относиться к нам, узнай они позорную правду? И как все это повлияло бы на нашу судьбу? Наш позор пал бы и на наших детей… — глотая слезы, сказала Шарлотта. — Вот что было бы, если бы я вышла за тебя замуж.
Алекс не знал, что делать. Сначала он хотел обнять Шарлотту, утереть слезы, успокоить ее, поцеловать. Но при мысли о том, чего она лишила его, в нем закипал гнев. Как могла она распорядиться их общей судьбой без его ведома? Более того, Шарлотта, судя по всему, не раскаивалась в содеянном.
Вместе с тем надо было учесть, что она приняла решение уехать много лет назад. Шарлотта выбрала свой путь, но это ничего не изменило в настоящем.
— Ладно, что было, то было. Прошлого не изменить, мы должны двигаться вперед, — сказал Алекс.
Он слышал тиканье каминных часов, доносившееся из спальни. Оно напоминало, что время не стоит на месте, оно движется вперед и им надо идти с ним в ногу.
По лицу Шарлотты ручьем текли слезы. Алекс терпеть не мог, когда она плакала. Он не выносил даже слез радости. Когда он видел заплаканное лицо Шарлотты, у него все внутри переворачивалось. Он любил осушать слезы губами.
Алекс сходил в спальню, принес носовой платок с вышитой на нем монограммой и протянул его Шарлотте. Она взяла платок и стала вытирать слезы. Закончив, Шарлотта не вернула его Алексу. Она сжимала этот кусочек ткани в руке так, словно он был ей бесконечно дорог.
— И как же мы будем двигаться вперед? — спросила она.
Алекс уловил нотки надежды в ее голосе.
— То, что я узнал правду, не может изменить моих чувств к тебе, — сказал он. — Впрочем, нет, я неправильно выразился. Ты сказала мне то, что я жаждал услышать, и гнев, который я испытывал к тебе, утих. Но это не значит, что мы с тобой сблизились, мосты, связывавшие нас когда-то, сожжены. Мои былые чувства к тебе умерли.
И это не было абсолютной ложью.
Голубые глаза Шарлотты потемнели от боли. Она застыла, как каменное изваяние, с выражением муки на лице, а потом медленно подняла голову и взглянула на Алекса. Шарлотта прочитала в его глазах то, чего не видела прежде.
— Не говори, что нет никакой надежды вернуть былые чувства. Ты все еще хочешь меня, хотя я знаю, что это тебе не нравится.
— Я хочу тебя, но это не имеет ничего общего с любовью, — ровным голосом промолвил Алекс, хотя в душе бушевала буря эмоций.
Кровать стояла всего лишь в двух десятках метров от того места, где они сидели, окутанные соблазнительным мраком ночи. Как, казалось бы, легко и просто было утолить жажду страсти, накопившейся за долгие годы разлуки!
— А мне больше ничего и не нужно от тебя, кроме близости, — сказала она голосом прельстительной сирены.
Алекс почувствовал возбуждение, его член налился силой. Он отошел в угол комнаты, моля Бога о том, чтобы Шарлотта не приближалась к нему. Ему надо бороться с безудержным физическим влечением к ней. А пока он не поборол свою слабость, им нельзя встречаться в спальне, в опасной близости от кровати.
— Думаю, нам пора пожелать друг другу спокойной ночи. Спокойной ночи, леди Эйвондейл.
— Я хочу большего от нашего брака, — заявила Шарлотта, с пылающим взглядом поигрывая концами пояса халата.
Шелковая ткань скользила между ее тонких пальцев, и это зрелище было чувственным, эротичным.
Алекс почувствовал, что его член затвердевает и встает. Кашлянув, он отвел глаза в сторону и уставился невидящим взором на висевшую позади Шарлотты картину со сценой охоты.
— Жизнь научила меня, что наши желания не всегда исполнятся, — сказал Алекс, почувствовав, что к нему возвращается самообладание. — Порой мы не можем получить то, чего хотим. Я хотел быть тем человеком, у которого ты искала бы поддержки в трудную минуту. Я хотел нянчить сына со дня его рождения. Я хотел услышать его первые слова и увидеть, как он сделал первый шаг. Я хотел, чтобы все эти годы ты была со мной.
Пальцы Шарлотты замерли, и Алекс заметил, что ее губы дрожат. Верхняя губа Шарлотты была ярко-розовой и имела форму изогнутого лука, а нижняя — пухлой, манящей. Алекс остановил взгляд на ее округлом подбородке, опасаясь переводить его на грудь и бедра.
— Алекс…
— Я горжусь тем, что способен учиться на своих ошибках, — перебил он ее. — Это залог того, что я никогда снова не совершу их. Однажды я уже впустил тебя в свое сердце, больше это не повторится.
Эти слова он твердил себе много раз после ее возвращения.
Боль затуманила ее взор. У Алекса перехватило дыхание. Этот разговор потребовал от него больше сил, чем он ожидал. О Боже, только бы она снова не заплакала! Алекс чувствовал, что не вынесет ее слез. Кроме того, возбуждение не спадало, изводя его тело.
— Прости, Алекс, мне очень жаль. Ты и представить себе не можешь, как сильно я сожалею… Но я обещаю, что больше никогда не покину твое сердце, если ты однажды снова ненароком распахнешь его, — тихо сказала она и выскользнула из комнаты, как тень.
Потрясенный Алекс долго стоял в гостиной, борясь с возбуждением. Он знал, что сегодня ему предстоит провести бессонную ночь.