Часть I

Хижина в горах

Итиро проснулся от надоедливого птичьего гомона Уже совсем рассвело. Три голубых луча света пробились сквозь щель в углу хижины. Вспыхнув над головами братьев, они высветили ножи, висевшие на тростниковой стене хижины.

В центре на полу ярко горело полено. Дым окрашивал лучи света в сизый цвет, клубился, принимая причудливые формы, и растворялся в солнечном свете.

— Ого! Да уже день! — пробормотал себе под нос Итиро и оглянулся на младшего брата Нарао.

Тот сладко спал, приоткрыв рот. Щеки у него раскраснелись, как наливные яблочки. Из-под губы виднелись белые зубки, и Итиро, не удержавшись, щелкнул по ним ногтем.

Не открывая глаз, Нарао сморщился, вздохнул и снова заснул.

— Вставай, Нарао, уже утро. Просыпайся. — Итиро принялся тормошить брата.

Нарао опять недовольно поморщился, что-то пробормотал себе под нос, и, наконец, приоткрыл глаза. А потом удивленно пробормотал:

— Ой, да мы же в горах…

— Ночью… хотя нет, ближе к утру, очаг погас. Помнишь? — спросил Итиро.

— Не-а.

— Холодно стало — страсть! Отец проснулся и раздул огонь.

Нарао ничего не ответил, словно мысли его витали где-то далеко-далеко.

— Отец уже работать пошел. Ну-ка, вставай.

— Ладно.

Братья выбрались из-под крохотного одеяла, которым вместе укрывались ночью, а затем подсели к огню. От дыма глаза Нарао заслезились, он принялся их тереть, а Итиро, как завороженный, уставился на огонь.

За оконцем грохотал горный поток, птицы неугомонно щебетали.

Внезапно ослепительный золотистый солнечный свет хлынул прямо под ноги Итиро. Братья подняли головы. На пороге распахнувшейся двери стоял отец, его силуэт темнел на фоне белого, искрящегося холодным отблеском горного снега.

— Ну что, проснулись? Ночью не замерли?

— Нет.

— Огонь все время гас. Дважды пришлось вставать, чтобы раздуть. Прополощите рот. Завтрак готов. Нарао!

— Да!

— И где тебе больше нравится, в горах или дома?

— В горах. В школу не надо ходить.

Приподнимая крышку кастрюли, отец рассмеялся. Итиро встал и вышел из хижины. За ним последовал Нарао.

Какая же вокруг красота! Блестящее небо залито синим светом, и синева его словно плещется в глазах братьев… А если взглянуть прямо на солнце, то его свет рассыпается по всему огромному небу оранжевыми и зелеными блестками, похожими на драгоценные камни. А зажмуришься от слепящих лучей, так в сине-черной тьме все равно сияет отблеск прозрачно-голубой синевы. Вновь распахнешь глаза — и видишь, как в синем небе кружатся мириады солнечных точек, цвета золота и колокольчиков.

Итиро подставил руки под желоб с водой. От самого его края почти до земли свесилась огромная сосулька. Прозрачная вода искрилась на солнце, от нее поднимался пар, отчего она казалась теплой, хотя на самом деле была обжигающе-ледяной. Итиро быстро прополоскал рот и плеснул воды в лицо.

Руки у него совсем замерзли, и он протянул их к солнцу. Но пальцы прямо заледенели, и он прижал их к горлу.

Нарао последовал примеру старшего брата и принялся умываться, но тоже быстро закоченел. От холода руки Нарао покраснели и опухли. Итиро подскочил к нему, сжал в своих руках его мокрые красные пальчики, пытаясь отогреть их.

Затем мальчики вернулись в хижину.

Отец смотрел на огонь и о чем-то думал. Кастрюля на огне тихонько булькала.

Братья сели.

Солнце поднялось высоко, и три синих солнечных луча падали уже почти вертикально.

Снежная шапка на горе напротив словно парила в небе. Стоило посмотреть на нее — и мысли тоже уносились далеко-далеко.

Вдруг на самой ее макушке появилось какая-то смутная белесая тень — не то дым, не то туман. Потом послышался пронзительный, словно пение флейты, звук.

Вдруг Нарао, опустив уголки рта, скривил личико и разревелся. Итиро посмотрел на него с. каким-то странным выражением:

— Что случилось? Захотелось домой? — спросил отец, но Нарао, прижав ладошки к лицу, ничего не ответил и зарыдал еще горше.

— Да что с тобой, Нарао? Живот разболелся? — спросил Итиро, но Нарао молча плакал.

Отец встал, дотронулся рукой до лба Нарао, а затем прижал его голову к себе.

Постепенно рыдания затихли, мальчик только тихонько всхлипывал.

— Отчего ты плакал? Тебе захотелось домой? Скажи мне, — спросил отец.

Нет, — Нарао покачал головой, продолжая всхлипывать.

Что-то болит?

Нет.

— Ну, тогда что же ты плачешь? Мужчины не должны плакать.

— Мне страшно, — наконец ответил Нарао и снова расплакался.

— Отчего тебе страшно? И папа твой здесь, и братец, и день такой светлый… Чего ты боишься?

— Мне страшно…

— Чего?

— Ветра Матасабуро. Он со мной говорил…

— Что он тебе сказал? Матасабуро вовсе не страшный. Что такого он сказал?

— Папочка, он сказал, что меня оденут в новое кимоно, — Нарао вновь расплакался.

Итиро почему-то вздрогнул. Однако отец рассмеялся.

— Ха-ха-ха! Этот Матасабуро дельную вещь сказал. Наступит апрель, купим тебе новое кимоно. Разве стоит из-за этого плакать? Ну, успокойся, успокойся, — повторил Итиро, заглядывая ему в лицо.

— Он еще кое-что сказал, — добавил Нарао, потирая покрасневшие, опухшие от слез глазенки.

— Что?

— Что мама положит меня в воду и помоет.

— Ха-ха-ха! Вот это соврал так соврал! Нарао уже большой и моется сам! Этот ветер Матасабуро известный лгун. Не плачь, не плачь.

Отец побледнел, но притворился, что и ему смешно, а у Итиро сжалось сердце, и он не смог рассмеяться. Нарао продолжал плакать.

— Давай поедим, хватит плакать!

Но Нарао все тер глаза, которые покраснели и заплыли от слез.

— А еще он сказал, что все пойдут меня провожать, — добавил он.

— Пойдут провожать? Конечно, так и будет! Вот вырастешь большой и куда-нибудь поедешь, все непременно пойдут тебя провожать. Да твой Матасабуро наговорил тебе кучу приятных вещей! Только хорошее! Не плачь, ну, не плачь же. Настанет весна, поедем в Мориоку, на праздничное представление. Не плачь.

Итиро стал бледным как полотно, и, не отрываясь, смотрел на огонь, на который падали солнечные лучи, потом сказал.

— Да не бойся ты этого Матасабуро! Вечно всякую чушь несет, только людям голову морочит.

Нарао перестал рыдать и только всхлипывал. Он все тер глаза, размазав по лицу черную угольную пыль, и стал похожим на маленького барсучонка.

Отец рассмеялся:

— Ну-ка, давай лицо умоем, — сказал он, вставая с места.

 

Часть II

На перевале

Минул полдень. Шум реки, доносившийся до хижины, изменился. Поток журчал теперь тепло и спокойно. Возле дверей хижины отец разговаривал с человеком, который привел лошадь, чтобы отвезти в деревню уголь. Они беседовали долго. Затем покупатель принялся навьючивать мешки. Братья вышли на улицу, чтобы поглазеть на лошадку.

Она аппетитно жевала сено, грива у нее была светло-коричневая и кудрявая, а глаза огромные-преогромные. В них отчетливо отражались отцовские кирки и мотыги, стоявшие рядом. Вид у нее был какой-то несчастный.

Отец сказал братьям.

— Мальчики, вам придется вернуться домой с этим человеком. Он как раз идет в сторону Нараханы. Если в следующую субботу будет хорошая погода, я загляну домой.

И действительно, назавтра, в понедельник, надо было идти в школу.

— Хорошо отец, мы идем, — отозвался Итиро.

— Вот и славно. Вернетесь домой, скажите маме, чтобы как можно скорее послала мне с кем-нибудь большую пилу. Смотрите, не забудьте. Дойдете до дома часа через полтора, даже если не будете торопиться, так что, к половине четвертого доберетесь. И запомните, снег есть нельзя, даже если очень захочется пить!

— Хорошо, — кивнул Нарао.

Он уже совершенно успокоился и подпрыгивал от нетерпения.

Покупатель погрузил мешки с углем на спину лошади, прикрутил их веревкой и сказал:

— Можно трогаться в путь. Может, дети пойдут впереди? — просил он отца.

— Пусть следом идут. Ну, полагаюсь на вас! — ответил отец с улыбкой и поклонился.

— Тогда пошла, милая, — покупатель потянул повод, «динь-динь» зазвенел колокольчик, и лошадь, опустив голову, тронулась с места.

Итиро велел братишке идти впереди, а сам пошел за ним. Дорога была замерзшая, идти было легко, а небо отливало такой нестерпимой синевой, что становилось даже немножко страшно.

— Смотри, какие ягоды на дереве висят, — вдруг воскликнул Нарао.

Итиро шел позади и не расслышал.

— Что? — переспросил он.

— Вон, на том дереве, посмотри! — повторил Нарао.

Итиро пригляделся. И впрямь, у подножья скалы стояло дерево, с его ветвей огромными гроздьями свисали какие-то коричневые ягоды. Итиро засмотрелся на них. А затем припустил за лошадью, которая уже порядком ушла вперед. Хозяин лошади обернулся, укоризненно посмотрел на него и молча зашагал дальше.

Дорога была вся сплошь в ледяных кочках и выбоинах, лошадь то и дело спотыкалась. Нарао глазел по сторонам, поэтому тоже несколько раз чуть не упал.

— Смотри хорошенько под ноги, — выговаривал ему Итиро.

Как-то незаметно дорога отошла от реки и теперь вилась по холму, похожему на огромного слона. Вдоль дороги росли редкие каштаны, покрытые сухой листвой. В ветвях коротко прочирикала птичка и упорхнула. Солнечный свет побледнел, и снег казался теперь темнее, зато искрился гораздо ярче, чем прежде.

Зазвенел колокольчик, на дороге показались встречные путники, они вели под уздцы лошадей.

Подле покрытого красными плодами бересклета погонщики сошлись вместе. Лошадь, которая шла перед братьями, сошла с дороги и встала в снегу. Братья тоже по колено забрели в снег, чтобы уступить дорогу.

— Доброе утро!

— Доброе утро!

Поздоровавшись, погонщики прошли мимо. Однако последний из них задержался. Его лошадь тронулась было с места, но он крикнул ей: «Тпру», и она снова встала. Братья выбрались из сугроба на дорогу. За ними вернулась и лошадь их провожатого. Погонщики разговорились и все никак не могли остановиться.

Мальчики стояли и ждали, ждали… Потом им надоело ждать, и они решили потихоньку пойти вперед сами. До дома оставалось меньше одного ри, только перебраться через перевал. Небо стало немного хмуриться, но дорога шла прямо, поэтому Итиро решил, что ничего не случится, если они пойдут вперед. Провожатый бросил взгляд на удаляющихся мальчишек, но, видимо, собираясь вскорости тронуться следом, продолжил беседу.

Нарао хотелось поскорее попасть домой, поэтому он бодро шагал вперед. Итиро шел за ним, то и дело оглядываясь назад, но лошади, опустив головы, по-прежнему стояли в снегу, а погонщики оживленно обсуждали что-то, размахивая руками в белых рукавицах. Дорога круто пошла вверх в гору. Нарао то и дело упирался руками в колени, что-то приговаривая, будто баловался. Он забирался все выше и выше, Итиро шел следом за ним, тяжело вздыхая и приговаривая:

— Ничего себе, ну и крутизна.

Наконец Нарао выдохся, резко затормозил и обернулся назад. От неожиданности Итиро налетел на него.

— Что, устал? — переводя дыхание, спросил он у младшего брата.

Они обернулись назад. Дорога тонкой лентой уходила вниз, но ни людей, ни лошадей у подножья было уже не видно. Вокруг был один только снег. Небо плотно затянуло белыми облаками, солнце едва-едва пробивалось сквозь них и походило на большое серебряное блюдо. Покров снега стал совсем темным. На отлогих возвышенностях попадались островки каштанов и дубов. Пейзаж стал невыразимо унылым. Тут Нарао, увидев высоко в небе сокола, громко закричал.

— Гляди, гляди! Птица! — И засвистел.

Итиро промолчал. А потом сказал.

— Нужно скорее через перевал перебраться. Может снег пойти.

И впрямь в этот самый момент острый гребень горы, темневший на фоне белого неба, начал заволакиваться тучами. Посыпалась мелкая сухая снежная крупка.

— Нарао, давай, вставай быстрее. Снег пошел. Доберемся до верха, там дорога пойдет ровнее, — с беспокойством сказал Итиро.

Нарао, почуяв тревогу в голосе брата, засуетился и быстро-быстро стал карабкаться вверх.

— Ну, уж так-то не надо спешить! Все будет в порядке. Нам уже меньше ри осталось, — сказал Итиро, еле переводя дыхание.

Они продолжали карабкаться изо всех сил, даже в глазах потемнело. И впрямь следовало поторопиться: снег повалил так густо, что и в нескольких шагах уже ничего не стало видно. Он облепил братьев с головы до ног. Нарао расплакался и ухватился за брата.

— Нарао, что делать… давай вернемся, — совсем растерялся Итиро.

Но стоило ему посмотреть вниз, как мысль о возвращении тотчас отпала. Все внизу было пепельно-серым, словно там зияла темная дыра. По сравнению с этим мраком вершина призывно сияла светлой белизной, к тому же до нее было уже рукой подать. Стоит только добраться туда, как будет легче — дорога пойдет по плато, ровно и прямо. Там летают горные птицы и растут кусты, усыпанные красными и желтыми плодами.

— Ну же, осталось чуть-чуть. Давай! Дойдем до вершины, там и снега нет, и дорога прямая. Идем же! Ничего страшного. Скоро нас провожатый с лошадью догонит. Не плачь. Пойдем потихоньку, — сказал Итиро, заглянув в лицо Нарао.

Нарао вытер слезы и засмеялся. Снежинка, упав на щеку Нарао, сразу же растаяла, от этого у Итиро почему-то защемило сердце. Теперь Итиро пошел впереди. Дорога стала менее крутой, да и снег валил вроде не так густо. И все же снегоступы вязли в сугробах.

Они уже подходили к вершине гребня, по обеим сторонам дороги стали попадаться огромные черные валуны, покрытые снегом.

Мальчики молча брели, стараясь не поддаваться страху. Итиро потряс шарф и счистил с себя снег.

Наконец-то, вершина!

— Пришли, пришли. Дальше прямая дорога. Нарао!

Итиро обернулся и посмотрел на брата. Раскрасневшийся Нарао радостно смеялся, глубоко вдыхая ртом воздух. Мелкий снег по-прежнему сыпался сверху.

— Лошадь, наверное, уже на полпути к нам. Давай покричим.

— Давай.

— Раз-два-три. Эй-эй-эй!!!

Их голоса растворились в воздухе, они не услышали ни ответа, ни эха. Небо вдруг стало еще темнее, а снег закружился! еще быстрее.

— Пойдем дальше. Через полчаса будем уже внизу, — сказал Итиро и зашагал дальше.

Вдруг послышался свист, налетел порыв ветра. Снег, словно мука, сеял и кружился, не утихая ни на секунду, леденящий ветер задувал под полы пальто. Братья, закрыв лица руками, остановились. Ветер, казалось, снова утих, и они уже собрались продолжить путь, как налетел новый вихрь, еще сильнее прежнего. Ветер выл, как чудовищная флейта, поземка мела по земле, сбивая с ног.

То, что они приняли за вершину, оказалось совсем не вершиной. Нарао испуганно цеплялся за Итиро. Они еще раз оглянулись назад. Как только ветер затих, Итиро вновь двинулся вперед, но позади был сплошной мрак. Нарао лишь беззвучно плакал и, пошатываясь, плелся за братом.

Снега уже навалило по самые щиколотки. Кое-где образовались сугробы, и идти стало трудно. Но Итиро шел вперед, Нарао старательно ступал по его следам. Итиро то и дело оборачивался назад, но братишка отставал все больше и больше. Засвистел ветер, снег взметнулся вверх, Итиро приостановился, а Нарао мелкими шажками подбежал к брату и уцепился за него.

Они не прошли еще и половины перевала. Сугробы становились все выше, и дети вязли в снегу.

Перебираясь через один из сугробов, Итиро споткнулся и упал в снег. Сугроб оказался слишком глубоким — руки и ноги Итиро увязли в снегу, он с трудом поднялся, хрипло рассмеявшись, а Нарао от страха расплакался.

— Со мной ничего не случилось, Нарао. Не плачь, — сказал Итиро и вновь двинулся вперед.

Однако теперь в сугробе увяз Нарао. Он не смог выбраться, и, скорчившись, плакал. Итиро бросился к нему и вытащил из снега. Затем отряхнул его и спросил:

— Можешь идти? Осталось совсем немного.

— Да, — сказал Нарао, однако в глазах его стояли слёзы, губы кривились, и он остановившимся взглядом смотрел куда-то вперед.

Снег валил все сильнее, ветер дул все яростней. Братья побежали, но их сбивало с ног. То Итиро упадет, то Нарао. Они уже не разбирали, где дорога, а где снежная целина. А когда оба встали и пошли дальше, показался огромный черный утес, которого прежде на этом месте не было.

Снова подул ветер. Снег крутился, как пыль, как песок, как дым. Нарао даже закашлялся.

Но дороги не было. Они уткнулись в утес.

Итиро обернулся. Их следы четко отпечатались на снегу.

— Мы пошли не туда. Надо вернуться, — крикнул Итиро, резко схватил Нарао за руку и бросился было бежать, но почти сразу упал.

Нарао разревелся.

— Не плачь. Подождем, пока кончится метель. Только не реви, — сказал Итиро. Он остановился возле утеса, обняв Нарао.

Ветер завывал, как бешеный. Братья хватали ртом воздух, а снег все сыпался и сыпался на них.

— Не вернемся, мы никогда не вернемся, — сказал Нарао, плача. Его голос унес ветер. Итиро подтянул повыше шарф и крепко обнял брата.

Теперь мы умрем от снега и ветра, подумал Итиро. Четкие картины, будто высвеченные ярким фонарем, промелькнули перед его глазами. Однажды на Новый год их пригласили к родственникам и угостили мандаринами. Нарао поспешно запихнул в рот один мандарин и сразу же потянулся за другим. Тогда Итиро с укоризной посмотрел на брата. Потом перед глазами всплыли маленькие, красные от холода пальчики Нарао. Дышать стало тяжело, словно они выпили яду. Итиро и не заметил, как они упали в снег. Он еще крепче обнял брата.

 

Часть III

Страна сумеречного света

Они погрузились в сон. Колючий, как иглы, рассыпчатый снег постепенно растаял. Нарао куда-то исчез, а Итиро в одиночестве брел в тумане сквозь какую-то чащу.

Окружающие предметы казались расплывчатыми в желтом свете — не поймешь, то ли ночь, то ли день, то ли вечер. Вокруг росла полынь, черные заросли шевелились, словно живые существа.

Итиро осмотрел себя. Откуда на нем такая одежда? Откуда взялись эти серые лохмотья, — удивился он. Ноги были босые, и, похоже, он уже давно бродил здесь, потому что ступня были порыты глубокими, кровоточащими ранами. Грудь и живот пронзала такая страшная боль, что казалось, его сейчас разорвет на две половинки. Итиро стало так страшно, что он расплакался во весь голос.

Где же он? Ни звука, ни эха. Даже небо зияло над головой, как дыра. Чем больше он смотрел вверх, тем больше его брала жуть. Ноги зажгло, как огнем.

— Нарао! — закричал Итиро, опомнившись.

— Нарао! — зарыдал Итиро, подняв голову в темно-желтое небо.

Но вокруг стояла тишина, ни звука в ответ. Итиро обуял такой ужас, что, забыв о боли в ногах, он побежал. В тот же миг поднялся ветер, лохмотья на Итиро, затрепетали. От мысли, что он тут один, совершенно один в этих ужасных лохмотьях, ему стало грустно и нестерпимо страшно.

— Нарао! — еще раз прокричал Итиро.

— Братец! — донесся издалека тихий-тихий голос.

Итиро стремглав кинулся на голос. Сквозь слезы он несколько раз крикнул: «Нарао! Нарао!». Голос Нарао то еле доносился издалека, то совсем пропадал.

Ноги Итиро жгло огнем, но он даже не чувствовал боли. Сочащаяся кровь каким-то синеватым отливом зловеще поблескивала на свету.

Итиро все бежал, бежал и бежал.

И тут, прямо перед ним появился призрачный силуэт — он то появлялся, то исчезал, как пламя свечи на ветру.

Это был Нарао. Он плакал, закрыв лицо руками. Итиро подбежал к нему. Ноги его подкосились, и он рухнул на землю. Совпав последние силы, он поднялся и хотел обнять Нарао. А Нарао то исчезал, то появлялся вновь, да так стремительно, что Итиро не мог сфокусировать на нем взгляд. Наконец, ему удалось крепко прижать к себе Нарао.

— Нарао, куда же мы с тобой попали? — спросил Итиро со слезами, словно в забытьи гладя брата по голове.

Даже собственный голос показался ему чужим, будто он слышал его во сне.

— Мы умерли, — сказал Нарао и вновь горько заплакал.

Итиро посмотрел на ноги Нарао. Босые ноги, покрытые глубокими ранами.

— Не надо плакать, — сказал Итиро, оглядываясь.

Вдали виднелся неясный белый свет, а вокруг стояла мертвая тишина.

— Давай попробуем добраться туда, откуда исходит свет. Может быть, там чей-то дом. Ты можешь идти? — спросил Итиро.

— Может, и мамочку там увидим…

— Наверняка. Наверняка, она там. Пойдем же.

Итиро пошел впереди. А небо над головой было желтое, неясное, темное, казалось, вот-вот оттуда появятся чьи-то длинные руки. Ноги нестерпимо жгло.

— Давай побыстрее. Дойдем, а там посмотрим, что к чему, — сказал Итиро, превозмогая боль.

Ноги Итиро так болели, словно поджаривались на медленном огне. А Нарао не смог больше терпеть боль и упал на землю.

— Ну-ка, цепляйся за меня покрепче! Бежим скорее, — сказал Итиро.

Сжав зубы, чтобы перетерпеть боль, он взвалил братишку на плечи. Все его тело разрывалось от боли, но он бежал и бежал навстречу неясному белому свету. Порой ему становилось так больно, что он падал на землю, но каждый раз вставал, собирая последние силы.

Обернувшись назад, он увидел, что там, откуда они пришли, земля покрылась серым туманом, а за туманом разрастается что-то красное.

От страха у Итиро дыхание перехватило. Но он переборол! себя, через силу поднялся на ноги и вновь попытался взвалить на спину Нарао. Нарао не шевелился, словно был без сознания. Рыдая, Итиро закричал брату прямо в ухо.

— Нарао! Держись! Нарао, ты слышишь меня? Нарао!

Нарао едва-едва приоткрыл глаза, в его глазах не было видно зрачков. Итиро почувствовал, что нестерпимый огнь разливается по всему его телу, но всё же снова взвалил на плечи Нарао и побежал. Он уже не чуял под собой ног. Ему показалось, что его тело сейчас рассыплется в мелкую синюю пыль, как от удара тяжелого камня. Он падал еще много-много раз, снова обнимал и поднимал на плечи Нарао и с плачем бежал вперед, не помня себя. И вот, наконец, он добрались туда, куда так стремился. Туда, откуда исходило смутное свечение. Однако ничего хорошего их здесь не ждало. Итиро остолбенел, ему показалось, что он обратился в лед. Прямо под ногами раскинулась низина, справа налево по ней двигалась вереница детей, невыразимо печальных. Одних прикрывали какие-то серые тряпицы, у других прямо на голое тело были накинуты короткие пальто. Худосочный бледный ребенок с большими! глазами, рыжеволосый малыш, угловатый мальчуган, ковыляющий на полусогнутых ногах — все они бежали гуськом, подавшись вперед, словно боясь чего-то. Они даже по сторонам не глядели, только глубоко вздыхали и беззвучно плакали. У всех у них, как и у Итиро с Нарао, были изранены ноги. На самым страшным было не это. Рядом с детьми шагали какие-то существа, размахивавшие толстыми плетками. У них были! красные рожи, кроваво-красные глаза, их волосы были как языки пламени, а одеты они были в серые доспехи с шипами. Под их ногами земля издавала ужасный хруст. От ужаса Итиро не смог вымолвить ни слова.

Один ребенок с волнистыми волосами, примерно возраста Нарао, от боли начал спотыкаться. Казалось, он вот-вот упадет. Наконец, он не выдержал и расплакался: — Больно! Мама!

Кошмарное существо, шагавшее рядом с ним, остановилось и посмотрело на него. Ребенок, пошатнулся и, подняв от страха руки, попытался убежать, но чудовище вдруг разинуло пася и взмахнуло плеткой. Ребенок беззвучно упал на землю и задергался от боли. Дети, шедшие следом, лишь молча обошли лежащего. Они не издали ни звука. А мальчик еще некоторое время корчился на земле, а затем, словно забыв о боли, шатаясь, снова встал в строй.

Итиро так и застыл на месте, будто остолбенел — ни назад, ни вперед. Вдруг Нарао открыл глаза и крикнул:

— Папа!

Одно из чудовищ в этот момент как раз проходило внизу под ними. Оно подняло вверх свои перекошенные кровавые глаза. У Итиро перехватило дыхание, а чудовище хлестнуло плеткой в воздухе.

— Эй, вы, там, наверху! Чего стоите! А ну-ка, спускайтесь сюда!

Итиро почувствовал, как эти глаза будто засасывают его. Он неуверенно сделал несколько шагов вперед, но затем опомнился, остановился и прижал к себе Нарао. Чудовище затрясло щеками, обнажило клыки и, издав какие-то странные звуки, похожие на собачий лай, полезло наверх. Оно схватило Итиро и Нарао и швырнуло в ряд к остальным детьми. Итиро с болью в сердце смотрел, как Нарао бредет перед ним, ступая босыми ногами по обжигающей болью земле. Итиро шагал вместе со всеми, время от времени окликая брата. Однако тот, казалось, забыл об Итиро. Он еле брел, изредка поднимая руки и покачиваясь из стороны в стороны. До Итиро только теперь дошло, что эти красномордые существа — черти. Он гадал, что же плохого могли совершить такие малые дети, как Нарао, чтобы заслужить такое ужасное наказание. В этот самый момент Нарао споткнулся о красный острый камень и упал. Плетка черта взлетела, словно намереваясь рассечь его надвое, Итиро повис на руке черта.

— Ударьте меня вместо него! Нарао ничего дурного не сделал!

Черт оторопело посмотрел на Итиро, несколько мгновений беззвучно шевелил губами, затем сверкнул клыками и прогремел:

— Он совершил свой проступок не в этой жизни. Пошел вперед!

Итиро стало холодно, все вокруг закружилось, в глазах потемнело. Мир окрасился в синий цвет. А затем все его тело покрылось ледяным потом.

Братьев погнали дальше. Они уже смирились, и идти стало легче. Израненные ноги и падающие дети воспринимались как дурной сон. Вдруг все вокруг заволокло туманом и потемнело, а потом спустился непроницаемый мрак. Лишь процессия детей, которых гнали черти, тускло светилась синеватым светом.

Постепенно глаза привыкли к темноте, и Итиро смог разглядеть множество черных существ, сидевших на широком поле. От них исходило еле заметное голубое свечение. Их тела покрывала густая, длинная черная шерсть, и лишь белоснежные руки светились во тьме. Одно из них вдруг решило пошевелиться, но тут же скорчилось в ужасающей муке, издав дикий вопль. Постепенно вопли его затихли, существо снова застыло на месте, словно ком грязи, потом легло на землю. Когда глаза Итиро еще сильнее привыкли к темноте, он понял, что шерсть, покрывающая эти существа, такая острая, что при малейшем движении они ранят сами себя.

Так они брели во тьме, пока не стало светлеть. Земля стала ярко красной.

Дети, шедшие впереди, вдруг громко заплакали и закричали. Процессия остановилась. Со всех сторон, словно град и гром, посыпались удары плетками, послышались крики рассерженных чертей. Нарао, идущий перед Итиро, закачался. Вся долина была усеяна острыми, похожими на осколки агата, камнями, которые как бритвы рассекали подошвы ног.

На чертях были железные сапоги. Всякий раз, когда сапог ступал на агат, камень с хрустом рассыпался. Вокруг Итиро то; и дело раздавались крики боли. Нарао тоже заплакал.

— Куда мы идем? За что нам такое? — спросил Нарао у девочки, шедшей рядом.

— Я не знаю. Больно. Больно. Мамочка! — Девочка затрясла головой и расплакалась.

— Молчать! Вы сами во всем виноваты! Куда вам еще идти?

За спиной вновь залаял и взмахнул плетью черт.

А трава на поле становилась все гуще и острее. Дети, шедшие впереди, то и дело падали и поднимались, от одних крин ков и взмахов плеток можно было лишиться чувств.

Вдруг Нарао, словно вспомнив о чем-то, вцепился в брата и заплакал.

— Вперед, — закричал черт. Плетка полоснула по руке Итиро, обнявшего Нарао.

Рука Итиро онемела, и безжизненно повисла. А Нарао не отцеплялся от Итиро, поэтому черт вновь замахнулся плеткой.

— Пощадите Нарао! Пощадите Нарао! — закричал Итиро со слезами.

— Вперед!

Вновь свистнула плетка, и Итиро, как мог, закрыл руками брата. И тут до него донеслись — как слабое дуновение, как благоуханный аромат — едва слышные слова: «Да пребудет с нами вечная жизнь». В то же мгновение все вокруг переменилось, и Итиро тоже прошептал: «Да пребудет с нами вечная жизнь». Черт, шедший навстречу, вдруг остановился и с недоумением посмотрел на Итиро. Процессия остановилась. Крики и свист плеток вдруг стихли, воцарилось безмолвие. Оглядевшись, Итиро заметил, что на краю красного агатового поля вспыхнул желтый свет, из которого возник высокий красивый человек и направился к ним. Все почему-то вздохнули с облегчением.

 

Часть IV

Босоногие во свете

Ноги этого человека испускали белый свет. Он шел очень быстро, направляясь прямо к детям. Белоснежные пальцы ног сверкнули раз-другой — и вот он уже рядом с Итиро.

Свет, исходивший от незнакомца, был такой ослепительный, что Итиро не смог даже поднять глаз. Он был бос. Его ноги отливали белым глянцем и блестели, словно ракушки. Сверкающие пятки стояли на земле, но эти нежные босые ноги, наступая на раскаленные осколки агата, не покрывались ни ожогами, ни ранами. Даже колючки не ломались под их тяжестью.

— Не бойтесь ничего, — сказал человек детям с нежной-нежной улыбкой.

Его большие широко распахнутые глаза, подобные голубым лепесткам лотоса, смотрели на детей. И дети молитвенно сложили ладони.

— Не бойтесь ничего. Ваши грехи ничтожны рядом с силой Добродетели, переполняющей этот мир, — как ничтожны по сравнению с солнцем капли росы на колючках сорной травы. Вам нечего бояться.

Дети встали в круг, обступив чудесного человека со всех сторон. Даже страшные черти отошли назад, благоговейно сложив ладони и низко опустив головы.

Человек медленно обвел взглядом.

— У вас страшные раны. Но вы сами себя изранили. Это легко поправимо.

Человек большой белоснежной рукой провел по щеке Нарао. И Нарао, и Итиро почувствовали аромат магнолии, исходящий от его рук. Раны детей затянулись без следа.

Один из чертей внезапно расплакался и встал на колени. Затем он ударился головой об острую агатовую землю и легонько прикоснулся рукой к сверкающим ногам.

Человек мягко улыбнулся. Затем золотое свечение превратилось в круг над его головой. Он сказал:

— Земля здесь — острые ножи. О них вы поранили свои ноги. Но это вам только показалось. Посмотрите — земля совершенно ровная!

Дети не верили своим ушам, а чудесное существо слегка наклонилось и своей белоснежной рукой нарисовало на земле круг. Дети протерли глаза. Скорбная земля, которая только что щетинилась остриями красного агата и извергала языки темного пламени, превратилась в водную гладь, гладкую-гладкую, без единой волны, и покрылась прекрасным малахитовым узором. А на озере возникло множество красивых деревьев и домов, похожих на миражи, только гораздо более четкие. Эти, дома стояли далеко-далеко, но если присмотреться, можно было разглядеть высокие крыши, над которыми разливался сине-белый свет, флаги всех цветов радуги, сводчатые аркады с отливающими жемчужным блеском парапетами, переброшенные от одного здания к другому, высокие пагоды, украшенные множеством колокольчиков и плетеных решеток, чьи островерхие крыши вздымались к самому небу. Над зданиями витала тишина, они беззвучно стремились ввысь, и их отражения четко отражались в водной глади.

Вокруг во множестве росли деревья, прекрасные, как произведение искусства. Одни напоминали ольху, только с синими листьями. Другие походили на ивы, но их маленькие плоды казались выплавленными из белого золота. Листва на деревьях шелестела и колыхалась, и, когда листья соприкасались, раздавался чуть слышный звон.

Звуки всевозможных музыкальных инструментов вместе с рассеянными разноцветными лучами спускались с неба на землю. Но самое удивительное — это прекрасные люди. Одни парили в небе словно птицы, их серебряные пояса тянулись за ними прямыми шлейфами, не подвластные ветру. В воздухе разливался сказочный аромат, как благоуханным ранним летним утром. Вдруг Итиро обратил внимание, что и они тоже стоят на гладкой-гладкой водной глади. Но озеро ли это? Нет, то была не вода. Под ногами была твердая поверхность, прохладная и гладкая. Словно… синий драгоценный камень. Нет, не камень. Все же это была земля. Но она была такой гладкой и блестящей, что походила на водную гладь.

Итиро посмотрел на босоногого человека. Теперь он был совсем не таким, как прежде. На нем была изумительной красоты диадема, изукрашенная драгоценными каменьями, над головой сиял золотой нимб. С легкой улыбкой на губах он стоял за спинами детей. Он был красивее всех. Небожители летали над детьми и осыпали их из прекрасных золотых чаш, украшенных рубинами, огромными синими и золотыми лепестками цветов.

Лепестки медленно кружились, падая вниз.

Все, кто был с Итиро на сумеречной равнине, тоже разительно переменились. Итиро посмотрел на Нарао. На брате было теперь золотое кимоно, а голову венчала диадема. Итиро осмотрел себя. Раны на ногах совершенно зажили, и ноги теперь сияли ослепительным светом, а руки тоже стали белыми и источали нежный аромат.

Дети радостно кричали, потом кто-то заметил:

— Как здесь чудесно. А что там такое, похожее на музей?

Босоногий человек улыбнулся и ответил.

— Это и есть музей. Там собрано множество вещей из разных миров.

И тут градом посыпались вопросы. Один ребенок спросил:

— А библиотека тут тоже есть? Как бы мне хотелось еще Раз прочесть сказки Андерсена.

Другой сказал:

— Ах, как было бы хорошо, если бы здесь была спортивная площадка, где можно играть в разные игры. Наверное, если здесь бросить мяч, он улетит далеко-далеко…

Совсем крошечный малыш пролепетал:

— А я хочу шоколадку…

Высокий человек негромко ответил:

— Книг здесь сколько душе угодно. Есть и большие книги, в которых множество маленьких книжек. А есть совсем малюсенькие книжицы, где собраны все книги мира. Вам нужно побольше читать. Есть и площадки для игр. Там вы сможете научиться проходить сквозь огонь. Ну, и шоколад здесь есть! Он у нас очень вкусный. Давайте-ка я вас угощу.

Высокий человек взглянул вверх. Один из небожителей, держа в руках красивую чашу, разрисованную треугольниками, спустился с неба, встал на синюю землю, почтительно преклонил колени перед высоким человеком и подал ему чашу.

— Угощайтесь, — сказал высокий человек, протягивая лакомство Нарао.

Все взяли по одной конфете. Стоило только лизнуть ее языком, как по всему телу разлилась приятная свежесть. На кончиках языков конфеты становились похожими на цветы, мерцающие синеватым светом, словно светлячки, или алеющие, как померанцы. Тело наполнилось приятной сладостью. А потом стало источать чудный аромат.

— А где же наша мама? — вдруг спросил Нарао у старшего брата, словно только что вспомнил об этом.

Высокий человек обернулся и ласково погладил Нарао по голове.

— Сейчас я покажу тебе ту, которая была твоей мамой в прошлой жизни. Ты скоро пойдешь в здешнюю школу. Так что тебе придется на время расстаться со старшим братом. А твой брат пока вернется к вашей нынешней маме.

А затем он обернулся к Итиро.

— Ты вернешься в земной мир. Ты искренний и хороший ребенок. Ты не бросил младшего брата на сумеречной равнине, покрытой острыми шипами. Теперь ты даже босиком сможешь пройти по острым-преострым мечам, даже если они сплошь покроют землю. Следуй голосу своего сердца. Многие уйдут с тобой в ваш мир. Ты должен искать и познать истинный Путь.

Он погладил мальчика по голове. Итиро стоял перед ним, благоговейно сложив ладони и опустив глаза. Тут он услышал песню, доносившуюся с небес. Ее пел красивый сильный голос. Голос постепенно менялся, и все, что окружало его, медленно удалялось, словно погружаясь в туман. В этом тумане ярко светилось дерево, рядом с которым стоял Нарао, красивый и сияющий. На губах его играла легкая улыбка, и он протягивал руки, словно хотел что-то сказать.

 

Часть V

На перевале

«Нарао»! — закричал Итиро и вдруг увидел прямо перед глазами что-то белое. Снег. А еще он увидел над головой ослепительно синее небо.

— Он дышит. Глаза открыл, — закричал рыжебородый сосед Итиро, склоняясь над мальчиком и пытаясь привести его в чувство.

Наконец Итиро открыл глаза. Он лежал в сугробе, крепко прижимая к себе Нарао. На фоне синего неба маячили лица соседей, алели их красные шарфы и чернели пальто. Взрослые обступили Итиро.

— А что с младшим? Что с младшим братом? — крикнул охотник в собачьей шубе.

Кто-то схватил Нарао за руку и заглянул ему в лицо. Итиро тоже посмотрел на брата.

— Он без сознания. Скорее разводите огонь!

— Огонь здесь уже не поможет. Положите его на снег. Оставьте его! — снова крикнул охотник.

Пока Итиро доставали из сугроба, он еще раз успел взглянуть на Нарао. Его лицо было красным как яблоко, а на губах играла легкая улыбка — как тогда, при прощании в Стране света. Но глаза его закрывали ресницы, дыхания не было, и весь он был холодный, как лед.