Первое сентября
Доддо-до, дододо, дододо, додо.
Сдуй зеленые листья грецкого ореха,
Сдуй неспелую айву.
Доддо-до, дододо, дододо, додо.
На утесе возле реки стояло маленькое здание школы. В школе была всего лишь одна классная комната, и ученики всех классов, с первого по шестой, сидели вместе. За спортивной площадкой размером с теннисный корт возвышалась красивая гора, склоны ее поросли густой травой и каштановыми деревьями, а у края спортивной площадки в скале зияла расщелина, из которой, булькая, бил холодный ключ.
Первое сентября выдалось свежим. Небо было синим, дул сильный ветер, солнечный свет заливал спортивную площадку. Двое первоклашек в черных зимних штанах обошли плотину на реке, зашли на спортивную площадку, посмотрели, нет ли там кого еще, а затем перекрикивая друг друга: «Я — первый! Нет, я — первый!», весело вбежали в ворота. Но, заглянув в класс, они остолбенели, переглянулись, а потом аж затряслись от негодования — один из них даже расплакался. А все потому, что в классе за самой первой партой уже сидел какой-то неизвестный мальчишка с рыжими волосами. Совершенно непонятно каким образом он умудрился проникнуть в класс раньше всех. Да еще уселся за парту того самого мальчика, который теперь заливался слезами. Второй, тоже едва сдерживая слезы, таращил глаза, злобно глядя на незнакомца. И тут со стороны верховьев реки донеслись громкие возгласы «староста, староста!», и на спортивной площадке, смеясь, появился Касукэ, похожий на большого ворона с портфелем под мышкой. Следом явились Сатаро и Косукэ. «Чего ревешь? Кто тебя обидел?» — спросил Касукэ, обняв за плечи плачущего первоклашку. Тот расплакался в голос. Все удивились, но, оглядевшись, увидели, что в классной комнате с серьезным видом восседает странный мальчик с рыжеватыми волосами. Все сразу притихли. Подошли и девочки, однако никто не сказал ни слова.
А новенький и в ус не дул, чинно сидел за партой и спокойно смотрел на доску.
Наконец, пришел шестиклассник Итиро. Итиро, словно взрослый, медленно мерил шагами комнату, а, потом, оглядел всех, спросил: «Что случилось?» Все зашумели, закричали, затем показали на странного мальчика, сидящего в классе Итиро некоторое время смотрел в его сторону, а затем, прижал к себе портфель, быстро направился к окну.
Остальные последовали за ним.
— Кто тут вошел раньше времени в класс? — спросил Итиро, забравшись на подоконник и заглянув внутрь.
— Тех, кто в хорошую погоду сидит в классе, потом сэнсэй ругает, — сказал Косукэ из-под окна.
— Я и пальцем не пошевелю, если тебе достанется — сказал Касукэ.
— Выходи, выходи, быстрее выходи, — сказал Итиро.
Но мальчик лишь посмотрел на них — но остался сидеть, сложив руки на коленках.
Вообще-то вид у него и правда, был странноватый. На нем было странное мешковатое пальто серого цвета, белые короткие штанишки и полуботинки из красной кожи. Его щеки алели, как спелые яблоки, а глаза были черные и совершенно круглые. Казалось, он даже не понимает, о чем идет речь, и это озадачило даже Итиро.
«Он иностранец», «он поступил в нашу школу», — загалдели дети. Вдруг пятиклассник Касукэ выкрикнул: «Он пришел в третий класс». Малыши решили, что он прав, а Итиро молча наклонил голову.
Странный мальчик по-прежнему только посматривал по сторонам, продолжая чинно сидеть на месте.
В этот самый момент налетел порыв ветра, окна в классной комнате задребезжали, окрасившись в необычный голубоватый оттенок, затрепетал мискант, каштаны на горе за школой закачались, а все дети почему-то засмеялись и задвигались. И тут Касукэ закричал.
— Я понял! Это Матасабуро-ветер!
Только все подумали, что это, наверное, так и есть, как Горо, стоявший позади всех закричал: «Ой, больно!». Все обернулись на него и увидели, как Косукэ наступил ему на ногу, а Горо рассердился и колотит Косукэ. Тут и Касукэ рассердился: «Сам хорош, а дерешься».
С этими словами он тоже попытался ударить Горо. А Горо, уже весь в слезах, снова бьет Косукэ. Тут Итиро встал между ними, а Касукэ прижал Косукэ.
— Эй, пока вы здесь ссоритесь, сэнсэй уже в учительскую пришел, — сказал Итиро, опять посмотрел в класс, и вдруг разинул рот от удивления.
Странный ребенок, сидевший в классе, исчез. У всех появилось такое чувство, словно жеребенок, с которым они успели подружиться, ускакал куда-то, или синичка, которую поймали с таким трудом, упорхнула прочь.
Опять налетел порыв ветра, задребезжали оконные стекла, а по мисканту на горе за школой прошлась голубоватая волна в сторону верховьев реки.
— Оттого что вы ругались, Матасабуро исчез, — сердито сказал Касукэ.
И все с ним согласились. Горо стало стыдно, он забыл про отдавленную ногу, и плечи у него поникли.
— Все-таки он и правда был Матасабуро-ветер.
— Он явился в двести десятый день.
— На нем и ботинки были.
— И одежда была надета какая-то странная.
— А волосы рыжеватые, чудной какой-то.
— Эй, эй, Матасабуро оставил на моем столе камень, — сказал второклассник.
Все увидели, что на его столе лежит грязный камень.
— Вон, в то стекло этот камень бросили.
— Да нет. Это перед каникулами в Каити камнем попали.
— Нет, все было не так.
Пока они спорили, произошло следующее. Из коридора вышел учитель. В правой руке он сжимал блестящий свисток, которым созывал всех на урок, ну, а следом за ним шел тот самый рыжеволосый мальчишка, ступая так важно будто нес подол платья самого бодхисатвы, на его голове была белая шапочка, и шел он легкой походкой.
Все притихли, и, наконец, Итиро сказал:
— Сэнсэй, доброе утро!
И тогда все остальные тоже сказали: «Сэнсэй, доброе утро».
— Дети, доброе утро. Вижу, все в прекрасном настроении. Всем построиться, — учитель дунул в свисток: «би-ру-ру».
Свист долетел далеко-далеко, отозвавшись на противоположной стороне долины, и возвратился низким эхом: «би-ру-ру-ру».
Дети подумали, что все так же, как было до каникул — один ученик шестого класса, семь учеников пятого класса, шесть учеников четвертого класса, двенадцать учеников третьего класса — выстроились в ряды по своим группам.
Восемь второклассников и четыре первоклассника встали впереди всех. А странный мальчик, посматривая на остальных, стоял за спиной учителя, и физиономия у него была какая-то странная и забавная — словно бы он прикусил зубами язык. Затем учитель сказал:
— Такада-сан, встаньте вот сюда, — и отвел мальчика в ряд пятиклассников, сравнил по росту с Касукэ, и поставил его между Касукэ и Киё.
Все обернулись и посмотрели на него. Дойдя до коридора, учитель скомандовал:
— Шаг вперед.
Все сделали шаг вперед, встав в ровные ряды, однако всем настолько хотелось посмотреть, что делает тот странный мальчик, и дети все время оглядывались назад и косились на него. А между тем мальчик сделал шаг вперед — казалось, он прекрасно знает, что делать. Он спокойно протянул вперед руку, дотронувшись кончиками пальцев до спины Касукэ, и тому стало щекотно — а может, просто в этом месте спина зачесалась. Перестроиться! — вновь скомандовал учитель, — Вперед, первоклассники вперед.
Только успели первоклассники сделать шаг, как второклассники уже стали поджимать их. Пройдя перед строем, они вошли в дверь, по правую сторону от которой стоял ящик для сандалий. Зашагали четвероклассники, и вслед за Касукэ гордо прошествовал и странный мальчик. Дети, которые шли перед ним, то и дело оборачивались и внимательно смотрели на него.
Все сложили обувь в ящик для сандалий, вошли в класс и стали рассаживаться, в том же порядке, что и на улице. Странный мальчик чинно уселся за Касукэ. Но тут начался кавардак.
— Ой, у меня парта другая!
— Ой, а на моей парте лежит камень!
— Кикко, Кикко, ты дневник-то принес? Я забыл.
— Дайте мне карандаш, дайте кто-нибудь карандаш!
— Не понимаю. Зачем хватать чужую тетрадку?
Тут вошел учитель, дети, продолжая шуметь, встали, а Итиро, стоявший позади всех сказал: «Поклон».
Все поклонились, и наступила тишина, однако вслед за тем опять поднялся шум.
— Дети, тишина. Соблюдайте тишину, — сказал учитель.
— Тише, Эцудзи, слишком шумно. Касукэ, Кикко, эй, — прикрикнул с последнего ряда Итиро на самых крикливых.
Все угомонились. А сэнсэй сказал:
— Дети, вы, наверное, интересно провели долгие летние каникулы. С утра бегали купаться, играли в лесу, ходили в поле Уэ-но нохара со старшими братьями косить траву. Однако каникулы кончились. Наступила осень, и начался второй семестр. С давних времен осень считается лучшим временем для работы ума и самым подходящим временем для учебы. Поэтому с сегодняшнего дня давайте будем все вместе как следует учиться. И еще: у вас появился новый товарищ. Это Такада-сан, который сегодня здесь. Отца Такада-сан по делам фирмы перевели в наши края, он работает неподалеку от поля Уэ-но нохара. Такада-сан раньше учился в школе на Хоккайдо, а с сегодняшнего дня будет учиться с вами. И не только учиться — он должен стать вашим товарищем. Вы все поняли? Те, кто понял, поднимите руку.
Все сразу же подняли руки. А мальчик, по имени Такада, тоже энергично поднял руку, отчего учитель слегка рассмеялся.
— Все поняли. Ну, и прекрасно, — сказал учитель, и все разом опустили руки, будто огонек погас.
Однако Касукэ вновь поднял руку и сказал: «Сэнсэй!».
— Слушаю, — ответил сэнсэй, указывая на Касукэ.
— А какое имя у Такада-сан?
— Такада Сабуро.
— О, здорово, все-таки он Матасабуро, — с этими словами Касукэ захлопал в ладоши и чуть было не запрыгал за партой.
Ребята постарше засмеялись, а маленькие притихли, будто им стало страшно, и посмотрели в сторону Сабуро. Учитель сказал:
— Все принесли свои дневники и домашние задания? Все, кто принесли, положите их на парту. Сейчас я их соберу.
Все стали шумно открывать портфели, доставать фуросики и вытаскивать оттуда дневники и тетради с домашним заданием.
Затем учитель принялся собирать тетрадки, начав с первоклассников. И в этот момент все обомлели от неожиданности. Потому что в классе откуда-то появился взрослый человек. На нем было мешковатое холщовое пальто, а на шее вместо галстука повязан черный яркий платок. В руках он держал белый веер, которым обмахивал лицо, и, наблюдая за детьми, улыбался. Все притихли и насторожились. Однако учитель, не обращая никакого внимания на незнакомца, продолжал собирать дневники, а, когда дошел до парты Сабуро, тот, вместо дневника и домашнего задания, положил обе ладони, сжатые в кулаки, на парту. Учитель молча прошел мимо и вернулся со стопкой на кафедру.
— Ваши тетрадки с домашним заданием я проверю и верну в следующую субботу. Те, кто сегодня не принесли домашнее задание, не забудьте принести его в следующий раз. Это Эцудзи-сан, Кодзи-сан и Рёсаку-сан. Сегодня на этом все. Завтра приходите в школу, как обычно. Пятиклассники и шестиклассники остаются помогать мне с уборкой класса. На этом все.
Итиро сказал: «Встать!», и все разом поднялись. Взрослый, сидевший в конце класса, тоже встал, опустив веер вниз.
— Поклон!
И учитель, и дети поклонились. Взрослый в конце класса тоже чуть опустил голову. Затем самые маленькие детишки стремглав выскочили из класса, а четвероклассники замешкались.
— Добрый день, спасибо за труды, — вежливо сказал незнакомый мужчина учителю и поклонился.
— Скоро все подружатся, — сказал учитель, поклонившись в ответ.
— Прошу любить и жаловать. На этом позвольте откланяться.
Взрослый опять вежливо поклонился, глазами сделал знак Сабуро и направился к выходу, чтобы подождать сына на улице, а Сабуро, провожаемый взглядами всех ребят, молча вышел из класса и последовал за отцом. Они прошли через спортивную площадку и направились в сторону реки.
Когда они пересекли площадку, мальчик оглянулся назад, а затем торопливо зашагал вслед за отцом.
— Сэнсэй, этот человек — отец Такада-сан? — спросил Итиро у учителя, держа в руках веник.
— Да.
— А по какому делу он приехал?
— В районе долины Уэ-но нохара добывают металл под названием молибден, он работает над тем, чтобы этот металл можно было добывать с большей глубины.
— И где это место?
— Я не очень хорошо знаю, думаю, чуть ниже по реке от той дороги, по которой обычно водят лошадей.
— А что делают из молибдена?
— Сплавляют с железом, а еще из него делают лекарства.
— А Матасабуро тоже копает? — спросил Касукэ.
— Не Матасабуро. Такада Сабуро, — сказал Сатаро.
— Матасабуро, Матасабуро, — продолжал упорствовать Касукэ, и его лицо раскраснелось.
— Касукэ, раз уж ты остался, давай тоже убирай, — сказал Итиро.
— Не, не охота. Сегодня дежурят только пятый и шестой класс.
Касукэ поспешно выскочил из класса и убежал. Вновь подул ветер, задребезжало оконное стекло, даже в ведре, где мокли тряпки, пошли маленькие волны.
Второе сентября
На следующий день Итиро захотелось посмотреть, пришел ли тот странный мальчик в школу, и что он там делает — может книгу читает? Поэтому он явился чуть раньше обычного, позвав с собой Касукэ. Однако оказалось, что Касукэ эта идея пришла в голову еще раньше, и он, быстро проглотив завтрак и завязав в фуросики книги, уже ждал Итиро на улице. По дороге друзья обсуждали новенького, пока не дошли до школы. На спортивной площадке уже было семь или восемь ребят, которые играли в «бокакуси», однако новенький пока не пришел. Они подумали, что он, может быть, уже в классе, как и вчера, заглянули внутрь, но в классе было пусто а на доске после вчерашней уборки остались мутные белые разводы от тряпки.
— Что-то вчерашнего мальчика нет, — сказал Итиро.
— Ага, — сказал Касукэ и оглянулся вокруг.
Итиро подошел к турнику, подтянулся, кое-как забрался наверх, и, перебирая руками, стал передвигаться к правой стойке, где уселся и стал всматриваться в ту сторону, куда вчера ушел Сабуро. Там, сверкая, текла речка, на вершине горы дул ветер, и по мисканту время от времени прокатывались волны.
Касукэ стоял внизу, смотрел в ту же сторону. Однако ждать им пришлось не так уж и долго: неожиданно на дороге появился Сабуро, который бежал, держа в правой руке серый портфель.
— Вон он! — хотел было закричать Итиро Касукэ, однако Сабуро быстро обежал дамбу, вошел через центральные ворота и громко сказал всем: «Привет». Дети обернулись, однако никто ему не ответил. И не потому, что не хотели ему отвечать, просто все привыкли здороваться, говоря: «Доброе утро», как научил сэнсэй, и никогда друг другу не говорили «Привет». Итиро, и Касукэ от неожиданности и такого напора даже растерялись. И тот, и другой что-то промямлили вместо того, чтобы тоже сказать «Привет». Однако казалось, что Сабуро совершенно не обратил на это внимания. Он сделал два-три шага вперед, остановился и осмотрел потемневшими глазами спортивную площадку. Казалось, что он ищет, с кем бы ему поиграть. Однако все лишь смотрели на Сабуро, не решаясь с ним заговорить, и делали вид, что деловито играют в «бокакуси». Никто к Сабуро так и не подошел. Немного расстроенный, он еще раз осмотрел спортивную площадку, а затем двинулся вперед, считая шаги от ее начала до входа в школу, словно хотел вычислить площадь. Итиро быстро спрыгнул с турника, встал рядом с Касукэ и, затаив дыхание, принялся наблюдать за происходящим.
Между тем Сабуро уже дошел до входа, повернулся в другую сторону и какое-то время стоял, наклонив голову, будто считая в уме. Все продолжали наблюдать за ним. Сабуро рассеяно сцепил руки за спиной и пошел в сторону дамбы.
В следующий момент налетел ветер, зашелестела и пошла волнами трава на дамбе, в центре спортивной площадки поднялась желтая пыль, и, долетев до входа в школу, закружилась смерчем — в виде бутылки, перевернутой кверху донышком, — а потом поднялась выше крыши. Затем Касукэ вдруг громко сказал.
— Точно. Все-таки он Матасабуро. Когда он что-нибудь делает, поднимается ветер.
— Точно.
Так ничего и не поняв, что же тут на самом деле происходит, Итиро посмотрел в сторону Сабуро. А тот по-прежнему шагал в сторону насыпи.
В этот момент на крыльцо вышел учитель со свистком в руке.
— Доброе утро!
Первыми собрались младшеклассники.
— Доброе утро!
Учитель бросил беглый взгляд на спортивную площадку и засвистел в свисток «пу-ру-ру». «Построиться!».
Ученики выстроились в шеренги так же, как и в вчера. Сабуро тоже встал на свое место. Солнце было белым и таким ярким, что учитель прищурился. Наконец, все подошли к дверям в класс. Учитель сказал:
— Ну, что ж, дети, сегодня мы начинаем занятия. Я думаю, что вы все принесли письменные принадлежности. Первоклассники и второклассники, достаньте прописи по каллиграфии, тушечницу и бумагу. Третьеклассники и четвероклассники, достаньте учебники по арифметике, блокноты карандаши, а пятый и шестой класс пусть достанет учебники по родной речи.
Весь класс сразу же загалдел. Сатаро, сидевший за партой учеников четвертого класса рядом с Матасабуро, вдруг протянул руку и схватил карандаш третьеклассницы Каё. Каё была младшей сестрой Сатаро. Каё со словами: «Братец, отдай мне мой карандаш», попыталась его вернуть, а Сатаро спрятал его за пазуху, сказав: «Он мой», затем засунул руки в рукава, как делают китайцы при приветствии, и крепко прижался грудью к парте. Каё вскочила: «Братец, братец, ты свой карандаш вчера потерял в шалаше. Верни мне мой!» — и силой попыталась отобрать карандаш, однако Сатаро, растопырив руки, словно окаменелый краб, плотно прижался к столу. У Каё, скривились губы, она чуть не расплакалась. Матасабуро, аккуратно выложив на стол учебник по родной речи, с недоумением смотрел на происходящее, а, увидев, как по щекам Каё одна за другой покатились слезинки, молча положил на стол перед Сатаро сточенный наполовину карандаш. Сатаро сразу же оживился и вскочил. «Даришь?», — спросил он у Матасабуро. Матасабуро несколько замешкался, а потом решительно ответил: «Да». Сатаро вдруг рассмеялся и, вытащив из-за пазухи сестренкин карандаш, вложил его в маленькую ручку Каё.
Тем временем учитель наливал воду в тушечницы первоклассников, Касукэ сидел перед Матасабуро, поэтому ничего не видел, а вот Итиро, сидевший в конце класса, видел все.
У него появилось странное ощущение, он не знал, что сказать, и лишь сжал зубы.
— Третьеклассники, еще раз повторим вычитание, которое мы изучали перед каникулами. Решите этот пример, — сказал учитель, написав на доске 25–12 =?
Все второклассники старательно стали переписывать его в блокноты. Головка Каё тоже склонилась над блокнотом.
— Четвероклассникам решить вот этот пример, — сказал сэнсэй и написал: 17 x 4 =?
Четвероклассник Сатаро, а также Кидзо и Косукэ переписали пример в тетради.
— Пятиклассники, откройте книгу для чтения на такой-то странице, задание номер такое-то — и прочтите про себя, сколько сможете. Если встретятся незнакомые иероглифы, выпишите их в блокнот.
И все пятиклассники начали читать, как велел учитель.
— А Итиро-сан пусть прочтет страницу такую-то из книги для чтения и также выпишет, если есть, незнакомые иероглифы.
Когда все закончили, учитель спустился с кафедры и стал проверять задания первоклассников и второклассников.
Матасабуро держал книжку обеими руками, положив на стол, и, почти не дыша, внимательно читал заданный фрагмент. Однако в блокнот он не выписал ни одного иероглифа, и было непонятно — оттого ли, что он не встретил ни одного незнакомого иероглифа, или оттого, что отдал Сатаро свой единственный карандаш.
Между тем учитель вернулся на кафедру, показал, как решаются примеры, данные третьеклассникам и четвероклассникам, а затем дал новое задание. Потом написал на доске те иероглифы, что выписали в тетрадях пятиклассники, и подписал под ними их значения и как они читаются. После этого он сказал:
— Касукэ-сан, прочитайте-ка вот это.
Запинаясь, при помощи учителя, Касукэ прочитал отрывок.
Матасабуро молча слушал. Учитель тоже внимательно слушал, держа книгу в руках, а, когда Касукэ прочитал строчек десять, сказал: «Достаточно», и стал дальше читать сам. Когда закончился первый урок, учитель велел всем убрать письменные принадлежности. Затем объявил: «Перерыв» и поднялся на кафедру. С задней парты Итиро сказал: «Встать!», все поклонились, вышли из школы, и разбежались по спортивной площадке.
На втором уроке все вместе, с первого до шестого класса, пели хором. Учитель достал мандолину, и они спели под его аккомпанемент пять песен, которые разучивали в первом семестре.
Матасабуро знал все песни и пел их одну за другой. Этот урок прошел очень быстро.
На третьем уроке третий и четвертый класс занимались родной речью, а пятый и шестой — математикой. Учитель опять написал на доске примеры, пятый и шестой класс стали их решать. Спустя некоторое время Итиро написал ответ и посмотрел на Матасабуро. Матасабуро откуда-то добыл кусочек угля и, поскрипывая им, рисовал в своей тетради большие цифры.
Четвертое сентября, воскресенье
На следующее утро небо было ясным, и речка в долине приятно журчала. Итиро позвал с собой Касукэ, Сатаро и Эцудзи, и они все вместе направились к дому Матасабуро. Чуть ниже по течению они перешли вброд речку, а затем сорвали по ветке ивы, стоявшей на холме, и, ободрав кору, сделали хлыстики. Размахивая ими, они поднимались выше и выше. От быстрого шага мальчишки тяжело дышали.
— Неужели Матасабуро и правда ждет нас у родника?
— Ждет. Матасабуро не может соврать.
— Жарища. Хоть бы ветерок подул.
— О, смотри-ка — подул!
— Это Матасабуро напустил.
— Что-то солнце поблекло.
На небе появилось несколько белых облаков. Между тем мальчишки забрались довольно высоко. Все дома внизу, в долине, казались крошечными, а деревянная крыша маленького домика Итиро поблескивала, будто выкрашенная в белое.
Дорога нырнула в лес, и сразу стало сыро и темно. Вдруг они вышли к роднику — к месту встречи. До них донесся голос Сабуро:
— Эй! Вы здесь?
Все быстро побежали наверх. За поворотом стоял Матасабуро. Высунув кончик языка, он смотрел, как четверо мальчишек карабкаются наверх.
Наконец, они добрались до Сабуро, но так запыхались, что ничего поначалу не смогли сказать. Потом нетерпеливый Касукэ задрал голову в небо, крикнул: «Хо-хо!» и выпустил изо рта белый пар. Сабуро громко рассмеялся.
— Долго же я вас ждал. А сегодня еще и дождь вроде собирается.
— Тогда пойдем быстрее. Только вот воды попьем.
Отерев пот, мальчишки уселись на корточки, стали черпать и пить прохладную воду, бившую ключом из белой-белой скалы.
— Мой дом неподалеку отсюда. Как раз в конце той лощины. Потом зайдем, ладно?
— Ладно, но сначала пошли на поле.
Когда все тронулись в путь, родник загудел, будто хотел предупредить их о чем-то, да и деревья как-то разом зашелестели.
Мальчишки прошли по опушке леса, миновали несколько насыпей и подошли к долине Уэ-но нохара.
Тут они оглянулись назад и еще раз посмотрели на запад. За многочисленными холмами, которые, набегая друг на друга, то попадали на свет, то погружались в тень, раскинулась бесформенная синяя луговина, тянувшаяся вдоль речки.
— Смотрите. Речка.
— Словно пояс божества Касуга Мёдзин, — сказал Матасабуро.
— Как ты сказал? — спросил Итиро.
— Словно пояс божества Касуга Мёдзин.
— А ты что, видел пояс божества?
— На Хоккайдо видел.
Никто ничего не понял, и все промолчали.
С этого места начиналась долина Уэ-но нохара: среди красивой травы стоял одинокий большой каштан. Ствол и корни его совсем почернели, в нем зияло огромное дупло, а на ветвях висели старые веревки и разорванные соломенные сандалии.
— Если еще чуток пройти, там траву косят. А еще лошади пасутся, — сказал Итиро, энергично шагавший впереди всех по тропинке среди скошенной травы.
Сабуро, шедший следом, сказал:
— Здесь нет медведей, поэтому можно пускать лошадей на вольный выпас.
Через некоторое время под большим дубом они увидели множество мешков, перевязанных веревками, повсюду были навалены кучи травы.
Две навьюченные лошади, увидев Итиро, громко зафыркали.
— Братец! Ты здесь? Братец! Мы пришли! — крикнул Итиро, оттирая пот.
— Эй, эй! Я здесь. Сейчас подойду, — из дальнего оврага раздался голос.
Вдруг выглянуло яркое солнце, и вслед за ним появился, улыбаясь, старший брат Итиро.
— Хорошо, что пришли. Молодец, всех привел. Добро пожаловать. На обратном пути поведу лошадей и отведу вас. Сегодня, наверное, будет облачно. Пока я тут скошенную траву сгребаю, вы можете поиграть на пастбище. Там сейчас около двадцати лошадей.
Брат собрался уходить, но затем опять обернулся и сказал.
— Только за насыпь не заходите. Заблудитесь еще. А я ближе к полудню вернусь сюда.
— Хорошо. Мы здесь поиграем.
Старший брат Итиро ушел.
На небе появились прозрачные облака, солнце стало похоже на белое зеркало, мчащееся навстречу облакам. Поднялся ветер, по некошеной траве прошла волна. Итиро шел первым прямо по узкой тропинке, пока они, наконец, не подошшли к насыпи. В одном месте в ней был проход, поперек него лежало два толстых бревна. Косукэ хотел было подлезть под них, но Касукэ сказал:
— Наверное, их можно подвинуть, — и, схватившись за конец бревна, опустил его, чтобы все смогли через него перепрыгнуть.
Вдалеке на небольшом холме паслись семь лошадей, сверкавших атласными шкурами. Они плавно помахивали хвостами из стороны в сторону.
— Эти лошади стоят больше тысячи иен каждая. В будущем году они будут участвовать в скачках, — сказал Итиро, подходя к ним.
Лошади тоже подошли к ребятами, словно им было совсем одиноко. Затем они вытянули морды, будто чего-то просили.
— А, соли просят, — решили ребята и протянули ладошки, которые лошади тут же стали лизать, и лишь Сабуро, видимо, не привыкший к лошадям, спрятал руки в карманы.
— Эй, а Матасабуро лошадей боится, — сказал Эцудзи.
— Не боюсь, — ответил Сабуро, сразу же вытащил руку из кармана и подставил ее лошади, однако только лошадь потянула шею и высунула язык, он, переменившись в лице, быстренько убрал руку обратно в карман.
— Эй, Матасабуро лошадей боится, — опять сказал Эцудзи. Тогда Сабуро покраснел как рак, помолчал и сказал:
— Давайте устроим конные скачки. Все задумались, как бы им это устроить. И тогда Сабуро сказал.
— Я много раз видел скачки. Но на лошадях нет седел, поэтому мы не сможем сесть на них верхом. Давайте каждый будет погонять свою лошадь, и победит тот, чья лошадь первой добежит во-он до того большого дерева.
— О, это интересно! — сказал Касукэ.
— Нас заругают. Если пастухи увидят.
— Да ничего страшного. Лошади, которых отправляют на скачки, должны ведь тренироваться, — сказал Сабуро.
— Ну, тогда вот это моя лошадь.
— А это моя.
— Тогда пусть эта будет моя.
Мальчишки взмахнули ветками ивы и колосьями мисканта, однако лошади даже не пошевелились. Опустив головы, они по-прежнему щипали траву, будто внимательно разглядывали, что же растет вокруг них. Итиро хлопнул в ладошки и крикнул: «Но! Пошли!».
И тут вдруг все семь лошадей, грива к гриве, поскакали вперед.
— Здорово!
Касукэ подпрыгнул и побежал вслед. Однако из затеи ничего не вышло. Во-первых, лошади скакали ноздря в ноздрю, да и к тому же не так уж и резво. Но все равно, было очень интересно, и мальчишки с криками: «Но! Но!» бежали следом.
Лошади проскакали совсем немного и остановились. Ребята чуть передохнули, и вновь принялись взялись за прутья. И вот лошади сделали круг и вернулись на холм — туда, где в насыпи был проход.
— Ой, лошади убегут! Лошади убегут. Держите их. Держите! — закричал, побледнев, Итиро.
А лошади уже подбегали к проходу.
Итиро разволновался и с криками: «Тпру-тпру!» изо всех сил помчался за ними, но, когда он, наконец, добежал, две лошади уже скрылись в проходе.
— Быстрее, гоните их обратно! Бегите быстрее! — закричал Итиро срывающимся голосом, положив толстое бревно на место.
Трое мальчишек пролезли под бревном. Две беглянки уже остановились и теперь стояли за насыпью, спокойно пощипывая траву.
— Хватайте осторожно. Осторожно, — крикнул Итиро и крепко схватился за табличку, прикрепленную к поводьям одной из лошадей.
Касукэ и Сабуро попытались схватить другую лошадь, но та, испугавшись, стремглав понеслась на юг вдоль насыпи.
— Братец, лошади убегут, лошади убегут! — что было мочи кричал Итиро позади.
Сабуро и Касукэ изо всех сил бежали за беглянкой.
Однако она на сей раз, видимо, и, правда, решила сбежать. То поднимаясь над высокой травой, то, исчезая в ней, она, грудью рассекая зеленые волны, неслась вперед, куда глаза глядят. У Касукэ уже ноги одеревенели, и он уже перестал понимать, куда бежит.
Все вокруг посинело, закружилось, и, он рухнул в густую траву. Перед глазами мелькнула бурая грива лошади и белая шапка Сабуро, бежавшего вслед за ней.
Касукэ лежал на спине и смотрел в небо. Оно ослепительно сияло, кружилось, и по нему быстро-быстро бежали облака. Все вокруг звенело.
Наконец, Касукэ встал, и, еле переводя дыхание, зашагал в ту сторону, куда убежала лошадь. В траве, остались ее следы и следы Сабуро — вроде чуть заметной тропинки. Касукэ рассмеялся. А затем подумал: «Наверное, лошади стало страшно, и она где-то остановилась».
Касукэ старательно шел по следу. Однако не прошел он и ста шагов, как дорожка, которая показалось ему протоптанной тропинкой, разделилась на две или три и затерялась в зарослях патрии и высокого будяка. Теперь стало непонятно, куда они ведут.
— Эй! — закричал Касукэ.
— Эй! — откуда-то донесся голос Сабуро.
Касукэ решительно двинулся по средней дорожке. Она то и дело прерывалась в крутых местах, где лошади не пройти, и заворачивала куда-то в сторону.
Небо потемнело, стало тяжелым, все вокруг затянуло дымкой. Прохладный ветер зашелестел в траве, облака и дымка вдруг разорвались и быстро понеслись перед глазами.
Касукэ подумал: «Плохи дела, сейчас начнется самое скверное». Именно так и случилось: следы вдруг исчезли напрочь.
«Совсем беда. Совсем беда», — думал Касукэ, и от этих мыслей у него колотилось сердце.
Трава нагибалась, шептала «пати-пати», шелестела «сара-сара». Туман стал густым, а одежда совершенно промокла.
Касукэ во все горло закричал.
— Итиро, Итиро, иди сюда!
Но никакого ответа не последовало. Капли черного холодного тумана сыпались, словно мел, осыпающийся со школьной доски, все вдруг затихло и стало мрачным-мрачным. Из травы доносился лишь звук капель: «кап-кап».
Касукэ решил поскорее вернуться к Итиро и ребятам и повернул в обратную сторону. Однако, как ему показалось, место, где он скоро оказался, было совсем не тем, где он проходил прежде. Во-первых, вокруг было слишком много будяка, да и к тому же повсюду были разбросаны камни, которых до этого он не видел. И, наконец, перед глазами оказалась огромная долина, о которой он раньше не слыхал. Мискант шуршал, окрестный пейзаж скрылся в тумане, словно поле без конца и без края.
Налетел порыв ветра, стебли мисканта протянули множество тоненьких ручек, они колыхались из стороны в сторону, будто бы говоря:
— Господин Запад, господин Восток. Господин Запад. Господин Юг. Господин Запад.
Касукэ сильно устал. Он закрыл глаза, его стало клонить набок. Затем он поспешно повернул назад. Вдруг в траве показалась узкая черная дорожка. На ней было множество следов от копыт. Касукэ, сам не свой от радости, засмеялся и бодро зашагал вперед.
Но вот незадача — дорожка то становилась совсем узкой, то вновь расширялась, да и к тому же вроде как шла по кругу. Наконец, она довела до большого каштана с обугленной верхушкой и опять разделилась на несколько тропинок.
Наверное, здесь собираются дикие лошади: сквозь туман можно было различить круглую поляну.
Касукэ поник и вновь пошел по черной дороге. Медленно покачивалась какая-то неизвестная трава, а, когда порыв ветра налетал чуть посильнее, казалось, будто кто-то подает ей знак — она наклоняется, чтобы не коснуться Касукэ.
Небо сверкало и звенело: «киин-киин». А в тумане прямо перед глазами появилось нечто черное, напоминающее дом. Касукэ сначала остановился, как вкопаный, не веря собственным глазам: неужели это и в самом деле чье-то жилище? Он неуверенно пошел к нему, но вблизи «дом» оказался большой холодной скалой.
Белесое небо кружилось и подрагивало, с травы разом слетели капли.
«Мы заблудились и спустились на противоположную сторону долины, теперь и мне, и Матасабуро остается только умереть». Эти слова Касукэ то ли сказал про себя, то ли прошептал вслух. А затем закричал.
— Итиро, Итиро, ты здесь? Итиро!
Опять стало светло. Трава разом вздохнула.
Вдруг он ясно вспомнил чьи-то слова:
— В городе Исадо, ребенка местного электрика по рукам и ногам связал горный леший.
Черная дорога внезапно исчезла. Все вокруг на какое-то мгновение затихло. А затем задул сильный ветер.
Небо сверкало и трепыхалось, как флаг, на нем загорались искры. Касукэ упал в траву и заснул.
Все, что он видел, было мороком.
Прямо перед его глазами вышагивал Матасабуро, выбрасывая ноги вперед, и молча смотрел в небо. Откуда-то поверх привычного серого пиджака появилось стеклянное пальто. К тому же он был одет в сверкающие стеклянные ботинки.
На плечи Матасабуро падали синие тени от каштана. Тень Матасабуро, тоже синяя, падала на траву. А еще налетали порывы ветра. Матасабуро не смеялся и ничего не говорил. Он просто молчал, свернув в трубочку язык, и смотрел. Неожиданно Матасабуро взлетел в небо. И его стеклянное пальто засверкало.
Вдруг Касукэ открыл глаза. Быстро-быстро летела серая дымка.
Лошадь лениво паслась прямо перед ним. Ее взгляд напугал Касукэ, и он отвел глаза в сторону.
Потом он подпрыгнул и схватил лошадь за повод. А откуда-то сзади выбежал Сабуро, который, наверняка, опять сворачивал в трубочку свой бесцветный язык.
Касукэ задрожал.
— Эй! — из-за тумана донесся голос старшего брата Итиро.
Загрохотал гром.
— Эй! Касукэ! Ты здесь? Касукэ! — донесся и голос Итиро. Касукэ подпрыгнул от радости.
— Эй! Я здесь, я здесь! Итиро! Эй!
Старший Итиро с братом вдруг появились прямо перед ним. Касукэ громко расплакался.
— А мы тебя искали-искали. Совершенно вымокли. Опасно здесь. — Старший брат Итиро привычным жестом схватил лошадь за шею и накинул уздечку.
— Ну, пойдем.
— Матасабуро испугался, — сказал Итиро, подмигнув Сабуро.
Сабуро молча кивнул, и, наверняка, опять свернул язык в трубочку.
Вслед за старшим братом Итиро они пару раз поднялись и спустились по пологим склонам. Затем какое-то время шли по широкой черной дороге.
Раза два смутным белым всполохом сверкнула молния. Донесся запах горелой травы, и в тумане медленно поплыл дым.
Брат Итиро крикнул:
— Дедушка! Нашлись, нашлись! Все нашлись!
Дедушка стоял в тумане.
— Мы так волновались, так волновались. Повезло. Эй, Касукэ! Замерз? Давай-ка сюда.
Касукэ и на самом деле почувствовал себя внуком этого старика.
Около корней большого, наполовину сгоревшего каштана смастерили небольшой шалаш из травы. Внутри ярко горел огонь.
Лошадь заржала.
— Как же вас жалко. Плакали, небось. Вот эти клецки-данго называют клецками старателей, что работают на приисках. Давайте-ка поедим. Клецки сейчас уже поджарятся. А докуда же вы дошли?
— До спуска Сасанаганэ, — сказал старший брат Итиро.
— Вот беда! Очень опасно. Если дальше спускаться, там и человеку, и лошади конец. Эй, Касукэ, давай данго есть. И это тоже ешь. Давай, давай.
— Дедушка. Я пойду, отведу лошадь? — спросил старший брат Итиро.
— Хорошо, хорошо. А то придет пастух, ругаться будет. А мы еще немного подождем. Скоро посветлеет. Ох, как я волновался. Я тоже ходил до подножья горы Торако. Ну, все хорошо закончилось. Глядите, светлеет.
— С утра такая хорошая погода была.
— И опять будет хорошая. Дождь-то кончился, вроде? Старший брат ушел. По шалашу шуршал дождь — «гаса-гаса-гаса». Дедушка засмеялся и посмотрел вверх. Старший брат вернулся.
— Стало светло. Дождь закончился.
— Хорошо, хорошо. Ну, вы у огня просохните, а я опять пойду траву косить.
Вдруг дымка разошлась. Полился солнечный цвет. Солнце уже чуть склонилось на запад, а дымка, будто огарок свечи, медленно таяла, сверкая.
С травы скатывались блестящие капли, листья, стебли и цветы впитывали солнечный свет осени.
Вдалеке на западе синее поле смеялось так ослепительно, будто только что перестало плакать, а вокруг дальних каштанов светился синий ореол.
Все уже устали, Итиро первым спустился на равнину. Дойдя до источника, Сабуро молча расстался со всеми и в одиночку зашагал в сторону своего дома.
По пути домой Касукэ сказал.
— Все-таки он и, правда, бог ветра. Сын бога ветра. Они там вдвоем гнезда вьют, наверху.
— Кто знает, — ответил Итиро.
Пятое сентября
На следующий день с утра зарядил дождь, но, начиная со второго урока, стало постепенно светлеть, а во время десятиминутной перемены после третьего урока дождь совсем прекратился: то тут, то там выглядывало синее, будто отполированное, небо, по нему плыли на восток белоснежные перисто-кучевые облака, а над мискантом, растущим на горе, и над каштановыми деревьями, словно теплый воздух, тоже поднимались облака.
— Когда уроки закончатся, пойдемте собирать виноград, — предложил Косукэ Касукэ.
— Идем, идем. И Матасабуро, может, пойдет? — сказал Касукэ.
Косукэ сказал:
— Я не хочу показывать Сабуро, где это место.
Но Сабуро сказал:
— Я пойду. Я и на Хоккайдо собирал. Моя мама по две бочки замачивала.
— А мне можно? — спросил второклассник Сёкити.
— Нельзя. Тебе не расскажу. Я это место только в прошлом году нашел.
Мальчишки едва дождались конца занятий. Как только закончился пятый урок, Итиро и Касукэ, а также Сатаро, Косукэ, Эцудзи и Сабуро вышли из школы и стали подниматься вверх по течению реки. Пройдя немного, они увидели дом с соломенной крышей, а перед ним маленькое табачное поле. Нижние листья табачных кустов были уже сорваны, зеленые ветви тянулись красиво и ровно, будто лес.
И тут вдруг Матасабуро спросил:
— А что это за листья? — и, сорвав листок, показал его Итиро.
Итиро испугался.
— Эх, Матасабуро, если будешь рвать табачные листья, то попадет тебе от Табачной монополии. Что ты наделал, Матасабуро?! — сказал он, изменившись в лице.
А затем сказал всем.
— Табачная монополия считает все листья, и все записывает в журнал. Так что я знать ничего не знаю.
— И я ничего не знаю.
— И я ничего не знаю, — закричали все наперебой.
Сабуро покраснел, и, размахивая листом, думая, что бы сказать, а затем рассерженно ответил:
— Я же сорвал, не зная, что нельзя.
Все испуганно оглянулись на дом, не видел ли кто. За теплой, поднимающейся с табачного поля дымкой, этот дом казался тихим, и, вроде бы, внутри никого не было.
— Этот дом первоклассника Сёсукэ, — сказал, немного успокоившись, Касукэ.
Однако Косукэ до сих пор злился, что они все вместе с Сабуро идут смотреть на виноградную чащу, которую он нашел первым, поэтому злорадно сообщил.
— Сабуро! Говоришь, что ничего не знал. Ай-яй-яй, Сабуро. Нужно сделать все так, как было.
Матасабуро растерянно промолчал, а затем сказал:
— Ну, хорошо, тогда я его сюда положу, — и положил этот лист у корней куста.
Итиро сказал:
— Пошли быстрее. — Следом за ним пошли и все остальные, лишь Косукэ остался и бормотал что-то вроде:
— Я ничего не знаю, а лист, который сюда положил Матасабуро, не на месте лежит.
Однако все ушли уже далеко, и Косукэ пришлось догонять их.
Мальчишки поднимались в горы по узкой тропинке среди мисканта. В оврагах на южной стороне росли редкие каштановые деревья, а внизу были тихие заросли дикого винограда.
— Если все прознают об этом месте, то повадятся рвать виноград, — сказал Косукэ.
Тогда Сабуро сказал:
— А я буду каштаны собирать, — и, подобрав камешек, бросил его крону дерева.
Упал каштан в колючей скорлупе.
Соскоблив ее обломком палки, Сабуро извлек две половинки белого ядрышка. Все остальные увлеченно собирали виноград.
Косукэ предложил пойти еще в одно место. Когда он проходил под каштановым деревом, на него вдруг сверху полилась вода и промочила его так, будто Косукэ окунули в речку. Косукэ изумился, открыл рот и посмотрел наверх, а там сидел Сабуро и со смехом утирал лицо рукавом.
— Эй, Матасабуро, что ты там делаешь? — зло спросил Косукэ, глядя наверх.
— Это ветер подул, — сдерживая смех, ответил Сабуро с дерева.
Косукэ отошел от дерева и стал собирать виноград в другом месте. Косукэ складывал виноградные грозди, пока не набрал столько, что ему одному было не унести. Губы его уже окрасились в фиолетовый цвет, а вид у него был ужасно деловитый, будто у взрослого.
— Ну, теперь можно и домой возвращаться, — сказал Итиро.
— Давайте еще соберем, — предложил Косукэ.
В этот момент на голову Косукэ опять полились холодные капли. Косукэ опять с изумлением посмотрел вверх, однако на сей раз на дереве Сабуро не оказалось.
Хотя нет — из-за дерева торчали локти Сабуро, и доносился еле слышный смех. И тут Косукэ рассердился уже по-настоящему.
— Эй, Матасабуро, ты опять за свое?!
— Это ветер подул.
Все громко рассмеялись.
— Эй, Матасабуро, это ты потряс дерево.
Все опять громко рассмеялись.
Косукэ сердито насупился и, посмотрев в лицо Сабуро, сказал:
— Лучше бы таких, как ты, вовсе не было на свете. Сабуро с хитрецой рассмеялся.
— Косускэ-кун, извини.
Косукэ хотел было сказать что-то еще, однако был так сердит, что не смог придумать ничего лучше, как снова заорать:
— Эй, ты, Матасабуро, хорошо, если бы в мире не было твоего ветра.
— Извини. Но ведь и ты меня не любишь, — сказал с сожалением Матасабуро, хлопая глазами.
Однако злость Косукэ никак не проходила. Он раза три выкрикнул одно и тоже.
— Матасабуро! Лучше бы ветра вообще не было в мире!
Матасабуро стало даже интересно, он рассмеялся и спросил.
— Вот ты говоришь, хорошо бы, чтобы ветра не было, а почему? Приведи свои доводы! — сказал Матасабуро строго, как учитель, и поднял вверх палец.
Косукэ показалось, что он на экзамене, — вот ведь глупость какая! Ему стало ужасно досадно, но делать нечего, надо было отвечать.
— От твоих проказ зонтики ломаются.
— А еще, а еще? — спросил Матасабуро с интересом, сделав шаг вперед.
— Ну, еще ветки ломаются, все вверх тормашками летит.
— А еще, а еще?
— Ну, дома рушатся.
— А еще, а еще?
— Ну, свет гаснет.
— Что дальше, что дальше?
— Ну, шапки слетают.
— А еще, а еще? Что дальше?
— Ну, бамбуковые шляпы уносит.
— А еще? А еще?
— Ну, еще электрические столбы падают.
— А еще? А еще? А еще?
— Еще… ну… ну, крыши улетают.
— А-ха-ха, крыши с домов? А еще что-нибудь? Ну?
— А еще, ну, ну, лампы гаснут.
— А-ха-ха, лампы, значит. Ну, про свет ты уже говорил. И это все? А что же еще? Еще, еще, еще.
Косукэ растерялся. Он все почти перечислил, и ничего больше на ум не шло.
Матасабуро становилось все интереснее и интереснее, и он, выставив палец, спросил:
— А еще? А еще? Ну же! Что еще?
Косукэ раскраснелся, немного подумал и, наконец, ответил.
— Ветряные мельницы ломаются.
И тогда Матасабуро рассмеялся, подпрыгивая на месте. Остальные тоже рассмеялись. Они смеялись, смеялись и смеялись. Наконец, Матасабуро перестал смеяться и сказал.
— Смотри-ка, наконец ты сказал про ветряные мельницы. А вот сами они плохо о ветре не думают. Конечно же, бывает иногда, что они ломаются, но чаще всего они крутятся себе и крутятся. Нет, они, наверняка, плохо о ветре не думают. И к тому же все это просто смешно. Ничего серьезного. Ты только ну да ну и говорил. А в конце еще и мельницы посчитал. Правда, ужасно смешно!
Матасабуро опять так расхохотался, что на глазах выступили слезы.
Тут уж и Косукэ совсем забыл, что сердился на Матасабуро. И рассмеялся вместе с ним. Матасабуро смягчился и сказал:
— Косукэ-кун, извини за мои шутки.
— Ну, тогда идем, — сказал Итиро и дал Сабуро пять гроздей винограда.
А Сабуро каждому дал по два белых каштана. Они все вместе спустились до нижней дороги, а затем каждый побежал к себе домой.
Седьмое сентября
На другое утро повис влажный туман, и гора за школой виднелась лишь смутно. Но и в этот день, где-то со второго урока, начало постепенно проясняться: небо поголубело, солнце разгорелось, а после полудня, когда ученики с первого по третий класс уже ушли домой, стало так жарко, как летом.
После обеда учитель, стоя за кафедрой, той и дело утирал пот, а писавшие прописи четвероклассники и рисовавшие чертежи пятиклассники и шестиклассники стали такими вялыми от духоты, что просто засыпали.
Как только закончились занятия, все дружной гурьбой направились в низовья реки. Касукэ сказал:
— Матасабуро, пойдем купаться. Вся малышня уже ушла.
И Матасабуро пошел вместе со всеми.
Место, куда они пришли, было чуть ниже Уэ-но нохары по течению. Справа был еще один приток с довольно широким руслом, а чуть ниже по течению стоял утес, поросший огромными деревьями сайкати.
— Эй, — закричали им те, что ушли раньше и теперь голышом стояли на берегу.
Итиро и остальные пробежали между шелковых деревьев, будто соревновались, кто быстрее, мигом скинули с себя одежду, прыгнули в воду, и, шлепая ногами и руками, гуськом поплыли наискосок к скале на противоположной стороне. Те, что пришли раньше, поплыли за ними.
Матасабуро тоже плыл с ними, да вдруг как захохочет!
Итиро уже доплыл до скалы и теперь стоял, отряхиваясь. Губы у него посинели, волосы прилипли к голове и блестели, как мех у нерпы.
— Эй, Матасабуро, ты чего там смеялся? Матасабуро, тоже дрожа, вылез из воды и сказал:
— Какая речка холодная.
— Матасабуро, чего это ты смеялся? — вновь спросил Итиро.
Тогда Матасабуро ответил:
— Вы плаваете потешно. Зачем так плюхаете ногами? — И вновь рассмеялся.
— Вот оно что, — сказал Итиро, смутившись.
Подобрав белый круглый камень, он сказал:
— Давайте нырять за камнем. И все закричали:
— Давайте, давайте!
— Тогда я сброшу его вон с того дерева, — сказал Итиро и стал забираться на дерево сайкати, стоящее на самом верху утеса.
— Ну, бросаю — раз-два-три, — сказал Итиро и бросил белый камень, который с плеском упал в воду.
Все наперегонки принялись сигать со скалы в воду вниз головой, скользя, как голубые бобры, и пытаясь достать до дна и поднять камень.
Однако дыхания ни у кого не хватало, и все выскакивали на поверхность, поднимая брызги.
Матасабуро внимательно смотрел на них, и, когда все отнырялись, тоже прыгнул в воду. Однако и он всплыл, не достав дна, и все засмеялись. В это время среди шелковых деревьев на другом берегу реки появились четыре человека. Они шли, закатав рукава, с сетями в руках.
Сидя на дереве, Итиро вполголоса сообщил:
— Эй! Сейчас рыбу глушить будут, шашку взорвут! Сделайте вид, что ничего не видите. Хватит нырять, поплыли.
Все сделали вид, что не смотрят в ту сторону и поплыли вниз по течению. Итиро, сидя на дереве и козырьком приложив ладонь ко лбу, внимательно смотрел на незнакомцев, а затем вниз головой прыгнул в реку. Проплыв под водой, он догнал остальных.
Началось мелководье, все вышли из воды.
— Давайте играть, будто мы ни о чем не подозреваем, — сказал Итиро.
Все принялись подбирать шершавые точильные камни, гонять трясогузок, притворяясь, что ничего не видят. Среди незнакомцев оказался и Сёсукэ, который работал горняком в низовье реки. Некоторое время он оглядывался по сторонам, а затем уселся на гальку, положив ногу на ногу. Он неторопливо вытащил из-за пояса кисет, сунул в рот трубку и закурил, попыхивая дымом. Мальчишки внимательно следили за ним, как он вновь что-то вытащил из кармана передника.
— Взрыв, взрыв! — закричали ребята.
Итиро замахал руками и остановил их. Сёсукэ медленно зажег от огня трубки то, что достал из кармана. Человек, стоявший за ним, сразу же вошел в воду и приготовил сеть. Сёсукэ спокойно встал, ступил в воду одной ногой и швырнул нечто под дерево сайкати. Сразу же жутко грохнуло — бах-ба-бах — вода взметнулась вверх, и все вокруг зазвенело.
Взрослые на противоположном берегу ринулись в воду.
— Сейчас поплывет! Хватайте! — крикнул Итиро.
Косукэ сразу же схватил коричневого головастика размером с мизинец, который плыл на боку, а за его спиной Касукэ удовлетворенно чмокал, будто дыню ел. Он держал в руках карпа длиной сунов в шесть, весь красный от счастья. Все хватали оглушенную рыбу и ликовали.
— Замолчите, замолчите, — сказал Итиро.
В это время на противоположном берегу показалось еще пятеро или шестеро мужчин, у кого-то были засучены рукава, другие были в одних рубашках. А за ними, будто в кино, ехал на лошади без седла человек в сетчатой рубашке. Все они явились, услышав взрыв.
Сёсукэ, сложив руки, некоторое время смотрел на то, как ребята собирают рыбу.
— Совершенно нет рыбы, — сказал он.
Вдруг Сабуро оказался рядом с Сёсукэ. Он швырнул на берег двух карасей и сказал:
— Я возвращаю рыбу.
Сёсукэ внимательно посмотрел на Сабуро и сказал:
— Странный ты парень…
Сабуро промолчал и вернулся обратно.
Сёсукэ проводил его странным взглядом. Все взрослые рассмеялись.
Сёсукэ молча зашагал против течения, а вслед за ним потянулись и остальные.
Человек в сетчатой рубашке поскакал на лошади дальше. Косукэ сплавал и забрал карасей, которых оставил Сабуро. Все опять засмеялись.
— Взрывной волной разбросало только мелкую рыбу, — громко сказал Касукэ, прыгая по песчаному берегу реки.
Запруду обложили со всех сторон камнями, чтоб оглушенная, но живая рыба не смогла уплыть, а сами вновь пошли вверх по течению по направлению к дереву сайкати.
Стало и правда жарко, тутовые деревья утомленно поникли, как летом, и небо напоминало бездонную заводь. Вдруг кто-то закричал:
— Нашу запруду разрушают.
И правда, какой-то остроносый тип в европейской одежде и соломенных сандалиях, держа в руках что-то вроде трости, шарил в запруде. А затем направился по берегу к мальчишкам.
— Этот тип из Табачной монополии, — сказал Сатаро.
— Он нашел лист, который ты, Матасабуро, сорвал. Он за тобой пришел, — сказал Касукэ.
— Ну и что? И нисколько не страшно, — сказал Сабуро, вероятно, свернув язык трубочкой.
— Встаньте все вокруг Матасабуро, окружите его, — сказал Итиро.
Ребята подсадили Сабуро на самую толстую ветку сайкати, а сами расселись вкруг него.
А мужчина продолжал шлепать по воде прямо к ним.
— Идет, идет…
Все затаили дыхание.
Но этот тип вроде и не думал хватать Матасабуро — прошел себе мимо, а затем решил перейти речку вброд по мелководью. Он не сразу пошел на тот берег, а сначала прошелся туда-сюда несколько раз, будто хотел помыть свои грязные сандалии и постирать обмотки, отчего весь страх у мальчишек улетучился.
Но смотреть на мужчину было как-то неприятно.
Наконец, Итиро заговорил.
— Давайте сначала я крикну, а затем все вы на раз-два-три. Ладно?
Не пачкайте речку, нам это всегда говорит учитель, — ну, давайте — раз-два-три!
— Не пачкайте речку! Нам это всегда говорит учитель!
Человек изумленно уставился на них, не зная, что сказать.
И тогда все опять закричали:
— Не пачкайте речку! Нам это всегда говорит учитель!
Остроносый шмыгнул носом, и, сложив губы трубочкой, спросил.
— А что, эту воду пьют?
— Не пачкайте речку! Нам это всегда говорит учитель!
Остроносый слегка растерялся и вновь спросил:
— А что нельзя ходить по реке?
— Не пачкайте речку! Нам это всегда говорит учитель!
Человек растерялся, но, чтобы не показать этого, стал нарочито медленно переходить речку вброд, а затем с таким видом, будто он совершал восхождение в Альпах, поднялся до самого верха склона, сложенного из синеватой глины и красной гальки, и вышел к табачному полю.
И тут Сабуро сказал:
— Он не за мной приходил, — и бултыхнулся в воду.
Мальчишки почувствовали странную жалость и к этому человеку, и к Сабуро. По очереди спрыгнув с дерева, они поплыли по речке, а затем, завернув часть рыбы в полотенца, а часть гордо держа в руках, вернулись домой.
Восьмое сентября
На следующее утро перед занятиями, когда все качались на турниках, играли в «бокакуси», с небольшим опозданием пришел Сатаро. Он что-то принес в бамбуковой корзинке.
— Что это? Что это? — подбежали к нему остальные и стали заглядывать внутрь.
Сатаро, прикрывая корзинку рукавом, поспешно зашагал в сторону расщелины в скале.
Итиро успел заглянуть в корзину и непроизвольно скривился. Это был порошок из перца «сансё» для приготовления «рыбьего яда», который, как и взрывчатка, был запрещен полицией. Сатаро спрятал его в чаще рядом с расщелиной и с невинным видом вернулся на спортивную площадку.
Все перешептывались, пока не настало время уроков.
В этот день часов с десяти стало так же жарко, как и вчера. Все только и ждали, когда закончатся занятия.
В два часа закончился пятый урок, и дети стремглав выскочили на улицу. Сатаро опять тихонько прикрыл корзину рукавом, и в окружение Косукэ и остальных ребят отправился на речку. Матасабуро пошел с Касукэ. Все быстро миновали русло реки, где росли тутовые деревья, которые воняли, как газовые лампы, горящие во время городских праздников, и пришли к своему обычному месту, где росли деревья сайкати. Перевал, над которым висели красивые, совсем еще летние облака, возвышался на востоке, блестели на солнце деревья.
Все поспешно сняли кимоно и встали на берегу заводи. Сатаро, глядя на Итиро, приказал:
— Стройся в ряд. Как только всплывет рыба, бросаемся в воду и плывем за ней. В том порядке, в котором стоим. Понятно?
Малыши обрадовались, раскраснелись, и, толкая друг друга, толпой окружили заводь. Пэкити и еще три или четыре мальчугана уже вошли в воду, и, доплыв до деревьев сайкати, ждали там.
Сатаро горделиво прошествовал к мелководью выше по течению и пополоскал в воде бамбуковую корзинку.
Все затихли и стояли, глядя в воду.
Матасабуро же смотрел на черных птиц, которые пролетали над облачным перевалом. Итиро сидел на берегу и бросал камешки.
Время шло, однако рыба что-то не всплывала.
Сатаро с очень серьезным выражением на лице стоял прямо и смотрел на воду. Все подумали, что вчера после взрыва они за это же время уже подобрали десяток рыбин. Все ждали, однако ни одна рыбина так и не всплыла.
— Не получилось! — закричал Косукэ.
Сатаро вздрогнул, однако продолжал внимательно смотреть в воду.
— Никто не всплывает, — прокричал из-под деревьев на том берегу Пэкити.
После чего все загалдели и залезли в воду. Сатаро какое-то время смущенно сидел на корточках и смотрел в воду, однако, наконец, встал и спросил:
— Ну что, может, сыграем в «онигокко»?
Все закричали:
— Давайте, давайте, — и для того, чтобы определить «черта» с помощью игры «камень-ножницы-бумага», подняли руки из воды.
С берега заводи подошел и Итиро и тоже вытянул руку. Он решил, что место с вязкой синей глиной под скалой, куда вчера забрался странный остроносый человек, будет «границей». Если добежать туда, то водящий тебя уже не может запятнать. А затем они сыграли в «камень-ножницы-бумагу», решив, кто первым выбросит «ножницы», тот и станет «чертом». Выбросил «ножницы» и стал «чертом» Эцудзи. Все стали потешаться над ним, а он, с фиолетовыми от холода губами, кинулся бежать по берегу и запятнал Кисаку. Стало уже два «черта». Мальчишки носились туда-сюда по песчаному берегу и по воде, то сами пятнали, то их — и так много раз.
Наконец, Матасабуро остался единственным «чертом». Он сразу же догнал Китиро. Все остальные уже добежали до дерева сайкати и внимательно смотрели. Матасабуро сказал: «Китиро-кун, я за тобой побегу, когда ты будешь уже в верхнем течении. Ладно?», — и остался стоять на месте.
Китиро, открыв рот и разведя руки в стороны, стал карабкаться вверх по глине. Все остальные приготовились прыгать в речку, кроме Итиро, который забрался на иву. В это время Китиро, поскользнулся и кубарем покатился вниз. Все завопили, но Китиро снова полез вверх, скользя по глине.
— Матасабуро, иди-ка сюда! — крикнул Касукэ, развел руки в стороны и разинул рот, словно издеваясь над Матасабуро.
Матасабуро рассердился:
— Ну, глядите, — сказал он, прыгнул в воду и, что было мочи, поплыл к остальным ребятам.
Рыжеватые волосы Матасабуро разметались, губы от холода стали такими фиолетовыми, что дети даже испугались. Глинистый склон был очень узким, всем на нем было не поместиться. Кроме того, было очень скользко, поэтому те, кто был снизу схватились за тех, кто стоял наверху, чтобы не скатиться и не упасть в речку. Только Итиро спокойно сидел на самом верху и давал всем советы. Ребята, прижавшись друг к другу головами, слушали его. Сабуро тем временем быстро приближался. А доплыв, неожиданно брызнул на них водой обеими руками. Мальчишки попытались увернуться, но мокрая глина заскользила под ногами, и они все переместились чуть ниже.
Сабуро обрадовался и стал вовсю поливать их водой.
Мальчишки один за другим заскользили вниз, пока все не оказались в воде.
Сабуро пятнал одного за другим. И Итиро запятнал. Только Касукэ уплыл выше по реке и «спасся», поэтому Сабуро сразу же бросился вслед за ним и не просто запятнал, а, схватив за руки, несколько раз крутанул его вокруг себя. Касукэ наглотавшись воды, отплевывался, а затем сказал:
— Все, я больше не играю. Так в пятнашки не играют.
Тем временем все малыши уже вылезли на галечный берег.
Один лишь Сабуро стоял под деревом сайкати.
И тут все небо заполнилось черными тучами, ивы стали странно белесыми, трава в горах затихла, и все вокруг стало жутким и страшным.
Где-то около Уэ-но нохара ударил гром. Грохот был такой, будто по горам прокатилось цунами, и разом наступили сумерки. Засвистели порывы ветра.
На воде в заводи появились огромные пузыри — то ли вода, то ли мыльная пена, не поймешь.
Все похватали с берега одежду и побежали к тутовым деревьями. Тут, наконец, и Сабуро стало страшно, он прыгнул в воду сайкати и поплыл к ребятам. Кто-то вдруг крикнул:
Льет дождь, дзакко-дзакко, Амэсабуро.
Воет ветер, докко-докко, Матасабуро.
И все в один голос крикнули:
Льет дождь, дзакко-дзакко, Амэсабуро.
Воет ветер, докко-докко, Матасабуро.
Сабуро, похоже, испугался, выскочил из реки так, словно его кто-то под водой ухватил, и стрелой помчался к товарищам. У него зуб на зуб не попадал.
— Это не вы только что кричали?
— Нет, не мы, нет, не мы, — ответили все вместе. Вышел Пэкити и сказал:
— Нет.
Матасабуро, содрогнувшись, посмотрел в сторону речки, наверное, как всегда, прикусив бледный язык, и спросил, по-прежнему дрожа:
— Что же это было?
А затем все дождались, когда закончится дождь, и разбрелись по домам.
Двенадцатое сентября, день двенадцатый
Доддо-до, дододо, дододо, додо.
Сдуй зеленые листья грецкого ореха,
Сдуй неспелую айву.
Доддо-до, дододо, дододо, додо.
Доддо-до, дододо, дододо, додо.
Через несколько дней Итиро приснилась песенка, которую он слышал от Матасабуро. Он испугался, вскочил на ноги, огляделся, а на улице и, правда дует ужасный ветер, лес завывает, и все в доме — перегородки-сёдзи, коробки с фонариками на полке, — все осветилось неярким синеватым вечерним светом. Итиро быстренько затянул пояс, обул сандалии, прошел мимо конюшни и открыл боковую калитку. Вместе с холодными каплями дождя ворвался ветер.
За конюшней хлопнула какая-то дверь, лошади фыркнули.
Итиро казалось, будто ветер пронизывает его до костей. Он сделал глубокий вздох и вышел на улицу.
Снаружи было довольно светло, вся земля намокла. Каштаны перед домом, окрашенные в странный синеватый цвет, яростно трепыхались, будто ветер с дождем вздумали их постирать.
Облетело несколько зеленых листьев, а на земле валялось множество зеленых плодов. По небу одна за другой летели на север тучи, сверкавшие суровым пепельным цветом.
Вдалеке, словно море, бушевал лес. Лицо Итиро залило холодными дождем, ветер рвал одежду, но он молча вслушивался в эти звуки и спокойно смотрел на небо.
В груди стало легко-легко. Он внимательно следил за ветром, который ревел, выл и несся неведомо куда. Сердце громко стучало.
Ветер, который еще вчера очищал небо над холмами и полями, на рассвете совершенно взбесился и все дальше и дальше мчался на самый север, к впадине Тускарора. Итиро раскраснелся, дыхание белым паром вырывалось изо рта. Ему показалось, что и его сейчас унесет в небо, поэтому он поспешно вернулся домой, где вдохнул полной грудью, а затем так же глубоко выдохнул.
— Какой ужасный ветер. Сегодня и табаку, и каштанам не поздоровится, — сказал дедушка Итиро, стоя около калитки и глядя в небо.
Итиро быстро зачерпнул воды из колодца и энергично плеснул на пол в кухне.
Затем достал металлический тазик, вымыл лицо, вытащил с полки холодный рис, суп мисо и стал жадно есть.
— Итиро, подожди, я сейчас бульон приготовлю. Почему ты так рано собрался сегодня в школу? — спросила мама, подкладывая дрова в очаг, на котором варилась жидкое пойло для лошадей.
— Сегодня, наверное, Матасабуро улетел.
— Кто такой Матасабуро? Птица?
— Нет. Матасабуро — это имя мальчика.
Быстро закончив завтрак, Итиро помыл плошки, накинул промасленный непромокаемый плащ, который висел в кухне на крючке, взял в руки сандалии и пошел звать Касукэ.
Касукэ еще только встал. Он сказал:
— Сейчас поем и пойдем.
Некоторое время Итиро ждал его возле конюшни.
Вскоре вышел Касукэ в короткой соломенной накидке.
По пути в школу они до нитки промокли от яростного ветра с дождем. Войдя в школу, они увидели, что в классной комнате пока тихо, только время от времени через щели в окнах дождь льет на подоконник, который уже весь был мокрый. Итиро осмотрел класс и сказал:
— Давай, Касукэ, мокрую уборку сделаем, — достал веник и согнал воду в дыру под окном.
Услышав, что кто-то пришел, вышел учитель. Он как-то странно смотрелся в летнем кимоно с красным веером в руках.
— Как вы рано. Вдвоем класс убираете? — спросил учитель.
— Доброе утро, сэнсэй, — сказал Итиро.
— Доброе утро, сэнсэй, — сказал и Касукэ, а затем сразу ж спросил:
— Сэнсэй, а сегодня придет Матасабуро?
Учитель, немного подумав, сказал:
— Матасабуро, это Такада-сан? Такада-сан вместе с отцом вчера уехали. Было воскресенье, поэтому они не успели со все ми попрощаться.
— Сэнсэй, они улетели? — спросил Касукэ.
— Отца вызвали телеграммой из его компании. Он сказал что еще раз, возможно, вернется сюда, но Такада-сан буде учиться в другой школе. Там у него и мама живет.
— А зачем его компания вызвала? — спросил Итиро.
— Кажется, здесь на приисках молибдена какое-то время не будет работы.
— Так и есть. Он был Матасабуро-ветер, — громко крикнул Касукэ.
В комнате ночного сторожа что-то загрохотало. Учитель поспешил туда.
А мальчики какое-то время молчали и переглядывались, словно пытаясь понять, о чем думает другой.
Ветер так и не стихал. Дрожало запотевшее от дождя оконное стекло.