Шеррилин Кеньон

Ловец снов

Аннотация

В бесплотном мире сновидений обитают воины, оберегающие спящих, и демоны, которые охотятся на их сны...

Арик принадлежит к категории хищников. Боги обрекли его на лишенную эмоций жизнь длиною в вечность. Арик может испытывать чувства, лишь находясь в чужих снах. Тысячелетиями он дрейфовал среди человеческого подсознания в поисках ощущений. И вот, наконец, он находит человека, яркие сны которого могут заполнить его пустоту.

Доктор Мегеара Кафиери видела, как ее отец погубил себя и свою репутацию, стремясь доказать, что Атлантида действительно существовала. Обещание восстановить его честное имя, данное Мегеарой отцу перед его смертью, приводит ее в Грецию. Она намерена раз и навсегда доказать, что легендарный остров находится именно там, где указал ее отец. Но на каждом шагу ее преследуют неудачи и неприятности. Особенно в тот день, когда она спасает тонувшего в море незнакомца. Она много раз видела его лицо... в своих снах.

Чего Мегеара не знает — так это того, что Арик владеет более чем древними тайнами, которые могут помочь ей найти мифическую Атлантиду. Он заключил договор с богом Аидом: в обмен на две недели жизни в качестве смертного мужчины Арик, вернувшись на Олимп, должен принести человеческую душу. Душу Мегеары.

Геари, несмотря на тайную организацию, которая срывает ее экспедицию, и таинственные происшествия, постоянно угрожающие ее жизни, не отказывается от поисков. Она знает, что с каждым шагом приближается к Атлантиде, и по мере следования по этому пути ей становится известно, кем на самом деле является Арик.

Для Арика его поиски приключений оборачиваются сложностями. Ни один человек не должен узнать о существовании Ловцов Снов. Его мечта побыть смертным стремительно превратилась в ночной кошмар. Единственный путь спасти себя — пожертвовать той, ради которой он захотел стать человеком. Вопрос лишь в том, принесет ли он ее в жертву?

ПРОЛОГ

Санторини, Греция, 1990

Мегеара Саатсакис неподвижно застыла на краю утеса, глядя на ослепительную синеву воды. Воздух был насыщен частицами морской соли, разносящегося с лотков ароматом оливкового масла и ярким солнечным светом. Этот уютный запах был присущ только данному региону. Жаркое солнце ласкало загорелую кожу Мегеары, а теплый бриз развевал ее простое белое платье. По сонным волнам скользили лодки. Утопичность этой картины напомнила ей о днях детства, когда она вместе с родителями гуляла по этому берегу среди утесов, и они объясняли ей, что значит быть гречанкой.

Воистину это один из самых красивых пейзажей в мире, и любая двадцатичетырехлетняя девушка была бы счастлива здесь оказаться.

Жаль, что ее нельзя отнести к их числу.

Она ненавидела это место с безрассудной страстью. Для нее Греция означала смерть, скорбь и невыносимые страдания, и она скорее вонзила бы себе в тело рыболовные крючки, чем когда-либо снова ступила на эту землю.

Ее длинные светлые волосы, собранные в хвост, разлетались на ветру и хлестали по коже. Мегеара пыталась отогнать одолевающие ее беспокойные мысли, но они продолжали вертеться в голове.

Только прорвался наружу сдерживаемый гнев.

Ее фантазер-отец был мертв. Он умер так же, как и жил… в погоне за нелепой, пагубной мечтой, которая отняла не только его жизнь, но и жизни ее матери, брата, тети и дяди.

«Атлантида реальна, Геари. Я чувствую, как она взывает ко мне, даже сейчас, пока я говорю. Она лежит прямо под нами, на дне Эгейского моря, подобно утерянной, сияющей драгоценности, которая дожидается, пока мы ее найдем и покажем миру, какой красотой он когда-то располагал». Мегеара до сих пор слышала завораживающий голос отца, опускавшего ее руку к водной поверхности, чтобы она почувствовала плавные перекаты волн, ласкавших ее ладошку. Она все еще видела его красивое, восторженное лицо, когда он впервые рассказывал ей, почему они так много времени проводят в Греции.

«Мы найдем Атлантиду и поразим весь мир этим чудом. Запомни мои слова, малышка. Она там, и именно нашей семье суждено открыть ее волшебство».

Такова была его безумная мечта. Мечта, в достижимости которой отец пытался убедить ее всю свою жизнь, но в отличие от остальной, свихнувшейся, части ее семьи она была не настолько глупа, чтобы купиться на это.

Атлантида — это выдуманный Платоном миф, который был сочинен, чтобы в качестве метафоры показать, что случается, когда человечество оборачивается против богов. Как и Некрономикон Лавкрафта[1], Атлантида — не более чем легенда. Но люди столь неистово желали верить в ее существование, что готовы были пожертвовать чем угодно, лишь бы ее найти.

Теперь ее отец покоится в могиле на острове, который он так сильно любил. Он умер сломленным, ожесточенным и даже не человеком, а его безликой оболочкой, похоронившей горячо любимых брата, сына, жену…

И ради чего? Все вокруг потешались над ним. Высмеивали его. Годы назад он потерял работу, а вместе с ней и репутацию уважаемого профессора. Его изыскания нигде не публиковали, кроме издательств, выпускающих книги на средства авторов.

Черт, даже эти издатели смеялись над ним, а некоторые из них и за деньги отказывались печатать его нелепые работы. Однако это его не остановило, напротив, он с еще большим упорством продолжал предоставлять людям причины насмехаться над ним, что они с удовольствием и делали.

Но несмотря на это Мегеара, по крайней мере, успела увидеть его еще раз, прежде чем его не стало, и ее отец не умер в одиночестве, как он того боялся. Каким-то образом, вопреки прогнозам врачей, ее отцу удалось продержаться до тех пор, пока она не прилетела самолетом из США и не появилась в его палате. Их встреча была недолгой, но проведенного вместе времени хватило, чтобы он ушел с миром, не испытывая вины из-за того, что бросил ее ради своих поисков.

Если бы она могла и себе подарить немного мира. Мегеара все же не простила отца по-настоящему. Сколько бы дедушка ни пытался оправдать его, она знала правду. Его мечта — Атлантида — единственное, что когда-либо любил отец, и ради этой мечты он пожертвовал всей своей семьей… ее семьей.

Теперь по его вине она в двадцать четыре года осталась без брата и родителей.

Совершенно одна в этом мире.

Мегеара дала слово лежавшему на смертном одре отцу, что продолжит его работу, и это обещание жгло ее изнутри яростным пламенем. Это был один из немногих моментов слабости в ее жизни. Но при виде изможденного человека, лежавшего на холодной больничной койке, который, тем не менее, отчаянно цеплялся за жизнь, сердце ее разрывалось на части. И хотя за прошедшие восемь лет они едва ли обменялись парой слов, у нее не хватило духа причинить боль отцу, единственным желанием которого было — получить перед смертью ее прощение.

Она скривила губы, глядя на волны, омывавшие белоснежный песок. «Черта с два я буду искать Атлантиду. Я не собираюсь губить себя так, как это сделал ты, папа. Я не настолько глупа».

— Доктор Кафиери?

Она обернулась на звук голоса с сильным греческим акцентом и увидела невысокого, полного мужчину в возрасте примерно пятидесяти пяти лет. Космо Циарис, кузен ее отца, был их семейным поверенным здесь в Греции. Фиктивный партнер в спасательном обществе ее отца, Космо помогал ему добывать разрешения и средства на поиски допотопной цивилизации.

Хотя Мегеара знала Космо всю свою жизнь, при его приветствии она поежилась. Кафиери — это фамилия отца, от которой она отказалась много лет назад после того, как у нее не приняли заявление о приеме в колледж, хотя она более чем соответствовала вступительным требованиям. Ни один уважающий себя факультет классической филологии, истории или антропологии ни за что не принял бы Кафиери в свои ряды из-за боязни оскандалиться. Поэтому, чтобы уберечь свои авторитет и репутацию, она стала использовать девичью фамилию матери.

Геари Кафиери, как и остальная часть ее ближайших родственников, умерла на этих берегах.

— Я — доктор Мегеара Саатсакис.

На губах Космо расцвела ослепительная улыбка.

— Ты вышла замуж!

— Нет, — отрезала она, от чего он сдулся буквально на глазах. — Я юридически сменила фамилию с Кафиери на Саатсакис восемь лет назад, когда возвратилась в Штаты и в судебном порядке вышла из-под опеки отца.

Судя по выражению лица Космо, он не разобрался в ее объяснениях, что для нее было только к лучшему, поскольку с его патриархальными представлениями он никогда не принял бы этого.

Космо нахмурился, никак не прокомментировав ее слова, и протянул ей небольшую коробку.

— Я заверил Энея, что в случае его смерти обязательно передам это его дочери. Это ведь по-прежнему ты, да?

— Да, — подтвердила она, игнорируя его сарказм. Можно подумать, найдется еще одна идиотка, готовая объявить о родстве с шутом гороховым?

Мегеара вздрогнула от этой мысли. Честно говоря, она любила своего отца. Даже когда его беды и поиски отняли у него все, в том числе душевное и физическое здоровье, она по-прежнему его любила. А разве могло быть иначе? В детстве он был добрым и заботливым отцом. Они отдалились друг от друга лишь после того, как она подростком начала подвергать сомнению его рвение в исследованиях.

«Папа, Атлантида — это бред собачий. Как и все эти поиски. Не хочу оставаться на этой дурацкой лодке. Я молода, и хочу иметь друзей. Хочу ходить в школу и быть нормальной. Ты впустую тратишь свое время и мою жизнь!» Тогда, на ее пятнадцатилетие, отец так сильно ударил ее, что боль от той пощечины, она могла в этом поклясться, чувствуется до сих пор.

«Как ты смеешь плевать на память о своей матери. На память о моем брате. Они отдали свои жизни ради этого».

Шесть месяцев спустя погиб брат Мегеары — Ясон. Когда он спустился под воду, его воздушный шланг запутался, и в баллоне закончился кислород. Это поставило окончательную точку на отношениях между нею и отцом. Она не собиралась становиться Ясоном. Не собиралась посвящать свою жизнь чужим мечтам… ни за что.

Ну и что, что она дала отцу обещание? Он теперь мертв. Он никогда не узнает, что она не сдержала свое слово. Он умер счастливым, и Мегеара могла, наконец, оставить прошлое и продолжить жить своей жизнью в Америке.

Она намеревалась, по примеру своего деда, уехать из этой страны и никогда больше сюда не возвращаться.

Космо вручил ей простую белую коробку и ушел.

Мегеара в течение нескольких минут сверлила коробку взглядом, опасаясь того, что могла обнаружить внутри. Окажется ли там какой-нибудь личный, памятный подарок, из-за которого она вновь разразится слезами? Она, в самом деле, не желала больше плакать из-за человека, который разбивал ее сердце столько раз, что и не сосчитать.

Но, в конце концов, любопытство взяло верх над сомнениями, и она открыла коробку. На первый взгляд там, казалось, ничего не было, кроме мятой антикоррозийной, упаковочной бумаги. Мегеаре пришлось переворошить почти всю коробку, чтобы добраться до содержимого.

И то, что она там нашла, поставило ее в тупик. Она уставилась на свою ладонь, пронизанную яркими солнечными лучами, не в силах хотя бы понять что это.

Одним из двух обнаруженных предметов, по всей видимости, были комболои — нанизанные на шнур бусины, с виду похожие на маленькие четки, которые греки перебирают для снятия напряжения, — вот только она никогда прежде не видела ничего подобного. Судя по возрасту и стилю изготовления, вещица относилась к периоду, предшествовавшему времени появления любых комболои, о которых она когда-либо слышала. Изделие состояло из пятнадцати переливающихся зеленых бусин, выточенных из какого-то неизвестного камня и покрытых замысловатой резьбой. На них были вырезаны миниатюрные бытовые сценки; люди на изображениях были одеты в одежду непохожую на любую другую, уже встречавшуюся в ее исследованиях. Резные бусины перемежались с пятью золотыми, на которых было выгравировано солнце, пронзенное тремя зигзагами молний. Но если обычно навершие комболои — это стилизованный греческий диск, размером с десятицентовик, то основание этих четок увенчивал кругляш с высеченной на нем надписью. Язык был похож на древнегреческий, но все же отличался от него. Настолько, что даже она, носитель языка, впитавший его с молоком матери, не могла разобрать текст.

К комболои, подобно большинству обнаруженных при раскопках предметов, красной нитью была привязана сопроводительная бирка, написанная отцом Мегеары:

9/1/87

шестьдесят дюймов ниже уровня моря (см. стр. 42)

абсолютная датировка: 9529 до н.э.

зеленый камень неизвестен/неопределим

надпись неизвестна/неопределима

В ней пробудился антрополог от осознания того, какое историческое значение будет иметь эта находка, если указанная дата подлинна.

Такое искусство художественной обработки не было ранее известно. Греки того времени не достигли подобного уровня мастерства. В сущности, точность резьбы и гравировки предполагала, что они были выполнены не вручную, а на станке. Одиннадцать тысяч лет назад человечество просто-напросто не обладало инструментами, с помощью которых можно было бы создать что-то настолько утонченное.

Как это возможно?

Озадаченная Мегеара переключила внимание на второй предмет — небольшой кожаный мешочек, лежавший на дне коробки. Он также был помечен:

7/10/85

абсолютная датировка: 9581 до н.э.

металл неизвестен/неопределим

Нахмурившись, она открыла мешочек и извлекла пять монет разного размера. Пять старинных монет… очень старых, покрытых толстым слоем налета. Опять-таки не существовало настолько древних монет. Только не в том периоде времени и в особенности не в Греции. Как и на комболои, на монетах были надписи на том же самом необычном языке, но тут она смогла кое-что разобрать. Фразу на древнегреческом — «Кайербар, Атлантская область».

О мой Бог!

Монеты, по всей видимости, также не были отчеканены вручную, и сплав, из которого они были отлиты, Мегеара никогда раньше не встречала. Металл был оранжеватого цвета — не серебро, не золото, не бронза, не медь или железо, а возможно, некая причудливая комбинация этих металлов, хотя нет, не похоже.

Что, черт возьми, это такое?

Несмотря на налет, изображения и надписи на монетах были такими же четкими, ясными и хорошо различимыми, как на современных монетах.

С колотящимся сердцем она перевернула самую большую монету. На реверсе был изображен тот же неизвестный символ, что и на комболои, — солнце, пронзенное тремя молниями. А над ним незнакомые слова на греческом: «Да хранит нас Аполлими».

Мегеара недоверчиво уставилась на монету. Аполлими? Это еще кто?

Она никогда прежде не слышала такого имени.

«Это — фальшивка». Должна ею быть. Но стоило Мегеаре еще раз взглянуть на монеты, она поняла, что ошибалась. Они не подделка. Ее отец, должно быть, обнаружил их при проведении одних из своих многочисленных раскопок в Эгейском море.

Это то, что заставляло ее отца продолжать поиски даже тогда, когда весь остальной мир смеялся над ним. Он знал правду, которую отрицала Мегеара.

Атлантида существовала.

Отец был прав, но ему никто не верил… даже она. Ее сердце сжалось от горя и печали, когда она вспомнила о всех спорах, вспыхнувших между ними за эти годы. Она была ничем не лучше других.

Боже, они ведь постоянно спорили из-за этого. Почему отец ничего ей не сказал? Почему утаил от нее открытие такого масштаба?

К несчастью, она знала ответ. Потому что я бы этому не поверила. Даже если бы он показал мне эти предметы прямо в земле, там, где он их нашел. Я бы также посмеялась над ним, а затем бросила бы их ему в лицо.

Без сомнения он хотел уберечь себя от боли, которую причинили бы ее насмешки.

Мегеара, закрыв коробку, прижала ее к сердцу. Она сожалела о каждом злом слове и резком обвинении, произнесенными ею против отца хотя бы мысленно. Как сильно ранили те слова? Она — та, которая должна была безоговорочно ему верить, — оказалась так же жестока, как и все остальные.

Сейчас же было слишком поздно что-либо исправлять.

— Прости меня, папа, — сквозь вновь хлынувшие слезы выдохнула Мегеара. Она подобно всем остальным считала отца сумасшедшим. Заблудшим глупцом.

Но он каким-то образом нашел эти артефакты. И они каким-то образом оказались подлинными.

Атлантида реальна. Эти слова никак не выходили у нее из головы. Глядя на синее море, она сильнее сжала коробку и вспомнила последние слова, сказанные отцу: «Да-да, я обещаю. Я тоже буду искать Атлантиду. Не беспокойся об этом, пап. Все будет хорошо». Произнесены они были поспешно и бесстрастно, но, тем не менее успокоили его.

«Она там, Геари. Я знаю, что ты ее найдешь и поймешь все. Ты. Поймешь. Все. Ты увидишь меня таким, каким я был на самом деле, а не таким, каким ты меня видела». Затем он ненадолго заснул и умер лишь несколько часов спустя. Все это время она держала его за руку.

Мегеара, наблюдавшая за его тихим уходом из жизни, была в тот момент не взрослой женщиной, она вновь стала маленькой девочкой, желавшей лишь одного — вернуть своего папочку. Жаждавшей того, чтобы кто-нибудь ее успокоил и заверил, что все будет в порядке.

Но в ее жизни не было никого, способного это сделать. И теперь, после всего, то абсурдное, поспешное обещание стало кое-что для нее значить.

— Я слышу тебя, папа, — прошептала она пахнущему оливковым маслом бризу, надеясь, что он донесет ее голос до отца, где бы тот ни находился, — и я не позволю тебе умереть напрасно. Я докажу, что Атлантида существует. Ради тебя. Ради мамы, дяди Тирона и тети Афины… ради Ясона. Даже если поиски займут всю мою жизнь, я сдержу слово. Мы найдем Атлантиду. Клянусь.

Но даже несмотря на убежденность, которой были насыщены произнесенные слова, Мегеара не смогла не задаться вопросом, выдержит ли она насмешки, которые ее отец сносил всю свою профессиональную жизнь. Она всего лишь шесть недель назад получила грант на поступление в докторантуру Йельского университета, а этой осенью должна была приступить к преподаванию в Нью-Йорке. Для своего возраста она многого достигла. Еще большие достижения ожидались от нее и ждали ее, университет и профессоров докторантуры в будущем.

Ступить на этот путь — несусветная глупость. Она лишится всего. В-С-Е-Г-О. Это будет серьезнейший шаг. Шаг, который отрежет ей все пути назад.

В это верил мой отец.

И дядя, и мама.

Они не пожалели своих жизней ради этого, хотя весь мир смеялся над ними. Теперь второе поколение дураков собиралось следовать за первым по дороге, ведущей к гибели.

Мегеара лишь надеялась, что в конце пути сумеет избежать незавидной участи, постигшей первое поколение.

Каков отец, такова и дочь[2]…

У нее нет иного выбора, кроме как продолжить дело отца и найти Атлантиду, потому что к тому времени, когда она завершит поиски, ее репутация будет уничтожена так же, как это случилось с репутацией ее отца.

— Да начнется публичная порка…

ГЛАВА 1

Санторини, Греция, 1996

— Полцарства за пушку[3]!

Брайан, покачав головой от гневного тона Геари, спокойно открыл перед ней автомобильную дверцу, как только она приблизилась к такси, ожидавшему их в самой сердцевине запруженной улицы.

— У тебя нет полцарства.

Мегеара остановилась на тротуаре и вперилась в Брайана взглядом. Она не верила своим ушам! Он осмелился подчеркнуть очевидное, видя клокотавшую в ней ярость?! Прекрасно зная, что она могла если не убить, то тяжело ранить словом, когда и вполовину не была так зла. У парня и впрямь начисто отсутствовал инстинкт самосохранения.

— У меня и пушки нет — похоже, что я по уши в дерьме? Ха!

Брайан по-прежнему являл собой образец спокойствия, что совсем не улучшало ее настроения. Мог бы хоть раз выйти из себя для разнообразия!

— Я так понял, разрешение тебе не дали… снова.

По ее мнению добавлять в конце это «снова» было совсем необязательно. Ей-богу!

— С чего ты это взял?

— О, даже не знаю. С того, что ты неслась по улице, сжимая и разжимая кулаки, словно уже кого-то душишь. Или, может, с того, что у тебя такой вид, будто ты собираешься выцарапать мне глаза, хотя я ничем тебя не разозлил.

— Нет, разозлил.

Мегеара заметила, что он старательно прячет улыбку. Слава Богу, хоть на это у него хватило мозгов.

— И чем же это?

— У тебя нет пушки.

Брайан фыркнул.

— Да ладно тебе, ты же не можешь пристреливать каждого греческого чиновника, который стоит на твоем пути.

— Спорим?

Он отступил, пропуская ее в такси. Брайан был привлекательным мужчиной ростом шесть футов три дюйма[4], в возрасте примерно сорока пяти лет. Весьма утонченным и умным. А самым замечательным в нем были личный капитал и более чем щедрое финансирование их последней безрезультатной авантюры без резких выражений недовольства.

К сожалению, он был категорически против подкупа чиновников.

Да что такого страшного случится, если она найдет взяточника? Безусловно, у Брайана должны быть недостатки, и в данную минуту именно этот она считала самым эгоистичным.

— Итак, что теперь? — спросил он, сев следом за ней в машину.

Геари вздохнула, поскольку у нее не было ответа. В доках на судне ее дожидалась команда. Но без разрешений на раскопки курганов, под которыми, по ее и Тори мнению, находилась городская стена, единственное, что они могли, — это нырять к насыпям и любоваться найденным.

Звучало не очень утешающе. Они впервые за многие годы так далеко продвинулись в поисках.

— Возьму еще один образец ила.

— Ты уже два раза его брала.

— Знаю, но вдруг это поможет убедить их выдать нам разрешения. — Ага, конечно. От чиновников она получала лишь всевозможные отговорки. У нее до сих пор звучал в ушах ответ последнего из них:

«Это — Греция, доктор Кафиери. Здесь кругом древние руины. А Эгейское море, к тому же, зона активного судоходства, и я не позволю вам начать раскапывать его дно всего лишь на основании очередной истории про Атлантиду. Право же! Тут и без вас хватает охотников за сокровищами, которые ради наживы воруют исторические реликвии. Мы здесь, в Греции, более чем серьезно относимся к нашей истории. Вы впустую тратите мое драгоценное время. Всего хорошего».

После этих слов ей хотелось биться о его стол головой, пока чиновник либо не уступит, либо не отправит ее за решетку. Дело было не в сокровищах, но попытка объяснить ему это была бы так же обречена, как попытка взлететь к солнцу на скрепленных воском крыльях.

— Должен же быть какой-то выход.

Брайан напрягся.

— Я не буду участвовать ни в чем незаконном.

Как и она, к сожалению.

— Не волнуйся, Брайан. Я тоже не хочу из-за этого попасть в тюрьму.

Она обязательно что-нибудь придумает…

Если бы только головная боль утихла хоть немного, чтобы можно было сосредоточиться. Но пульсирующая боль в темени, кажется, вознамерилась, прямо как чиновник, испортить ей весь день.

Мегеара откинулась на сиденье и уставилась в окно на проносящиеся мимо красивые здания и городские пейзажи, а также на спешащих по своим делам людей. Хотела бы она быть такой же беззаботной, как большинство этих людей, и бродить по магазинам, делая покупки и веселясь. К сожалению, она нигде и никогда не была туристом.

Геари Кафиери всегда была вся в работе, никаких игр.

Они оба молчали всю дорогу, пока такси узкими улочками приближалось к докам, где стояло их исследовательское судно. Пока Брайан расплачивался, Геари выбралась из машины и поднялась на трап, чтобы «порадовать» команду своим очередным великолепным провалом.

Первой ее встретила Тори. Пятнадцатилетняя кузина Геари представляла собой девчушку с длинными тускло-каштановыми волосами, ниже среднего роста, в очках с толстенными стеклами. Неуклюжий подросток, больше всего на свете интересующийся книгами. Тори была точной копией своего отца, Тирона, которого она совсем не помнила. Найти Атлантиду — такова была ее единственная мечта.

— Ну? — с надеждой в голосе спросила она.

Геари покачала головой.

Тори выругалась, чем немало изумила кузину.

— Как они могли не дать нам разрешения? Что не так с этими людьми?

— Они считают это пустой тратой времени.

Лицо Тори исказилось от отвращения.

— Это тупо! Они тупы!

— Да, — сухо отозвалась Геари. — Мы все тупицы.

Тори ухмыльнулась.

— Я не тупица. Я — признанный гений. Но остальные… Тупицы.

— Я же предупреждала тебя, чтобы ты не надоедала.

Геари перевела взгляд на подошедшую к ним другую ее кузину — Синтию, названную так в честь греческой богини охоты Артемиды[5]. Тия ненавидела все, что было связано с Грецией. Единственное, из-за чего она здесь находилась, — это зачеты в колледже, ну и возможность быть рядом с ее последним увлечением, Скоттом, считавшим, что это будет приятной летней поездкой. Не упоминая уже о такой мелочи, что останься Тия дома, в Нью-Йорке, ей пришлось бы работать в гастрономе матери, который она ненавидела еще больше, чем Грецию.

Эта очень высокая — в шесть футов 4 дюйма[6] — красотка с золотисто-каштановыми волосами относилась к числу тех немногих женщин, которые превосходили Геари ростом. Практически уникальное достижение, учитывая, что Тие только-только исполнилось восемнадцать.

Геари нахмурилась, когда заметила, что на Тие были надеты длинная синяя юбка и белая вышитая греческая блузка с длинными рукавами.

— Я думала, ты загораешь, — произнесла Геари.

Тори подалась вперед и прошептала ей на ухо:

— Она и загорала, да еще и без верха: надеялась, что Скотт увидит ее голую грудь и прилипнет к ней. Он, конечно, ноль реакции, но мужики на проплывавшей мимо лодке чуть не вывалились за борт, пока Джастина не заставила ее уйти в каюту.

Тия скривила губы.

— Ты мелкая стукачка. Но раз уж начала, то колись до конца. Давай, расскажи Геари, как ты чуть не сожгла ее отчеты, когда тебя напугала кошка, и ты уронила Теддину горелку Бунзена[7].

Тори покраснела и поправила очки на носу.

— Гениальна, но неуклюжа. C'est moi [8] .

Геари улыбнулась, ведь девочка сказала чистую, хоть и ужасную правду. Грациозность никогда не числилась среди достоинств Тори, в отличие от Тии, у которой ее было больше чем достаточно.

— Все в порядке, Тор. Я бы просто заставила тебя восстановить их.

Тия тяжело вздохнула и окинула палубу критичным взглядом.

— Разве здесь не самое скучное место на Земле? Я даже не могу заставить Скотта подняться на палубу дольше, чем на долю секунды.

Это точно. Если даже обнаженка не сподвигла мужчину подняться, его уже ничем не проймешь.

— Они там с Тедди, — продолжила Тия раздраженным тоном, — приклеились к плану раскопок, как будто он когда-нибудь воплотится. Почему каждый раз, когда я привожу парня в эту Богом забытую страну, он съезжает с катушек?

— Может, это от слишком долгого пребывания рядом с тобой, — поддела ее Тори, заправляя за ухо выбившуюся прядь волос. Она наклонилась вперед и прошептала Геари на их собственном уникальном языке — смеси древнегреческого и латыни: — Думаю, она высасывает из них тестостерон, чтобы повысить уровень собственного.

Геари рассмеялась.

Тия мгновенно напряглась.

— Что она обо мне наговорила?

Геари покачала Тори головой, прежде чем ответить:

— Почему это обязательно должно было быть о тебе?

— Потому что это так, — и после этих слов Тия устремилась прочь.

Тори устало вздохнула.

— Надеюсь, однажды она найдет того, кто сможет поставить ее на место. Мне уже надоело смотреть, как она изматывает бедняжку Скотта. Готова поклясться, что она частично суккуб.

— И не говори. Никому не пожелаю оказаться ее жертвой.

— Точно сказано. — Тори помедлила, прежде чем бросить на Геари испытующий взгляд: — Ну, рассказывай.

Можно подумать, ей хотелось вспоминать то мучение.

— Нечего рассказывать. Они отказались выдать нам разрешения… снова.

Тори даже топнула ногой.

— С ума сойти! Это несправедливо!

— Знаю, — согласилась Геари, похлопав Тори по руке. — Мы просто должны набраться терпения.

— К чертям терпение! Такими темпами, когда они дадут разрешения, я уже буду на пенсии, и копать мне придется, опираясь на палочку. — Она издала звук крайнего отвращения. — Сейчас мы как никогда близки к обнаружению города. Я знаю, что Атлантида именно тут. Я чувствую это!

По спине Геари пробежал холодок. На ее взгляд, черты характера Тори были в чем-то слишком уж схожи с их отцами. Тори двигало то же помешательство, которое владело ими. Оно было сродни безумию в крови Геари, заставлявшему ее работать до поздней ночи после того, как все остальные давно ушли спать.

Были времена, когда это по-настоящему пугало Геари. Всех членов их семьи, которые когда-либо были увлечены так же сильно, как Тори, настигла ранняя смерть. Если когда-нибудь что-нибудь случится с самым молодым членом их семьи, то это сломает не только Геари, но и их дедушку тоже.

Они жили ради нее.

С другой стороны, Геари часто ловила себя на мысли, что Тори использует поиски, чтобы забыть о своем сиротстве и отвлечься от боли, которую при этом испытывает. Бедняжка ничего не помнила о своих родителях. Их дело — единственное, благодаря чему Тори могла почувствовать себя ближе к ним. Это все, что они оставили своей дочери.

— Все будет хорошо, Triantafyllo [9] . — Геари обратилась к ней по прозвищу, которое дал Тори их дедушка. — Я ненадолго прилягу, может, это немного уменьшит начинающуюся головную боль.

— Хорошо. Я буду внизу со Скоттом и Тедди проверять данные, которые окажутся совершенно бесполезными, если мы не сможем вести раскопки. Но какого дьявола? Я молода, и у меня куча времени, чтобы тратить его впустую. Ты же напротив…

В ее сторону раздалось фырканье Геари.

— Я не настолько старше тебя.

Скользнув прочь, Тори кинула напоследок:

— Ага, как же. Купи палочку, Бабуля.

Геари в ответ покачала головой и съежилась от боли, которая запульсировала в висках, отдаваясь в бровь.

Подошедший к ней Брайан нахмурился.

— Что с тобой?

— Еще одна головная боль. — В последнее время они часто ее терзали. Разумеется, с ее везением, это окажется неизлечимая опухоль головного мозга, и в конце она, скорее всего, останется на милости Тии, и кузина-наследница сможет, наконец, мучить ее, не переставая… Боже упаси! — Со мной все будет отлично. Мне просто нужно прилечь на пару минут.

— Если тебе что-нибудь понадобится, позвони.

Мне нужно разрешение. Как насчет него?

Если бы только она могла сказать это вслух и не потерять такое необходимое ей финансирование.

— Обязательно. Спасибо. — Затем Геари направилась вниз к небольшой комнате, которую они делили вместе с Тори. На исследовательском судне практически невозможно было найти уединение, но, честно говоря, Геари это не беспокоило. Не так, как раньше, когда она была в возрасте Тори. Разница между ними поражала.

Если Геари ненавидела отсутствие личного пространства, то Тори относилась к этому с точностью до наоборот. Единственное, что заботило девочку, — это их поиски.

Но, несмотря на их различия, Геари обожала свою кузину. Так как родители Тори умерли, когда девочке не было еще и шести, вся их семья приняла ее и воспитала как родную. Поэтому Мегеара всегда считала Тори скорее родной сестрой, чем двоюродной.

Геари улыбнулась, когда вошла в комнату и увидела брошенные на ее кровать ночную рубашку Тори и коричневого плюшевого медвежонка, потрепанного временем. Тори не отличалась опрятностью.

— Ладно, мистер Каддлз, вам следует быть на своем месте. Прекращайте красться к моей кровати. Я пинаюсь во сне. — Геари усадила мишку на разобранную постель Тори, затем сложила розовую фланелевую сорочку и положила ее под мистера Каддлза.

В уголках ее губ заиграла легкая улыбка. Сверху доносились приглушенные голоса. Судно плавно покачивалось, убаюкивающей музыкой волн погружая Геари в подобие оцепенения. Ей в самом деле был нужен небольшой отдых. В последнее время она беспокойно спала. Вероятно, результат перегруженности мозга.

Она отвернула покрывало и, сбросив туфли, забралась под одеяло на узкую кровать.

И почти мгновенно заснула.

Внешний шум пропал, она же двигалась сквозь темноту сна, разбавленную белым туманом и прохладным бризом. Геари еще с детства стремительно проваливалась в быстрый сон[10]… обычно в течение пяти минут. Неслыханно! Это было странное нарушение сна, которое не мог объяснить ни один доктор.

Ее сон шел своим чередом: она стояла на черном пляже. Белоснежные волны разбивались о чужеродный берег. Звук эхом отзывался в ее ушах. Она увязла пальцами ног во влажном, черном песке.

— Мегеара.

Глубокий мужской голос был эротичным и обольстительным, с плетениями странного, экзотичного акцента. Голос растекался по телу Геари подобно горячему шоколаду с бренди. Насыщенный. Бархатный.

Опьяняющий.

Когда ее таинственный любовник появился позади нее, она застонала во сне. Как и всегда, он был умопомрачительно красив, длинные темные волосы развевались на ветру, а глаза, казалось, излучали сияние, — столь яркими и синими они были. Черты лица изваяны с редким мастерством, а завораживающие глаза обрамлены черными бровями, очерченными четкими линиями. Загорелые руки обвились вокруг нее и прижали к мощному, обнаженному торсу с выпуклым рельефом великолепных мускулов.

Он был божеством.

Чистым соблазном.

И в это мгновение он весь, от макушки до пят, принадлежал ей…

Закрыв глаза, Геари позволила аромату его суровой, грубоватой мужественности проникать в нее, пока он полностью не опьянит ее наслаждением. Только стоило обжигающим губам коснуться ее шеи, как она наклонила голову влево, чтобы он мог нежно облизывать и ласкать ее кожу, пока все ее тело не запылает.

Она не знала, почему ей продолжают сниться эти будоражащие, эротические видения. Почему этот невероятно сексуальный мужчина является ей во снах. В конце концов, Геари Кафиери не отличалась чувственностью или женственностью. Геари состояла из несгибаемой воли. Она всю жизнь боролась за свои убеждения, за право быть самостоятельной личностью, и эти сражения не оставили ей времени на развитие таких девичьих умений, как макияж, укладка волос и женские хитрости.

С того момента, как она ступила на путь восстановления репутации отца, она пыталась доказать самой себе, коллегам и инвесторам, что может быть не только достойным конкурентом в мире, управляемом мужчинами, но и стать в нем главной.

И ей это прекрасно удалось. Да, она не самая утонченная женщина. Ну и что? Зато она завоевала признание, и после смерти отца меньше чем за три года превратила его убыточную фирму в преуспевающую. «Спасательное общество Кафиери» считалось теперь одной из ведущих компаний в Греции. Наряду с восстановлением компании отца Геари ухитрялась продолжать его частные исследования.

Ей всегда было достаточно этого.

Вернее, так она думала до знойной ночи двумя месяцами ранее, когда Арикос впервые появился в ее снах.

Один невольный взгляд, брошенный на него, — и незнакомец пленил ее.

Арикос развернул ее к себе лицом. Прикусив губу, Геари взглянула в опаляюще синие глаза. На нем были надеты лишь черные кожаные штаны и ботинки. Его волосы, окаймлявшие лицо струящимися волнами, теребил легкий ветер, цепляясь прядями за щетину на щеках.

— Что сегодня огорчило тебя, agamenapee [11] ? — спросил он тем тоном, что всегда вызывал в ней дрожь.

Геари пристроила голову у него на плече так, чтобы можно было вдыхать его запах, позволяя тому успокаивать ее.

Если бы только он мог быть настоящим…

— Они не хотят давать нам разрешения, — прошептала она, очерчивая контур его соска и наблюдая, как тот твердеет. — И я могу убить их за это. Я уверена, что мы нашли Атлантиду. Я знаю это. Она настолько близка, что я могу ощутить ее, но теперь… Теперь это безнадежно.

Она сжала зубы от отчаяния. Но при этом радовалась, что у нее есть кто-то, кому она могла доверять, и перед кем не нужно было держать «боевую» маску. Ее служащие ожидали от нее постоянной невозмутимости и собранности, когда на самом деле ей хотелось трясти чиновника до тех пор, пока он не даст то, что ей было нужно.

Будь они прокляты за это.

— Я потерплю неудачу, — пожаловалась Геари надломленным голосом. — Тори права. Учитывая, какими темпами мы продвигаемся, мы будем слишком стары, чтобы хотя бы вспомнить, а что мы, собственно, ищем.

Арикос обхватил крупными ладонями ее лицо и окинул внимательным взглядом.

— Не понимаю, почему для тебя это так важно.

— Потому что мой отец умер сломленным алкоголиком. Я хочу, чтобы все, кто когда-либо насмехался над ним, подавились своими словами. Хочу доказать всему миру, что мой отец не был безумцем, сражавшимся с ветряными мельницами. Хочу сдержать данное ему обещание. Я должна ему это.

Арикос наклонил голову и посмотрел в ее глаза так, как будто мог взглянуть прямо в ее душу.

— Если бы ты нашла ее, это бы тебя осчастливило?

— Более чем.

— Считай, что сделано. Я приведу тебя к Атлантиде.

Геари рассмеялась над абсурдностью ситуации. Да уж, когда ее подсознание уходит в астрал, оно уходит по полной.

Даже в этом случае для нее слишком много значило существование, по крайней мере, одного человека, которому можно верить. Неважно, что он не был настоящим. Она нуждалась в его воображаемой поддержке и была благодарна за нее.

Тут Арикос нагнул голову и накрыл губами ее рот. Геари застонала от сладости его вкуса. На свете не было никого слаще его. Никого, в чьих объятиях она чувствовала бы себя лучше. Вероятно, поэтому он появился в ее снах.

Но она была только рада его появлению. Ощущению жара его кожи, скользящей по ее телу.

О, она могла бы съесть этого мужчину живьем.

Под его ловкими руками белое, ниспадающее платье соскользнуло с ее плеч, оставляя ее обнаженной. Его же губы и язык в это время захватывали и дразнили ее рот. Ее поражало то, насколько непринужденно она себя с ним чувствовала, пусть и во снах. В реальной жизни Геари никогда не была женщиной, которая позволяет себе терять голову от мужчины. Позволяет страстям вести себя.

Ею владели холодная, безжалостная логика и сдержанные эмоции.

Вот почему она так любила свои сны. Здесь она была вольна вести себя с Арикосом так, как ей заблагорассудится, ни о чем не беспокоясь. Никакого риска забеременеть или подцепить болезнь. Никаких терзаний, о чем говорить с ним утром.

Никакого страха разочарования или жестоких насмешек. Она управляла своими снами и им. Время, проведенное с ним, было наполнено надежностью и теплотой и составляло лучшие мгновения ее дня.

Арикос бережно опустил ее на песчаный берег и накрыл своим телом. О, это ощущение бесподобно! Ласково проведя кожей штанов по ее ногам, он коленом развел ее бедра.

Оставив ее рот, его губы переместились ниже к ноющей груди, так и напрашивавшейся на поцелуй. Задыхаясь от нехватки воздуха и дрожа от собственного возбуждения, Геари притянула его голову ближе к себе. Он сомкнул губы на тугом соске, обводя его языком и перекатывая из стороны в сторону. Его дыхание опаляло разгоряченную кожу.

— Вот так, — выдохнул Арик, опустив руку вниз, чтобы облегчить ее страстное желание ощутить его плоть внутри себя. Его теплые пальцы гладили и дразнили ее, пока она не взорвалась в оргазме. — Отдай мне всю свою страсть, Мегеара. Позволь мне почувствовать твое удовольствие. Позволь мне испытывать это.

Яростно его целуя, она выгибалась навстречу его руке, стремясь получить от него еще больше удовольствия.

— Хочу большего, — потребовала она, потянувшись к «молнии» на его штанах.

Он обольстительно рассмеялся.

— И ты это получишь.

— Геари!

Громкий крик вытряхнул ее из сна, от чего ее сердце заколотилось быстрее, чем от ласк Арикоса. Геари открыла глаза, обнаружив себя лежащей лицом вниз на своей постели.

В комнату ворвалась Тори.

— Тебе лучше поторопиться. Тия собирается утопить Тедди. И это не шутка.

Арик, бранясь, вышел из сновидения в стробилос[12], в котором он, пока подглядывал за царством людей, не обладал ни видимыми очертаниями, ни плотностью. Всякий раз, когда человек пробуждался ото сна, бог сна оказывался в этом безбрежном небытии. Ни единого звука, никаких цветов — одна сплошная непроглядная мгла.

Все, что он мог чувствовать, — это стремительно исчезающие эмоции Геари, и он отчаянно пытался их удержать.

— Мегеара… — позвал Арик, желая возвратиться к тому, что они разделили. Но он знал, что было слишком поздно. Мегеара, его маленькая страсть, обладала большей, чем у обычного человека, устойчивостью и не всегда приходила на его зов.

Она не засыпала даже под воздействием сыворотки Лотоса[13], пока сама этого не хотела. Единственным последствием для нее была головная боль из-за сопротивления.

Проклятие! Он желал возвращения Мегеары!

Его тело горело от неудовлетворенной страсти, но он чувствовал кое-что посильнее, какое-то странное ощущение в груди.

Тоска.

Он жаждал Мегеару и злился из-за ее утери. Никогда за всю историю человечества он не чувствовал ничего подобного. Предполагалось, что боги сна лишены эмоций… по крайней мере, всех, кроме боли. Им была оставлена лишь одна эта эмоция, чтобы другие боги могли контролировать и наказывать их.

Вот только он не чувствовал боли в груди. Эмоции Мегеары все еще ощущались им как свои собственные, что лишь подтверждало, насколько сильными были ее сдерживаемые страсть и ярость.

Сначала она вызвала у него мимолетное любопытство. Яркостью и красочностью снов. Два необычайно редко встречающихся качества. Обычно людские сны — это сплошной туман, редеющий просветами черно-белых картинок.

Большинство богов сновидений обходило такие сны стороной, особенно ловцы за эротическими снами. Такие Скоти[14], как Арик, всегда искали более дерзких людей. Зачем кружить в снах лишенного воображения человека, когда целью является испытать через спящего чувства и эмоции?

Поэтому его родичи просматривали сны в поисках тех, кто мог творить красоту и дать Скоти то, в чем они нуждались.

Сны Мегеары утопали в искусных ощущениях. Когда он впервые наткнулся на нее, она купалась в шоколадной реке.

Покачиваясь на расплывчатой поверхности одной из комнат стробилоса, Арик закрыл глаза, чтобы вызвать воспоминания. Внутри него, несмотря на прерванную связь, все еще оставался след ее страсти, что позволило ему воскресить в памяти то удовольствие, которое он испытал, найдя ее той, первой, ночью.

Даже сейчас он мог ощутить на языке вкус шоколада, что слизывал с ее нагого тела. Почувствовать омывающее кожу тепло, когда они занимались любовью посреди реки. Сейчас, как и тогда, Арик хотел бы узнать, каким будет настоящий вкус шоколада в мире смертных.

Почему Мегеара получала от этого такое большое удовольствие?

Более всего он горел желанием узнать, какова окажется на вкус она. Какой аромат она будет источать?

Его член дернулся в сладостном предвкушении.

— Арикос?

Он отвернул голову от вспышки яркого света, прорезавшего темноту.

— Какого черта, М’Ордант, — зарычал он, узнав голос старшего единокровного брата.

— Это гнев?

Арик передвинулся так, чтобы встать напротив бога, который был одного с ним роста. У М’Орданта, как и у него, были темные волосы и ослепительно-яркие синие глаза. Весь их род был отмечен, наряду с неземной красотой, таким цветом глаз.

На этот раз, когда Арик заговорил, голос его был ровным и спокойным, как и приличествовало его проклятому роду.

— Откуда мне знать? Я не имею эмоций.

М’Ордант сузил глаза, и если бы Арик не знал его лучше, то поклялся бы, что брат был озадачен. Пусть они не могли чувствовать по-настоящему, но они научились подделывать мимику. Это меньше раздражало остальных богов.

— Ты провел слишком много времени с человеком. Тебе следует перейти к другому.

Таков был порядок. Скоти, подобным Арику, дозволялось забирать лишь излишки эмоций, чтобы помочь людям. Если Скотос слишком долго пребывал рядом с одним человеком, то он, теоретически, мог свести этого человека с ума или даже убить его.

Скоти обычно получали одно-единственное предупреждение, и если они ему не внимали, то Онерои выбирали одно их двух: либо покарать их, либо уничтожить. М’Ордант был одним из многих, кто отслеживал человеческие сны и контролировал Скоти.

— А если я не хочу ее оставлять?

— Ты споришь?

Арик выгнул бровь.

— Как я могу?

— Значит, ты с ней закончил. — И М’Ордант исчез.

Самым мудрым было бы внять предупреждению. Но Арика слишком сильно тянуло к его человечку, чтобы обращать внимание на слова М’Орданта. Для этого ведь нужно было испытывать страх… а Арик понятия не имел, что это такое.

Закрывая глаза, Арик все еще мог ощутить аромат плоти Мегеары. До сих пор мог различить на кончике языка вкус соленой сладости ее тела. Почувствовать ее прикосновение к его коже.

Нет, он еще не закончил с нею. Он только начал.

ГЛАВА 2

Геари, облокотясь на борт судна, следила взглядом за ближайшими шлюпками, скользившими по прозрачной глади воды, и не могла понять, что с нею было не так. Ее неудержимо клонило в сон, глаза закрывались сами собой, — совсем не похоже на нее.

— Мне кажется, у меня нарколепсия[15].

Тори остановилась возле Геари и оглядела ее сверху донизу.

— Может быть. Ты в курсе, что семьдесят процентов больных нарколепсией также подвержены приступам катаплексии[16]? — Но прежде чем Геари успела открыть рот для ответа, Тори сама себя опровергла: — Хотя, к тебе это не относится. Я не раз видела тебя в гневе, так что тебе этот чудный симптом явно не грозит. Само собой, нарколептики еще страдают яркими галлюцинациями при засыпании, а также при пробуждении. И, конечно, лунатизмом. Так, я знаю, что во сне ты не ходишь. А красочные видения у тебя в последнее время не появлялись?

Да, появлялись, но Геари явно не собиралась обсуждать с пятнадцатилетним книжным червем свои яркие сексуальные фантазии.

Она бросила на Тори сердитый взгляд.

— Откуда ты все это знаешь? Господи, Тори, ты еще ребенок. Так что веди себя соответственно. — Прежде чем она успела хотя бы моргнуть, Тори размахнулась и со всей силы ударила ее по руке. — Ай! — Геари потерла ушибленное место. — Что это было?

— Неожиданная и нелогичная эмоциональная вспышка. Разве не этого ждут от подростков? О, еще особо гадостное настроение. В больших количествах.

Геари примирительно вскинула руки.

— Отлично. Ваша взяла, доктор Кафиери.

Тори изобразила на лице довольную ухмылку, более свойственную ее возрасту, и ушла, чтобы помочь капитану закрепить линь.

Покачав головой, Геари спустилась в каюту, где наткнулась на Тедди и Скотта, которые бурчали из-за того, что вокруг них Тия крутилась, мешая им работать. Геари ничем не могла им помочь, поскольку обещала матери Тии этим летом присматривать за ней. Скорее всего, маленькая бестия мотала нервы Тедди за то, что он проводил слишком много времени со Скоттом.

Геари надеялась, что их гнев скоро остынет. Она отправила кузину совершить небольшой шопинг-тур в городе, пока они подготовятся к отплытию в тот район, где, как полагала Геари, таилась Атлантида. Последнее, что им было нужно, — это нытье Тии по поводу и без.

Кроме того, Тия не могла жить без шопинга. Чем вещица ярче, тем больше она ее обожала. До такой степени, что на последнем Хэллоуине щеголяла в красных рожках с алмазными висюльками в виде колец. Тия нарядилась шопинг-демоницей, что вполне соответствовало ее натуре.

Брайан добровольно вызвался сопровождать и оберегать Тию от неотступно преследующих ее проблем, по сравнению с которыми меркнут даже продажа в белое рабство или похищение зелеными человечками.

Между тем, Геари так устала, что едва стояла на ногах. Больше она ни на что не была способна.

«Мегеара. Вернись ко мне…»

От глубокого эротичного голоса, снова раздавшегося в ее голове, по телу пробежали мурашки.

Она краем глаза уловила какое-то движение и повернулась. В дверном проеме, на лестнице, которая вела на верхнюю палубу, стоял Арикос. Он был одет во все черное, его плутовские глаза обещали ей бесконечную ночь оргазма, а обольстительная улыбка заставила замереть на месте.

«Ну же, Мегеара».

Его голос шелестел, подобно шепоту призрачного ветра, лаская ее. Убаюкивая.

Он протянул ей ладонь…

Никогда она не видела более притягательной позы. Все, чего она хотела, — это принять его ладонь и позволить ему унести ее на руках так, как он это делал в ее снах. Геари хотела раздеть его донага и испробовать совершенство его тела.

Вкусить эти манящие губы.

Она, не раздумывая, протянула ему руку. Так близко, что их ладони почти соприкоснулись. Их разделяло не более толщины волоска…

Но он — иллюзия, и она знала это.

— Геари? Не передашь мне линейку?

Она вздрогнула от голоса Тедди. Опустив руку, Геари глянула влево и увидела на загроможденном рабочем столе масштабную линейку. Она едва заметно моргнула, прежде чем оглянуться на лестницу.

Пусто. Ни следа от Арикоса, ждущего там ее возвращения. И это вызвало в ней горькое разочарование.

Я схожу с ума.

Угу. Но что ей еще остается? Вас бы преследовала такая сексуальная галлюцинация.

Геари, не желая думать об этом, взяла линейку и передала ее Тедди под его обеспокоенным взглядом. Он был старше всего лишь на несколько лет, но опекал скорее как отец, чем как друг или коллега. Его короткие каштановые волосы всегда были безупречно причесаны, карие глаза лучились весельем, а очаровательные ямочки делали лицо приветливым.

— Как ты себя чувствуешь?

— Устала.

Тедди почесал затылок, словно его сбил с толку ее ответ.

— Прошлой ночью ты проспала четырнадцать часов.

Геари потрепала его по руке.

— Знаю, но тем не менее.

— Может, тебе стоит показаться врачу.

О да, и лучше сразу психиатру. Она отогнала эту мысль и улыбнулась Тедди.

— Я буду в порядке. Правда.

Будет, во всяком случае, если сможет прекратить эти ненормальные видения. Даже в эту минуту ей казалось, будто за ней кто-то наблюдает…

Арику захотелось выругаться от разочарования, когда он увидел Мегеару улыбающейся другому мужчине. Почему она не поддалась его сыворотке? Его просьбам?

Как простая смертная женщина могла быть настолько сильной?

— Арикос?

И снова темноту комнаты разорвал ослепительный свет. Арик устало вздохнул, услышав голос дяди Винка; ему всерьез надоели эти помехи, все, чего он хотел, — это быть со своей человеческой целью.

— Чего?

— Мне велели забрать у тебя мою сонную сыворотку. Похоже, ты ею злоупотребляешь, что плохо сказывается на твоем человеке.

Арик повернулся лицом к старшему богу сна. Длинные каштановые волосы Винка были заплетены и откинуты за спину, а в светло-серых глазах плясали чертики. Хотя Винк и являлся одним из самых древних богов, вел он себя подобно тринадцатилетнему мальчишке. Больше всего на свете он обожал устраивать проказы и дразниться — два его качества, которые Арик и его собратья проклинали на чем свет стоит.

Когда-то другие боги с легкостью завлекали Ловцов Снов и манипулировали ими, и они позволяли Винку, Аиду и остальным использовать себя в их в личных розыгрышах и междоусобных баталиях.

До того дня, когда Зевс раз и навсегда положил этому конец. Забавно, что он наказал только орудия, а не тех, кто умело ими пользовался.

Но ведь Зевс и не славился как справедливый бог.

— А если я хочу оставить сыворотку?

Винк на это выгнул бровь и цокнул.

— Ну же, Арикос, ты знаешь правила. — Его лицо посерьезнело. — А еще ты знаешь, что случается с теми, кто от них отказывается.

Естественно, он знал. Весь его род знал. На спине Арика шрамов больше, чем звезд на небе. Когда-то он даже думал, что его дед Гипнос, следивший за их телесными наказаниями, был ни кем иным, как садистом, наслаждение которому доступно лишь от причинения боли другим.

Как же это жестоко: отправлять Скоти поглощать избыточные либо подавляемые людские эмоции, а затем карать их за то, что они не желают прекращать, потому что, наконец, вкусили нечто, отличное от боли.

Но, тем не менее, это так.

После «беседы» с М’Ордантом Арик знал, что именно этого и следовало ожидать. Протестовать бесполезно. Винк был послан, чтобы изъять сыворотку Лотоса, которую они применяли к людям, и ничем на Олимпе его не подкупишь. Винк всего лишь пешка, которая служит богам сна.

Арик вынул маленький пузырек и вручил Винку. Тот взял его со стоической улыбкой.

— Выше нос, дружище. Кругом кишмя кишит другими людьми, с которыми ты можешь поиграться. Человечество весьма обильно в этом плане. Люди живут ради своих снов, они постоянно им снятся.

Да, но ни один из этих людей не видел таких живых, ярких снов, как Мегеара. Ее сновидения давно разожгли в Арике желание узнать, какова она вне царства снов. Какой она окажется, как человек…

Арик наблюдал, как Винк отступил и исчез, оставив его в комнате снов наедине с темнотой.

Возможно, это было лишь наказанием за все. Первоначально Арик, сын бога Морфея, был одним из Онерои. За ним, как и полагается, были закреплены люди, за которыми ему полагалось присматривать и защищать их от Скоти, пристававшим к ним время от времени. Его жизнь в те дни состояла из надзора за вверенными ему людьми. Арик следил, чтобы они видели нормальные сны, которые помогали бы им решать их проблемы, либо дарили его подопечным вдохновение.

Так было до той роковой ночи.

Арик отправился на помощь одной из своих протеже, которая заболела. Из-за болезни ее сны стали очень яркими и эмоциональными. Настолько, что привлекли одного из Скоти. Такое часто случалось и даже допускалось. Скоти питались человеческими эмоциями, но пока они не выходили за рамки и не начинали управлять снами или влезать в жизнь человека, им позволяли выдаивать людей. Скоти наказывали лишь тогда, когда они неоднократно возвращались к одному и тому же источнику питания и верховодили им.

У людей хрупкая психика. Периодические появления Скотоса легко могут повредить человеческий рассудок и привести человека либо к безумию, либо к мании убийства. В худшем случае Скоти могли даже лишить человека жизни, вот почему Онерои не спускали с них глаз. Если Скотос слишком долго паразитировал на одном человеке, то в дело вступали Онерои и прогоняли его.

Если на Скотоса не действовали никакие другие меры, Онерои его убивали.

Когда-то жизнь Арика была посвящена тому, чтобы охранять людей. Ничего не чувствовать, только исполнять приказы верхушки Онерои. В свое время он одолел множество Скоти, не задумываясь и не заботясь о том, почему они тратят столько усилий, чтобы найти людей. Что за жгучая потребность побуждает их рисковать своими жизнями ради этих поисков.

А затем одна ночь… нет, одна встреча все изменила и принесла с собой понимание, которое до сих пор не давало ему покоя.

Солин, сын человеческой женщины и бога сновидений Фобетора, жил на земле, а по ночам бесконтрольно врывался в сны других людей. Его не отягощали никакие моральные принципы, и не волновал причиненный другим вред. Самое главное — его удовольствие.

В течение многих столетий Онерои пытались остановить Солина и заманить его в ловушку. Он являлся одним из немногих Скоти, кому вынесли смертный приговор. Среди Онерои, которым не повезло с ним столкнуться, ходили легенды о его ненасытных желаниях и боевых навыках.

И Арик был одним из них. Онирос, считавшийся по их мерках все еще юным, решил самостоятельно поймать Солина.

Большинство Скоти сбегало при виде Онерои. Другие боги целиком и полностью поддерживали действия Онерои, направленные на то, чтобы управлять Скоти, независимо от того в какой форме эти действия проявлялись. Поскольку Скоти могли поглощать эмоции любого человека, обычно они сразу же уходили: зачем понапрасну терять время на споры и схватки, когда можно просто перейти к кому-то другому.

Но Солин был сильнее большинства. Храбрее. Вместо того, чтобы сбежать, как этого ожидал Арик, Солин спустил на него человеческую распутницу. Согласно их законам Арику запрещалось причинять человеку боль, и Солин это знал. Арик попытался отодвинуть женщину, не причиняя вреда, но как только ее губы коснулись его рта, и он отведал ее желание, что-то внутри него раскололось.

Он впервые в жизни почувствовал наслаждение и возбуждение.

А когда женщина опустилась перед ним на колени и взяла его в рот, Арик понял, что на этом его война проиграна, а убеждения разрушены. В мгновение ока он обратился в Скотоса.

И с тех пор им оставался.

Все эти столетия, перемещаясь из одного сна в другой, он искал кого-нибудь, кто позволил бы ему ощутить такой же накал страстей, как той, первой ночью. Но никто даже близко не подходил.

Кроме Мегеары.

Только она смогла пробиться сквозь пустоту внутри него и научить его вновь видеть яркие цвета. Научить его испытывать ее чувства. После стольких столетий Арик, наконец, понял, почему некоторые Скоти отказываются покидать своих партнеров. Почему они готовы пойти на смертельный риск.

Мегеара пробудила в нем желание узнать, как выглядит мир ее глазами. Каков он на вкус. На ощущения. Также Арика начала всерьез раздражать возможность Мегеары уходить от него, невзирая на все его ухищрения.

Но что он мог поделать? Даже если бы он очутился на земле, чтобы быть рядом с ней, он не смог бы узнать ее или ее окружение по-настоящему.

Он желал ее страсть. Ее жизненную силу.

Должен существовать способ коснуться ее…

Арик задумался. Да, верно, как Онерои, так и Скоти могли принимать человеческое обличие в царстве смертных, но из-за проклятия Зевса они и там не ощущали никаких эмоций. Тогда какой в этом смысл? В человеческом обличии они столь же холодны и бесчувственны, как и в своем собственном божественном виде.

Нет, он хотел не этого.

Он хотел стать человеком. Жаждал чувств и эмоций, чтобы со всей возможной полнотой испробовать Мегеару.

Это невозможно.

Или это не так? Они же боги и обладают могуществом богов. Почему не в их власти сотворить подобное?

Силенок не хватит. Зевс в первую очередь это и проверил, когда наказал Ловцов Снов за то, что они вторглись в его сны.

Но с другой стороны, помимо Арика существовали и другие боги, мощь которых значительно превосходила его скромные силы. Боги, которые могли бы превратить его в человека, пожелай они этого.

Зевс ни за что на свете не допустил бы такого — он слишком сильно ненавидел богов сновидений. Его дети не осмелились бы сделать это, опасаясь отцовского гнева. Но его братья…

Это совсем другой разговор.

И Арик знал, с которым из них можно заключить сделку.

Аид. Бог Подземного мира никого и ничего не боялся. Его силы ничем не уступали силам других, а самое главное, — он ненавидел остальных богов так же, как они ненавидели его. Благодаря этому Аид всегда был открыт для выгодных предложений, особенно если подобная сделка разозлит Зевса.

Попытка — не пытка.

Арик, теряя последние крохи эмоций Мегеары, перенесся с Исчезающего Острова, где обитало большинство богов сна, вниз, прямо в центр Аидовых владений. Здесь было темно как ночью. Мрачно. Никаких чертогов из золота и слоновой кости, подобных тем, что возведены на Олимпе. За исключением, разве что, Элизиума[17], куда попадают праведные души, дабы провести вечность в райском блаженстве. Те счастливцы, которым повезло здесь оказаться, имеют все, что душе угодно. Они даже могут возродиться вновь, коли пожелают.

Но Элизиум лишь часть намного более обширного царства. Царства, в котором тех, кто был обречен на существование в нем, не ждало ничего, кроме страданий. Особенно в это время года. Три месяца назад любимая жена бога, Персефона, отправилась к своей матери в верхнее царство. Во время отсутствия Персефоны Аид в буквальном смысле становился адски невыносимым. С момента отъезда и до ее возвращения он убивал время, истязая всех и вся вокруг.

Более здравомыслящий бог, прежде чем пытаться иметь дело с Аидом, дождался бы возвращения Персефоны, поскольку рядом с женой тот становился благоразумнее, но Арик был на грани отчаяния. Последнее, чего он хотел, — это дать другому Скотосу хотя бы ничтожный шанс получить Мегеару.

Нет, сейчас или никогда.

Кроме того, Арик никогда не был трусом. Он никогда не избегал сражений и не уходил от конфликтов. Благодаря этому он являлся одним из лучших Онерои и одним из самых смертоносных Скоти.

Он всегда брал то, что хотел. Плевать на последствия. У него в запасе вечность, чтобы разобраться с ними. Только настоящее имело значение, и только это Арик принимал во внимание. Всегда.

Когда он пролетал мимо Цербера, трехголовая собака кинулась на него с лаем. Проигнорировав ее, Арик нырнул вниз в катакомбы, сотворенные из черепов и костей врагов Аида. Многие из них принадлежали Титанам и выходцам из античного мира, которым не посчастливилось рассердить мрачного бога, — они не заслужили от Аида даже вечных мук. Он низвел их до уровня декоративных украшений.

Одно лишь это должно было послужить Арику предупреждением…

Но храбрые и отчаянные никогда им не внимали.

Арик замедлил полет, когда достиг главной залы Аидовых владений. В роскошном дворце Аида это было единственное помещение, открытое для посторонних... На самом деле его обитель была намного больше этой залы.

Арику было это известно, поскольку никто не мог противостоять способностям Ловцов Снов. Никто. Всякий раз, когда боги засыпали, они становились уязвимы, — вот почему они так опасались Ловцов Снов. Иногда Арик проникал сюда, чтобы выведать тайны Аида.

Став невидимым, Арик поднялся к черному потолку, зловеще мерцавшему в тусклом свете. Внизу на троне в одиночестве восседал Аид. Этот черный трон, изготовленный из костей Титанов, шлифовали до тех пор пока он не заблестел, как сталь. Престол расположился на возвышении величественной и устрашающей громадой, как того и добивался бог. Подле стоял намного меньший трон из золота, обложенный подушками цвета крови. Это место занимала Персефона, когда пребывала дома со своим супругом.

Аид глядел на ее трон с такой тоской, что Арик практически осязал его печаль. И лишь когда Аид пошевелился, Скотос понял, что тот держал в руке тонкий, изящный веер из слоновой кости с кружевными вставками.

Прикрыв глаза, Аид поднес его к носу и осторожно вдохнул аромат. Затем он выругался и отбросил веер на соседний трон.

Мгновение спустя бог поднялся, чтобы разыскать его и аккуратно положить в небольшой футляр, лежавший на правом подлокотнике. Несомненно, именно здесь и хранила веер Персефона.

Аид застыл и поднял голову, словно прислушиваясь к чему-то.

— Кто посмел без вызова войти в мой зал?

Арик опустился на пол и показался:

— Я.

Бог медленно обернулся и сузил янтарные глаза на Арика.

— Что привело тебя сюда, сын Морфея?

Арику не было нужды скрывать то, зачем он явился.

— Я хотел бы заключить с тобой сделку.

— Какую?

— Я хочу стать человеком.

В пустой зале раздался дьявольский смех Аида, эхом отразившийся вокруг них.

— Ты знаешь, как стать человеком, Скотос. Прекрати есть амброзию и пить нектар.

— Это лишь сделает меня смертным, а я не хочу умирать. Я хочу чувствовать, и для этого мне нужно стать человеком и перестать быть богом.

Аид медленно приблизился к нему, пока не встал прямо перед Ариком.

— Чувствовать? С чего бы кому-то в здравом уме желать этого? Чувства для идиотов.

Арик глянул на веер.

— И ты в их числе?

Аид взревел от гнева и, выбросив вперед руку, с силой припечатал Арика к стене. В спину Ловца Снов, разрывая одежду, впились зазубренные кости.

Арик пытался освободиться от захвата. Безуспешно. Все, что ему оставалось делать, — истекать кровью.

— Как богу, который не желает умирать, тебе было бы лучше не озвучивать некоторых вещей.

Удерживающая Арика сила исчезла настолько быстро, что он упал, не успев опомниться. Помешкав мгновение на полу, он вскочил на ноги.

Аид удивленно выгнул брови.

— Ты быстрее большинства.

— В моем царстве я способен на гораздо большее.

— Что ты имеешь в виду?

Арик пожал плечами.

— Только то, что богу, обладающему подобной мощью, следует быть осторожным. Даже великий Аид должен когда-то спать.

— Ты угрожаешь мне?

— Просто констатирую факты. — Арик многозначительно взглянул на трон Персефоны. — И напоминаю тебе, могучий владыка, что нет ничего хуже, чем позволить Скотосу узнать о своей слабости.

Аид сузил глаза прежде, чем снова разразиться смехом.

— Давно никто не отваживался на подобную наглость в моем присутствии. Оглянись вокруг, Скотос. Разве ты не видишь останки людей, которые вызвали мое недовольство?

— Мое имя Арик, и я вижу все, включая красоту и удобства дворца, который ты скрываешь за этим фасадом смерти. Но я, в свою очередь, спрашиваю тебя, какой смысл угрожать тому, кто не может чувствовать страх?

Аид наклонил голову.

— Принято. Так скажите мне… Арик, что за сделку ты хочешь предложить?

— Я хочу жить в царстве людей как один из них.

Аид цокнул, услышав его пожелание.

— Это не так-то просто, юноша. Ни один рожденный на Олимпе бог не может долго жить на земле.

— Но какое-то время мы все же можем там жить. Я бы отправился туда сейчас, но это бессмысленно, поскольку я смогу лишь созерцать окружающее, но не ощущать его. Вот, чего я хочу.

— Что же в этом хорошего, если ты все позабудешь, как только вернешься?

Аиду было неведомо, что Арик ничего не забудет. Он все запомнит, он желал этих воспоминаний. В отличие от М’Орданта и многих других Арик не знал истинных эмоций или ощущений, они так давно были выбиты из него, что он полностью забыл каково это — чувствовать. Он хотел знать, насколько полнее чувства, когда они не связаны проклятием.

— Причина действительно имеет значение?

Аид задумался на мгновение. Он скрестил руки на груди и, нахмурившись, глядел на Арика.

— У того, чего ты желаешь, будет высокая цена.

— Я не ожидал ничего другого. Просто назови мне плату.

— Душа. Человеческая душа.

Это достаточно легко. Для него не составит труда отнять человеческую жизнь. Люди все равно смертны, и лишь немногие из них удосуживаются оценить красоту человеческого бытия. Он же будет смаковать каждое мгновение своего краткого пребывания в качестве одного из них.

— По рукам.

Аид щелкнул языком.

— Наивный ребенок. Ты слишком быстро дал согласие. Я хочу не просто первую попавшуюся душу.

— Чью же тогда?

— Я желаю душу женщины, которая побудила тебя иметь дело с дьяволом. Без сомнения, у нее должна быть великолепная душа, раз ты пришел сюда и заключил сделку со мной, самым жутким из всех богов.

Арик заколебался. Не из чувств к Мегеаре, а скорее потому, что не был уверен, будет ли он с ней, когда придет время возвращаться.

— А если я не выполню это условие?..

— То будешь страдать здесь вместо нее. Если ты не доставишь ее мне, то я убью тебя как человека и заключу твою душу в Тартар. Боль, которую ты испытывал когда-либо до этого, будет ничем по сравнению с тем, что тебе предстоит. И прежде, чем ты передумаешь, вспомни, что ты уже согласился на это. Обратного пути нет. Наша сделка заключена.

— Сколько времени ты мне дашь?

— Две недели и ни днем больше.

Арик не успел даже дернуться, как его накрыла странная плотная темнота. Только что он стоял посреди тронной залы, а в следующее мгновение оказался окружен чем-то влажным.

Вода…

Его тело налилось непривычной для царства снов тяжестью. Свинцовой. Арик начал задыхаться, рот и нос заливала вода, просачиваясь в легкие, не привычные к настоящему дыханию. Он попытался плыть, но толща воды была слишком плотной. Похоже, его затягивало вниз, в глубь моря.

Арика накрыла паника. Он был бессилен что-либо сделать.

Он тонул.

ГЛАВА 3

— Геари, быстрей! Человек за бортом!

О боже милостивый, кто на этот раз пал жертвой Тии?

Донельзя раздраженная Геари оторвалась от записей Тори на оклик своей помощницы. Джастина показывала куда-то за борт судна. Геари отдала Тори записи после того, как, ринувшись к борту, вгляделась в воду. В волнах, без сомнения, кто-то отчаянно барахтался. И, судя по всему, стремительно проигрывал битву с морем.

— Кристоф! — громко позвала капитана Геари. — Нам нужен… — она осеклась, поскольку тело поглотили алчущие волны.

Времени не осталось.

От выброса адреналина сердце Геари забилось чаще, она скинула обувь и прыгнула за борт. Море, встретив ее оглушающим холодом, сомкнуло над нею свои воды. Интенсивно работая ногами, она поплыла вверх, пока не оказалась на поверхности воды и не смогла оглядеться вокруг и поискать взглядом тонувшего человека.

Несмотря на то что вода отличалась большой прозрачностью, Геари было нелегко отыскать в ней того человека. Ей приходилось нырять, возвращаться, чтобы глотнуть свежего воздуха, и вновь уходить под воду на его поиски. Слава богу, она была опытным пловцом, обученным спасать людей и имеющим сертификат подводного инструктора. С другой стороны, это предполагало, что она спец по спасению утонувших. Она должна чувствовать себя как рыба в воде.

Геари сожалела лишь о том, что у нее не было времени надеть подводное снаряжение перед тем, как броситься на спасение человека. Если она не найдет его в ближайшее время, он погибнет, тем более, что он больше не всплывал.

Когда она вновь оказалась под водой, ее легкие горели от нехватки кислорода, а в ушах шумело от сильного давления. Ей не давали покоя видения гибели незнакомца.

Геари было двенадцать, когда отец Тори утонул всего лишь в нескольких милях от этого места. Стоило ей вспомнить об этом, как голову заполонили образы ее отца, нырявшего за Тироном и пытавшегося спасти его жизнь. Ее отца, вытаскивающего Тирона из воды и делающего все возможное, чтобы его вернуть его к жизни.

Это было ужасно, и последнее, чего она хотела, — это вновь пережить подобное.

«Ну, давай! Не смей умирать. Где же ты?» Геари замедлила скорость и оглянулась вокруг, невесомо держась в воде. Лучи света, преломляясь и вспыхивая в сине-зеленой толще воды, высвечивали разнообразные виды рыб и водорослей, но ни тени человека, которого она искала.

«Посмотри вниз».

Геари нахмурилась, услышав в голове посторонний, непонятно откуда появившийся голос, но была не в силах ему противиться. Посмотрев вниз, она обнаружила мужчину прямо под собой. Он пытался плыть, но вместо этого стремительно шел ко дну…

Вокруг его тела кружили пряди длинных, темных волос и пузыри воздуха. Мужчина без толку молотил руками и ногами.

Геари, испытав облегчение от того, что нашла его, но боясь, что может быть слишком поздно, понеслась к нему на полной скорости. Она подплыла к нему сзади, затем, подхватив его большое тело, вытолкнула их к поверхности воды.

О мой бог! Крупный мужчина состоял из сплошных мускулов, ни капли лишнего жира. И тянул вниз подобно якорю в воде. Ей пришлось как следует постараться, чтобы вытащить их на поверхность.

Вынырнули оба, кашляя и отфыркиваясь.

— Все хорошо, — успокоила его Геари. — Я тебя держу.

Несмотря на это она была готова к тому, что он будет ее топить. Так поступило бы большинство тонущих.

Но только не он — он медленно к ней придвинулся, будто полностью доверял.

Джастина и Тедди уже были в воде со спасательным жилетом. Они надели его на мужчину и доставили того на борт «Сими».

Когда Геари поднялась вслед за ними на судно, она увидела незнакомца лежащим на палубе и укрытым одеялом. Тия делала ему искусственное дыхание, и Геари не могла рассмотреть лицо мужчины.

— Он мертв? — с тревогой спросила Геари, направившись к ним.

Как только она подошла, мужчина выплеснул из себя галлон морской воды. Задыхаясь, он резко повернулся, захрипел, закашлял. Тия постучала ему по спине, чтобы помочь очистить легкие. Его гладкая, влажная кожа отливала бронзой и ласкала взгляд. Исключение составляла спина, изуродованная глубокими шрамами. Рубцы были старыми, но несмотря на это они настолько бросались в глаза, что становилось очевидным, насколько сильную они, должно быть, причиняли боль, когда он их только получил. Это напомнило Геари порку матросов, которая применялась в качестве наказания в былые времена.

Откуда у современного человека могли взяться такие шрамы? Кто мог избить его подобным образом и зачем?

На нем не было ничего кроме тонких белых штанов, облепивших его совершенное тело… и выставлявших напоказ абсолютно все, вплоть до самого сокровенного и того, что этот мужчина был щедро одарен природой.

С таким же успехом он мог бы быть и голым.

— А вот и мистер «я не любитель носить нижнее белье», да? — так тихо, чтобы услышала только Геари, заметила Джастина, отжимая волосы. — Не то чтобы я была не довольна. У него самая аппетитная попка на свете. Неудивительно, что Тия сграбастала его, чтобы сделать искусственное дыхание. Я бы тоже не возражала против небольшого «рот в рот» с этим телом.

Хотя Геари была очень даже согласна с вышесказанным, она никак это не прокомментировала, поскольку Тори обернула вокруг ее плеч одеяло.

— Классную рыбешку вы выловили, — хмыкнул Кристоф, принесший для них еще одеяла. Одно он отдал Джастине и Тедди.

Не обращая на него внимания, Геари опустилась на колени перед своим уловом. Мужчина приподнялся, опираясь на мускулистую руку. Он продолжал дышать короткими, рваными вздохами. Его темные волосы свесились на лицо влажными, спутанными прядями, полностью закрыв от нее и остальных. Каждый мускул его рук был рельефен и прекрасен. Геари стало интересно, каким может оказаться его лицо.

Будет ли оно столь же обезображено, как его спина, или окажется таким же безупречным и потрясающим, как остальное его тело?

— Вы в порядке? — спросила она на греческом, полагая, что раз они находятся в Эгейском море, то он поймет ее лучше на языке эллинов, чем на любом другом.

Он кивнул, поскольку из его тела все еще извергалась вода. Такое впечатление, будто для него было в новинку пользоваться собственными легкими.

Прерывисто дыша, он поднял голову и посмотрел на Геари сквозь завесу темных влажных волос. И как только их глаза встретились, Геари ахнула и подавила желание перекреститься и плюнуть через левое плечо, потому что она оказалась лицом к лицу с пронзительно синими глазами из своих снов.

Этого не может быть…

Это было невозможно, и все же вот он, перед нею, во всей своей практически обнаженной красе. Ей знакомы эти прекрасные, язвительные губы. Изгиб темных бровей над яркими от излучаемой ими синевы глазами. Ей знаком этот сильный подбородок, покрытый щетиной. Именно его она часами напролет дразнила зубами и языком.

Вопреки всем доводам разума, это был он.

Все тело, как острыми иголками, пронзило нечто обжигающее и позарез нужное. Геари пыталась не поддаться порыву дотронуться до мужчины, чтобы убедиться, что он действительно здесь находится.

Арика хватало лишь на то, чтобы не сводить глаз с Мегеары. В реальности она была еще красивее, чем во снах. Его пленили не только ее синие глубокие глаза, но и падавшие на них завитки ее влажных светлых волос. Ее бледная кожа молила о его прикосновении так же, как ее приоткрытый рот требовал его поцелуя.

Он потянулся к ее губам и… закашлялся, пытаясь дышать, несмотря на жалящую боль в груди. Его тело неудержимо дрожало от нахлынувших на него ошеломляюще сильных эмоций и ощущений. Он различал даже крики птиц в небе и гул океана. Жар солнца на коже… обжигал. Арик никогда не чувствовал себя настолько беззащитным. Почему его тело ему не повинуется?

Какого дьявола он не может прекратить кашлять и дрожать?

Он почти ожидал, что Мегеара, как и ее подруга до этого, побьет его по спине. Вместо этого она слегка похлопала ласковым движением, помогая освободить от воды его теперь уже человеческое тело.

После она начала мягкими круговыми движениями растирать его спину. Арика проняла дрожь, когда его опалил ни с чем не сравнимый жар. Куда там зною солнца!

Никто ни разу не касался его так нежно. Он, его тело никогда прежде не знало настоящих прикосновений. Все, чего он хотел, — притянуть Мегеару в свои объятия и попробовать на вкус тугие соски, отчетливо проступавшие сквозь мокрую ткань ее белой рубашки.

Если бы только его тело ему повиновалось.

— По-моему, он до сих пор в шоке, — сообщила Мегеара остальным. — Притащите еще одеял.

Еще одна женщина потеснила Геари.

— Дай мне взглянуть на…

— Нет! — зарычал он, схватив Мегеару за руку, чтобы она осталась рядом с ним. Он не для того зашел так далеко, чтобы потерять ее из виду теперь.

Мегеара успокаивающим жестом накрыла его руку своей рукой.

— Все хорошо. Расслабься. — Она взяла одеяло у молоденькой девчушки в очках и обернула им его.

Арик закрыл глаза, смакуя мимолетное прикосновение ее рук к его плечам. Ощущение ее ладоней на его коже… электризовало. Обжигало.

Если бы только он мог прекратить дрожать.

Геари не знала, как поступить. Она обменялась хмурым взглядом с Алтеей, которая числилась на борту как врач.

— Я должна его осмотреть и убедиться, что все нормально, — потребовала на английском Алтея.

Геари согласилась:

— Знаю.

— Я буду в норме через пару минут, — заговорил незнакомец на совершенном, с легким акцентом английском. Его звучный глубокий голос буквально отдавался эхом. Яркие, хищные глаза впились в Мегеару: — Только не оставляй меня.

Геари кивнула, несмотря на то что его повелительно-собственнический тон вселял в нее желание убежать. Она никому не позволяла указывать ей, что делать, но в нем было что-то невероятно властное. Пленительное.

Если честно, она не хотела его оставлять. И это по-настоящему ее пугало.

С колотящимся сердцем Геари концом одеяла, как полотенцем, промокнула его волосы, а затем отвела их от совершенно безупречного лица.

— Вы предпочитаете английский или греческий язык? — спросила она.

— Без разницы.

Вот это да! Он билингвист. И к тому же весьма лакомый кусочек. От одного вида штанов, словно вторая кожа облегавших его достоинство, в ее голову лезли самые что ни на есть пикантные видения. В своих снах она вертела этим телом, как хотела, и ласкала его языком, не пропуская ни единого дюйма.

Ну хорошо, это было не совсем то же самое тело. В ее снах шрамы отсутствовали. В остальном же оно являло собой практически точный слепок того тела, что обычно воспламеняло в ней искромётную страсть.

Геари уголком одеяла смахнула с щеки мужчины капли воды.

— Что с вами произошло?

Арик отвел взгляд:

— Не знаю.

Тия насмешливо усмехнулась.

— Да уж, нам не каждый день доводится вылавливать из моря бога, да еще практически нагишом, не так ли? Я рада, что вернулась пораньше из похода по магазинам. Это определенно того стоило.

Арик резко вскинул голову и полоснул Тию яростным взглядом. Было заметно, что ее слова задели его за живое.

— Тия? — ровным тоном обратилась Геари. — Тебя что-то не устраивает?

Та закатила глаза.

— Все пучком. Просто если в следующий раз его жизнь буду спасать я, он утонет. — Развернувшись, она направилась вниз, в каюту.

Вперед выступил Кристоф.

— Мы должны сообщить об этом властям.

Светло-голубые глаза Арика полыхнули еще большей яростью.

— Нет! — настойчивым, командным тоном: — Никаких властей.

Тедди обменялся с Геари хмурым взглядом.

— Почему? Вы от них скрываетесь?

— Нет. Всего лишь не хочу, чтобы меня допрашивали, когда я ничего не могу вспомнить.

Кристоф сощурил глаза.

— Вы знаете, как вас зовут?

Он поколебался.

— Арик.

— Арик, а дальше?

Он смущенно взглянул на Геари, заставляя ее сердце ёкнуть.

— Не помню.

Геари наклонила голову, не зная, что и думать. Что-то глубоко внутри подсказывало ей, что он лгал, но она не была уверена в чем.

— Вы ударялись головой?

Арик кивнул.

— У него может быть амнезия, — вставила Тори. — Если он упал с лодки, то мог удариться при падении. А может, его избили и выкинули за борт. Или это могли быть пираты.

— Он не избит, — заметил Кристоф. — И здесь несколько столетий не слышали о пиратах.

— Да, но я сказала «могли быть». В мире постоянно происходит что-нибудь таинственное и необычное. Ты в курсе, что только в прошлом году на гражданские суда было совершено семьдесят пять пиратских нападений? И еще шесть на Береговую охрану США. Одна группа даже попыталась захватить круизный лайнер.

Пропустив мимо ушей статистику Тори, Геари накрыла плечи Арика одеялом.

— Что последнее вы помните?

— Я… я не знаю.

При взгляде на него ее накрыло странное, теплое чувство. Все было настолько ирреально. Она не могла поверить, что глядит на… Арикoса.

Это должно быть сон, и все же мужчина перед ней был точной копией. Копией по имени Арик.

Могли ли они…

Не будь дурой.

Это просто какое-то странное совпадение. Возможно, своего рода предчувствие.

От этой мысли ее лицо запылало огнем. Ну-у, не такое предчувствие. Она не собиралась голышом прыгать с этим парнем в шоколадную реку.

— Ладно, — спокойно подытожила Геари. — Тедди, отведи Арика вниз и найди ему какую-нибудь одежду.

Арик начал было возражать, но передумал. Мегеара относилась к нему с опаской. Он это чувствовал. Если он будет слишком сильно на нее давить, то она может его оттолкнуть.

Это последнее, чего он хотел.

Нет, чтобы завоевать ее доверие, он должен действовать осмотрительно. Он здесь, в царстве смертных. И ему вполне хватит времени на быстрое обольщение. Пока что это лучший способ к ней подобраться.

Арик медленно поднялся, не отрывая от нее взгляд, и чуть не упал, потеряв равновесие от покачнувшей судно волны.

Мегеара не дала ему свалиться, подхватив под руки.

Арик закрыл глаза от жара ее прикосновения, опалившего каждый нерв. Ничто не сравнится с ощущением человеческих касаний, с ощущением нежных рук на его теле. Он не мог дождаться, когда почувствует их ласки на своей твердой, как камень, плоти.

Он наклонил голову так низко, что мог вдохнуть ее сладкий, женственный запах — смесь свежего воздуха и аромата женщины с легким оттенком парфюма. Запах пьянил даже сильнее, чем в ее снах, и Арику хотелось в нем купаться.

Более того он хотел обонять этот запах на своем теле и простынях. Часами напролет впитывать ее аромат до полного насыщения и довольства.

Геари напряглась, почувствовав горячее дыхание Арика на своей влажной коже. Что такого было в этом незнакомце, отчего все ее тело пылало?

Она вынудила себя отступить подальше от него, хотя на самом деле ей хотелось быть как можно ближе к этому великолепно сложенному телу.

В глазах Арика отразилась тоска, когда он, отметив ее действия, вновь встретился с ней взглядом.

— Не бойся меня, Мегеара, — едва ли не мурлыкнул он над ухом, — я никогда не причиню тебе боль.

Только когда он ушел, она поняла, что он назвал ее именем, которое никто не произносил.

ГЛАВА 4

Арика раздражала грубость денима, трущегося о его голые ноги. Он с трудом терпел шершавость ткани. Как люди это выносят?

Мужчина, Тедди, одолжил ему джинсы и белую рубашку, которые оказались тяжелыми и колючими на ощупь. Арик же привык, что его одежда не имеет ни веса, ни текстуры, по крайней мере, ощутимых, а в снах… ну, он, как и полагается эротическому Скотосу, практически всегда был обнажен, поскольку одежда мешала другим, более приятным, удовольствиям.

Когда он, застегнув джинсы, потянулся за жесткой белой рубашкой, дверь распахнулась настежь. Арик замер, разглядывая Мегеару, которая с видом щенка, застуканного на «мокром» деле, стояла в низком, узком проеме двери. Она была в намокших шортах-хаки до колен и белой рубашке навыпуск, которая напоминала бесформенный мешок. Во всяком случае, напоминала бы, не будь она влажной. Сейчас же Арику не нужно было особо напрягать воображение, чтобы представить роскошное тело Мегеары.

В этом царстве она скрывала даже намек на округлости, которыми, как он знал, отличалась ее фигура. Да еще и стягивала свои густые, светлые волосы в тугой пучок на затылке.

Однако ее лицо было тем же самым. Те же умные, ясные, миндалевидные глаза, что видят весь мир насквозь. Чуть заметная россыпь веснушек на переносице. И губы…

Арик ночами напролет целовал эти сочные губы. Наблюдал за их танцем на своей коже, пока Мегеара его покусывала и дразнила и их обоих не ослепляла вспышка наслаждения.

Воспоминания об этом и вид ее затвердевших сосков, натянувших ткань рубашки, обжигали желанием все его тело.

— Откуда вы знаете мое имя? — сердито спросила Геари. Однако резкость ее тона смягчили промелькнувшие в нем нотки страха.

Арик помедлил, поскольку ощутил ее боязнь. Ему следовало действовать осторожно, чтобы получить то, чего он от нее хотел. Он был плохо знаком с миром людей, но из мира снов знал: если спящие напуганы, они не позволят эротическому Скотосу к ним прикоснуться. Это, без всякого сомнения, значило, что они будут столь же пугливы и в этом царстве. Если он хочет затащить Мегеару в постель, ему нужно завоевать ее доверие.

— Вы мне сказали. — Это не было ложью. Она назвала ему свое имя во время купания в шоколаде в ту ночь, когда они встретились.

— Нет, не говорила. Никто не зовет меня Мегеарой. Никто.

— Как же тогда вас зовут?

— Геари.

— Значит, вы Геари.

— Да, но это не объясняет, откуда вы узнали мое имя, если я его не называла.

— Может, я экстрасенс. — Арик сказал это в шутку, но, взглянув на лицо Мегеары, понял, что ей совсем не смешно.

— Я не верю в экстрасенсов.

— Тогда, как вы это объясните?

Геари сощурилась. Он играл с нею, и ей это ни капельки не нравилось.

— Я вас знаю? Мы встречались?

Арик поколебался, прежде чем ответить:

— Мегеара, не нужно меня бояться. Мы действительно встречались до этого. Несколько лет назад, когда вы представляли доклад в Вандербильте.

Геари нахмурилась, отчетливо вспомнив это событие. Первое публичное выступление… за всю ее жизнь. Она жутко нервничала. Настолько, что, идя к трибуне, споткнулась и у всех на глазах рассыпала свои записи и листы доклада, а затем, вся красная от смущения, потратила десять минут на то, чтобы их собрать. Она уже наполовину привела бумаги в порядок, когда заметила листок, упавший под тяжелую деревянную кафедру, и, чтобы его достать, им пришлось заново все приостановить.

Тот случай обернулся унижением, все над ней смеялись. После того провала ей бы повезло, если бы кто-нибудь еще раз пригласил ее выступить хоть на какую-нибудь тему.

— Я вас не помню.

— Тогда я был среди слушателей. Профессор Чандлер представила нас позже, но на самом деле мы не разговаривали. Вы выглядели слегка утомленной, а затем профессор Чандлер увела вас, чтобы познакомить со своим старым преподавателем из колледжа.

Все, что произошло после ее фиаско, Геари помнила смутно, и слова Арика звучали вполне правдоподобно. Да, верно, на банкете она была занята спасением остатков собственного достоинства… но все же такой сексапильный мужчина должен был отпечататься в ее памяти.

Уголок его губ приподнялся в дразнящей улыбке.

— Вы оставили после себя неизгладимое впечатление.

Геари с трудом подавила смешок. Ага, точно. Чтобы такой мужчина, как он, и в правду помнил про опозорившуюся замухрышку, страдающую лишним весом?

— С трудом в это верится.

Однако в его глубоком взгляде не было и намека на смех. Только искренность.

— Поверьте. Это правда.

Геари поморщилась, пытаясь отыскать Арика в воспоминаниях прошлого, но, честно говоря, тот день прошел как в тумане, поэтому вполне возможно, что они познакомились и она об этом забыла.

— Что вас туда привело?

— Я был студентом, изучал антропологию. В тот раз я спросил у вас про Атлантиду и получил довольно резкий ответ. — Лицо Арика расцвело улыбкой, глаза поддразнивающе смеялись.

Геари по-прежнему воспринимала его слова с некоторой долей скептицизма, хотя звучали они вполне логично. В то время она и впрямь разделала бы его под орех за упоминание Атлантиды. К тому же это объясняло, почему он выветрился из ее памяти.

Может, именно поэтому он в последнее время приходил в ее сны. Возможно, она подсознательно запомнила Арика и его желание найти Атлантиду.

— В любом случае, я сейчас здесь как раз поэтому. Я, как и вы, хочу найти Атлантиду.

Геари оцепенела от этих слов.

— А кто сказал, что я ее ищу?

— Вы — американка, вместе с научно-исследовательской командой находящаяся в Эгейском море на борту судна, оснащенного оборудованием для разведок и раскопок. Что еще вы можете искать?

— Любой древний артефакт.

— Тогда, почему у вас на шее атлантская монета?

Ее рука устремилась прямо к горлу. Она вставила монету в оправу через месяц после смерти отца, как напоминание о данном ему обещании. Однако больше всего Геари озадачило то, что надпись находилась на обороте. Арику же была видна лицевая сторона с изображением солнца и трех зигзагов молний.

— С чего вы это взяли?

— На монете символ Apollymi Magosa Fonia Kataastreifa.

— Аполлими кого?..

— Атлантской богини мудрости, смерти и разрушения, обычно именуемой по-атлантски «Apollymi Akrakataastreifa» — Аполлими Великая Разрушительница.

Ему неоткуда было это узнать. Если только он не видел этот таинственный символ где-то еще.

— Где вы видели символ? Откуда знаете, что он обозначает?

— Я из старинной греческой семьи и об Атлантиде знаю все без исключения. От а до я. А еще я знаю, что, даже если вы найдете Атлантиду, вы никогда не получите разрешение на ее раскопки.

Это точно. Геари на протяжении многих лет пыталась его раздобыть. Однако здесь ее объявили персоной нон грата.

Арик посмотрел на неё, сузив глаза.

— Если вы позволите мне на правах члена команды остаться на этом судне, я обеспечу любое нужное вам разрешение.

— Вы врете.

Он покачал головой.

— У меня тут такие связи, какие вам и не снились. В прямом смысле слова.

— Но можно ли вам верить?

— А почему нет? Я — ваша единственная надежда получить то, чего вам хочется больше всего на свете.

Геари почувствовала в его словах скрытую двусмысленность.

— Я вам не верю. Как вам удастся получить разрешения для меня, если вы не можете вспомнить даже собственное имя?

— Я уже назвал вам свое имя.

— Арик и ничего больше.

Он улыбнулся ей, прежде чем решиться на более рискованный шаг.

— Арик Катранидес. — Он назвался человеческой фамилией Солина — смелый поступок, если учесть Солинову непредсказуемость, но за его братом числился должок, и если он откажется помочь, Арик его убьет.

Геари с подозрением разглядывала Арика. Она более пяти лет вязла в бюрократическом болоте, пока греческое правительство мотыляло ее туда-сюда, отчего она ощущала себя пластмассовой машинкой, пойманной на трассе в бесконечную петлю крушений. Эта дорога вела в никуда, и она, Геари, определенно, несколько раз вылетала с трассы и… впечатывалась лицом в дерево.

Арик действительно мог достать ей необходимые разрешения?

Нет. Чёрта с два! Ничто на свете не заставит их сдвинуться с мертвой точки, и ты это знаешь. Ей нужно всего лишь уличить его в блефе, и он отступит.

— Отлично, хотите убедить меня — достаньте разрешения. Но остаться при экспедиции вы сможете, только если я встречусь с человеком, который их выдает, и если он подпишет их при мне. Я не хочу, чтобы меня посадили за подделку документов.

— Никаких подделок. Можете мне поверить. Обещаю.

Все еще не зная можно ли, да и следует ли, ему верить, она решительно кивнула головой и повернулась, чтобы уйти. Прежде чем она двинулась к выходу, Арик мягко ее остановил. Геари подумала, что он что-то скажет, он же просто не сводил с нее удивительного взгляда — смеси недоверия и обожания. Ни один мужчина ни разу в жизни не смотрел на нее так.

По правде сказать, рядом с ее шестью футами[18] большинство мужчин казались карликами, и хотя она не была уродиной, она также не была стройняшкой или красоткой. Геари была самой обыкновенной женщиной, и такие, как она, не привлекали таких мужчин, как Арик.

Если только в снах…

Мог ли весь этот день быть ни чем иным, как иллюзией? Не спит ли она даже сейчас?

Арик хотел сказать ей, что он здесь ради нее, только ради нее одной. Он хотел, чтобы Мегеара знала, чего ему стоило оказаться здесь, но судя по тому, что ему было известно о людях, ее это не обрадует. Особенно то, что в обмен он отдал ее душу.

Но как только он ее коснулся, все слова напрочь вылетели из его головы. Ему захотелось насладиться ею, обнять ее.

Она вопросительно подняла бровь.

Мегеара, хочу, чтобы ты была со мной. Эти слова вертелись у него на кончике языка. Обжигали, вынуждая произнести их вслух. Однако стоит ему их озвучить, как он лишится того, что так упорно старался получить.

— Я должен связаться со своим братом.

— Отлично, — тихо сказала она. — Сможете повидаться с ним, как только причалим.

— Но я не знаю, где он или как его найти. Мне будет нужна ваша помощь.

В ее глазах снова проступило подозрение.

— Пожалуйста, Мегеара.

— Геари, — процедила она сквозь зубы.

— Пожалуйста, Геари. Я должен его найти.

Она скрестила руки на груди.

— Как его имя?

— Солин Катранидес.

Геари всем своим видом выражала сомнение.

— Вы же понимаете, что если все это окажется обманом…

— Это не обман.

И все же ее глаза смотрели с укором.

—Хорошо. Оставайтесь здесь, я сообщу, когда мы вернемся на пристань.

—Буду ждать с нетерпением.

Она не сомневалась, что так и будет. Кинув на него предупреждающий взгляд, Геари вышла и плотно закрыла за собой дверь. Только тогда она смогла снова вдохнуть.

Вот только что ей теперь делать? Была ли в его словах хоть крупица правды? Или же он полное трепло?

Не зная чему верить, Геари поднялась на палубу, где болтали Тедди и Брайан.

— С тобой все в порядке? — спросил Брайан, как только она к ним подошла.

— Думаю… о черт, не знаю. Наш новый пассажир утверждает, что может достать нам разрешения.

Тедди недоверчиво рассмеялся:

— Что? Он — Зевс? Он лично знаком с богами? Без обид, но, по-моему, это — единственное, что поможет нам получить хоть какое-то разрешение.

Брайан кивнул:

— Согласен с Тедди. Это уже кажется безнадежным. И я думаю прекратить финансирование.

От этих новостей в животе у Геари похолодело. Хоть она и являлась совладельцем спасательного общества отца, ее деньги были вложены таким образом, что она не могла получить наличными сумму, необходимую для этих летних поездок.

— Брось, Брайан…

— Сожалею, Геари. Все это обходится слишком дорого, а у нас сейчас нет ни единого разрешения.

У них никогда не было разрешений. По крайней мере, законных.

— Можешь дать мне еще один день? Арик клянется, что его брат все уладит.

Тедди презрительно фыркнул:

— Кто его брат? Король Константин?

— Какой-то парень по имени Солин Катранидес.

У Брайана отвисла челюсть.

В душе Геари вспыхнула надежда.

— Ты его знаешь?

— Плейбоя-мультимиллиардера? О да, я знаю о нем. Но я никогда не мог подойти к нему достаточно близко, чтобы познакомиться. Он вечно окружен гаремом женщин, желающих стать его очередной избалованной любовницей.

Геари нахмурилась. Что-то не похоже на парня, который может иметь брата, плавающего в Эгейском море.

Впрочем…

— Знаешь, где мы можем его найти?

— Я могу сделать пару звонков и выяснить, сумеют ли мои люди определить местонахождение его людей.

Ее это устроило бы.

— Позвони, пожалуйста. Я хочу узнать, лжет ли Арик.

Тедди поскреб щеку.

— А ведь это могут быть разные Солины Катранидесы.

Геари покачала головой. Сколько могло быть мужчин с таким именем?

— Эй, никогда не знаешь, — добавил он в свое оправдание.

— Да, но каковы шансы?

Тедди рассмеялся.

— Такие же, как выловить из моря полуголого парня. — Он посмотрел на Брайана. — Тебе стоит задуматься об этом мужчине. Он не был пьян. И что? Он решил поплавать в двадцати милях[19] от берега? Без лодки?

— О, умолкни, Тедди, — шутя отмахнулась Геари.

Брайан ушел, чтобы позвонить по спутниковому телефону. Тедди отправился следом. Однако когда Геари услышала Теддины вопросы, она поняла, что он не шутил как обычно. На этот раз мужчина был серьезен.

Почему Арик находился здесь один? Как он очутился в море, когда очевидно, что он не умеет плавать?

— Как ты?

Геари повернулась и позади себя увидела Тори.

— Не знаю. Я все гадаю, может, было бы лучше оставить нашего таинственного пловца в воде.

Тори нахмурилась.

— Очень на тебя не похоже. Почему ты так говоришь?

— Тебе ничего в нем не кажется странным?

— В смысле, помимо того, что он был в воде почти что голым?

— Ну да, это.

Тори пожала плечами.

— Не знаю. Я с ним практически не разговаривала. Что в нем так тебя беспокоит?

Геари улыбнулась ей.

— Не знаю. Может, я просто устала.

— Люди так говорят, когда они не желают разбираться с неотложными проблемами. Это как когда ты спрашиваешь парня, о чем он думает, и он отвечает «ничего», но ты знаешь, что на самом деле он пялился на другую женщину и не хочет, чтобы у него из-за этого были с тобой проблемы.

Мегеара пришла в изумление от ее неожиданной аналогии.

— Это теория Тии.

Геари покачала головой.

— Мне кажется, тебе следует держаться от нее подальше, пока она тебя не испортила.

— Неа, это слишком весело. У нее наиошибочнейшие суждения обо всем на свете. Но, по-моему, то, что я только что сказала, — одна из немногих ясных мыслей, посещавших ее голову.

Геари тоже была вынуждена согласиться с этим.

— Хорошо, Дуги Хаузер[20], возвращайся к книгам.

— Слушай, ты постоянно это говоришь, когда мои замечания задевают за живое.

Она была права, но Геари не собиралась сообщать ей об этом.

— Тор, убери отсюда свою маленькую костлявую тушку и доставай кого-нибудь другого, пока я не совершила обряд жертвоприношения… тебя. Я пытаюсь думать, ладно?

— Ладно. Я буду внизу, доставать Скотта, если что.

Геари, смеясь, наблюдала, как ее кузина уходит. Боги, как она любила эту девчушку. Было в ней что-то очень заразительное.

В дверях Тори столкнулась с Брайаном. Взглянув на его лицо, Геари поняла, что он принес дурные вести.

Она встретила его на полпути.

— Что стряслось?

— Похоже, Солин — единственный ребенок. У него нет ни братьев, ни сестер. Черт, у него даже морской свинки нет.

Внутри нее схлестнулись гнев и торжество.

— Я так и знала! Знала, что он врал. — Геари схватила Брайана за руку и потащила его обратно.

— Что ты делаешь?

— Собираюсь предъявить это нашему гостю, а ты будешь моим свидетелем.

[1] Некрономикон (англ. Necronomicon) — название вымышленной книги, придуманной Говардом Лавкрафтом и часто упоминаемой в литературных произведениях, основанных на мифах Ктулху. Лавкрафт писал о значении названия в переводе с греческого: nekros (мертвец), nomos (закон), eikon (образ, воплощение). Таким образом, название означает: Воплощение закона мертвых. Более прозаичный (и вероятно, более правильный) перевод через спряжение nemo — «Что касается мертвых» (Здесь и далее прим. пер.).

[2] В оригинале звучит так Like father, like daughter. Это переделанный вариант английской пословицы Like father, like son. Если переводить дословно, то получается «Каков отец, таков и сын». Но в данном романе не сын, а дочь, поэтому Шеррилин Кеньон поменяла в пословице слова. Аналог русской пословицы: Каков батька, таковы и детки.

[3] ?Перефразирование У. Шекспира. Цитата из «The Tragedy of King Richard III», act V, sc. 4: «A horse, a horse! My kingdom for a horse!» — «Король Ричард III»: акт 5, сц. 4 «Коня! Коня! Полцарства за коня!» (пер. Брянский Я.Г.).

[4] 6 футов 3 дюйма = 1,9 м.

[5] Синтия — от греч. имени Κύνθια (Кинтиа) — эпитета богини Артемиды, происходящего от названия греческого острова Кинф, где, по легенде, Лето родила Аполлона и Артемиду.

[6] 6 футов 4 дюйма = 1, 93 м.

[7] Горелка Бунзена — газовая горелка, имеющая инжектор, установленный в металлической трубке с отверстиями для поступления воздуха, которая закреплена на подставке с боковым вводом для подачи газа.

[8] Это — я (фр.).

[9] Роза (греч. τριανταφυλλο — произносится «триантафилло»).

[10] Быстрый сон (син.: быстроволновой сон, парадоксальный сон, стадия быстрых движений глаз, или сокращенно БДГ-сон, REM-сон). Это пятая стадия сна. Эта стадия открыта в 1953 г. Клейтманом и его аспирантом Асеринским. Напоминает состояние бодрствования. Вместе с тем (и это парадоксально!) в этой стадии человек находится в полной неподвижности, вследствие резкого падения мышечного тонуса. Однако глазные яблоки очень часто и периодически совершают быстрые движения под сомкнутыми веками. Существует отчетливая связь между БДГ и сновидениями. Если в это время разбудить спящего, то в 90 % случаев можно услышать рассказ о ярком сновидении.

[11] Предположение переводчика, что это слово — производное от греч. Αγαπη — любовь, и означает — любимая, дорогая.

[12] Онерои часто путешествуют между снами через стробилос — огромное пространство, похожее на коридор со множеством дверей. Он усиливает способности Ониросов, так что они могут проскальзывать в сон и обратно незамеченными, управляя ими с большей легкостью и сифоня эмоции хозяина сна, не боясь причинить спящему физический или эмоциональный ущерб. Онерои могут безмятежно отдыхать в стробилосе, по собственной воле переплывая из одного сна в другой (источник «Dark-Hunter Companion»).

[13] Сыворотка Лотоса — наиболее часто используемое Ловцами Снов снотворное, опасное. Некоторые сходят с ума после его принятия, а некоторых оно настолько опьяняет, что они решают навсегда остаться в царстве снов. А некоторым людям оно доставляет исключительно сильную головную боль (источник «Dark-Hunter Companion»).

[14] Скоти — хищники, пожирающие во сне излишки эмоций. Они проникают в сон так, чтобы можно было надавить на спящего и охмурить его, получив тем самым свою дозу наркотика в виде эмоций. Скоти бывают двух видов: питающиеся от кошмаров и от эротических сновидений. Арик относится ко второму разряду. Единственное число — Скотос (источник «Dark-Hunter Companion»).

[15] Нарколепсия — заболевание нервной системы, относящееся к гиперсомниям, характеризуется дневными приступами непреодолимой сонливости и приступами внезапного засыпания, приступами катаплексии, нарушениями ночного сна, появлениями гипнагогических (при засыпании) и гипнапомпических (при пробуждении) галлюцинаций.

[16] Катаплексия — это приступ внезапной слабости на фоне сильных положительных или отрицательных эмоций (смех, удивление, половой акт, плач, гнев). Слабость обусловлена потерей мышечного тонуса. Приступ может развиться настолько быстро, что больной может упасть и получить травму. Длительность приступа колеблется от нескольких секунд до нескольких минут. За этим может последовать засыпание.

[17] Элизиум, Елисейские Поля (лат. Elysium, От Греч. Elysion Pediu — Поле Прибытия) — в античной мифологии место обитания избранных смертных после окончания их земного существования. Подобно Гомеру, греки в большинстве своем верили в то, что мертвые ведут свое печальное существование в Подземном мире. Однако и у Гомера, и у Гесиода существует другое упоминание — о райских полях, где живут блаженные (Диомед, Ахилл, Кадм, Менелай), избранные богом для вечного счастья. Представлялось, что Элизиум расположен на Островах Блаженных где-то в отдаленной части земли; литературная же традиция переместила Элизиум в Подземный мир.

[18]6 футов = 1.8288 м.

[19] 20 миль = 32.19 км.

[20]Дуги Хаузер (анг. Doogie Howser) — американский сериал о мальчике-вундеркинде, который уже в 16 лет работает врачом в клинике.