Вытянув из Селены все ужасные подробности до единой, Саншайн закончила торговлю намного раньше обыкновенного, собрала вещички и отправилась домой.

Когда она вошла, Тейлон крепко спал на диване.

При виде его Саншайн невольно улыбнулась. Какой же он красивый! И какой трогательный — здесь, на бело-розовой кушетке, на которой он с трудом умещается.

Куртку и рубашку он снял и аккуратно сложил на кофейном столике, огромные байкерские ботинки поставил под диван.

Он спал сном младенца, подложив под щеку смуглую ладонь: волосы взъерошены, греховно длинные ресницы отбрасывают тень на щеки, вздрагивают в такт дыханию две косички на плече.

Трудно было поверить, что этот красавец, при взгляде на которого сердце ее тает, а пульс пускается вскачь, — свирепый древний воин, чье имя вселяло ужас в сердца врагов.

Саншайн подошла поближе, рассматривая сложную племенную татуировку на теле Тейлона. Итак, он — действительно кельт. Настоящий живой кельт, из тех, что бегали нагишом по вересковым болотам.

Жаль, бабули Морганы здесь нет — она была бы в восторге.

Прикрыв глаза, Саншайн вызвала в памяти воспоминания Ниньи. Не ее воспоминания — прошлая жизнь виделась ей со стороны, так, как вспоминается просмотренный фильм.

Эти воспоминания реальны — и в то же время безмерно от нее далеки. Она — больше не Нинья, а он...

И он — не тот человек, каким был когда-то.

Спейрр из далекого кельтского племени был порывист и вспыльчив, мгновенно переходил от радости к гневу, от гнева — к раскаянию и печали. Нынешний Тейлон изредка проявляет эмоции, но чаще всего — спокоен, неизменно сдержан, смотрит на мир отстраненно и с легкой насмешливой улыбкой.

Оба они стали другими, и все же она не могла избавиться от ощущения, что они созданы друг для друга.

Однако, если верить Селене, Тейлон не должен любить: его влечет к себе намного более высокое призвание.

Не говоря уж о том, что и сама она — больше не Нинья. Какая-то часть Ниньи живет в ней, но в целом она — совсем другой человек.

Почему она любит Тейлона?Кто в ней его любит? Она сама, Саншайн? Или это просто остаток прошлой жизни?

Удастся ли ей когда-нибудь это узнать?

В голове эхом прозвучали кельтские слова Тейлона: «Нин, тебя одну я люблю и всегда буду любить».

Слой за слоем — словно распахнулась запертая дверь — к ней возвращались воспоминания.

Она помнила сестру Тейлона, помнила его дядю-короля, тетку-королеву и незаконнорожденного кузена. Помнила рассказы о его отце и матери.

Помнила его самого — маленьким мальчиком, как в ту первую встречу, когда они вместе, ускользнув от взрослых, убежали играть на озеро.

Помнила, как обращались с ним в клане. Помнила перешептывания о позоре его матери — королевы, соблазненной друидом. О том, как родители Тейлона бежали ночью, чтобы избежать сурового наказания за свою запретную любовь.

Все ненавидели Тейлона за грех его матери. Как будто его винили в том, что она, поддавшись страсти к верховному жрецу, оставила клан обезглавленным — и без светского, и без духовного руководства.

Винили в том, что она поставила свои нужды и желания превыше долга перед своим народом.

И, как будто желая искупить ее вину, Тейлон всю жизнь ставил чужие нужды и желания превыше своих собственных.

У Саншайн сжалось горло: она вспоминала все, что ему пришлось претерпеть.

Тем холодным вьюжным вечером она вместе с родителями стояла в толпе — и видела, как в королевский дом, спотыкаясь, вошел дрожащий от холода мальчик с плачущим младенцем на руках. Он был бос и почти гол: в плащ он завернул сестренку, чтобы укрыть ее от холода, башмаки продал, чтобы купить молока, которое малютка не стала пить.

Мальчик стойко сносил угрозы и насмешки, сыпавшиеся на него со всех сторон. Юное тело его напряглось в готовности отразить любой удар, янтарные глаза пылали недетской решимостью.

— Где твоя мать? — спросил король Айдиаг.

— Умерла почти две недели назад.

— А отец?

— Полгода назад он погиб в бою, защищая нас от саксов. — Тейлон взглянул на плачущую сестру, затем — снова на короля, и в первый раз на лице его проступил страх. — Молю тебя, государь, смилуйся над моей сестренкой! Не дай ей тоже умереть!

Король взглянул на него с любопытством.

— А для себя ты не просишь милости?

Тейлон покачал головой.

— Нет, государь. Для себя я ни о чем не прошу.

Король внял его просьбе. Маленькую Сиару он взял в свою семью и растил как принцессу. Но Тейлона много лет воспитывал сурово и держал от себя на расстоянии.

Айдиаг не издевался над ним сам, но никогда не защищал его от оскорблений, насмешек и даже побоев своих подданных.

Наблюдая, как травят его племянника, он лишь советовал Тейлону не хныкать и не жаловаться, а держаться как мужчина.

Этот наказ Тейлон выполнил.

Не сосчитать, сколько раз Нинья заставала его у озера, поглощенного воинскими упражнениями с мечом.

«Я заставлю их меня уважать! Я стану лучшим воином на земле, — тогда никто больше не посмеет надо мной смеяться!»

На глазах у Ниньи оскорбленный мальчик вырос в юношу, переполненного горечью и гневом. Широкий разворот плеч, молниеносные движения, неумолимая жесткость взгляда — его облик заставлял втягивать голову в плечи даже самых дерзких храбрецов, когда он проходил мимо.

Бесстрашием в бою он завоевал сердце своего дяди, и даже ненавидящий его клан вынужден был признать, что лучшего наследника королю Айдиагу не найти. Кто еще поведет войско и битву, кто защитит народ от сильных и многочисленных врагов?

Теперь никто не осмеливался смотреть Тейлону в глаза, а если кому-то не терпелось позлословить о нем или о его матери, говорили об этом опасливым шепотом.

Дядя назначил его наследником престола, потому что иного выбора у него не было. Он понимал: если не отдать Тейлону трон по доброй воле, он добьется своего с оружием в руках.

Тейлон был непобедим. Безжалостен. Он внушал ужас.

Истинный воин, свирепый и неукротимый.

...Пока он не оставался наедине с любимой.

Лишь тогда черты его смягчались. Лишь с ней он осмеливался улыбаться и смеяться.

Но самые большие страдания ему причиняли воспоминания о том, как он, сжимая жену в объятиях, шептал ей, умирающей, слова вечной любви...

Чувствуя, как что-то сжало ей горло, Саншайн поставила сумку и термос с кофе на стол, а сама опустилась на колени у его изголовья. Ее захлестнула волна нежности.

Да, она любила этого человека!

С тех пор она во многом изменилась.

А он... он во многом остался прежним.

Все тот же неустрашимый воин. Человек, перед которым отступает Зло.

Кончиком пальца она провела по его густымшелковистым бровям. Потом наклонилась и поцеловала его в щеку.

Он вскочил так резко, что едва не свалился с кушетки.

— Извини, я не хотела... — Саншайн с трудом сдержала смех.

Тейлон недоуменно огляделся вокруг, сел. Он не сразу сообразил, где находится, еще несколько мгновений вспоминал, как здесь оказался. Затем перевел хмурый взгляд на Саншайн — та сидела на полу у его кровати, и лицо у нее было... какое-то чудное. Как будто вот-вот заплачет.

— Что это ты делаешь? — спросил он.

— Бужу поцелуем Спящего красавца.

Он нахмурился еще сильнее... и вдруг ощутил дивный аромат, превосходящий даже запах ее духов.

— Кофе?!

Она протянула ему термос.

— И пирожные. Я подумала, что это тебе придется больше по вкусу, чем мои оладьи с клюквой и сок гуайявы.

Тейлон подозрительно уставился на Саншайн. Уж не вселился ли в ее тело какой-нибудь инопланетянин-конформист? Неужели это та самая женщина, которая всего несколько часов назад перевернула вверх дном его скромную хижину в поисках «хоть чего-нибудь неядовитого»? И та соблазнительная, но бессердечная особа, что отправила его спать на кушетку?

— Ты на меня больше не сердишься?

— Тейлон, я по-прежнему хочу, чтобы ты мне доверял. С этим ничего не поделаешь.

Тейлон отвел взгляд, не в силах смотреть в се полные боли глаза. Видят боги, он не хочет причинять ей боль, не хочет ничего от нее скрывать! Но выбора у него нет.

Она — его жена... и в то же время — нет. Ему предстоит узнать ее заново.

И поразительнее всего то, что такая перспектива его только радует.

Саншайн — не «воскресшая Нинья», а другой человек. Но этот человек ему чертовски нравится!

Она достала из пакета пирожное, посыпанное сахарной пудрой.

— Проголодался?

О да — и речь не только о еде! Изголодался и по ее телу, и по ее обществу.

Больше всего — по смеху и веселью в ее чудесных глазах, затуманенных сейчас страданием.

Она протянула ему лакомство, но он не стал брать его в руки, а откусил прямо из ее пальцев, не сводя глаз с ее лица.

Саншайн вздрогнула, когда он откусил кусочек пирожного, — и застонала несколько секунд спустя, ощутив на губах сахарный вкус его губ.

Удовлетворенно вздохнув, она усадила его обратно на кушетку, а сама устроилась у него на коленях.

— М-м! — протянул он. — Такое пробуждение мне нравится!

Отложив пирожное, она принялась наливать ему кофе из термоса.

— Эй-эй, осторожнее! — не без страха воскликнул Тейлон.

Саншайн вздернула бровь.

— Тейлон, я рассеянная, но не неуклюжая!

Несмотря на такое пояснение, он поспешил отобрать у нее чашку и с наслаждением сделал первый глоток кофе с цикорием. А Саншайн тем временем завинтила колпачок и отставила термос на стол.

Пока Тейлон пил, девушка перебирала его взъерошенные волосы, и золотистые пряди струились у нее между пальцев. Самые простые движения Тейлона, которые она ощущала всем телом, будили в ней желание. Он действительно неотразим — такого она еще не встречала!

— А теперь представь, насколько ласковее и нежнее я стану, если ты расскажешь хоть что-нибудь о себе!

Он стиснул зубы.

— Похоже, ты не понимаешь слова «нет».

Она провела пальцем по его щеке, покрытой золотистой щетиной, не упустив из виду, как от этого прикосновения потемнели его глаза и затвердело кое-что пониже.

— Только когда чего-то очень хочу.

Тейлон достал из пакета второе пирожное и предложил ей.

Скорчив рожицу, Саншайн оттолкнула его руку.

— Эта гадость опасна для здоровья!

— Милая, жить вообще опасно для здоровья. Откуси, и я отвечу на твой вопрос.

Саншайн с опаской поднесла пирожное ко pry, откусила крохотный кусочек — и застонала от удовольствия. Вкус у лакомства оказался восхитительно порочным и неодолимо соблазнительным — точь-в-точь как сам Тейлон!

Тейлон улыбался, глядя, как она наслаждается пирожным. Немного сахарной пудры просыпалось ей на грудь, и он ощутил, как нарастает его возбуждение.

Вот она откусила еще раз. Сахар снова просыпался на грудь.

У него пересохло в горле.

Не успев задуматься о том, что делает, он наклонил голову и слизнул сахарную пудру из глубокого треугольного выреза ее свитера.

Застонав от наслаждения, Саншайн обхватила его голову руками... и вкрадчиво спросила:

— Так давно ли ты знаком с Вульфом?

— Уже сто лет, — вырвалось у него прежде, чем Тейлон сообразил, что проговорился... и похолодел от ужаса.

— То есть я хотел сказать... э-э...

— Все нормально, — прошептала она и лизнула его в ухо, отчего по его телу побежали мурашки. — Я знаю, что ты Темный Охотник.

Он отшатнулся.

— Откуда?

— Подруга рассказала.

— Какая подруга?

— Не все ли равно? — Она уселась поудобнее, положила руки ему на плечи и взглянула прямо в глаза. Он молчал, пораженный глубиной и искренностью чувства, которое прочел в ее взгляде. — Я ведь обещала, что не выдам тебя. Можешь не сомневаться.

— Ты не должна была об этом узнать!

— Но, как видишь, узнала.

Тейлон не мог больше смотреть ей в глаза. Что с ней будет, если кто-то узнает, что ей известно о Темных Охотниках и их мире?

— Что еще рассказала тебе подруга?

— Что ты бессмертен. Она не знает, сколько тебе лет, но говорит, что ты продал душу за возможность отомстить своему клану.

Он сузил глаза:

— А за что отомстить — сказала?

— Этого она не знает.

— Что еще?

— Что истинная любовь может вернуть тебе душу и освободить тебя от присяги Артемиде.

Верно, — но не для него. Свободный или нет, он не сможет быть с нею.

— Разумеется, если я сам захочу освободиться.

— А ты не хочешь?

Он уставился в пол.

Приподняв голову Тейлона за подбородок, она заставила его посмотреть себе в лицо.

— Тейлон!

Он взял ее руки в свои, поцеловал их. Как он хотел бы провести жизнь с этой женщиной! Боги, это единственное, чего он вообще когда-нибудь хотел!

Но именно это ему было недоступно.

— Это сложный вопрос, Саншайн. Я дал присягу — и не привык отрекаться от своего слова.

— А я совсем ничего для тебя не значу?!

От этого вопроса Тейлон поморщился. Он с радостью снова продал бы душу — за то, чтобы провести остаток вечности с Саншайн.

— Конечно значишь, но... пойми, мы едва знакомы друг с другом.

— Понимаю. Но, когда я смотрю на тебя, Тейлон, мне кажется, я знаю тебя всю жизнь. Я знаю тебя сердцем. Чувствую тебя. Глубоко, до боли. А ты — разве ты не ощущаешь то же самое?

Еще бы! Но сказать об этом он не мог — ведь речь шла не только об их чувствах. Выбрав Саншайн, Тейлон навлечет на себя — и на нее тоже — гнев двух могущественных древних богов.

— Саншайн, я веду опасную жизнь. Нет никаких гарантий, что Артемида вообще согласится отпустить мою душу. В прошлом известно немало случаев, когда она отказывала Темным Охотникам в этой просьбе. И даже если согласится, нет гарантии, что ты пройдешь установленное ею испытание.

Глубоко вздохнув, словно собирался броситься в воду, он продолжал:

— Не говоря уж о той небольшой детали, что много сотен лет назад я вывел из себя одного кельтского бога и теперь он убивает всех, кого мне случается полюбить. Почему, думаешь, я живу один на болоте? Потому что мне нравится быть отшельником? Ничего я так не хотел бы, как иметь Оруженосца или друга-человека, — но не осмеливаюсь.

Во взгляде ее появилась знакомая решимость — Саншайн что-то обдумывала.

— Какого бога ты разозлил?

— Камула.

— А что ты... — Она остановилась, словно вглядываясь во что-то далекое. — Ах да. Ты убил его смертного сына.

Тейлон прикрыл глаза. Как хотел бы он повернуть время вспять и сделать все иначе! Стоило ему остаться в тот день дома, с Ниньей, — и ничего бы не случилось...

— Да, — выдохнул он. — Я считал его сына — короля галлов — виновным в смерти Айдиага.

— Думал, он мстит за то, что ты женился на мне, а не на его дочери.

Тейлон кивнул.

— Я был ослеплен горем и не успел узнать, что его дочь счастливо вышла за другого. — Он тяжело вздохнул, вспоминая тот ужасный день. Чувство вины, отчаяние, ненависть к себе вновь захлестывали его сердце. — Нинья пыталась меня остановить, но я не стал ее слушать. Мы напали на галлов, убили короля и перебили всех его воинов. И тогда, на поле битвы, мне явился Камул и проклял меня. Лишь много лет спустя я узнал, что на дядю предательски напал его незаконный сын, расчищавший себе путь к престолу. Но было поздно: наши судьбы уже были решены. Правда открылась мне только после смерти.

Он сжал в ладонях ее лицо, заново переживая весь ужас того дня и всего, что за ним последовало.

— Прости меня. Прости за то, что сделал с тобой. С нами обоими. Не было дня, когда бы я не мечтал вернуться назад и исправить совершенное мною зло.

— Ты не делал зла, Тейлон. Ты сделал то, что считал правильным. — Саншайн прижала его к себе, мучаясь его болью. — Но неужели нет никакого способа снять проклятие? Должен же быть какой-то выход!

— Нет, — ответил он. — Ты себе не представляешь могущество Камула!

Саншайн взглянула ему в лицо.

— А ты не пробовал просто с ним поговорить? Извиниться, объяснить, что ты не хотел...

Договорить она не успела — входная дверь с треском распахнулась. Саншайн ахнула и спрыгнула с колен Тейлона. Расширенными от изумления и тревоги глазами она наблюдала, как в комнату неторопливо входит странный человек.

Он был среднего роста — намного ниже Тейлона, одет в черные кожаные брюки, серую рубашку-поло и джемпер. Длинные черные волосы, распущенные, свободно лежали на плечах.

Он был поразительно красив, однако казался уродливым из-за впечатанной в черты лица холодной жестокости. Чувствовалось, что этот человек... это существо... из тех, что наслаждаются чужими страданиями.

Тейлон вскочил, готовый к бою.

Незнакомец высокомерно усмехнулся:

— Надеюсь, я не помешал? Не люблю, когда меня обсуждают за глаза, — вот и решил зайти и послушать ваши разговоры.

Даже без этого пояснения Саншайн догадалась, что перед ней Камул.

Тейлон выругался, — и в следующий миг она увидела, как в руках у него в одно мгновение, словно сами собой, оказались два кинжала.

Нажатием кнопки каждый из них превратился в веер из трех лезвий — грозное и смертоносное оружие. Тейлон принял боевую стойку, демонстрирующую, что сейчас к нему лучше не приближаться даже богу.

— Подождите! — вскрикнула Саншайн, надеясь предотвратить схватку, которая могла стоить Тейлону жизни. Она обратилась к Камулу: — Зачем ты пришел?

Камул холодно, зло рассмеялся:

— Разумеется, для того чтобы убить тебя и тем самым причинить Спейрру новые мучения. Что еще мне может здесь понадобиться?

Саншайн в ужасе отпрянула.

Да уж, с ним не договоришься! Настоящее зло во плоти!

Тейлон прыгнул вперед, целясь богу в горло.

Камул выхватил из воздуха меч.

— О, Спейрр! Как же я скучат по тебе, непревзойденный боец!

Широко раскрыв глаза, Саншайн наблюдала за их бешеной схваткой. Никогда в жизни, даже в кино, она не видела ничего подобного. Куда там Голливуду! Два воина — бог и человек — сражались яростно, свирепо — и с необыкновенным мастерством.

Своими кинжалами Тейлон парировал удар Камула. Бог бросился в новую атаку, но на этот раз Тейлон пригнулся, ускользнув от удара, и полоснул противника лезвием по руке.

Бог зашипел от боли, кровь закапала на пол.

— Я тебе ее не отдам! — прохрипел сквозь стиснутые зубы Тейлон. — Я убью тебя!

Камул снова бросился в атаку, еще быстрее и яростнее, чем прежде.

Тейлон отвечал ударом на удар. Смертельным выпадом на смертельный выпад.

— Ты по-прежнему не знаешь своего места, Спейрр. Не понимаешь, когда надо драться, а когда лучше сложить оружие.

Тейлон поймал его меч в вилку своими двумя кинжалами.

— С врагами я не складываю оружие. Я встречаю их с мечом в руках — и уничтожаю!

С этими словами он внезапно ударил Камула головой в лоб. Тот пошатнулся и отступил на шаг.

— Я смотрю, ты освоил новые приемы!

— У меня было время кое-чему научиться!

Внезапно в комнату ворвались еще шестеро мужчин.

Двое из них, шедшие впереди, включили яркие фонари и направили их Тейлону в лицо.

Тейлон, выругавшись, пригнулся и прикрыл глаза рукой.

— Рад бы продолжить наше общение, но у меня не так много времени, — издевательски процедил Камул. — Да и, честно говоря, скучновато становится. Вернемся к этому разговору в другой раз.

Громилы двинулись к Саншайн. Та схватила со столика лампу и запустила в голову тому, кто шел первым.

— Будь ты проклят, Камул! — прорычал Тейлон.

— Ошибаешься, Спейрр. Это ты проклят.

Тейлон бросился к Саншайн, но один из вошедших открыл по нему огонь. Пули не могли убить Тейлона, однако, вонзившись в грудь, в спину, в руки, причинили ему жгучую боль и опрокинули наземь.

Увидев, что Тейлон зашатался и упал, Саншайн вскрикнула и в ужасе бросилась к нему. В этот миг что-то мягко толкнуло ее в плечо. Пуля? Саншайн думала лишь о том, как спасти Тейлона и себя. Огнестрельного оружия у нее в доме нет, но в спальне есть бейсбольная бита.

Надо до нее добраться.

Наверное, в борьбе с богом бейсбольная бита — слабое оружие. Но лучше один шанс из тысячи, чем ни единого шанса!

Однако на полдороге к спальне Саншайн осознала, что ранена вовсе не пулей.

Это был какой-то мощный транквилизатор.

Все поплыло у нее перед глазами. Пол под ногами закачался. Идти стало так тяжело, как будто каждая нога весила тысячу тонн.

А в следующий миг все вокруг провалилось во тьму.

...Тейлон, израненный, залитый кровью, сражался из последних сил. Но каждый раз, как он поднимался на ноги, громилы ослепляли его своими фонарями и дырявили пулями. Воспаленные от света глаза уже почти ничего не видели.

Но Тейлон знал: он должен добраться до Саншайн.

Камул бросил в него молнию, и орудие бога пригвоздило Тейлона к дальней стене.

Перешагивая через лужи крови, Камул неторопливо подошел к лежащей без сознания Саншайн, поднял ее на руки.

— Хорошенькая, правда? Даже симпатичнее, чем в первый раз. — Он встретился взглядом с Тейлоном, и губы его искривились в злобной ухмылке. — Ты даже не представляешь, что я собираюсь с ней сделать! — Он поцеловал Саншайн в щеку. — Но, обещаю, непременно узнаешь.

Тейлон взревел, словно дикий зверь:

— Тронь хоть волосок у нее на голове, и клянусь, Камул, я убью тебя!

Камул запрокинул голову и от души расхохотался; затем повернулся и пошел прочь.

Задыхаясь от боли и ярости, Тейлон упал на колени. Он был весь покрыт кровью, и ноги его скользили по залитому кровью полу. Но он должен встать! Должен спасти Саншайн!

Кто-то сорвал с окон шторы, и в комнату хлынул солнечный свет.

Тейлон зарычал. Обжигающая боль придала ему сил: он вскочил и бросился к двери, за которой исчез Камул.

Трое громил попытались его остановить.

Тейлон расшвырял их и бросился вниз по лестнице.

Камул и его спутники покидали клуб через заднюю дверь.

Думая лишь о безопасности Саншайн, Тейлон совсем забыл о том, что на дворе день. Вспомнил он об этом лишь тогда, когда солнечные лучи обожгли ему кожу. Выругавшись, Тейлон бросился назад, в спасительный полумрак клуба — и оттуда беспомощно наблюдал, как Камул со своей добычей направляется к машине.

Перед тем как сесть, Камул обернулся к Тейлону, приподнял голову Саншайн, показал ему ее лицо:

— Попрощайся со своей женушкой, Спейрр! Не волнуйся, я о нейочень хорошо позабочусь.

С этими словами он уложил Саншайн в машину, сел за руль и тронулся с места.

— Не-е-ет! — отчаянно завопил Тейлон.

Неужели и на этот раз он станет ее убийцей?!