Высоко над городом, на мосту-переходе, рядом с кафе «У Джексона», сжимая руками железный поручень, стоял Зарек. Внизу, по Уилкинсон-стрит и соседней Декатур-стрит сновали люди, входя и выходя из магазинов, клубов и ресторанов.

Ашерон передал Зареку приказ сидеть дома до самого Карнавала. Но Зарек — не из тех, кто подчиняется приказам.

Сидеть дома ему смертельно наскучило на Аляске, в долгие полярные дни. В доме он чувствовал себя словно в клетке — а этого Зарек терпеть не мог.

Когда он улетал из Фэрбенкса, на дворе было четырнадцать градусов ниже нуля. По сравнению с полярным климатом промозглая и ветреная новоорлеанская зима казалась ему тропиками.

Даже пронзительный ветер с реки для Зарека был лишь легким прохладным бризом.

Конец июня и июль в Фэрбенксе бывали теплыми, даже жаркими, но к тому времени, когда нескончаемый солнечный свет сменялся призрачными сумерками белых ночей и Зарек отваживался выйти из дома, полярный холод вновь вступал в свои права.

Да и выйти удавалось в лучшем случае всего на несколько минут — восходящее солнце вновь гнало его под защиту четырех стен.

Девять столетий Зарек был прикован к суровой земле Аляски.

Но теперь наконец-то получил передышку.

Прикрыв глаза, Зарек вдохнул воздух, полный запахов жизни. Аромат различных кушаний смешивался в нем со свежестью речной влаги. Снизу, с улиц, доносились смех и обрывки оживленных разговоров.

Неудивительно, что Тейлон и Кириан так любят этот город.

Хотел бы Зарек остаться здесь хоть еще ненадолго! И не только потому, что ему этот город тоже пришелся по душе. Здесь были другие Охотники — такие же, как он. Люди, с которыми можно поговорить...

Но Зарек вечно хотел невозможного.

Справа отворилась дверь, в проеме появился маленький мальчик. Зарек скользнул по нему равнодушным взглядом — он всегда считал, что терпеть не может детей. Однако этот мальчуган был не так уж плох. Пожалуй, даже симпатичный. Каштановые волосы, нежное тонкое личико... И слезы на глазах.

Заметив Зарека, ребенок решительно направился к нему.

— Мистер! — позвал он тоненьким голоском. — Помогите мне, пожалуйста! Я потерялся и остался совсем один!

Глубоко вздохнув, Зарек оторвался от поручня, спрятал в карман руку с когтями и повернулся к мальчугану:

— Поверь, приятель, это чувство мне знакомо.

Он протянул малышу руку, и мальчишка тут же вцепился в нее своей крохотной ручкой, словно в спасательный круг. Зарека это поразило: сам он не мог припомнить, чтобы когда-нибудь — даже в самом раннем детстве — с таким доверием тянулся к взрослым.

— Ну, кого ищем? Маму или папу?

— Маму. Она высокая и красивая.

Зарек кивнул.

— А зовут ее как?

— Мама.

Исчерпывающая информация.

— Сколько тебе лет?

— Вот столько! — шмыгнув носом, малыш гордо продемонстрировал четыре пальчика.

— А вам?

— А мне чуть побольше.

— Вот столько? — И мальчик растопырил все десять пальцев.

Зарек невольно улыбнулся.

— Пошли, — сказал он, открывая дверь. — Найдем кого-нибудь, кто подскажет, где искать твою маму.

Мальчик вытер нос рукавом и вошел вместе с Зареком в кафе. Почти мгновенно раздался истошный женский крик:

— Отпустите моего сына!

— Мама! — воскликнул мальчик и бросился к матери.

Женщина подхватила ребенка на руки, и ее испуганный, подозрительный взгляд в сторону Зарека подсказал ему, что сейчас разумнее всего смыться.

Пугать окружающих своим видом — приятно, но не всегда полезно.

— Охрана! — завопила мамаша.

Выругавшись, Зарек бросился бежать. Одним прыжком перемахнул через поручень, приземлился на лестнице уровнем ниже и растворился в толпе.

По крайней мере, так ему казалось.

Уже на Уилкинсон-стрит навстречу ему из тени вышел Ашерон.

Ну вот, только этого не хватало! Теперь его ждет получасовая нотация на тему: «Тебе же велено было сидеть дома, — зачем же ты, такой-сякой, сбежал, заперев Ника в шкафу?»

— Эш, не начинай! — рявкнул Зарек.

— Что не начинать? — вздернул бровь Ашерон.

Зарек вдруг ощутил, как по спине пробежал холодок — предвестник опасности. Что-то не так. Ашерон слишком спокоен, держится чересчур непринужденно. Обычно в присутствии Зарека он напрягался и расправлял плечи.

И неудивительно — ведь еще две тысячи лет назад они выяснили, что друг друга не переваривают.

Но человек, стоящий перед ним, держался с Зареком как со старым приятелем.

Что бы это значило?

Зарек вздрогнул. Гнев и ненависть были его стихией, но дружеское обращение заставляло его нервничать.

— Ты разве не собираешься читать мне мораль? — спросил он.

— С чего вдруг, дружище? — И собеседник дружески хлопнул его по плечу.

Зарек отшатнулся.

— Кто ты такой, черт побери?

— В чем дело, Зарек?

Нет, это точно не Ашерон!

Усилием мысли Зарек сдернул с него темные очки. За ними скрывались голубые глаза. Самые обычные человеческие глаза, безо всякого серебристого мерцания. Но очень, очень недобрые.

— Не стоило тебе этого делать! — прищурившись, проговорил незнакомец.

И в следующий миг Зарека поразила молния.

Когда Саншайн проснулась, Тейлон, пристегнувшись к гимнастической перекладине у стены, выполнял отжимания, вися вниз головой.

Саншайн села в кровати, лениво потянулась.

— Ах, как здесь жарко! — проговорила она чувственным грудным голосом.

— Как ты себя чувствуешь? — поинтересовался Тейлон.

Саншайн сорвала с себя рубашку. При виде кружевного черного лифчика, стягивающего ее груди, естество Тейлона мгновенно затвердело.

— Чертовски голодной! — объявила она, расстегивая лифчик. — Я изголодалась по тебе!

Обеими руками она соблазнительно провела по своему телу, от груди до застежки брюк. Рот Тейлона мгновенно наполнился слюной.

Черт, этому невозможно сопротивляться!

Медленными чувственными движениями она принялась стягивать с себя штаны.

— Мне так не хватало тебя, Тейлон...

— По-моему, тебе не хватает холодного душа.

Она двинулась к нему, словно львица к добыче.

Словно завороженный, Тейлон застыл, не двигаясь. Она провела руками по его бедрам, затем, наклонившись, лизнула оба колена.

Тейлон застонал от наслаждения. Все его тело рвалось к Саншайн. Он подтянулся на перекладине, намереваясь отстегнуться и спрыгнуть, но такой возможности ему не представилось: Саншайн страстно его поцеловала.

Глядя в полночно-черные глаза Тейлона, девушка не могла ни думать, ни помнить о чем-нибудь другом. Ее тело жило собственной жизнью. Оно горело в огне. Все, чего она хотела, хотела отчаянно, до боли, — ощутить его прикосновения, почувствовать, как он врывается в нее.

Никогда в жизни она не испытывала такого всепоглощающего влечения. Такой бесстыдной похоти, такого жадного желания насладиться каждой клеточкой мужского тела. Она не хотела ничего, кроме этого!

Саншайн поймала руки Тейлона и положила себе на грудь.

— Тейлон, прошу тебя, люби меня!

Тейлон колебался.

— Не знаю, стоит ли сейчас, когда ты под дейст... — Договорить он не успел — одним движением Саншайн стянула его шорты до колен.

Охваченная незнакомой прежде страстью, она нежно прикусила кожу его бедра, затем коснулась его восставшего члена. Из груди Тейлона вырвался хриплый стон, когда пальцы Саншайн крепко обхватили его.

Не в силах шевельнуться, он полностью отдался волнам наслаждения.

Сжимая пенис, Саншайн водила рукой вверх-вниз, и мужское орудие еще больше напрягалось и твердело от этих движений.

— М-м-м... — протянула она. — Что это у нас тут?

И, обхватив кончик члена губами, обежала его языком, а затем глубоко втянула в нежную влажную пещеру своего рта. Глубже, еще глубже... Рукой она гладила мошонку — и от каждого ее прикосновения тело его словно пронзали острые иглы удовольствия.

Хорошо, черт возьми, что он пристегнут к перекладине! Случись ему сейчас стоять на полу — не удержался бы на ногах!

Прикрыв глаза, Тейлон совершенно расслабился. Саншайн лизала его, сосала, покусывала, а руки ее вытворяли с его пенисом что-то невообразимое, подводя его наслаждение к опасной черте.

Обняв ее за талию, Тейлон прижался губами к ее бедру. Саншайн застонала — и этот стон эхом отдался во всем его существе.

Саншайн вздрогнула, когда Тейлон развел ее ноги. Когда принялся гладить ее нежные складочки — обхватила его за пояс, чтобы не упасть. И не удержалась от громкого стона, когда он погрузился в ее женское естество губами и языком.

Голова у нее кружилась, перед глазами все плыло, словно в бреду, — но она продолжала ласкать его языком и губами, пока он творил с ней чудеса своим ртом. Никогда она не переживала ничего подобного этим взаимным ласкам, столь щедрым, столь полным любви и желания доставить наслаждение друг другу.

Язык его скользил по самым сокровенным уголкам ее тела, вознося на небеса, даря такое блаженство, что у нее слабели колени и подкашивались ноги. Она гладила его по спине, по плечам, теснее прижимая к себе, бесстыдно покачивалась ему в такт — и не переставала лизать и ласкать его, ощущая солоноватый вкус его тела.

Наконец Саншайн содрогнулась в экстазе: по телу ее пробежала мощная волна наслаждения, и на миг она забыла обо всем.

А он все лизал ее, покусывал, ласкал, дразнил, пока не утихли последние содрогания.

Лишь тогда Саншайн подняла голову. Тейлон, улыбаясь, смотрел на нее.

— Ты очень вкусная, — хрипло прошептал он.

Она улыбнулась в ответ:

— А ты очень красный.

Рассмеявшись, Тейлон сел на перекладине и

отстегнул крепления.

— Да, и голова побаливает, — но я готов целую вечность висеть вниз головой, ты этого стоишь!

Он начал натягивать шорты, но она его остановила. Проведя руками по его телу, от пояса до ступней, Саншайн освободила Тейлона и от шорт, и от ботинок.

— Я хочу облизать тебя всего, с головы до ног.

Он поднял брови.

Она погладила пальцы его ног, и Тейлон вздрогнул от ощущения, нового для него — и очень, очень приятного.

— Хочу, чтобы ты стонал и молил о пощаде!

Против такой перспективы Тейлон не возражал. Он прикрыл глаза и застонал, когда она начала ласкать пальцы его ног языком — скользя между ними, щекоча, вызывая неведомое прежде наслаждение.

— Ты — моя игрушка! — проговорила Саншайн голосом жестокой госпожи из эротического фильма — и с этими словами начала подниматься вверх по его телу. Она целовала, лизала, кусала его ноги, язык, и губы ее вдохновенно играли с внутренней стороной его бедер.

Дойдя до самой интимной части его тела, Саншайн откинула голову и рассмеялась чувственным горловым смешком.

Объятый страстью, Тейлон наблюдал, как она взяла собственные груди, сжала между ними его член и начала тереться об него грудью, вверх-вниз, вверх-вниз. Он сжал кулаки.

— Нравится? — озорно спросила Саншайн.

— Еще бы! — хрипло выдохнул он.

— Давай посмотрим, что еще тебе нравится!

Она подтолкнула его к матрасу, уложила на спину и оседлала его бедра.

Тейлон ввел два пальца в ее влагалище. Внутри у нее было горячо и влажно, все в нетерпении ожидало его.

Он опрокинул ее на матрас поперек кровати, а сам встал на колени меж ее ног.

С замирающим сердцем она смотрела на него, гадая, что он сейчас сделает.

— Подними ноги и обопрись ими о стену.

Она подчинилась.

Тейлон приподнял ее бедра и вошел в нее одним мощным толчком.

Саншайн вскрикнула, ощутив, как он заполняет ее до конца, — огромный, горячий, с мощными и в то же время плавными движениями. В такой позе он вошел в нее глубоко, как никогда прежде, — а она, приподняв бедра еще выше, двигалась навстречу в такт его рывкам, стремясь все глубже и глубже впустить его в себя.

Тейлон застонал от наслаждения и, сжав ее бедра руками, начал двигаться быстрее.

Обхватив ее и приподняв одной рукой, он прильнул к ее губам, — а другой рукой нащупал под треугольником темных курчавых волос возбужденный клитор.

Все тело ее сладко содрогнулось. Тейлон вошел в нее на полную глубину — и замер, словно стремясь остановить мгновение. В этот миг, сжатый ее тесным и влажным естеством, он был счастлив, как никогда.

Но не только телесная страсть соединила их — в сопряжении их тел звучало что-то намного, намного большее.

Саншайн застонала и начала двигаться сама.

— Да, милая, — прошептал он ей на ухо. — Скачи на мне. Так, как ты хочешь. Делай все, что хочешь.

И ее не пришлось просить дважды!

Прикрыв глаза и стиснув зубы, Тейлон старался задержать подступающий оргазм, чтобы дать ей возможность вволю насладиться его телом. Как он любил Саншайн такой — дикой, неукротимой, бесстыдно извивающейся в его объятиях!

Как он тосковал по ней! Как, черт возьми, благодарен судьбе зато, что она снова с ним!

О, если бы никогда никуда больше ее не отпускать! Приковать к себе навечно!

Знать бы только, как...

Изнемогая от желания, он привстал и начал подаваться вперед навстречу ее движениям.

Саншайн хрипло застонала в экстазе, когда Тейлон ворвался в нее еще мощнее и глубже, чем прежде. Содрогаясь от бешеного восторга, она отвечала на его движения.

Она кончила во второй раз, громко выкрикнув его имя.

Послышался его нежный смех, — а в следующий миг он присоединился к ней.

Она с улыбкой следила за тем, как он отрывается от нее и плюхается рядом на кровать. Затем поцеловала и улеглась на него, укрыв своим телом.

— М-м-м! — выдохнула она. — Вот о чем я мечтала с самой первой нашей ночи!

— О чем? Свести меня с ума?

Она игриво ткнула его в бок.

— И об этом тоже. Но еще я хотела побыть твоим одеялом.

Он погладил ее по голове.

— Милая, можешь быть моим одеялом всегда, когда у тебя возникнет такая потребность.

Потребность у Саншайн определенно была — и еще какая! Она потерлась об него всем телом и, лукаво улыбнувшись, подарила ему страстный поцелуй.

— Ты ведь не думаешь, что я с тобой закончила?

— Что-о?

— Дорогой мой, я только начала!

К рассвету Тейлон совершенно выдохся, взмок... и натер себе все, что можно.

Интересно, хватит ли ему этого сексуального марафона на всю оставшуюся жизнь?

При этой мысли Тейлон рассмеялся. Конечно, нет! Но надо отдохнуть хоть несколько часов, прежде чем начинать сначала.

Он все еще приходил в себя, когда Саншайн наконец задремала, лежа рядом с ним на боку, запустив руку в его кудри и закинув ногу на его обнаженные бедра.

Да, насчет ее аппетитов Эш не шутил! Саншайн занималась с ним любовью в таких позах, о которых он до сих пор и понятия не имел. Он совершенно обессилел: чувствовал, что даже ради спасения собственной жизни не сможет сейчас подняться с постели, а если она вдруг проснется и потребует продолжения, то он, наверное, заплачет.

Застонав при этой мысли, Тейлон потянулся к тумбочке, взял оттуда мобильный телефон. Он хотел позвонить Ашерону, проверить, все ли в порядке. Тейлон надеялся, что мобильник работает.

Телефон работал.

Как обычно, Ашерон взял трубку сразу.

— Привет. Это хороший Эш или плохой?

— Хороший, плохой... главное — у кого ружье!

Тейлон фыркнул, узнав цитату из «Армии Тьмы» — комедии ужасов, которую Ашерон обожал.

— Узнаю настоящего Эша, — такой плохой вкус не подделаешь!

— Ну спасибо, кельт. Что у тебя? Саншайн проснулась?

— М-м... да.

— И как, ты еще способен двигаться?

— Давай лучше о чем-нибудь другом.

Эш коротко рассмеялся.

— Ладно. Так зачем звонишь?

— Вскоре после того, как мы приехали домой, мне позвонил самозванец.

Наступило молчание. В трубке не слышалось даже обычных статических разрядов.

— Эй, Ящер, ты здесь?

— Здесь. Что он тебе сказал?

— В основном разглагольствовал о том, как он тебя ненавидит. Поначалу пытался притвориться тобой, но прокололся на паре мелочей.

— А именно?

— Сказал, что он, — то есть ты, — страдал пристрастием к тому самому снадобью, которым напоили Саншайн. Сам понимаешь, вытягивать из тебя такие сведения — все равно что рвать льву зубы без наркоза.

Снова молчание.

— Эй, приятель, ты еще здесь? — спросил Тейлон.

— Что еще он сказал?

— Что у тебя была сестра, которой ты позволил умереть. Я назвал его лжецом, мы обменялись парой оскорблений, а потом он повесил трубку.

На заднем плане послышались два голоса: Ник отчаянно звал Эша, а Зарек приказывал Нику отцепиться от него и валить куда подальше.

— Эш, что у тебя там?

— Ник только что привез Зарека. Он ранен. С твоего позволения, давай распрощаемся.

— Хорошо, но обязательно перезвони. Держи меня в курсе дел.

— Договорились. — И в трубке послышались короткие гудки.

Черт знает что творится вокруг! Нахмурившись, Тейлон положил трубку и вновь повернулся к Саншайн.

Она проснулась с криком, подпрыгнув на матрасе. Тейлон обхватил ее и прижал к себе.

— Ш-ш-ш! — прошептал он. — Это я, Тейлон. Ты в безопасности.

Дрожа, она прижалась к нему.

— Мне показалось, что я все еще у... — Она крепко обняла его. — Боже, Тейлон, как они меня напугали!

Ярость пронзила его сердце.

— Прости, что не смог тебя защитить. Они... что-то с тобой сделали?

Она покачала головой.

— Нет, просто напугали. Особенно тот, которого Камул называл Стикксом.

— Стикксом? Как реку в Древней Греции?

Она кивнула.

— Очень странный человек. По-моему, он сумасшедший. Вид зловещий, глаза полны ненависти, и эта постоянная кривая усмешка... Камулу то и дело приходилось его успокаивать.

Тейлон заскрипел зубами. Ну, дайте ему только добраться до этих двух ублюдков — от них мокрого места не останется!

— Прости, милая. Обещаю, больше они тебя не украдут.

Саншайн крепче сжала его в объятиях.

— Я так рада, что ты меня нашел! Но как ты узнал, где я нахожусь?

— Мне позвонил Камул.

— Зачем? — изумленно спросила Саншайн.

— Не знаю. Думаю, просто хотел поиграть со мной, как кошка с мышью. Ему такое нравится.

Саншайн села — и тут же упала обратно на подушку: ее подташнивало, и казалось, что кровать под ней ходит ходуном.

— Чем они меня напоили?

— Афродизиаком. Наркотиком, вызывающим возбуждение. Они его с тобой не использовали?

— Нет, — покачала она головой. — Просто заставили меня выпить, привязали к кровати и ушли. Ну и штуковина! У меня до сих пор голова кружится и перед глазами все плывет. — Бросив на него взгляд, она улыбнулась: — Но я прекрасно помню, чем мы с тобой занимались!

— Я тоже.

Она рассмеялась, — и ее тело откликнулось сладкой болью. — Интересно, у тебя так же все болит?

— Скажем так: я не тороплюсь вставать с постели.

Саншайн провела пальцами по татуировке у него на груди. Как хорошо, когда он рядом! Как сладко чувствовать его, слышать звук его голоса. Ей вспомнились выстрелы, пули, выпущенные в него бандитами, — и собственный ужас при мысли о том, что он может умереть.

Но теперь на нем не осталось ни следа ранений.

— Я так рада, что ты жив! — выдохнула она.

— Поверь мне, и я рад, что ты жива.

Она провела пальцем по его соску... и вдруг замерла — к горлу подступила тошнота.

— Саншайн!

Не отвечая, она спрыгнула с кровати и бросилась в ванную.

Тейлон последовал за ней и бережно поддерживал ее, пока она извергала из себя остатки снадобья.

Саншайн не знала, сколько времени провела, склонившись над унитазом. Казалось, это никогда не кончится.

И все это время Тейлон был с ней — поддерживал, убирал от лица волосы, протирал лицо прохладной влажной губкой.

— Как ты? — спросил он, когда рвота наконец прекратилась.

— Ох, даже не знаю. Просто отвратительно!

Он поцеловал ее в макушку.

— Пойду принесу тебе колы и крекеров, чтобы успокоить желудок.

Она поблагодарила его и перешла к раковине, чтобы прополоскать рот и почистить зубы.

Когда Саншайн вышла из ванной, Тейлон ждал ее на кровати.

Она села рядом и натянула на себя одеяло — ее все еще знобило.

Тейлон протянул ей крекер и банку кока-колы.

— Хм, — проговорила она, взяв угощение. — Должно быть, ты в самом деле ко мне неравнодушен, если позволяешь есть крекеры в твоей постели.

Он откинул ее волосы со лба и взглянул ей прямо в глаза прямым, серьезным взглядом.

— Вот именно.

От этих слов по ее спине пробежал холодок.

— Ко мне, Тейлон? Или к Нинье? Когда ты смотришь на меня, ты видишь Саншайн или свою жену?

— Обеих.

Саншайн скривилась — не это она хотела бы услышать! Всю жизнь она боролась за право быть самой собой. Правда, родители принимали ее такой, как она есть, но мужчины, с которыми она встречалась, постоянно стремились ее переделать.

Даже Джерри.

Последний ее парень начал за ней ухаживать только потому, что она была похожа на его предыдущую подружку.

А теперь Тейлон видит в ней свою покойную жену.

И что ее ждет? Снова — иллюзорный выигрыш, который обернется потерей?

Ну почему никто не любит просто Саншайн, такую, как она есть?

Был бы Тейлон так же нежен и внимателен, если бы не видел в ней перевоплощение своей жены?

— А что тебе во мне нравится? — поинтересовалась она, откусывая крекер.

— Огонь, горящий в тебе. И, конечно, твое тело.

— Хм, спасибо. Значит, если бы я была толстой и страшной, ты бы от меня сбежал?

— А ты бы сбежала, будь я толстым и страшным?

Этот парень за словом в карман не лезет!

— Может быть. Наверное, постаралась бы потихоньку смыться.

Он рассмеялся:

— А я бы пустился в погоню.

— Правда?

— Правда!

Все это прекрасно: но за кем он пустился бы в погоню — за Саншайн или за Ниньей?

Этот вопрос не давал ей покоя.

Саншайн наклонилась к нему и поцеловала в лоб.

— Тебе надо поспать. У тебя усталый вид.

Она была права: уже почти полдень, а он, в отличие от Саншайн, не привык весь день бодрствовать.

— Ладно. Помни, если тебе что-то понадобится, звони Нику: четверка и знак фунта. И не отходи далеко от дома. Камул непременно вернется, а когда — мы не знаем. Здесь его, по крайней мере, задержат аллигаторы. Так что держись поближе к дому и, чуть что, зови на помощь.

Она кивнула:

— Я буду или в доме, или выйду порисовать прямо у крыльца. Обещаю.

— Вот и хорошо. — Он нежно поцеловал ее в щеку, а затем потерся об нее носом. — Увидимся через несколько часов.

Саншайн укрыла его одеялом, оделась, выключила свет и отправилась на улицу — рисовать.

Стоя за мольбертом, она вдруг сообразила, что Тейлон, многие столетия прожив на болоте, ни разу не видел, как красиво оно при свете дня.

Не видел, как солнечные зайчики прыгают по воде. Не видел сочную зелень мха, свисающего с крыши. Ведь ночь крадет у мира все краски.

Бедный Тейлон! Что за жизнь у него! В полном одиночестве, без...

Тут она поморщилась — в голове у нее ясно прозвучало:

«Без солнечного света. Без Саншайн».

— Что за глупости лезут мне в голову? — пробормотала она.

Но это не помогло, — сердце ее ныло от сострадания к нему.

Что за ужасная у него жизнь! Много сотен лет — в одиночестве, при полной невозможности найти родную душу или хотя бы друга, находясь в вечном страхе от того, что, сблизившись с кем-то, навлечет на него беду...

На закате она собрала мольберт и кисти и направилась к дому. С причала за ней следила Бет: Саншайн помахала крокодилице и бросила ей остатки крекеров.

Физически Саншайн вполне оправилась, но настроение ее оставляло желать лучшего.

Войдя в дом, она долго смотрела на спящего Тейлона. Он — создание ночи. В буквальном смысле. И она не сможет его изменить. Никогда.

Он бессмертен.

А она — обычный смертный человек.

У них нет будущего.

От этой мысли на глаза навернулись слезы.

«Есть и бывшие Темные Охотники...»

Но надо еще уговорить Тейлона. И потом, что дальше? Они поженятся? И он будет ждать от нее того же, что получал от Ниньи?

При этой мысли Саншайн вздрогнула. Не в обиду ей будет сказано, но в облике Ниньи она, откровенно говоря, была такой дурочкой!

Нет ничего дурного в том, чтобы любить мужа, но, будучи Ниньей, она не просто любила Тейлона. Она пресмыкалась перед ним, попросту растворялась в нем. Жила только его интересами, желаниями и мечтами. Никогда с ним не спорила, не возражала, что бы он ни делал.

Сказал бы он ей выпрыгнуть из окна — она бы прыгнула, не задумываясь. Она выполняла все его желания, не думая о своих собственных.

Настоящая степфордская женушка — фу!

Нет, Саншайн так себя вести не сможет, даже если честно попытается это сделать. Она упряма, с острым язычком — и, чего греха таить, временами бывает эгоистична.

Ей нужны равные отношения. Нужно, чтобы мужчина уважал ее творческий дар. Чтобы любил ее так же, как она любит его, — принимая такой, как она есть, со всеми ее недостатками.

Она не намерена отказываться, ни от своей жизни, ни от самой себя.

Но с Тейлоном она никогда не сможет быть уверена: любит ли он ее, Саншайн, или просто терпит ради Ниньи.

Как же узнать правду?

Тейлон проснулся оттого, что чья-то мягкая рука гладила его по голове. Не нужно было открывать глаза, чтобы понять, кто к нему прикасается, — он чувствовал это сердцем.

Саншайн.

Тейлон, моргнув, открыл глаза — и увидел ее рядом.

— Доброе утро! — прошептала она.

— Скорее уж добрый вечер.

Она протянула ему чашку кофе. Тейлон осторожно глотнул, ожидая подвоха, но кофе оказался отлично сварен. Очень хорош.

Заметив его удивленный взгляд, она рассмеялась:

— У нас в баре подается кофе. Я его не пью, но готовить умею.

— И у тебя отлично получается!

Она просияла.

Тейлон сел в кровати и окинул ее нежным взглядом.

— Чем ты занималась, пока я спал?

— Работала. У меня завтра встреча с клиентом. Я покажу ему свои наброски, и, если ему понравится, он даст мне заказ на художественное оформление сети ресторанов.

— Правда? — воскликнул Тейлон, явно впечатленный этой новостью.

Щеки ее порозовели, глаза засверкали радостным возбуждением. Видно было, что это для нее очень важно.

— Если я получу этот заказ — все, больше никакой уличной торговли! Я заработаю столько, что смогу открыть собственную студию.

— Знаешь, я мог бы дать тебе денег.

— Мои родители тоже предлагали финансовую помощь, — вздохнула Саншайн. — Но я хочу всего добиться сама, понимаешь? Не хочу быть никому обязанной.

Да, он это прекрасно понимал. Большую часть своей смертной жизни он доказывал всем окружающим, что может всего добиться сам.

— Нет ничего дурного в том, чтобы принимать помощь.

— Знаю. Но все-таки это не то. И потом, представь, как будет классно: заходишь ты в ресторан, а там на стенах — мои картины!

— Да, здорово. Надеюсь, ты получишь заказ.

Она снова улыбнулась:

— А ты? На что ты надеешься?

— Надеюсь, что мою хижину как-нибудь средь бела дня не снесет ураганом.

Она рассмеялась:

— А серьезно?

— Я серьезно. Представляешь, что со мной тогда будет?

Она присела на кровать.

— Неужели у тебя нет никаких планов на будущее?

— А что мне планировать, Саншайн? Я ведь Темный Охотник.

— И тебе никогда не хотелось с этим покончить?

— Никогда.

— А сейчас?

Он задумался.

— Если бы как-то отделаться от Камула — тогда, может быть... Но...

Саншайн кивнула, понимая всю тяжесть и неразрешимость его положения. Когда она спросила Камула, не согласится ли тот простить Тейлона, злобный бог расхохотался ей в лицо:

«Скорее рухнет небо и погибнет земля, чем я оставлю его в покое! Пока я жив, он будет расплачиваться за гибель моего сына!»

Но Тейлону она об этом рассказывать не стала — не хотела его расстраивать.

Рано или поздно она что-нибудь придумает.

— Ладно, — проговорила она. — Не будем больше об этом. Давай наслаждаться тем, что у нас есть.

— Вот такой план мне по душе!

Ночь они провели в спокойных, почти семейных развлечениях — играли в настольные игры, разговаривали. Саншайн, порыскав на кухне, нашла там кое-что, пригодное не только для еды, но и для боди-арта.

Тейлон познакомил ее со сливками в шоколаде — и с наслаждением следил за тем, с каким восторгом она лакомилась недопустимо калорийными и невообразимо вкусными сладостями.

А потом он сам слизывал с ее тела шоколадные узоры...

Кто бы мог подумать, что талант художника может пригодиться в постели?

Никогда за много сотен лет Тейлон не радовался жизни так, как этой ночью. Никогда столько не смеялся, не чувствовал себя так легко и свободно. Он больше ничего от нее не скрывал. Она познала его полностью — и как Темного Охотника, и как мужчину.

Вскоре после полуночи Саншайн заснула, а Тейлон погрузился в размышления.

Он вышел из дома, присел на порог. Здесь было прохладно и тихо. Над болотом висел густой туман, слышался плеск воды.

Много столетий он прожил здесь в одиночестве.

Не подсчитать, сколько раз сидел вот так на пороге, прислушиваясь к звукам ночи.

Но теперь по другую сторону двери его ждало счастье.

Если только он сумеет это счастье сохранить.

Но как человеку победить бога? Возможно ли такое?

В своей смертной жизни он ни разу об этом не задумывался.

Но сейчас...

Тейлон лег вскоре после рассвета. Не проспав и часа, он проснулся от шума: Саншайн искала что-то у него на столе.

— Что ты там делаешь? — сонно спросил он.

— Ищу ключи от катамарана.

— Зачем?

— Я же тебе говорила, у меня встреча с клиентом.

Тейлон потер глаза, пытаясь сосредоточиться.

— Что?

— Я же тебе вчера рассказывала, помнишь? Мы с ним встречаемся в одиннадцать на Джексон-сквер. Вернусь так быстро, как только смогу.

— Саншайн, это невозможно!

Она обернулась, бросила на него испытующий взгляд.

— Я же говорила тебе, как это для меня важно.

— Не будь дурочкой, Саншайн! Речь идет о твоей жизни!

— Вот именно. — Она снова повернулась к столу. — И я не позволю какому-то психопату перевернуть мою жизнь вверх тормашками. Если этот извращенец ко мне подойдет, уверяю тебя, эта ошибка станет для него последней! Раньше я и не подозревала, что за мной гоняются, но теперь знаю об этом, так что смогу сама себя защитить.

Объятый гневом и страхом, Тейлон вскочил с кровати.

— Я не позволю тебе уйти!

— Тейлон, не указывай мне, что делать! Я даже отцу родному не позволяю собой командовать. Я взрослый человек и сама решаю, как мне жить.

— Черт возьми, Саншайн, подумай своей головой! Я не хочу, чтобы с тобой что-то случилось!

— Почему? Потому что меня любишь?

— Да, потому что люблю тебя! — зло выкрикнул он.

И оба застыли.

Сердце Саншайн затрепетало. Как хотела она поверить этим словам! Но можно ли им доверять?

— Ты... серьезно? — выдавила она, наконец, внезапно охрипшим голосом.

Тейлон молча наблюдал, как она открывает стоящую у него на столе серебряную шкатулку. В ней хранилось ожерелье-торк — точная копия его ожерелья, только поменьше.

Женский торк.

Торк Ниньи.

Саншайн протянула ему открытую шкатулку.

— А может быть, ты любишь Нинью?

Тейлон прикрыл глаза, не в силах видеть

ожерелье жены. Надо было избавиться от него еще тогда, много столетий назад.

Но на это у него не хватило духу.

Он просто спрятал ожерелье в шкатулку, подальше от глаз.

Но так и не смог о нем забыть.

Саншайн закрыла шкатулку и поставила ее на стол.

— Тейлон, я должна уехать. Ради себя. Я не хочу и не могу подчиняться страху, ломать собственную жизнь. Камул знает, что я с тобой. И здесь похитить меня или убить ему не сложнее, чем в городе. Он же бог, Тейлон! Мы не сможем от него спрятаться.

Тейлон молчал, с горечью понимая правоту ее слов. Ему вспомнилось, как рухнул рядом с ним дядя, сраженный смертельным ударом, — Тейлон сражался с ним бок о бок, но не смог его защитить...

Сердце его рвалось от боли. Как он понимал гордость Саншайн, ее желание самой управлять своей жизнью, доказать, что она чего-то стоит! Но в то же время страшился отпустить ее в неизвестность одну, безо всякой защиты.

Но ему нужно отдохнуть. Это необходимо — иначе не удастся восстановить силы для боя. Выйдя на улицу изможденным, он обречет на смерть и себя, и Саншайн.

Но если он сейчас ляжет в постель, — нет сомнений, Саншайн ускользнет, едва он закроет глаза.

А он будет заперт в своей хижине. Придется звонить Нику, просить пригнать сюда другой катамаран...

Черт!

— Ладно, — сердито бросил он и потянулся за мобильником. Кроме Эша, ему был известно лишь одно существо, способное сражаться с богом и ускользнуть от него. — Можешь идти, но одну я тебя все равно не отпущу. У тебя будет охрана.

— Кто?

Он поднял руку, призывая к молчанию.

Судя по голосу, катагари был не слишком рад его слышать.

— Кельт? Я не давал тебе свой номер!

— Не рычи, волчара. Мне нужна от тебя одна услуга.

— Ладно, но за это ты будешь у меня в долгу.

Тейлон бросил взгляд на Саншайн.

Ради нее он готов на все.

— Договорились, — ответил он.

— Так что тебе нужно?

— Ты можешь превращаться в человека при свете дня?

Вейн фыркнул:

— А как ты думаешь? Или, по-твоему, я мобильник лапой держу? Да и разговариваю с тобой, между прочим, по-английски, а не по-волчьи!

— Хорошо, хорошо, — нетерпеливо отозвался Тейлон, — меня интересует, можешь ли ты активно действовать в человеческом облике при свете дня? Например, драться?

— Конечно. Дневной свет мне не мешает.

— Отлично. Послушай, сегодня Саншайн нужно побывать на Джексон-сквер.

— С Эшем согласовал?

— Нет.

Вейн рассмеялся:

— Рисковый ты парень! Мне это по душе. Что требуется от меня?

— Охраняй ее до темноты, пока не появлюсь я.

— Ладно, поработаю сторожевым псом. Через полчаса буду.

— Хорошо, спасибо.

— Мог бы ответить «обращайся в любое время», — но нет, кельт, такие услуги я оказываю лишь один раз, в исключительных случаях.

— Я знаю.

— Кто это? — спросила Саншайн, едва Тейлон повесил трубку.

— Вейн.

— Он тоже Темный Охотник?

— Нет, милая. Сейчас ты познакомишься с волком-оборотнем.